— Прочь!
В его округлившихся от ужаса глазах сверкала решимость драться до последней капли крови. Слегка отклонившись назад от ножа, Северга усмехнулась. В окно было видно, как Радятко снаружи силился вытащить свой меч из стены, но тот засел накрепко.
В осиротевшем без хозяек доме воцарилась горестная тишина, только слышались всхлипы мальчика. В распахнутую настежь дверь незваным гостем врывался холодный ветер, Яр хрипел, кашлял и сбрасывал полушубок, а Мал терпеливо укрывал его снова и снова, тогда как его остекленевший от страха взгляд неотрывно следил за женщиной в тёмной броне.
Ростом, телосложением и силой Северга походила на дочерей Лалады, но взгляд выдавал её принадлежность к царству Маруши. Стряхнув с плеч плащ, она свернула его и повесила на прялку; блестящая, как у Твердяны, чёрная коса спускалась по её спине ниже пояса. Усевшись на место главы семейства за столом, Северга бросила задумчивый взгляд в сторону Яра.
— Твой сын слишком тяжело болен, княгиня, знахарка всё равно не сумела бы его спасти, — проговорила она. — От трав, которыми она собиралась его лечить, толку не будет, он угаснет за два-три дня. Но я могу сделать так, чтоб он выжил.
— Так сделай это, — проронила Ждана, ощупывая под одеждой игольницу.
Ледяной взгляд Северги вонзился в неё больнее иглы.
— Просишь о помощи, а сама думаешь о том, как убить меня, — хмыкнула та. — Сначала я хотела помочь тебе просто так, но теперь... даже не знаю. Придётся всё-таки взять с тебя плату.
Ждана прислонилась к стене, ни жива ни мертва. Перед её глазами стояло залитое кровью лицо Малины, а из груди рвался крик, острый и безумный, ранящий душу, как ветка с шипами.
— Я долго преследовала вас, устала и проголодалась, — сказала между тем Северга невозмутимо, сидя за столом с хозяйским видом. — Пусть истопят баню, а ты, Ждана, попаришь меня. — И добавила с многозначительной усмешкой: — Думаю, мало кто на свете может похвастаться, что банщицей у него была сама княгиня Воронецкая!
Сняв латные перчатки, она со стуком решительно припечатала их к столу. Движением скупца, гребущего к себе золотые монеты, её смуглая рука с длинными пальцами притянула блюдо с ватрушками. Склонившись и понюхав, Северга взяла одну ватрушку и надкусила, но тут же скривилась и пренебрежительно бросила, после чего раздражённо отодвинула всё блюдо.
— Это не еда... Я люблю мясо. Приготовь мне достойную пищу, княгиня.
— Сначала вылечи моего сына, — потребовала Ждана, покрываясь сухим румянцем отчаяния. Внутри у неё невыносимо жгло, словно раскалённым железом в ней ворочали.
— Лечение много не займёт, не успеешь и глазом моргнуть, — ответила Северга. — Время ещё есть. Ну! — сдвинув брови, нетерпеливо воскликнула она. — Почему баня ещё не топится?
— Пошли, Боско, — вздохнул Вечеля, подходя к мальчику и устало сутулясь над ним. — Раздуем огонь-то...
Мальчик не шевельнулся, не сводя глаз с тела под рогожкой. Вечеля повздыхал, покряхтел, да и пошёл один. Радятко, так и не сумевший вытащить меч, вернулся в дом и встал рядом с матерью, заслонив её плечом. Рука Жданы сама потянулась, чтобы запустить пальцы в русые завитки волос своего юного защитника. Старший сын до боли в сердце, до горького стона походил на своего отца...
А во дворе слышался гул голосов. Бросив взгляд в окно, Ждана увидела кучку мужиков с вилами, топорами, дубинами... А Вечеля-то оказался не промах — вместо того чтобы топить баню, позвал людей на подмогу. И не побоялись ведь, пришли! Озадаченно поглядывая на коня Северги, селяне совещались, а щупленький Вечеля, взволнованно взмахивая руками, что-то им отчаянно пытался втолковать. Его беспокойные движения не понравились коню, и тот начал притопывать, ржать и бесноваться. Один из мужиков попытался ударить его дубинкой, за что едва не получил копытом в лицо.
— Что там? — встала с места Северга, хватаясь за перчатки. При виде осаждающих коня деревенских жителей её верхняя губа угрожающе приподнялась, открыв такие же, как у Вука, клыки. — Проклятое мужичьё...
Распахнув дверь, она вышла на крыльцо с обнажённым мечом — огромным и блестящим, как молния. Мужики разом притихли, впечатлённые грозным видом и самого клинка, и его владелицы.
— Ишь ты, баба в доспехах, — вдруг басом хмыкнул здоровый детина с хмурыми нависшими бровями. — Где ж это видано?
— Ха, ребята, да это баба! — следом за ним облегчённо засмеялся другой мужик, курносый, с пшеничными волосами и бородой, поигрывая вилами. — Счас мы её в два счёта уработаем, делов-то!
Красивые шелковисто-чёрные брови Северги сдвинулись, глаза зажглись жёлтыми отблесками звериной ярости.
— Ну, сейчас вы изведаете, какая я «баба», — процедила она.
Гибко и проворно увернувшись от неуклюжего тычка вилами, она стальными когтями латной перчатки полоснула обидчику по лицу. Заорав благим матом, мужик закрыл лицо руками, но кровь сочилась струйками сквозь пальцы. Вечеля отскочил в сторону, когда тяжёлый взгляд Северги остановился на нём. Бешенство снежной бури лилось из безжалостных глаз.
— Ты всё это учинил? Так получи же!
Короткий блеск клинка — и кривой мужичок упал, разрубленный повдоль от шеи до пояса. Ждане бы потерять сознание, но нет — спасительная пелена обморока не опускалась на глаза, и в них нещадным потоком лилось кровавое зрелище. Мужики завопили; кто-то, поскальзываясь, трусливо кинулся наутёк, а кто посмелее — в бой. Отбив несколько ударов, Северга обернулась и прорычала:
— Закрой дверь!
Доброданово «убери детей» прозвучало похоже, когда он вернулся раненый с той роковой княжеской охоты. Дверь закрылась... Наверно, это сделал Радятко. Половицы заходили ходуном под ногами, веники из трав зашуршали и посыпались на Ждану, а в сенях под рогожкой уже не было тела Малины: оттуда выглядывала чёрная кошачья мордочка. Мальчик в душегрейке, улыбаясь сквозь слёзы, гладил пушистое создание, тепло приговаривая:
— Матушка... матушка... Никому тебя не победить — ни человеку, ни зверю.
Дверь резко открылась, точно от пинка, и в дом тяжело шагнула Северга, вся забрызганная кровью. Бросив на стол увесистый кусок мяса с кожей, она промолвила:
— Вот это я понимаю — еда. Зажарь мне его, княгиня.
Только горьковато-целебный запах сухих трав не дал желудку Жданы вывернуть содержимое наружу. Кожа на мясе, упавшем на стол с влажным шлепком, была человеческой.
— Вырезка, — усмехнулась Северга, скаля в улыбке розовые от крови клыки. — Нежное мясцо, сочное.
Вся усыпанная травами, Ждана сидела в ледяной неподвижности у стены. Радятко пытался помочь ей встать, но она лишь мотнула головой: не надо. Северга, со стальным стуком бросив на стол перчатки и оглядев себя, промолвила:
— Ух, вот теперь мне точно нужна баня.
Одеревеневшими пальцами Ждана теребила и крошила сухие листья мяты. Мужиков было с десяток, не меньше. Неужели всадница всех их зарубила? Или они со страху разбежались? Десять крепких мужчин не справились с одной женщиной! Хотя — какое там... Она — воин-оборотень, они — простые землепашцы с вилами.
Пальцы пахли мятой, а с куска мяса на краю стола капала кровь.
— Ну, ребятушки, топите баню докрасна, — сказала Северга Радятко и Малу. — Чтобы раскалённая была! А то вашей матери худо будет.
Радятко подошёл к печке, встал на лесенку и дёрнул брата за рукав.
— Пошли. Пошли, кому говорят!
Глаза Мала по-прежнему остекленело следили за Севергой — он и с печки слезал, беспрестанно косясь на неё. Яр затих — не кашлял и не метался, и тревога волком взвыла в душе Жданы.
— Молю, спаси его, — сипло проговорила она, когда сыновья вышли, уведя с собой Боско, прижимавшего к себе невесть откуда взявшуюся чёрную кошку.
Северга кивнула в сторону мяса.
— Жарь. Баня долго будет топиться, успеем и пообедать, и переварить.
Ждана вжалась в стену. Слёзы всё-таки просачивались сквозь зажмуренные веки.
— Не проси... К человечине не притронусь.
— Зря брезгуешь, — усмехнулась Северга. — Человечинка-то не хуже свинины или говядины будет. Ну, как хочешь, я и сырое могу есть. Так даже лучше.
Вынув из чехла широкий боевой нож, она отхватила им небольшой кусок мяса. Кое-как поднявшись и зажимая ладонью нос и рот, Ждана села на лавку. Глянула искоса в окно: на дворе — никого. Впрочем, обзор был неважным.
— Спаси моего сына, прошу тебя, — измученно повторила женщина.
— Да спасу, не страдай, — хмыкнула Северга, жуя. — Всему свой час.
Ждана снова метнула взгляд в окно: Боско стоял посреди двора. Выпустив кошку из своих объятий на землю, он напряжённо глядел ей вслед. Та чёрной гибкой молнией вскочила на плетень, изящно прошла по нему, задрав пушистый хвост, и исчезла из виду.
— Не горюй по своей знахарке, живёхонька она, — сказала Северга, отправляя в рот новый кусок человечины. — Колдунью не так-то просто убить. Она лишь на какое-то время потеряла людской облик. Может, и вернётся когда-нибудь.
Эти слова подтвердили догадку Жданы. Мертвящая боль разжала хватку, и сердцу стало легче: запах мяты успокоил его и окутал солнечным летним теплом — будто сама Малина ей ободряюще улыбнулась. Ждана старалась не смотреть, как Северга насыщается, но не слышать, как та жуёт, не могла.
— Вук мне зятем приходится, — сказала Северга, со смачным чмоканьем облизав окровавленные пальцы. — На дочери он моей женат, вот и попросил помочь... По-свойски, по-родственному, так сказать.
Ждане было трудно представить, что эта воительница, в которой и женского-то почти ничего не осталось, когда-то вынашивала и рожала ребёнка...
— Удивлена? — точно прочтя её мысли, усмехнулась Северга. — Мужчин я к себе не подпускаю, живу сейчас с женой... И мало кто осмелится меня этим попрекнуть: сразу кишки выпущу не в меру разговорчивому. Мой меч — его голова с плеч... Но в своё время отец моей дочери доказал мне свою силу и право быть достойным меня. Но и его я подпустила к себе лишь один раз: не могу долго подчиняться, предпочитаю сама главенствовать. А потом его убили в поединке. Больше достойных нет. Я победила его убийцу, и тому, чтобы остаться в живых, пришлось платить выкуп — отдать то, что я попрошу. Младшая дочурка у него была славненькая, давно мне нравилась — её я и попросила. А он меня к своей жене отослал — мол, ей решать. Та сперва упиралась, даже себя хотела предложить, да только на что она мне сдалась, затасканная мать семейства? К тому ж, с приплодом в брюхе и грудью с коровье вымя. Пришлось дочку отдать. Вот так я себе жёнушку и заполучила. Она хороша... Но ты лучше, княгиня. Вук много потерял, оставив тебя.
Пристально-оценивающий взгляд Северги царапнул душу Жданы железным когтем. Предстоящий поход в баню заранее накладывал на неё отпечаток чего-то гадостного и вызывал содрогание, как при виде змеи. Но Яр снова захрипел под полушубком, зовя в бреду какого-то Ёршика, и Ждану захлестнула кожаной удавкой ярость.
— К чему ты медлишь? — хрипло процедила она. — Если вылечить моего сына для тебя так просто, сделай это сейчас! Почему он должен мучиться?
Прожевав последний кусок мяса, Северга поднялась и ленивой походкой вразвалку подошла к печке, отогнула воротник полушубка и заглянула в лицо ребёнка. Коса блестела вдоль её спины причудливым хребетным выступом.
— Время ещё есть, сегодня не помрёт. Сначала плата, потом — дело. А то знаю я вас, баб... Вечно на попятную пойти норовите.
— По себе судишь? — язвительно прищурилась Ждана.
Взгляд Северги обдал её такой убийственной стужей, что все дальнейшие слова съёжились и засохли на языке. Оставалось только крошить в пальцах мяту и впитывать её целительный дух — как улыбку лета.
Наконец пришёл воспитанник Малины и чуть слышным печальным голосом сообщил, что баня готова. Следом за ним вернулись Радятко с Малом — всклокоченные и раскрасневшиеся. Мал то и дело зябко поводил плечами и жмурился, а взгляд у него был шалый, блуждающий. Едва войдя в дом, он странно запищал, сдавил руками голову и забрался на печь.
— Малушка, что с тобой? — испугалась Ждана.
Тот не ответил, уткнувшись в полушубок. А Радятко, подойдя к матери вплотную, сказал:
— Матушка, ты... когда через двор пойдёшь, по сторонам не смотри. Там... — Не договорив, он сглотнул.
Лишь выйдя на крыльцо, Ждана поняла, что так напугало сыновей: по всему двору лежали тела посечённых Севергой мужиков... Пятеро или шестеро — Ждана не разглядела, тут же заслонив глаза пальцами. Остальные, видимо, разбежались.
— Сами виноваты, — безжалостным звоном надтреснутой стали раздался над ухом голос Северги, и её рука приобняла Ждану за плечи. — Не надо было соваться.
Заяц... Где девушка? Убрав пальцы от лица, Ждана всё-таки осмотрелась... Как назло, первым ей попался на глаза Вечеля, разрубленный пополам. Ещё недавно этот мужичок шёл к Малине лечить дёрганье глаза и болтал о своей стычке с быком... Теперь его «дергучая болезнь» прошла — вместе с жизнью.
Зайца во дворе не оказалось. Облегчение застучало в висках, разлилось внутри холодящей пустотой. Значит, жива... Но куда она девалась? Неужели ушла совсем, бросив их? Ехать дальше с Севергой Ждане совсем не хотелось.
Через двор она прошла почти с закрытыми глазами, ведомая под локоть воинственной тёщей Вука. Под ногу попалось что-то мягкое, но она побоялась взглянуть, на что наступила. Ударилась головой о притолоку низкой банной двери, споткнулась и чуть не упала в тесном предбаннике.
— Осторожно, княгиня, — усмехнулась Северга, подхватив Ждану. — Уже можно смотреть. Хотя бы под ноги.
Её облегченные латы были изготовлены с тем расчётом, чтобы надевать и снимать их можно было без посторонней помощи, но она нарочно попросила Ждану сделать это. Всё её сильное и стройное тело покрывали путаные и загадочные письмена шрамов, на поджаром плоском животе не замечалось ни одной жировой складочки. Все до одного мускула, что есть в человеческом теле, можно было ясно разглядеть под её смуглой кожей в сером осеннем свете, скупо проникавшем сквозь мутное оконце. Однако если в боевом происхождении рубцов на руках, спине и плечах не приходилось сомневаться, то длинный толстый шрам над курчавым чёрным лобком, похожий на кривую улыбку, озадачивал.
— В бёдрах я узкая, вот дитя из брюха у меня и вырезали, — пояснила Северга, поймав направление взгляда Жданы. — Кинжалом вспороли и вытащили...
