— Тогда, слушай. Когда-то ещё на Земле я, Аристокл и маленький Игул увлеклись модными исследованиями в области мисидочастиц, в современном мире это звучит, как моноинфология. Аристокл через свои властные каналы достал труды Правикова. А потом мы нашли самого учёного, к тому времени бывшего в опале, и тайно переправили на Марс. Оборудовав лабораторию, здесь на Марсе мы занялись опытами уже вплотную.

Итея остановилась, и так молчала, пока Ольга не подтолкнула её:

— И это всё?

— К сожалению, эти опыты оказались на грани бесчеловечности, поэтому я не буду тебе рассказывать их суть.

— Тебе что-нибудь говорит о том, что я кандидат наук именно в этой области?

— Ольга, ты говорила, что преклоняешься предо мною. Что тебе стоит сделать это, ничего не спрашивая?

— Сначала рассказ, — не сдавалась Ольга.

Итея молчала с минуту, но Ольге почему-то не было жаль её, хотя она не могла уличить себя в жестокости. Если, конечно дело не касается мисид. Ради них Ольга может заключить сделку даже с самим дьяволом. Если не сейчас, то когда ещё она узнает сразу обо всём. У Итеи нет выхода. Да, она преклонялась перед ней, как перед богиней, восхищалась её талантами, но так распорядилась судьба злодейка, что именно Итея стала её соперницей. Это чувство, почти на уровне низменного инстинкта, тихо поселилось в её дальнем уголке души и оттуда предательски высовывало свою самолюбивую головку.

— Хорошо, Ольга, если на то пошло, теперь ты хранитель его жизни.

— Я хранитель его детей, — исправила её Ольга.

— Извини, но от меня трудно скрыть потайные чувства.

Щёки Ольги запылали от стыда.

— Ольга, дай слово, что знания, которые я тебе передам, ты будешь использовать только во благо, а ещё лучше, если ты забудешь о них.

Ольга всё ещё переживала по поводу своих потаённых мыслей, которые Итея видела, как на ладони, поэтому молчала.

— Это очень важно, Ольга, в противном случае, я готова и дальше жить в аду. Достаточно того, что об этом знают Аристокл с Игулом. Ты должна понять, что именно, я вкладываю в твои руки.

— Я постараюсь забыть о них.

— Что-то мне подсказывает, что ты не сдержишь своё слово.

— Что ты, Итея!

Установилась некоторая тишина.

— Ты правильно думаешь, у меня нет выхода. Но есть выбор.

Итея вновь замолчала, лишь слышался тихий шорох излучения. Последующий её голос казалось, звучал на пол тона ниже.

— Прописные истины нашего столетия, по сути, незыблемы, но человечеству лучше всего взять тайм аут, достаточно того, что вы знаете в данный момент, а знаете вы уже не мало. Маленькие частички, моноинфоиды или мисиды есть носители разума вселенной. Они, это та часть информации, благодаря которой строится всё сущее — огромный гармоничный, закрытый организм, который создаёт нас. Мы, переработав и усовершенствовав эту информацию, создаём его, а, уходя в прошлое времени, делаем его идеальнее. Итак, Вселенная разумна, а человек, как губка, только что, родившись, впитывает этот разум в себя и использует в своём развитии. Всё человечество, как единый сосуд накапливает эти знания и исподволь эволюционирует под их влиянием. Каждое поколение вбирает в себя знания более высокого качества, и теряет при этом уже ненужные признаки и инстинкты. Такова теория профессора Правикова.

Хотя существует множество сомнений. С другой стороны, во все времена мыслители пытались найти загадку в смерти человека. "Не может быть,— думали они,— чтобы, уходя из жизни, пропадало и то, что было накоплено за целую жизнь". И вот ответ Правикова: мисиды разума, при этом высвобождаются, хаотично заполняя Вселенную новыми знаниями высшего порядка. Они просто необходимы Вселенной, для её дальнейшего развития. Другими словами, не было бы смерти, не было бы самой Вселенной.

На основе трудов профессора Правикова современная наука научилась, путём усиливания волн восприятия, собирать этот разум и концентрировать для какой-нибудь полезной цели, но всё это делается чисто механическим путём. Никто ещё не знает, что Правиков пошёл дальше. Он сделал возможным собрать разум конкретного человека, а именно умирающего. Это то, что ты сейчас наблюдаешь. Тело не вернуть к жизни — этот закон незыблем, но мисиды живы. Он нашёл способ не растерять их в этот момент, а собрать в некий сосуд. Умирая, он попросил проделать с ним этот эксперимент, а его результаты вписать в его труды. Всё было сделано правильно, но его голограмма не прожила и года. Он просто умалял нас умертвить его, то есть распустить его мисиды.

— Почему?

— В мисидах есть знания момента смерти. Ты не представляешь, какого это, когда, где-то над твоим затылком нависло что-то холодное, страшное и ужасное, которое уже коснулось тебя. Ты не чувствуешь это физически, но знания того, что постоянно гнетёт тебя, это пустое, звенящее забвение является последним ощущением человека, дальше только физическая смерть. Я могу говорить об этом бесконечно.

— Именно об этом ты разговариваешь с Аристоклом?

— Я жалею его.

— Но, у тебя нет чувств.

— Их нет, есть знания этих чувств.

— Какой-то замкнутый круг, — задумалась Ольга.

— Ольга, теперь ты знаешь, всё, что знаю я. Ты должна уничтожить меня.

— Потерпи, я хочу ещё немного побыть с тобой.

— Вы, люди жестоки. Правиков завещал более не повторять подобных опытов. Это бесчеловечно, но оказывается, человек более жесток, нежели холодный разум.

— Значит, Аристокл ослушался Правикова.

— Кровь Виндекондов очень сильна. Не зря именно они правят на всём Марсе. Но, в данном случае, он мучает не только меня, но и себя тоже. На грани нервного срыва у него появилась навязчивая идея.

— Я знаю о ней.

— В этом состоянии он не понимает, что делает. И только я, вот уже четыре года сдерживаю его от этого бессмысленного шага — уйти вместе со мной. Но, что стоит взять и сделать самое простое — выключить свет и моя голограмма останется бессловесной и неразумной субстанцией фотонов. Я знаю, он никогда не решится на это. Он зациклен, а пока существую я, ему не выйти из этого транса. Он думает, что продлевает мне жизнь, не понимая того, что продлевает мою смерть.

— А если из этого сосуда мисид выбрать мисиды знания смерти и удалить их?

— Аристокл думал так же, но у него ничего не получилось. И теперь, мне всё труднее сдерживать его от самоубийства.

— Он не сделает этого, — твёрдо сказала Ольга.

— Теперь я в тебя верю, — она помолчала, — у меня есть ещё одна моя личная тайна, о которой ты когда-нибудь узнаешь, но всему своё время, как и смерти Аристокла. Он не должен уйти именно сейчас, когда есть ты.

Ольга хмыкнула.

— Если бы было возможно, я бы с тобой поменялась. А сейчас.... Прости Итея,— прошептала она, — прости за то плохое, что я думала о тебе. Теперь я и сама вижу, что просто обязана сделать это для тебя, при чём, немедленно.

Она взяла в руку пульт и, сосредоточившись, выжидала время.

— Понимаю,с— сказала Итея, — хочу успокоить тебя на этот счёт. Когда-нибудь он полюбит тебя, поймёт и обязательно простит, за сегодняшний, вполне оправданный твой поступок.

Ольга опять залилась краской и тихо вымолвила:

— Он никогда меня не простит, а мне сейчас важней твоя свобода. Прощай Богиня!

Ольга нажала на кнопку и вместе с внезапной темнотой, в её мозгу промелькнуло, как шорох осенней листвы:

— Спасибо тебе.

После секундной вспышки перед Ольгой вновь возникла голограмма Итеи, но не столь яркая и насыщенная цветами. И теперь основной голубой свет освещал комнату. Итея улыбалась, кружилась по комнате, лёгкая, как бабочка, был слышен её настоящий, нежный голосок и тихий смех. А по щекам Ольги текли тяжёлые горькие слёзы. Она глотала их и, хлюпая носом, наблюдала за видением. Только сейчас Ольга обратила внимание, на то, что голограмма воспроизводилась из верхнего левого угла, где был подвешен свадебный шар, там же была установлена камера, и ещё какой-то прибор. Ольга включила свет, прибор погас, но камера продолжала работать. Хотелось, конечно, всё свалить на Игула и остаться чистенькой. Ольга задумалась. Дурацкая совесть мешала решить раз и навсегда эту сложную проблему. К тому же этот полу ребёнок, в сущности, ни в чём не виноват. "А меня Аристокл убьёт и без сожаления, это точно".

* * *

Спокойная и умиротворённая Ольга вошла во дворец "Славы". Слёзы высохли, тайны разгаданы. Игул, свернувшись клубочком, мирно спал на кушетке. Друзья Нал давно разбрелись по домам, и не мудрено, на дворе стояло утро. Сама Нал, сидя у изголовья Игула пила кофе.

— Могла бы уже и не приходить, — беззлобно проворчала она.

Ольга осторожно одела на руку Игула его же ви-фон и тяжело вздохнула:

— Как я устала.

Она не предполагала, что всё ещё только начинается.

Часть 2

1. Эймос

Разумеется, когда Аристокл узнает о смерти Итеи, он не станет сводить счёты со своей жизнью, ведь он преследовал иную цель — соединение с разумом Итеи. А, роль Игула состояла в том, чтобы совершить это воссоединение и только после уничтожить их единую, соединённую навеки субстанцию. Но, даже, если предположить, что он всё-таки отважится на банальное самоубийство, то для начала, он обязательно изъявит желание, посчитаться за смерть Итеи. Так думала Ольга, сидя в купе марс хода. А для этого, он должен сначала найти её. Может в этом и состоит её роль, как хранительницы жизни Аристокла, о которой говорила Итея. Он не должен её найти. И всё-таки её гложили сомнения, правильно ли она поступает. Она вспомнила, как её отговаривала Нал, но причин и без того было масса. Во-первых, зная фамильную черту всех Виндекондов, завуалированную добродетельностью последних из них, Ольга естественно боялась возмездия, которое являлось в её воображении, чем-то, вроде знаний момента смерти. А, во-вторых, Ольга устала терпеть унижения. Этим средневековьем она сыта по горло. По всему видно, Марсианская экзотика ей опостылела. Пора домой. Пройдёт время, Аристокл смирится со смертью Итеи, встретит ту, с которой сможет хотя бы находиться рядом. Даст Бог, родится вполне законный наследник. И всё встанет на свои места.

Ольга тяжело вздохнула, и с любовью взглянула на уткнувшуюся в бок, спящую двухлетнюю Майку. Она поехала к единственным людям, которых знала на этой планете, к родителям Нал. Может они пристроят её на время куда-нибудь. Главная же цель — это полёт на Землю, но только как осуществить эту затею, Ольга не представляла себе. В дорогу она собрала баул с тёплыми вещами, оделась в самое простое, что нашлось у Нал, и спрятала в складках своей одежды наличные деньги, так как не могла теперь воспользоваться удостоверением личности.

В Цефеноне её встретили.

— А, у вас тут потеплело, — заметила Ольга, поздоровавшись с Ойс и Миленой.

— Да, с тех пор, как у власти новый губернатор, у нас многое изменилось в лучшую сторону.

— Госпожа Ольга, — обратилась к ней Милена, разворачивая Майку.

— Просто, Ольга, — уточнила она, — я теперь, как все.

— Ольга, вы смелая женщина, но все же разумнее было оставить девочку во дворце.

— Вся беда в том, что она именно девочка. Её отец никогда в жизни не видел её. Теперь вам понятны мои действия?

— Вполне,— изумилась Милена.

В небольшом уютном зале Милена накрыла на стол, и все вместе, они приступили к трапезе.

— Аристокл приедет через две недели, как бы мне умудриться, улететь с Марса первым рейсом?— молвила Ольга.

— Вряд ли у вас это получится, — немного подумав, отозвался Ойс,— ещё день — два и вас начнут искать. Даже речи не может быть о Земле. Вам нужно выждать этот период усиленных поисков.

— Но, как, где? У меня нет документов.

— Я не знаком с криминальным кругом, но в Эймосе у меня живёт давний друг. Он должен вам помочь, хотя, мы с ним давно не общались, ну, да другого выхода нет.

— Эймос? Это далеко?

— Очень. С билетом на Атон проблем не будет. У Милены в аэропорту сестра работает.

— Но...

— Это лучшее, что сейчас вам нужно — переждать именно там. Никому и в голову не придёт, искать вас на другой стороне планеты. Ведь по логике, вы, просто обязаны лететь на Землю, а значит, в первую очередь будет перевёрнут весь Архинон, где и находится единственный космопорт Марса.

Глубоко задумавшись, Ольга ненароком разглядывала убранство зала. Его стены были оформлены в красно-жёлтых тонах. Не удержавшись, она провела по орнаменту рукой.

— Я заметила, в вашем городе преобладают такие краски.

— Да, это символика нашего полиса.

"Странно, — подумала она, — это любимые цвета Аристокла". В помещение вошла Милена с Майкой на руках.

— Вот, мы проснулись и хотим есть.

Внешне Майка больше походила на Ольгу. Плотное телосложение, такая же округлость лица, льняные волосы, нос губы, лишь глаза она переняла от отца. Иногда Ольга удивлялась такому казусу, при чём, собственно здесь Аристокл?

— Что это? — спросила Ольга, увидев у неё в руках яркую игрушку.

— Сувенир. У нас на каждом шагу их продают.

Милена попыталась покормить Майку, но та, протестуя, сама принялась за еду, отдав при этом, игрушку на хранение матери. Это была прозрачная призма на цепочке, внутри которой можно было разглядеть красочный, сказочный дворец.

— Говорят, этот дом когда-то был в нашем полисе,— пояснила Милена,— и стоял он там, где сейчас мэрия.

— Вы говорили, что там стоял дом Эрикондов.

— Да. Может быть, это он и есть.

— Конечно же, легенда, — задумчиво произнесла Ольга, вглядываясь в формы дома. Такие дворцы строили только на земле, да и то тысячу лет назад. Здесь, на Марсе вряд ли можно было такое сотворить.

— Но мы же любим, верить в сказки? — возразила Милена.

— Любим, а от веры этой и жить хочется.

Через два дня Ольгу с Майкой посадили в атон до Эймоса. Мало того, что атоны до Эймоса летали раз в неделю, так ещё и сам полёт длился четыре часа.

* * *

Измотавшись к концу дороги, Ольга с немалым облегчением разглядывала приближающийся издали компактный городок, укрытый под сверкающим куполом. Атон опустился рядом с ним, и тут же автоматически провалился под землю, вместе с посадочной платформой. Выход в город происходил тут же, под куполом. В Эймосе было тепло, но сам городок был неуютным и грязным, такого она даже в Цефеноне не видела. Дороги размыты. Твёрдое покрытие имела лишь площадь и прилегающие к ней улицы.

Ольга с Майкой обошла полгорода, в поисках адреса, указанного на конверте письма, которое предназначалось для друга Ойса. С трудом она нашла его в старом заброшенном районе. Но, к её огорчению, там жили совсем другие люди.

И вот, Ольга осталась стоять посреди дороги с баулом и Майкой, порядком уставшей и хныкающей на всю улицу. Оглядев окна грязных, пластиковых домов, зияющих пустотой, она отправилась к одному из них. Взломав, слабо запертую дверь, беженцы вошли внутрь здания. Помещение с целыми окнами оказалось на втором этаже. Накормив Майку и перекусив сама, Ольга бросила в угол одеяло и уложила на неё уже отключившуюся дочь. В комнату прокрались сумерки. Казалось, они длились достаточно долго, пока не настала глубокая ночь. Над улицей повис огромный Фобос, звёзды и пара фонарей. Совсем, как на земле в древние — древние времена. Долго Ольга стояла у окна, в раздумье, пока сон не сморил её саму, и ей пришлось пристроиться рядом с Майкой.