Кстати, надо напомнить господину Иненю, что Советский Союз обеспокоен жестокостями турецких войск против христианского населения и разрушением христианских святынь в Палестине. И если эти безобразия не прекратятся, то Советская армия готова взять святые места под защиту.
Сталин усмехнулся, вспомнив свою первоначальную мысль — назвать иракскую операцию "Буря в пустыне". Но уже традиция использовать имена русских полководцев. Так что пусть будет — "Скобелев".
Где-то в Ираке. Март 1944
Грязные псы! Дети свиньи и шакала!
Андерс поймал себя на том, что уже и ругается по-арабски. О, Матерь Божия, это временно, пока я принужден быть среди этих человекообразных! Ленивые и трусливые скоты, умеющие лишь грабить! В Палестине это еще было терпимо — очищать территорию от евреев, делать ее "юденфрай" — хотя и там иногда случалось всякое. Здесь, куда 1-ю дивизию Арабского Легиона СС перебросили месяц назад, тоже поначалу было ничего, гарнизонами стоять и поддерживать порядок, о аллах, тьфу, Матка Божья, не погнали в пустыню гоняться за бедуинами и не послали на север, где и немцы от набегов курдов волками воют, а впрочем эти "курды", как Андерс слышал, часто по-русски говорят, поймать бы и поспрашивать — ну а вдруг они тебя поймают? Ведь ходят слухи, что Польшу Сталин хочет целиком забрать себе, а значит, все ее уроженцы, воюющие за рейх, попадают под русский закон об изменниках, которых или вовсе в плен не берут, или загоняют в Сибирь на двадцать лет — это если очень повезет! А курды, так те вообще дикари... так что хорошо служить под Багдадом! Где самый частый и реальный противник — это свои же дезертиры, из Легиона, собравшиеся в шайки и грабящие все, до чего могут дотянуться. Уже и немцев это достало вконец!
Но теперь против не трусливые арабские бандиты! А страшные русские. Генерал Цойберцвейг, командующий группой "Халиф", очевидно, не питал иллюзий относительно боеспособности Арабского Легиона — но не оказалось под рукой другой вооруженной силы! А на бумаге все выглядит прилично — укомплектованная по штату дивизия, даже артиллерию подкинули, трофейные английские пушки, взятые в Александрии, с немецкими расчетами, единственное подразделение, на которое можно положиться! Потому что арабы — это ленивые скоты.
Если все в руках Аллаха, то зачем стараться? Копать окопы по жаре, когда можно вкушать крохи удовольствия. Где эти мерзавцы достают курительную дурь? Валяются в тени, где попало — вместо того чтобы оборудовать линию обороны! И кричи не кричи — в лучшем случае начнут шевелиться, как сонные мухи, и тотчас вернутся к нирване, когда отойдешь. Лишь валяются, жрут и гадят. У полевой кухни всегда толпа, обед или не обед. Пока интендантом батальона был немец, поддерживался какой-то порядок — но Долль забрал его в "Саладин", поставили араба, и началось... Господи, у этих тыловая служба понимается исключительно как синекура, дающая законное право воровать — а не как действительно ответственная работа по обеспечению войск всем необходимым! Уже троих расстреляли, в последнем случае за то, что батальон не жрал целые сутки — и не меняется ничего!
Траншей как таковых нет. Единственное, что выкопали, это сортир. Тут Коран строг — прописывая, как истинному мусульманину надлежит отправлять естественные надобности, в какой позе и чем подтираться. А самое важное, сесть задом к Мекке значит оскорбить то ли Пророка, то ли самого Аллаха, сесть лицом, как на молитве, оскорбление не меньшее. Исключительно боком — вот и вырыли, как по линейке, и успели уже загадить. Приказать, что ли, чтобы засыпали и выкопали новую? Пусть хоть этим займутся, чем болтаться без дела — солдат всегда должен быть чем-то занят, ради поддержания дисциплины! (прим. — Тут Андерс ошибается. "Туалетная" тема подробно расписана у мусульман все же не в Коране, но в весьма уважаемых богословских трудах по его истолкованию. Например, трактат ал-Газали, XII век. — В.С.).
Опять черт этого принес! Господин Саддат, штурмбанфюрер СС, в такую жару он в черном суконном мундире, застегнутом на все пуговицы — чтобы чин показать, как знак доверия немецких господ! А в руке не плетка, а стек. Уже орет, заметив какой-то непорядок! Хорошо, хоть самого главного не усмотрел, что не окопались. Большая вооруженная толпа — это, конечно, впечатляет! Но если ее накрыть артиллерией, а затем пустить танки, выйдет лишь много-много мяса. Как было тогда под Эль-Аламейном — нет, лучше не вспоминать о том!
Свист снаряда и разрыв. Одиночный, метрах в двухстах, судя по взрыву, калибр побольше немецких ста пяти, но меньше шестидюймового. Русский, сто двадцать два! И пристрелочный — сейчас нас всех накроет!
И спрятаться негде! Разве только... И тут Саддат, который тоже сообразил, первым бросился в вонючую яму! За ним его телохранители, двое громил свирепого вида, приученные быть там, где хозяин, не рассуждая. Следом, видя такое, уже кто-то из солдат. В воздухе снова засвистело, и Андерс решился. Он приземлился на ноги, почти по колено — "Сапоги после очищу!" — пригнулся... Но сверху прямо на голову прыгнул еще кто-то — о черт, падать прямо в жижу лицом! И тут по ушам ударило грохотом, снаряды полетели подряд, стреляло не меньше дивизиона! В яму падали еще тела, и еще, придавливали тех, кто внизу, нет, как это гнусно — захлебнуться в дерьме вместо того, чтобы умереть по-солдатски! Затем ударили русские "катюши", и началось что-то совсем ужасное: земля дрожала и прыгала, и казалось, что ничто живое не может уцелеть в этом аду — но еще несколько счастливцев прыгнули в яму. О мать божия, сейчас меня раздавят! Откуда кровь?
Когда все кончилось, Андерс сумел прорыться наверх, сквозь тела — один из русских снарядов разорвался у самой ямы, осколки и взрывная волна прошлись по тем, кто был наверху. Кто-то был еще жив, стонал — плевать! И Саддат так и не выполз, туда тебе и дорога, утоп в сортире! Наверху всюду валялись трупы, полевая кухня была опрокинута. Неужели он один остался в живых — из всего батальона, попавшего под огонь?
А с севера быстро надвигались русские танки, поднимая пыль. Уже можно было различить пехоту, сидящую на броне. И останавливать их было нечем — немецкие пушки молчали, накрытые все тем же обстрелом.
Генерал герцог Луис Маунтбеттен, вице-король Индии, командующий Британской Индийской армией. Март 1944
Наше положение было крайне угрожающим. Мы контролировали долину Инда, штат Пенджаб, южный Иран, остров Цейлон и анклав в Гоа — территорию, размером превосходящую Великобританию, имея для того явно недостаточное количество войск, ненадежную связь с метрополией и слабую тыловую промышленную базу. К востоку хозяйничали японцы и повстанцы Чандры Боса, на западе в Ираке были войска ужасного Роммеля — с каким облегчением я вздохнул, когда этого лучшего германского полководца с наиболее боеспособными дивизиями убрали от нас в Португалию! Но немцы за последние два года сумели внушить к себе большое уважение как к противнику — отчего план наступления на Басру, предложенный еще в октябре, был мной, после тщательного рассмотрения, отвергнут. Да, численно, на бумаге, мы превосходили врага — но по качеству войск все было не так однозначно. И немцы имели возможность усилить свою группировку в Ираке по недоступным нам коммуникациям через Средиземное море и Сирию — мы же должны были надеяться исключительно на местные, весьма скудные ресурсы. А главное, по крайней мере до Рождества наша активность могла привести к новому появлению здесь самого Роммеля со свежими войсками — и тогда помоги нам бог удержать хотя бы прежние позиции!
Которые к тому же были весьма удобны для обороны. У Абадана закопались в землю и бетон 4-я (гуркхская) и 5-я (раджпутская) дивизии 30-го корпуса — ветераны, закаленные страшными боями от Туниса до Басры. Достигли уровня боеготовности 31-я и 44-я танковые индийские дивизии (на "шерманах", вся пехота на БТР). Всего же подчиненные мне войска состояли из трех армий: 8-й (западный рубеж, от устья Шатт-эль-араб, слияния Тигра с Евфратом, до Ахваза, где на той стороне были уже русские), 10-й (побережье от нефтеналивного порта Махшехр до Бушера) и 14-й (восточный рубеж, против японцев). Восьмая армия включала в себя три корпуса: 4-й (из метрополии), 13-й (австралийцы и новозеландцы), 30-й (индийский) — каждый в составе двух пехотных дивизий и одной бронебригады, две упомянутые танковые индийские дивизии составляли резерв. Это было меньше, чем имел наш скандалист Монти против Роммеля на Ниле в мае прошлого года — когда все кончилось нашим разгромом и отступлением до Багдада!
Потому никто не смеет порицать меня за разумную осторожность. Одно дело, это лихой рейд группы коммандос, часто и с успехом практикуемый именно на нашем фронте, и совсем другое — маневр всей армии, последствия которого при ошибке будут катастрофой! В конечном счете, сохранение вверенной нам территории для британской короны — это тоже достойная цель. После Португалии казалось вполне вероятным, что немцы вспомнят и о нас — при том, что у них была налажена связь и координация с японцами, одновременное наступление с запада и востока могло кончиться для нас таким же разгромом, как для американцев Лиссабон. Мы уже знали, каким зверствам подвергли японцы в Малайе, Сингапуре, Бирме и Индии наших военнопленных, а также гражданское население, семьи британских офицеров и чиновников — и, к сожалению, не могли пока внушить желтомордым макакам то, что русские уже вбили немцам: "За военные преступления — смерть!" Попытка эвакуации была не менее опасной, чем остаться здесь — в январе была потоплена субмариной "Калькутта", бывший лайнер индийской линии, вышедший от нас в Кейптаун с четырьмя тысячами раненых и эвакуируемых, спаслось меньше пятисот человек! В то же время ни немцы, ни японцы, казалось, не проявляли активности, шли бои местного значения, иногда довольно ожесточенные, и дерзкие набеги коммандос. И мне казалось, что так будет до капитуляции немцев в Европе — после чего придется уже думать о возвращении Индии под власть британской короны.
Я знал, что после окончания войны индусам обещана независимость. Но будучи ответственными за эту территорию и индийский народ в течении полутора сотен лет, мы считали своей христианской обязанностью передать власть в руки цивилизованного, демократического общества, сохранившего к Британии самые дружеские чувства — а никоим образом не самопровозглашенной банды крайне подозрительных личностей, террористов и бунтовщиков! Кроме того, не было уточнено, касается ли будущая независимость Пенджаба, которому было обещано вступление в Империю на правах доминиона.
Все изменилось 14 марта. Русские в Ираке вдруг двинулись на юг, с провозглашенной целью "разоружения немецких войск". Казалось вполне вероятным, что они захватят весь Ирак, Кувейт, северные районы Аравии — после чего сохранение этих территорий, про которые уже было известно, что они богаты нефтью, в составе империи, под большим вопросом! Русские уже выходили на Евфрат в прошлую Великую войну, и лишь их революция помешала им закрепить что-то за собой — и вот опять!
Я отдал приказ 8-й армии на выдвижение 16 марта. Двое суток форы русским были вынужденной мерой, стало очевидно, что немцы в Ираке слабы. Кроме того, русские вырвались из Проливов, взяли Крит, вели успешные бои в Греции и Италии — хотя эти факты были для Британии весьма неблагоприятны, для немцев, пожелай они бросить против меня свежие силы, создавалась бы куча проблем. В то же время все пехотные дивизии 8-й армии были, по сути, моторизованными, посаженными на грузовики, а частью и на бронетранспортеры, что позволяло надеяться на достаточно быстрое продвижение.
Силы немцев на театре насчитывали в совокупности около четырех дивизий, включая Арабский Легион. И гунны оказали достаточно серьезное сопротивление — но не могли противостоять моим героическим гуркхам, которые отважно бросались на немецкие танки и доты с бутылками бензина (прим.— Исторический факт! В войну в таком замечены лишь русские и гуркхи. Причем индийским "ноу-хау" было вязать вместе бутылки и гранаты, чтобы можно было применить и против пехоты, и брать по связке в каждую руку. — В.С.). Конечно, потери 30-го корпуса были значительными, зато идущий следом 4-й корпус сумел легко развить успех. После чего немцы, имея фланговую угрозу в лице надвигающейся с севера русской танковой армии, начали поспешно отступать. Восемнадцатого марта была взята Басра, а уже 19-го части 4-й бронебригады у Эн-Насирии встретили наступающих русских. Слава богу, "фашоды" не получилось, между Москвой и Лондоном была достигнута договоренность (прим. — У оазиса Фашода в 1898 году столкнулись англичане и французы, колонизировавшие Африку соответственно с севера и запада. Возник кризис, реально грозивший англо-французской войной, но в конечном счете стороны договорились о разделе колоний. Ну, а мнения африканцев, конечно, никто и не спросил. — В.С.). К сожалению, мы должны были смириться с посаженным в Багдаде прорусским "правительством", зато сохранили контроль над Кувейтом и шиитским югом Ирака. И было обговорено, что это положение временное, до решения авторитетной послевоенной конференции.
Я принимал участие в этом процессе, поскольку вместе с Уэлвеллом ездил в Багдад в штаб русского Закавказского фронта на встречу с генералом Баграмяном. Русский командующий показался мне похожим на наших служак, выбившихся усердием из низов, боевой генерал, лишенный аристократизма и дипломатических манер, типичный командир поля боя. Впрочем, что можно ждать от прапорщика прошлой Великой войны, выходца из семьи железнодорожного рабочего? Не лишенного военных талантов — пройдя на службе путь до генеральского чина, окончившего большевистскую Академию с таким успехом, что был оставлен там преподавателем тактики. Однако же в британской армии такой человек никогда не поднялся бы на самый верх, будучи не более чем орудием для осуществления военных планов, составленных другими. Так что хотя чисто военные вопросы о разграничении театра боевых действий, установлении оперативной связи и пользования транспортными путями были решены успешно, я был разочарован — для высшего руководства здесь, где интересы наших стран смыкаются, Сталин мог бы прислать кого-то из прежней военной аристократии, с кем бы мне было гораздо комфортнее. Что до русских войск, то они показались мне в должном порядке, с хорошим снабжением, по первому впечатлению, вполне способные решать боевые задачи.
В этой поездке мне запомнился еще один эпизод. На обратном пути у одной из машин моего кортежа по недосмотру водителя перегрелся мотор, и мы вынуждены были на время остановиться, в это время русские солдаты гнали мимо колонну пленных. Вдруг один из этих несчастных, крайне грязного и оборванного вида, увидев британские мундиры и флажки на капотах, бросился ко мне, крича на вполне понятном английском языке! После было напряженное объяснение с русскими офицерами, на которых пленник смотрел с животным ужасом — я, призвав все свое красноречие, заявил, что если этот человек британский подданный, то он за все содеянное им ответит по британскому закону. Возможно, причиной была неточность перевода — но главный из русских махнул рукой и сказал, что если он ваш и вы сами желаете его казнить, это ваше право. На том инцидент был исчерпан, и мы продолжили путь.
