Волчица и пряности. Том 19

— Теперь это моя работа безостановочно продолжать эту работу.

А может, он хотел быть уверен, что гость не обожжётся.

Лоуренс улыбнулся и уступил место Ергину. Мощные ладони осторожно обхватили бутылку и высвободили из глины так, чтобы содержимое не пролилось. Аромат, исходивший от неё, был настолько мощным, что стоявшие радом селяне не смогли сдержаться.

— Ух, ты.

— Вот это запах!

На солнце было хорошо видна чёткая граница между водой и маслом. Ергин указал на отверстие бутылки своей хозяйке. Амалия притронулась к маслу пальцем и вытерла его о приготовленную ткань.

— Невероятно... — только и смогла она вымолвить в своём потрясении.

— Чтобы сделать ароматное масло, нужно много цветов, но это не проблема. А аптекарь разбавит такие сильные духи обычным маслом, прежде чем продать. Странствующему торговцу вроде меня нужно немного полученного масла в маленьком флаконе. Не пострадает во время дождя и не обременит повозку.

Он не знал, сколько удастся добыть этого масла, но явно немало, а пахло оно замечательно. Похоже, Лоуренс был вправе ожидать, что жители срежут цветов более чем достаточно.

— Одна проблема, — снова заговорил Лоуренс, и Амалия, поглощённая запахом масла на ткани, а также Ергин, Хоро и глава деревни, посмотрели на него. — Когда вы закончите работать, всё, что вы будете есть в эту ночь, будет сладко пахнуть.

Все рассмеялись, а Ергин даже захлопал в ладоши.

— Этот мудрый странник поделился с нами прекрасной мудростью. Теперь мы должны справиться с испытанием, посланным Богом, и сделать это поле цветов нашим благом!

Предстояло срезать настоящую гору цветов, затем селянам надо было оторвать стебли и листья и подсушить, чтобы они лучше горели. И при этом не забывать об обычной работе в полях. И так, пока цветы не отцветут. Не было времени стоять и смотреть.

Место вдруг стало напоминать разворошённый улей, и Лоуренс, как это делают странники, сделал один, а затем второй тихий шаг. Затем с глухим стуком ему на плечо легла рука.

— Ой.

Он обернулся, это была Хоро.

— Ну, как? Тебя не впечатлила моя хитрость?

Она могла бы позволить ему выпятить грудь от некоторой гордости.

Его словам ответила раздражённая улыбка из-под капюшона, натянутого до самого носа, а затем она с разворота утопила кулак в его животе.

— У-уй?!

— Это месть за мой хвост, ты, дурень.

— Агфф...

Было не слишком больно, он согнулся, скорее, от изумления. Хоро посмотрела на приблизившееся лицо Лоуренса и изобразила на своём достаточно страшную улыбку, которую он мог видеть, несмотря на мешавший взору плащ, затем она сказала.

— Я никогда не забуду, что ты спутал мне хвост.

— Н-нет, постой...

— И ещё... — Хоро ещё приблизилась. — Отныне ты должен поддерживать мой хвост настолько хорошо, насколько это возможно. Теперь ты заслужил милость правителя этой земли и готов сделать целое состояние, да?

— Ч-чт?.. Но мы даже не знаем, продадут ли они...

— О, ты не хочешь продолжать спать в тепле ночью?

Её красновато-янтарные глаза блестели подобно вареным плодам. Хотя он пришёл сюда, соблазнённый ожиданием быстрого заработка, не похоже, что его кошель в итоге потолстеет.

— Хорошо... — покорно ответил он, и Хоро улыбнулась улыбкой невинной девушки.

Затем она сказала:

— В конце концов, я должна регулярно чистить твой кошель.

Он посмотрел на неё, она счастливо прижалась к его руке.

Жители деревни усердно трудились, а Ергин и Амалия что-то бурно обсуждали. Потом вдруг заметили своих гостей и подошли к ним с располагающими, сияющими улыбками.

— Господин Лоуренс, нет сомнений, что ты Божий дар! — сказала Амалия.

Лоуренс, напряжённо улыбаясь, слегка поднял руку в ответ. Другая его рука была зажата в хватке жадной волчицы, следившей, чтобы не забрали её добычу.

— Совсем нет, — тихо пробормотал он. — Как бы там ни было, я, скорее, жертва, принесённая той, кого когда-то называли богиней...

— Помогать другим — удовольствие для торговцев, — заметила Хоро, её хвост вовсю вилял под плащом.

Лоуренс посмотрел на красивое голубое небо. Зима закончилась, наступала весна.

История о цветочном поле, наполнявшем всё тело сладостью, когда дул ветер.

Стоя перед пыльным сараем, Лоуренс, наконец, очнулся от нахлынувших воспоминаний, вырвавшихся из маленького флакона. Казалось, что его силы не убавилось за эти годы.

— Теперь вспомнил. Миюри совсем не интересовалась этим маленьким флаконом.

— Он может приятно и сладко пахнуть, однако съесть его нельзя.

Их дочь была совсем маленькой, чтобы ей хватило одного цветочного аромата.

— Этой дурёхе куда интересней было припрятать ручную мельницу. Поэтому она может скрываться в месте, которое нам не приходит в голову.

Их единственная дочь, Миюри, любила розыгрыши больше всего на свете и была одержима приключенческими историями и охотой за сокровищами.

— Это напоминает мне кое-кого...

— Да, тебя, с твоей одержимостью сокровищами и как охотишься изо всех сил за ерундой для этого своего кошеля.

— Нет, я думаю о ком-то, кто выберет лучший кусок вяленого мяса из запасов еды и припрячет его на потом.

— Нет, ты просто дурень.

— Хо, хо. Кажется, есть кое-что, о чём даже мудрая волчица не знает.

— Я наверняка знаю намного больше твоего!

Эти двое продолжали поддразнивать друг друга, вместе выходя из сарая, стукнувшись при этом плечами, и так же вместе возвращаясь домой. Хотя они ссорились, они крепко сжимали руки друг друга.

Когда они шли, до них донёсся сладкий запах.

Однако это был не цветок, а нечто совершенно иное.

Возможно, аромат счастья.

Волчица и милые клыки

Снег растаял, прошли весенние праздники, и настало время молодой зелени.

Гостям купален, стремящимся сбежать в Ньоххиру от летней жары, ещё будет время проявить себя во время отдыха, а самое шумное, полное безумств, зимнее время было ещё очень далеко. Деревня понемногу затихала, пришла пора ремонта или перестройки зданий, чтобы в готовности принять следующих гостей, в остальном же каждая купальня наполнилась тишиной.

Не стала исключением и "Волчица и пряность", в которой работал Коул. Гости разъехались, хозяин Лоуренс пошёл на деревенское собрание, а его жена Хоро на сей раз из любопытства увязалась за ним. Скорее всего, собрание лишь называлось собранием, а на деле там устроят празднество с обильным застольем из тех продуктов, что были доступны в это время. Женщина по имени Ханна, заботившаяся о кухне "Волчицы и пряности", тоже ушла, собираясь поискать грибов, горных съедобных растений и других припасов. Поэтому Коул, проработав всё утро, ближе к обеду заскучал.

В таких случаях ему следовало бы открывать богословские тексты и изучать учение Бога, но времени было достаточно и, что более важно, достаточно горячей воды. Прежде чем заняться обедом, что оставила ему Ханна, он погрузился в пустую ванну и вздохнул, глядя в голубое небо. Такое тихое и приятное время.

Рядом стояла кружка сладкой медовухи, к которой он пристрастился с недавних пор. На миг устыдившись своей лени, он сделал глоток и наклонил голову назад лицом к распростёршемуся перед ним одним прекрасному голубому небу. Сейчас ему больше нечего было желать, он ощутил приближение того счастья, о котором говорил Бог. Оно подошло ближе, чем когда-либо могли ему раскрыть его богословские тексты...

"Ах..."

Ему хотелось, чтобы это длилось вечно. И он отложил работу и добросовестную преданность учёбе в сторону, позволив себе поддаться приступу лени...

— Бра-а-а-а-а-ат!

Коулу показалось, что он уловил далёкий голос. Он решил, что задремал и услышал голос во сне, но затем крик повторился, уже отчётливей.

— Бра-а-а-ат!

Похоже, возвратилась Миюри, ходившая на реку поиграть. Единственная дочь хозяина "Волчицы и пряности" Лоуренса и его жены Хоро, Миюри часто называла Коула братом и восхищалась им. Ей шёл двенадцатый год, она приближалась к возрасту раннего замужества. Подумав об этом, он ощущал лёгкую грусть. При этом в последнее время он ощущал беспокойство и совершенно противоположного свойства.

— Я в купальне! — отозвался он.

Вскоре он услышал, как её ноги шлёпают по земле, и, наконец, Миюри оказалась у ванны.

— Вот ты где! Брат!!

Когда она его увидела, её лицо словно озарилось. У неё с мамой были одинаковые черты лица и цвет глаз, но улыбались они по-разному. Улыбка Хоро — мягкая, словно медленно разогретая в меду, а у Миюри — точно летнее солнышко, она ярко сияла и иной раз обжигала других.

— Брат! Смотри, смотри! Смотри на это! Разве это не здорово?!

Она тряхнула клеткой, которую держала обеими руками, и побежала к нему. Её одежда была насквозь мокрой, вероятно, она в пылу игры не раз падала в воду. Её покрыли бесчисленные свежие царапины — она с детства сохранила неизменными и свою энергию, и невинность, её улыбку наполняло очарование, перед которым никто не мог устоять, если её видел. У неё была великая сила давать другим ощутить её юность и бесхитростность. Потом к её улыбке примешалось беспокойство.

— Миюри, если так бежать... —

...Ты поскользнёшься — собирался завершить он, но уже никак не успевал.

Миюри бежала так увлечённо, что, попытавшись остановиться на краю ванны, неожиданно для себя лишилась опоры.

— А? — вскрикнула она и плюхнулась в ванну вместе с клеткой.

Брызги окатили голову Коула и оставили за собой пузыри на поверхности воды. Двенадцатилетних девочек учили вышиванию и готовке, учили улыбаться, не показывая зубов, и робко склонять свои головки. Как это было далеко от того, чем каждый день занималась Миюри.

Ему было бы грустно, если бы та, о ком он заботился как о своей сестре, вышла бы замуж, но в последнее время его стало беспокоить, посмотрит ли вообще кто-нибудь на неё, как на свою невесту. Он вздохнул и направился к Миюри, долго не выныривавшей. И тут он заметил, что в воде что-то двигалось.

— Пфах! — издала Миюри, когда её голова, наконец, появилась над водой.

— Миюри, что ты тут твор?..

— Брат! Не стой просто так!

Она пристально смотрела на воду, даже не взглянув на него, и к чему-то готовилась. Потом медленно погрузилась в воду, и на этот раз её лицо и руки почти сразу показались над поверхностью.

— Эй... Стой же! — прикрикнула она на толстого круглого угря, извивавшегося в её руках. — А, а, уйдёт же, уйдёт... Ой!

Угорь выскользнул из её рук, и Миюри странно кособочась, рванулась за ним и снова нырнула. Вероятно, то, что извивалось сейчас в воде, было добычей Миюри, пойманной в реке. Чуть в стороне, большой угорь мощно выпрыгнул из горячей воды и тут же плюхнулся обратно. Коул, стоя перед Миюри и рыбой, плещущейся в воде, глубоко вдохнул и выдохнул.

— Миюри!

Его тихий и приятный момент растаял в этот миг.

Рассказ Коула о случившемся вызвал усмешку на лице кое-кого, размещавшего рыбу на раскалённых углях в очаге. Этот кое-кто обладал льняными волосами, красноватыми глазами и лицом, почти таким же, как у Миюри. И телосложения они были одного. Она казалась прелестной миниатюрной девушкой лет пятнадцати, если молчала. Однако её улыбка вызывала странные чувства у каждого, кто её видел. Такая, вероятно, рождалась их мрака долгой, ужасающе долгой её жизни. Хоро, мама Миюри, не была человеком. Её чёрная тень, отбрасываемая на противоположную от очага стену, обладала острыми ушами на макушке и хвостом, растущим от поясницы. Она была воплощением огромной волчицы, живущей в пшенице, ей когда-то поклонялись как богине и называли мудрой, она проживёт ещё сотни лет.

— Это не смешно. Нам повезло, что здесь сейчас нет гостей.

— А что такого? Рыба в ванне сэкономит время, когда надо будет подобрать закусок для вина или ещё чего-то, разве нет?

Рассказ Коула лишь развлёк Хоро.

Рыбу, которой удалось выскользнуть из клетки, упавшей вместе с Миюри в ванну, оставили жить в бочке с водой, остальных угрей приготовили. Просто выбросить их представлялось глупым, а предложить другим жителям деревни — неуместным, поэтому часть прокоптили, часть засолили, остальное поджарили на очаге.

Причина, по которой они не решились отправить первого угря в кипящую кастрюлю, заключалась в том, что им было невыносимо снова отправлять беднягу в горячую воду.

— И куда теперь делась эта дурёха? — спросила Хоро, щедро присыпав рыбу солью и облизав пальцы.

— Господин Лоуренс её отругал и отправил рубить дрова.

Хоро подняла глаза от рыбы, сочно шипевшей при поджаривании.

— Хм?

Большие острые уши на макушке дёрнулись. Хотя она была женой хозяина купальни и на сотни лет старше Коула, ему её уши и пушистый хвост, если честно, казались очень милыми. Когда он был младше, она бесчисленное число раз позволяла ему держаться за этот хвост.

— Что-то случилось?

— Мм. Слишком тихо, если кто-то колол бы дрова.

В купальне гостей не было, над домом властвовала тишина. Зевни сейчас мышь — её бы сразу услышали. Если Хоро, хвалившаяся своими чуткими, как у волка, ушами, сказала об этом, эта тишина что-то означала.

— Господин Лоуренс должен был присматривать за ней...

— Мой дорогой муженёк изрядно выпил. Он вполне мог и уснуть.

Хоро, конечно, и сама могла немало выпить, но она хвасталась своей способностью пить, не пьянея.

— Пойду проверю, — поднялся Коул.

— Мм, — одобрила она. — Ах да, пока не ушёл, пожалуйста, положи изюм в воду.

— Изюм? — обернулся он.

Глаза Хоро сверкнули, она махнула хвостом.

— Подарок кое-кого, ездившего на юг. Дали нам на собрании. Он довольно сладкий сам по себе, но мне сказали, что воду после вымачивания изюма можно использовать для теста, тогда получится очень сладкий и вкусный хлеб.

Когда речь заходила о еде, Хоро проявляла себя куда большим ребёнком, чем Миюри. Но изюмовый хлеб — это звучало маняще.

— Малыш, ты ведь любишь сладкое, не так ли? Было бы неплохо попробовать немного, прежде чем положишь воду. Я разрешаю.

Она назвала его, как называла тогда, когда он впервые, ещё ребёнком, встретил Хоро и Лоуренса, от этого он немного смутился. Но, даже повзрослев, он по-прежнему предпочитал сладкую медовуху горькому элю и не мог возразить против его обращения с ним, как с ребёнком.

— Спасибо. Я возьму немного.

— Двигай.

Отправив его, Хоро вновь обнаружила неприкрытый интерес к жарившейся рыбе. На лице Коула заиграла лёгкая улыбка, и он направился к задней части здания.

Пока он шёл по тёмному коридору посреди полной тишины. Если бы Миюри действительно колола поленья, он должен был бы слышать подобающие удары топора. Сарай для дров располагался рядом с кухней, в которую он заглянул в первую очередь. Однако изюма, про который говорила Хоро, не нашёл. Может, Лоуренс этим изюмом пытался поощрить Миюри заняться дровами. С такими мыслями Коул вышел из дома и заглянул в сарай. Под лучами звёзд и луны, положив голову на нижнее полено целой их горы, крепко спал Лоуренс, хозяин купальни.