Демоны и все о них

— Если хочешь что-нибудь спросить, спрашивай. Нет, займись делами, — ворчу, а он вздрагивает, словно только сейчас осознал, что так и не вернулся к своему столу. Да, возраст все же сказывается. Молод он еще, слишком молод.

— Да, Вельзевул, — четко выдыхает он и демонстративно бьет себя в грудь кулаком, отдавая почести моему высокому званию.

Разворачивается спиной, уходит. Я наблюдаю за ним, пока мои крылья втягиваются в спину и возвращается на место тот самый доспех из кожи глубинного червя. Он же напротив, демонстративно не смотрит. Перекладывает с места на место какие-то бумаги, ровняет стопки, но потом все же поднимает глаза.

— Мне интересно, — начинает он.

Так и знал, что не удержится. Улыбаюсь. Что-то я только с ним могу позволить себе такие вот легкомысленные улыбки. Но мне нравится дарить их ему. Пусть понервничает, побесится, в конечном итоге ему все равно предстоит капитуляция. Так или иначе, но я его заполучу. Просто не смогу уже остановится. Он меня притягивает, и я желаю утолить эту жажду. Очень, очень сильно желаю. А если высший демон что-то хочет, очень не многое может не позволить ему это получить, и упрямство одного конкретного Асмодея явно не та преграда, перед которой можно спасовать.

— Что именно?

— Почему ты остановился.

Дерзкий. Раньше он никогда не позволял таких непочтительных обращений. Ну что ж, попробуем сыграть по его правилам. Хотя бы в начале. Так проще усыпить бдительность.

— Когда? — уточняю я, глядя на него нарочито невинным взглядом, с моими синими, как озера, глазами, кристально чистые взгляды даются мне особенно легко.

— Позавчера, — он хмурится едва заметно, но мне приятно, что я не ошибся, и все это время его беспокоило именно это — "почему?".

— Потому что ты был очень убедителен в своем "нет".

— Испугался место потерять? — вновь дерзит он, нарочито вальяжно откинувшись на спинку стула.

Улыбаюсь, ставлю кружку с чаем на стол, окидываю его неторопливым, изучающим взглядом. Он чувствует и все прекрасно видит, но менять позу не собирается. Это интригует. Во что еще он предложит сыграть?

— Не испугался, но решил, что не хотел бы стать одним из многих. Я предпочитаю быть единственным и неповторимым.

— Единственным, кто сможет меня завалить? — уточняет он и жестко хмыкает. — Тебе не грозит!

— Значит, ты вовсе не против, если я хотя бы попытаюсь?

— Ты уже попытался.

— Но вполне готов попробовать еще раз. Что ты на это скажешь?

— Результат будет тот же, — с непривычно серьезной миной заявляет он. Ну что ж, всем нам свойственно заблуждаться, пусть и он через это пройдет.

— И все же, я хотел бы попытать счастье. Что скажешь?

— Скажу, что в следующий раз, как почувствую твою лапищу где не следует, удавлю.

— О! Какая честь. Других своих ухажеров...

— Насильников, — поправляет он ледяным тоном.

Замолкаю, долго смотрю в его темно-лиловые глаза и мысленно соглашаюсь с ним, знаю я эти высшие военные чины, мы все такие, особенно в отношении тех, кто слабее. Мы же демоны, в конце-то концов. Соглашаюсь, прикрываю глаза ресницами и снова берусь за поостывший чай. Делаю большой глоток, откидываюсь на спинку кресла, открываю глаза. Он смотрит на меня. Внимательно смотрит. Ждет.

— Ты еще ни разу никого из высших не убил. Хотя, я знаю, что это было вполне тебе под силу. Почему?

— Они не были врагами. Просто похотливыми идиотами.

— Эта твоя позиция?

— Да.

— И ради меня ты готов ей изменить.

— Готов!

— И за что же мне такая честь?

— Ты меня бесишь! — рычит он, грозно сверкая глазами.

И опускает взгляд в стол. Несколько раз выдыхает через нос и, как ни в чем не бывало, возвращается к работе. А я, допивая чай, больше не смотрю на него, но думаю. Все же интересно, откуда он взялся на мою голову такой принципиальный, и что за тайна не позволяет ему от этих принципов отступить ни на шаг. Я очень хочу её разгадать. И разгадаю. По крайней мере, мне хочется в это верить. Хотя сомнения все же есть, и так непривычно и волнующе их ощущать!

Асмодей

Как же он меня бесит! Нет, так просто нельзя. Мне срочно нужно успокоиться, иначе я завтра просто работать с ним в одном кабинете не смогу. Прибью прямо так, без открытой провокации с его стороны, завуалированных вполне хватит. Но зато, если такое, не дай Властелин, случится, мне самой прямой дорогой будет изгнание. А я этого не хочу. Не желаю, чтобы все мои усилия, вложенные в нелегкое дело служения Властелину, были напрасны. Из-за конкретно этого недоноска Вельзевула, не хочу!

После работы, когда его мерзопакостность соизволяет меня отпустить домой, я на всех парах несусь в сторону горячих источников Гиенны Огненной, моего самого любимого места на всем Восьмом. Я люблю воду, а когда она еще и горячая, специально подогретая магмой, что протекает широкой рекой на Девятом круге, который как раз под нами, люблю вдвойне. И это единственное место, где я могу насладиться уединением. В нашем офицерском общежитии такого не дождешься. А здесь тишина, плеск воды в каменных колодцах, словно специально сложенных в виде небольших ванн, и одиночество. Как же я его люблю! Ведь только оставшись наедине с самим собой я могу скинуть с себя все эти осточертевшие тряпки.

Вон Тирколиту хорошо. В его слезе камня на лбу нет ничего особенного для посторонних взглядов, вот он и разминается в обед полуобнаженным, позволяя крыльям раскрыться на всю длину. Как же я ему завидую! Мне ведь даже летать нельзя. Наверное, поэтому и сорвался сегодня. На "ты" назвал, нахамил в открытую. Скромнее надо быть. Я ведь зарекался. Но, как услышал его блаженное мурлыканье и рожу до неприличия довольную увидел, так крышу начисто и сорвало. Вот вечно со мной так. Сплошная засада!

Скидывая с себя возненавидимые за сутки дежурства шмотки. Расправляю крылья, которые в моем случае только для мебели в обычное время и нужны, и лишь сейчас, когда никто не видит, я могу продемонстрировать безликим скалам их истинную красоту. Они у меня кожистые, как у большинства Асмодеев, а не перьевые, как у Тирколита, которые куда чаще встречаются именно у Вельзевулов, кстати, у тех же Азазелей их вовсе нет, зато наличествуют копыта и хвост, а еще рожки не как у нас, в области височных долей, витые и красивые, а маленькие, уродливые, и прямо на лбу, не спрятанные волосами. Так вот, мои крылья, они, если раскрыть на всю длину, начинают изнутри отливать перламутром, красиво так отливать, но у других Асмодеев я такого никогда не видел, поэтому и эту мою особенность, не говоря уже о каменной слезе в груди, приходится скрывать.

Забираюсь в один из колодцев, он не глубокий, когда устраиваюсь, вода достает мне лишь до середины груди. Раскидываю руки в стороны, удобно облокотившись на каменный бортик, запрокидываю голову и жмурюсь от удовольствия. Совсем немного магии и вода в колодце начинает бурлить воздушными пузырьками. Чем не джакузи? Как же хорошо!

И почему в моей во всех смыслах странной жизни никогда не бывает так, как сейчас. Тепло, приятно, уютно и... чье-то присутствие за камнями. Меня прошибает холодный пот. Вскакиваю, хочу броситься в сторону того, кто посмел меня потревожить, но этот засранец опережает меня, в одно мгновение оказываясь рядом.

— Попался! — выдыхает мне в лицо Вельзевул и накрывает когтистой ладонью слезу камня на груди.

Я слышу скрип собственных зубов и чувствую, как в горле рождается дикий, необузданный рык. Я готов разорвать его на месте. Нет, я точно его сейчас разорву. И плевать мне на изгнание. Он сам, сам напросился, он... Он целует меня? Это что, нежность?

Та-а-а-к, где там был мой хрен?

Вельзевул

Нет, ну это же надо... апчхи! Вот засранец мелкий! Апчхи! Нет, ну гад же, как только узнал! Чхи! Не могу больше. Да, ангел меня побери, аллергия у меня на хрен и что теперь? Повеситься? Не отказался бы, если честно. А эта сволочь, Асмодей мой, еще и лыбиться, тыкая в меня синеватым корешком, словно кинжалом. А у меня слезы на глазах наворачиваются. Весь настрой испоганил. Знал бы, не совался. По крайней мере не так близко, как вдруг приспичило. Ладно. Нос, конечно, чешется, глаза слезятся, а в горле першит, но надо же что-то делать и что-то решать. В конечном итоге, кто из нас старше и опытнее. Вот то-то же.

Отступаю еще на пару шагов и все же поднимаю на него глаза. Знаю, что со слезами на ресницах выгляжу не таким суровым начальником, как в рабочее время, но, думаю, ему сейчас и так сойдет. Хмурюсь.

— Ладно, никаких поцелуев, пока не поговорим, — бросаю я твердо. — Убери это, — киваю на хрен, зажатый в руке моего Асмодея.

Он хмыкает.

— Думаешь, я после разговора тебе позволю...

— Думаю, что теперь мне есть чем тебя шантажировать, — бросаю без тени улыбки, сразу расставляя все акценты.

И он замирает. Долго смотрит. Внимательно. Словно решает, сейчас меня прикончить или позволить пожить. Но он глупец, если думает, что победа надо мной дастся ему так же легко, как над другими. Они не знали, что Асмодей может оказаться сильнее их, но я совершенно не питаю иллюзий относительно его истинный возможностей. Поэтому рассчитывать не стопроцентную победу он не может, как и я не могу. Зато прекрасно представляет, что я с ним сделаю, если сумею победить.

— Хочешь посмеяться? — неожиданно бросает он, отвернувшись от меня.

Сильфиль стоит в каменной ванне колодца и все еще обнажен и я вижу, как струйки воды змеятся по его груди, обтекая нефритовую капельку, и сползают к паху. Мне хочется опустить взгляд и рассмотреть его и там, но я не могу себе это позволить. Нет, вовсе не потому, что щажу его чувства, а потому что не хочу, чтобы он мог в случае чего застать меня врасплох. Сейчас мне нельзя отвлекаться. Даже на его роскошные, черно-перламутровые крылья нельзя. А уж на прочие красоты и подавно.

— Пока мне не смешно.

— Я предпочту изгнание твоим поцелуям.

А вот это для меня новость. Неожиданная и неприятная. Ни разу еще не встречал демона, так спокойно рассуждающего о перспективе изгнания. Корень хрена исчезает из его руки и он опускается обратно в колодец, словно прячась от меня в воде. Она все еще бурлит под действием магии, которую он применил и так и не стал убирать. Я раздумываю недолго. Колодец достаточно широкий, так почему бы нет?

Он смотрит, как я присоединяюсь к нему. На мне теперь тоже нет одежды, но крылья приходиться убрать, иначе потом перья не высушишь. На самом деле, как и большинство демонов, воду я не люблю, но, раз уж она ему нравится, для достижения своей цели я готов пойти и на такие уступки. Поднимаю взгляд, под водой мы соприкасаемся ногами, он не отдергивается, но и я не собираюсь акцентировать его внимание на этот контакт. Сначала решаю скопировать его обманчиво расслабленную позу, но, передумав, просто откидываюсь на каменный бортик и прячу руки вод воду, упершись в каменистое дно. Мы долго смотрим друг на друга. Я заговариваю первым.

— Ты это прячешь?

— Что "это"?

— К примеру, слезу. У тебя её быть не должно.

— И что с того?

— Лишь то, что если кто-нибудь из высшего начальства узнает, тебя отведут к самому Властелину. Не хочешь с ним встречаться?

— Нет.

— Тогда, — специально начинаю растягивать слова, — У меня к тебе деловое предложение.

Он неожиданно устало вздыхает, закрывает глаза и запрокидывает голову. Мне не нравится выражение его лица. Совсем не нравится.

— Сильфиль? — зову его, чтобы он уделил мне хоть бы толику своего внимания. Но он не смотрит, лишь говорит.

— Я уже сказал тебе, — его губы трогает болезненная улыбка, — Я не буду платить тебе за молчание собой.

— Я пока не перешел к обсуждению платы. — Напоминаю, а сам пытаюсь перестроиться.

Да, это был бы самый идеальный вариант. Причем и для меня, и для него, как мне думается. Он бы расплатился собственным телом, эка невидаль, да у нас в Аду каждая вторая сделка замешана именно на этом. Я бы наконец насытился и перестал бы уделять ему так много своего внимания, сумел бы переключится. И все было бы как во всех нормальных связках боевой командир-адъютант. Но он смешивает мне все карты своим упрямством. Но надо же что-то решать.

— Я знаю, что тебе от меня нужно. Ты сам недвусмысленно показал. — Фыркает он и все же соизволяет посмотреть на меня. В глазах его нет больше той непонятной мне грусти, теперь лишь наигранный смех. Кажется, он все для себя решил. Плохо. Я совсем не готов его переубеждать, но и терять его как своего адъютанта пока не настроен. Придется выкручиваться, а что делать, если он у меня неправильный такой?

— Нужно. Не стану отрицать. Но я вполне согласен ждать пока ты сам не захочешь меня.

— Я же уже сказал, что никогда не захочу. — Кривится Сильфиль, а я улыбаюсь.

— "Никогда не говори никогда" — ведь так говорят у людей, как я слышал?

— Откуда мне знать? — осторожно роняет он, и эта его осторожность говорит мне о многом.

— Когда ты успел?

— Успел что?

— Побывать в мире людей? Заметь, я не спрашиваю, кто тебя туда направил.

— С чего это вдруг я должен с тобой откровенничать? Или эта и есть твоя сделка? Честность за молчание?

— Нет. — С сожалением качаю головой и подаюсь вперед, он не отшатывается лишь потому, что и без того прижат к самой стенке.

Вода вокруг нас бурлит, а я веду ладонью по его груди вниз и замираю в области живота. Он так близко, что у меня стоит от одного его дыхания на моей кожи. Он хмурится и сжимает губы в прямую линию, и мне с каждой секундой все настойчивей хочется целовать их. Но я слишком хорошо помню, чем закончился первый опыт поцелуев с ним. Не хочу повторения. Смотрю в лиловые глаза неотрывно, он тоже не отводит взгляд, но голос подает первым.

— И?

— У меня два условия. И ты их примешь.

— С чего ты взял?

— Ты ведь честолюбив, Сильфиль. Мы все такие. Но кто-то знает свое место и даже не пытается прыгнуть выше головы, ты же готов перепрыгнуть очень и очень многих. Даже меня со временем. Я угадал.

— Возможно.

— Но я все еще хочу попробовать не принудить тебя насильно, как сдуру попытался в первый раз, а соблазнить по всем правилам.

Он презрительно хмыкает. Я зверею от этой презрительности и пренебрежения, но благодаря возрасту и немалому опыту умудряюсь сдержаться, хотя в первый момент мне хочется ударить, да так, чтобы когтями лицо располосовать до кровавого месива. Выдыхаю сквозь зубы. Он видит, что злюсь и весь подбирается. От обманчиво расслабленной позы не остается и следа. Он ждет удара, я вижу. Но пелена ярости уже слетела с моих глаз. Дышать стало легче. Возвращаюсь на место. Он все так же настороженно смотрит на меня, а потом тихо напоминает.

— Я же уже сказал, что тебе это не грозит.

— Я настойчив. А ты слишком неопытен по части мужчин, чтобы знать наверняка.

— Это с чего же ты взял? — неожиданно веселиться он, и ко мне в душу закрадываются запоздалые сомнения.

— Я навел справки.

— В Аду?

— А где бы еще мне было их наводить?