Ко мне сразу вернулись привычные, приземленные, чувства. Слух, зрение, обоняние, осязание, вкус... В истинном зрении я видел, как степенно разворачивается запущенная мной спираль жизни. Завороженный зрелищем, я совершенно не обращал внимание на одиноко застывшего среди деревьев старосту сотовцев, невесть что забывшего тут.
Толща земли просматривалась всю глубже и глубже с каждым витком все расходящейся радужной спирали. Окружив водную линзу, колоссальная спираль сплющилась, оставив остов гигантской пирамиды, упирающейся прямо в купель. Окружающие деревья трепетали, волнами расходились изменения, затухая метрах в ста от меня.
Грани пирамиды отразили спираль в основании, став вращаться в унисон. Подземные потоки изменились, погас исток ручья, в котором я возлежал. Речка, питавшая колодец форта, имела другие корни, она делала изгиб прямо у одной из граней, подсвечивалась ею, и заворачивала в сторону МАФОЖ ВОЛЗАЙ, неся всполохи света.
Почва резко перестала быть прозрачной, а из преображенной купели, ставшей правильной полусферической чашей цвета янтаря, слегка выступающей из-под земли, непонятно откуда забил в точности такой фонтан, какой был в моем воображении. Он подхватил меня, как пушинку, нежно подняв на трехметровую высоту.
Чувство воспарения пробило несколько слез. Их падение завершило волны изменений. В книге было примечание, что дважды примененное, это инфэо давало каждый раз разные эффекты. На этот раз в прекрасно знакомом мне порядке, шестигранником, расположились высоченные дубы с огромными кронами на толстенных, особенно у основания, стволах, за ними шел двенадцатигранник из более молодых дубов другого вида, тонких и вытянувшихся ввысь, чья крона не была такой шатровидной и раскидистой. А меж ними подлесок — облепиха, низкая и разлапистая, на фоне желтой крапчатой яснотки, развесистого бора с луговым лисохвостом росли донник и гречиха, а вокруг без каких либо отверстий чаши фонтана и много дальше взрастала морошка, считавшаяся священным растением Араса, как и многое из остального, никогда в дикой природе вместе не растущее.
Большие валуны светлого мрамора с золотыми прожилками были раскиданы тут и там, почти полностью закопанные в землю и покрытые сверху желтоватым лишайником, или памятниками самим себе стоящие на поверхности. На одном из них и оказался случайный свидетель.
За получившимся парком-рощей шла полоса высоких и стройных рябин с кустами барбариса и теми же травами, через полсотни метров после окраинных дубов плавно переходящая в обычный Бразхаонский лес. Вода из большой чаши переливалась на землю, радостно журча, весело стучали по бортику брызги фонтана, в основной массе окропляющие солнечного цвета мох, укрывающий мутно-желтые покатые кварциты и светлую мраморную гальку с золотыми прожилками, служащих обновленным руслом для вновь рожденного истока новой реки с живой водой, божественно сверкающей в лучах полуденного Ра.
Неповторимый аромат разлился в воздухе, которым я никак не мог надышаться, жадно раздувая грудь. Кислород опьянял. Мне в этот момент было абсолютно начхать на последствия. С меня окончательно свалилась незримая плита, давившая меня все время, особенно усердно прижимавшая после дня зимнего Солнцеворота. Однако четкое осознание этого сбросило с небес на землю, заставив закрыть глаза и глубоко вздохнуть по разрушенной безмятежности. Под непередаваемым взглядом сотовца встал на водяной зонтик, а потом, оттолкнувшись и сделав в воздухе двойной переворот, плавно приземлился на один из рядом стоящих с ним камней сухим и в одежде.
— Сюда ночью исторгся голый сольф, а мы застали финал его состоявшегося перехода в высшие сферы. Ясненько? — моими усилившимися чувствами, с наметившимся возвратом, заметил приближающихся с двух сторон глоров. А идея была подчерпнута в другом фолианте. — Вот такой! — создал иллюзию молодого Асколя, в котором Терзецу был неузнаваем. Я слишком наследил. — И ты застал меня медитирующим рядом с лежащим сольфом.
Тот только моргнул. Я видел, как изменилась его энергетика, мне было с чем сравнивать. Из любопытства мгновенно сделал в памяти повтор, выделив конкретно его. Минимум истинное зрение, судя по тому, как он смотрел под ноги, и как сейчас уставился на меня. Да! Ореол у меня никуда не делся, хоть и был сейчас крайне слабым и еле заметным. Его артерии постепенно приходили в норму, уже не подсвечивая кожу изнутри.
— Советую новые способности совсем не афишировать. Ну, приходи же в себя! К нам гости, — и создал вокруг него контрастный ветер. — Все слышал?
— Да, — хрипло выдавил он басом, и закашлялся.
— Не забудь до окончания экзамена искупать в чаше и до отвала напоить водой согрупников, — подмигнул я все еще ошеломленному и шокированному старосте группы МАФА-100.
И пока не показались глоры, соответствующе подогнул ноги и опустился на камень. Лишь чуть-чуть добавил притворства, начав слегка покачиваться. Единственное, что пришло в голову, это воспользоваться жгутиками-волосками звезд в обратном направлении — не поедать энергию, а рассеивать ее в пространство, но только карманное, в астрале чревато. Применяемые ранее способы отвода не годились, а времени придумывать качественное решение не существовало.
Худо-бедно Оланг справился с объяснениями. Когда меня начали тормошить, в дубовую рощу телепортировались встрепанные экзаменаторы, оба. Потому мое выражение лица было неподдельным, когда я "вышел" из медитации, и меня негласно поддержали все студенты. Прямое вмешательство на фоне весьма плачевного внешнего вида... Предел удивления был превышен у всех. Даже у меня, воочию видевшего влияние эмоционального и общего внутреннего состояния на результат инфэо, понявшего, сколь могуча бывает чистая мысль. Нервные смешки стали громоотводом, примирившим студентов и преподавателей с неожиданной реальностью.
Первым пришел в себя наш Рашиз, мгновенно приведя себя в порядок, он быстро убрался во свояси. А Иррум, жизнерадостный и общительный, непринужденно стал отвечать на посыпавшийся град вопросов.
Рано ночью, со слов экзаменатора МАФА-100, охранные системы платформ дали сбой. Личное вмешательство привело к сцеплению двух платформ, скользнувших далеко за пределы Бразхаонского леса. Резкое торможение и расцепление выбросило обоих глоров прямо к разборкам местных тварей. Те, не будь идиотами, дружно напали на давних врагов, нещадно истребляющих их собратьев. А мощный магический всплеск в зоне непосредственной ответственности заставил бросить потеху, и в срочном порядке прибыть сюда. Теперь, кстати, у нас нет спасительных платформ, а забирать нас будут через порталы.
Пока суть да дело, Йомиэль, изначально бывший весьма спокойным, облапил облепиху, дорвавшись до сокровенных ягод. Окружившие Иррума студенты, как раз слушали его пояснения относительно рассказа Оланга с моими уточнениями.
— Смотрите! — ахнула Фиер, прервав Иррума, как раз рассказывающего Врезеню про ягоды.
Все повернулись к люфсу, а тот обернулся к нам. Легкое удивление и недовольство на его измазанном облепиховым соком лице сменилось чудовищным стыдом захваченного с поличным сорванца, обильно расплескавшим красную краску по его физиономии.
Взрыв хохота окончательно сблизил две группы студентов и преподавателя. Ободренные разрешением Иррума, все приступили к поеданию редчайших ягод. Солнце перевалило за полдень, фонтан уменьшился в два раза, позволив без боязни забрызгаться напиться из чаши. Многие умывались и мочили головы, в желающих искупаться чувствовался избыток. Поэтому Микрану и Оланг отдельно договорились. Староста соседей без колебаний уступил лучшее время и дал обещание, что никто из его группы больше не будет подглядывать за нами.
Облепиха и морошка — редкие гости в лесах и садах Угэрежа, как и многие окружающие нас травы. Они выращивались и особенно почитались сольфами. А императорские дубы, представители семейства которых стояли вокруг фонтана, под их присмотром превращались в прекрасные мэллорны, чьи семена не приживались за пределами ареала обитания на сольфском материке.
В ходе общения Зазел и Фиер на свой лад поведали историю строительства лесного форта. С моей подачи однокурсники объяснили используемую тактику сдачи экзамена, а когда двинулись к нам в гости, то еще и наглядно продемонстрировали. Иррум как-то незаметно и тихо покинул студенческий коллектив.
Нахваставшись и наудивлявшись, все с горем пополам расселись вокруг нашего стола на внутреннем дворике. Как-то сама собой организовалась команда поваров, совместно сварганившая большой обед. Каждый нашел себе новых друзей. Бартиш, Лаор, Золваэ, Андрас, Михуш, Степау, Кразень, Аланис, и староста Оланг. Все они — люфы, обладающие незаурядными способностями, за что и были взяты академией на довольствие.
— Атны! Делу время, а потехе час! Когда же пойдем на хренагд-то? — во мне билось желание очистить лес от скверны.
— Тю! Пока ты медитировал, мы уже с одной справились.
— Да и мы ближайших покрошили!
— Засиделись тут.
— Ага.
— Спасибо гостеприимным хозяевам!
— Мы обязательно и себе построим...
— Аха-ха! Да вам одного барака на всех хватит!
— У нас башня будет!
— Хех, кабы не рухнула...
— Обязательно придем с инспекцией!
— Говорил бы уж прямо — лень жрачку готовить!
Развеселые гости ушли. А Микрану и Врезень, все это время, вместе с уже ушедшим Олангом, кидавшие на меня подозрительные взгляды, разом шагнули за мной в комнату, оба смутились, и в итоге никто не решился войти.
Решено было отпустить первыми девушек, так и порхавших вокруг Микрану, уговаривая разрешить посещение рощи Эльбра, как ее окрестил Иррум. Магичить никто не хотел, кроме меня. Фонтан, как магнитный, всех тянул к себе.
Йомиэль уже сидел за столом и сопел, молча химича с притащенными камнями. Он захватил часть своих инструментов. А я вспомнил про ларец, который передал мне та-Вастин после третьей сессии, так и не просмотренный мной. Согранда предупредил торговца, которому неизменно приносил свои изделия, что у него больше не будет времени заниматься ювелирным делом, экзамен скоро. Вот гном и передал мне собранную коллекцию, странно покачав головой, когда я сослался на занятость, не желая разбираться с содержимым.
Неожиданно я увлекся наблюдением за его работой, оставив мысль достать ларец. Йоми иногда косился на меня, но заговорить не пытался. Он больше никогда первым со мной не начинал разговор, да и я к нему редко обращался напрямую. И лишь здесь, в лесу, вновь завязалась почка нашей дружбы, а может, и чего-то большего. Эта мысль не стала для меня откровением, я принял ее спокойно. Сейчас, рядом с Йомиэлем, я ощущал себя полным. Лишние думы ушли. Он приступил к одиннадцатому камню, а я все так жезавороженно наблюдал, загипнотизированный отточенными движениями его рук. В начале под моим взором неуверенные и медленные, теперь стремительные и грациозные. Лицо выражало тихое счастье.
Неожиданный стук нарушил идиллию.
— Наша очередь, — заглянул к нам Микрану. Его брови взлетели вверх, но насмешки или улыбки не последовало. — Вы идете?
— Конечно.
— Да.
— Не забудьте банные принадлежности. Девушки в полном восторге.
И было от чего! Чаша была большой, трехметрового радиуса. На дне была малая водяная линза, формой отражающая дно. Вода была настолько плотной там, что легко выдерживала вес, не давая опуститься на самое дно, и не скользя. Очень удобно стоять, полулежа облокотившись на стенку, казавшуюся и пружинистой, и твердой, и теплой, не скользкой, я бы определил ее как твердую резину. У края чаши вода была самым низким из нас почти по горло. От этой линзы поднимались потоки воды, постоянно обновляющей содержимое чаши, и не дающие грязи опускаться на дно, приятно щекочущие тело. Из ее центра бил правильной формы фонтанный столб, формирующийся непонятным образом, а в высшей точке разбивающийся о невидимый для остальных купол, образуя завораживающий зонтик, дарующий крупные водные капли, в кулак размером доходящие.
Врезень долго осматривал с Йомиэлем, меня не решились спросить, видимо. Так и не разобрались, что к чему. Остановились на словах Иррума, предположившего, что вода каким-то образом переносится из подземных глубин, а не материализуется сразу в чаше.
— Как заново родился!
— Не знал, что вода может быть такой!
— И как быстро вся грязь рассасывается...
— Кожа стала такой мягкой!
— Мылься получше, шёлковый, у нас сегодня дежурство!
— Халявить вздумали?!
— Что ты, командор. Никак нет-с!
— Это чтоб зренцы на запах не ползли!
Вода была весьма прохладной, но удивительное дело, тела совсем не замерзали. И она легко отвечала на простые просьбы. Сделал совсем простенькую поверхность, как в самый первый раз. И легко взмыл, встав на водяном зонтике.
— Оу!
Больше я ничего не дождался. Все переключились на Йомиэля, который в очередной раз приятно поразил меня, проявив не только инициативу, но и сделав все даже еще проще: только намек на структуру, а вода радостно сама поделилась естеством. Люфс, положив ладони на поверхность, подтянулся и сел на воду. С красными кончиками ушей и полный уверенности в правильности действий, ободренный моей улыбкой, легко слетевшей с губ.
Пока все усердно отвешивали челюсти, Зазел, лукаво улыбнувшись, свернул зенками, и воздушной рукой накрыл струю, направив ее на сидящего. Я не стал портить шутку, поджав колени, бомбочкой свалился в воду, а Йомиэль и так кувыркнулся спиной, благо сидел на порядочном расстоянии от скругленного бортика, выступающего на дециметр от окружающих камней, опоясывающих чашу полутораметровым кольцом, с легким уклоном к ней и дальше, по руслу, ничем не замусоренному или перекрытому камнями, что не характерно для естественной природы.
И даже устроив активные бои, мы не смогли и на ладонь вычерпать воду из чаши. Разрядка получилась хоть куда. Вода и так снимала волнения и тревоги, проясняла ум, очищала организм. А водные забавы принесли море положительных эмоций, растопивших даже Жогеца. Йомиэль меня умилил, я чуть не прослезился, наблюдая за его игрой и объяснениями. Его взгляд, когда он пробежался им по мне, показался счастливым, с пронзительными нотками, не поддавшимися опознанию.
— Это легко, смотри!
— Тебе-то понятно, легко.
— Нет, не так! Здесь особая вода, она сама отзовется.
— А?
— Ура! Дошло!
После этого все быстро освоились, стояли по колено и на самой поверхности, а потом резко погружались в воду, сидели под падающей на спину водой, болтая ногами. Превратились в маленьких детей, которыми по местным меркам и должны были еще являться, однако жизнь у всех распорядилась иначе, а вода сейчас показала суть, ненадолго растворив в себе жесткий налет взрослости.
— Оланг говорил, что в полдень фонтан вырастает до трех метров...
— Мне тоже хочется глянуть.
— И вода образует красивую полусферу, окропляя бортики.
— Эх...
— Красотень то вокруг какая!
— Редкая на Ражене цветовая палитра услаждает взор.
