Боевой 1918 год

Когда подошли к аэроплану я скинул шинель (мне тут же был выдан синий халат) и остановил помощника механика, который уже кинулся открывать капот.

— Подождите. Давайте сначала попробуем его завести так. А я послушаю...

Васин, пожав плечами полез в кабину, а механик принялся крутить винт. Самолет сказал — Чих-пых-пых пых. Чих-чих-чих-чих-чих-чих-пых-пых-пых. Я поднял руку:

— Достаточно. Открывайте.

Так посмотрим. Угу. Двигатель звездообразный. Судя по радиатору — водяного охлаждения. Присутствует лейба на которой написано — "Salmson" и мощность — 150 лошадок. Даже карбюратор есть. Аж целых две штуки. Блин... Помню, мне как-то говорили, что таких самолетах карбюраторов не было. Получается, что ошибались. Так... так... Ну, где -то понятно. Сначала, проверил свечу. Искра была. Подача горючего? Вроде есть, но как-то неуверенно. Осмотрел шланг и проволочный хомут. Механик тершийся тут же и подающий инструменты проинформировал:

— Шланг не забит. Я его сразу почистил.

— Все рано снимай. Чудес не бывает.

И чуть позже, продавливая и сгибая топливный шланг победно улыбаясь сказал:

— Ну вот. Видите — трещина. Так-то она не видна, но если прижать, то видно. Отсюда воздух подсасывает. А когда двигатель пытается завестись, идет деформация и трещина расходится еще больше. Надо герметизировать.

Сказано — сделано. В ожидании высыхания герметика (судя по запаху — на касторовом масле) гостеприимный поручик, нас сводил на обед. Потом попробовали результат трудов. Правда, механик говорил, что герметик застынет только к завтрашнему дню, но я, с высоты своего инженерства, лишь демонстративно хмыкнул. Так-то маслопуп прав, но не зря же я еще и прорезиненой материей место трещины обмотал. Поэтому сейчас рассчитывал, что какое-то время шланг продержится.

Движок схватился почти сразу и ровно затарахтел. Поручик, счастливо улыбался из кабины. А вот когда он, погоняв двигатель на разных режимах, заглушил свою тарахтелку и спустившись на землю, двинул ко мне со словами благодарности, я приступил к охмуряжу. Выслушав слова, воспевающие мой инженерный талант, спросил у Васина:

— Господин поручик, вы же, прежде чем лететь на какие-то свои задания, все равно должны испытать качество ремонта над аэродромом?

Пилот кивнул. Тут я, (деланно) смущаясь и краснея изложил свою просьбу:

— Понимаете, в чем дело. У меня, племянник, просто грезит небом. Да и сам я, признаться, тоже... Столько лет рядом с авиацией, но не разу не поднимался в воздух. Не могли бы вы, взять нас, в этот испытательный полет с собой?

Тут все строилось на тонком расчете. Я ему, только что, починил средство передвижения. Он, только что рассыпался в благодарностях. И вот так сразу отказать? Понятно, что "не положено", но начальства нет и он, сейчас, здесь, самый главный. Так же общая лихость и раздолбайство летчиков, сыграло свою роль. Тем более, я не просил катать нас по одному, а сказал, что мы и вдвоем отлично в задней кабине поместимся. В общем— уговорил. Был снят пулемет (для облегчения веса), студенту была выдана кожаная куртка, вместо его крестьянского облачения (чтобы не замерз) и мы залезли в кабину. "Сидор" Бурцева остался демонстративно валяться на земле. Там все равно кроме вина, консервов и плитки шоколада, почти ничего не было. Зато свой, я умудрился незаметно сунуть под ноги. У меня там сало и патроны. Самый стратегически необходимый продукт. Ну и, мыльно-рыльные, куда же без них.

Когда устроились, Васин спросил о готовности, после чего, самолет, подпрыгивая на мелких кочках, начал разбег. Толчки становились все реже и вот, мы уже в воздухе. Сделав круг над аэродромом, аэроплан набрал высоту и поручик, в переговорную трубку, стал пояснять, что находится под нами. Я его послушал, а потом сделал предложение, которого он сначала не понял, а потом резко отказался. Но пистолетный ствол, несколько угомонил скандалиста. Да и как возражать, если он свое оружие, даже достать толком не может, не говоря о повороте ствола в нашу сторону? Его угрозу, что он направит самолет в землю, я парировал тем, что сам умею пилотировать. Шлепну пилота, переберусь в кабину, выкину труп и улечу. Тут я отчаянно блефовал, но поручик-то про это не догадывался.

Тем более, что и просил немногого. Просто, в течение часа лететь на север. Там, высадить нас, сев на любую дорогу и улететь обратно. Все! Я даже не претендую на его тарахтелку! И никакой я вовсе не шпион! Где он видел шпионов, которые могут чинить аэропланы? Я инженер, но на поезде ехать не хочу, потому что в поезде нас и ограбили! И ограбил, именно патруль! Что значит — "не верю"? А на хрена мне это придумывать? Отвели в пустой тамбур и там чуть не прирезали. Пришлось, на ходу из вагона выпрыгивать, благо паровоз не быстро ехал. Да и высаживать, он нас будет на территории контролируемой Добровольческой армией. Так что, чей я тогда шпион? Короче — убедил оппонента.

Тем более, что действительно не требовал от него лететь к красным, или до последней капли горючего. Васин, сам, за обедом рассказывал, что его "Антара", он же "Анасаль", может в воздухе два с половиной часа находиться. Заправлен самолет под пробку. Так что, час туда. Час обратно. Еще и запас остается. А за час, мы километров на сто двадцать — сто тридцать улететь сможем.

В общем, так и получилось. Я, ориентировался по солнцу (чтобы летун нас не туда не завез) но поручик, летел приблизительно на север. Потом, благополучно сели на какой-то проплешине, невдалеке от дороги. На саму дорогу мы бы не поместились — деревья мешали. Васин, к этому времени уже перестал плеваться ядом и мы, предварительно высыпав патроны из его револьвера, вернули ему оружие и даже помогли развернуть самолет (чтобы мог взлететь по своим следам). Правда на вопрос: "а где мы сейчас находимся?" пилот, лишь пожал плечами ответив, что в этих местах не бывал и сказать ничего не может. А потом, как тот Карлсон, газанул и улетел.

Проводив глазами удаляющийся "Анасаль" я повернулся к приходящему в себя Бурцеву:

— Ну что, студент. Почти полпути пролетели. Летун, про то, что произошло, скорее всего, молчать будет. Не выгодно ему о нас рассказывать. На аэродроме, скажет, что просто высадил нас на соседней станции и все. А даже если и начнет болтать, то пусть его. Мы, считай, в другом государстве сейчас находимся. Так что можно не опасаться. Меня вот, только, сильно смущает твоя стильная одежда...

Договорить я не успел, так как Серега, неожиданно набычился и, плотнее запахнувшись в куртку, твердо прервал:

— Кожанку, не выброшу!

Глядя в его шальные глаза, со все еще летящими к глубине зрачков облаками, только сплюнул. Пацан! Первый раз в жизни прокатился на аэроплане. Даже, не обрыгался при этом. А тут еще досталась заветная мечта всей молодежи — настоящая летная кожаная куртка. Да он, сейчас, на расстрел готов пойти, лишь бы в этом прикиде. Романтик хренов!

Так что, цыкнув зубом, успокоил взволновавшегося попутчика:

— Никто, твою прелесть выкидывать не собирается. Надо будет, просто, прикупить тебе какую-нибудь хламиду в ближайшей деревне. Куртку же, до времени, в мешок спрячем. А то ты сейчас смотришься, то ли как заблудившийся комиссар, то ли как самокатчик без мотора. И вообще — харэ болтать. Нам еще топать и топать. Так что, двинули.

Ну мы и пошли. Старались двигаться не по дороге, так как Бурцев, в своем поскрипывающем одеянии, выглядел довольно вызывающе. От этого, я несколько бздел и старался не попадать никому на глаза. Ближе к сумеркам, подуспокоился и стал присматривать место для ночлега. Дорога, в результате моих метаний, осталась где-то далеко в стороне, и мы топали, по какому-то совсем уж проселку. При этом, я рассчитывал, что рано или поздно, он нас должен вывести к жилью. В принципе, так и вышло. Небо еще было светлым, когда мы подошли к мелкому хуторку. Дом. Большой сарай (или это овин называется?). Два сарая поменьше. Забора не было. Странно, что живности никакой не видно. Или хозяева всех кур в птичник уже загнали?

Подойдя ближе к хате, я громко сказал:

— Добрый вечер! Ау! Хозяева есть дома?

Пару секунд была тишина, потом в доме что-то уронили (густой бас выматерился) и в открывшейся двери появился бородатый мужик. Какое-то время он оглядывал нас, оглядывал округу, после чего, сплюнув, спросил:

— Чегой-то надоть?

— Еще раз — добрый вечер! Мы из Сухума, до дому пробираемся. Вот, хотели узнать, нас на ночлег, в сарай, не пустите?

Хозяин, еще раз сплюнув, резюмировал:

— На хер!

Спать во чистом поле совсем не хотелось, поэтому зашел с другой стороны:

— Так мы же, не просто так. Заплатим за ночлег деньгу малую...

Бородач, почесал кудлатую голову и подозрительно разглядывая фигуру студента, поинтересовался:

— А ентот что в кожане? Комиссар?

Проклиная про себя хипующего Бурцева, я возразил:

— Какой комиссар? Это пацан — племяш мой. Ему, еще зимой, на именины, обнову подарили. Вот и форсит...

— Оружие есть?

— Вы что? Откуда у нас оружие? Мы, законопослушные люди!

Мужик еще раз как-то оценивающе посмотрел на Серегу и задал совсем некорректный вопрос:

— А деньги есть?

Мне, столь странный подход, совсем не понравился. Обычно, селяне, встреченные нами в пути, были гораздо более дружелюбными и не столь борзыми. А этот бирюк, живущий на отдаленном хуторе, ведет себя довольно странно. Не зря, чувство опасности у меня ворохнулось, как только увидел сего персонажа. Но так — слабенько. Гораздо меньше, чем когда я на аэродром собрался идти. Ладно... не в степи же, в самом деле ночевать? Погода не та. А мужика, мы всегда разъяснить сумеем. Поэтому, не меняя приветливо-просящего выражения лица, ответил:

— Немного есть. За ночлег заплатить хватит. Ну и если ужином угостите, так вообще хорошо будет...

Бородатый ухмыльнулся и буркнув под нос — "Кожан хорош..." — приказал:

— Ждите здеся. Я щаз.

После чего ушел в дом. Интересно, куда он двинул? За свечкой, что ли? Обдумать мысль не успел, так как появившийся в проеме хозяин, приказал:

— Ходи сюда.

Пройдя в хату мы, подталкиваемые бородатым, вошли в комнату. А там, за столом, сидели еще двое. Несколько свечей, давали неплохое освещение, поэтому разглядев не только их заросшие рожи, но и убранство стола, на котором, помимо продуктов стояла бутыль с чем-то мутным, я восхитился:

— Хорошо сидите!

Один из сидящих отрезал:

— Не про твою честь! — и обращаясь к собутыльнику заметил — Во! Гляди, Ляксей, какой дён сёдня рыбный! После полудни, один приперси. К вечору, еще парочка появилась. Ну тот то понятно — краснопузый. А енто шо за птицы?

Блондинистый Ляксей, лишь криво улыбался, глядя на нас, зато хозяин пояснил:

— Гуторят, шо путники. На постой просились. Но ты, Мирон, глянь, кака на сопляке справная одёжка.

Ошарашенный студент, молча слушал беседу, но как только речь зашла об его обнове, встрепенулся:

— Не отдам! Хоть убейте!

Мирон, покладисто согласился:

— А и убъем. — после чего, откинул тряпицу, прикрывающую лежащий на столе наган и схватив револьвер, подскочил к нам, заорав:

— А ну сымай кожан, паскуда! Сымай, покеда не пристрелил!

Все его внимание было сосредоточено на Сереге и от меня, он, почему-то, никаких действий не ожидал. Да и чего тут ожидать — тут, как я понял, принято бояться "человека с ружьем" и выполнять все его требования.

Поэтому, когда я ударом слева, по руке, выбил оружие, а правой, влепил в прикрытый бородой подбородок, он улетал с каким-то изумленным выражением лица. Я же, не поворачиваясь, ногой долбанул стоящего за спиной хозяина. Попал по хозяйству удачно. Сзади лишь всхлипнули и мягко обрушились на пол. Ляксей, за это время успел три раза моргнуть. Потом ступор с него спал, и он суетливо полез в карман, но увидев, мертвящий провал ствола Люгера, направленный в голову, застыл. Подбадривающе ему подмигнув, я предложил:

— Давай родной! Показывай, что там у тебя. Осторожненько. Двумя пальцами доставай.

А увидев, чем именно мне хотели грозить, чуть не рассмеялся. Такой здоровый парняга и такой маленький револьверчик. Что-то типа "Бульдога". При этом, подталкивая свое огнестрельное недоразумение по столу, в мою сторону, он еще и обиженно вякнул:

— А Митрий говорил, что у вас оружия нема...

— Я его обманул. Ладно что тянуть. Ложись на пол. Руки положи на голову...

Ляксей взволновался:

— Э! Э! Ты чаво задумал?

На что я, с ухмылкой, ответил:

— Даже не надейся, противный. Шмонать тебя буду. А потом и дружков твоих.

Блондинчик, меня понял как-то совсем уж превратно и вместо того, чтобы лечь как было приказано, неожиданно вжался в стену и убежденно сказал:

— Никак нельзя это делать. Грех это. Большой грех. Это у вас, в городе, непотребства всякие могуть быть, а здеся...

Растерявшись на секунду, я возмущенно сплюнул:

— Да тьфу на тебя, гомосек латентный! Обыскивать вас буду, а не то, что ты в своей бестолковке вообразил.

Про себя же, подумал, что со словами, особенно жаргонными, надо быть поаккуратнее. А то может выйти боком. Ляксей, поняв, что ничего ужасного я творить не собираюсь, принялся активно сотрудничать с захватчиками. А когда, после всеобщего обыска, встал вопрос куда девать связанных варнаков, с готовностью предложил подпол, в котором сейчас томился красный. Я заинтересовался:

— Чего вы его туда, вообще сунули? И что с ним, потом, делать собирались?

Очухавшийся к этому времени Мирон, глядя в пол, пробурчал:

— Ну, не в хате же его держать? А наутро думали его Голове отвезть.

— А нас куда хотели деть?

— И вас тож, к Голове...

— Понятно. Значит вы туда — я ткнул пальцем в подпол — а его — оттуда. Поглядим, что за человек. Давай, давай. Пошевеливайся!

В общем, хозяева слезли в подпол, а наверх был извлечен какой-то мужик, лет тридцати пяти. Подпольный сиделец, подслеповато щурился после темноты и пытался прояснить обстановку. Но до конца ему не дал проморгаться студент, так как подойдя ближе, удивленно спросил:

— Товарищ Лапин? Кузьма Михайлович?

Тот удивленно протянул:

— Да-а... А вы?

— А я, Бурцев Сергей. Помните, мы с вами в губернском комитете РКП беседовали? Вы еще говорили, что надо пламя революции нести темным массам? Зажигать сердца. Вот я и понес!

— Как же! Помню, конечно. Вас шесть человек было, и вы...

Закончить я ему не дал. Поднял руку, сказав "стоп". После чего, пару секунд разглядывал всамделишного коммуниста, а потом, без предупреждения, влепил ему под ложечку. Упасть не дал, поймав за воротник пальто и потряхивая стал интересоваться:

— Так это ты, падла такая, детей на смерь посылаешь? По твоему наущению, они к красновцам идут и прямо на площади, агитацию проводят? У тебя, мля, вместо башки жопа, или ты просто сука конченая, что такие вещи творишь?

Товарищ Лапин в начале безвольно висел, пытаясь продышаться, но по мере нарастания количества обвинений, решил возразить:

— Вы с ума сошли! Каких детей? На какую смерть? При чем тут красновцы?