Отрок Книга 05

Этим-то поводом и решил воспользоваться Мишка. Невнятно пробормотав: "Пропадет же дите..." — он спешился, заскочил в дом и, сняв люльку с крюка, вынес ее на улицу.

— Варлам! Остаешься с наставником Анисимом, а я пойду мать поищу.

— Слушаюсь, господин старшина!

Чувствуя спиной недоуменные взгляды (вечно старшина чего-то выдумывает), Мишка, держа люльку с младенцем одной рукой, взял Зверя за повод и пошагал назад к воротам. Выйдя из проулка, он огляделся и сразу же прилип взглядом к лежащему на подстеленном войлоке отроку Ефиму. Доспех с того был снят, рубаха задрана до шеи и Матвей с напряженным лицом ощупывал ребра Ефима с правой стороны. Рядом, на краешке того же войлока сидел отрок Евлампий держа на коленях уже уложенную в лубки левую руку.

"Ну вот, еще двое раненых. Повоевали, блин... Чего ж их в доме-то не устроили?.."

Мишка уже открыл рот, чтобы дать команду найти где-нибудь место для раненых, но тут снова подал голос младенец, притихший было, когда его взяли на руки. Мишка обернулся к тесно сидящим на земле под охраной отроков женщинам и громко спросил:

— Чей ребенок?! Кто ребенка в доме оставил?!

К его удивлению, никто не отозвался, даже голову в его сторону повернули немногие, большинство же женщин сидели неподвижно, уставившись глазами в землю или прямо перед собой.

— Чей ребенок?! — еще громче повторил Мишка. Такого, чтобы мать не узнала своего малыша, просто не могло быть.

"Сбежала, забыв про младенца? Сомнительно. Убита или лежит без сознания? Скорее всего, именно так и есть, но остальные-то чего молчат? Неужели такой мощный шок от произошедшего? А что вам, сэр, известно о том, как чувствуют себя полонянки? Может и шок".

Не задавая больше вопросов, Мишка сунул люльку ближайшей бабе, еще раз удивившись тому, что женщина даже не сразу отреагировала, и вздрогнул от злого окрика Алексея:

— Михайла! Тебе что, заняться нечем?!

Ответить или еще как-то отреагировать Мишка не успел — где-то сзади раздался треск ломающегося дерева, истошный вопль и звук падения тела на землю.

Почти одновременно прозвучали два крика: Демьяна — "Ленька!!!" и Алексея — "Черт... я же велел: осторожно!".

Отрок Леонид лежал на земле под ступеньками лестницы, ведущей на наблюдательную вышку. На высоте примерно двух человеческих ростов в лестнице зияла прореха от сломанной перекладины.

"Какое, на хрен, осторожно? Там же сгнило все, наверняка! Господи, только бы не насмерть!".

Словно услышав мишкины мысли, отрок Леонид пошевелился и взвыл:

— Ой, нога, нога!!!

Матвей, оставив Ефима, бросился к Леониду, а Алексей, обернувшись к Мишке, заорал все тем же злым голосом:

— Михайла! Ты старшина или девка? Мне что тут, разорваться? Выстави дозор, возьми трех баб, пусть в доме с детьми посидят, а то писку от них... командуй, давай, не спи!

Упрек был вполне заслуженным и Мишка деятельно засуетился.

— Урядник Василий!

— Здесь, господин старшина!

— Двоих на крышу вон того дома, да поаккуратнее, чтоб не свалились. Пятерку — в дозор на дорогу, пусть трое доедут до поворота, а двоих поставят так, чтобы их с крыши видно было. И еще... подойди-ка.

Роська подъехал вплотную к старшине и, вопросительно изломив бровь, склонился с седла.

— Если попадутся беглецы, — негромко сказал Мишка — не гоняйтесь за ними, пусть донесут до Журавля весть, что нас всего лишь полсотни. Но и просто так вслед не пяльтесь, а то не дай бог догадаются, стрельните в них, чтобы болт рядом пролетел, по веткам или кустам прошел — шуму много, толку мало. Понял?

— Понял... а если... — Роська замялся, сам видимо плохо представляя, что такого особенного может случиться.

— Рось, ну какое может быть "если"? Ты что, думаешь беглецы на вас напасть осмелятся?

— Нет... но все-таки...

— Не валяй дурака! Отрокам все, как следует, разъясни и отправляй.

— Слушаюсь, господин старшина!

На Мишкин приказ: "Ты, ты и ты, встать!" отреагировала только одна женщина — та, которой мишка всучил люльку с младенцем, остальных пришлось поднимать за шиворот. Отправив их в дом, в который загнали всех детей, Мишка подошел к Матвею.

— Моть, что тут?

— У этого рука и по морде ведром получил, у этого ребра, вроде бы, два — на нем куча народу ногами потопталась, у этого нога и вообще зашибся. — Матвей, не глядя на Мишку потыкал указательным пальцем в раненых.

— А чего они тут лежат? В дом бы отнести...

— Алексей не разрешил! — По голосу Матвея чувствовалось, что ему сейчас не до разговоров. — Говорит, что дома сначала проверить надо. Слушай, Минь, дай еще пару человек в помощь, мне же еще полоняников раненых смотреть надо.

— Сейчас, Моть, отроки освободятся, я тебе кого-нибудь пришлю.

Отроки, охранявшие сидящих на земле женщин, действительно должны были освободиться — для полонянок очистили от всякого хлама какое-то несуразное, покосившееся строение непонятного назначения, но достаточно просторное, чтобы туда поместились все. Женщин, кого окриком, кого пинками, подняли с земли и погнали к распахнутым дверям. Матвей, оторвавшись от раненых, внимательно смотрел на проходящих мимо него баб и девок, время от времени указывая на кого-нибудь из них пальцем:

— Эту оставить, эту оставить... оставить, я сказал! Не видите: голова в кровище?!

На земле осталось лежать несколько женских тел, и Мишке даже не хотелось выяснять: убиты они или только потеряли сознание. Настроение и без того было, отнюдь, не радужным, а тут еще трое раненых, как командовать дальше, непонятно, и вообще: Младшая стража, во главе со своим старшиной, занималась сейчас тем, чем в исторических книгах и фильмах занимались исключительно отрицательные персонажи. Все, вроде бы, понятно: XII век, захват полона, грабеж захваченного селения — обычное дело со всеми сопутствующими жестокостями и перегибами, но на душе было как-то муторно. Все воспитание русского, советского человека мишкиного поколения, с младенчества было "заточено" на сопротивление захватчикам и освобождение угнетенных — начиная с детских сказок и школьных уроков истории, и кончая воспоминаниями родителей о недавно отгремевшей Отечественной войне.

На хуторе Мишка себя захватчиком не чувствовал, может быть потому, что пьяные стражники ассоциировались у него с чем-то, вроде полицаев, а сейчас... Тупо сидящие на земле окровавленные женщины, брошенный в доме младенец... а дальше, ведь, пойдет откровенное мародерство — острог сначала зачистят от немногих спрятавшихся жителей, а потом пойдут по домам, собирая все, что покажется ценным, и уже после того, как нагрузят телеги и вьюки добычей, полоняникам разрешат собрать оставшиеся пожитки.

Так Алексей объяснил последовательность действий еще на "предварительном инструктаже", и уже тогда Мишка понял, что руководить этим "процессом" ему не по душе, а сейчас на поверхность сознания, в очередной раз, вылезло ощущение чуждости и нереальности происходящего.

"М-да, сэр, как сказал однажды Остап Бендер: "Киса, мы чужие на этом празднике жизни". Для всех присутствующих, происходящее, пусть жестокая, но понятная реальность жизни, а вы, сэр, тут как белая ворона в стае. Придется вымазаться под общий цвет, иначе заклюют. Се ля ви, туды ее в качель!".

С облегчением ощущая, как поднимающаяся изнутри злость смывает "гуманистические терзания", Мишка нашел глазами Артемия и распорядился:

— Урядник Артемий, дать двоих в помощь лекарю!

— У меня и так двое раненых! — попробовал возражать Артемий, но Мишка не стал слушать:

— Выполнять!

— Слушаюсь, господин старшина!

— Старший урядник Дмитрий!

— Здесь, господин старшина!

— Сейчас наставники пойдут дома проверять, выдели каждому по пять отроков. Первый десяток не трогай — от них выставлены дозорные.

— Слушаюсь, господин старшина!

Мишка огляделся, раздумывая, какие еще распоряжения от него требуются, и что имел в виду Алексей, когда велел командовать, а не спать. На глаза попался Анисим, выезжающий в сопровождении отроков из второго проулка, видимо, где-то внутри острога нашелся поперечный проход.

— Господин старшина! — заорал Варлам — Мы там двоих оружных застрелили!

Мишка машинально кивнул, а сам в это время пытался сообразить, откуда на завалинке дома, мимо которого проезжал Анисим с отроками оказался старик — только что, вроде бы, никого не было и вот, сидит. Весь совершенно седой, сгорбленный, голову опустил, ни на кого не смотрит. Мелькнула еще мысль о том, что в остроге живут старые, ушедшие на покой воины, и это один из них, и ...

Анисим протянул руку, указывая отрокам на старика, а тот неожиданно, совсем не по-стариковски резко, вскочил, обнаружив богатырский рост и телосложение, и сверкнул невесть откуда взявшимися в обеих руках мечами. Один клинок отсек протянутую руку Анисима, другой ударил наставника Младшей стражи под подбородок. Анисим, не издав ни звука запрокинулся всем телом и, ударившись головой о землю, повис вверх ногами, застряв сапогами в стременах.

— А-а-а!!! — Варлам суматошно рванул коня в сторону, резко наклонившись влево и тем самым избежав следующего взмаха клинка, отроки, разрывая поводьями губы коней, повторили его движение, и старик, шагнув вперед, сумел достать только последнего из пятерки. Отрок Георгий вскрикнул, как-то неестественно скрючился и начал медленно заваливаться набок. Варлам, обернувшись на ходу, выстрелил в старика из самострела, но попал в коня Анисима, за которым седобородый воин укрылся, тут же вокруг защелкали другие самострелы и в несчастное животное почти одновременно вонзилось чуть ли не с десяток болтов.

— Не стрелять!!! — хлестнул, даже не по ушам, а по нервам, крик Алексея (умел Рудный Воевода владеть голосом, ничего не скажешь). — Не стрелять, я сам!!! Опустить оружие! Урядники, куда смотрите? Опустить оружие, я сказал!

Алексей окинул "орлиным" взглядом свое войско и, гордо выпрямившись в седле, произнес:

— Редкая удача вам выпала, сейчас посмотрите, как обоерукие воины бьются! Учитесь!

Старший наставник Младшей стражи извлек из притороченных к седлу ножен второй меч и не просто спешился, а изящно, словно и не было на нем многокилограмового доспеха, соскочил на землю, перекинув правую ногу не через круп коня, а спереди — через холку. Мягко спружинил на носках и неторопливо двинулся в сторону старика, описывая сверкающими на солнце клинками круги и восьмерки. Всем своим видом и поведением Алексей откровенно работал на публику, только вот публика этого не понимала и восхищалась.

"Пижон, блин, мастер-класс на крови... А пацаны ведутся, как последние лохи, наверняка теперь станут подражать его манерам... и пусть подражают, для того и учим. Но дед-то каков!".

Старый воин был красив редкой мужской красотой преклонного возраста — гордая осанка, высокий рост, атлетическое сложение, ослепительно-белая грива волос. Нет, он не был рано поседевшим мужчиной среднего возраста — действительно старик, наверняка обремененный старческими болезнями и последствиями былых ранений, вряд ли его осанка была всегда такой бравой, а движения столь выверено-точными — годы, как ни крути, берут свое. Но сейчас...

Он спокойно стоял позади туши убитого отроками коня Анисима и не смотрел на приближающегося Алексея. Мишка проследил его взгляд и увидел сухонькую старушку, стоявшую возле Матвея в группе раненых женщин, но не потому, что сама была ранена, а потому, что поддерживала девчонку с окровавленной головой. Она тоже смотрела на мужа спокойно и сосредоточенно — бывает, между мужчиной и женщиной, особенно долго прожившими вместе, такой обмен взглядами, которым можно сказать больше, чем тысячью слов.

Когда Алексей приблизился, старик по-рыцарски сделал несколько шагов в сторону, чтобы труп коня не мешал поединку, но на вежливый поклон противника не ответил. Это вовсе не было с его стороны невежливостью или намеренным оскорблением — просто, как понял Мишка, этот человек уже шагнул за ту грань, где почти все земное представляется пустой суетностью, а старший наставник Младшей стражи, не был для него ни коллегой-воином, ни даже просто человеком, а лишь воплощением зла, которое надлежало уничтожить... если получится.

Алексей сделал еще один шажок, и пространство между противниками мгновенно взорвалось мельканием и лязгом убойного железа. Одного поединщика защищала кольчатая броня и железный шлем, а другого только белая льняная рубаха, но в бою с таким, как Алексей, главной защитой была не броня, а подвижность, да и не потянуть, наверно, было старику поединок в полном доспехе.

Старший наставник Младшей стражи начал с "классики" — тех выпадов и отбоев, которые разучивал с отроками, правда, в поединке "обоеруких" воинов это выглядело несколько иначе, но все (или большинство зрителей) поняли все правильно. Звон и блеск оружия, как внезапно возникли, так же внезапно и оборвались — это в "киношных" рубках воины бесконечно долго машут мечами, принимая всякие эффектные позы, у шоу свои законы. В реальной же схватке равных по силе воинов все происходит быстро — один-два, много — три, удара и отбоя, после чего кто-то из противников разрывает дистанцию, либо получив ранение, либо, для того, чтобы избежать его. На этот раз дистанцию разорвал Алексей.

Благосклонно покивав шлемом, словно говоря: "Я тебя проверил — основы знаешь", он снова скользнул вперед, но теперь уже с легким смещением в сторону и едва заметным наклоном корпуса — один из "фирменных" приемов, набор которых у каждого опытного бойца — свой. И что-то сразу пошло не так — левый клинок Алексея будто прилип к мечу старика, сразу же разрушив гармоничный ритм перекрещивания смертельных траекторий оружия. Старик воспользовавшись возникшей, едва уловимой заминкой, коротким энергичным отбоем отвел правый меч противника, заставив того раскрыться, и Алексею пришлось уже не просто разрывать дистанцию, а торопливо отскакивать. Неизвестно, чем бы это закончилось, но седовласый воин не сделал, казалось бы логичного, шага вперед и не попытался нанести добивающий удар. Скорее всего, подвели годы, и две короткие, но требующие всех без остатка сил и внимания, схватки дались ему нелегко.

Тут, наконец, до Мишки дошло, что было "не так", что цепляло внимание, но поначалу не осознавалось. Старик принимал удары Алексея не на плоскую сторону клинка, а на острие! Мишка как-то уже привык к тому, что сталь на Руси XII века была величайшей редкостью баснословной цены. Везде, и в оружейном деле тоже, господствовало железо, разного (порой очень высокого) качества. Потому-то воины и берегли в бою железное оружие — столкновение мечей "острие в острие" было чревато глубокими зазубринами, способными спровоцировать перелом клинка.

Мечи старика были стальными! Или, слишком уж превосходили качеством тот, который Алексей держал в левой руке. Эта догадка тут же и подтвердилась — Алексей, сделав еще шаг назад, бросил озабоченный взгляд на свой левый клинок. Мишке, с его места, не видна была зазубрина, но он был уверен в том, что она есть, и немаленькая.