Разговор получился тяжёлым. Нет, поначалу всё шло хорошо. Игумен хоть и не одобрил полностью задумки княжича в области обогащения, но одолжить пятьдесят рублей брату Силуану разрешил. А вот потом началось...
Грехи княжича игумен перечислял скрупулезно, не разделяя, отбыл ли положенную епитимью за них отрок, али нет. Хотя больших грехов за Андреем не водилось — поговорку: "В чужой монастырь со своим уставом не ходят" — он знал давно, а потому, если исключить игру на гуслях, то был практически чист. Ну а то, что игумен воспитанием занимается, так и правильно: когда ещё, как не сейчас.
Но исподволь, игумен подошёл к главному. К тем самым "бесовским" игрищам на "неправедном" инструменте.
— Знаешь ли ты, что душу свою сим губишь, отрок? Дьявол прельщает людей по-разному, всяким коварством отманивая нас от бога, трубами и скоморохами, гуслями и русалиями. Видим мы игрища в селах и градах, полные множеством людей, где заталкивают друг друга, стремясь к бесовскому зрелищу, а церкви стоят пустые. Вот поэтому мы и принимаем всякие казни от бога и нашествие неприятелей, принимаем всё по веленью господа нашего, за грехи наши. Ведь только тогда бегут люди к обителям, прося святого причастия и моля господа о милости, когда беда уже стучит в двери. Так почто торопишь прихода её? Али не помнишь ты, что сказано в книге пророка Амоса: "Горе... поющим под звуки гуслей". Али не читывал ты, в обители находясь, "Слово некоего христолюбца и ревнителя по правой вере... ", в коем писано: "Не следует христианам играть в бесовские игры, каковы — пляска, музыка, песни мирские". Иль забыл простую истину: путь ко греху краток, прощение же тяжко! Что скажешь в оправдание своё, отрок?
Мда, приложил батюшка, нечего сказать. Чуть ли не под статью подвёл, вот бы кому в инквизициях работать. А сказать что-то надо. И ведь боязно, времена ныне те ещё: у государя легче помилование получить, чем от церковного проклятия отбояриться.
Но ведь недаром он готовился, просиживая за толстенными фолиантами, продумывая заранее ответную речь. Так чего теперь отступать, знал же, знал, что вопрос поднимется. Потому и готовился, что знал заранее.
Собравшись с духом, Андрей заговорил:
— Прости, отче, но разве гусли виноваты в том, что на них скоморохи мирские песни поют? Этак и нож обвинить можно во многом. Ведь у повара он хлеба строгает, чтобы накормить добрых христиан, а у разбойника человека намертво режет, преступая заповедь "не убий". Но ведь судят не сам нож, а того, кто им владел.
Ведь сказано в книге царств, что при звуках гуслей "рука Господня коснулась Елисея, и он пророчествовал".
А почитаемый церковью нашей библейский царь Давид под звуки гусель пел свои обращённые к Богу псалмы. Ведь даже пророк Амос прямо указал: "Горе беспечным на Сионе... поёте под звуки гуслей, думая, что владеете музыкальным орудием, как Давид".
Как бедны те люди, у которых есть песня, но нет лютни, есть псалом, но нет гуслей, есть содержание, но нет формы, есть чистые мысли, но нет чистых звуков. Они сами ответственны за своё нищенское положение, ибо Божьи люди могут быть бедными лишь в том случае, когда отвергают богатства, предлагаемые им самим Богом.
Но пребывающие в безмятежности на Сионе, к которым обращался Амос, сами обеднили себя. Они не приняли все наследие Давида. Они унаследовали лютню, гусли, чистое звучание, музыку, искусство, но утратили его песнь, его псалом, его святые мысли и благочестие.
Гусли, лира и музыка никогда не бывают без содержания. Они всегда основаны на идеях. Когда образ мышления Давида исчез из сердец детей Израиля, они более не были способны молиться подобно ему, исповедоваться подобно ему, вопиять о милости подобно ему, прославлять Бога в песне как это делал он.
Так разве гусли виноваты в этом, отче? Гусли что — поделка из дерева. Они как нож. Попадут в руки повара — принесут добро, а ежели их в руки разбойника дать, то ничего путного не выйдет.
Церковь наша осуждает непотребные, неблагочестивые развлечения, коими скоморохи прельщают людей. Но причём же гусли, отче? Да, в руках скомороха это — бесовский сосуд, неизменно сопутствующий всяческому глумлению, кощунству, играм языческим, но в руках истинно верующего они могут стать орудием воспевания божественной мудрости и вознесения молитвы к небесам.
Да в требнике в числе грехов, в которых нужно покаяться на исповеди, названо и слушанье "гудения гуслей", но ведь и в Псалтыри, по которой грамоте обучают, можно прочитать такие слова: "Исповедайтеся Господу в гуслях, во псалтыри десятиструнные пойте Ему".
Нету в моих помыслах желания пойти по стопам скоморохов, в меру сил своих хочу привлечь народ русский к богу...
Когда Андрей закончил изливаться соловьём, игумен ещё некоторое время молча разглядывал его, будто увидел впервые. Андрей же, уткнув взор в покрытый щербинками пол, мучительно ждал вердикта.
— Про грех слушания сам сказал, — наконец прервал молчание отец Иуавелий. — Потому пойдёшь к брату Таисию, скажешь, я малую епитимью наложил. Об остальном же скажу раз и навсегда. Забудь сие бесовское деяние, ибо оно однажды поставит тебя супротив деяний церкви и уже никто не спасёт тебя: ни государь, ни титул твой, ни род. Супротив церкви никто не встанет. И речи сии еретические тоже забудь. Накрепко запомни сие. А теперь ступай на покаяние.
"Вот уж ткнули мордой в грязь, так ткнули, — уходя из кельи игумена, думал Андрей. — Вот уж и вправду силу церковники набрали большую, прямо вторая власть в стране. Нет, правы были коммунисты, когда всю эту братию под корень рубанули. Для веры и белых попов хватит, а всё остальное шалишь."
Епитимью, конечно, отстоять придётся, а вот музыку мы фиг забросим. Сами пока побережёмся, а вот через скоморохов будем сливать мелодии в народ, развивая, так сказать, народное творчество (а заодно оценим, что из будущего будет пользоваться спросом, а что нет). А дальше будем посмотреть, господа церковники.
Глава 3
Чуть слышно потрескивая, догорала в плошке сальная свеча. Отложив тетрадь (точнее её пародию из самосшитых листов не самой качественной бумаги, купленных по случаю), Андрей растянулся на лежаке, заложив руки под голову и задумался.
Он давно заметил, что его голова, голова человека из информационного общества, забита самой разной информацией, причём такой, что он вроде и забыл давно, и не нужной тогда казалась. Но стоило попасть в средневековье, и любой обрывок информации стал, как говориться, на вес золота, потому что, оказывается, мог принести порой не малую пользу. Вот только память, штука странная и доступ к ней происходил по непонятной для самого Андрея логике. Вот и завёл он тетрадку, в которую и записывал всё, что неожиданно приходило на ум. Вот сегодня он, например, просто чиркая кресалом, чтобы добыть огонька, вспомнил вдруг устройство любимой зажигалки Зиппо. Не досконально, конечно, не все 22 детали, но основную концепцию воспроизвёл точно. Да и чтобы не воспроизвести, ведь первую Зиппо он ещё в Эфиопии получил, как трофей, можно сказать. И даже когда бросил курить, от привычки таскать зажигалку так и не избавился.
Правда в местных условиях стоить такой раритет будет прилично, всё же работа больше для ювелира, да и заправлять придётся только спиртом, а он, как известно, быстро испаряется. Но можно ведь с собой завсегда бутылёк носить, всё удобнее, чем нынешние "зажигалки".
Но это опять-таки, работа не сегодняшнего дня. Не в обители же производство начинать.
Приподнявшись на локте, княжич дунул на оплывшую свечу и загасил огонёк. Всё равно писать уже не будет. Темень разом разлилась по недоступному ей раньше уголку, а Андрей, подолом ночной рубахи протерев лицо от выступившего пота, откинулся на подушку и продолжил размышлять.
Вот тоже, кстати, проблема. Сколько он уже здесь, а всё никак не мог привыкнуть к необходимости спать, можно сказать, одетым. Ведь в большинстве своем жители России привыкли спать налегке, мало кто ту же пижаму одевает. А вот ныне на Руси спали в исподнем — длиннополых рубахах и штанах. И попробуй не оденься — прознают, греха не оберёшься. Ночная одежда, она не только от нечисти бережёт, но и пред богом нагишом предстать не даст. Ведь сказал господь, что на Страшный суд вызовет в любой момент дня и ночи. Вот выдернет из постели, а ты голый да босый. Предрассудки? Ну, может быть и так, да только когда большинство в это верит, поберечься стоит. Дурной слух, он и царю навредит, не то что какому-то княжичу. А кто не верит — вспомните о Лжедмитрии, не спавшем после обеда или Александру Фёдоровну, жену Николая II, царицу-"шпионку". Когда есть те, кому ты мешаешь — любой предлог может стать роковым.
Нет, нет, упаси бог. В новый мир нужно выходить хорошо подготовленным и уже потом ломать его понемногу, а не то, не ровен час, мир сам тебя сломает и не заметит потери. Жаль, конечно, что в обители о многих его промахах знают, но на то она и обитель. За церковными стенами тайн схоронено уйма, одной больше, одной меньше — никто считать не будет, по крайней мере, пока он вдали от великокняжеского двора обитать станет.
А вообще, пора уже вариант с поместьем продумывать, ибо времечко летит незаметно. Давно ли ещё по снегу братец Миша приезжал, а вот уже и лето на носу. Не успеешь оглянуться — осень настанет. Деньжат, что у него осталось, вполне на малую деревеньку хватит, но вот потом он точно на мели будет. Причём ближайшие лет пять, пока торговые деньги не подрастут до достаточно круглой цифры.
По-хорошему, нужно было выхватить такое местечко, которое позволило бы создать своё производство, желательно на каком ни будь богатом полезными ископаемыми месте. Вот только ничего хорошего на ум не приходило. Ну не было у него карты с точными координатами полезных ништяков, не учил он их. Потому и мучился выбором.
И вообще, надо, наконец, определяться, что делать дальше.
Можно, конечно, как братья Фёдор и Борис, сидеть безвылазно в своей вотчине и жить в своё удовольствие, с годами расширяя свои владения, вот только для этого у него не было той самой приличной вотчины. Да и мысли его крутились вокруг совсем других идей.
Он же офицер и давал присягу служить своей стране, обещая защищать конституционный строй, народ и отечество! И какая разница, когда это было. Русь — она одна, а он русский офицер! И плевать ему на то, что его вмешательство может привести к краху того европоцентристского пути развития мира, который случился в его прошлом-будущем. Ведь, как сказал Адам Смит, чья фраза была любимой у Вашингтона и которую повторил Салливан в своём "Манифесте Судьбы": " Все для нас, ничего для других". Да и вообще он считал, что мир, созданный англосаксами, пришёл к тупику. Как ответил Рэй Бредбери, когда его спросили, почему люди не колонизировали Марс, как он это описывал в своих "Марсианских хрониках" ещё в 50-х годах: "Потому что люди идиоты. Они сделали кучу глупостей: придумывали костюмы для собак, должность рекламного менеджера и штуки, вроде iPhone... Человечеству дали возможность бороздить космос, но оно хочет заниматься потреблением: пить пиво и смотреть сериалы."
А сколько ошибок он помнит, которые можно исправить и пустить Русь по другому пути? Да в принципе, прилично. Сколько копий сломано на страницах книг и в интернете, где разбирали различные варианты случившихся событий. Им несть числа. Он и сам зависал подчас на различных форумах, бурно обсуждая исторические развилки, и кое-что помнил оттуда.
Но, как уже говорилось, ему нужно было найти свою стезю, которая позволит проводить изменения.
Он было задумался о своём ВУСе. Как никак, а артиллерист, да и историю развития артиллерии знал довольно неплохо.
Вот сейчас, к примеру, и в русской, и в европейских армиях на вооружении были пушки и короткоствольные мортиры (длина ствола которых не превышала длины руки, что делалось для удобства заряжания, чтобы закладывать снаряд в ствол без каких-либо дополнительных приспособлений). Пушки в подавляющем большинстве своём не имели зарядных камор, и канал ствола у них переходил в плоское или полушарное дно. Они могли вести лишь настильный огонь, угол возвышения их редко превышал 15®. При этом они не могли стрелять бомбами, а стреляли лишь сплошными железными или каменными ядрами (а всё потому, что металлургия этого времени не могла произвести тонкостенные снаряды, которые могли бы выдержать выстрел из орудия, не ломаясь) и картечью. Мортира же предназначалась для обстрела целей, недоступных для настильного огня — пехоты, укрытой в траншеях или за стенами крепостей; разрушения зданий и укреплений при осадах. Вот ядра мортиры могли быть снаряжены взрывчаткой, так как скорость ядра, а значит, и перегрузки при выстреле были меньше. Промежуточным вариантом была гаубица, но и она не могла палить бомбами, да и стреляла чаще настильно, как пушка. Ну и, главное, и мортира, и гаубица, и пушка были слаботранспортабельны, перемещаясь в походе на телегах, а в месте боя вкапываясь в землю или устанавливаясь на неподвижном станке.
Существовали уже, правда, и итальянские спингарды без цапф на 'предкоробчатом' лафете, применяемые в итальянских войнах (Италия XV столетия не даром была главным творцом артиллерийских новшеств) и от них же пришедшие на Русь вместе с приглашённым в 1475 году Иваном III из Болоньи итальянском литейщиком и зодчим Ридольфо Фиораванти. Но до полноценной полевой пушки ей ещё было далеко.
Лишь начавшиеся в 1494 году Итальянские войны породили настоящую полевую артиллерию и "виной" тому стала "прогулка" французского короля Карла VIII по Италии всего с 30 тысячным войском. Зато у него вся артиллерия, как напишет Джовио, передвигалась конной тягой. Тяжёлые орудия — на 4-х колёсных повозках и лафет с передком, лёгкие — непосредственно на лафетах, притом "очень быстро, как по ровной, так и неровной гористой местности... на ровной местности орудия оказываются быстрее конницы". Пушки Карла VIII были все отлиты из бронзы и стреляли железными ядрами; стволы имели цапфы и устанавливались на коробчатые лафеты, позволяющие быстро менять горизонтальную и вертикальную наводку. Железное-же ядро позволяло орудиям бить "столь же сильно, как и бомбарда втрое большего калибра". Короче, все технические компоненты французских орудий уже имели вид, который в общих чертах сохранится на протяжении последующих трёх с половиной столетий.
А противостоящая французам итальянская (взятая за основу и на Руси) артиллерия, несмотря на все предшествующие научно-технические успехи Италии, разом устарела, оставив в руках итальянских канониров на момент вторжения слишком тяжёлые и малоподвижные орудия, которые стреляли каменными ядрами, перевозились бычьими упряжками и устанавливались врассыпную, что не позволяло сосредотачивать огонь.
Потому-то все срочно принялись копировать французский опыт.
Не останется в стороне и Русь. Новые пушки будут стараться лить из бронзы и ковать для них железные ядра. Но ещё при осаде Смоленска в 1514 году большие пушки всё так же будут вкапывать в землю или ставить на станки.
