— Вам эта последовательность действий ничего не напоминает, Андрей Николаич? — спросил Хрущёв.
— Конечно. Это последовательность операций по уборке шасси на Ту-16, а что? — спросил Туполев.
— Ну, как вам сказать... Это, конечно, не 44 оборота ручной лебедкой, — саркастически заметил Никита Сергеевич. — Но ведь это все-таки реактивный бомбардировщик, а не подводная лодка времён империалистической войны. Неужели нельзя было попроще сделать? В идеале, вообще на приборной доске должен быть один тумблер и две лампочки: «Шасси убрано» и «Шасси выпущено». Чтобы летчик не мандулировал по несколько минут, выдергивая одну чеку, вторую чеку, а потом ещё нажимая на пимпочку. Вы когда эту схему утверждали, не задумались об упрощении процедуры?
— Никита Сергеич, чека — это предохранитель. Чтобы на стоянке случайно шасси не убрали, — пояснил Туполев.
— Андрей Николаич! Случайно можно задеть и перекинуть тумблер на приборной доске. Поэтому его можно предохранительной крышкой закрыть. Но случайно вдавить и повернуть вентиль наподобие водопроводного — это надо очень жестоко прогневить судьбу, — сказал Хрущёв. — Если хотите ввести в схему предохранительное устройство — поставьте концевики на стойках. Самолет стоит на земле — амортизатор обжат, концевик замкнут. Самолет поднялся — амортизатор отпущен, концевик разомкнут. Неужели Главного конструктора с вашим-то опытом партийный работник должен учить самолеты проектировать?
Туполев сидел с каменным лицом, молча.
— При следующей модификации Ту-16 схему уборки шасси надо будет переделать, — сказал Никита Сергеевич. — Иначе мы рано или поздно потеряем обученный экипаж в аварийной ситуации, из-за того, что чеку вынуть не успеют или пимпочку не дожмут.
— Переделаем, — с усилием выдавил из себя Туполев.
— Андрей Николаич, вы не обижайтесь, вы меня поймите правильно, — сказал Хрущёв. — Это не отдельная проблема отдельного самолёта. Это системная проблема всего народного хозяйства СССР — всё делается от 3,14зды, без оглядки на удобство обслуживания и эксплуатации. Военная промышленность у нас — лидер, она во всех подобных вопросах должна быть во главе и задавать стандарты качества всему народному хозяйству. Мы живем в самый ответственный исторический момент научно-технической революции, а продолжаем всё делать на уровне обтёсанного топором полена.
— Как у вас дела по 105-й машине? — неожиданно перескочил на другую тему Первый секретарь. (Самолет 105 — заводское обозначение Ту-22)
— Сейчас строится планер первого прототипа, — ответил Туполев. — Планируем закончить к августу следующего года. Двигатели запаздывают. К тому же сейчас постоянно поступает зарубежная техническая информация, и уже ясно, что для достижения лучших характеристик придется переделывать фюзеляж в соответствии с правилом площадей. Это, фактически, новый фюзеляж хотя и в прежней компоновке. Весь силовой набор фюзеляжа менять придется. (В реальной истории с 1957 г шла работа по переделке самолета в вариант Ту-22А, который и пошел в серию)
— Вот об этом я и хотел поговорить, — сказал Хрущёв. — Я заказал в ЦАГИ независимую экспертизу конструкции 105й машины. Неутешительные результаты получаются.
Никакой экспертизы Никита Сергеевич не заказывал, а прочитал в электронной энциклопедии статью о Ту-22, но этого он Туполеву не сказал.
— Прежде всего, расположение двигателей неудачное — слишком высоко. Обслуживать их на такой высоте неудобно. Кроме того, на больших сверхзвуковых скоростях из-за высоко расположенных двигателей ухудшается управляемость.
— Специалисты также прогнозируют такое неприятное явление — реверс элеронов. Из-за него придется ограничивать максимальную скорость. На большой скорости обшивка будет нагреваться, а тяги управления размещёны неудачно, из-за их термического удлинения будут образовываться нежелательные управляющие моменты на рулях. Это тоже будет усложнять управление. При продувках модели выявилась неустойчивость самолета и склонность к продольной раскачке.
— Обзор из кабины плохой, особенно на посадке. Катапультирование вниз — неудачное решение, в случае аварийной ситуации на взлете или посадке экипаж обречён, — закончил Хрущёв.
— Никита Сергеич... — Туполев был неприятно удивлен, но ещё большее потрясение вызвала конкретика замечаний. — Откуда такой подробный анализ? Продувки — понятно, но реверс элеронов, обзор и тепловое расширение тяг управления продувками не вычисляется, такое только эксплуатацией выявить можно! А самолет ещё не летал!
— Тепловое расширение — обычная логика и расчёт тепловых потоков от обшивки, — пояснил Хрущёв. — Температура разогрева обшивки на скорости известна, ваши инженеры могли бы и сами посчитать. Обзор — ещё проще, делается деревянный макет кабины с остеклением, на поворотной платформе, и на нем отрабатываются углы обзора и эргономика. Об этом тоже следовало подумать заранее.
Туполев надулся и замолчал.
—Раз уж все равно предстоит переделывать фюзеляж, что вы скажете о такой компоновке, Андрей Николаич? — Хрущёв выложил перед Туполевым эскиз Ту-22М-3.
Он намеренно не стал показывать фотографии, а попросил нарисовать вручную эскиз в трех проекциях, чтобы создать у Туполева впечатление конструкторской проработки.
Опытный конструктор тотчас же распознал в корявых линиях эскиза заложенный в самолете потенциал.
— Интересно, интересно... Это что же, подвижное крыло? И воздухозаборники ковшом... Гм... Нет, Никита Сергеич, такое нам сейчас в заданные сроки не сделать. Хотя красавец, ничего не скажешь.
— Да крыло можно пока и неподвижное оставить, — ответил Хрущёв, — только механизация нужна, чтобы посадочную скорость уменьшить. Вы фюзеляж попробуйте перекомпоновать, как на этом эскизе. Двигатели вниз опустить, хорошо бы и кабину новую с размещением экипажа попарно рядом. Тяжелую машину без второго летчика водить сложно, да и штурманы необходимы, все-таки самолет дальний выходит. Зато при такой компоновке получается более лёгкое обслуживание, и резерв для модернизации есть. А в будущем можно сделать самолёт такой же компоновки, но с большей размерностью и крылом изменяемой стреловидности.
Туполев только крякнул:
— Умеете вы, Никита Сергеич, сначала подзатыльник отвесить, а потом направление работы задать... Сделаем. Всё сделаем.
— Так, Андрей Николаич, с умным человеком работать легко, обычно ему направляющего подзатыльника достаточно, — ответил Хрущёв. — А ведь у нас есть и такие, кому подзатыльника мало, им даже волшебный пендаль не всегда помогает. Вот ещё что... Владимир Михалыч Мясищев сейчас работает над сверхзвуковым дальним бомбардировщиком М-50. Стратегический сверхзвуковик на межконтинентальную дальность — это, пожалуй, реализовать на нынешних двигателях вряд ли получится, сами видите, нет у нас соответствующих требованиям для подобных самолетов реактивных двигателей, Кузнецов свой двигатель ещё только разрабатывает, да и вы сами говорите о проблемах с разработкой 105-го, так что может, вам с ним совместно поработать над евростратегическим сверхзвуковым бомбардировщиком?
Туполев задумался. Было видно, что это предложение ему энтузиазма не добавило.
— С Мясищевым я поговорю, — ответил он. — Но у нас с ним очень разные подходы к проектированию. Владимир Михалыч по натуре своей — безоглядный новатор, а я, как вы знаете — эволюционист. Если ежа с ужом скрещивать — сами знаете, что получается.
— Но вы всё же с ним хотя бы обсудите такую возможность, — настаивал Хрущёв. — Стране лучше получить один хороший самолёт, чем два посредственных, тем более, что платить придется всё равно за две программы разработки самолетов, а ресурсы у нас не бесконечные, чтобы так распыляться, да ещё и дублирование результатов выходит.
— Обсудим, конечно, — задумчиво пробормотал Туполев, разглядывая эскиз. — Какое интересное решение... Не думал о такой компоновке... И крыло... Механизм поворота консоли тяжёлый, конечно, зато полностью решает проблемы взлётно-посадочных режимов.
Туполев ушёл, озадаченный новыми указаниями.
Серов, проводив его, сказал Хрущёву:
— Ты, Никита Сергеич, Туполеву про экспертизу в ЦАГИ зря наплёл. У него там знакомых полно, два звонка сделает и узнает, что никакой экспертизы не было.
— Да и пусть, — отмахнулся Хрущёв. — Андрей Николаич — не партийный функционер, он человек технический. Не будет он выяснять, зачем я ему соврал, копаю я под него или нет. Ему это не интересно, ему самолёты строить хочется.
Телевизионная конференция Главных конструкторов была проведена в декабре — её специально приурочили к новогодним каникулам в США. В ней приняли участие С.П. Королев, В.П. Бармин, М.С. Рязанский, В.И. Кузнецов, В.П. Глушко, Я.А. Пилюгин, A.M. Исаев, С.А. Косберг, А.Ф. Богомолов, А.Г. Иосифьян.
Организовал конференцию «американский» канал ONN по приглашению Советского правительства, а ведущими были Юрий Борисович Левитан и Никита Сергеевич Хрущёв. Ведущим с американской стороны был приглашён в качестве «независимого лица» репортёр CBS в Москве Дэниэл Шорр (в реальной истории Шорр брал первое телевизионное интервью у Хрущёва 31 мая 1957 года, после чего у него с Хрущёвым установились почти приятельские отношения )
Конференцию провели с размахом — в Колонном зале Дома Союзов. Технически это была уникальная по своей сложности операция. В отсутствие спутников связи между двумя странами над Атлантикой барражировали цепочкой несколько десятков дирижаблей и самолётов-ретрансляторов, включая резервные. Американцы поставили свои камеры и передающую аппаратуру, так как их стандарт NTSC был несовместим с нашим только начинавшим входить в употребление SECAM (в данной АИ стандарт SECAM используется и совершенствуется совместно СССР и Францией с лета 1956 г). Оплатили трансляцию через Атлантику тоже американцы — их ведущие телекомпании сразу учуяли сенсацию и были готовы на всё, лишь бы получить возможность поучаствовать в шоу.
Узнав об участии в конференции Хрущёва, в американскую телестудию в качестве особого гостя прибыл президент США Дуайт Эйзенхауэр.
В Штатах широко разрекламированная телевизионщиками конференция вызвала настоящий фурор. Простые американцы, ещё недавно насмерть перепуганные запущенным коммунистами спутником, вдруг получили возможность посмотреть по собственному телевизору на этих самых «страшных коммунистов», да ещё и задать им в прямом эфире вопросы по телефону.
Кроме США, конференция транслировалась и на Европу. Европейские телекомпании тоже прислали свои съёмочные группы. ONN получил беспрецедентную аудиторию.
Это была «народная дипломатия» в самом концентрированном виде. Вопросы задавали домохозяйки, рабочие, дети, банковские клерки, и даже миллионеры. Технические вопросы о спутниках и ракетах перемежались общеполитическими. Задали и главный вопрос:
— Собирается ли Советский Союз уничтожить Соединённые Штаты?
— А зачем нам это? — ответил — Никита Сергеевич. — Какую выгоду мы с этого поимеем? Уничтожить целую страну можно только одним способом: ядерной бомбардировкой. Бомб при этом придется сбросить очень много — сотни, может быть, тысячи. Атомная бомба для здоровья не сильно полезна. Все эти радиоактивные облака поднимутся в атмосферу и окутают всю Землю. Поэтому атакованная страна погибнет быстро, а все остальные будут погибать медленно и мучительно. Пора бы уже политикам осознать: наша планета слишком маленькая и слишком уязвимая, чтобы устраивать такие ядерные развлечения.
— Мы совсем недавно закончили тяжелейшую войну с фашистской Германией. Потери советского народа были огромны — более 20 миллионов человек. (Хрущёву известна более поздняя цифра 27-28 миллионов. Но в то время она ещё не существует, поэтому он придерживается официальной версии) Зачем нам сейчас ещё одна война? Мы хотим не воевать с Америкой, — подчеркнул Хрущёв, — а взаимовыгодно торговать. Возможно, вести какие-то совместные научные проекты. Уже сейчас на базе ЦЕРН разворачивается наше совместное сотрудничество по созданию термоядерной энергетики. Это хорошее начало, но это только начало. Можно и нужно добиваться большего.
— Война и приготовления к войне выгодны только военным, и торговцам оружием, — закончил Хрущёв. — Нормальным людям, таким, как вы или мы, война не нужна. Она никакой пользы или выгоды не принесёт, только смерть и разорение.
Американская сторона, разумеется, тут же объявила слова Хрущёва «красной пропагандой».
Эйзензауэр слушал очень внимательно, хотя сам не принимал участия в конференции и не задавал вопросов. Лишь в самом конце он обратился к Хрущёву и поблагодарил за доставленное удовольствие.
В ноябре в Москве находилась с официальным визитом правительственная делегация Польши во главе с Первым секретарем ЦК ПОРП Владиславом Гомулкой. Во время визита обсуждались в основном экономические вопросы. К тому же хитрые поляки быстро почуяли возможную выгоду от создания Экономического Союза и начали зондировать почву насчет ассоциированного членства.
17 ноября в Георгиевском зале Кремля состоялся прощальный дипломатический прием по случаю завершения визита. На приеме присутствовали послы недавних государств-агрессоров: Великобритании и Франции, а также посол США Чарльз Болен, неофициально руководивший их совместными действиями. Во время произнесения прощального тоста Хрущёв осудил недавнюю агрессию против Египта.
Посол США сделал едва заметный знак, и демонстративно покинул прием. Послы Англии и Франции последовали за ним.
Хрущёв был весьма раздосадован подобным демаршем. Вернувшись с приема, он тут же полез изучать «документы 2012» и обнаружил в них упоминание об этом инциденте. Выругав себя за то, что не догадался проверить информацию из будущего заранее, Никита Сергеевич вызвал министра иностранных дел Шепилова.
На следующий день Владислав Гомулка давал ответный прием в польском посольстве в Москве. Были приглашены члены Советского правительства и аккредитованные в столице дипломаты. Хрущёв знал заранее о важности именно этого приема. Именно там он, в «той истории» произнес свое знаменитое выражение: «Мы вас похороним!», которым его потом несколько лет попрекали и пинали.
На этот раз Никита Сергеевич тщательно готовил свою речь совместно с Шепиловым. Дмитрий Трофимович посоветовал ему говорить побольше общими фразами, не называя конкретно Англию, США или Францию. По дипломатическому этикету, пока не прозвучали конкретные имена и названия, послы Англии и США будут делать вид, что слова Хрущёва их не касаются.
Так и вышло. Согласно правилам дипломатического этикета первым на приеме выступал Хрущёв, как гость. Никита Сергеевич экспрессивно обрушился на неназываемых конкретно «агрессоров», тщательно избегая в своей речи географических названий и имён собственных. Посол Болен и его англо-французские сообщники слушали речь Хрущёва с каменным выражением лиц. И они сами, и все вокруг хорошо понимали, кого имеет в виду Первый секретарь ЦК КПСС. Но повернуться и уйти, как вчера, западные дипломаты, согласно тем же правилам этикета, не могли. В отсутствие прямых упоминаний Англии и Франции такой демарш был бы равносилен прямому признанию выдвинутых обвинений: «На воре шапка горит».
