— Оно не лишено свободной воли. Это нормальный разум, куда более нормальный, чем ты.
Позволь с тобой не согласиться. Но я полагаю, ты пришел сюда не затем, чтобы вести споры о степени разумности разных биологических видов. Что тебе нужно?
— Прекратить войну.
Мы не ведем войн с варварами.
— Мы не варвары. Разве ты еще не убедился в этом?
Вы варвары. Вы почти сумели стать рукой, которая метнет бомбу, но это не придало вам цивилизованности. Вы по-прежнему варвары.
— Я пришел сюда не затем, чтобы вести споры, кто варвар, а кто не варвар. Ты — один из тех, кто приказал стереть мой город с лица Земли.
Я не участвовал в этой операции.
Он лгал, это было очевидно. Рваямм никогда не учился лгать правдоподобно, раньше ему это не было нужно, а теперь потребовалось, но, как говорится, поздно пить боржоми.
— Ты лжешь. Ты хотел, чтобы люди стали варварами в действительности, а не только в твоем воображении. Но у тебя ничего не выйдет.
Допустим. Ты пришел сюда только затем, чтобы сказать мне эти слова?
— Нет. Я пришел преподать урок.
Преподавай.
— Это урок не тебе. Это урок тому, кто займет твое место, когда ты умрешь.
Это случится не скоро.
— Это случится скоро.
Я отдал мысленную команду другим участникам сети управления боем, а затем в дело вступила та часть Вудстока, что обитает в моей душе. Основная часть думающей планеты в операции участвовать отказалась, потому что иначе рухнет какое-то равновесие.
Я так и не понял, что произошло. Изолированная зона, в которой я находился, не перестала быть изолированной, но я вдруг оказался на планете Сорэ в большой комнате, заставленной одинаковыми топчанами, я сидел на одном из них, а рядом сидела женщина-эрп, которую звали Дашей.
Я не видел, что происходит на Нисле, но я знал, что в том месте, где я только что был, земля сотрясается от многочисленных взрывов, огненные валы проносятся по коридорам офиса, а бесформенная тварь по имени Рваямм сотрясается от деструкторного излучения, источником которого вдруг стал яхр по имени Солсвиве. Каким-то образом Вудсток сумел внести изменения в ту часть души Солсвиве, которая была вытеснена моей душой, и сейчас Солсвиве больше не существует как личность, сейчас он просто живой деструктор, убивающий все вокруг себя. Минуты через две разрушение затронет несущий каркас внутренней полости и тогда Солсвиве тоже погибнет. Мне его совсем не жалко, ведь за те минуты, что я провел в его теле, я успел понять, что это он отдал команду на пуск тех ракет с американской подводной лодки. Он получил то, что заслужил, и достаточно о нем.
— Все, — сказал я. — Кажется, мы победили. Пошли обратно.
21.
Небо над Москвой выглядело сюрреалистически. Гигантская стратосферная буря в основном улеглась, небо расцвечивали жалкие остатки той энергии, что бушевала в нем час назад. Но зрелище все равно впечатляло. Мерцающие полосы были похожи на радуги, но обычно в небе не бывает так много радуг одновременно и они не мельтешат так хаотично. Мелькнула безумная мысль: лучше бы эта атака произошла ночью — было бы еще красивее.
На Проспекте Вернадского стояла пробка в сторону МКАД. Она стоит здесь каждый вечер, но сейчас это была совсем другая пробка. Джипы сплошным потоком перлись по тротуару, между ними попадались и обычные машины. Основная часть пробки гудела и нервничала, водители вылезали из машин, отчаянно всматривались вдаль, размахивали руками и ругались. На перекрестке кто-то в кого-то въехал, там творилось настоящее безобразие. На светофор никто внимания не обращал, а регулировщика на перекрестке не было. Надо полагать, менты покинули Москву в числе первых.
— Сколько сейчас рентген в час? — спросил я у человека, который вывел меня из подвала — коротко стриженого пожилого мужика с фигурой бывшего спортсмена.
— Пустяки, — ответил он. — Превышение естественного фона раз в двадцать, не больше. В Гималаях такой фон всегда и местные жители не жалуются.
— Страшно было? — спросил я.
Мужик пожал плечами.
— Не успели испугаться по-настоящему, — ответил он. — Тревога, сразу же вспышки, салют за окном, а потом сразу отбой. Я даже в лифт погрузиться не успел. Эти вот, — он указал пальцем в окно, — только задним числом все поняли. Дня два еще будут беситься.
— Что теперь будет? — спросил я.
Мужик снова пожал плечами.
— Да ничего не будет, — сказал он. — Придумают какую-нибудь правдоподобную легенду, да и замнут дело, как с "Курском".
— А с "Курском" что было? — удивился я.
Мужик скорчил такое лицо, как будто собрался откусить себе язык.
— Пропуск давай, время проставлю, — сказал он, выдержав паузу:
Я уже и забыл про этот клочок бумажки.
Время было проставлено, мужик проводил меня до выхода, я вышел из секретного здания на улицу и понял, что домой я буду добираться долго и мучительно. Наземный общественный транспорт, можно считать, сегодня не существует, а если еще и метро не работает...
Метро работало. Я был дома менее чем через час, Даша ждала меня, она даже приготовила ужин. Я уже забыл, когда в последний раз ел нормальный ужин с мясом и гарниром, обычно я предпочитаю не связываться с готовкой и обхожусь полуфабрикатами.
— Когда ты успела? — спросил я. — Неужели магазины работают?
— Не знаю, — сказала Даша, — может, и работают. Я заранее на рынок сходила, сразу, как ты ушел.
— А как же отчет?
— Я подумала, что лишний час роли не сыграет. Должна же я заботиться о...
Оно хотела сказать "о муже", но вовремя остановилась. Умная девочка.
— Ты еще слишком маленькая, чтобы на тебе жениться, — сказал я. — Это какая-то педофилия получается.
— По уважительной причине жениться можно в любом возрасте, — заявила Даша. — А дела о растлении малолетних без заявления родственников пострадавшей не возбуждают. Но я тебя заставлять не буду, не хочешь — не женись, печать в паспорте все равно ни на что не влияет. Если ты меня обидишь, я тебя из-под земли достану и Вудсток твой тебе не поможет. Кстати, я послезавтра туда собираюсь, если ничего не случится.
Мое сердце екнуло.
— И чему хочешь учиться, если не секрет? — спросил я.
— Не секрет, — сказала Даша. — Сетевым атакам. Когда я выучусь, мы с тобой образуем отличную команду. Чего ты испугался?
Странно, мне показалось, что я умело скрыл свой испуг.
— Ты видишь мою ауру? — спросил я.
Даша расхохоталась.
— Глупенький ты мой, я тебя насквозь вижу. Дай, попробую угадать...
— Лучше не надо, — сказал я, — а то вдруг угадаешь и попробуешь рискнуть. Я этого не выдержу.
— Второй раз, — неожиданно сказала Даша. — Правильно? Вижу, что правильно. Не бойся, диплом гейши я на Вудстоке получать не собираюсь. Не хочу узнать, что с научной точки зрения ты полнейший отстой и что мы с тобой несовместимы. Лучше я буду с отстоем жить, — она очаровательно улыбнулась.
Сказать, что я был потрясен — ничего не сказать.
— Откуда ты знаешь? — спросил я. — Этого не было ни в каких отчетах, я никому не говорил...
— Я умная девочка, — сказала Даша. — Моя мама всегда говорила, что это пугает мужчин. Я тебя не пугаю?
— Чуть-чуть. Но это даже... — я замялся, потому что не мог подобрать подходящее слово.
— Есть повод гордиться, — подсказала мне Даша.
Потом мы ужинали. Оказалось, что Даша не только хорошо готовит, но и не забыла купить бутылку хорошего вина. Потом настало время любви, а потом оно прошло, Даша лежала, привалившись к моему плечу, накручивала себе на палец волосы с моей груди, рассеянно смотрела в потолок и вдруг спросила:
— Что теперь будет?
Я не стал уточнять, что она имеет ввиду, я и так все понял.
— Ничего не будет, — сказал я. — В смысле, ничего особенного не будет. Жизнь будет продолжаться, многое изменится, но в основном все останется таким же, как было. Могу твердо сказать одно — бардак никуда не исчезнет.
— Какой бардак? — спросила Даша.
— Вселенский, — ответил я и мы засмеялись.
Хотя ничего смешного в моих словах не было.
КОНЕЦ
Спасибо Ярославу Сарафанникову и Александру Лесному за выявленные ляпы, добрые советы и конструктивную критику.
То ли Ош где-то слышал песню Beatles "Here, there and everywhere", то ли его чувства странным образом совпали с чувствами Пола Маккартни. Естественно, с учетом разницы в системах понятий :-)
По мотивам "Until it sleeps", Metallica.
