Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— А ну стой собаки!!! — взревел Фролов и слуги послушно прекратили экзекуцию, испуганно озираясь на голос хозяина.
— Жива!? Здорова!? — подбежав к Марии, воевода помог ей встать на ноги и принялся отряхивать её от снега.
— Я беру под защиту этого человека! — грозно сверкая глазами, воскликнула королева, и Фролов не посмел перечить ей.
— Берешь и пес с ним, матушка. Главное, чтобы ты цела и довольна — воевода зло махнул рукой слугам и те испарились.
Обрадованная Мария приказала перевязать избитого скомороха и дала ему целых две деньги, одну на лечение, другую на пропитание. Кроме этого, королевна решила задержаться на постоялом дворе, чтобы посмотреть за состоянием артиста, уж слишком сильно избили и исхлестали его слуги воеводы.
Заступничество Марии за скомороха резко изменило отношение к ней простых людей. Если прежде на неё смотрели как на заморскую диковинку, то теперь все дружно принялись называть её матушкой и стали обращаться за помощью. Не было ни дня, чтобы кто-нибудь не стоял перед окнами светлицы Марии в ожидании её выхода.
К сильному недовольству воеводы шотландка никому не отказывала, одаривая кого медной новгородкой, кого полушкой, а кого и "сабельником". На все попытки Фролова ограничить подобные контакты Мария энергично протестовала, говоря, что это её личное дело. И с каждым разом, её голос становился все тверже и властнее.
От всего этого настроения у воеводы не прибавлялось, но он быстро нашел удобный для себя выход. Воспользовавшись тем, что Мария не хотела покидать постоялый двор из-за больного скомороха, он решил уехать в Вологду, прикрывшись неотложными делами.
На следующее утро, воевода объявил Марии, что вынужден срочно покинуть её, чтобы проверить как идет строительство государевых палат. Вместо себя он оставлял своего доверенного помощника Сильвестра, который продолжит её увеселительную поездку по селам и весям Вологодчины.
К огромной радости Фролова, королевна нисколько не возражала против подобного поворота дела и воевода, с радостным сердцем уехал. Крепко накрепко приказав Сильвестру раз в неделю доносить ему обо всем, что будет у них происходить. Дав помощнику это поручение, воевода не подозревал, что на постоялом дворе остались ещё одни уши и глаза в обязанности, которых входил догляд за королевной.
Точнее сказать прелестные ушки и глазки, ибо принадлежали они белошвейке Мадлен. Честная француженка не устояла перед звоном монет дьяка Салтыкова и регулярно извещала своего нанимателя о жизни королевны.
Именно благодаря её письму, царский опричник узнал об охоте, которой подручный воеводы решил потешить Марию на заимке, неподалеку от селения с простым и коротким названием Грязь.
Перед самой охотой королева побывала на деревенской ярмарке, где было всё, чего могла пожелать для развлечения её душа. Песни скоморохов и пляски, посаженных на цепь медведей, лазанье по столбу за сапогами, перетягивание каната, борьба на поясах и многое другое. Однако больше всего Марии запомнилось гадание по руке. Одна лохматая вертлявая особа подскочила к ней и, заглянув в вернувшую былую нежность ладонь, предсказала ей корону, мужа и детей, но вместе с этим и много крови.
— Кровавая ты будешь, королевна! — воскликнула цыганка, прежде чем слуги по приказу Сильвестра оттерли её от шотландки.
— Да не слушай ты эту брехушку, матушка! Наврет с три короба, ради своей выгоды, а потом бедные люди головой маются, ждут неизвестно чего — ласково говорил помощник воеводы, костеря в душе, на чем свет стоит начальника охраны, подпустившего гадалку к королеве.
Очень может быть, что слова цыганки действительно были ничем иным как пустой болтовней, но кровь в этот день, вернее вечер пролилась и очень обильно.
Хозяин постоялого двора уже собирался запирать ворота, как неожиданно, во двор въехали тридцать с лишним человек одетые в черные одежды. К их седлам были привязаны метлы, а на шеи коней висели изображения собачьих голов.
— Кромешники! Кромешники! — перепугано зашептали обитатели постоялого двора, которые бросились врассыпную в предчувствии беды и сердце их не обмануло. Опричники сразу закрыли за собой тяжелые и прочные ворота, а тех, кто попытался сбежать со двора, принялись жестоко избивать и вязать их.
Главный опричник потребовал к себе Сильвестра с охранниками, а когда те явились к нему, объявил их изменниками и приказал взять под стражу. Когда же Сильвестр попытался протестовать, опричник выстрелил ему в лицо из пистолета и помощник воеводы упал замертво.
Его смерть послужила сигналом к тому, что опричники принялись нещадно колоть и рубить всех кто находился на дворе. С криками: — Слово и дело государево! Смерть врагам изменникам! — они ворвались внутрь и потребовали от хозяина показать комнату Марии.
Насмерть перепуганный трактирщик бросился указывать путь, но когда опричники распахнули двери светелки, там никого не оказалось. Взбешенные неудачей, кромешники бросились искать королеву в шкафу и под кроватью, но там никого не было.
Обозленные, они зарубили саблями несчастного хозяина постоялого двора и бросились обыскивать остальные комнаты, потрясая окровавленным оружием. Неизвестно сколько человек погибло бы от рук опричников, если не помощь Мадлен. Бросившись к главному опричнику, она сообщила, что видела как королевна шла на задний двор к нужнику.
Получив столь важную подсказку, кромешники бросились по указанному белошвейкой адресу, но там тоже никого не оказалось.
— Обманула, собака! — зло вскричал один из них и замахнулся на Мадлен кулаком, но та указала на открытую калитку на заднем дворе. Подобно быстроногой лани юркнула она к ней и, вглядевшись в ночные сумраки, радостно закричала: — Она здесь!
— Вон, вон, в черной шубе! — белошвейка возбужденно тыкала пальцем в высокую фигуру, что увязая в снегу, приближалась к опушке леса.
— Взять, подсыла! — опричник властно махнул рукой и его отряд разделился. Несколько человек бросилось в погоню прямо по следам беглянки, а другие побежали к оставленным на дворе коням, чтобы успеть отсечь беглянку от леса.
— Факелы! Факелы захватите! Чтобы живой или мертвой мне её привезли! — выкрикнул старший опричник. — Иначе все голов лишитесь!
Подобный стимул был всего очень силен, и кромешники бросились выполнять приказ, совершено не подозревая, что им придется иметь дело не с одним, а двумя людьми.
Кроме королевны Марии, им противостоял скоморох Прошка, много повидавший в своей жизни человек. Именно он перехватил шотландку на заднем дворе заподозрив неладное и почти силой вывел её через калитку.
Успев раньше погони добраться до леса, скоморох надеялся, что вместе с Марией сможет затеряться в нем, но опричники хорошо знали дело сыска. Взяв след беглецов, они шли за ними, не отставая, и поимка было делом времени.
Видя, как желтые блики факелов становились все ближе и ближе и силы у его спутницы убывали с каждым шагом, скоморох решился на отчаянный шаг. Сняв с Марии её тяжелую шубу и отдав ей свою овчину, он приказал ей спрятаться под разлапистой елью, а сам бросился в противоположную сторону к реке.
Сделай он это все при дневном свете, его хитрость вряд ли бы ускользнула от взгляда опричников, но было темно, и они пробежали в нескольких шагах от затаившейся шотландки, преследуя убегающего скомороха.
Сильный и верткий он сумел несколько оторваться от погони и достиг берегов небольшой речушки, которых довольно много на севере. Понадеявшись, что морозы прочно сковали лед, Прошка попытался пересечь реку, но на средине лед треснул и скоморох ушел с головой под воду. Пытаясь спастись, он сбросил висевшую на плечах шубу. Именно её нашли прибежавшие к полынье опричники, с огромным трудом, они вытащили её из воды и доставили на постоялый двор в качестве доказательства смерти Марии.
Отсутствия тела шотландки обозлило старшего опричника. С огромной радостью он привез бы дьяку Салтыкову голову Марии, но вместо этого, предстояло вести шубу. Горечь от не полностью выполненного задания не могли скрасить пылкие заверения Мадлен, что это точно шуба королевны.
— Вот, вот — я её здесь распарывала, а тут ушивала. Это точно её шуба, вот подклад парчовый — горячо доказывала старшему опричнику белошвейка, не подозревая, что жизнь её измерялась минутами.
Следуя приказу Салтыкова, опричники перебили всех, кто только находился на постоялом дворе, обставив все как нападение лихих людей, от которых они в этот момент мало чем отличались. Ограбив все дочиста, кромешники подожгли главный дом двора и уехали прочь.
Дело было сделано, но именно разгоревшийся на постоялом дворе пожар по своей сути спас, забившуюся под ель Марию. Отблески зарева бушевавшего огня были хорошо видны в ночной тьме, и живший неподалеку отшельник Зосима отправился посмотреть, что случилось с постояльцами.
Хорошо зная дорогу, он двинулся напрямик через лес, в сопровождении своего верного помощника пса Филимона. Каково же было удивление отшельника, когда проходя мимо одной из елей, Филимон обнаружил потерявшую сознание шотландку. Вытащив из-под могучих веток дерева бесчувственное тело Марии, Зосима взвалил её плечо и поспешил к себе в скит.
Когда королевна пришла в себя, то обнаружила, что находится в бане отшельник. Что сидит по горло в воде в большой деревянной бочке, а стоявший рядом отшельник осторожно льет теплую воду ей на темя. С полным безразличием ко всему происходящему, она позволила Зосиме, как следует пропарить себя. Затем безропотно снесла растирание тела различными согревающими протирками, после чего покорно выпила противное снадобье и провалилась в бездонный колодец забытья, без всяких сновидений.
Тем временем, воевода с подачи Салтыкова объявил шотландку безвременно погибшей от рук лихих людей, чем очень расстроил государя. Завершив наведения порядка в мятежном Новгороде и Пскове, он решил завернуть в Вологду, свою северную резиденцию и навести порядок и там.
Узнав о решении государя, воевода Фролов пришел в ужас. От приезда царя в город он не ожидал ничего хорошего, особенно после гибели шотландки. Казалось, что участь его предрешена, когда судьба явила ему милость. За три дня до приезда, у стен Вологды объявилась, похороненная было Мария, живая и здоровая.
Когда Фролову донесли об этом, с воеводой едва не случился удар. Впопыхах накинув на себя кафтан, он стремглав бросился к воротам, чтобы самолично убедиться в свершившемся чуде и своем спасении. От избытка чувств он чуть ли не бросился в ноги к королевне, которая возвращала его к жизни. К царю батюшке был немедленно отправлен с радостною вестью гонец, а саму Марию он вернул в прежние покои, приставив к её дверям усиленный караул.
Что испытал за эти дни воевода, по несколько раз на день, навещавший свою подопечную, трудно себе представить. Только когда царский санный поезд въехал в ворота Вологды, у воеводы немного отлегло от сердца. Полностью ему полегчало, когда после встречи царя с рыжеволосой шотландкой, государь приказал перевести её из дома воеводы в царские палаты.
В том, что пред ним настоящая королева, а не какая-то ловкая самозванка, Грозный быстро понял, поговорив с необычной гостьей около часа. Свободное владение латынью и греческим языком, а также внешний вид и манера держаться без какого-либо заискивания. Говорить, как с равным по своему положению и происхождению человеком, развеяли у царя всякие сомнения относительно её происхождения.
— Мне и без всякого подтверждения от королевы Елизаветы ясно, что это шотландская правительница Мария, изгнанная своими подлыми подданными — объявил царь своему окружению, и никто не посмел с ним спорить. Ибо грозный взгляд государя не располагал к спору с ним.
Уже на другой день после встречи с царем, к Марии пришел лечащий врач государя, доктор Бромлей. Немец по происхождению, он хорошо знал французский язык и потому, говорил с шотландкой напрямую, без посредников.
— У меня для вас хорошее извести, ваше королевское величество — нежно промурлыкал доктор, склонившись перед Марией в изящном реверансе.
— И в чем оно заключается, господин лекарь?
— Вы произвели на государя неизгладимое впечатление, и он непременно хочет на вас жениться.
— Жениться?
— Да, жениться. И сделать вас полноправной русской царицей со своим двором, слугами и земельными владениями. Государь готов подарить вам на кормление целый город, но для этого вам необходимо будет принять православную веру.
— Это решительно невозможно, господин Бромлей. Ни за какие города и короны мира, я не откажусь от святой католической веры. Так и передайте царю Ивану. Это невозможно, это не обсуждается.
— Вы хорошо подумали, ваше величество? — учтиво поинтересовался доктор.
— Да, хорошо — отчеканила Мария.
— Тогда у меня для вас неприятное известие — усмехнулся Бромлей.
— И в чем оно заключается? — с вызовом спросила Стюарт.
— Государь принял свое решение относительно вас, и оно непреклонно. Вы ему очень понравились, очень, — подчеркнул доктор, — и он не хочет иметь возле себя никакой иной женщины. Если вы не хотите сталь его законной женой, то станете его наложницей. И это — не обсуждается.
В тот день, когда государь с королевной покидал Вологду, к его палатам пришло много народу. Каково же было удивление грозного царя, когда он увидел, что люди пришли не к нему, а к Марии. Узнав о её чудесном спасении, почти вся городская округа пришла в кремль, чтобы проводить шотландку в дальнюю дорогу. Почти каждый из них принес с собой небольшой подарок доброй "матушке" и для этого пришлось срочно выделять целую подводу.
Глядя на столь необычную реакцию со стороны простых людей, Мария не сдержала слез и принялась лихорадочно пожимать протянутые к ней руки. И тут случилось непредвиденное. Растроганные её слезами люди принялись целовать ей руки, а в ответ королева бормотала по-русски: — "Храни вас Господь, храни вас Господь" и время от времени посылала толпе крестное знамение, к тайному неудовольствию царя.
Так закончилось пребывание в Вологде бывшей правительницы Шотландии, и началась её московская эпопея.
* * *
Государь! Государь! Радость великая! Королевна двойню родила! Мальчика и девочку! Повитуха Саватеевна сказала, здоровее не бывает!— вбежавший в палату дьяк, с размаха бухнулся на колени перед Грозным и преданно уткнулся лбом в пол.
— Слава богу!! Услышал Господь мои молитвы! — радостно воскликнул Грозный и истово осенил себя крестным знамением. После выкидыша, который случился у Марии после езды верхом, шотландка была отправлена царем на строгий "карантин". Под присмотром главной царской повитухи Саватеевны и дьяка Герасима.
— Мальчика повелеваю назвать Дмитрием, девочку Анастасией. Крестить по православному обряду, а затем отделить от матери — изрек свою монаршую волю, государь московский и дьяк проворно отполз от царского трона.
Решение об отлучении детей было сильным ударом для Марии. В отличие от своего первенца Иакова, который остался в далекой Шотландии и о ком королева вспоминал с грустью, но не с горечью, Мария сразу прикипела к двойне всей душой. В течение пяти дней она сама кормила их грудью и с каждым разом все сильнее и сильнее влюблялась в них.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |