Всю одежду, в которой я побывала в монастыре, я завязала в узел и велела сжечь.
Намокнув, волосы заметно потяжелели и облепили плечи. Я запрокинула голову и погрузилась еще глубже, оставив на поверхности только лицо.
Если бы только можно было раствориться в воде, стать речной наядой — говорят, в них превращаются утопленницы — чтобы стереть из памяти все-все-все и спокойно доживать свой век, слушая журчание ручьев и плеск волн.
Внезапно мне показалось, что дно лохани исчезло. Не успев даже вскрикнуть, я с головой ушла под воду. Что-то, похожее на огромную змею, обвилось вокруг пояса, дернув вниз с такой силой, что из легких вылетел последний воздух. Ужас сковал горло не тогда, когда, глянув наверх, я увидела колышущуюся над головой поверхность воды, которая почему-то быстро удалялась, а тогда, когда я вспомнила, что сама заперла себя изнутри. Щеколда была не очень надежной, и тот же Коннар мог бы с легкостью выбить ее плечом, но...
Но я даже не могла закричать.
Снизу потянуло холодом.
Несколько мгновений я завороженно наблюдала, как вверх быстро бегут пузырьки.
"Змея" усилила напор. В ушах зазвенели крохотные серебряные колокольчики.
Я очнулась и принялась яростно выкручиваться из смертоносных объятий, беспорядочно колотя руками и ногами по "змеиному" шершавому телу. В ответ оно лишь сильнее сжималось, и, кажется, ребра уже трещали, не выдерживая напора.
Судорожный вдох. Глотку опалила струя воды, отрезавшая мне любую надежду на спасение. В отчаянии я рванулась вверх, к спасительному свету, и... Проснулась, вжимаясь в жесткий бортик.
— Сон? — слабо прошептала я и закашлялась от знакомой боли в горле.
Дрожащей рукой я вытерла холодный пот со лба и в изнеможении откинулась назад. Кошмары становились все более и более реалистичными, но это были всего лишь бесплотные видения, которые не могли дотянуться до меня из призрачного мира.
Я опустила глаза вниз и похолодела.
Или могли?
Талию опоясывала широкая красная полоса.
Тело действовало быстрее разума. Через мгновение я уже сидела на кровати, по шею завернувшись в простыню и испуганно глядя на лохань. Вода колыхалась, ловя золотистое сияние светильников, и в этом колыхании померещилось, будто на дне шевельнулось что-то темное.
Тяжелый удар в дверь грохочущим набатом разорвал тишину.
— Кошка! — голос Коннара был хриплым не то от недосыпа, не то от ярости, — я знаю, что ты не спишь, я слышал твой крик! Что у тебя происходит?
Я не произнесла ни слова, уткнувшись подбородком в сложенные ладони и глядя перед собой.
— Кошка! — в тоне северянина появилась угроза, и я почувствовала, как дверь испуганно задрожала под очередным мощным ударом, — ты же знаешь, что я смогу зайти и без твоего разрешения, если захочу!
— Все в порядке, — бесстрастно произнесла я, — мне приснился плохой сон. Уходи.
За дверью воцарилась тишина, дав понять, что наемник обдумывает мои слова.
— Три дня, — наконец, тихо, но жестко повторил он, — три дня ты не выходишь наружу. Три дня не желаешь видеть меня. Просто запираешься в этой шар'ракховой комнате безо всяких объяснений. И после этого я должен поверить, что все в порядке?
Я медленно сползла на спину и свернулась в клубок, поджав колени к животу.
— А я не прошу верить мне. Я просто хочу отдохнуть. Я очень устала от всего. Даю слово, что объясню, если не все, то хотя бы часть происходящего. Обещаю.
Коннар выругался вполголоса и угрюмо сказал:
— Надеюсь, твои объяснения хоть немного оправдают пребывание в этой дыре! Я скоро ракушками обрасту, пока твое высочество изволит валяться в кровати днями напролет!
— Ты по-прежнему свободен передо мной от клятвы наемника, — тусклым голосом произнесла я, поворачиваясь спиной к двери.
— Спокойной ночи, Кошка! — гневно рявкнул Коннар и, судя по звуку, саданул кулаком по стене рядом с дверью. Его сапоги прогрохотали мимо комнаты, и скоро в коридоре вновь воцарилась тишина.
Я лежала неподвижно, вслушиваясь стук своего сердца и тонкое жужжание гнуса, налетевшего на свет. Это немного успокаивало, отгоняя панические мысли о том, что я могу вновь провалиться в сон.
Колючие мурашки пронизали кожу на спине, возвестив о том, что мое одиночество было вновь нарушено. Тягуче-сладостная волна всколыхнула волоски у основания шеи, и я медленно произнесла:
— О Хайлэ, Синеглазый. Давненько мы не виделись лицом к лицу.
Ответа не последовало. Тогда я неторопливо приподнялась на локте и оглянулась через плечо.
Темная фигура стояла, почти вплотную приблизившись к моей постели. Синие огни глаз то потухали, то разгорались ярче, будто два узких пульсирующих сердца. Сияние магических светильников причудливым образом рассыпалось, наткнувшись на него, и образовывало сияющий нимб вокруг расплывчатых очертаний всего его существа.
— Что, тоже явился попенять мне на затворничество? — вкрадчиво спросила я, отодвигаясь к стене и обхватывая колени руками. Присутствие Синеглазого странным образом успокаивало.
Продолговатая тень метнулась вперед и нависла прямо надо мной, черным пологом заслонив свет. Я ахнула от неожиданности и прижалась лопатками к стене. Синие огни ослепительно вспыхнули в паре ударов сердца от лица.
"Чудовища Междумирья разорвут тебя, если ты и дальше будешь подпускать их так близко!"
— Я никого не подпускала, — растерянно прошептала я. Огни сузились, превратившись в острые лезвия, будто Синеглазый прищурился.
"Твой страх манит их, как светильник в кромешной тьме влечет насекомых. Погаси этот свет, Мелиан. Ты нужна ему живой!"
— Кому? — тут же переспросила я, чувствуя, как со дна измученного тела поднимается горячая волна разбуженного любопытства.
Очертания стали расплываться, а глаза — меркнуть. Призрачный силуэт таял, отплывая прочь.
— Подожди! — я соскочила на пол, откинув простыню, — может быть, ты наконец скажешь, кто ты такой и что от меня хочешь? Хэлль тебя побери, хватит говорить загадками! У меня голова уже от них трещит!
Последние черные клочки быстро растворялись в золотистом сиянии светильников.
"Скоро все узнаешь сама", — прошелестел в ушах бесплотный голос, и в нем промелькнула едва уловимая насмешка.
— Хэллев сатайред! — в бессильной ярости выкрикнула я и вдруг осознала, что иссушающий страх, сковывающий тело все эти дни, бесследно исчез. Вместо него в жилах застучал, набирая силу, обжигающий поток крови, вскипевшей от пока неясного, но волнующего предвкушения чего-то многообещающего.
Дорожная сумка, позабытая в углу комнаты, раскрылась сама собой. Из нее выкатился Камень, со стуком подкатившийся к ноге. Я перевела на него взгляд и наклонилась, чтобы поднять.
— Страх, говоришь? — промурлыкала я, поглаживая прохладные бока, — кажется, теперь мне ясно, как его отогнать.
* * *
Солнце медленно поднималось над Берком, окрашивая красным стены приземистых домов, сложенных из ракушечника. Город постепенно просыпался, изгоняя сонное оцепение, которое улетучивалось в небо вместе с дымом ночных костров. Повсюду слышалось шипение: горожане выходили на крыльцо и деловито окатывали кострище водой, гася его до следующей ночи.
Я не выдержала и подошла к низкому плетню, опоясывающему один из домов. Прямо за ним отчаянно зевающая женщина в темно-коричневом платье забрасывала угли песком.
— Почему вы жжете костры каждую ночь? — спросила я потому, что молчать было невозможно.
Женщина утерла тыльной стороной руки лоб и взглянула на меня ничего не выражающими глазами.
— Белые мухи, — недружелюбно пояснила она таким тоном, будто эти два слова должны были все мне обьяснить.
— Что?
— Белые мухи, — с нажимом повторила она и махнула рукой в сторону гор, синей громадой возвышающихся над городом, — прилетают по ночам. Если не жечь костры, заберутся в ноздри и задохнешься.
Я пристально посмотрела на нее. Чем-то эта женщина напоминала мою давно забытую мать, оставшуюся в Корниэлле; наверное, исподволь чувствующейся неприязнью к незнакомцам, нарушающим давно заведенный распорядок неуместными расспросами.
Интересно, вдруг подумалось мне, как родные пережили мой побег? Горевали обо мне? Или вздохнули с облегчением: одним ртом меньше?
Почему-то нестерпимо захотелось задать этот вопрос хмуро разглядывающей меня женщине. Будто почувствовав мои мысли, она поджала губы и смахнули частички пепла с налипших на лоб темных волос, в которые уже начала прокрадываться седина.
— Что-то еще? — буркнула она. Пересилив себя, я пожала плечами и изобразила непринужденную улыбку:
— Нет... Нет, все в порядке.
Она долго смотрела мне вслед, пока я уходила вниз по улице.
Этот взгляд, ощупывающий, настороженный и недоверчивый я еще долго встречала на улицах Берка.
Я выскользнула из своей комнаты рано утром, когда рассвет только-только разогнал ночную мглу. Острейшее нетерпение гнало меня прочь из комнаты, резко опостылевшей мне за эту ночь. Мне впервые удалось уснуть. Пусть ненадолго, пусть мой сон был не очень спокойным — где-то в его темных глубинах бродили, порыкивая, невидимые чудища, но они больше не пытались приблизиться ко мне.
Все мои мысли теперь были сосредоточены только на одном.
Третья веха.
Последний рубеж, отделяющий меня от Призрака.
Пытаясь справиться с возбуждением, брызжущем через край сознания, я бесцельно бродила по Берку, гладя бродячих кошек, поддразнивая эккцетов, попискивающих из ветвей придорожного кустарника, и заходя в лавки, распахивающиеся навстречу новому дню.
Когда утренняя роса спала, а воздух потеплел, дорога вывела меня за пределы города, на пустынную косу из серого песка, усыпанного галькой. Из него, как скрюченные от старости пальцы, торчали черные коряги. Я побрела прочь от Берка, перешагивая через них и уворачиваясь от сухих веток, цепляющихся за юбку. Песок захлестывал ноги по лодыжку, подошвы сапог скользили по мокрой от соленых брызг гальке, и я быстро сдалась, присев прямо около полосы прибоя и уставившись на море. Серо-зеленые волны мерно шумели, ласково гладя берег и выбрасывая длинные бурые косы водорослей мне под ноги. Высоко в небе плакали чайки, а по правую руку виднелись белые и серые лоскутки парусов рыбацких лодок. Глядя на необъятную водную ширь, распростершуюся под куполом неба, таким высоким, что дух захватывало, я почувствовала себя не больше песчинки, затерянной на бесконечном пляже мироздания. Что изменится от того, если ветер перенесет песчинку на другое место? Поменяются ли местами солнце и луна? Вздрогнут ли боги? Разумеется, нет.
Волны продолжали отбивать свой непрерывный ритм. Вперед-назад. Вперед-назад. Вперед-назад.
Почувствовав, как возбуждение постепенно сходит на нет, и в мыслях появляется ясность, я растянулась на песке, устремив глаза в небо. Высоко надо мной величественно плыло облако, похожее на тучного краба. Зацепившись взглядом за него, я вернулась мыслями в минувшую ночь.
Третья веха.
Самым сложным было заставить себя прикоснуться к каменной флейте. Розовая слизь на ней подсохла и превратилась в коричневую коросту, отдирать которую было сложно. Острые хлопья впивались в кожу и застревали глубоко под ногтями, но я справилась.
Отмыв флейту в лохани, которую уже покинули монстры, я присела на кровать, положила на колени Камень, поднесла инструмент к губам и подула в него изо всех сил.
Флейта издала тихую трель, в которой стремительно сменяли друг друга приглушенный сип, посвистывание соловья, стрекотание цикады и хохот алого шакала. Но не это было главным.
Камень засветился. То неотчетливо, словно внутри притаился крохотный светлячок, то разгораясь ярче, пульсируя в такт звукам флейты. Меня захлестнул невероятный восторг, и я начала терзать каменный инструмент, снова и снова взглядываясь в беспорядочное мерцание Камня, пока не поняла, что все тщетно.
В этих вспышках не было ничего. Никакой системы, никакой подсказки, просто ярко-желтый свет, вырывающийся из недр первой вехи. Разочарование было таким же сильным, как и первоначальный безумный энтузиазм, однако я не собиралась опускать руки. К тому же, драконопоклонники не обманули.
Две вехи быстро указали на третью.
Теперь я не сомневалась, что все, что мне нужно — правильная мелодия.
Только где ее найти?
— Где ее найти? — тихо повторила я, прикрывая глаза.
Дорога, что привела меня в Берк, оборвалась в бездонную пропасть, и над ней не было ничего, напоминающего мост. Похоже, все придется начать сначала, с той единственной разницей, что в начале пути у меня на руках было совершенно ясное направление. Камень смиренно ожидал в Ранаханне, погребенный под грудами калифского золота, готовый столетиями ждать того, кого приведет неуемное желание найти Призрак.
Ранаханн...
Я слабо улыбнулась.
Какую же песенку я напевала тогда, ночью, стоя на балконе и любуясь на сад?
Ах, да, вспомнила.
Остров буре отдан.
Перемен не ждём.
Ржавый якорь мокрый,
Имя судна — стон.
Море, где мой берег? И приюта нет.
Мне маяк пусть светит там, где есть рассвет.*
По берегу хлестнула мощная волна, замочив подол моей юбки. Все вокруг затопило ласковое солнечное тепло и аромат гайаты.
Перед внутренним взором вспыхнула яркая молния, и я резко открыла глаза.
Я знала, где начинать поиски третьей вехи.
* * *
Эйфория от догадки полностью захватила меня. Страхи полностью померкли, поглощенные густой дымкой радостного возбуждения. Я запрокинула руки за голову и потянулась до сладостного хруста в костях, ощущая мощный прилив сил. Захотелось вскочить и немедленно броситься в путь.
"А что, если я ошибаюсь?"
От этой мысли меня пробрал озноб. Эйфория начала рассеиваться, а новые вопросы сами собой всплывали в мозгу.
"Если это ложный путь?"
"Тупик?"
"Если догадка насчет третьей вехи неверна?"
— Хватит! — прошипела я, прижимая ладони к ушам: мне стало казаться, что в голову ворвались мириады стрекочущих голосов, атакующих безжалостными вопросами. Их хор становился громче и громче, пока не превратился в какофонию, поглотившую все остальные звуки.
— Хватит! — повторила я уже не так уверенно и не услышала собственного голоса. Тогда я попыталась сосредоточиться на другом.
Отвлекись, Мелиан. Не поддавайся панике. Риск, конечно, есть, но ты с самого начала ходишь по острию лезвия, так неужели не справишься с любой трудностью?
Думать об этом было тяжело. Возникло ощущение, что я пытаюсь кричать с плотно сжатыми губами, пытаясь пробиться сквозь разноголосицу в голове. Сначала все попытки проваливались, а от бесполезных усилий только разболелась голова. От этого меня наполнила злость, щекочущими ручейками растекшаяся по мышцам. Я стиснула зубы и полностью отрешилась от всего, сосредоточившись на цели.
Тонкий луч света будто пронизал разум изнутри, и стрекочущие голоса начали отступать, постепенно растворяясь во мраке. Боль утихла, и я откинулась на спину, удовлетворенно вздохнув.
