Ещё одна сказка

— А мы думали, что здесь ты станешь другой, — разочарованно сказал Андрей, как оказалось следивший за моим лицом.

— А вам этого так хочется? — в смятении спросила я. — Чтобы я стала другой?

И не дожидаясь ответа, по малейшим изменениям в лицах детей я ощутила отклик на мой вопрос. Да, они желали этого изо всех сил! Но почему? Оттого ли, что вся их жизнь со мной ранее катилась по слишком ровным рельсам? Что я думала только о главном: сыты, одеты-обуты — и этого хватит?

— Ты нужна не только нам, — вдруг сказал Андрей. — Ты нужна всем этим людям. Поэтому нам хочется, чтобы ты перестала... дичиться. Мам, мы всё понимаем. Тебе из-за папы трудно. Тебе трудно из-за той жизни, которую ты вела не в своём мире. Но, мам, хватит прятаться от всех. Понимаешь, мама, нам хочется приводить сюда своих друзей и... — он смущённо улыбнулся, — и своих подруг. Но если мы знаем, что ты этого не хочешь, нам трудно приглашать к себе кого-нибудь. А у нас здесь друзья, и им тоже интересно, как мы живём. А как приглашать, если ты с трудом скрываешь, что ты не хочешь видеть всех посторонних?

— Я... научусь быть открытой, — решившись, пообещала я. — Только мне бы немного времени. А то вы, дети, тоже слишком многого хотите от меня. Не бывает так, чтобы только вчера — с корабля на бал, а сегодня уже я изменилась. Не бывает. Дайте мне время привыкнуть к самой мысли, что я здесь не чужая. Пожалуйста!

Дети даже посмеялись и обещали прислушаться к моим словам, после мы все снова занялись работой по дому и по саду. Пока я знакомилась со всеми потайными хозяйственными уголками в садовом домике, при взгляде на Катю, которая снова была моим экскурсоводом, мне вдруг в голову пришла мысль о том, что моё отторжение нового настолько эгоистично, что я сразу не поняла движения дочери: она застеснялась, когда Андрей заговорил о друзьях.

Я покраснела сама и радовалась, что Катя стоит ко мне боком, разглядывая какую-то посудинку. Да, чистейшей воды эгоизм — не отреагировать на нечаянную подсказку дочери, что она нашла себе в этом мире, как выражаются среди её ровесников, молодого человека. А я время от времени в своём мире удивлялась, почему она ни с кем не дружит!

Но с кем она подружилась? Я вздохнула с новым беспокойством: хоть бы молодой человек оказался достойным!

Пока занимались хозяйством, меня посетила одна мысль: хотелось тайком снова подойти к задней двери старого дома и попробовать войти. Днём. Чтобы получше рассмотреть то помещение, где я невольно запустила напольные часы. Идут ли они до сих пор? Или остановились, и в зале снова затаилась тишина, от которой мурашки по коже?

После обеда, помыв в компании с Катей посуду, я сказала детям, что хочу одна прогуляться по саду. Дети согласились, что надо постепенно осваивать собственность, хотя я и побаивалась, что они упрекнут меня и будут набиваться в спутники. А у меня ещё сразу после ухода ре Гранды возникло это маленькое желание, которое так захотелось воплотить!.. Но дети согласились, и я несмело пошла по дорожкам, чтобы ещё и запомнить их. Правда, когда я сумела подойти к старому дому, моё желание угасло с запертой дверью. Сколько я ни пыталась, открыть её не смогла. Может, потому что рядом не было котов? Я даже улыбнулась при этом предположении. Но делать нечего. Пришлось не солоно хлебавши возвращаться в садовый домик, где дети уже начали подготовку к поездке на вечер к доре Марику.

И тут меня словно стукнуло.

— Объясните мне, пожалуйста, почему нам так быстро прислали пригласительное, хотя знали, что я только-только появилась в этом мире? — озадачилась я. — Вы же не знали, что придётся убегать из нашего мира именно вчера? Это не слишком рано для меня, которой и мира-то здешнего не знает?

— Мама, мы ничего тебе сказать не можем определённого, — пожал плечами Андрей. — Просто здесь ценятся специализации, носителей которых очень мало. Мы, например, ходоки — в этом городе почти единственные. Есть один старик, но он уже отказывается ходить за грань. Мы с ним познакомились как-то — он очень стар, и мы понимаем, почему он отказывается. Поэтому нам все обрадовались. У тебя дар пока неизвестен. Но ре Гранда считает, что, если он до сих пор спит, его надо разбудить. Поэтому нужен вечер у доре Марика — ты будешь взволнована, а значит, окружающая обстановка должна повлиять на пробуждение твоего дара. А как только он проявится, ты заглянешь в листы — и они помогут тебе проявить его полностью.

— Мне пока ещё трудно понять, что к чему, — покорно, лишь бы не спорить сейчас с ними, ответила я. — Я не вполне поняла, что ты мне объяснил, но буду помнить об этом. А далеко ли живёт этот ваш доре Марик?

— Тебя это не должно волновать, — рассеянно сказала Катя. Она сидела у окна, старательно делая маленький букетик из садовых цветов для наших шляпок, пока я брызгала водой из пульверизатора на наши платья, стараясь хотя бы так разгладить небольшую помятость ткани. — Ре Гранда обещала нам прислать карету, в ней и поедем. Это неофициальные визиты могут совершаться пешком, а на вечера с приглашением обычно приезжают либо на машинах, либо в каретах.

Когда мы все были готовы (о личной готовности промолчу), зазвенели колокольчики, и Андрей весело сказал:

— Карета подана!

Он подал мне руку и вывел из дома, после чего взял под руку и Катю.

Невесть откуда взявшиеся коты проводили нас до калитки.

— А в следующий раз мы вытащим себе собаку, — невпопад сказала дочь, улыбаясь и оглядываясь на котов.

Первой Андрей ввёл в карету сестру и тут же объяснил:

— Это против правил, но ты никогда не каталась в карете, поэтому она поможет тебе подняться. Осторожно со ступеньками.

Кучер дружелюбно улыбнулся мне, скособочившись на своём облучке. Я откликнулась дрожащей улыбкой. Сын был прав. Только рука Кати, в которую я судорожно вцепилась, помогла мне не упасть на первой же ступеньке, оказавшейся до ужаса узкой и скользкой. Дочь кивнула мне.

— Не бойся. В первый раз я вообще шлёпнулась на руки Андрея. Хорошо ещё, кроме Гранды, никто не видел моего позора.

— Почему позора? — спросила я, усаживаясь на мягкую, покрытую чуть ли не ковром скамеечку.

— Мам, ты просто поскользнулась, а я наступила на подол платья — и оно порвалось! Ну не совсем порвалось. Оборка повисла. Но у Гранды здесь, в каретах, есть запас всяких ниток на всякий случай. Мы из-за меня тогда чуть не опоздали.

А потом мы замолчали: дети давали мне разглядывать в окошечко ряд домов, а я делала вид, что смотрю, а сама переживала странные впечатления. Ещё вчера я пробиралась на пришкольном участке среди деревьев и кустов, спасаясь от неведомой беды. А сегодня меня везут в карете... на бал? На местный бал? Странная жизнь у меня. Вроде жила я до сих пор почти сонной, плохо воспринимающей реальность... И неожиданно реальность сразу двух миров ворвалась в этот сон, развеяв его вялый, апатичный флёр без остатка. И снова эти думы поднимали главный вопрос: кто я? Кем были мои родители, если их за это убили, но тем не менее, именно во мне ожидают возрождения их таланта?..

Я поёжилась. Это тяжело и страшновато — быть в глазах многочисленного общества ожидаемой. А вдруг я не смогу оправдать ожидания незнакомых мне людей? Что тогда? Правда, моих детей здесь приняли и очень хорошо — из-за того, что их дар всем нужен. Но что будет со мной? Стану при них просто матерью... И это замечательно. Я всегда радовалась, что мои дети разносторонне одарённые и что нет проблем с уроками, которые они знают отлично. А теперь... Я вздохнула. Слишком мало знаю, чтобы судить о том, что теперь будет. Подожду. Я-то в отличие от тех, кто знал настоящую мою семью, ничего не знаю. Так пусть подождут и они...

Вскоре закончилась улица, в которой чуть не каждый из домов выглядывал из зелени. Карета свернула на частную дорогу, как я поняла, а через некоторое время остановилась у крыльца дома. Когда я вышла с помощью Андрея из кареты, с замирающим сердцем я заметила множество карет и машин по обе стороны от крыльца.

Наша карета тоже отъехала подальше, едва из неё вышла Катя.

— Ну что, дамы? — шутливо спросил Андрей. — Готовы к празднику?

Он поднял руки и согнул их в локтях, чтобы мы могли уцепиться за них, после чего пошёл к крыльцу, где нам открыли двери.

Я не успела никого разглядеть, как неподалёку от нас какой-то человек важно провозгласил:

— Ре Искандра с сыном Андреем и дочерью Катериной!

Стараясь выглядеть серьёзной и улыбающейся, я с ужасом почувствовала, как начинает трястись живот от непроизвольного и скорее всего истерического смеха. Ужас... Прямо-таки... сказка! Но постепенно, пока Андрей вёл нас через всю залу (я так поняла, к хозяину), я могла с трудом заставить себя улыбаться, как прежде.

Когда-то, давным-давно, стоя в очереди за талоном в регистратуре нашей поликлиники, я от нечего делать перечитывала чью-то газету, оставленную на прилавке. И в одной статье меня зацепило странное сочетание слов "чуждые в какой-то степени".

Перед нами расступались, нам улыбались. Но впервые я могла сказать, что все эти люди отличались главным признаком: они были чуждыми. Не знаю, в какой степени, но... они начинали пугать меня. У входа в основном толпились молодые люди. Одна компания привлекла моё внимание тем, что их лица, отмеченные странной красотой, тем не менее, не скрывали одну особенность. Для людей они выглядели необычными. В чём именно — я разобраться не могла, но похолодела от неясного страха, когда один молодой человек, высокий и отчётливо высокомерный, вдруг кивнул Кате, а она улыбнулась ему.

Но затем я перестала отвлекаться на тех, кто здоровался с нами. Мы подходили, кажется, к хозяину дома. Низкий и кряжистый, он стоял под руку с Грандой и следил за нашим приближением с таким предвкушением, словно дожидался, когда доверчивая жертва сама сунется в капкан. Когда Андрей остановился перед ним, Гранда легко скользнула на шаг вперёд, выпростав руку из захвата хозяина, и приветливо сказала:

— Доре Марик, разрешите представить вам ре Александру, нашу надежду и всеобщее ожидание!

Честно говоря, мне в это мгновение захотелось убить её: неужели так трудно сказать, чего именно все ждут от меня?!

Пятая глава

С трудом "держа лицо", я вытерпела, пока доре Марик, которому явно было где-то за шестьдесят, если не больше, смачно целовал мне "ручку", а Гранда щебетала так, что я постоянно вздрагивала в начале её каждой новой фразы. Помогало лишь одно: дети смирно стояли рядом, спокойно принимая все странные выкрутасы хозяина дома и "старушечки". Чуть позже Гранда кивнула моим детям, и те, прошептав: "Мама, ничего не бойся!", отошли от нас.

Старушечка продолжала щебетать, однако я, хоть и не сразу, но заметила, что наша соседка говорит хоть и пронзительно, но так, чтобы её слышали только в нашем тесном кружке, который пополнился ещё тремя представителями здешних аристократов. По поводу последних, аристократов, у меня не было никаких иллюзий: одеты были прекрасно и вели себя весьма раскованно, как только дело касалось этикета. Мне их, естественно, представили. Высокий и темноволосый доре Велеслав оказался главой довольно большой семьи. Добродушная и полная блондинка ре Миранда тоже была матриархом в многодетной семье. Угрюмый и сутулый тёмно-рыжий доре Тамаш завершил нашу компанию. Кажется, все они в своём кругу являлись довольно влиятельными людьми. Первые двое много старше меня — сверстники доре Марику, но доре Тамаш, если не обращать внимания на горестные морщины вокруг рта, кажется, ровесник мне.

Доре Марик чуть не интимно ласкал мою ладонь в своих руках, время от времени расцеловывая её, словно самый настоящий дон Жуан, и в то же время пытливо вглядывался в мои глаза, что напрочь отбивало все мысли о любовной игре. В очередной раз приложившись к моей ладони, он вполголоса сказал:

— Лучшая маскировка — быть на глазах у всех. Вы играете в покер, ре Искандра?

— Не-ет, — от неожиданности споткнулась я на коротком слове.

— Вы очень терпеливы, ре Искандра. Потерпите ещё немного. Прямо за столом с картами мы расскажем вам, почему мы так ждали вашего появления.

Мне тут же объяснили, что за данный карточный столик в главной зале может садиться только хозяин дома, в котором проводится вечер. А с ним те гости, которым он предложит партию. Все остальные играют в отдельной комнате. Недоумевая: "Покер? Но я же сказала, что не умею играть!", я присела на предложенный низковатый, но уютный мягкий стул при инкрустированном мелкими деревянными деталями столе. Я так загляделась на роскошный узор всех оттенков медового цвета, что не сразу сообразила: слова о маскировке предполагали, что мне будут подсказывать карты и ходы в игре. То есть игра будет понарошку — на зрителя...

Пока все усаживались вокруг столика, распорядитель объявил вальс — и не замеченный мной небольшой оркестрик, расположившийся в углу залы на возвышении-эстраде, принялся настраивать свои инструменты, а затем, со взмаха скрипача смычком, повёл лёгкую танцевальную мелодию, при первых звуках которой многие в зале зашевелились и оживились. Вскоре в середине помещения появились первые, с удовольствием танцующие пары.

Боясь встретиться с кем бы то ни было глазами, я осторожно оглядывала залу, высматривая детей. Катю заметила в толпе молодых людей, которая ещё раньше привлекла моё первое, не вполне одобрительное внимание. Она стояла перед тем молодым человеком, который кивнул ей при входе, и сосредоточенно слушала его, а он ей что-то увлечённо рассказывал. "Надеюсь, он хороший человек, — только и могла я повторять про себя со вздохом. — Очень надеюсь, что моя Катя осмотрительна и не наделает глупостей..." Андрея сразу не нашла. Пришлось выслушать парочку комплиментов от доре Марика, потом снова бросить взгляд уже на танцующую толпу. Андрей стоял неподалёку, в компании двух молодых людей, которые, посмеиваясь, что-то говорили ему, а сын с еле заметной улыбкой отвечал им. Они явно были старше, но среди них Андрей чувствовал себя уверенно, время от времени даже снисходительно им улыбаясь.

Успокоившись, что дети рядом и на глазах, я обратила внимание на столик и соседей-игроков.

Итак, нас за столиком шестеро. Все остальные приглашённые гости постарше устроились в креслах, поставленных ближе к стенам, чтобы не мешать молодым танцевать. Между ними то и дело появлялись, судя по униформе, слуги, которые предлагали выбрать что-нибудь с подноса — кажется, сладости. Наверное, гости постарше очень довольны таким времяпрепровождением, поскольку общались между собой очень живо, а главное — не приближались к нашему столику.

Главное — видимо, с точки зрения сидящих здесь заговорщиков. Все они нетерпеливо смотрели на колоду в руках хозяина, а тот всё никак не начинал игру, словно рассеянно мешая карты. Наконец к нашему столику подскочил один из прислуги и поставил сбоку поднос с вазочками, полными конфетами и, похоже, кусочками сушёных фруктов в виде разных фигурок. Затем подбежал ещё один и расставил перед каждым из нас довольно вместительные бокалы с каким-то напитком.