— Кошка!
Я растерянно заморгала. Наваждение сгинуло, и даже запах как будто разочарованно отхлынул.
Коннар испытующе смотрел на меня, облокотившись на колодец.
— Это и есть то, что ты искала? — после крохотной паузы спросил он, и я почувствовала, что сказать наемник хотел другое.
Я кивнула и рассказала — правда, не без неудовольствия — о неравной борьбе с крышкой. В глазах Коннара вспыхнуло самое ненавистное для меня выражение — превосходства, приправленного презрением. Не проронив ни слова, северянин наклонился над колодцем и принялся толкать крышку. Поначалу он делал это без натуги, играючи, словно проверяя свои силы. Когда это не принесло результата, его толчки стали натужнее, а на руках вздулись змеящиеся вены. Глаза Коннара сузились под упрямо сведенными бровями, и из груди размеренно вырывались хриплые выдохи — в такт покачиванию тела.
И колодец сдался.
С тихим шуршанием деревянный круг сдвинулся на пару пальцев. Увидев это, я бросилась на подмогу северянину, встав бок о бок с ним. Уничтожающе глянув на меня, наемник прохрипел:
— Мне не нужна помощь немощных женщин.
"Вцепиться бы тебе в лицо за такие слова", — отстраненно подумала я и произнесла так ласково, как позволяло дыхание:
— Шуточки у вас, капитан...иной раз немощной женщине тоже хочется почувствовать свою сопричастность!
Коннар едва слышно пробормотал что-то насчет своих мыслей о такой сопричастности и налег на крышку грудью. Я последовало его примеру, и вскоре деревянное полотно сдвинулось еще на пару пальцев. Все дальнейшие усилия были тщетны. Сколько бы мы ни старались, проклятая крышка оставалась на месте, как прилипшая. Запах, хлынувший из разверстого отверстия, был намного сильнее, чем раньше, и у меня заслезились глаза, а северянин, кажется, вообще старался не дышать.
Я сдалась первой, оглядев плоды наших усилий. Черный полумесяц, образовавшийся благодаря нам, был достаточно широким, чтобы пропустить меня в недра колодца. При одной мысли о том, что от каменной флейты меня отделяет всего лишь несколько шагов, я почувствовала, как забурлила кровь, и голова сладко закружилась. Стук в ушах заглушил все, заставив забыть о сильнейшей вони, и я шагнула к колодцу, положив ладони на края.
— Мне нужна веревка и что-то вроде факела — осветить путь, — услышала я свой голос со стороны. Коннар подошел ко мне, заглянул в черную бездну и недоверчиво уточнил:
— Ты что, на самом деле полезешь туда? Одна?
— Одна, — безаппеляционно отрезала я, — я уверена, что прекрасно справлюсь и достану ф...то, за чем я вообще сюда явилась.
— И, конечно же, ты так и не скажешь мне, что это, — подытожил северянин, скрещивая руки на груди и жестко глядя на меня. Я отрицательно покачала головой, и Коннар отвернулся.
— Я в этом и не сомневался, — сказал он, и сквозь кружева безразличия в его голосе проскочила искра глубокого разочарования, — ты остаешься верна себе — полезешь в самую глотку Хэлля, если втемяшишь в голову, что жить без этого не можешь. Твое безрассудство граничит то ли с безумием, то ли с глупостью, и у меня это уже в кишках сидит!
Каждое его слово било в точку, и я разозлилась:
— Не думай, что знаешь меня, капитан! Если невмоготу — тогда убирайся, клятва тебя давно уже не связывает!
Плечи северянина напряглись, и он стремительно развернулся ко мне. Я с вызовом вскинула подбородок, готовясь отразить очередную словесную атаку, но Коннар только с издевкой расхохотался.
— А знаешь, Кошка, я никуда не уйду! Не потому, что путь отсюда перекрыт — если захочу, я даже из задницы Пожирателя Волн выберусь — а потому, что мне интересно, как далеко на этот раз такая полоумная ведьма, как ты, зайдет!
Ярость бешено застучала маленькими молоточками в висках. Коннару раз за разом виртуозно удавалось выводить меня из равновесия парой-тройкой фраз. Я сорвала с лица ткань и со свистом втянула воздух, чтобы высказать северянину, все что думаю.
Слова обожгли гортань, но застряли на самом кончике языка.
Последняя реплика наемника заставила меня мгновенно остыть, напомнив кое о чем, несоизмеримо более важном, чем наши постоянные пикировки.
— Тебе говорили, что у тебя отвратительный характер? — хладнокровно осведомилась я, возвращая маску на место, чем заметно обескуражила северянина. Он нахмурился и с явным замешательством посмотрел на меня.
— В чем дело, Кошка? Только что ты, по-моему, хотела глотку мне перерезать, и вдруг такое спокойствие!
— Женщины — существа переменчивые, — расплывчато ответила я, — к тому же, я вспомнила, что нашла способ побега отсюда.
Северянин потер переносицу большим пальцем и недоверчиво протянул:
— Да ну? Урожайная у тебя выдалась ночка. И что же это за способ?
Когда я рассказала про дракониц, Коннар хмыкнул, давая понять, что ничуть не убежден в их существовании.
— Я обошел весь этот хэллев монастырь, и нашел только толпы святош в хитолях, коз и песок. Хочешь уехать отсюда на козе?
— А я провела здесь ночь, — я гневно топнула ногой. Все-таки наемник был неисправим, — и сумела не только найти колодец, но и узнать много полезного! Так что советую засунуть свои насмешки подальше и постараться найти, где они прячут дракониц!
Я балансировала на грани, в этом не было никаких сомнений. С каждой новой ссорой взгляд наемника становился все тяжелее и тяжелее, грозя когда-нибудь рухнуть на меня неподъемной скалой.
— Что еще желает ваше высочество? — со свистящей вкрадчивостью спросил северянин и вдруг переменился в лице. Я вопросительно подняла брови, и Коннар тихо произнес:
— Святоши проснулись. Я слышу, как снаружи кто-то прошел.
Эти два слова окончательно отрезвили меня. В самом деле, что за глупость — препираться на пустом месте, тратя драгоценные мгновения!
Глаза северянина быстро смягчились, потом посерьезнели, и он коротко уточнил:
— Значит, драконицы?
— Да, — в тон ему ответила я, — а еще веревку подлиннее, факел, свечу, да хоть гнилушку, лишь бы я не потерялась в этой вонючей обители Хэлля.
И, помолчав удар сердца, едва слышно добавила:
— Пожалуйста.
Несколько ударов сердца Коннар молча смотрел на меня, словно прикидывая, смеюсь ли я или говорю серьезно. С улицы донесся тягучий вибрирующий звук, и северянин оглянулся на выход.
— Надеюсь, никто и никогда не узнает, что я был на побегушках у полоумной ведьмы, — негромко произнес он, явно заботясь о том, чтобы я не пропустила ни слова.
— Вернемся сюда сегодняшней ночью, — ровным голосом перебила я его, — надеюсь, это наша последняя ночь здесь.
* * *
Мейстер Генар стоял там же, где мы увидели его впервые — в тени статуи Лиара. Бог с отеческой любовью взирал на собравшихся около него паломников; казалось, еще чуть-чуть, и он умильно улыбнется, склонив голову набок. Лицо мейстера Генара, стоявшего у подножия статуи кумира, не выражало ничего подобного. Его черты застыли каменной погребальной маской, оставив живыми лишь глаза. Те неустанно скользили по толпе, словно стремясь запомнить каждого присутствующего.
Впрочем, не сомневаюсь, что так и было.
Мы с северянином встали позади всех — на всякий случай. Я не знала, почему мейстер вдруг решил обьявить общий сбор, но чувствовала, что это отнюдь не повседневная традиция. Паломники, перемешанные со служителями монастыря, тоже пребывали в недоумении, переглядываясь и перешептываясь. Местные обитатели отличались большей сдержанностью, но и они то и дело склонялись друг к другу, почти соприкасаясь капюшонами хитолей. Меня же терзали нехорошие предчувствия, и я постоянно оборачивалась, отыскивая и оценивая все возможные пути к отступлению. То, что виновницей этого собрания была открытая по моей вине ночью дверь, сомневаться почти не приходилось. Рассчитывать на быстрый и незаметный побег было глупо, поэтому я готовилась к открытому бою.
На скулах Коннара ходили желваки. Он обернулся только раз, стремительно охватил взглядом все вокруг, и хмуро кивнул мне. Я догадалась, что его терзали похожие раздумья. Небольшим утешением было то, что нам удалось незаметно выскользнуть из строения с колодцем и присоединиться к собранию — так, чтобы попасться на глаза мейстеру. Ни к чему вызывать лишние подозрения и вопросы, рассудила я.
— Возлюбленные мои братья-в-Свете! — провозгласил мейстер. Стоящие рядом с ним служители синхронно опустили свои инструменты: изогнутую трубу в виде змеи и металлический диск, в который колотили длинной палкой с блестящим набалдашником. Шум, производимый ими и заставил нас явиться, — не ради праздного развлечения я собрал вас здесь! Произошло немыслимое, и мне больно лишь от одной мысли о том, что один из нас начал отворачиваться от Света!
Паломники испустили нестройный вздох, а я замерла. Значит, мейстер все-таки догадался?
Коннар искоса глянул на меня и процедил:
— Не переживай так, брат, а то эти святоши решат, что с тобой тоже нечисто.
— Как вы можете так говорить, господин Коннар! — возмутился кто-то рядом, и я узнала Джолана, — ваш брат еще даже не обращен к Свету, но я и подумать не смею, что этот немой бедняга отвернется от того, в чем он видит свое спасение от ужасной болезни...
Коннар презрительно хмыкнул, но я заметила жалость в его глазах, когда он посмотрел на Джолана.
— Подведите сюда этого преступника! — скомандовал мейстер, и к нему вытолкнули невысокого худощавого мужчину в хитоли, которая была ему явно велика. Он переводил испуганный взгляд с мейстера на толпу и беззвучно шевелил губами. Я узнала в нем одного из паломников, имя которого бесследно стерлось из памяти, и удивилась: до этого он производил впечатление глубоко верующего человека.
В толпе невидимой змеей скользнул ропот недоумения. Паломники, без сомнения, узнали своего недавнего товарища, и явно недоумевали, в чем его обвиняют.
Мейстер начал говорить не сразу. Сначала он выдержал паузу, с видом невыносимо оскорбленного человека подняв голову, и лишь потом молвил:
— Сей презренный человек посмел усомниться во Владыке нашем, Лиаре! — он толкнул паломника в грудь. Тот пошатнулся и открыл рот, умоляюще глядя на Генара, — перед сегодняшним утренним бдением* он подошел ко мне и задал вопрос...о чем ты спросил меня, недостойный?
Мужчина глядел на него, и глаза его расширились настолько, что едва держались в черепе.
— Я всего лишь хотел узнать, — еле слышно выдавил он, и по сильному заиканию и дрожи в голосе было понятно, что паломник еле удерживает рассудок от страха, — я только хотел узнать, почему так похожи легенда о Семи столпах Лиара и сказание о Ишимари Куджо
* * *
!
Рот мейстера презрительно искривился, и Генар жестом велел паломнику замолчать.
— Вы слышали, братья-в-Свете? — звенящим голосом вопросил он, — сей человек, что и человеком-то недостоин зваться, сей червь, что извивается в пыли у ног Лиара, отважился предположить, что Светоч может иметь что-то общее с глупыми сказками грязных узкоглазых варваров!
В глазах мейстера зажглась искра сумасшествия, и я почувствовала себя очень неуютно. Услышать о крутом нраве настоятеля — одно, а увидеть его воочию, во всей красе — совершенно иное. Собственно, и причина-то гнева мейстера была пустяковой.
Собравшиеся откликнулись на слова Генара гулом гневного согласия, который покоробил меня. Я с тоской оглядела толпу: сурово насупленные брови, поджатые губы, ни малейшего признака смягчения в глазах. Кто-то выкрикнул: "Изгнать этого червя!" — и я узнала голос Шомаса.
Попадались и те, кто стояли, растерянно взирая на соседей, но их было меньшинство. Встретив почти единодушную поддержку, Генар благолепно улыбнулся и похлопал сьежившегося под огнем всеобщего гнева бедолагу.
— Лиар мудр и добродушен, — проворковал настоятель, — и раскаяться никогда не поздно. Раскаиваешься ли ты в хуле своей на Свет, недостойный?
Мужчина в растерянности посмотрел на своего собеседника.
— Но я ведь ничего такого...
— Я спрошу еще раз! — возвысил голос Генар, — понимаешь ли ты всю глубину своей вины и готов ли держать ответ перед лицом Лиара?
В наступившей тишине было слышно козье блеяние, раздавшееся где-то вдалеке. Я насторожилась: последняя фраза мейстера почему-то смутила меня.
Паломник судорожно сглотнул, и этот звук получился довольно громким.
— Готов, — выдавил он.
Улыбка Генара стала еще шире.
— Лиар всемилостив и справедлив, — промурлыкал он, поглаживая беднягу большим пальцем по щеке, — уверен, он не будет держать на тебя зла и отпустит тебе эту нечаянную ересь!
На лице мужчины задрожала испуганная улыбка, и он обессиленно склонился перед мейстером, униженно бормоча слова извинения. Генар кивал в такт произносимым речам, с видом глубочайшего смирения. Рукава хитоли упали на голову паломника, почти скрыв от зрителей его лицо, когда мейстер вдруг сделал резкое движение, будто стряхивая что-то с руки, и быстро отпрянул.
Воздух стал горьким и душным.
Тело бедолаги зашаталось, и белый песок обагрился струей крови, хлещущей из распоротого горла паломника. Из-под нижней челюсти того торчала длинная рукоять ножа.
Глухой стук возвестил о падении того, что мгновение назад было паломником, навзничь.
В глазах у меня потемнело, и я согнулась над землей, зажимая руками рот и отчаянно хватая воздух.
Голову плотно обвило кольцо мутной пелены, расчерченной иглами страха. В горле яростно бился тугой комок, и мне пришлось стянуть с лица повязку, чтобы немного унять паническую тошноту.
Я повидала многое, но сейчас все произошло слишком внезапно, чтобы можно было сохранить невозмутимое спокойствие. Если раньше мейстер казался "святошей", одержимым религиозной придурью, то теперь я почувствовала себя надежно запертой в клетке, в которой рыщет сумасшедший фанатик.
— Шар'ракх! — донесся до меня далекий голос Коннара, — ничего себе порядочки! Братец, ты еще не передумал вступать сюда? Они же тут людей режут, как поросят!
Северянин был явно более закаленным и говорил с убийственным спокойствием. Это слегка разрядило обстановку, дав толчок к настороженным перешептываниям вокруг. Меня его слова привели в чувство, пусть и покоробив цинизмом, и я разогнулась, закрывая лицо. Наемник поймал мой рассерженный взгляд и презрительно изогнул губу, мол, ты сама сюда сунулась, теперь получай сполна. Гул толпы становился все громче, и мейстер, сохраняя прежний благолепный оскал, воздел обе руки к небу.
— Да восславится Лиар! — воскликнул он, — да узрит он наши старания во благо и во имя его!
Ветер трепал белоснежную хитоль, на которой подсыхали кровавые цветы.
— Слава Лиару! — вдруг завопил кто-то из толпы, и нестройный хор голосов подхватил этот крик. Постепенно он перерос в знакомый речитатив, и люди принялись раскачиваться взад-вперед, аккомпанируя себе хлопками.
От всеобщего безумия мне вновь стало дурно, и мы отошли от беснующихся поклонников Лиара. Краем глаза я заметила, как помощники мейстера, оставив свои музыкальные инструменты, оттаскивают тело паломника прочь. Их невозмутимость и деловитость свидетельствовали о том, что подобные занятия им далеко не в новинку. В этот момент я подумала: может, бросить все и убежать подальше отсюда? Стоило только представить свою комнатку на такой далекой отсюда Аэдагге, как нахлынула такая волна радости, что я едва удержалась на ногах.
