Боевой 1918 год

Боевой восемнадцатый год

Пылинки, отлично видимые в свете луча фонаря, довольно густо висели в воздухе, вызывая непреодолимое желание прокашляться или хотя бы задержать дыхание. Но по сравнению с тем, что тут творилось минут сорок назад, это просто земля и небо. Можно сказать, чистый марципан. Здесь ведь, когда мы только скатились в пролом, вообще дышать нечем было. Да и взрывы снаружи не добавляли никакого душевного равновесия. Зато преотличнейшим образом добавляли этой самой пыли, забивающей все что возможно и мерзко скрипящей на зубах. Я в тот момент даже пожалел, что сорванный с головы мешок отбросил в сторону, а не сунул за пазуху. Из него какой никакой фильтр можно было бы быстренько соорудить.

Хм, может возникнуть вопрос — а чего это я, собственно, с мешком на голове бегал? И о каких взрывах, в сугубо мирное время, идет речь? Ну что можно сказать? Просто день не задался. Причем, даже не сегодняшний, а вот сразу вчерашний и не задался. Ведь именно вчера я нарвался на этих ушлепков...

Водителя они убили сразу. Первой же очередью. Ею же ранили проводника из местных. Я, мирно дремлющий на заднем сидении, даже среагировать толком не успел, а потом стало поздно метаться. Проводника быстренько добили, а меня, наскоро обыскав и слегка побив, закинули в пулеметный джип и повезли в глубь пустыни. Везли часа два. Потом была остановка и пересадка с джипа в какую-то барбухайку с тентованым кузовом. Хорошо, хоть, воды дали попить. После чего, надели мешок на голову и связав руки, запихнули в кузов. В этот раз, ехали почти без остановок всю ночь. Куда именно, сказать невозможно, так как я перестал ориентироваться в направлении еще во время первой поездки. А уж с мешком на башке так и вообще... Невозможно было даже понять кто находится в кузове помимо меня. Но постепенно стало проясняться.

Судя по разговорам, здесь два араба — охранника и еще один человек. И не просто человек, а исходя из междометий, которые он пару раз издал во время наезда на особо большие кочки, пассажир был русским. Или татарином. Или бурятом. В общем земляком. Правда, когда я попытался с ним заговорить, от араба тут же прилетела затрещина и гневная тирада, из которой можно было догадаться, что незапланированное общение на данный момент не приветствуется. Так и ехали до самого рассвета, по пути влившись в колонну большегрузных грузовиков. Это я на слух определил, да по изменению скорости. А вот на рассвете по колонне долбанули с воздуха.

Сначала шарахнуло где-то впереди. Барбухайка тут же стала тормозить, а взрывы, наоборот, приближаться. Охрана, судя по быстро удаляющимся паническим воплям, нас покинула и значит пришло время действовать. Благо, руки были связаны спереди поэтому содрав опостылевший мешок, я огляделся. Было уже вполне светло, поэтому сразу увидел русскоговорящего пленника. Тот, так же стянув с себя мешок, активно крутил седой головой. Поймав его взгляд, задал лишь один вопрос:

— Земляк?

Седой кивнул и тут же предложил:

— Надо быстро отсюда уходить, а то накроет. Ты как?

Как, как? Каком кверху! Вместо ответа я выскочил из кузова и тут же присел. Ух ты, какая смачная картинка! Впереди, густо чадя, горели три здоровенных наливняка. Еще два, пока целые, стояли на дороге. Только, похоже, недолго им целыми быть, так как пара штурмовиков уже заходили на цель. Что такое атакующие штурмовики я знал не понаслышке, поэтому, лихорадочно оглядываясь в поисках укрытия закричал:

— Валим! Валим! Валим!

После чего мы вдвоем рванули к обочине. Ну как к обочине... Вокруг по-прежнему простиралась эта долбаная каменистая пустыня, да и дорогу дорогой можно было назвать очень условно. Так — направление. Поэтому, понятно, что кюветов там никаких не было и мы просто побежали прятаться за небольшой холмик, возвышающийся метрах в пятидесяти от грузовика. И в этот момент опять загрохотало.

Пришлось падать куда придется. Причем, недалеко от нас залег какой-то бармалей, прибежавший от основной колонны. Видно, тоже, за холм стремился свалить. Не водила, так как на нем присутствовала разгрузка и прочий боевой обвес. Автомата, правда, не было. Наверное, оружие, воину аллаха, мешало быстро передвигаться вот он его и оставил где-то там.

И тут вдруг я увидел, что буквально в нескольких шагах от нас, почва ссыпается в какую-то щель. Довольно узкую щель, но места спрятаться должно хватить. Судя по всему, там, под землей, промоина или еще какая пустота была, а от близких взрывов ее и вскрыло. Даже не думая о глубине получившийся дырки я пихнул коллегу по несчастью и на четвереньках поскакал к спасительному провалу. Почему спасительному? Да потому что сейчас самолеты доработают ФАБами и вот потом, от души, причешут НУРСами. И никакие холмики не спасут. Опыт есть. Видел я уже такое. А в этой щели, шансы возрастают многократно. Еще в плюс — тут хоть и небольшое, но видимое повышение рельефа, так что разлившаяся с цистерн горючка, сюда не должна дотечь.

Бармалей, что характерно, тоже заметил место возможного спасения и мы с ним столкнулись уже возле края щели. Он попытался меня отпихнуть, но тут уже было не до сантиментов, поэтому я, ухватив его связанными руками за лямку разгрузки сразу влепил лбом в тонкий, хрящеватый нос. Араб потерялся, начав заваливаться на спину. Я его не отпустил, и мы, чуть не застряв на входе, вместе заскользили куда-то вглубь земли. Успела мелькнуть мысль — "что-то долго падаем", но проехав буквально метра четыре и немного пролетев по воздуху, наша слипшаяся парочка шлепнулась на землю.

Света было очень мало. Пыли было очень много. Не обращая на все это внимания, я, сцепив руки, принялся лупить лежащего подо мной бармалея по морде. Тут ведь вариантов нет. Если он хоть немного очухается, то тупо меня на колбасу пошинкует. Видел я у него на обвесе мясорез, внушительного размера. Так что нельзя ему давать отвлекаться. В этот момент, больно ударив по спине ногой, на нас свалился мой седовласый земляк. Хорошо еще, он долго рассусоливать не стал, а подобравшись сбоку, вытянул нож у противника и довольно умело ткнул им вражину в бок. Тело подо мной несколько раз дернулось, и, вытянувшись, замерло.

Я же, переводя дух, так и продолжая сжимать труп коленями, лишь выпрямился и протянул вперед связанные руки. Напарник только успел перерезать веревку, как наверху шарахнуло совсем уж запредельно. Меня даже на какое-то время вырубило. И это под землей! Что там наверху твориться, даже и знать не хочу. А когда очухался, вокруг была тьма тьмущая. Грохот разрывов слышался пригушенно, зато сотрясение пола ощущалось хорошо. Пытаясь вздохнуть, закашлялся и сплюнув в сторону спросил:

— Это что такое было?

Невидимый в темноте земляк завозился и так же кашляя ответил:

— Кажется, ничего хорошего. Похоже бомба разорвалась совсем недалеко и наше укрытие завалило.

— Ну, ну! Без паники. Если б завалило, то мы бы сейчас не разговаривали. А так, похоже, просто ту щель сверху немного засыпало. Подождем, когда все утихнет и раскопаемся. А сейчас, давай жмурика на предмет ништяков осмотрим.

Остывающий бармалей, помимо всего прочего, одарил нас довольной неплохим светодиодным фонариком. Но один фиг, ничего видно не было. Пыль стояла сплошной стеной. Поэтому, стараясь особо не дышать и натянув одежду на голову мы стали дожидаться окончания штурмовки. Какое-то время сидели молча, потом я не выдержал:

— Тебя как звать то, путешественник?

Напарник завозился кашлянул куда-то вглубь одежды и ответил:

— Зови Иваном, не ошибешься.

— А меня Чу.. э-э-э Артемом кличут. Будем знакомы.

На ощупь найдя ладонь Ивана, пожал ее. Опять помолчали, прислушиваясь к канонаде. Земля тряслась уже не столь активно и седой многоопытно предположил:

— Похоже, НУРСами полируют.

— Похоже... Слушай, земляк, а ты вообще чьих будешь?

Мой вопрос был, конечно, на грани. Особенно для здешних широт. Поэтому собеседник ответил обтекаемо:

— Государев человек.

Я хмыкнул, но уточнять не стал. Сказано вполне достаточно. Тут или спецы или "консерватория"*. А может вообще "слово и дело". Или еще несколько не менее интересных организаций. Но разница не очень большая. Главное факт тот, что мужчина под погонами. И исходя из возраста, под солидными погонами. Минимум полковник. А то и выше бери.

*Консерватория — Военная академия МО РФ (бывшая военно-дипломатическая академия)

Иван, в свою очередь, поинтересовался:

— А сам то?

— Не... я вольный стрелок. Под этот замес вообще случайно попал. Приехал по делам фирмы и в дороге налетел на диких. Они меня сразу не шлепнули, только потому что бледнолицый. Ну а потом, видно, решили захваченного русского более высокому начальству передать...

Иван недоверчиво хмыкнул и затих. А я только плечами пожал. Правильно человек делает что не доверяет. Да и мне не с руки всю правду говорить. У каждого, свои секреты. Вот пусть они секретами и останутся.

Так, потихоньку прощупывая друг друга и провели время. Бомбежка давно прекратилась. Постепенно пыль более-менее улеглась, и появилась возможность дышать, не заходясь в кашле после каждого вздоха. Мы вынырнули из своих коконов с целью сделать обследование, на предмет самовыкапывания и осторожной разведки местности. Только вот стоило вдумчиво осветить потолок пещерки, как выяснилось, что наши дела не просто плохи. Нам, можно сказать, кирдык настал.

Начнем с того, что это вовсе не естественная полость. Это оказалось искусственное сооружение из здоровенных базальтовых блоков. В смысле — стены из блоков, а потолок — из не менее солидных каменных плит. И теперь, в том месте, откуда мы сюда скатились, был не завал из земли, а две плиты. Одна лежащая боком, а вторая торцом. В торце, видимая толщина, внушала уважение. Такую плиту не всякий отбойный молоток возьмет. А главное нигде не видно земли, в которую можно было бы забуриться. Эти четыре-пять метров до поверхности мы б ножом, когтями и зубами бы прогрызли. Но нас окружал лишь камень, и та куча земли, насыпавшаяся сверху еще до закрытия убежища, тоже лежала на каменном полу. И теперь, наше сраное убежище, превратилось в склеп.

Когда я это осознал, в истерику не впал только потому, что стало неудобно перед седым. Поэтому, запихнув пытающиеся вырваться из глотки вопли, маты и возможно даже слезы, просто сполз вдоль стенки и уселся на пол, тупо глядя перед собой. Да уж... всякое в жизни бывало, но, чтобы закончить свои дни будучи заживо похороненным где-то в жопе мира, я никак не рассчитывал.

Иван, тем временем, видно на что-то надеясь, неутомимо обследовал место завала. Хотя, чего там смотреть? И так все ясно... В конце концов, устав подпрыгивать и ковырять потолок, он так же опустился рядом со мной. Помолчали. Потом, он, тусклым голосом спросил:

— Как считаешь мы в еще Сирии или уже в Ираке?

Я вздохнул:

— Черт его знает. Слишком долго ехали. Может и до Ирака довезли. Одно могу сказать точно — мы под землей. Из жратвы только два трофейных "сникерса". Из воды — неполная фляга с бармалея. Дней пять протянем...

Седой покачал головой:

— Уже завтра наш ближневосточный друг начнет активно разлагаться. Помещение совсем небольшое. Мы тут с ума сойдем от вони.

Я равнодушно пожал плечами:

— Ну, есть еще нож. Ты им работать умеешь. Я тоже. Как станет невмоготу, так всегда можно будет воспользоваться. Могу, даже, первенство уступить, если хочешь...

Напарник, мрачно посмотрел на зажатый в своем кулаке клинок и внес контрпредложение:

— Погодим пока с грехом самоубийства. Ты вон туда глянь — Иван посветил на дальнюю стену — видишь, там на стене узор, как будто арка выложена? И внутри этой арки не блоки, как на стенах, а кирпичи. Ну то есть блоки, конечно, но гораздо меньшего размера. Может там какое-то помещение было? Которое потом запечатали?

Я пару секунд вглядывался туда, куда показывал седой, а потом, молча вытянув нож из руки Ивана, пошел к противоположной стене. Хм действительно... Большие блоки имеют видимый размер где-то метр на шестьдесят. Значит, можно предположить, что и в глубину тоже шестьдесят. Скреплены между собой на каком-то известковом растворе. Длина клинка у нашего ножа сантиметров тридцать. То есть, ковырять раствор на больших блоках бессмысленно. Недоковыряем. А тут, в арке, уложены блочки размером чуть больше стандартного кирпича. Так что, все должно получиться! И я очень надеюсь, что там нет никакой комнаты, а будет просто земля. Уж землю, то мы прокопаем до самого верха. Ну, а если не повезет и будет ход в другое помещение, что же... Будем смотреть дальше. Во всяком случае, надежда появилась. А вместе с ней и угасшие было силы.

Пока эти мысли крутились в голове я уже остервенело, но при этом, по возможности аккуратно (не дай бог лезвие сломается) начал шкрябать окаменевший раствор между кирпичами. Царапалось медленно, но горка пыли под ногами росла и росла. Потом меня сменил Иван. Потом я его. В общем, сколько времени мы возились с первым кирпичом, сказать затрудняюсь (так как часы, телефоны и прочие полезные вещи у нас прихватизировали шустрые арабы). Но, в конце концов, упорство победило и каменный брусок был извлечен из стены. Я тут же сунулся к дырочке с фонариком. Несколько секунд разглядывал открывшуюся картину, а потом, передав фонарь напарнику, озвучил обуревавшие меня чувства:

— Вот же сука!

За стеной была не земля. Там было другая комната. Седой как смог утешил:

— Ничего, ничего! Сейчас туда попадем, глядишь и там что-то увидим. Тут главное много кирпичей не выламывать. Сделаем лаз — только чтобы пролезть. А потом обратно заложим. Так мы от нашего запашистого друга и избавимся.

Бармалей, лежащий в углу и насколько возможно присыпанный землей, которая нападала, когда мы сюда только провалились, уже, пусть еле ощутимо, но пованивал. Поэтому увеличив скорость, мы приступили к дальнейшим работам. Сейчас дело пошло заметно быстрее и в конце концов я, как более худой, скользнул в отверстие. Осветив помещение, выругался. Просматриваемого выхода не было. Комната была уже не комнатой, а целым залом. Посередине стояли какие-то не высокие, но широкие постаменты, в количестве трех штук. Постаменты были покрыты затейливой резьбой. Стены тоже были украшены фигурными завитушками и прочими украшательствами. Да еще и раскрашенными. Но все это великолепие разбивалось о то, что оно было нанесено на блоки! Причем, блоки были, как бы не больше по размеру чем предыдущие. Утешало одно — я уже увидел еще одну заложенную арку, которую можно вскрыть.

В общем, перебрались мы в этот зал. Перетащили все необходимое. А потом, дружно погадили в предыдущем месте обитания. После чего, быстренько поставили на место кирпичи и зашпаклевали щели предусмотрительно снятыми с араба шмотками. Распустили их на ленточки и зашпаклевали. Теперь, во всяком случае, смерть от трупного смрада нам не грозит. Закончив труды, съели по кусочку сникерса и смыли мерзкий привкус заморского лакомства, парой глотков из фляги. Попутно, стали обследовать помещение. Нет, фронт работ и так был понятен — вон та арка. Но мы уже устали как собаки. Во всяком случае я — точно. Сами посудите — вчера меня захватили. Следом бессонная ночь. А теперь уже, наверное, время к вечеру — вот глаза и слипаются. Иван, вон, тоже зевает с подвыванием, правда, деликатно прикрываясь ладонью.

Вдруг напарник, который уже подошел к одному из постаментов, застыл над ним и пробормотал себе под нос:

— Хм... странно...

Я заинтересовался:

— Чего там?

— Да вот. Сам посмотри.

Посмотрел. Действительно, странно. Постамент, оказался не совсем постаментом. Скорее, какой-то непонятной ванной. Высотой он был сантиметров сорок от пола. Внутри было довольно большое углубление. А на дне, с большим искусством вырезана, как бы это точнее сказать, задняя анатомическая часть тела человека. В общем, место для пяток, ног, попы, спины, лопаток, шеи и головы присутствовало. Я пощупал фигурные углубления и восхищенно констатировал:

— Ого! Надо же, как качественно все сделано. Интересно только — зачем?

Иван кашлянул и ответил:

— Интересно не зачем, а почему? Почему тут нет пыли?

Опаньки. Слона то я и не приметил. Здесь действительно всюду была пыль. Но не в ванной. В смысле снаружи и на завитушках пыль была, а вот внутренности постамента масляно поблескивали темно-зеленым полированным камнем с какими-то, будто металлическими искорками. Смотрелось очень красиво, но совершенно не объясняло факт отсутствия пыли. Немного поломали над этим голову, но к какому-либо выводу так и не пришли. Зато, обнаружили, что ванны разные. В смысле, изнутри у них разные цвета. Уже виденная нами зеленая, а также темно-фиолетовая и темно-красная. Там тоже пыли никакой не было. В конце концов устав делать предположения, признался:

— Блин, я просто срубаюсь на ходу. Может, поспим?

Напарник, с этим предложением согласился. Место для сна даже не обсуждалось и поэтому, выбрав сразу понравившуюся мне темно-зеленую ванну завалился туда. Иван, еще немного поковырявшись снаружи (наверное, пытаясь понять, куда же девается пыль), залез в соседнюю. К этому времени я уже практически спал.

* * *

Небольшое отступление

Механизм, попавший на Землю вместе с аварийным кораблем предтеч, за прошедшие тысячелетия сильно сдал. Для условий стерильности космического корабля и миллионы лет не срок, но вот на поверхности планеты с довольно агрессивной атмосферой и универсальным растворителем в виде Н2О, несколько тысяч лет было очень солидным возрастом. Тем более, что последнее обслуживание проводилось последним же хозяином-предтечей, почти пять тысяч циклов назад. С тех пор, искин, как мог, поддерживал общую работоспособность. Только, у него не получалось поспеть всюду. Выходили из строя пикторемонтники. Сыпались куэнги. Трескались дэсы. Потихоньку отмирала биопроводка и деградировали аккумулирующие емкости. Но, сильно сдал, это не значит, что он стал ни на что негоден.

Поэтому, как только сенсоры показали, что в гелитеги произошла загрузка объектов, искин тут же начал действовать. Выпустив сканирующее облако иоктодроидов приступил к первичной обработке данных.

Если бы на это кто-то посмотрел со стороны, то увидел бы как емкость сначала одного, а потом и второго гелитегов стали быстро заполняться перламутровым туманом, который, принялся активно растворять одежду на людях...

* * *

Сны, мне, обычно сняться разнообразные и разнонаправленные. Некоторые, даже интересные. Но, что я видел сейчас, не влезало ни в какие рамки. Сначала снилось, будто я, совершенно голый, завис в переливающимся облаке. При этом голос, сильно похожий на женский, что-то умиротворяюще бубнил на певучем непонятном языке. Потом, прямо на облаке, стали появляться графики и диаграммы. А голос, из умиротворенного, становился все тревожнее и тревожнее. Я, старательно силился понять, что же мне говорят только вот, ничего не получалось. Да и сам несколько взволновался, когда в облаке появилась фигура человека с моим лицом, которая по мере возрастающей тревоги бубнежа, стала закрашиваться черным и красным цветом. В конце концов, не выдержав, возопил:

Ну не понимаю я тебя! Ты по-русски молви, чего хочешь то?

Голос на секунду замолк, а потом мне в голову стали вливаться образы и ощущения. Сначала, тоже было непонятно, но потом, потихоньку, разобрался, что же до меня пытаются донести. В общем, если коротко резюмировать, то, судя по всему, я попал под удар генного оружия Зелахирдов. Оное оружие меня практически убило, так как по контрольным (генным же) меткам, мне не более пятидесяти лет, а вот по общей изношенности организма никак не менее полутора тысяч. А все потому, что совершенно перестали работать внутренние регенеративные установки. Плюс ко всему, практически полностью заглушена глубинная память. Напрочь выбиты экстрасенсорные возможности. Ну и до кучи, полный букет всех потерь, сопровождающий пострадавших от рук (или что у них там?) зловредных Зелахирдов.

Но! (в этом месте я оживился) все исправимо. Единственно, у Сатихаарли (это самоназвание голоса) сейчас нет таких средств и препаратов, которые меня излечат моментально. Но уже синтезированы и постепенно вводятся иоктодроидами все необходимые вещества и программы, которые доведут меня до оптимума, за какие-то жалкие несколько циклов. На мой осторожный вопрос — "несколько это сколько?" был дан ответ, что что-то начнет действовать почти сразу. Что-то будет постепенно разворачиваться в течении трех-пяти лет. Но, как быто ни было, она гарантирует, что через двадцать-тридцать циклов я буду как новенький и ничем не буду отличаться от остальных нормальных предтеч. Мне польстило сравнение с неведомыми, но могучими существами, только сильно смутил временной разброс. Несколько лет и тридцать лет это две большие разницы. Можно сказать, даже — огромные. Хотя, если они живут по паре-тройке тысячелетий, то тридцатник для них — это ничто. Как для нас — неделей больше, неделей меньше, особой роли не играет.

До чего же интересный сон! Логичный такой. Цветной. Звуковой. И даже с запахами. Правда, запахи какие-то странные. Как будто паленым несет... Только я это осознал, меня вдруг пронзило чувство сильной опасности. Да и голос, будто даже взвизгнул, а радужное облако, вспыхнув ослепительным бело-сиреневым цветом, поглотило все остальное, отрубив и звук, и цвет, и запах. В общем — кино кончилось. Интересное было. С приятным послевкусием, которое не испортил даже финал. Правда, осталось сожаление, что некоторые полосы загрузки исправлений не дотянули до ста процентов остановившись — какие на шестидесяти, какие на восьмидесяти. А какие и на девяносто. Нет и сто процентных хватало. Но вот недотянувших, было все равно жалко...

* * *

Небольшое отступление 2

Нефть, это не бензин. Она и горит долго и тушиться плохо. А если горят несколько десятков тонн, то тут уж совсем не до шуток. Вышло так, что схрон последнего предтечи не был рассчитан на бомбардировку. Это ведь не основное убежище, которое даже удар из космоса выдержит, а так — просто один из многих тайников на черный день. Вот и разошлись немного плиты, прикрывающие искин и оборудование. Искин то ладно. Его защитный корпус не каждая плазма возьмет. А вот аккумулирующие емкости и биопроводка... Емкости были полны, но дефектны. Проводка, вообще дышала на ладан. Поэтому, когда туда постепенно стала просачиваться горящая нефть, пошла реакция.

Решение Сатихаарли приняла практически мгновенно. При одномоментном высвобождении энергии из накопителей, биообъекты, которые сейчас лежат у нее в гелитегах, будут уничтожены. Это без вариантов. Поэтому был сконфигурирован портал, должный перенести больных, за сотню километров отсюда. Но, искин был уже несколько поврежден. Да и весь комплекс тоже был не ахти. Плюс от нарастающего жара стали плыть цепи. Вот и вышло, что вместо пространственного прокола, был получен темпорально-пространственный. Конечно, будь накопители исправны, ничего бы не получилось. Но так совпало что они пошли вразнос и энергии взрыва, с лихвой хватило и на пространственный, и на временной перенос. Со стороны это смотрелось, как будто сиреневый купол, стремительно накрыл сначала красную, потом фиолетовую, а потом зеленую гелитегу. Люди из них исчезли, а в следующую секунду, та самая, оставшаяся "лихва", сдула разбомбленную колонну с земли и смяла все что было под землей...

ГЛАВА 2

Пробуждение было каким-то хреновым. И очень странным, особенно учитывая, что засыпал я одетым, в каменной ванне и под землей, а проснулся голым, в холодной луже и под открытым небом. Чуть позже, при ближайшем рассмотрении, лужа оказалась небольшим озерцом. Да и местность вокруг, даже с натяжкой, не походила на Ближний Восток. Хотя что значит "чуть позже"? Когда я, плюхнулся в воду (глубины где-то по колено), то, путаясь во внезапно ослабевших ногах вскочил и стал ошарашенно оглядываться. Озеро. Кусты. Деревья. Звуки проходили как сквозь вату, но с каждой секундой, уши откладывало, слышимость становилась лучше и до меня дошло, что вот это "тр-тр-тр и пух-пух" очень быстро превращаются в "ду-ду-ду" и "бах-бах". То есть, где-то совсем недалеко, заливается длинными очередями пулемет и ему вторят одиночные хлесткие выстрелы. При этом, звук работы пулемета, потрясающе напоминал работу "максима". Приходилось как-то иметь с ним дело в... А, не важно. Скажем так — в одной небольшой стране.

Все это осозналось за какие-то пару секунд, а потом я увидел, как из-за возвышенности, перед спуском к озеру, выскочили несколько человек. Довольно замысловато одетых. Кто в форме, сильно напоминающей старую, еще Российской Империи, кто вообще по гражданке. Но гражданка тоже с претензией — там и косоворотки присутствовали и какие-то головные уборы при взгляде на которые, почему что вспоминалось слово "картуз".

Выскочившие, бежали к озеру и не сбавляя скорости влетели в воду. Все это происходило метрах в пятидесяти справа и я, открыв рот наблюдал как бегуны, высоко задирая ноги и поднимая фонтаны брызг стремятся уйти подальше от берега. Но они не успели, так как из-за холмика появились всадники и начали активно отстреливать бегущих. Стреляли из винтовок, быстро передергивая затворы после каждого выстрела. Закончилось все, буквально после второго залпа, так как пеших было пятеро, а всадников восемь. И стреляли они довольно метко. А после того, как противники ушли под воду, внимание конников переключилось на меня. Ну а чего бы ему не переключиться? Больше никого рядом не видно, а тут я торчу как перст, по колено в воде. Да еще и в чем мать родила. Но думаю, именно из-за общей обнаженности, меня и не шлепнули сразу. Заинтриговал их столь необычный натюрморт. Всадники направились ко мне, а я, со все большим удивлением, начал понимать, что лицезрю самых обыкновенных казаков. Все было в комплекте — кони, лампасы, шашки, чубы, фуражки.

Подъехав ближе один из них с погонами младшего сержанта (или как там у них это называется?) хрипло произнес:

— Эй, старый! А ну, ходь сюды!

Ну да. Старый это я. Голова-то у меня бритая, зато бородка и усы седые. Да и внешнее состояние... В общем, как сказала Сатихаарли — общий износ организма на полторы тысячи лет... И тут вдруг я застыл. Блин! А что, если тот сон и не сон вовсе? Ведь я сюда каким-то образом из пустыни попал? Казаки опять-таки... Но, мысли ворочались необычайно тяжело, да и не до раздумий было, потому что сержант повысил голос:

— Ты там оглох?

Пришлось идти. Быстро не получилось, потому что тело ощущалось как не свое. Как будто, я себя всего, от макушки до пяток отлежал. Подошел почти вплотную, разглядывая всадников и ощущая тяжелый дух лошадиного пота. А их главный спросил:

— Кто таков? Чегой то тут делаешь?

И вот тут случилась засада. Я, в общем был готов хоть что-то ответить, но вместо членораздельной речи смог только промычать:

— Эуаун. Ы-ы-ы.

— Чо?

Сержант был удивлен, и я попытался исправить положение:

— У! У! Ы-ы-п! Ва-ва-ух!

М-да... Исправить ничего не получилось. При этом даже на испуг пробило — что же такого в башке испортилось, что я говорить разучился? Но и испуг был какой-то вялый. Ё-мое! Вот полное ощущение складывается, что меня всего наркотой или обезболивающими накачали. Так может и все окружающее, это глюки? Не... какие глюки бывают, я знаю. И происходящее на эти глюки не походит совсем. Тем временем, выяснилось, что мое мычание может даже на пользу пойти, так как один из казаков предположил:

— Можа то юродивый? Али контуженный.

Влез второй:

— Не должон. С пушек-то сегодня не били. В сабли комиссаров взяли.

Подключился третий:

— А вот второго дня батарейные их хорошо приложили.

Первый презрительно сплюнул:

— Агась... Это ж аж под Ресвой было. И он оттеля, как есть, голяком притопал.

В конце концов, немного поспорив, чубатые решили, что юродивый я или контуженый, пусть более подкованные в этом люди разбираются, после чего, погнали меня куда-то за холм. Идти было колко. Я на каждом шаге подпрыгивал, шипел и пытался причитать. Но вместо причитаний из меня вылетали лишь какие-то неудобоваримые звуки. Зато зоркий младший урядник (это я подслушал, как к сержанту другие обращались) заметил:

— Ха! Гля как скачет. Похоже ентот фрукт завсегда в обувке ходил. Нема у него привычки к земле. Так шо вряд ли юродивый... ну да нехай. Контрразведка и не таких разьясняла...

Вот ведь зараза и не объяснишь ничего! Да я уже особо и не пытался. Доставят к контрикам, а там видно будет. Не получится языком сказать, так напишу. Блин! А вдруг я и писать разучился? Под эти невеселые мысли меня доставили до телеги, на которой восседал престарелый казак. А на самой телеге была навалена какая-то старая обувь, представленная сапогами да ботинками. Свисали брезентовые ленты, похожие на обмотки и, судя по всему, таковыми и являющиеся. А также шинели, гимнастерки, шаровары и пиджаки. Невзирая на обстановку, я даже восхитился хозяйственности станичников. Это ведь, они трупы сегодняшние ободрали до исподнего. Вон, водитель телеги поинтересовался судьбой убежавших и узнав, что те утопли и их не стали вытаскивать, только огорченно махнул рукой.

Потом урядник, показывая на меня, что-то пошептал старому. Тот остро оглядел пленника, а потом определил место на телеге. При этом, покопавшись в глубине тряпья кинул мне какой-то старый мешок:

— На кось. Мудя прикрой. К людям поедем. Там бабы с ребятишками, а тут ты весь такой красивый... И гляди мне — начнешь шутковать, кишки выпущу.

С этими словами, казак извлек из голенища грязноватого сапога небольшой, но хищно выглядевший нож, ловко крутанул его между пальцами и спрятал обратно.

— Ы-ы! Оуым. Иыык.

Это я пояснил что шутить совсем не собираюсь, но мне нужна некоторая помощь с его стороны. Тот не понял. Я стал показывать жестами. В конце концов до станичника дошло и, забрав у меня мешок, он, своим угрожающим ножиком, ловко прорезал в гнилой мешковине три отверстия. Для головы и для рук. Во! Совсем другое дело! Я тут уже подмерзать потихоньку начал. Хотя вот что удивительно. Снега не видно, но явно либо ранняя весна, либо поздняя осень. Деревья и кусты без листьев. И температура совсем чуть-чуть в плюс. Я голый. Но при этом особого дискомфорта не испытывал. Да тут любой бы уже околел, а мне хоть бы хны! Или, это уже привет от Сатихаарли начал действовать?

В общем, напялив на себя мешок (который, словно школьное платьице первоклассницы, целомудренно прикрыл коленки) я стал походить на сильно потасканного Рембо из первой части. Не хватало только штанов и повязки на голове. С другой стороны, хрен бы с ней с этой повязкой. Пригревшись среди шмоток и продираясь сквозь тяжело ворочающиеся мысли, стал обдумывать, что вообще произошло и почему меня это так мало волнует? Жил себе не тужил до 2018 года. И вдруг, после сна, оказался черт знает где и непонятно в каком времени. Ну, по времени можно определиться. Казаки, комиссары, контрразведка. В вилке от семнадцатого до двадцать второго года. Вопрос "где?" тоже понятен — территория Российской Империи. Судя по погоде, нахожусь где-то на юге. Ставрополь. Ростов. Новороссия. Малороссия. В общем где-то в этом районе, плюс минус лапоть по карте. Остается вопрос — "как?". Как это все могло приключиться? Сколько не ломал голову у меня только одна гипотеза осталась — сон.

То есть, сон, был вовсе не сном. И ванна та, не ванна, а какой-то сложный прибор, оставшийся от пришельцев, или какой-то забытой древней цивилизации. Хотя, сдается мне, пришельцы и древние цивилизации, могущие создавать подобные механизмы — это в общем то одно и тоже. Я в этом уверен так как для этого есть все основания. Что за основания? Находки разные и очень интересные. Правда не мною найденные, а коллегами из других фирм.

У конторы, в которой я имел честь трудиться, был несколько иной профиль. Мы в основном презренный металл искали или то, что может стоить действительно хороших денег. Уточняю — не затертые одиночные монетки и не сплющенные позеленевшие самовары, а именно полноценные клады. По всему миру. С серьезной работой в архивах и с не менее серьезной подготовкой. Вот на этом я свой первый зеленый лям сделал. Почти без всяких нарушений закона и с выплатой всех положенных налогов. Последние шесть лет сие и было моим главным увлечением. А до этого...

Ну, много чего разного было. А что вы хотели от детдомовца с русским именем Артем, странным отчеством Владленович и интригующей фамилией Чур. Так как я был подкидышем, то имя досталось от нянечки (спасибо тебе, вменяемая, добрая женщина) отчество от завхоза (спился и умер до того, как я начал что-то соображать) а фамилия от заведующей (которая, на тот момент, как на грех, фанатела от всего древнеславянского). Воспитанником я был проблемным и в первый раз сделал ноги из учреждения в десять лет. Ненадолго. Потом бегал чаще и дольше. Самая большая эпопея — это полгода жизни в забайкальском поселке (зато там научился хорошо ездить на лошади, да и настрелялся вволю) и три летних месяца с выездным цирком-шапито. В цирке, правда, прижился совсем неофициально, но зато знаний подчерпнул — мама не горюй!

После детдома -токарем на завод (у нас УПК было по этой специальности). Доработал до третьего разряда, после чего был скоропостижно призван в непобедимую и легендарную. А там — учебка в Марах и здравствуй ДРА. Итог — длинный шрам от пули на руке, дырка от осколка на ноге, Красная Звезда и ЗБЗ. Ну, а на сладкое — погоны старшего сержанта. После дембеля, героический воин-интернационалист на завод не вернулся, а двинул в институт, на машфак. Уж очень мне оружие нравилось и остро захотелось приложить руку к его созданию. Школьных знаний у меня было ноль, но зато были льготы, поэтому в институт приняли. Я даже, до третьего курса продержался, пока окончательно не понял, что хоть как-то, переводом, попасть к конструкторам-оружейникам мне не светит. В итоге, приключился большой загул и как итог — отчисление. А чуть позже, первая чеченская подоспела...

В военкомате договорился довольно быстро и поехал свежеиспеченный контрабас на свою вторую войну. Там, поначалу, совсем не понравилось, но потом наткнулся на очень интересных ребят из спецуры и все стало в елочку. Итог — нововведенный орден Мужества и поверхностное знание чеченского языка. Дырок дополнительных не приобрел, зато обзавелся очень, очень и очень полезными знакомствами. Именно благодаря этим знакомствам обогатился мозгами, приобрел правильный взгляд на жизнь и восстановился в институте. Закончил его. Так как была военная кафедра — получил звание. Ну а если учесть, что армейские связи вовсе не терялись, а друзья и командиры, к этому времени, превратились в весьма солидных людей, то жизнь, стала насыщенной и интересной. Мотался по всему миру, блюдя интересы не только свои, но и государства. Об этом обычно вслух не говорят поэтому, и я конкретику опущу.

Но потом, дало о себе знать осложнение после малярии, подцепленной в достаточно экзотической африканской стране, силы стали уходить, прыть снижаться и шесть лет назад, мне предложили работу в одной очень интересной организации. Вернее, таких организаций было несколько. И представляли они из себя, скорее, эдакие клубы по интересам. Но, чисто для своих. Тех, кто по разным причинам, уже не мог с полной отдачей приносить пользу стране на прежнем месте. Но и к кабинетной работе тоже был не приспособлен. Так сказать, для престарелых и не очень престарелых живчиков, с сильно развитой авантюрной жилкой. Вот я из всего разнообразия и выбрал контору, занимающуюся поисками разнообразных кладов. Ну, не прикалывало меня гоняться за летающими тарелками, следить за экологией в Гренландии, или заниматься спасением синих китов. Финансирование поначалу шло от добровольно-принудительных спонсоров (наподобие того, как впоследствии финансировали сочинскую олимпиаду) но потом, ко всеобщему удивлению, конкретно наша организация стала приносить прибыль.

Высокие государственные мужи были этим фактом очень удивлены (ведь мы создавались вовсе не деньги делать, а служить прикрытием для спецслужб) но на прибыли не претендовали — для них это копейки. А я, с тех пор, там и обитаю. Специализируюсь, на бывших английских, французских и испанских колониях. И в Сирию, действительно, приехал по делам конторы. И на духов мы нарвались совершенно случайно. Во всяком случае, хочется так думать, потому что если они ждали конкретно меня, то все очень плохо и где-то наверху, в Дирекции КР сидит крот.

Да ладно. Это дело уже прошлое, а вот настоящее... Так — если действительно предположить, что Сатихаарли не плод моего больного воображения, а суровая реальность, то получается очень интересно. Особенно со сроками жизни, глубинной памятью и прочими ништяками. Только, что же именно та говорящая штука напутала, из-за чего я разговаривать разучился и тело как чужое ощущаю? Может быть, это потому, что не все в меня загрузилось? Я ведь видел на облачном экране — некоторые полоски не дошли до конца. Хотя вряд ли. Ну не должно быть хуже, чем было! По любому, не должно!

С другой стороны, там чем-то паленым стало вонять. А зная, что наверху разлилось черти сколько горящей нефти, могущей повредить тонкую старинную машинерию, то можно прикинуть, что именно из-за этого все по звезде пошло. Охохонюшки... вот такого, совсем бы не хотелось. Неужели, теперь до конца дней так и буду мычать и ыкать? Очень хочется надеяться, что очухаюсь...

Про сам факт переноса во времени, я даже не задумывался. Это относилось к разряду вопросов — "почему в той ванне не было пыли?" то есть в принципе нерешаемых. Поэтому, зачем голову ломать? Так же, не особо задавался вопросом относительно моего невольного напарника. Куда он делся? Да кто его знает? Или в ванне остался. Или в палеозой перенесся. Факт то, что его здесь нет. А на нет и суда нет. Сейчас лучше бы обдумать свое поведение в контрразведке. И что именно я контрикам писать (если сумею) буду.

Но особо обдумать линию поведения не получилось, так как незаметно для себя уснул. А когда проснулся, выяснилось, что мы приехали. Ну, не то, чтобы прямо совсем приехали, а въехали в небольшой городок, или крупную станицу.

— Ык. Ух ух буэ?

Это я попытался поинтересоваться названием данного населенного пункта. Возница меня понял несколько превратно и сурово качнув кнутом, ответил:

— Раньшее надо было думать. А нонче терпи. До тюрьмы недалече осталось. Там и опростаешся.

Ну нет слов. Осталось только развести руками. Казаки же, тем временем, умчались куда-то вперед, лишь самый молодой продолжал сопровождать телегу. А мне осталось крутить головой, впитывая в себя российские реалии столетней давности. Ну в принципе, реалии как реалии. Асфальта нет. Брусчатки тоже нет. Дорога — обычная грунтовка с ямками и ямами. Те ямы, которые поглубже, засыпаны щебнем. Неглубокие не засыпаны ничем. Вдоль дороги стоят дома. Деревянные, одноэтажные. При этом, разной длины. На два окна. На три окна. На пять окон. Заборы в наличии. Где-то из почерневших досок. Где-то из вполне нормальных.

По обочине бегают редкие куры активно разыскивая чего бы пожрать. Хотя, не только по обочине. Вон и на дороге, те же куры, выклевывают вкусняшки из лошадиных кучек. Собак хватает. Без привязи, но тихо себя ведут. Никого не обгавкивают, а лежат, или лениво трусят по своим делам. Кстати, наличие свободно гуляющих кур, говорит о том, что голода здесь еще нет. В противном случае, их хрен бы кто со двора выпустил. Значит, временные рамки можно несколько сузить, в вилке от семнадцатого до девятнадцатого года. Ну, я так думаю...

Ближе к центру, стали встречаться и каменные строения. Некоторые, даже двухэтажные. Заборы, что характерно, стали гораздо ниже, а местами, вообще превратились в декоративный штакетник. Интересно, у нас обычно наоборот — чем богаче владелец дома, тем забор выше. Но здесь, видно, богатеи еще не пуганые. Еще обратил внимание на то, что по сторонам дороги, появились деревянные тротуары.

Людей, тоже хватало. И на окраине, и в центре. Одетых бедно и побогаче. Много было народу в военной форме. Транспорт (исключительно гужевый) присутствовал. Гадил этот транспорт весьма активно, но я увидел, как облаченный в серый фартук мужик (наверное, дворник) довольно шустро собирал следы жизнедеятельности, в большой совок. Интересно, а на въезде не наблюдал, чтобы так шуршали и лошадиные лепехи, спокойно себе лежали посередине дороги.

А мы, тем временем, миновав небольшую церковь (возница, глядя на нее, размашисто перекрестился), свернули куда-то влево и вскоре остановились перед здоровенными воротами. Забор тоже внушал. Эх! Чувствуется казенный дух. За оградой — двухэтажное, в обшарпанной побелке здание. На окнах решетки. Во дворе (судя по солидному гавканью) сидит барбос. И не один. Помимо барбосов, есть и люди. Слышны голоса и связующий слова незамысловатый мат.

Возница, через окошко в воротах, быстренько договорился о пропуске внутрь. После чего, оставив меня под охраной своего казака, подкрепленного подошедшим местным солдатом, старый удалился внутрь здания. Правда перед этим, кивнув в сторону деревянной будки, стоящей в дальнем углу большого двора, велел молодому:

— Этого мычальника до сортира проводи. А то он ерзал сильно.

Я, в общем-то, уже был не против посетить подобное заведение, поэтому двинул без возражений. Сортир оказался самым обыкновенным. Ничем не отличающийся от своих собратьев из будущего. Единственно, там не было ни газет, ни туалетной бумаги. Вместо этого стояла корзина с соломой. Блин! Представив себе процесс подтирания ломкой и колючей соломой, я передернулся. Тут, наверное, особо прокаченный скил нужен, чтобы подобное перенести. А старый анекдот, где говорилось — "могу предложить только наждачку" заиграл новыми красками. Возрадовавшись, что мне только по-маленькому, быстренько сделал свои дела и был возвращен к телеге. Тем временем, местный боец, которому наскучило стоять просто так, поинтересовался у казака:

— А чегой-то он у вас в одном мешке? Даже споднего нету.

Станичник, уже успевший скрутить самокрутку, затянулся, сплюнул и важно ответил:

— Дык и мешок наш. А ентого, мы вообще, в чем мать родила, нашли. Вот и дали чой нить срам прикрыть.

Солдат не унимался:

— А чо мешок-то? У вас в телеге вона сколько барахла...

Казак ощетинился:

— Ты, на чужой каравай, рот не разевай!

Но перепалка развития не получила так как вернулся возница вместе с крепеньким младшим сержантом (то есть у парняги на погонах было по две лычки). Который и отконвоировал меня в здание. Там тоже, особо не рассусоливали и уже через пять минут, я стоял в кабинете, разглядывая самого настоящего золотопогонного офицера. Как говорится, белую кость голубую кровь. Это было даже несколько странно, так как все встречавшиеся до этого вояки, ходили либо в казачьей форме, либо в мундирах с полевыми погонами.

Правда, канонический образ, воспетый в романсах, книгах и фильмах, слегка отличался от увиденного. Разве что погоны, с четырьмя звездочками, действительно были золотые. Аксельбанты отсутствовали. Бравости и подтянутости, так же не наблюдалось. Верхняя пуговица мундира расстегнута. Стоячий воротник слегка засален. Да и сам капитан, ощутимо пованивал потом. Это я учуял, когда он, подойдя вплотную и, покачиваясь с пятки на носок, стал брезгливо разглядывать меня в упор. Видно, придя к какому-то заключению, глубокомысленно протянув — Мда... — кивнул на установленную возле стола табуретку, скомандовав:

— Сесть.

Я сел. Офицер, тоже уселся за стол, приготовил лист бумаги, начав допрос:

— Кто таков? Фамилия? Имя? Откуда родом? Чем занимаешься?

Дело сразу застопорилось, потому что на этот и последующий вопросы я лишь ыкал, мекал и бекал. Капитан, пробовал разные подходы. Даже выскакивая из-за стола стимулировал мощными затрещинами. Точнее, когда я потянулся к карандашу, желая написать о себе, офицер, не поняв моего порыва, мощным ударом в глаз, уронил подследственного на пол. Стоящий сзади сержант добавил пинка и рывком усадил обратно. Вот тогда-то, я получил дополнительно, от его благородия, еще и по башке.

После чего, золотопогонник внезапно успокоился и, усевшись на свое место, достал из кармана металлическую коробочку с витиеватым рисунком. Судя по цвету — серебряную. Открыл ее. Поставил перед собой. Из коробочки извлек крохотную ложечку. Я, со все более возрастающим изумлением, смотрел на совершаемые телодвижения. А когда контрразведчик, насыпал себе на ноготь большого пальца порцию белого порошка, через секунду привычно нюхнув, я охренел напрочь! Мля! Это же уму непостижимо! Вот тебе и голубая кровь! Прямо на рабочем месте шморкать кокаин! Пипец, нет слов!

Приняв релаксант, благородие откинулся на стуле, закрыв глаза. А когда открыл их и вперил в меня превратившиеся в точки зрачки, я почуял, что дело пахнет керосином. И оказался прав так как офицер со все большей экспрессией начал говорить:

— Ты, мать перемать, думаешь, я не понимаю, почему ты здесь комедию ломаешь? Из комиссаров небось? Сукин сын! Нехристь поганая! Крест покажи! Нет у тебя креста! И на церковь ты не крестился, морда жидовская! Сознавайся — комиссар? Жид? ЖИД? Говори падла!

От капитана уже летели слюни и я, несколько запаниковав, вскочил задирая подол своего одеяния, желая продемонстрировать воочию, что кем-кем, а жидом уж точно не являюсь. Но опять был понят не так. Контрразведчик буквально взвыл:

— А-а! Тварь! Хер мне тут свой демонстрируешь! Ну я тебе...

После чего, быстро открыл ящик стола и надевая на руку кастет (кастет??!) буквально прыгнул ко мне.

Ну, что сказать. Пришел в себя я уже в камере, лежа на широкой лавке. Глаза почти не открывались и тупо болело все тело. Там ведь, не один носитель золотых погон меня обрабатывал. Сержант, тоже, принял весьма деятельное участие...

В этот момент, (видно заметив, что я начал поворачивать голову) сбоку раздался голос:

— Что, болезный? Пришел в себя? На вот — попей.

И мне в губы ткнулся холодный край металлической кружки. Попил, после чего сильно потянуло в сон. Я и не сопротивлялся.

Когда проснулся, чувствовал себя несравненно лучше. И глаза открылись и тулово не болело. Сел на лавке. Огляделся. За окном была ночь, лишь лунный свет, льющийся из зарешеченного окна, позволял понять, что со зрением у меня все в порядке. А вокруг спали люди. Количество народу определить было невозможно — все пряталось во тьме. Но немало, так как храп стоял солидный. Еще, присутствовал тяжелый дух немытых тел, вкупе с грязными носками. Хотя, в данном случае, наверное, все-таки портянками.

Так, прислушиваясь и принюхиваясь осторожно встал. Хм. Не больно. Наклонился влево-вправо. Поприседал. Не больно! Блин! Скажу больше! Я себя настолько хорошо, очень давно не чувствовал! И тело уже не как чужое, а вполне нормально ощущается. Весь в надеждах решил протестировать речь:

— Овеа... оверка...П-п. Пр-р-ровека...

Ура! Почти получилось! Заработало! Продолжим:

— Ас, аз, раз. Раз, ва. Раз, два, три!

В этот момент, меня прервали. С соседней лавки, приподнялась еле различимая в темноте фигура и знакомым голосом прошептала:

— О! Ты уже стоять можешь? А мы думали, что дня три пластом пролежишь. Уж очень сильно тебя побили.

Ха, по ходу это тот человек, что меня водой поил. Душевный. Сострадательный. Поэтому, ответил со всем вежеством:

— Огу. Олько оворю ы-ы есе похо.

Собеседник глухо выругался:

— Вот сволочи, так измордовать пожилого человека, что он аж разговаривать с трудом может. Ни стыда, ни совести у них нет.

После чего, немного помолчав, спросил:

— А за что тебя так?

Я хмыкнул:

— За то, что оказал, что не шит. Э-э... не ж-жид.

Не! Мне прямо нравится этот мощный прогресс в устной речи. Глядишь через часик уже вовсю болтать смогу! Тьфу -тьфу чтобы не сглазить. А мужик пытающийся переварить мои слова решил уточнить:

— Это как — показал?

Я продемонстрировал. Сокамерник, пару секунд непонимающе приглядывался, потом чиркнул спичкой и, сдерживая рвущийся смех, прохрюкал:

— Ну ты, старый, умеешь пошутить!

В этот момент, из ближнего угла, недовольный голос посоветовал нам заткнуться и не мешать спать. А мужик, по-прежнему светя спичкой, понизив голос быстро сказал:

— Вон там на столе миска с кашей. Тебе оставили. Ложка есть? Хотя, откуда у тебя... На вот держи. Иди поешь.

И сунув мне в руку обгрызенную деревянную ложку, улегся на свою лавку.

Что сказать — каша была не вкусная. Хлеба не было вовсе. Но в желудок что-то упало, от этого жизнь стала радостней и веселее. После завтрака (ну, будем считать, что это завтрак) я вернулся на свое место и как-то незаметно опять уснул.

Глава 3

Когда проснулся, стало достаточно светло и можно оглядеться. Да уж — помещение достаточно большое. Два окна. Вдоль дальней стенки, деревянные двухэтажные нары. Возле ближней стены, стоят широкие лавки. Посередине, большой стол с лавками поуже. На столе стоит несколько оловянных (судя по цвету), мисок и кружек. Там же, установлен солидный бак. Наверное, с водой. Параши, что характерно, нигде не видно. А нет — видно. Это оказалась небольшая деревянная бадья с крышкой. И народу, в камере, было человек пятнадцать. Точно сосчитать не успел, так как дверь открылась и появившийся на пороге усатый охранник, в синем мундире, спросил:

— Селиверстов кто? Харч тебе жена передала.

— Туточки! Туточки Селиверстов!

К усатому подскочил толстенький мужик и получив узелок с тем самым "харчем", потащил его в свой угол. А я, удивился простоте и незамысловатости действия. Надо же. Сидим в контрразведке, а тут еду спокойно передают. И, судя по завязкам на этом узелке, ее даже не досматривали. Хотя, в первый раз, я удивился ночью, когда мой собеседник спичками чиркал. То есть, что получается? Здесь спички не конфискуют при посадке? А может, еще и ножи оставляют? Ну, чисто для того, чтобы колбаску домашнюю порезать. М-да, царским сатрапам надо еще работать и работать над собой...

В этот момент, у меня чуть глаза не выпали, потому что давешний мужичок, вместе с тремя своими кентами, уселись за стол и один из них, достав небольшой перочинный ножичек, принялся нарезать переданное в передаче сало. Пф-ф... Это действительно тюрьма?

А пока я наблюдал за сей удивительной картиной, ко мне подошел давешний поитель, вместе с каким-то худым, очкастым парнем. Наконец то познакомились. Добрый человек звался Митрофаном Гавриловичем Ильиным. Очкарик — Сергеем Андреевичем Бурцевым. А я, по привычке, представился только фамилией, которая по жизни и позывным была:

— Чур.

Худой Бурцев удивился:

— Э-э... как это — Чур? Просто Чур? А это имя, или фамилия?

Эх! Кто бы еще знал, как слово наше отзовётся! Глядишь и история пошла бы по-другому. Но что случилось, то случилось, потому что я, возможно из-за какой-то распирающей и бурлящей внутри энергии, решил приколоться:

— Это имя.

— А отчество?

Вот ведь упорный. Ухмыльнувшись и уже практически не глотая буквы, ответил:

— Паень, поерь, имени вполне достаточно!

Собеседники, мою позицию поняли и настаивать не стали. Зато, пояснили кто есть кто, в нашей камере. Толстенький поедатель сала сотоварищи, чалился за спекуляцию. Трое, играющие в карты на нарах, вроде как воры, сдуру грабанувшие личные покои его высокопревосходительства генерала Бубенцова и взятые с поличным. Еще трое, сидящие с другой стороны нар, обряженные в военные мундиры без погон, тоже воры. Но с претензией. Это интенданты. Молоденький боец, стоящий возле окна — дезертир. Сидящий в углу, и ни на кого не обращающий внимания здоровый парень в черкесске, это вроде какой-то абрек-головорез. По-русски он не говорит, поэтому конкретики нет. Очкарик оказался заезжим студентом, которого приняли в контрразведку за революционную агитацию. А Митрофан, был машинистом на паровозе, испортившим свое орудие производства. Случайно. Не нарочно. Но проходит по расстрельной статье, за саботаж. При этом Ильин, виноватым себя не ощущает и надеется, что служивые люди правильно разберутся, все обойдётся и его быстренько отпустят домой. Студент, как ни странно, тоже рассчитывает на снисхождение. А за свои убеждения даже готов был провести пару месяцев за решеткой.

М-да... или я что-то недопонимаю, или эти люди, наивны до изумления. Сам же, вспоминая зрачки-точечки здешнего штабс-капитана (уже успел уточнить что значат четыре звезды на погоне) особых иллюзий не испытывал. Не знаю, может интуиция проснулась, но сдается мне, что следующий допрос, может закончиться совсем плохо. Даже если я и стал говорящим, что мне отвечать этому марафетчику? Как объяснить свое присутствие в том месте, где комиссаров постреляли? Нести же пургу про попаданца во времени... Угу. Тут сразу возникнет вопрос, как в том старом фильме — "какие ваши доказательства?". С тем же успехом и мессией можно представиться. Так же — бездоказательно.

А разговор постепенно стал вращаться вокруг происходящего в мире, и я стал постепенно выпадать в осадок. Ну, начнем с того, что год здесь восемнадцатый. Март месяц. Находимся мы в городке Иванинск, что в пятидесяти верстах от Екатеринодара. Идет мировая война. В прошлом году, в Российской империи, в феврале, случилась революция. Буржуазия заставила царя отречься от престола и власть перешла к Временному правительству с князем Львовым* во главе.

* Реально — Первым председателем Временного правительства был князь Георгий Евгеньевич Львов

Тут я несколько насторожился, потому как ни о каких Львовых ранее не слышал. Но вида не подал, а Бурцев, взявший на себя обязанности политинформатора, продолжал вещать далее.

После Львова, уже летом того же года, главой, или как его еще называли — министром-председателем, стал Керенский. Ага! Услышав знакомую фамилию, я успокоился. В общем, стал Керенский править. Но, получалось как-то не очень. Дела шли все хуже. А к концу лета, так совсем стало плохо. Особенно, когда немцы в двух местах прорвали фронт, а в тылу, все острее и острее ощущалась нехватка буквально всего. И вот тогда, пятнадцатого сентября семнадцатого года в Петрограде произошел переворот. Власть взяли социалисты и большевики во главе с Лениным. И сразу поле революции, провели свой судьбоносный съезд.

В этом месте, меня конкретно заклинило. Во-первых, какой нафиг сентябрь? Нет, за давностью лет многое подзабылось, но вроде название было — Великая Октябрьская Социалистическая Революция. Так что все должно быть в октябре. Ну, в крайнем случае, в ноябре. Хм... Или Великая Ноябрьская Социалистическая революция? Отмечали то ее седьмого ноября. Или седьмого октября? Э-э-э... не суть! Революция, по любому должна быть осенняя — октябрьская, или ноябрьская. Но никак не сентябрьская. Даже, если учитывать все эти юлианские и григорианские календари.

Блин! Вот кабы знать где упасть! И почему я не в отделе "Евразия" работал? Хоть историю родной страны, знал бы назубок! А так как, занимался исключительно европейскими колониями 15-19 веков, то и историю России, смутно помню исключительно из полузабытых школьных учебников, чувствуя себя сейчас дурак-дураком.

В общем, пока я очухивался и пытался переварить эту сногсшибательную новость, опять пошла более-менее знакомая информация. Про то, как еще при Временном правительстве было объявлено о независимости Польши и Финляндии. Временщики, то же самое разрабатывали для Украины, прибалтийских стран, Кавказа и Туркестана. Малость не успели. Но там и местные, сами, хорошо стравлялись. На этом фоне, даже не особо удивил сепаратизм донских казаков. Те, после смерти Каледина, ни много ни мало, заявили о создании Юго-Восточного союза, во главе с атаманом Красновым. Заключили договор с немцами. Начали присматривать себе территорию, включающую Воронеж и Царицын. То есть, четверть европейской части современной России. Понятно, что правительству в Петрограде это совсем не понравилось, но сил у него довольно мало и теперь здесь идет, пока еще вялотекущая рубка.

Угу... Я почему-то думал, что вся буча в России началась где-то ближе к лету восемнадцатого года. А тут только весна, но уже ростки гражданской, вовсю проклюнулись. С другой стороны, если революция сентябрьская, то может быть вообще все, что угодно. А Краснов-то, подстилка нацистская, оказывается, уже в это время себя показал во всей красе. Ну и я, под этот замес, краем попал. Зато теперь, даже сомнений не возникает о поведении на допросе. Валить надо того кокаиниста. Вместе с сержантом. Наглухо. Благо силы вернулись, и башка соображать нормально начала. А после, уходить из столь негостеприимных мест.

Правда, ни в этот, ни на следующий день, меня к штабс-капитану не вызывали. Поэтому, просто сидел в камере. Сверкал коленками. Общался со своими знакомцами. Ильин, глядя на меня, еще в первый день презентовал нижнюю рубаху. Отдал бы и кальсоны, но, смущаясь, пояснил, что сидит здесь уже пять дней, да и до этого, столько же в них проходил. Так что, сия часть гардероба у него несколько хм, грязновата. Но, если я захочу... Я не захотел и все успокоились.

А на третий день в дверях появился уже примелькавшийся попкарь, в сопровождении двух солдат, которые довольно споро уволокли молчаливого абрека. Через пару минут, усатый снова появился и вызвал толстенького спекулянта. Потом, студента. А потом и меня выпихнули в коридор, где споро связали руки, (на этот раз за спиной) и, всю нашу четверку погнали на улицу. Там оказалось еще двое солдат, телега и однозвездночный офицер на лошади. Без долгих разговоров, арестантов загрузили в телегу, один из солдат, положив винтовку на колени, сел за руль (в смысле взялся за вожжи) остальные бойцы выстроились сзади, младший лейтенант возглавил процессию, и мы выехали за ворота.

Бурцев, попытался было поинтересоваться куда нас везут, но его оборвали ответом что — "куда надо" и посоветовали заткнуться. Горец молчал. Барыга бормотал, что он и так уже все отдал (вот те крест) и вообще не понимает, за что его бог наказывает. Я же, напрягал и расслаблял руки, стараясь растянуть веревку. Уж очень мне не понравилась, вот эта, незапланированная поездка в закат. А особенно две лопаты, лежащие на сене, вдоль борта. Да и состав арестантов тоже внушал. Абрек — бандит? Бандитов к стенке. Студент — агитатор? Пусть и не от какой-то партии, а по велению души, но баламутит умы и вносит смятение в сердца. Тем более — приезжий. То есть попросить за него некому. К стенке. Толстый — спекулянт? Зря он (по его же словам) все отдал. Отпустишь такого, так он начнет причитать, как его контрразведка на бабки опустила. Вопросы пойдут. Сомнения. А им это надо? Поэтому, подельников на фиг, а его — к стенке! Что же касается меня, то очевидно, лицезрение чужого детородного органа, произвело на их благородие столь сильное впечатление, что он решил вообще не заморачиваться с какими-либо выяснениями. Тут оскорбленные чувства взыграли, вот и решил шлепнуть мерзкого эксгибициониста, как можно скорее.

Несколько удивляло отсутствие в нашей компании Митрофана, но кажется, этому есть объяснение. Он машинист. Машинистов мало и их надо беречь. Тем более, как Ильин искренне говорил, вины его, в поломке, не было. Я ему верил, так почему бы и контрикам не поверить?

Телега, тем временем, завернув за здание тюрьмы, проехала по небольшой улочке и городок неожиданно закончился. Надо же. А сюда мы, гораздо дольше катили. Но скорее всего, город просто вытянулся вдоль речки и меня везли вдоль. А теперь, свернули поперек, вот и получилось, что буквально через десять минут, были во чистом поле.

Вскоре, наше транспортное средство остановилось возле зарослей кустарника, а офицер, поигрывая плеткой скомандовал:

— Вылазь.

Ну вот и приехали. Сквозь голые ветки я разглядел холм свеженасыпанной земли. Значит, яма для нас уже готова. Но и я был готов. Веревки соскользнули с запястий еще на выезде, пришлось их пальцами придерживать чтобы вообще не свалились. Поэтому, не дожидаясь, когда солдаты станут скидывать с плеч винтовки, прямо с телеги прыгнул на офицера. Тот, подобного фортеля, никак не ожидал и получив кулаком в горло, вместе со мной свалился на другую сторону лошади. А я, выдернув из кобуры наган начал стрелять по солдатам. Не... стреляю я обычно хорошо. Но тут против меня играли два обстоятельства. Во-первых, у нагана очень тугой спуск и без предварительного взвода, продавливать спусковой крючок достаточно тяжело. Во-вторых, офицерик, не упал на землю, а зацепился ногой за стремя. Револьвер же, был шнурком прицеплен к кобуре. Лошадь дергалась как сволочь, и вся это конструкция — стремя-нога-кобура-наган дергалась вместе с ней.

Поэтому, первую пулю я влепил в дальнего солдата. Вторую, получила лошадь, везущая телегу. Лошадь, заорала почти человеческим голосом и стала прыгать, дергая с недюжинной силой наш шарабан. Третья пуля ушла в молоко. Четвертая в солдата, который уже целился в меня, но медлил, опасаясь попасть в командира. Тут раздался выстрел из винтовки, глухой звук попадания, после чего, лейтенантская кобыла, визгливо заржав, рванулась в сторону так, что наган птичкой вылетел из руки. А мне ничего не оставалось делать, как бросится на бойца, который в этот момент лихорадочно дергал затвор.

Солдат оказался опытным, потому что, увидев, бегущего противника, плюнул на заклинивший затвор и взял винтовку так, чтобы насадить вражину на штык. Но он никак не ожидал, что в последний момент, я просто упаду на спину, пропуская удар над собой и скользнув по влажной земле, со всей силы, ногой, влеплю ему по причиндалам. Конвоир, роняя оружие стал падать, а я, подхватив винтовку, ткнул в неожиданно податливое тело штыком и развернулся в сторону четвёртого, который изначально сидел на телеге.

Но там никого не было. Вернее, опасности не было. Телега стояла пустая, и как-то странно перекособоченная. Запряженная в нее лошадь никуда не делась, но подгибала заднюю ногу. Бурцев, внешне вполне целый, с ошарашенным видом, крутил головой. На земле, не двигаясь, ничком лежал спекулянт. Рядом — солдат, из горла которого, слабыми толчками выбивалась кровь. Горец сидел тут же, и вся борода у него была в крови. Охренеть! Он его что — загрыз?!

Ну с этим позже разберемся, а сейчас не выпуская винтовку из рук я сбегал к лежащей метрах в тридцати, лейтенантской лошади. Так. Коняшка отмучилась. Ее владелец тоже, так как падающая лошадь, ему свернула шею. А что с остальными? Двое солдат — наглухо. Тот которого я ткнул штыком, куда-то в район задницы, просто без сознания. Секунду постояв над ним, решил — не... не наше это. Добивать, точно не буду. Пошел к арестантам. М-да... Спекулянт, заколот штыком. Солдату, действительно перегрызли горло. У абрека, вся морда в крови. И почему-то штанина. Похоже, ноге досталось. Охлопав убитых бойцов по карманам, нашел нож. Перерезал веревки сначала бандиту (тот, тут же занялся раной), а потом и активно блюющему Бурцеву.

После чего, позаботился о себе. Нет, к мешку, я уже, как к родному привык, но гардеробчик сменить просто необходимо. Благо сумерки, никого из посторонних не видно, да и мы достаточно далеко от дороги. А если кто услышит выстрелы, не насторожиться, так как, судя по всему, не нас первых сюда на расстрел привозили. Но поторапливаться надо.

Вскоре подобрал себе все что хотел. Сапоги и галифе — офицерские. Белье гимнастерку, папаху и шинель — солдатские. В общем — готов. Так, а что мои сокамерники? Студент, к этому времени, перестал удобрять землю и потерянно стоял возле телеги. Кстати — чего ее так перекосило? Подойдя ближе понял причину — ось сломалась. Жаль... Хотя, чего жаль? Лошадка, то, ранена и все равно не смогла бы ее тянуть. Тут очухался очкарик и с горячечным шёпотом, боязливо поглядывая по сторонам зачастил:

— Господин Чур, э-э-э... товарищ Чур! Нам, бежать отсюда надо. Скорее бежать! Они ведь, нас убить хотели. Вон там, яма уже приготовлена была. А вы как прыгнули. Как начали стрелять! И солдат мы убили... теперь если нас поймают, то точно расстреляют! Бежим!

Встряхнув очкарика за шиворот, я рявкнул:

— Угомонись! Не сепети! Собери винтовки. Собери патроны. Проверь у убитых по карманам, что есть. Может, хоть сухари найдешь. Да и вообще — все что будет интересного сюда неси. Ремень себе возьми. На него подсумки повесишь.

И еще раз встряхнул собеседника, уточнив:

— Все понял?

Серега закивал, и я его опустил. Сам же, направился к горцу. Тот наш разговор про бегство слышал, но даже морду не повернул. Или действительно по-русски ни бельмеса, или марку держит. Присев перед бандитом на корточки, уточнил:

— Ты меня понимаешь?

Тот кивнул.

— Штыком ткнули, или пулю получил?

— Щитыком...

— Идти сможешь?

Парень попытался подняться, но с глухим рычанием завалился на бок. Я вздохнул:

— Понятно... снимай штаны. Чего вылупился? Ногу тебе замотаю нормально. Благо, тряпья хватает...

Пока возился с раненым, вернулся Бурцев. Сбивчиво доложил:

— Вот. Патроны и винтовки. Немного сухарей есть. Вот деньги. Нож перочиный. Еще, часы у прапорщика были и портсигар серебряный, с папиросами...

Я восхитился:

— Студент! Да в тебе погибает опытнейший мародер! А на вид додик-додиком! Чего же ты сразу не вскрылся, родной? Блевал тут, как институтка.

Серый на секунду застеснялся, а потом опасливо поглядывая на абрека наябедничал:

— Этот дикарь, прямо у меня на глазах, живому человеку горло перегрыз. И рычал еще очень страшно. А из солдата, кровь прямо фонтаном ударила. Вот и не выдержал...

Я философски пожал плечами:

— Жить захочешь, не так раскорячишься. Ну что? Ты готов?

— Да! Бежать надо!

— Не бежать, а идти. Нам еще пассажира тащить придется, а с ним не побегаешь.

Серега опешил:

— Ка...как...какого пассажира?

Я кивнул в сторону:

— Вон того, красавца бородатого.

Бурцев возмутился:

— Но нас же, сразу поймают! И расстреляют! С ним мы далеко убежать не сможем! Да и зачем он нам нужен?

Я выдохнул, собираясь с мыслями и серьезно спросил:

— А ты куда вообще собирался тикать, бегун ты наш легконогий? В ту степь? До ближайшего хутора или заимки? Где нас и повяжут. Или в какой-нибудь балке прятаться будем? Ага. Ранней весной, без еды и тепла. В общем, так тебе скажу — хочешь уходить, уходи. Держать не буду.

Студент, тут же включил заднюю:

— Нет. Я с вами. Только все равно непонятно, зачем нам этот бандит нужен.

Да мне самому это непонятно! Фиг его знает, чем меня этот бородач зацепил. Или тем, что в критическую минуту помог, завалив того солдата. Не побоялся ведь, со связанными руками, бросится на вооруженного человека. Или тем, что даже взглядом не попросил помощи, понимая, что будет являться обузой. При этом так же понимая, что далеко уползти не сможет и когда его найдут, то не пощадят. Все эти мысли и вылились в слова:

— Как тебе сказать... русские своих не бросают.

— А он что — свой?

Я задумчиво почесал ухо:

— Пока — да. А там, разберемся...

Студент, какое-то время молча переваривал информацию, но потом, видно смирившись, спросил о другом:

— А куда мы пойдем?

— Обратно, в Иванинск.

Сергей, аж подпрыгнул:

— Как в Иванинск?

— Это то место, где нас точно искать не будут.

Вопрос, куда направить стопы, я уже продумал. И мысль насчет города, мне понравилась больше всего. Если б мы были местными, нас бы, разумеется, искали в первую очередь там. Но мы все пришлые. Значит, беглецов, которые по логике, должны стремиться как можно быстрее уйти с вражеской территории, будут искать в степи и в ближайших населенных пунктах. Никому не придёт в голову, что мы здесь можем остаться. Только нужно поспешать.

Быстренько соорудив из двух винтовок и шинели сидячие носилки, мы взгромоздили на них раненого и распихав необходимое барахло по карманам (наган при этом я сунул за пазуху, остро сожалея о недостатке патронов) двинули в сторону окраин. По пути, я просвещал и инструктировал Бурцева:

— Смотри студент. У нас есть около сорока минут, прежде чем хватятся расстрельную команду.

— Почему сорока?

— Потому что минут двадцать назад мы их положили. Вот и считай. Должны были хлопнуть нас. Потом закопать. Потом вернуться. Это где-то час. Если повезет, то может и дольше не хватятся. Вдруг там у телеги колесо отвалилось или еще какая напасть произошла? Но, рассчитывать будем все-таки на час. Что касается тебя — в отличие от нас, ты тут раньше ходил по городу, поэтому соображай, где на ближней окраине есть какие-нибудь заброшенные дома или сараи. Или еще что-то в этом роде. Только чтобы собак не было.

Несколько минут шли молча, а потом Серега, запалено дыша, ответил:

— Даже и не знаю... есть сгоревший каретный двор. Рядом никто не живет. Но он совсем недалеко от тюрьмы...

— Недалеко это хорошо. Кстати, насколько недалеко?

Бурцев пропыхтел:

— Уф -уф... если через переулок, то минут пять ходьбы.

— А крыша там есть, или все сгорело?

Вместо ответа Студент взмолился:

— Товарищ Чур, давайте немного передохнем, а то у меня уже пальцы сами разжимаются...

Остановились. Усадили раненого и пока я, из винтовочных ремней, делал петли для облегчения переноски, Серега пояснил:

— Там сам двор сгорел. Но несколько сарайчиков остались целыми. Только они совсем пустые. Даже сена нет.

Снова берясь за приклады винтовок и поднимая носилки, прокомментировал:

— Ничего. Зато у нас шинели есть. Этого хватит. А сейчас береги дыхание и добавь скорости. Время поджимает. Скоро уже совсем темно будет...

Так и топали по дороге, готовясь при малейших признаках появления людей, нырнуть в кусты. Они хоть и голые, но в быстро сгущающейся темноте будут хорошим прикрытием. Студент сопел и пыхтел, а я, к своему удивлению, вообще не чувствовал никакой усталости. Блин! Неужели подарочки Сатихаарли постепенно начали работать? Она ведь обещала, что что-то включится почти сразу. Вот, видно и включилось. Но Бурцев, с каждым шагом кряхтел столь надрывно, что я не выдержал. Всучил ему винтовки с шинелью, а горца посадил себе на закорки. После чего, наша скорость заметно возросла и довольно скоро, уже в полной темноте достигли вожделенного каретного двора. На дороге, пришлось прятаться от людей всего один раз. Это была какая-то бричка, следовавшая в город.

В самом Иванинске там да. Там раза три приходилось быстренько скидывать абрека со спины и делать вид, что мы просто общаемся. Благо, на одной ноге он стоял твердо. Но, честно говоря, в сгущающихся сумерках к нам никто и не приглядывался. Только одна припозднившаяся барышня шарахнулась в сторону и перешла на другую обочину, когда я куражливо запел:

— Бывали дни веселые, гулял я молодец...

Студент, при этом, чуть наше барахло не выронил и запричитал шепотом:

— Чур, тише! Вы что!

На что я, громко и пьяно возразил:

— А мне скрывать нечего! Пусть все слышат! Я честный человек! А любому, кто в ентом сумлевается, рожу начищу!

Зато, идущая навстречу парочка, после моих воплей, шустро нырнула в какой-то переулок и мне не пришлось лишний раз скидывать ношу со спины. Увидев это, очкарик понял суть маневра и уже не возражал, перестав трястись на каждом шаге.

Ну а потом, как я и говорил, мы достигли вожделенных сарайчиков. Выбрали в котором поменьше щелей (это уже, практически на ощупь) и стали устраиваться. Погрызли сухарей, сожалея об отсутствии воды. Заодно, наконец, познакомились с бандитом. Оказалось, что кличут его Магомед Чендиев. Тридцати двух лет от роду. Спустился с гор за солью вот его и замели. Ну, это я так шучу. На самом деле, Чендиев сотоварищи, занимались скотокрадством. Так сказать — семейным бизнесом. Благороднейшее занятие. Героическое. Ну, это у них так считается... А Мага, после удачного дела откололся от коллектива и сдуру, пытался взять на гоп-стоп представителя союзного командования. Какого-то французского подполковника, которого бес знает зачем занесло в эти края. Абрек с приятелем были потрясены блеском и шикарным покроем незнакомой формы. А также, малым количеством охраны. Это их и подвело. Приятеля завалили на месте, ну а Чендиева взяли живым.

Прослушав незамысловатую историю горного витязя, без тигровой шкуры, я про себя похихикал, а потом принял волевое решение:

— Ну что друзья. Утро вечера мудренее. Попробуем поспать, а завтра нас ждут великие дела.

Бурцев, какое-то время крепился, но все-таки не выдержал:

— Какие дела?

— Вот, завтра и узнаешь. Спи.

Глава 4

Ночь прошла нормально, и мы почти не замерзли. Вернее, я совсем не замерз, а попутчики грелись под двумя шинелями. Пока они сопели, я обдумывал дальнейшие планы и свои вчерашние поступки. Те, что совершал после уничтожения расстрельной команды. Даже не поступки, а состояние. Я ведь себя начал вести как на вражеской территории с хорошо развитой инфраструктурой и прекрасно подготовленными спецслужбами. То есть, ожидал введения, чего-то наподобие планов "антитеррор" и "перехват". И только позже до меня дошло насколько я туплю. Какой нафиг "перехват"? Максимум, что могут сделать, это послать посыльных (или телеграфировать, если там вообще есть телеграф) в ближайшие населенные пункты, с сообщением о сбежавших. Междугородняя телефонная связь тут отсутствует в принципе. Не изобрели еще. Ну и казачков припахать, чтобы ночью, в степи, посмотрели нет ли где отблесков костра. При этом, надо учесть, что ночью патрули не ходят (чтобы лошадям и себе ноги не переломать) а сидят в секретах.

Смотрим дальше — фото наши, никто, разумеется, не делал. Значит, искать будут по особым приметам и по словесному портрету. Не знаю, применяют ли сейчас словесные портреты, но даже если и применяют, то сомневаюсь, что полиция в этом хорошо разбирается. Вывод — достаточно сменить одежду, и мы просто растворимся. Это, конечно, если не попадем под проверку документов. Но, тут уж, как карты лягут...

Ладно. Пора вставать, дел на сегодня намечено много. Пихнул укрывшегося с головой студента и тот, сонно моргая, вынырнул из-под шинели.

— А? Что?

— Подъем, арестант.

— Да-да, конечно.

Бурцев начал вставать, но, мазнув по мне взглядом, вдруг застыл и тыкая в мою сторону дрожащим пальцем, ошарашенно спросил:

— Товарищ Чур, что это с вами?

Вот интересно. Пока в камере сидели, величал исключительно господином. А стоило на свободу вырваться, как я превратился в товарища. Но, судя по круглым глазам Сереги, он явно, не прилипшую козявку у меня на щеке увидел. Поэтому, оглаживая лицо пальцами (вдруг все-таки козявка), уточнил:

— А что со мной?

— Я думал мне вчера показалось. А сегодня стало еще больше заметно... У вас борода сильно темнеть начала и морщин почти не видно!

Опаньки! Работает! Работает подарочек Сатихаарли! Не зря, изнутри, как будто шарик воздушный надулся. Легкость во всем теле и постоянно двигаться хочется! А теперь, это и на внешности сказывается! Проведя рукой по начавшей обрастать голове, нащупал щетину там, где уже лет десять была гладенькая кожа, окончательно уверившись в своих предположениях. Что же. Значит, голову больше брить не стану, зато надо со временем, опять заводить расческу. Но студент ждет ответа, поэтому с деланым равнодушием пожав плечами, просветил:

— Это все экология.

— Какая экология?

— Хорошая. Очень хорошая. Не отравленная гербицидами и пестицидами.

Судя во виду, Бурцев ничего не понял, но напор не сбавил:

— А глаза?

— Блин! С глазами то, что не так?

— Они у вас были темными, а стали светлыми.

Хм... глаза у меня всю жизнь карие. Значит и их изменения коснулись... Но, эту дискуссию пора прекращать:

— Цвет глаз у меня от настроения зависит. И от состояния души.

— А разве так бывает?

— Бывает. — и прерывая его дальнейшие вопросы отрубил — Все! Кончай базар, у нас дел много.

Потом осмотрел нашего раненого. Тот выглядел лучше, чем я ожидал, но хуже, чем можно было надеяться. Слепая колотая рана верхней трети бедра. Хорошо, артерию не задело. Хотя, если бы задело, то наш высокогорный приятель так бы и остался лежать возле ямы. А у нас, было бы гораздо меньше забот. Но сейчас, пока, мы имеем дырку с покраснением и хреновыми перспективами. Значит, планы совсем немного меняются. Поэтому, оторвав Серегу от важного дела (он пытался оттряхнуть свое куцее пальтишко, от налипшего мусора) поинтересовался:

— Так студент. Сколько у нас денег?

— А вот...

Он, с готовностью извлёк из кармана офицерский кошелек и пристроил его на старую треснутую бочку, стоявшую в сарае. Сверху на кошелек улеглись несколько бумажных купюр (мне в глаза бросилась надпись на верхней — "государственный кредитный билет двести пятьдесят рублей") и горсть мелочи. Открыв кошелек и перебрав в нем бумажки, нашел в отдельном кармашке три маленькие золотые монетки с профилем последнего царя. Одна покрупнее — десять рублей и две поменьше — по пять рублей. Угу. В общем то, пересчитать их все конечно, можно, но мне это вообще ничего не даст. Тут вон и царская сотка есть. Катенька. Здоровая, словно простыня и с портретом этой самой Катеньки в буклях. Есть деньги временного правительства. Уже без корон над орлами. Есть золотые монеты. Есть мелочь. Но что на это можно купить? Поэтому решил уточнить:

— Сергей, слушай сюда. Во-первых, в Иванинске аптека есть? — парень кивнул — Очень хорошо. Значит, наша первая задача — надо в аптеке взять обезболивающее и лекарства. Денег на это хватит?

Тот, несколько неуверенно посмотрел на наличность и сознался:

— Я как-то плохо в аптечных ценах ориентируюсь. Но, точно, должно хватить...

— Тогда пойдем.

— Как пойдем? — Бурцев взволновался — нас же ищут! Нас же схватят!

Кокарду с папахи я сорвал раньше, а сейчас, отстегнув погоны от шинели и пристраивая наган за пазуху (в карман револьвер помещался, но при вытаскивании постоянно цеплялся курком) суровым голосом приструнил паникера:

— Пойдем ногами. И если ты не будешь дергаться, изображая из себя пугливого шпиона в бегах, то никто на тебя внимания не обратит. Понял?

Бурцев вроде понял, но трястись перестал, только когда мы дошли до этой самой аптеки. Она была совсем небольшая. Зато выбор лекарств вводил в оторопь. Когда мы вошли, звякнув колокольчиком на двери, за конторкой никого не было, и я принялся разглядывать рекламные буклеты лекарств, развешенные на стене.

В общем, взгляд скользил по рекламе и я, как бы это помягче выразится — охреневал. Потому что там, были "искусственные барабанные перепонки "Здравый смысл"". "Настоящее средство для ращения волос "Я был лысым"". Коробочка с надписью "PURGEN — вкусно, нежно, надежно". Средство от угрей прыщей и веснушек "Метоморфоза". Блин... слабительные "Пилюли Ара" на которых был изображён этот самый ара, (правда, почему-то сильно похожий на классического иудея с немецких плакатов), среди этого паноптикума, смотрелись просто образцом здравого смысла. В этот момент послышался надтреснутый голос:

— Господа, чем могу служить?

А я не мог оторваться от рекламы героина. Да, да. Героина. Который почему-то рекламировался, как "испытанное средство для ращения волос".

— Господа?

Отвлекшись от созерцания рекламы, обратил внимание на аптекаря. Тот был достаточно пожилой. В сером пиджаке, жилетке, пенсне, усах и какой-то ермолке. Не еврей (во всяком случае внешне). Схему разговора я уже прикинул поэтому сказал:

— Здравствуйте. У моей жены сильная мигрень. У вас есть что ни будь обезболивающее?

Аптекарь кивнул:

— Да. Лауданум отлично может помочь.

— Хорошо. Еще мне нужен спирт, бинт противовоспалительные и жаропонижающее.

Пенсне, удивленно блеснуло:

— Интересный набор. У вас что-то случилось?

Вот ведь любопытный... Но, ответить желательно. И так ответить, чтобы больше вопросов не было

— Это для племянника. Вчера на гвоздь наступил, паршивец. И подошву пропорол, и ногу...

Аптекарь взволновался:

— Голубчик, а вы знаете, что это очень опасно? Гвоздь, вот в такую колотую рану обязательно занесет инфекцию и может случиться антонов огонь. Вам к доктору следует обратиться. Всенепременно. У меня вот и карточка врача есть. Извольте.

Пообещав последовать совету, я забрал покупки и расплатился. Хм. Интересно. Думал, до золотых дело дойдет, а тут и бумажек вполне хватило. Еще и осталось. Правда, противовоспалительным оказалась какая-то подозрительная мазь, а жаропонижающим, кора терна, которую еще надо было заваривать, но это всяко разно лучше, чем ничего.

Выйдя из аптеки, я постоял, крутя головой по сторонам, а потом, решительно направился в сторону видневшихся дальше по улице, торговых рядов. Бурцев, как Пятачок, семенил рядом и пытаясь заглянуть мне в лицо, засыпал вопросами. А куда мы идем? А почему? А нас не повяжут? А как это вообще возможно? Я последовательно отвечал, что идем мы купить продуктов, а также, разведать вопрос насчет постоя. Да, на постой можно встать не только в комнате доходного дома, но и просто в хате. Главное, найти таких хозяев. Нет это не опасно, потому что со мной можно не опасаться. В конце концов, студент угомонился и больше не мешал заниматься делами. Мы прикупили хлеба, сала, молока в кринке и моченых яблок. Сложили все, в купленную здесь же корзинку. У тетки, что продавала яблоки, узнали и адрес, где можно попытаться снять комнату в избе. Я-то у всех, ненавязчиво, этим вопросом интересовался, но только продавщица моченостей, неуверенно ответила, что можно у деда Михея попробовать.

Ну попробовать, так попробовать. Пошли искать деда. А я сделал вывод, что голодом здесь конечно и не пахнет, но цены на продукты уже кусаются. Самого Михея Никаноровича нашли довольно быстро. Вместе с его же бабкой Пелагеей (не надо по батюшке, зовите просто — бабка Пелагея) Сговориться на комнату, тоже получилось. С питанием. Легенда у меня была такая — двигались мы из Сухума в Ростов. Дядя с племянником и сын давнего знакомого. В пути нас ограбили, отобрав весь багаж. У меня даже пальто и шапку отобрали. Пришлось, потом, у какого-то казака солдатскую шинель с папахой покупать (благо, деньги в кармане остались). А когда мы попытались убежать, то слегка подранили сына знакомого. Убежать получилось и вначале вроде нормально все было, но теперь, раненый на ногу наступать практически не может и нам надо дней пять как-то перекантоваться, пока он не очухается. После чего двинем дальше. А в меблированные комнаты доходного дома мы не пошли, потому что там, во-первых, дорого, а во-вторых, документы остались в чемодане и из-за этого могут возникнуть проблемы.

Дед, на это только покивал и уточнив, что раненый, это действительно раненый, а не какой-нибудь тифозный больной, посоветовал приходить с увечным вечером, чтобы лишних вопросов у соседей не возникало.

Ну мы и двинули обратно в каретный двор. Правда по пути Бурцев опасался:

— А вдруг этот старик доложит о нас в полицию? И те нас снова передадут в контрразведку.

Я, успокаивающе его похлопал по плечу:

— Мы же, задатка не оставили? Не оставили. Так что, Никанорычу никакого смысла нас сдавать пока нет. Только деньги потеряет. А волноваться мы начнем, если они вместе с бабкой одновременно из дома намылятся. Вот тогда будет шанс, что он нас слил органам и сам уходит, чтобы во время ареста, под молотки не попасть.

Сергей, на это понимающе покивал, удивляясь незнакомым словесным оборотам типа "сдал", "слил" и неожиданно заинтересовался моим прежним родом занятий. Ухмыльнувшись, ответил:

— Не уголовник, если ты об этом. И не мазурик. Не сидел. Просто у меня большой словарный запас. Ты мне лучше другое скажи — где твои очки?

Студент, неожиданно покраснел и сознался, что очки ему в общем-то не нужны и носил он их исключительно для придания себе солидности. А когда приключилась катавасия с расстрелом, они с носа слетели и потерялись... От неожиданности я фыркнул и не выдержав, расхохотался:

— Тебе, вообще, сколько лет, профессор?

— Девятнадцать.

— Очешуеть! То-то я думаю, зачем тебе эти три волосинки на подбородке. Это, наверное, борода? А вот это под носом — усы? — после чего став серьезным приказал — Сегодня же зайдем к парикмахеру. Пусть обоих побреет. Ну а тебя еще и подстрижет, а то выглядишь, как декадент какой-то, прости господи.

Серега, попробовал было, начать сражение за свою шевелюру, но я жестко пресек:

— Длинные волосы на парне — это особая примета, по которой тебя ищут. Хочешь, из-за прически башки лишиться и нас всех под монастырь подвести?

Бурцев, сразу сдулся.

Так, за разговорами, дошли до нашего погорелья. На всякий случай, оглядевшись (не смотрит ли кто) нырнули во двор. А в сарае, из темного угла, нас встретил ствол. Успокаивающе качнув корзинкой, оповестил:

— Свои. Не дергайся.

Мага, опустил винтовку и как-то удивленно произнес:

— Прышлы...

Я криво ухмыльнулся:

— А ты что думал, бандит горный, мы тебя здесь бросим? Студенту говорил и тебе повторю — русские своих не бросают.

— Я нэ рускый...

— Пока со мной — русский. А дальше, сам определишься, чей ты. Так что сейчас давайте кушать, ну а потом лечить тебя будем.

Лауданум оказался спиртовой настойкой опия (вот кто бы сомневался!). Но действовал хорошо. Правда, пока я запихивал сделанную из бинта турунду, покрытую мазью, в рану, Чантиев, рыча словно бенгальский тигр, напрочь сгрыз зажатую между зубами деревяшку. Но, в конце концов, все закончилось и оставив абрека приходить в себя, мы снова двинули в город. Посетили и парикмахера, и даже баню. Не скрою, было очень противно одевать на чистое тело грязное белье, но все равно, чувствовал себя замечательно. А ближе к ночи, доев купленные продукты, пошли к Михею. Засады как я и предполагал никакой там не было поэтому разместились вполне нормально. Магу разместили на кровать, мне досталась широкая лавка, а Бурцев, оккупировал здоровенный, словно броненосец, сундук с плоской крышкой. Перед этим, чаю попили с хозяином. Беседы вели. Мы все больше молчали, зато Никанорыч, подробно рассказывал о своем житье-бытье. Работал он скорняком. Четверо детей. Старший сын на фронте. Две дочки в Екатеринодаре, подвизаются горняшками* в господских домах.

Горняшка (сленг) — горничная.

Младший сын, там же, в Екатеринодаре, ходит в учениках приказчика. Но младшенького, они собираются обратно домой выписывать потому как старость не радость, да и за домом надо нормально следить, а сил уже мало. Но, дети помогают. Постоянно, с оказией, либо деньги, либо вещи шлют. Чувствовалось, что старики гордятся отпрысками и радуются тому, что те в люди выбились.

В общем нормальные у нас хозяева попались. Без гнильцы. Я, правда, первые пару дней еще достаточно зорко следил за ними. Но ничего не указывало, на какие-либо подляны с их стороны. Так и провели пять дней. Чантиев, получал лечение. Студент, в основном, отирался в доме, а я делал променады по городу. Пропитывался, так сказать, обстановкой и временем. Заодно, разъяснил для себя то, что меня царапало с момента неудачного расстрела.

Ведь все мои куцые знания об истории гражданской войны говорили, что не должны власти, вот так просто, гражданских стрелять. Позже, это да. Там уже особо не миндальничали. Но, обывателей, за какие-то серьезные проступки, обычно вешали. Публично. С оглашением приговора и с целью дальнейшего запугивания населения. То есть, это имело смысл. А здесь — ни здрасте, ни до свидания. Собрались вывезти под вечер и шлепнуть по-тихому. Логики я тут не видел. И только слушая разговоры горожан и приезжих, вроде стал понимать, что к чему. Севернее, были территории, контролируемые Добровольческой армией под командованием генерала Корнилова. Части этой армии, сейчас выбили из Ростова, и они движутся в сторону Екатеринодара. При этом, народ поговаривает что Корнилов уже убит, а руководство принял генерал Деникин. То есть, там сейчас, активно воюют.

А здесь, окопались какие-то казачьи подразделения, под командованием Краснова. Который, к слову сказать, не подчинялся командованию Добровольческой армии. Да и не собирался подчиняться, потому что, контролируемая им территория, считалась вообще другим государством! Этот бывший царский гвардеец, от имени нового государства, заключил договор с немцами (с врагами!) заручившись поддержкой казачьей старшины. И принялся наводить свои порядки. Казакам и к ним примкнувшим, тут оказывался полный респект и уважение. А к иногородним и не примкнувшим, здесь допускался любой беспредел. Особенно на местах. Вот мы под этот замес и попали.

В принципе, зная презрительное отношение чубатых к пришлым, (таким же русским, таким же православным) я этому, почему-то, совсем не удивлен. Сюда, немного не вписывался местный спекулянт, но как я уже предполагал, его скорее всего тупо ограбили (судя по всему, очень нехило), а потом, по-тихому, решили актировать, чтобы волна от беспредела не пошла. Скажут родственникам, что он бежать пытался и пойди пойми, так это было или не так. В эту схему, неплохо попадал и золотопогонный наркоша. Он, явно не казак. Варяг пришлый. Почему, тогда, здесь, среди казаков и на такой должности? Да вот именно поэтому! Родни, скорее всего, в здешних краях не имеет. К окружающим, не снисходит. Судя по замашкам — не фронтовик. При этом, борзый до невозможности. Значит, имеет волосатую лапу где-то наверху. Вот и ведет себя, как наши менты в девяностых, беспредельничая по полной и отстегивая положенную мзду, выше. А если, вдруг, поднимется ропот, то такого человека не жалко и слить. Или, в зависимости от ситуации, перевести куда-то в другое место...

* * *

А на шестой день, попрощавшись с хозяевами, решили двигать из столь негостеприимной местности дальше. Дырка в ноге у Магомеда, не то, чтобы зажила, но он уже мог вполне сносно передвигаться. Выйдя за город, я думал, мы просто разбежимся, но этот абрек меня удивил. Подойдя вплотную, он, глядя мне в глаза, глухо сказал:

— Тшур. Я тэбэ уже гаварыл — мнэ сичас ошень нада к сваим. А патом, я тэбэ в Ростове найду. Долга на мнэ. Долга жизны...

После чего, порывисто обнял и не оглядываясь, двинул куда-то в сторону далеких холмов. Какое-то время я глядел на прихрамывающую фигуру, а потом повернувшись к Бурцеву предложил:

— Ну что, студент? Пошли что ли...

И двинули мы в сторону Ростова. Под Екатеринодаром, сейчас, очень нездоровое шевеление идет. С довольно сильными, по местным меркам, боями. А в Ростове уже тихо. Да и расстояние да него плевое — чуть меньше трехсот километров. На машине бы, часа за четыре доехал, не нарушая правил. Но ноги не колеса, поэтому планировал за пару дней дойти до Покровской. Там железнодорожная станция есть. Вот оттуда и будем смотреть, как же нам сесть на поезд и добраться до Ростова. Бурцев, правда, волновался, хватит ли у нас денег, так как из финансов остался только золотой червонец. На это, я достаточно легкомысленно махнул рукой:

— Не переживай. Как говорил Остап Сулейман Берта Мария Бендер Бей, он же Бендер Задунайский, деньги будут валяться под ногами. Наша задача, их вовремя заметить и подобрать.

Дорога была пустынной, весеннее солнышко не только светило, но и немного пригревало, ощущение какой-то внутренней легкости, с каждым днем становилось все сильнее, так что настроение было хорошим и тянуло побалагурить. Только, Серега, шутливого тона не принял. Он как-то задумчиво протянул:

— Странные у вас знакомые... — и тут же без перехода ляпнул — а вы знаете, товарищ Чур, что еще больше помолодели? Теперь вам, максимум, лет тридцать пять-сорок можно дать. И глаза у вас синими стали. А были темными. Это я точно помню.

— И что теперь? Мне необходимо срочно состариться и почернеть взором?

— Нет ну... Просто я, в последнее время, над этим постоянно думал. И, кажется, придумал...

Заинтересовавшись, я даже шаг сбавил:

— Ну ка, ну ка?

— Мне, два года назад, попалась книга одного английского автора. Называется "Портрет Дориана Грея". Так там портрет старел, а человек изображенный на нем всегда оставался молодым. Может, все что написал Оскар Уайльд, правда и у вас где-то тоже портрет есть?

Я хмыкнул:

— Не сходится. По твоей теории, это я должен быть портретом, так как изначально пребывал в морщинах и облысении.

Бурцев взмолился:

— Но, ведь, должно быть хоть какое-то объяснение!

— Пф-ф! Легко. Допустим, попал я, весь больной, на излечение к бабке знахарке. Шел по лесу раненый и уже совсем собрался помирать. А тут, вдруг, избушка. А в ней бабка. Пожалела она стара молодца и влила в него какую-то гадость несусветную, от которой у него речь с памятью отбило, но зато вылечило на славу. Ну а наутро, блюдя честь девичью, она постороннего мужика с хаты выставила и пошел я, солнцем палимый, к людям. Лечение же тем временем не останавливалось. Вот ты помнишь, у меня шрам на руке был?

Студент, ошарашено кивнул и добавил:

— У вас, и на ноге, тоже был. Я видел, когда вы еще в мешке ходили.

— Теперь их нет!

Серега, окончательно офигел и жадно спросил:

— А это правда? Ну, про бабку? И как ее найти можно?

— Эй! Осади. Я же тебе сказал, что память у меня та микстура отбила. Я даже не знаю, сколько времени прошло до тех пор, пока себя осознавать не начал.

Бурцев обрадовался:

— Все равно — удивительно! Прямо как в сказке! Бабка, избушка... А вы знаете я слышал, что граф Калиостро, тоже что-то подобное мог делать. Но очень давно. И сибирский старец Акакий. Только вы первый, лично мне знакомый человек, которого действительно чудотворно вылечили! Про других, я лишь слышал и почитал те рассказы враками.

В общем, студент, получив пояснения относительно чудных метаморфоз, происходящих с товарищем Чуром, перестал терзаться на потусторонние темы и добавил прыти. А я шел и просто поражался легковерности нынешних людей. В нашем времени, мне бы в глаза плюнули после такого объяснения. Здесь же, студент все схавал и не поморщился. Наверное, из-за возраста. Более взрослые люди хрен бы мне поверили. Но я сильно рассчитываю, что пока доберемся до этих "опытных", у меня в организме уже все устаканится и изменения не будут сильно бросаться в глаза. И даже если Бурцев на каждом углу будет кричать о чудесном омоложении, то не поверят уже ему.

Дорога давалась легко. Пару раз нас подвозили на телеге попутчики. Потом, удачно нашли для сна, замечательный старый сарай, видимый с дороги. На следующий день, правда, пришлось один раз, на всякий случай, прятаться от большого конного отряда. Почва уже подсохла, и я их заметил издалека, по поднимаемой пыли. Вот мы в овражек и нырнули. То, что нас по-прежнему активно ищут я даже не опасался. Тем более что мордально стал совсем неузнаваем, да и стриженый Серега, без очков и в каком-то армяке, на который мы сменяли его пальто, совершенно не походил на разыскиваемого беглеца. Но с вояками, лишний раз сталкиваться не хотелось. Спросят документы и что им отвечать?

Ну а ближе к вечеру второго дня, нарвались. Сначала нас обогнала какая-то бричка (я, к этому времени, даже в марках телег стал разбираться). Проехав вперед, шагов на тридцать, остановилась. Я в общем-то сразу понял, что сейчас что-то произойдет. И оказался прав. В бричке, ехали вояки. Правил рядовой, а сзади, на диванчике, расположились два офицера. Вот они, обернувшись, разглядывали путников. Потом, один из офицеров, повелительно махнул рукой:

— Эй вы! Шевелитесь быстрее. Кто такие?

Трусцой подбежав к бричке, я сдернул папаху и коротко поклонившись, ответил:

— Дык это... С работ, из города идем...

Студент, (идиот) тоже зачем-то снял свой картуз и молча мялся у меня за плечом. Офицер же, подозрительно разглядывая модельную стрижку Бурцева, коротко приказал:

— Документы!

— Да-да... чичас, скоренько...

Я полез за пазуху и молясь, чтобы не было осечки, медленно потянул наган. Не торопясь, это чтобы он курком за что ни будь не зацепился. Сколько не тренировался, все равно — если его быстро выдергивать, обязательно, падла, цепляется. Но "не торопясь" это не значит, что пафосно и картинно. Благородие, вон, только глаза расширить успел, увидев вместо бумаг, металл. И тут же захлопали выстрелы. Бах! Бах! Бах! Три попадания. Голова, голова и верхняя треть спины. Возница, выпал из брички. Один из офицеров тоже. Еще один, как сидел, так и осел на диванчике. Оглядевшись в поисках свидетелей (дорога была пуста) я скомандовал застывшему студенту:

— Быстро, помогай!

В темпе загрузив выпавшие тела (благо, лошадка никуда не стремилась убежать, лишь только всхрапывала, перебирая ногами) я взял ее под уздцы и бегом повел экипаж в сторону от дороги, за холмик. Повезло. Никто нас так и не увидел. А там уже начал осматривать добычу. Хорошо. Правки никому не требуется. Да и не готов я, пока, эту правку делать. Одно дело в бою, а вот так... В общем, не готов.

Серега же, опять отчебучил. Глядя, как я осматриваю тела, выдал:

— Чур, вы страшный человек. Зачем вы их убили? Сказали бы, как деду Михею, что нас ограбили и мы без документов остались. Он ведь поверил?

Я, удрученно кивнул:

— Моя вина. Только, я уже сказал, что мы с работ идем. Да и офицеры, это не дед Михей. И вообще — черт их дернул останавливаться... Ехали бы себе дальше и ехали. Даже если бы захотели нас арестовать, то как? В смысле — куда бы нас посадили? В этой бричке и места нет для дополнительных пассажиров. Просто, покуражиться захотелось? Ну вот, считай и покуражились...

А чуть позже, с восторгом осматривая трофейный Люгер, добавил:

— Вообще-то, это враги. Вот смотри ствол — я сунул Бурцеву под нос пистолет — все воронение на месте. То есть, практически не пользованный. И у второго такой же. Откуда они у них? От немцев! Те, оружие, в обмен на продовольствие, Краснову гонят. То есть, пока страна бьётся с врагом, эти ухари с ним договоры заключают. Так что, выкидывай свои либеральные мысли из головы и помогай!

Бурцев, лишь вздохнул и наконец-то стал заниматься делом. В этот раз, даже не блевал. А трофеи были знатными. Два девятимиллиметровых Парабеллума. К каждому по запасной обойме в кармашке кобуры и еще несколько нераспечатанных патронных пачек в саквояже. Вообще, саквояж оказался Клондайком. Там присутствовали две бутылки крымского вина, какие-то импортные консервированные шпроты, три плитки шоколада, а самое главное, помазок со стаканчиком и квасцовым камнем. Ну и бритва с ремнем для правки. Судя по набору, благородия к дамам собирались. И действительно — черт их дернул с нами связываться...

Тряхнув головой, отгоняя неуместную жалость, продолжил ревизию. В итоге, нам досталось довольно много купюр (как царских, так и керенок). С десяток больших серебряных рублей с профилем Николая второго, шмат сала, с хлебом луком и флягой (это было в сидоре у возницы) ну и оружие. Как я уже говорил, два пистолета с патронами и карабин рядового.

Распихав все нужное в заплечные мешки, я озвучил план:

— Так, студент, смотри, что будем делать. Трупы сгружаем в этот овраг. До Покровской, осталось километров десять. Может, чуть больше. Поедем на бричке. Прямо по степи. Чтобы с дороги не увидели. Не торопясь, а то лошадки ноги поломают. Заодно, в пути, отдохнем и поедим. А километров через пять-шесть, спутываем ноги лошадям и возвращаемся на тракт. Коняшки, потом, сами к людям выберутся. Ну а мы, в темпе успеем проскочить в станицу и на вокзале, будем узнавать насчет поезда.

Бурцев, верно заметил:

— В поездах, проверки документов часто проводят...

— Ну, мы же обговорили легенду. Приехали из Таганрога по коммерческим делам. А когда собрались возвращаться, то нас ограбили. Сами, ушли чудом. Хорошо, что деньги у меня были в потайном кармане, поэтому и сумели прикупить вот эти обноски. Сейчас пытаемся возвратиться домой.

Серега вредным голосом возразил:

— Да-а... сами наган выкинули, но два пистолета себе в карманы сунули. А вдруг нас обыскивать станут?

Я обрубил:

— Стволы не оставлю. Начнут обыскивать — разберемся!

Студент, на это, лишь жалобно вздохнул:

— Вы, только, просто так никого не убивайте...

— Просто так — не буду!

Глава 5

Сняв папаху и подставив щетинистую голову к солнышку, греющему уже по-весеннему сильно (хорошо все-таки на юге), я задумчиво курил трофейную папиросу и соображал, что же теперь делать. Студент, вился вокруг меня пытаясь вызнать подробности. А подробности были не очень. Начнем с того, что на поезда билетов не было. Но это не стало бы преградой, так как, пока существуют проводники, то наличие или отсутствие билетов в кассе, может являться лишь легким недоразумением. Но, отираясь на вокзале, я узнал гораздо более серьезный факт. Шмон в поездах был жесткий. Проверяющие, (обычно в количестве пяти-шести человек) лютовали. Причем, действовали грамотно. Один, оставался в начале вагона. Один, проходил в конец, перекрывая тем самым и вход, и выход. Остальные, занимались проверкой документов, с выборочным перетряхиванием багажа. При отсутствии ксивы, человек тут же задерживался и передавался, для выяснения личности, в контрразведку. Бывало, даже, наличие документов от этого не очень-то и спасало.

То есть, наш лепет про ограбление, здесь совершенно не играл, а снова попадать к контрикам, меня совсем не тянуло. Ибо, чревато. Бурцев опечалился:

— Так нам что теперь — опять пешком идти?

Мотнув головой, пояснил:

— Пешком, тоже опасно. Это нам крупно повезло, что сюда без проблем добрались...

Серега вытаращил глаза, и я поправился:

— Ну, почти без проблем.

— А как же быть?

Осторожно затянувшись папиросой, (крепкая зараза), ответил:

— Вроде, наклевывается один вариант. За околицей станицы, есть аэродром. На нем базируется два самолета. При этом, один из них поломан. По словам местных, завести его не могут. Сейчас пойдем, посмотрим, что там. Определимся с охраной. С режимом. Поглядим, что за самолеты. Ну, и если повезет, то попробуем воспользоваться воздушным транспортом.

Студент, потеряв дар речи, какое-то время вхолостую открывал и закрывал рот после чего, его прорвало:

— Но... но как же так? Разве, вообще, это возможно? И я никогда не летал... — тут, Сергея переклинило в другую сторону и глядя на меня восторженным взором, он возопил:

— Ах! Чур, вы умеете пилотировать аэроплан?

Я поморщился:

— Не ори. Не умею я управлять самолетом. Но я знаю того, кто умеет.

— У вас здесь есть знакомый пилот?!

— Нет. Но, думаю познакомиться. Пойдем.

Не обращая больше внимания на подпрыгивающего Бурцева, я двинул к окраине, на которую мне показывали местные. На полпути, когда он более-менее успокоился, стал инструктировать спутника:

— Слушай сюда внимательно. Я брат твоей матери. Мать зовут... Кстати, как ее зовут? Елизавета Григорьевна? Хорошо. Ты, соответственно, мой племянник. Здесь были по делам. Сам я из Питера. Работал на заводе вместе с Сикорским. Да-да. С тем самым авиаконструктором. Сейчас, в ожидании поезда, на который мы пытаемся купить билеты, я решил посмотреть на коллег. Ты, при этом, старайся рта не открывать. Вообще не открывать! Дошло?!

Студент кивнул и тут же попробовал вякнуть:

— А вы действительно...

— Молчать, сколопендра ушастая! Или оба погорим, мать твою растак!

Собеседник заткнулся, но, судя по виду, затаил. Я же, не обращая на надутого Бурцева внимания направился к виднеющемуся вдалеке солдату, который охранял подступы к аэродрому. Тот с интересом нас разглядывал, а когда подошли, ближе сурово оповестил:

— Не положено!

Пришлось мягко попенять:

— Я знаю. Но ты, вот что, голубчик. Позови-ка кого ни будь из начальства. Скажи, что встречи желает инженер с завода Сикорского.

Рядовой скептически оглядел мою шинель, с мятой папахой. После чего, не менее скептически окинул взором армяк студента. Я поспешил развеять сомнения:

— Вы, милейший, на внешний вид внимания не обращайте. Дорожные перипетии... Да-с...

В конце концов, был вызван унтер, который препроводил нас к старшему лейтенанту. Тот, представился поручиком Васиным и с интересом глядя на наш гардероб, поинтересовался целью визита. Я, отрекомендовал себя, как Ивана Ивановича Чурова. Рассказал историю с ограблением. Про документы только промолчал. А свой визит, объяснил желанием пообщаться с коллегами.

Поручик заинтересовался. Спросил о личном знакомстве с Игорем Ивановичем* (я кивнул).

* Игорь Иванович Сикорский

Потом поинтересовался, чем я занимался на Русско-Балтийском военном заводе и узнав, что перед ним, инженер-двигателист, пришел в восторг.

— Понимаете, мой "Антара ДС", уже третий день неисправен. А у главного механика тиф. Его помощник, пытался отремонтировать мотор, но не преуспел. Командир, еще с утра поехал в Дубровскую, выбивать другого механика, только вряд ли у него это получится. Дефицит -с. А вас сам бог послал! Может быть, посмотрите, что с моей птичкой?

— С вашей птичкой? А вы что — пилот?

— Да. Ну так что? Посмотрите? А я вам, билет на поезд организую. С билетами, сейчас, действительно, большая проблема...

— Ну хорошо. Ведите. Только, если можно, какой-нибудь фартук предоставьте...

Обрадованный поручик, тут же принялся давать распоряжения, а мы направились к самолету. Чувствовал ли я неуверенность? Не-а. Это же не движок "Мерса", напичканный электроникой. А у обычных моторов, причины неисправности по пальцам пересчитать можно. Или компрессии нет. Или бензин не поступает. Или воздух не поступает (либо наоборот — подсасывает, там, где не надо). Ну, или искра на свече отсутствует. Все! С компрессией я ничего сделать не смогу, а вот что касается всего остального, надо постараться, так как у меня появился интересный план.

Вообще, сегодня, со мною творилось нечто странное. Еще когда прояснял ситуацию с билетами, появилось все более нарастающее чувство беспокойства. А когда узнал о проверках, беспокойство перешло в ощущение смертельной опасности. Аж волосы по всему телу дыбом встали. Была твердая уверенность, что попытка проезда для нас кончится весьма плачено. С интуицией спорить не стал. Но когда принялся прикидывать пеший путь, то случилась та же фигня. Не дойдем мы. Шлепнут в дороге. Кто нас убьёт и почему, предположить не получилось. Только чувство опасности выло как сирена. Вот тогда-то и услышал про аэродром. В любом другом случае, у меня и мысли бы не возникло сунуться к самолетам, а тут стал прислушиваться к себе и — чудеса! Интуиция молчала. Так — только легкая опаска шкрябала. Вот мы и двинули к летунам, надеясь неизвестно на что. Теперь, главное, чтобы не получилось, как в том анекдоте про внутренний голос и ковбоя, нагадившего на голову вождя племени...

Когда подошли к аэроплану я скинул шинель (мне тут же был выдан синий халат) и остановил помощника механика, который уже кинулся открывать капот.

— Подождите. Давайте сначала попробуем его завести так. А я послушаю...

Васин, пожав плечами полез в кабину, а механик принялся крутить винт. Самолет сказал — Чих-пых-пых пых. Чих-чих-чих-чих-чих-чих-пых-пых-пых. Я поднял руку:

— Достаточно. Открывайте.

Так посмотрим. Угу. Двигатель звездообразный. Судя по радиатору — водяного охлаждения. Присутствует лейба на которой написано — "Salmson" и мощность — 150 лошадок. Даже карбюратор есть. Аж целых две штуки. Блин... Помню, мне как-то говорили, что таких самолетах карбюраторов не было. Получается, что ошибались. Так... так... Ну, где -то понятно. Сначала, проверил свечу. Искра была. Подача горючего? Вроде есть, но как-то неуверенно. Осмотрел шланг и проволочный хомут. Механик тершийся тут же и подающий инструменты проинформировал:

— Шланг не забит. Я его сразу почистил.

— Все рано снимай. Чудес не бывает.

И чуть позже, продавливая и сгибая топливный шланг победно улыбаясь сказал:

— Ну вот. Видите — трещина. Так-то она не видна, но если прижать, то видно. Отсюда воздух подсасывает. А когда двигатель пытается завестись, идет деформация и трещина расходится еще больше. Надо герметизировать.

Сказано — сделано. В ожидании высыхания герметика (судя по запаху — на касторовом масле) гостеприимный поручик, нас сводил на обед. Потом попробовали результат трудов. Правда, механик говорил, что герметик застынет только к завтрашнему дню, но я, с высоты своего инженерства, лишь демонстративно хмыкнул. Так-то маслопуп прав, но не зря же я еще и прорезиненой материей место трещины обмотал. Поэтому сейчас рассчитывал, что какое-то время шланг продержится.

Движок схватился почти сразу и ровно затарахтел. Поручик, счастливо улыбался из кабины. А вот когда он, погоняв двигатель на разных режимах, заглушил свою тарахтелку и спустившись на землю, двинул ко мне со словами благодарности, я приступил к охмуряжу. Выслушав слова, воспевающие мой инженерный талант, спросил у Васина:

— Господин поручик, вы же, прежде чем лететь на какие-то свои задания, все равно должны испытать качество ремонта над аэродромом?

Пилот кивнул. Тут я, (деланно) смущаясь и краснея изложил свою просьбу:

— Понимаете, в чем дело. У меня, племянник, просто грезит небом. Да и сам я, признаться, тоже... Столько лет рядом с авиацией, но не разу не поднимался в воздух. Не могли бы вы, взять нас, в этот испытательный полет с собой?

Тут все строилось на тонком расчете. Я ему, только что, починил средство передвижения. Он, только что рассыпался в благодарностях. И вот так сразу отказать? Понятно, что "не положено", но начальства нет и он, сейчас, здесь, самый главный. Так же общая лихость и раздолбайство летчиков, сыграло свою роль. Тем более, я не просил катать нас по одному, а сказал, что мы и вдвоем отлично в задней кабине поместимся. В общем— уговорил. Был снят пулемет (для облегчения веса), студенту была выдана кожаная куртка, вместо его крестьянского облачения (чтобы не замерз) и мы залезли в кабину. "Сидор" Бурцева остался демонстративно валяться на земле. Там все равно кроме вина, консервов и плитки шоколада, почти ничего не было. Зато свой, я умудрился незаметно сунуть под ноги. У меня там сало и патроны. Самый стратегически необходимый продукт. Ну и, мыльно-рыльные, куда же без них.

Когда устроились, Васин спросил о готовности, после чего, самолет, подпрыгивая на мелких кочках, начал разбег. Толчки становились все реже и вот, мы уже в воздухе. Сделав круг над аэродромом, аэроплан набрал высоту и поручик, в переговорную трубку, стал пояснять, что находится под нами. Я его послушал, а потом сделал предложение, которого он сначала не понял, а потом резко отказался. Но пистолетный ствол, несколько угомонил скандалиста. Да и как возражать, если он свое оружие, даже достать толком не может, не говоря о повороте ствола в нашу сторону? Его угрозу, что он направит самолет в землю, я парировал тем, что сам умею пилотировать. Шлепну пилота, переберусь в кабину, выкину труп и улечу. Тут я отчаянно блефовал, но поручик-то про это не догадывался.

Тем более, что и просил немногого. Просто, в течение часа лететь на север. Там, высадить нас, сев на любую дорогу и улететь обратно. Все! Я даже не претендую на его тарахтелку! И никакой я вовсе не шпион! Где он видел шпионов, которые могут чинить аэропланы? Я инженер, но на поезде ехать не хочу, потому что в поезде нас и ограбили! И ограбил, именно патруль! Что значит — "не верю"? А на хрена мне это придумывать? Отвели в пустой тамбур и там чуть не прирезали. Пришлось, на ходу из вагона выпрыгивать, благо паровоз не быстро ехал. Да и высаживать, он нас будет на территории контролируемой Добровольческой армией. Так что, чей я тогда шпион? Короче — убедил оппонента.

Тем более, что действительно не требовал от него лететь к красным, или до последней капли горючего. Васин, сам, за обедом рассказывал, что его "Антара", он же "Анасаль", может в воздухе два с половиной часа находиться. Заправлен самолет под пробку. Так что, час туда. Час обратно. Еще и запас остается. А за час, мы километров на сто двадцать — сто тридцать улететь сможем.

В общем, так и получилось. Я, ориентировался по солнцу (чтобы летун нас не туда не завез) но поручик, летел приблизительно на север. Потом, благополучно сели на какой-то проплешине, невдалеке от дороги. На саму дорогу мы бы не поместились — деревья мешали. Васин, к этому времени уже перестал плеваться ядом и мы, предварительно высыпав патроны из его револьвера, вернули ему оружие и даже помогли развернуть самолет (чтобы мог взлететь по своим следам). Правда на вопрос: "а где мы сейчас находимся?" пилот, лишь пожал плечами ответив, что в этих местах не бывал и сказать ничего не может. А потом, как тот Карлсон, газанул и улетел.

Проводив глазами удаляющийся "Анасаль" я повернулся к приходящему в себя Бурцеву:

— Ну что, студент. Почти полпути пролетели. Летун, про то, что произошло, скорее всего, молчать будет. Не выгодно ему о нас рассказывать. На аэродроме, скажет, что просто высадил нас на соседней станции и все. А даже если и начнет болтать, то пусть его. Мы, считай, в другом государстве сейчас находимся. Так что можно не опасаться. Меня вот, только, сильно смущает твоя стильная одежда...

Договорить я не успел, так как Серега, неожиданно набычился и, плотнее запахнувшись в куртку, твердо прервал:

— Кожанку, не выброшу!

Глядя в его шальные глаза, со все еще летящими к глубине зрачков облаками, только сплюнул. Пацан! Первый раз в жизни прокатился на аэроплане. Даже, не обрыгался при этом. А тут еще досталась заветная мечта всей молодежи — настоящая летная кожаная куртка. Да он, сейчас, на расстрел готов пойти, лишь бы в этом прикиде. Романтик хренов!

Так что, цыкнув зубом, успокоил взволновавшегося попутчика:

— Никто, твою прелесть выкидывать не собирается. Надо будет, просто, прикупить тебе какую-нибудь хламиду в ближайшей деревне. Куртку же, до времени, в мешок спрячем. А то ты сейчас смотришься, то ли как заблудившийся комиссар, то ли как самокатчик без мотора. И вообще — харэ болтать. Нам еще топать и топать. Так что, двинули.

Ну мы и пошли. Старались двигаться не по дороге, так как Бурцев, в своем поскрипывающем одеянии, выглядел довольно вызывающе. От этого, я несколько бздел и старался не попадать никому на глаза. Ближе к сумеркам, подуспокоился и стал присматривать место для ночлега. Дорога, в результате моих метаний, осталась где-то далеко в стороне, и мы топали, по какому-то совсем уж проселку. При этом, я рассчитывал, что рано или поздно, он нас должен вывести к жилью. В принципе, так и вышло. Небо еще было светлым, когда мы подошли к мелкому хуторку. Дом. Большой сарай (или это овин называется?). Два сарая поменьше. Забора не было. Странно, что живности никакой не видно. Или хозяева всех кур в птичник уже загнали?

Подойдя ближе к хате, я громко сказал:

— Добрый вечер! Ау! Хозяева есть дома?

Пару секунд была тишина, потом в доме что-то уронили (густой бас выматерился) и в открывшейся двери появился бородатый мужик. Какое-то время он оглядывал нас, оглядывал округу, после чего, сплюнув, спросил:

— Чегой-то надоть?

— Еще раз — добрый вечер! Мы из Сухума, до дому пробираемся. Вот, хотели узнать, нас на ночлег, в сарай, не пустите?

Хозяин, еще раз сплюнув, резюмировал:

— На хер!

Спать во чистом поле совсем не хотелось, поэтому зашел с другой стороны:

— Так мы же, не просто так. Заплатим за ночлег деньгу малую...

Бородач, почесал кудлатую голову и подозрительно разглядывая фигуру студента, поинтересовался:

— А ентот что в кожане? Комиссар?

Проклиная про себя хипующего Бурцева, я возразил:

— Какой комиссар? Это пацан — племяш мой. Ему, еще зимой, на именины, обнову подарили. Вот и форсит...

— Оружие есть?

— Вы что? Откуда у нас оружие? Мы, законопослушные люди!

Мужик еще раз как-то оценивающе посмотрел на Серегу и задал совсем некорректный вопрос:

— А деньги есть?

Мне, столь странный подход, совсем не понравился. Обычно, селяне, встреченные нами в пути, были гораздо более дружелюбными и не столь борзыми. А этот бирюк, живущий на отдаленном хуторе, ведет себя довольно странно. Не зря, чувство опасности у меня ворохнулось, как только увидел сего персонажа. Но так — слабенько. Гораздо меньше, чем когда я на аэродром собрался идти. Ладно... не в степи же, в самом деле ночевать? Погода не та. А мужика, мы всегда разъяснить сумеем. Поэтому, не меняя приветливо-просящего выражения лица, ответил:

— Немного есть. За ночлег заплатить хватит. Ну и если ужином угостите, так вообще хорошо будет...

Бородатый ухмыльнулся и буркнув под нос — "Кожан хорош..." — приказал:

— Ждите здеся. Я щаз.

После чего ушел в дом. Интересно, куда он двинул? За свечкой, что ли? Обдумать мысль не успел, так как появившийся в проеме хозяин, приказал:

— Ходи сюда.

Пройдя в хату мы, подталкиваемые бородатым, вошли в комнату. А там, за столом, сидели еще двое. Несколько свечей, давали неплохое освещение, поэтому разглядев не только их заросшие рожи, но и убранство стола, на котором, помимо продуктов стояла бутыль с чем-то мутным, я восхитился:

— Хорошо сидите!

Один из сидящих отрезал:

— Не про твою честь! — и обращаясь к собутыльнику заметил — Во! Гляди, Ляксей, какой дён сёдня рыбный! После полудни, один приперси. К вечору, еще парочка появилась. Ну тот то понятно — краснопузый. А енто шо за птицы?

Блондинистый Ляксей, лишь криво улыбался, глядя на нас, зато хозяин пояснил:

— Гуторят, шо путники. На постой просились. Но ты, Мирон, глянь, кака на сопляке справная одёжка.

Ошарашенный студент, молча слушал беседу, но как только речь зашла об его обнове, встрепенулся:

— Не отдам! Хоть убейте!

Мирон, покладисто согласился:

— А и убъем. — после чего, откинул тряпицу, прикрывающую лежащий на столе наган и схватив револьвер, подскочил к нам, заорав:

— А ну сымай кожан, паскуда! Сымай, покеда не пристрелил!

Все его внимание было сосредоточено на Сереге и от меня, он, почему-то, никаких действий не ожидал. Да и чего тут ожидать — тут, как я понял, принято бояться "человека с ружьем" и выполнять все его требования.

Поэтому, когда я ударом слева, по руке, выбил оружие, а правой, влепил в прикрытый бородой подбородок, он улетал с каким-то изумленным выражением лица. Я же, не поворачиваясь, ногой долбанул стоящего за спиной хозяина. Попал по хозяйству удачно. Сзади лишь всхлипнули и мягко обрушились на пол. Ляксей, за это время успел три раза моргнуть. Потом ступор с него спал, и он суетливо полез в карман, но увидев, мертвящий провал ствола Люгера, направленный в голову, застыл. Подбадривающе ему подмигнув, я предложил:

— Давай родной! Показывай, что там у тебя. Осторожненько. Двумя пальцами доставай.

А увидев, чем именно мне хотели грозить, чуть не рассмеялся. Такой здоровый парняга и такой маленький револьверчик. Что-то типа "Бульдога". При этом, подталкивая свое огнестрельное недоразумение по столу, в мою сторону, он еще и обиженно вякнул:

— А Митрий говорил, что у вас оружия нема...

— Я его обманул. Ладно что тянуть. Ложись на пол. Руки положи на голову...

Ляксей взволновался:

— Э! Э! Ты чаво задумал?

На что я, с ухмылкой, ответил:

— Даже не надейся, противный. Шмонать тебя буду. А потом и дружков твоих.

Блондинчик, меня понял как-то совсем уж превратно и вместо того, чтобы лечь как было приказано, неожиданно вжался в стену и убежденно сказал:

— Никак нельзя это делать. Грех это. Большой грех. Это у вас, в городе, непотребства всякие могуть быть, а здеся...

Растерявшись на секунду, я возмущенно сплюнул:

— Да тьфу на тебя, гомосек латентный! Обыскивать вас буду, а не то, что ты в своей бестолковке вообразил.

Про себя же, подумал, что со словами, особенно жаргонными, надо быть поаккуратнее. А то может выйти боком. Ляксей, поняв, что ничего ужасного я творить не собираюсь, принялся активно сотрудничать с захватчиками. А когда, после всеобщего обыска, встал вопрос куда девать связанных варнаков, с готовностью предложил подпол, в котором сейчас томился красный. Я заинтересовался:

— Чего вы его туда, вообще сунули? И что с ним, потом, делать собирались?

Очухавшийся к этому времени Мирон, глядя в пол, пробурчал:

— Ну, не в хате же его держать? А наутро думали его Голове отвезть.

— А нас куда хотели деть?

— И вас тож, к Голове...

— Понятно. Значит вы туда — я ткнул пальцем в подпол — а его — оттуда. Поглядим, что за человек. Давай, давай. Пошевеливайся!

В общем, хозяева слезли в подпол, а наверх был извлечен какой-то мужик, лет тридцати пяти. Подпольный сиделец, подслеповато щурился после темноты и пытался прояснить обстановку. Но до конца ему не дал проморгаться студент, так как подойдя ближе, удивленно спросил:

— Товарищ Лапин? Кузьма Михайлович?

Тот удивленно протянул:

— Да-а... А вы?

— А я, Бурцев Сергей. Помните, мы с вами в губернском комитете РКП беседовали? Вы еще говорили, что надо пламя революции нести темным массам? Зажигать сердца. Вот я и понес!

— Как же! Помню, конечно. Вас шесть человек было, и вы...

Закончить я ему не дал. Поднял руку, сказав "стоп". После чего, пару секунд разглядывал всамделишного коммуниста, а потом, без предупреждения, влепил ему под ложечку. Упасть не дал, поймав за воротник пальто и потряхивая стал интересоваться:

— Так это ты, падла такая, детей на смерь посылаешь? По твоему наущению, они к красновцам идут и прямо на площади, агитацию проводят? У тебя, мля, вместо башки жопа, или ты просто сука конченая, что такие вещи творишь?

Товарищ Лапин в начале безвольно висел, пытаясь продышаться, но по мере нарастания количества обвинений, решил возразить:

— Вы с ума сошли! Каких детей? На какую смерть? При чем тут красновцы?

Отпустив "товарища", я сплюнул и показав в сторону стоящего с открытым ртом Сереги, пояснил:

— Вот таких детей! Знаешь, где я его нашел? В контрразведке. А потом, нас расстреливать повезли. Мля! Да он бы, уже недели две как гнил, возле оврага закопанный!

Тут уже Лапин поднял руку сказав "стоп". И повернувшись к студенту уточнил:

— Товарищ Бурцев, у нас тогда, о чем разговор шел? Об работе на освобожденных территориях! При этом, в начале, надо было пройти обучение и получить плакаты наглядной агитации. А вы, после нашего разговора куда-то пропали... Как вы вообще, могли додуматься, к белым идти?

Теперь, мы уже вдвоем, заинтересовано смотрели на быстро краснеющего салабона. Первый не выдержал я:

— Студент, я тебе говорил, что ты идиот? Ах говорил. Так вот повторю — ты не просто идиот. Ты натуральный дебил!

А после, глядя в подозрительно заблестевшие глаза Бурцева, предложил:

— Ладно. Об этом, потом. Сейчас, давайте жрать и спать. У нас завтра, подъем очень ранний будет. И день хлопотный.

Глава 6

До красных, мы добрались на следующий день к вечеру. Ползком преодолевать линии окопов, не пришлось, за отсутствием таковых. Да тут вообще, линии фронта, как я ее себе представлял, не было. В принципе не было. И красные, и белые действовали вдоль железных дорог, захватывая очередную станицу или город и рассылая отряды, по обе стороны от железки. Ну, чисто чтобы объявить, что власть переменилась, а заодно прихватить за цугундер, не успевших убежать противников. Лапин, кстати, так и попал в переплет. Бодро ехал с отрядом, немного попутал с направлением, увлекся и нарвался на превосходящие силы противника. А когда их стали гонять, то отбился от своих окончательно, заплутал и как результат, оказался в подполе. Участь его ждала совершенно незавидная, но тут, на счастье комиссара, появились мы.

Этот представитель РКП(б), полночи о чем-то шептался со студентом, не давая спать и заткнулся только, когда я на них рявкнул. Зато днем, просто не замолкал, выясняя мои политические взгляды и пристрастия. Я запираться не стал, поясняя что если белые меня хотели шлепнуть, то никаких теплых чувств, к ним, испытывать не могу. Ибо, не мазохист. Про род занятий до революции, отговорился беспамятством, кивнув при этом на Бурцева. Тот подтвердил. А чего бы ему не подтвердить, когда они ночью, явно про меня разговаривали.

В общем, так и шли без всяких приключений. Лапин, все восторгался моей прытью и блатовал идти в их ряды. Я же, поражался про себя, неразборчивостью красных. Вот так вот, подобрать человека, считай на дороге, и тут же объявить его своим соратником. Исходя лишь со слов студента, да моих желчных замечаний и комментариев. Ну да. Предрек я поражение белому движению. Обосновал его, с точки зрения логики. Аргументировано поспорил о реальности мировой революции и возможности построения, даже не коммунизма, а социализма, в отдельно взятой стране. Но ведь это не значит, что я стал членом партии, с восемьсот лохматого года. Комиссар же, вел себя именно так как, будто встретил старого партийного товарища. Сам-то, он, вступил в партию еще в двенадцатом году. И в подпольной работе учувствовал. И на каторге был. А потом, Лапин, неожиданно выдал гипотезу, что, исходя из моей общей политической подкованности, я, наверняка, тоже из их когорты. И не помню этого, потому что после тяжелого ранения (или контузии) память потерял, а если бы не чудотворная бабка, то вообще загнулся бы.

Даже мои технические знания, в тему пришлись. Дескать, не мог обычный человек, так разбираться в моторах. Значит, я с ними дело имел. То есть, рабочим был. Пролетарием. Но обычный пролетарий, не в состоянии настолько глубоко понимать политические моменты. Соответственно, у меня подготовка хорошая была. А где ее можно было получить? Только участвуя в подпольной революционной работе!

В тот момент, я даже офигел. Вот ведь фрукт! Сам придумал "легенду". Сам ее обосновал. Сам в нее уверовал. Да если я ему, сейчас, правду о себе скажу, то он рассмеется в лицо и аргументирует мой бред, недополученным лечением. М-да... наивные люди. Куда только их наивность, к тридцатым годам пропала? Но, до того времени еще почти двадцать лет, а сейчас я только кивал спорил и едко смеялся.

В общем, так и дошли до Нижних Кугеев. Комиссар, сразу побежал в штаб, расположенный недалеко от вокзала. Там его встретили очень даже радостно. Я, тоже был представлен. А вот потом, па-бам! Мне был выписан первый в этом мире, личный документ. Мандат, в котором говорилось что товарищ Чур, является уполномоченным агитатором от ГубКома РКП(б). Офигеть! Думал, просто выпишут бумагу хоть как-то удостоверяющую личность. А тут, "уполномоченный" и без всякой особой конкретики. Правда, печать не ГубКома, а какого-то выездного комитета. Но, это фигня. Неужели, мои речи, так подпольного сидельца впечатлили? Ведь если дело грамотно повернуть, то я могу себе любые полномочия присваивать, под девизом агитации. Они, сами, что не понимают этого? Может и не понимают. Или я что-то недопонимаю. Или Лапин, на меня какие-то свои виды имеет, если столь интересную ксиву выписал. Еще и покормил. Да и ночлегом озаботился. А еще сказал, что послезавтра, в Ростов, вместе с нами поедет. После чего, умотал по своим делам.

Мне же, на месте не сиделось и было решено, пойти прогуляться. Студент, после пешего марша, клевал носом поэтому я его оставил спать, а сам двинул к вокзалу. Благо, только через улицу перейти. На вокзале, дневной бардак, постепенно уступал место, более спокойному, ночному бардаку. Кого тут только не было. И достаточно хорошо одетые господа в костюмах и с барышнями. И совсем сельского вида мужики с мешками. И даже крикливые тетки с узлами, зорко охраняющие свой багаж от стайки мелких гопников. Я же, смотрел на это дело, поражаясь смешению стилей. Хотя, тут поражаться? Поразился я раньше. Еще на той стороне. Это, когда узнал, что поезд, к примеру, из Екатеринодара, может проследовать в Ростов. Да-да. От белых к красным. И наоборот. И люди активно в нем ездили. И паровозные бригады не арестовывались. Тогда я еще задумался — сука, почему я не паровоз и не обладаю экстерриториальностью...

Так дальше еще смешнее. Например, занимают белые станцию. Комиссары и им сочувствующие активно разбегаются. А служащие станции, в полном составе, становятся на довольствие к белым. Тут — бах! Красные наступают. В этот раз, разбегаются уже белые с сочувствующими, а станционные служащие, даже не моргнув глазом, получают паек и зарплату уже от красных. Причем, это вообще не считается, какой-либо изменой! Так — рядовой жизненный эпизод. Единственно что, каждый флаг ставит на этой станции своего военного коменданта, который осуществляет общее руководство, ни в коем случае не влезая в тонкие технические вопросы.

Периодически, железнодорожники, начинали бузить. Или паек маленький, или денежное довольствие недостаточно, или вообще — переработок слишком много, а платят за них слишком мало. Тогда, к ним применяли репрессии. Но, довольно мягкие. Правда, под горячую руку могли и шлепнуть особо горластого, только это случалось крайне редко.

То есть вы представляете себе этот рай, для шпионов и разведчиков? Да у меня, даже сомнений не было, что каждый второй, если на каждый первый служащий, активно работает на понравившуюся ему сторону. И красные, и белые это отлично понимали, только вот, арестовывали лишь наиболее наглых Штирлицев. Да и тех, приходилось периодически отпускать, если им замены не было, а работали они на важном техническом посту.

Тут мои размышления прервал простуженный голос:

— Браток, огоньку не найдется?

Оглянувшись, я увидел отчаянно усатого парнягу, лет под тридцать, в солдатской форме. Тот, стоял с кривой "козьей ногой" в руке и вопросительно смотрел на меня.

— Конечно... — дав ему прикурить, покрутил коробок в руках и протянув его бойцу, добавил — держи. У меня еще есть.

— Благодарствую.

Постояли. Помолчали. Парню, видно, было неудобно уходить сразу, после получения презента и он, глянув, на мою уже потрёпанную шинель, спросил:

— С фронта?

Я вздохнул:

— Давно уже...

— А мы вот, только сейчас, всей своей кумпанией, решили до дома добираться.

Кивнув в сторону, он указал на группу людей в форме, оккупировавшую две станционные лавки.

— И откуда вы?

— С Волги. Почти все земляки. Так что сейчас вот до Ростова доберемся, а дальше и до Царицына доедем.

Тут, нашу содержательную беседу, прервали какие-то вопли, раздававшиеся с улицы, подходящей к вокзалу. Сначала было непонятно, что там происходит, но потом я разглядел толпу человек в двадцать и лошадь, к которой что-то было привязано. Толпа была вооружена, а когда они подошли ближе, стало понятно, что к лошади привязан человек. Судя по всему, уже труп, так как безмолвно волочился за коняшкой, не подавая признаков жизни. Какая-то баба, взвизгнула:

— Ой люди, что деится. Убили! Как есть, убили!

Из толпы, ей ответили:

— Цыц, дура! Ентот поп, супротив савейской власти замышлял. Вот, теперича и ответил за все!

Мы, с усатым, глядя на эту картину, одновременно выматерились. Он даже дернулся в сторону священника, но я его тормознул:

— Не надо. Ему уже все равно, а сам ляжешь. Они сейчас, под свой кураж, любого пристрелят. Кстати, не знаешь, кто это?

Парень сплюнул:

— Красные. А какие, точно и не скажу. Их нонче, столько разных развелось... Эти, больше, по замашкам, на эсеров, либо на анархистов похожи. И морячек, вона, у них за главного. А морские, все анархисты.

— Хм, а чего не большевики?

— Можа и большаки. Но, вряд ли. Тех мало и они, хоть немного, понятие дисциплины имеют. Эти же...

Усатый опять сплюнул и, внезапно протянув руку, представился:

— Федор Потапов.

Пожимая жесткую ладонь, ответил:

— Чур.

Потапов удивился:

— Эвона как! Это имя или фамилия?

— Это все вместе. Память у меня отшибло, вот что помню, то и говорю.

— Да-а... сильно тебя, браток, потрепало. Сам-то, из местных?

Я отмахнулся:

— Какой там! Сегодня только, сюда пришел. На днях, в Ростов, собираюсь двинуть.

Федор, оглядев меня от сапог до папахи, предложил:

— Так можа, вместе двинем? Мужик ты, вроде правильный, так что присоединяйся к нам!

Хмыкнув, ответил:

— Я к вам, или вы ко мне, жизнь покажет. А так, конечно! Спасибо за приглашение.

После чего, распрощался с новым знакомым и двинул на ночлег. Там, проснувшийся студент, сообщил, что заскакивал Кузьма Михайлович, который обещал прийти завтра, после обеда и просил, чтобы я был на месте. Согласно "угукнув", в ответ, рассказал ужаснувшемуся студенту про священника и не обращая внимания, на его причитания, завалился спать.

Наутро, перекусив трофейными дарами с хутора, я собрал оставшиеся скоропортящиеся продукты и потопал обратно на вокзал. Глянулся мне Потапов и поэтому решил, что если с комиссаром чего-то не получится, то поеду с солдатской компанией. Ну а если получится, то попробую убедить Лапина взять их с собой.

Бойцы, никуда не делись, да и Федор, встретив очень даже приветливо, познакомил с остальными. Ребята оказались с одной дивизии. И возраст у всех был приблизительно одинаковый — в районе двадцати пяти лет. Потапов, только, чуть старше. Двое семейные, прочих оженить не успели. Деревенские. При этом, усач, оказался целым старшим унтер-офицером. А еще двое — Демид и Мартын были просто унтер-офицерами. Остальные рядовыми и одним ефрейтором. Погоны, разумеется, у всех были сняты. А вообще, мужики хозяйственные. И на вокзале расположились грамотно. И оружие, на показ не выставляют, чтобы лишних вопросов не возникало. Винтовки то вон — в тючок упакованы, да мешками прикрыты. То есть, если что, огрызнуться могут нехило. Тем более, что все окопники и со стволами обращаться, за годы войны, научились очень даже хорошо. Про винтовки я понял, когда, усевшись на совместный перекур, оперся на что-то характерно-жесткое. Похлопав по мешку, удивленно произнес:

— Ну вы, блин, даете. Очень серьезно к возвращению домой подготовились. Еще бы пушку с собой прихватили...

Рыжий Мартын, шутливого тона не принял, пояснив вполне серьезно:

— И на хрена нам в деревне пушка? А тут, ежели набегут, такие как вчера, завсегда будет чем их приветить...

Я уже хотел было ответить, что сила они, пока держаться вместе, а в одиночку любого сломать смогут, но не успел. Через пути снова двигалась вчерашняя толпа. В этот раз, они даже держали подобие строя, направляясь куда-то в сторону окраины. Потапов ругнулся и как-то тоскливо сказал:

— Ну вот... Похоже, и до офицерья добрались...

— До какого еще офицерья?

Унтер пояснил:

— Да я слыхал, что там дальше, лазарет есть. Белые, когда четыре дня назад убегали, его забрать не успели. Ну и оставили сколько-то пораненных да дохтура с санитарами. Дохтур еще и местных пользует, а те ему за это продукты носят на прокорм.

— А почему думаешь, что они с ранеными что-то делать собрались? Может, просто посмотреть хотят, что там и как?

— Угу... такой толпой и такими рожами... Да и сам посуди — вот придут они. Начнут над офицерАми глумиться. Те молчать не станут. А там слово за слово и...

Потапов, обреченно махнул рукой. Я же, представив эту картину, неожиданно озлобился. Да ну нафиг! Если вчерашнему попу помогать было поздно, то сейчас еще поглядим чья возьмет! Ухватив студента одной рукой за грудки, прошипел:

— Скачками беги в штаб. Ищи Лапина. И скажи, что если он, вот эту

* * *

не остановит, то я лично его шлепну! Из-под земли найду и завалю! Понял??!!!

Бурцев, пуча глаза, судорожно кивнул и сорвался пуганым зайцем. А я, быстрым шагом, двинул в сторону куда скрылась толпа. Вслед крикнули:

— Чур, ты куда? Охолони! Убьют ведь!

На этот вопль, лишь отмахнулся и перешел на бег. Угу... убьют. Как же! Я ведь не собираюсь там грудью на амбразуры ложиться. Попробую, "товарищей", на пальцах развести. Если не получится, что же... У меня два Люгера, которые в помещении гораздо сподручнее винтовки. Да к каждому, по запасной обойме. До прихода комиссара продержусь. Лапин, производил впечатление нормального человека и в пресечении подобного беспредела, должен помочь. Ну а если он с ними заодно... Блин. Тогда все очень плохо и придется прорываться с непредсказуемым результатом. Конечно, благодаря подаркам Сатихаарли сила и реакция, у меня уже сейчас, лучше, чем у обычного человека. Но пуля-то она дура... Ладно. На месте разберемся. Тем более что уже почти дошел.

Лазарет представлял из себя небольшое одноэтажное здание с флигелем. Двор окружен штакетником. Вот в этом дворе, сейчас стояли и галдели, человек пятнадцать с винтовками. Вчерашнего матроса, не видно. Значит, часть уже зашла внутрь. Я прошел прямо ко входу, распихивая при этом людей. Те начали возмущаться:

— Эй! Ты чаго пихаишьси? Ты ваще, кто таков?

Не останавливаясь, представился:

— Я, уполномоченный ГубКома, товарищ Чур! Кто старший?

Какой-то рябой мужичек, в пальто, раскорячившись в проходе, сурово дыхнул перегаром:

— ДокУмент давай!

Я ощерился:

— Ты чо, не понял? Сказано — я ТОВАРИЩ ЧУР! Ты глухой, или калишный? Съе**л с дороги, мля! Будет еще, каждая мандавошка, с меня документы требовать! Бумагу, старшему показывать буду!

Общие взаимоотношения внутри этих ухарей, мною были просчитаны верно, и я не удивился, когда рябой, беспомощно оглянувшись, подался в сторону. Пихнув его плечом, прошел внутрь.

Ну что — лазарет как лазарет. С десяток коек. Пять заняты. Стоит, (судя по козлиной бородке) доктор. Его подпирает мужик в халате. Наверное, санитар. Тут же, еще четверо. Матрос, с каким-то белесым парнем к кожанке и два бойца. Появление нового персонажа, прервало их беседу, и матрос, окидывая меня недовольным взглядом, хмурясь, процедил:

— Кто таков? Чего надо?

Ухмыльнувшись, ответил:

— Вот мандат. Я — уполномоченный ГубКома. Пришел, от товарища Лапина, осуществлять контроль соблюдения социалистической законности.

Матрос, от такого пассажа аж тряхнул головой, после чего, вчитался в мои бумаги и недоуменно протянул:

— Агитатор?

— Ты, браток, внимательнее читай. И уполномоченный, и агитатор.

Оппонент завис, а я удивленно подумал — надо же! Они ведь с утра, уже бухие! А этот, в бушлате, судя по глазам, еще и закинулся чем-то сверху. Полирнул самогончик допингом. Чего же мне так, на наркош-то везет? Мореман, наконец отлип:

— А чо я тебя не знаю?

— Я только вчера прибыл. Ну что товарищи? Займемся?

Матрос, несколько удивился:

— Чем?

— Что значит "чем"? Вы сюда, для чего пришли?

— Ну дык понятно — недобитков порешить. Чтобы не отравляли воздух, своим смрадным дыханием! Чтобы свет революции...

Водоплавающий, сбился на лозунги, но я его прервал:

— Верно мыслишь, товарищ! Полностью с тобой согласен! Белых, надо уничтожать, всегда и везде! Сколько раз увидел беляка, столько раз его и убей! Только вот эти — я кивнул на побледневших раненых — уже не белые.

— Как так "не белые"? Вон тот, возле окна, цельный деникинский капитан! Мне это доподлинно известно.

Я фыркнул:

— Капитаном он был до того, как пулю получил. А сейчас просто ранбольной, без всякой социальной принадлежности.

После чего, перейдя на доверительный тон предложил:

— Сам подумай, браток — нам же на хрен не нужно, чтобы озверевшие "благородия", при первой возможности, раненых революционных товарищей, в лазаретах, резали в отместку? Так что плюнь ты на этих убогих. Они пока очухаются, уже и война, нашей победой, закончится!

Матрос заколебался и все бы у меня получилось, если бы не влез его белесый спутник. Не меняя постного выражения лица, он отчетливо сказал:

— Этто провокаттор...

И потянулся к кобуре.

Вот что мне было делать? Доказывать, что белобровый лабус не прав и я не провокатор? Нет ребята. Не та ситуация. Слово сказано и оправдывающийся, не имеет шансов. Поэтому, завопив во всю глотку в ответ:

— Да ты, деникинский шпион! Я тебя узнал!

Начал стрелять быстрее, чем противники изготовились к бою. Бах-бах-бах-бах! После чего бросок в коридор и там еще три выстрела, по стоящим в дверях. Да уж, к тому, что враг начнет стрельбу с двух рук, они явно не были готовы. Теперь — быстрая оценка ситуации. Доктор, застыл соляным столбом. У раненых, глаза, стали как у рака — на стебельках. Так... этих мудаков, было около двух десятков. Семеро уже лежат. Считай, треть завалил. Но это было самое простое. Те, на улице, сейчас очухаются и станет мне солоно.

В этот момент, снаружи раздался редкий ружейный залп, а потом затарахтел пулемет. Я, было, пригнулся, но через секунду понял, что стреляют не по мне. Да и вопли, раздававшиеся с улицы, какие-то слишком панические. Потом пулемет замолк и знакомый простуженный голос, предложил поднять руки и сдаваться. В противном случае угрожал (если говорить образно) сделать с противником то, что Содом не делал со своею Гоморрой. Подивившись образности и многообразию русского языка, осторожно высунул нос за дверь. А там было лепо. Потапов, со своей великолепной шестеркой, принимал капитуляцию красных. Мартын, лежа за каким-то смутно знакомым ручным пулеметом, контролировал процесс. Федор, заметив меня, приглашающе махнул:

— Ты как,Чур? Живой? Не подранили?

Оглядываясь, подошел к ребятам. Действительно, спецы. Один залп, четыре очереди и все. В наличии, имеется семь пленных. Судя по стонам, возле колодца, есть еще пара раненых.

Подойдя ближе, молча протянул руку бывшему унтеру и крепко пожимая ладонь, спросил:

— А чего это вы так? Вроде и не собирались?

На что Потапов, совершенно неинформативно, но очень эмоционально, выдал:

— Да просто, задолбало это все! Сколько ж можно! — и улыбнувшись, добавил — ну и ты нам глянулся. Не бросать же, теперича. Вместе ведь, до Ростова катить думали.

Я, понимающе хмыкнул и отвлекся на пулеметчика:

— Мартын, а что это у тебя за агрегат?

Тот, любовно оглаживая оружие, пояснил:

— Ну дык, ружье-пулемет Мадсена. Не видал что ль?

— Может и видел. Только не помню... Хе! А говорил, что пушка в деревне не нужна!

— Да кака же это пушка? Это оченно нужная и полезная в хозяйстве вещь.

Поржали, а потом занялись насущным. Потапов, правда, порывался уходить из этого поселка побыстрее, напирая на то, что покрошили мы представителей какой-никакой, но власти. Я же, сходив в санчасть, принес свой мандат и объявил, что аз есмь власть! Документ, правда, обзавелся круглой дыркой и кровавым потеком внизу листа, но функций своих не утратил. Федор удивился, а я пояснил, что уполномоченным агитатором, стал только вчера. И если мои руководящие "товарищи", будут иметь что-то против уничтожения банды (а как еще называть этих пьяных ушлепков?) то они мне вовсе не товарищи. Тогда мы уйдем. И хрен нам кто помешает, потому что красных, непосредственно в поселке, осталось человек пятнадцать. Так что, вряд ли они станут дергаться.

Глава 7

А потом, в ожидании появления других представителей власти, мы занялись пополнением боеприпасов, перетаскиванием раненых с улицы в лазарет и легкой мародеркой. Самое смешное, что злодейский мореман, принявший пулю в грудь, оказался жив. Выходит, он под такой "балдой" был, что, наверное, даже болевого шока не получил и как следствие — до сих пор дышал. Кивнув на него, несколько пришедшему в себя доктору, я предложил заняться пациентом.

— И не надо так морщиться. В конце концов, вы клятву Гиппократа давали. А вон еще двоих несут. Так что теперь, в вашей санчасти, будет полный комплект бывших идейных противников.

Врач, протирая очки недоуменно поинтересовался:

— Почему "бывших"?

— Да просто я сомневаюсь, что они будут ночами ползать по другим койкам, с целью придушить оппонента. Ведь все лежачие. У них, максимум, только разговаривать получится. Зато, как весело здесь станет!

Доктор пробормотал:

— Вот этого я и опасаюсь...

После чего, дал указание санитару и одному из пленных (которые в этот момент заносили своих раненых), тащить матроса, как наиболее тяжелого, в операционную. А пока санитар там чем-то брякал, Айболит тут же мне выкатил быструю претензию, что у него почти ничего нет. Ни лекарств, ни перевязочных материалов, ни даже денег чтобы нанять хотя бы прачку. Ответить на его запросы я не успел так как наконец-то появились новые действующие лица. А точнее Бурцев, Лапин и еще трое мужчин гражданской наружности, но с винтовками. Я было насторожился, но комиссар повел себя странно. Вместо наездов, вопросов, или может, даже, попытки ареста, он, оглядывая место боя, растерянно матерился себе под нос и причитал что-то типа:

— Не успел... как есть не успел... Вот зараза, чего же теперь говорить им?

Наблюдая за суетящимся Лапиным, решил взять дело в свои руки:

— Михалыч, а ты вообще в курсе, что за беспредел здесь творился?

Тот, прекратив беготню, поднял на меня глаза:

— Про здешнего настоятеля? В курсе!

— Твою мать! Охренеть! И ты так спокойно про это говоришь?

Лапин взорвался:

— Не спокойно! Совершенно не спокойно! Я еще вчера к этим — он указал подбородкам на понуро стоящих пленных — ходил! Разобраться хотел. К порядку призвать! А они меня послали. Вот просто послали, по матушке, и все! А у меня верных людей практически нет! Все там — с деникинцами воюют!

— А эти тогда кто? Разве не твои?

Комиссар сморщился, будто уксуса хлебнул и ухватив меня за рукав, потащил в сторону. Где и пояснил, что его люди, во время выезда, нарвались на белых (это когда он в итоге, в подпол угодил). Их перебили и рассеяли. К сегодняшнему дню, вернулись буквально единицы. А для охраны станции, был послан отряд от "Красных соколов". Сами "Соколы" состояли из эсеров и анархистов. Вполне нормальные и вменяемые товарищи. Очень стойкие в бою. Почему конкретно, вот эта группа, начала вести себя как полные мудаки, он не понимает. Но еще вчера, по телеграфу, настучал командованию "Соколов" про потерявших берега подчинённых. Те, обещали, как можно быстрее, прислать своих представителей для разборок. И вот авторитетные люди приедут и что им говорить? Что их товарищей, практически в полном составе, на ноль помножили? И куда теперь кривая вывезет, он даже не знает.

— А когда их ждать?

Лапин вздохнул:

— Сегодня, после полудня.

— По количеству, что можешь сказать?

— Не знаю. Может трое, может пятеро. — тут, комиссар, несколько встряхнулся и подозрительно спросил — А тебе зачем, их количество знать? Не думаешь же ты...

Я ощерился:

— Все расклады и вид со стороны, этим "уважаемым товарищам", мы предоставим. Но, если они закусятся и решат нас завиноватить, осудив скорым революционным судом, то я их, в уста сахарные, лобзать не стану.

Михалыч, от моего пассажа, схватился за лоб, сбив фуражку на затылок и застыл. А потом неуверенно предложил:

— Может, вы просто из поселка, на пару дней уйдете? И ты и эти башибузуки... Где ты их вообще нашел?! А я уж сам, как-нибудь, разберусь.

— Отвечаю по пунктам. Это не башибузуки, а обычные сознательные граждане, которые сидя на вокзале, в ожидании поезда, всю вчерашнюю мерзость наблюдали. Ну а сегодня, решили помочь. Это первое. А второе состоит в том, что так как ты здесь ответственный, то на тебя все и повесят, если захотят. Или не повесят, если действительно вздумают разобраться. Будем мы здесь, или нет, никакой роли не сыграет. Просто, в первом случае, тебя шлепнут, а вот если мы будем рядом, то поостерегутся.

Лапин задумался, но потом, упершись взглядом в Мартына, ворчливо спросил:

— Сознательные люди, сознательные люди... А пулемет у них откуда?

— Что за женские вопросы? Оттуда! И вообще — тяжело в деревне без нагана... Ладно, ты пока думай, что с ставшимися анархистами делать, а я с ребятами переговорю.

Дембеля, все это время стояли в сторонке с интересом следя за нашими перемещениями. Подойдя к ним, поблагодарил мужиков еще раз и поинтересовался дальнейшими планами. Нет, то, что они до дома собрались это понятно. Но вот дальше, какие планы? Выслушав ответ, что часть решили зацепиться в городе (ага, без какой-либо квалификации), часть собирается осесть на земле (благо землицу крестьянам предоставили) я только вздохнул и пользуясь послезнанием, начал описывать их ближайшие перспективы. Вспомнил, и о наделах, и о кулаках, и о продотрядах. Рассказал о маячившей в будущем коллективизации.

Мужики сильно озадачились. Федор, даже, сгоряча предположил:

— Дык, что же теперь? Белым идтить помогать, чтобы такой недоли не приключилось?

Я ухмыльнулся:

— Думаешь, там по-другому будет? Продотряды такие же. Кулаки те же. Только что, землицы убавится, да помещиков добавится. Ну и вместо комиссара, будет какое-нибудь благородие.

Мартын скривился:

-Не... этих держиморд мы уже натерпелись во — он провел по горлу ладонью и прищурившись спросил — А ты то откеля, все энто знаешь? Можа все не так страшно будет?

— Сам-то веришь, в то, что сказал? Оглянись вокруг. Видал, чего твориться? Еще и страшнее будет. Когда, года через три, голод массовый начнется, из-за войны да разрухи.

Парни снова призадумались и тут голос подал обычно молчаливый Демид:

— Слухай, паря. Вот ты нам энти страсти рассказал с каким-то умыслом? Так ведь? Чегой тось предложить хочешь?

Унтер смотрел в корень, но я, поначалу, пошел в отказ:

— Рассказал, чтобы вы знали к чему готовиться. А насчет "предложить" ... Я сам, пока никто, чтобы вам чего-то предлагать.

Демид не согласился:

— Как это — "никто"! У тебя мандат есть. Цельного полномошного агитатора. И комиссара тутошнего ты по матушке крыл, а он даже и не мявкнул в ответ.

Тут уж задумался я, пытаясь сформулировать мысль. С этими ребятами, еще вчера болтал и заметил интересную штуку. Нет, домой они все рвутся. Но для чего? С родными повидаться. По деревне гоголем пройтись. Может, даже, повезет, вдову какую, тайно оприходовать. И что дальше? Людям, которые три-четыре года назад на войну попали и под смертью ходили, опять возвращаться под руку отца? Ведь недаром говорят, что служивый сын отрезанный ломоть. То есть, родителей, он, конечно, уважает, но и свое мнение имеет. Которое уже не станет замалчивать. Конфликты внутри семьи пойдут. И как оно получится? Куда вывезет? Мужики это понимают. А если учесть, что кроме кровных родственников, их там семеро по лавкам не ждут (все в основном, средние сыновья, которых оженить в свое время не успели) то сейчас служивые напряженно ждали моего ответа.

Если полчаса назад, я бы может быть и сомневался, что им сказать, то сейчас уже нет. А все в основном, потому что, когда проводил осмотр своих жмуриков то удивился тяжести полевой сумки белесого прибалта. Еще подумал — "патроны он там что ли хранит?". Но в сумке оказались не патроны, а четыре колбаски из плотной синей бумаги. Три потоньше одна потолще. Ковырнул бумагу и охренел — три банковские упаковки золотых десятирублевок и одна монетами по пятнадцать рублей. Еще был мешочек. Тоже с желтыми кругляшами и какими-то цацками. То есть, лабус, где-то очень неплохо разжился. Ну а сейчас, через него, и я. Тогда еще мелькнула шутливая мысль, что теперь можно заделаться батькой-атаманом. Это без золотого запаса не атаман, а фуфло. А с финансами — полноценный атаман.

Я не знаю еще, что мне предложит комиссар (в смысле на какое довольствие поставит) но зато я знаю, что лично могу предложить людям, которые последуют за мной. Вот и сказал ребятам, что дескать, на гражданке, сейчас перспектив не вижу. Поэтому, решил собрать свой отряд. Да, так получилось, что под эгидой красных. Нет, революционным пламенем не горю и на фронт не рвусь. В жизни, конечно, всяко может быть и если придется, то и повоюю. Но не рвусь. А они мне показались. Поэтому сейчас разговоры веду. Что и как конкретно будет у красных, не знаю, но от себя могу сказать, что голодными они точно не останутся и в рванине ходить не будут. После чего дал время на размышление, отойдя в сторону и закурив.

В общем что сказать? Невзирая на очень неясные перспективы согласились почти все. Только двое рядовых, решили идти домой и там пытать счастья. А весь командный состав (три унтера и один ефрейтор) двинули со мной. Единственно, обговорили то, что я при первой возможности, организую им побывку домой. Пообещав сделать все от меня зависящие, пошел к Лапину, который к этому времени проявился на крыльце здания санчасти. Вид комиссар имел несколько встрёпанный. Глядя на него, хмыкнул:

— Что? Здешний Пилюлькин требовал с тебя лекарств, денег побольше и бабу потолще?

Михалыч завис:

— Э-э... Какую бабу? Нет, баб он не просил. Просил лекарств, продуктов и людей в помощь. Черт! И ведь действительно, все это необходимо! Только где взять?

— Вот ты замороченный! Про лекарства и продукты сам думай, а насчет людей... — Я повернулся к колодцу, где тусовались остатки отряда морячка и крикнул — Эй, бандиты! Ходи сюда!

Опасливо поглядывая на меня, резко протрезвевшие от внезапных жизненных перипетий люди, приблизились. Один даже осмелился возмущенно пробурчать:

— Чего это мы бандиты? Мы революционные бойцы!

— Ха! Смешно, мля! Особенно вчера, тому священнику весело было, когда его ужратые революционные бойцы насмерть забивали! При всем честном народе! Да и сегодня, тоже, героически себя показали, когда убогих резать собрались! Чем вообще думали?

Тут голоса разделились. Одни начали вопить про священника — "а чего он сам первый начал? Нас матерно крыл и революцию черными словами поносил! А потом еще и проклял прилюдно!" Но вопили без души. Было видно, что теперь им несколько неудобно, за свою пьяную горячность. Зато вторые, были более единодушны. Щетинистый парняга, при поддержке кентов, сжимая кулаки яростно заявил:

— Это все Вилкас, падла! Все нудил и нудил, что надо вскрывать контрреволюционный элемент без промедления! Невзирая на пол, возраст и социальное положение. Мишку, гад, с панталыку сбивал! И теперь, в глазах товарищей, мы действительно, как бандиты выглядим!

Я возмутился:

— Что же вы за люди, если вас так легко с пути истинного сбить? Эдак, любой офицер появится, понудит и через час, уже за белых выступать будете?

Тут все разорались, совсем уж громогласно. Драться не полезли лишь потому, что опасались еще раз огрести. Взмахом руки прекратив базар, расставил точки над i:

— Короче. Ты — я ткнул пальцем в щетинистого — будешь старшим над своей командой. Скоро ваши командиры появятся, вот им и объяснишь и про "Вискаса", и про общую нестойкость. Так что идите, готовьтесь. Но, сначала выдели двух человек в помощь лекарям. И смотрите, раненых не обижать!

Парень хмуро кивнул, а потом поинтересовался:

— Оружие?

— Винтари свои, забирайте. И да... Тебя как зовут?

— Петр. Петр Ненашев. Боец ударного революционного отряда "Красные Соколы"!

— А я — Чур. Агитатор и уполномоченный. Уполномоченный по всему...

Лапин, во время всего нашего разговора не проронивший ни слова, ошарашенно глянул на меня и влез:

— Слушай Ненашев у вас же продукты есть? Вот и хорошо. Надо бы лекарям хоть немного подкинуть. Сделаешь? Ну и славно.

Кому-то это может показаться диким и странным. Ведь еще полчаса назад бой был. Мы положили их товарищей. А теперь, вот так легко, вручаем оружие назад? Ну да... со стороны выглядит действительно странновато. Но я слушал, что они кричали нам, когда шел разговор. И главное, как они кричали. Без ненависти. Даже без какой-то затаенной злобы. Человеческая жизнь, за годы мировой войны и за время начала гражданской, очень сильно потеряла в цене. И выбивание своих однополчан, было воспринято просто как наказание. Они накосячили? Накосячили. Вот их и наказали. Оставшимся в живых, просто повезло.

Еще и представители командования приедут и тоже вставят. От этого было страшновато. Хотя, с рядовых, всегда были взятки гладки, а за одно и то же два раза не наказывают. Именно так они и рассуждали, когда оправдывались передо мной. Поэтому и оружие им вернул. И в санчасть двоих направил, со спокойным сердцем. Им и в голову сейчас не придет, хоть как-то притеснять раненых.

А потом, когда мы шли в сторону штаба, комиссар все удивлялся:

— Ну, товарищ Чур, ты и жук! Как все повернул! То есть ты, пострелял людей, а упреки будут не к нам, а этим самым пострелянным! Мало того, они же еще оправдываться будут и объяснять, за что их стреляли!

Пожав плечами, ответил:

— Чего же тут мудреного, когда мы кругом правы?

А потом, оповестил, что ранее одиночный Чур, обзавелся еще четырьмя сподвижниками и двумя "цыганятами". В связи с этим, завтрашний отъезд в Ростов, подразумевает достаточно большую компанию. Михалыч, лишь успокаивающе отмахнулся. Его сейчас гораздо больше занимал предстоящий разговор с "Соколами". Я же по этому поводу вообще не парился. И оказался прав.

К нам приехали четверо. Трое в морских бушлатах и бескозырках и еще один весь в ремнях и с элементами военной формы. С элементами это, потому что кепка на нем была кожаная. Шинель не русская (даже не знаю чья, но покрой и цвет не наш). Френч явно английский. В общем, это, наверное, считалось высшим писком современной моды. Глядя на него, я даже подумал, что разговор у нас стрельбой может закончиться. Уж очень этот тип опереточно смотрелся. Но модник (а он и был главным) оказался вполне вменяемым парнем. Выслушал нас. Полностью оправдал наши действия. Пообщался с Ненашевым. Наехал на него, как БелАз на Оку. Потом, узнав, что мы с Лапиным, буквально завтра убываем в Ростов, посетовал, но утвердил Ненашева старшим и пообещал прислать к нему людей.

После чего, было посещение лазарета. Морячки поглядели на своего бессознательного "братишку" (того уже прооперировали, но доктор не давал никаких гарантий). Мельком глянули на остальных. Потоптались. Всучили врачу несколько купюр, с наказом заботиться о болезных получше и всей компанией убыли.

Лапин же, потянул нас всех в местный штаб. Хотя что я — "штаб, штаб". Наверное, по привычке. Как еще называть место, где местное военное начальство тусуется? Реально же, здесь когда-то располагалась мелкое госучреждение. Служащие разбежались, но от них осталась пишущая машинка и большой стол. Еще был сейф в углу, но от него не было ключей, поэтому железный ящик просто выполнял роль детали интерьера. Связь с внешним миром, осуществлялась при помощи гражданского телеграфиста, который был на вокзале (это в двух шагах отсюда). Личного состава, человек десять.

Прежде чем, комиссар начал знакомить Ненашева с комендантом, я потребовал Лапина выписать еще один документ. После чего, мотнул головой приглашая своих людей на выход. Там, расположившись на завалинке, закурили и я, глядя на сбитые каблуки и покоцаную кожу сапог своего воинства поинтересовался:

— А кто у нас наиболее хозяйственный и домовитый? Кто и торговаться умеет и достать чего-нибудь интересного, даже если этого, вроде, как и не найти?

Личный состав переглянулся и подумав, сознался что хозяйственные они все, но до определенного предела. А наиболее продвинутый, это Демид. Покивав, я встал и сказал:

— Тогда слушай приказ.

Тут меня удивила реакция мужиков. Вот только что они сидели на бревне с цигарками. А в следующую секунду уже выстроились короткой шеренгой. И от "козьих ног", дымка не видно. Даже студент, подавшись общему порыву, замельтешил лапками и через пару секунд пристроился замыкающим. М-да... что значит выучка. Удивленно дернув подбородком, я подошел к Носову и протягивая ему несколько купюр пояснил:

— В общем так, Демид Трофимович. Как наиболее продвинутый в этом вопросе, временно назначаешься главным по снабжению. По одежке, мы уже в Ростове будем думать, а сейчас, надо продуктов получить на нашу группу. Ну и дополнительно прикупить на сегодня пожрать, да и в дорогу с собой взять. Постараться найти казан, чайник, кружки ложки, миски. В общем, сам прикинь, что понадобится.

Носов ухмыльнулся:

— Ну дык, это у нас все есть. Разве что, продукты не помешали бы... Или у вас посуды нетути?

Я задумался:

— У нас есть. А вот на комиссара, возьми на всякий случай. И... ты грамотный? — собеседник кивнул, даже как-то обиженно — Ну извини. Вот тебе бумага, по ней в штабе пайку должны выдать, на отряд Чура. Но я бы, особо не рассчитывал. По-моему, у них там, шаром покати и кроме крупы нифига нет. Поэтому и деньги дал. У торговцев что-нибудь приобрести.

Демид кивнул, и я обратился к нашему единственному ефрейтору, Поликарпу Окуневу:

— Пойдете вместе. Так... на всякий случай.

А когда добытчики удалились я, глядя на студента, ухмыльнулся. Видно, было что-то в моей лучезарной улыбке, так как Бурцев задергался и кажется, решился сбежать. Но поймав его за воротник, обратился к усачу:

— А тебе Федя, самое ответственное задание. Вот видишь, молодой, необученный — встряхнув Серегу, зримо обозначил предмет разговора — Его необходимо привести "к нормальному бою". Недели за две-три. Захочет убежать, что же... держать не будем. Но если он с нами останется, то надо из него сделать человека.

Студент, весь в дурных предчувствиях, возопил:

— Товарищ Чур, вы что? Не надо из меня никого делать! Я и так человек!

Я лишь ладонью повел, показывая безнадежность пациента. Но Федор ободряюще улыбнулся и принимая поникший груз, сипло произнес:

— Нешта... и не таких в чуйства приводили. Сделаем!

— Да Федь ты еще учти, что он тонкий интеллигент. Студент-юрист. Романтик-революционер. Это значит, такие завихрения в башке, что я его только чудом не удавил. Так что, целиком полагаюсь на твой опыт... — и переведя взгляд на Бурцева серьезным тоном добавил — А ты Сергей понял? Ты, сам захотел остаться со мной. Поэтому Потапова слушаться во всем! Единственная жалоба с его стороны и полетишь к маме, из нашего отряда. Ну, или, куда захочешь туда и полетишь! Но без нас. Сейчас, времена такие, что придурь, просто опасна для жизни. А ты этого не понял, даже когда нас на расстрел везли...

В общем, толкнув руководящую и направляющую речь, оставил подчинённых, а сам двинул обратно к Лапину решать нерешенные дела.

* * *

Поезд катил настолько неторопливо, что казалось, будто, побеги я рядом, то точно обгоню состав. Но лучше, пускай, плохо и медленно ехать чем быстро бежать. Тем более что ехали мы вовсе даже не плохо. Да, вагоны — битком. Да, еле тянемся. Но ведь едем же? И пусть нас набилось в одно... э-э-э как бы это назвать? Ну пусть будет купе, девять человек. Но зато все свои. Я, пятеро моих людей, комиссар, да двое не примкнувших дембелей. Так что — едем.

Плюс, вокруг было много интересного. И пыхающий паром паровоз, от которого даже через закрытое окно, довольно сильно воняло гарью. И сам вагон, с компоновкой, типа наших плацкартных, но короче. Зато, с тремя парами колес. То есть, две пары по краям и одна посередине вагона. Выглядело это очень необычно. Внутри, все деревянное, с вкраплениями латунных деталей. Паропанк мля...

Панк, потому что грязновато. В саже все. Не то чтобы густо (видно, что протирали) но в саже. Самая занюханная электричка современности — это образец чистоты. Ну и пассажиры добавлению грязи активно способствуют. То есть, плюнуть на пол, или уронить и не подобрать мусор, это вообще в порядке вещей. Самое же смешное, что все постоянно что-то ели. Я-то думал, будет как в фильмах — народ сидит, вцепившись в чемоданы с узлами и настороженно зыркает по сторонам. А туда — сюда по вагону ходят патрули и редкие вкрапления налетчиков. Фиг там. Люди, невзирая на пол, возраст и социальное положение, едят, общаются, спорят. В конце вагона, даже гармошка пиликает. Проверяющих еще не видел. Бандитов тоже. Радует, что в вагоне курить не дают, а то бы точно задохнулись. Все культурно ходят в тамбур. Воздух, правда, от этого лучше не становится. Ну так, столько народа набилось. И окно не откроешь — тут же дыма от паровоза нанесет. Да и выстудит все.

В конце концов, поерзав на жесткой лавке я привалился к плечу соседа и начал прикемаривать, попутно обдумывая вчерашний разговор с Лапиным. Вечером, мы активно общались, а когда возникла пауза, он меня подколоть что ли решил, спросив:

— Чего, такой задумчивый стал? Заботы гложут?

Ну я, так же в шутку, ответил:

— Забота наша такая, забота наша простая, жила бы...

И тут вдруг, выпучивший глаза Кузьма, подхватил:

— Жила бы страна родная и нету других забот! И снег, и ветер, и звезд ночной полет. Меня мое сердце, в тревожную даль зовет.

Тут уж я охренел, потому что считал, что эта песня, годов семидесятых. Ну максимум, шестидесятых. Но никак не времен революции!* Хотя, если ее сейчас поют, то наверное, просто ошибаюсь.

* — Стихи Л. Ольшанина 1958г.

А Михалыч, закончив солировать, принялся тыкать в меня пальцем, говоря:

— Вот! Вот! Я так и знал! Знал, что ты наш товарищ! Когда еще в степи с тобой разговаривал. Я тебя подначивал, а ты ведь, все аргументы именно нашей фракции приводил! И про построение социализма в отдельно взятой стране! И про невозможность, на теперешний момент, мировой революции! Да и про другое, тоже! А теперь еще и песня, о людях будущей России!

— Стопэ, стопэ! Ты чего так перевозбудился?

— Так это же наша песня! Жилинцев! Еще, с пятнадцатого года!

Тут, я вообще перестал что-либо понимать:

— Погоди. Ты же говорил, что состоишь в РКП(б)? При чем здесь какой-то Жилинов... или Жилин? Там же, невзирая на коллегиальное правление, Ленин в авторитете?

Комиссар кивнул:

— Правильно! Товарищ Ленин. А Товарищ Жилин, является ближайшим соратником Владимира Ильича и входит в политбюро ЦК РКП(б)! Ну а мы входим в его группу. И я тебя, когда в первый раз услышал, то очень удивился. В начале, даже не озвученным мыслям, а словам и построению фраз. Такие обороты, в первый раз услыхал от товарища Жилина. Ну а потом, уже и мы их подхватили...

Почесав затылок, озвучил сомнения:

— Что-то, не помню я никакого Жилина.

— Как ты его можешь помнить, если память потерял? А товарищ Жилин, он же Иван Николаевич Березин, это известный революционер. В партии, с четырнадцатого года. Организовывал забастовки и стачки. Вел пропагандистскую работу. Писал статьи в "Правде". Занимался обеспечением подпольных типографий. Участвовал в освобождении наших товарищей с каторги. Да что там говорить — именно он убедил Владимира Ильича, о необходимости начала сентябрьского переворота!* Товарищ Ленин сильно сомневался в успехе, а Иван Николаевич тогда прямо сказал, что "вчера было рано, а завтра будет поздно"!

* Революционеры, поначалу именно так и называли, перехват власти у Временного правительства.

Странно, но я действительно не слыхал ни о никаких Жилиных, в большевистской верхушке. Хотя, честно говоря, я кроме Троцкого и почему-то Зиновьева с Каменевым (чем эта сладкая парочка занималась не могу сказать, лишь сохранилось в памяти, что явно отрицательные персонажи) никого и не помню. А вот слова насчет "сегодня рано, завтра поздно" с кучей аргументов, относительно гениальности выбранного срока, помню. Но говорил их не какой-то там Жилин, а непосредственно картавенький вождь!

Михалыч же, тем временем, продолжал вещать:

— Что там говорить... Если бы остальные товарищи продолжили план Ивана Николаевича, то и гражданской войны возможно было избежать. Он ведь и с офицерами работу вел. И с промышленниками, и с купечеством. Даже с духовенством встречался.

Я удивился:

— А чего это ты так — в прошедшем времени о нем говоришь? Убили его?

Кузьма вздохнул:

— Почти. Ранили сильно. В семнадцатом, в конце сентября, на него было нападение. Двоих охранников насмерть, а его так изрешетили, что врачи сразу сказали — не жилец. Но, товарищ Жилин выкарабкался. Уже, скоро месяц, как активно работает. И сейчас он в Ростове. Вот я и хочу тебя ему показать. Вдруг, он тебя вспомнит? Или что-то слышал о тебе. Ведь наш ты. Наш!

И вот теперь, слушая редкий перестук колес я, словно тот Бунша, терзался смутными сомнениями. Этот Березин-Жилин, если исходить из рассказов Михалыча, какой-то сильно продвинутый, для здешнего революционера. Плюс, современные мне речевые обороты...Так что теперь, моя развивающаяся не по дням, а по часам интуиция, настойчиво твердила что это жу-жу, неспроста. Выходит, седой не остался в той ванне и не попал к динозаврам. Он каким-то макаром, умудрился влететь туда же куда и я, только на несколько лет раньше. Как это у него получилось? Хм... а как у меня получилось съехать по времени на сто лет назад? То-то же. Вопрос относится к разряду неразрешимых.

С другой стороны, может, это все-таки, местный кадр? И это может быть. Ладно. Встретимся — разберемся.

* * *

Небольшое отступление 3

Ретроспектива. Напоминание.

Волна темпорально-пространственного переноса, усиленная энергией взрыва аккумулирующих емкостей, стремительно расширяясь, накрыла сначала красную, потом фиолетовую, а потом зеленую гелитегу. Разница между накрытием составляла крохотную долю секунды, но никто не мог точно предугадать, какой временной разброс получится на выходе...

Глава 8

Ростов, большой город. Причем, не просто так город, а целая столица Донской Советской Республики. Хотя, республик ныне, как блох на собаке. Ну это ладно. Проходящее. А я, оказывается, уже успел соскучится по нормальным, крупным городам. Именно городам, а не селам, станицам или поселкам. Тут, чувствовалось бурление жизни. Ну, или, бурление говн. Кому как. Вон, сразу за вокзалом, мы автоматически попали на митинг. Пока обходили толпу по краю, я волей-неволей прислушивался к оратору. Как ни странно, тот топил не столько против Добровольческой армии (с которой, собственно говоря, южнее и шли бои), а в основном, почему-то, против кадетов. Я, в первые секунды несколько удивился, думая, чем же так насолили Советской власти, учащиеся средних учебных заведений. Но потом, понял, что речь идет о конституционных демократах и школьники здесь не при чем.

А пройдя еще немного дальше, вперлись в следующий митинг. Там все было более-менее понятно. Аниматор, в гражданском пальто, но с ремнем и коробкой маузера, болтающейся сбоку, зажигал толпу призывами бороться как с Деникиным, так и с мародерством. При этом, основной упор, делал не на беляках, или враждебных казаках, а на мародерстве. Наверное, конкретно этот зажигатель сердец, является представителем местных правоохранительных органов, поэтому в своей речи, делает упор на бандитизм и грабежи. Как говориться, у кого что болит...

Вообще, интересно. Я как-то раньше не задумывался, нафига вообще эти митинги нужны? Нет, ну там накачка войск перед отправкой на фронт, это понятно. Объяснение обывателям смысла решений правительства, тоже понятно. Но вот, увидел пару митингов. В двух шагах друг от друга. Посвященные разным темам. И есть такое предчувствие, что этих митингов, каждый день, проводят чуть больше, чем до хрена. А все почему? Объяснение простое — нет сейчас телевидения. Даже радио и того толком нет! Можно, конечно, делать листовки и плакаты с новостями и призывами (что кстати и делается. Вон большие тумбы, все обклеены воззваниями и информационными листками) но это, несколько не то. Нет, грамотных хватает, и они доносят неграмотным, что же в этих бумагах говорится. Только, при этом теряется вся экспрессия!

А вот митинг, другое дело. Оратор, словно ведущий ток-шоу, играет чувствами толпы, тут же отвечая на "вопросы из зала" и реагируя на настроения, как опытный дирижёр. И, судя по всему, хорошие ведущие здесь в цене, так как скучного, неостроумного и мало темпераментного, толпа просто слушать не станет, разбредясь по своим делам. Ну, или, в поисках более забойного аниматора...

Лапин, в происходящем бардаке, чувствовал себя уверенно и пер как танк, уводя нас, куда-то влево от вокзала. При этом пояснив, что идти недалеко и извозчиков ловить, смысла нет. Я же, крутя головой во все стороны, приглядывался, принюхивался и прислушивался к окружающей обстановке. При этом улыбка сама собой растягивала физиономию. Как же я успел соскучится по людям! В смысле, по вот такой толкучке. Правда, потом, мы пошли какими-то переулками, и народу резко поубавилось.

А проскакивая один из проходных дворов, я услышал за сараями какой-то сдавленный вскрик. Детский, или женский. То есть, услышал его не я один. Наш куцый строй, остановился без команды, и все уставились в сторону звука. Только там теперь не кричали, а шла какая-то глухая возня. Комиссар, среагировал быстро. Кивнув в сторону сараев, предложил:

— Посмотрим, что там?

— Само собой. — повернувшись к своим людям скомандовал — Потапов с нами, остальные на месте.

Приготовив оружие, пошли вперед. А когда завернули за остатки поленницы, увидели самую банальную картину. Судя по всему, двое, в солдатских шинелях, поймали какую-то бабенку и собрались ее оприходовать в тихом месте. Один зажимал ей рот, а второй, с растрёпанной редкой бороденкой, пытался расстегнуть пальтишко. Я хмыкнул. Они за своей возней не услышали. Пришлось кашлянуть и громко спросить:

— И чего это вы здесь делаете? А? Мои дрова воруете?!

Несостоявшиеся насильники подпрыгнули и отпустив молодуху (которая тут же забилась в угол) развернулись к нам. Их винтовки, стояли прислоненные к стене, поэтому я продолжил изгаляться:

— Поймал, наконец, татей! Половину дров у меня за зиму скапитализдили! Ну все, гады! Гаплык вам настал!

Редкобородый, растерянно промямлил:

— Э-э... дык это... Какие дрова? Мы тут, с девкой... А-а...

Видно, что солдат лихорадочно соображал, чего же ответить. За насилие могут спросить. И достаточно сурово (не зря, ствол пистолета, смотрит ему между глаз). Или это я из-за дров, так взъярился? И прямо сейчас, шлепну их на месте за то, чего они вовсе не делали?

А я, завел всю эту бодягу, потому что вокзал достаточно далеко и значит, скорее всего, эти мужики не транзитники. Значит, они из местного гарнизона. Если мы сейчас их покалечим, то потом, возможны разборки. А убивать на месте, пока вроде и не за что. Или все-таки шлепнуть, пока никто не видит? Не люблю насильников... Мои сомнения разрешил Лапин:

— А ну, быстро мотайте отсюда, пока живые!

Солдаты, разом кивнув, засуетились. Один потянулся забрать оружие, но я рявкнул:

— Куда грабки тянешь? Я тебе сейчас этот винтарь, в задницу запихну! Бегом нах!

Мужики, опустив головы, быстро протиснулись мимо нас, на секунду остановились, увидев остальных, а потом рванули в сторону арки так, что только шинели развевались.

Послушав удаляющийся топот, перенес внимание на деваху. Точнее, не деваху, а барышню. Одета хорошо. Даже шляпка присутствует (которая сейчас валяется на подгнившей соломе, кучкой лежащей в углу). Лицо и руки чистенькие. Сапожки, на небольшом каблучке. Глядя на нее, почему-то в голову приходило слово "курсистка".

Она же, в ответ, настороженно взирала на нас. От протянутой руки, забилась еще глубже и внятно сказала:

— Отвали.

— Чего? Давай вылазь оттуда. Тебя как зовут-то, бедолага?

— От-ва-ли.

Похоже, ее заклинило. Но, бросать здесь, как-то жалко. Не в себе ведь, человек. Поэтому, подмигнув спутникам, наигранно-радостно произнес:

— О! Госпожа Ли! Извините, сразу не признал! А вас тут, ищут давно! Федор, иди скажи товарищу Паку, что его племянница, наконец, нашлась! Уважаемая От-ва, сейчас мы проводим вас к вашему дяде. Или, если хотите, ждите здесь! Товарищ Пак, сам сюда придет.

Барышня пару раз непонимающе мигнула и неуверенно возразила:

— Никакая я не Ли.

Я возмутился:

— Что значит "не Ли"? У тебя имя спросили. Ты сказала, что тебя зовут Ли. То есть, фамилия Ли, а имя От-ва. И дядя твой товарищ Пак! И глаза у тебя узкие! Мы, тут, весь город в поисках тебя перевернули! Нашли наконец! А она, задний ход дает!

Девчонку, от такого наезда, похоже, отпустило, и она, фыркнув от неожиданности, выдала:

— Ничего у меня глаза не узкие! Вот! — в доказательство вытаращив зеленые гляделки, запальчиво продолжила — И никаких Паков я не знаю! И имя у меня вовсе не От-ва!

— Кто же ты тогда?

Барышня, наконец выдвинулась из своего закутка и, изящно слегка склонив голову на бок, представилась:

— Меня зовут, Елена Георгиевна Метелина. Дочь профессора Метелина.

Тут вмешался комиссар:

— Очень приятно. Только давайте, быстренько решайте, или вы здесь остаетесь, или мы вас проводим до более людного места. А то у нас, очень мало времени.

В общем, девчонка думала не долго и через минуту наш отряд двинулся дальше. А когда вышли из переулков то, Елена Георгиевна, показав небольшой особнячок и сказав, что живет там, очередной раз всех поблагодарила и рванула домой.

Вскоре и мы подошли к строению, которое Лапин обозначил как место обитания товарища Жилина. Не особо крупное. Перед входом, торчал боец с винтовкой. Пока Михалыч с ним говорил, я пытался понять, что же меня удивило в этом часовом. А потом дошло — звездочка на папахе! На всех остальных советских (кого я видел) на папахах были красные ленты наискосок. И красные же, банты на груди или нарукавные повязки. Ну, это понятно. Форма то, всех сторон конфликта одинакова и как-то идентифицироваться нужно. А вот у этого парня бант присутствовал, но вместо ленты была звезда. И вовсе не та, какую можно было предполагать увидеть. Не с закругленными лучами и плугом-молотом внутри, а самая что ни на есть современная мне. Прямые лучи. Внутри серп и молот. Размер только, крупнее обычной. Ну, это, наверное, потому что на шапку, а не на фуражку.

Пока я разглядывал бойца, комиссар договорился, и мы вошли внутрь. В здании нашу группу разделили. Моим бойцам предложили пройти куда-то по коридору, а нас с Лапиным, подтянутый парень в кожанке, пригласил на второй этаж. Там, перед массивной дверью, за столом сидел еще один "кожаный". Поздоровавшись, поинтересовался целью визита, после чего, пошел докладывать. Потом, нас пригласили зайти.

Ну что, кабинет как кабинет. Большой стол с лежащей на нем картой. Солидный кожаный диван. Даже, какой-то фикус, в крупной кадке, присутствует. Ну и сам хозяин кабинета, который шел к нам с улыбкой, протягивая руку:

— Очень рад товарищ Лапин, что вы вернулись. Ну, показывайте...

По мере приближения, он вглядывался в мою физиономию, улыбка вяла, а на лице все больше и больше, появлялось выражение ошарашенности. Да и я, с каждой секундой, начинал понимать, что этот человек мне знаком. "Седой"! Сильно помолодевший. Похудевший. С темно-русой шевелюрой и стальным взглядом серых глаз. Но это именно тот человек, с которым я под землей сидел. И он не остался в "ванной"! Не перенесся к динозаврам! Вот он — передо мной!

Жилин же, опять нацепил улыбку и ухватив ладонь Михалыча, бодро выдал:

— Очень... Да, очень неожиданно! Ну, товарищ Лапин, это действительно сюрприз!

При этом, чуть повернувшись ко мне, сделал "страшные" глаза. Я слегка кивнул. Понятно, не дурак. Иван, свою легенду вскрывать не хочет. Значит, при посторонних молчим. Комиссар, тонкости момента не всосал и радостно сказал:

— Вот, товарищ Чур! Я про него вам телеграфировал!

Иван, все так же улыбаясь, ответил:

— Я понял. Очень вам благодарен что вы его сюда привели. И да — мне действительно знаком этот человек. Сколько времени не виделись... Э-э-э, Кузьма Михайлович, может, вы нас наедине оставите? Все-таки, такая встреча!

Михалыч, понятливо кивнул и пихнув меня в бок, радостно поинтересовался:

— Ну а ты то, как? Вспомнил?

Неуверенно улыбаясь, я покачал ладонью намекая, что и рад бы вспомнить, но пока что-то не очень получается.

— Ничего! Теперь все нормально будет! Если знакомого встретил, то глядишь и память вернется!

После чего распрощавшись удалился. А мы с Иваном принялись разглядывать друг друга. Первым не выдержал Жилин:

— Да-а... Ты сильно изменился. Прямо, не узнать.

— Да и ты, бодрячком. Только я не понял, почему мне Кузьма говорил, что тебя с четырнадцатого знает? Ты в какой год попал?

Собеседник усмехнулся:

— Знает он меня с пятнадцатого. А попал я, в начале двенадцатого. Но, давай, сделаем так — сначала ты свою эпопею расскажешь. Насколько я понял, ты совсем недавно сюда провалился. Поэтому и рассказ короче будет. А я, пока, буду прикидывать, как снивелировать несуразности, которые ты, возможно, успел наворотить. Лапин говорил, что ты из контрразведки сбежал? Там, о своем иновременном происхождении, рассказывал?

— Я тогда вообще не говорящий был. Мог лишь мычать. Поэтому, получил на орехи и был сунут в камеру.

Иван поразился:

— Так тебя что — в первый же день сцапали?

— Ха! В первую же минуту! Ладно, слушай...

И я, принялся рассказывать свою эпопею. Жилин слушал, кивал, удивленно крутил головой, а когда рассказ закончился, подытожил:

— Ты, прямо, Рэмбо. Но все сложилось очень хорошо! Можно даже сказать — замечательно! Нигде не прокололся. А история про бабку экстрасенса и потерю памяти, полностью снимает все вопросы! Сейчас и не такое прокатывает. Я же тебе, такую "легенду" сделаю — пальчики оближешь!

Побарабанив пальцами по столу, я ненавязчиво поинтересовался:

— И зачем мне это надо? Ты, "товарищ из ЦК", эту легенду, для себя в первую очередь делать будешь. Мне и беспамятным не очень дуло. — и постепенно закипая повысил голос — Гляжу, за это время высоко взлетел. Только вот непонятно, почему тогда вокруг весь этот бардак твориться?

Жилин, заледенел взглядом:

— "Бардак", это ты про революцию или...?

— Именно что, "или"! С тобой или без тебя, революция бы произошла. А вот, что стало твориться после нее? Ты же вроде в школе учился и должен быть помнить, что было потом! Ведь ничего не поменялось, хренов ты попаданец!

Иван, после моего наезда даже как-то оттаял и безразлично пояснил:

— Ты про то, почему не предотвратил гражданскую? Вот как сказать...Готовился. Нужных людей подбирал. Встречи проводил. А потом, когда собрался запускать весь механизм в действие, меня почти убили. Двумя пулями в грудь и одной в голову.

Демонстративно оглядев собеседника, я недоверчиво сказал:

— На вид, очень даже живой.

Жилин вздохнул:

— А теперь, ты меня слушай.

Начал он с того, что я в своем рассказе упустил. То есть с ванн. Он там слышал голос. Так же, в начале, ничего не понимал. Потом врубился. Так же беседовал с Сатихаарли.

Тут, он прервался и уточнил, было ли у меня такое? Я кивнул, и собеседник продолжил. В него, так же, началась загрузка исправлений. Только голос постоянно причитал что приоритет отдан первому объекту. Тут, я навострил уши, так как мне про первый объект ничего не говорилось. Наоборот, все улучшения заливались нескончаемым потоком. Иногда Сатихаарли лишь сожалела, что что-то приходится синтезировать на месте и из-за этого, изменения будут растянуты по времени. Но на вопрос Ивана соврал, что дескать и у меня, та же история была. Даже выразил предположение, что первый объектом, была самая крайняя, пустая ванна. И она работала вхолостую, в ущерб нам.

Почему соврал? Да потому что жизнь приучила — если умеешь считать до десяти, то остановись на семи. Лишним не будет. А про себя прикинул, похоже мне был отдан приоритет лишь потому, что я в эту ванну раньше завалился. И уже сквозь сон слышал, как седой еще не лег и шебуршался снаружи.

Собеседник тем временем говорил о полосах загрузки. В отличие от меня, у него всего несколько полос, загрузились полностью. А все остальные, не радовали глаз, разной степенью пустоты. Ну а потом вспышка и он, голый как пупс, стоит на проселочной дороге, возле какой-то деревни.

После была полиция (с жалобой на потерю памяти). Там, к пожилому человеку отнеслись вполне благожелательно и передали в больницу. Из больницы пришлось бежать, так как неконтролируемое омоложение пациента, могло ввести доктора в ступор. В больнице же, из канцелярии, получилось умыкнуть документы, какого-то крестьянского мужика. Уже имея сформировавшуюся цель, пошел подсобным рабочим на завод. В этот момент Иван отвлекся:

— Ты не представляешь, какой это ужас! Рабочий день, двенадцать-четырнадцать часов. Упахиваешся, словно лошадь! У меня еще хоть регенерация повышенная, а остальные... — он только махнул рукой — Платят копейки. Вот, только, чтобы ноги не протянуть. Чахотка, в порядке вещей.

Я удивился:

— А ты что, про это не знал?

— Знал. Но одно дело знать и совсем другое, в это самому окунуться.

— Угу. Именно после этого, ты и воспылал пролетарской ненавистью к буржуям?

Жилин на подколку не повелся:

— Нет. Я же на завод с определенной целью устроился. Чтобы выйти на ячейку социалистов, да в стачке какой-нибудь засветиться.

— Получилось?

— Еще как!

Судя по дальнейшему рассказу, получилось действительно удачно. Три привода в полицию. Беседы с жандармами. Два месяца тюрьмы. Выход на свободу. Во время очередной стачки, драка с казаками и полицией. Арест. Суд и как итог — вожделенная ссылка. Вот там наш человек и развернулся вовсю, заведя более интересные чем в "крытке" знакомства. То есть, встал на путь профессионального революционера. Потом побег из ссылки. Участие в эксах. Подпольная работа. С каждым шагом, поднимаясь все выше и выше. А летом четырнадцатого, знакомство с Ильичем. Тот, только вышел из австрийской тюрьмы и быстренько перебравшись в Швейцарию, на собрании большевиков-эмигрантов заявил, что перестал быть социал-демократом и стал коммунистом. Вот здесь его Жилин и подловил.

— Ты бы видел его физиономию, когда я его поддержал, а после собрания, в личной беседе, стал оперировать его же мыслями, из еще ненаписанных статей!

— Погоди. Так он, не всегда коммунистом был?

Иван снисходительно посмотрел на меня:

— Нет. Это его так впечатлило что немецкие социал-демократы в полном составе единогласно проголосовали за военный бюджет. Кстати — тут собеседник прервался — Насчет войны. А ты в курсе, что это НЕ НАШ МИР?

Я опешил:

— Это, как?

— Вот так! В нашем мире, первая мировая началась двадцать восьмого июля четырнадцатого года. А в этом мире — четырнадцатого июля. Но, даже, не это главное. Ты помнишь, как звали мальчишку, наследника престола?

— М-м... Алексей?

— Угу. Это у нас. А здесь, его зовут Андрей. Да и имена дочерей и их количество, тоже не бьются. Вместо Ольги — Ирина. Татьяны же, нет вообще. И таких вот вещей, огромное количество. Это, еще из того, что я помню. А сколько всего не помню?

Похолодев от столь сногсшибательного известия, я глухо выматерился, добавив:

— Вот же сука! Все планы насмарку!

Жилин нахмурился:

— Знаешь, судя по твоим глазам, ты и наши реалии не очень-то знал. Вон, даже имя наследника, не сразу вспомнил. А тут вдруг встрепенулся. Чего у тебя за планы такие были, не поделишься?

Решив, что терять уже все равно нечего, я рассказал, чем занимался в последние годы. Но, собеседник вместо того, чтобы чертыхнуться от упущения огромной добычи, наоборот, встрепенулся:

— Стоп, стоп, стоп. Ты хочешь сказать, что в курсе о местонахождении крупнейших мировых кладов? Да это же... Это же все меняет! Это же вообще...

— Не знаю, а знал. Теперь это ...

Изобразив губами пукающий звук, я мрачно уставился в стол. Но следующие слова, меня буквально вернули к жизни:

— Нет! Знаешь! По моим наблюдениям, расхождения с нашим миром, пошли где-то с века восемнадцатого. Если и раньше, то ненамного! А все твои сокровища, были спрятаны гораздо раньше. Так что, может пусть и не все, но большинство, должно быть на месте!

Меня стало отпускать. Блин! Так и кондратий охватить может! Я думал, что все — кирдык моим наполеоновским планам. А сейчас, еще потрепыхаемся. И если не везде клады найду, то "даже немножечко, чайная ложечка, это уже хорошо". Тем более, что "немножечко", в тех объемах, это десятки если не тысячи тонн.

В общем, повеселел и очухался настолько, что даже смог пошутить:

— Интересно, откуда ты историю так хорошо знаешь? Да и статьи Ленина... У нас тоже, поначалу, до девяносто первого, была "Марксистко-Ленинская философия" но я засыпал, лишь только прочитав очередной заголовок. Или "погонам" эту философию более усердно впихивали?

И тут меня Иван поразил. Удивленно на меня посмотрев, он ответил:

— Почему, "погонам"? Я химфак закончил. Кстати, с красным дипломом. Это первая "вышка". А потом еще и химико-биологический...

— Погоди! Ты же в той яме, говорил, что "государев человек"!

— Ну да. Зам генерального директора НПО "Лист". И в Сирию, в командировку приехал, наблюдать за испытаниями нашего изделия.

Бр-р... я потряс головой:

— Не слышал... И вообще — тьфу на тебя! Я-то думал, ты полковник из силовиков, а оказывается, просто какой-то шпак!

Жилин широко улыбнулся:

— Обижаешь, боярин. Я как "твикс", два в одном. Ученый. И именно что полковник. — тут он поднял палец — на генерал-майорской должности. Вот, после командировки, генерала должны были дать. Но не срослось. Ладно, что было, то прошло. Давай, вернемся к нашим баранам.

Тут собеседник продолжил рассказ, попутно пояснив, что, где-то года через полтора после попадания, у него неплохо улучшилась память. Поэтому и получилось возить основоположника физиономией по аргументам. Но возить очень аккуратно и желательно, в приватной обстановке. Ильич, столь деликатный подход оценил и "восхитительного самородка" приблизил к себе. Ну да, особенно если участь, что тех, кто поддерживал его идеи, было тогда достаточно мало.

Я заинтересовался:

— Слушай, а его не удивляла твоя подготовка? Нет, я понимаю, что люди в эти времена, какие-то наивные, но ведь такое, в глаза сразу бросается.

— Еще как удивляла! А я ему в ответ предъявил стопки книг, размером с Монблан. Потрёпанных. С отметками на полях. И пояснил, что есть такое слово "самообразование". После этого и получил титул "самородка".

— Так, а внешний вид? Ты его с четырнадцатого знаешь. А некоторых, из этой братии, еще раньше. Их не удивило, что за четыре -пять лет на тебе не седин, ни морщин не появилось? То есть, все постепенно стареют один ты, как "Дуся", остаешься тридцатилетним на вид и не меняешь масти?

Иван поднял палец:

— О! А это, интересный вопрос. Еще перед ранением, то есть, через четыре года после попадания, обнаружил интересную штуку. Оказывается, я могу немного управлять внешностью. К примеру, добавить мешки под глазами. Или увеличить глубину мимических морщин. Только, кушать после этого, сильно хочется. Ну а после ранения, таких вопросов и возникнуть не могло бы. Я сам себя с трудом узнавал...

-Ха! Мешки под глазами, кто угодно и без всяких фокусов сделать может! Но идея понятна... А вообще, что у тебя за эти годы прорезалось? Мне же интересно, чего самому впоследствии ожидать?

Жилин пояснил, что помимо регенерации, у него возросла сила и скорость реакции. Улучшилось ночное зрение. Ну, то есть, в сумерках, стал видеть гораздо лучше. И даже ночью, когда небо ясное, вполне неплохо мог что-то разглядеть. Но самое главное, он стал понимать, лжет ему человек или нет. Правда, это происходило далеко не всегда, и Иван сильно рассчитывал, что данная чувствительность со временем прокачается еще больше. Тут я заинтересовался:

— А как это проявляется? Ауру какую-нибудь видишь, или еще что-то? Как понимаешь, что тебе врут?

— Какие там ауры! Просто чувствую... Вот, как ты чувствуешь, что трехлетний ребенок, тебя пытается обмануть? Ну, и у меня так же. Только, срабатывает не постоянно...

Да уж, что сказать? Очень и очень полезные свойства меня ждут в будущем. И сильно рассчитываю, что их будет больше. Не зря же у меня приоритетная загрузка была!

А собеседник, тем временем, продолжал рассказывать свою историю. Как он вошел в ЦК. Как боролся с внутренними противоречиями — "Ты не представляешь, какие там дрязги и интриги творятся. Впрочем, как в любой политике" — Конфликтовал, как с однопартийцами, так и с представителями других партий. Постепенно, обзаводился чисто своими людьми. Наводил связи и с будущими противниками. Более ранняя революция, это именно его рук дело. И, вроде, все было продумано, но выяснилось, что некоторые из здешних аборигенов, оказались более прозорливыми и гораздо более решительными, чем рассчитывалось. Это он понял, когда, приехав на очередную встречу, попал в засаду.

— Понимаешь, тут еще совершенно не принято было, вот так вот, отстреливать своих политических оппонентов. Дискуссии. Споры. Публичные унижения. Демонстративное игнорирование. Но чтобы стрелять... В общем я расслабился, а эти, охрану вынесли в момент. А потом и меня... Даже, про контрольный не забыли. Именно из-за этого выстрела в голову, я так долго и очухивался. Любой другой человек, гарантировано бы умер. Подчеркиваю — любой другой. Так что — Иван внимательно посмотрел на меня — "береги голову, Сеня!".

Что сказать? Я только кивнул, мотая на ус и поинтересовался:

— Кто же там, такой прозорливый был, ты так и не выяснил? По чьей наводке тебя убивали?

— Что значит, "не выяснил". Очень даже выяснил. Я одного из нападавших узнал. Это человек, из окружения Свердлова. Именно он, мне пульс пытался щупать.

Я поразился:

— Ого! И что теперь? Они же, начатое закончить захотят.

Жилин, мрачно усмехнулся:

— Уже не захотят. Это для них все внове, а у меня опыт девяностых. Пусть и чужой, но весьма действенный. Так что теперь, я являюсь кандидатом на должность председателя ВЦИК, вместо павшего от рук "мировой контрреволюции", товарища Свердлова. — визави закурил и щурясь от дыма, внезапно сменил тему — Кстати, хотел уточнить, чтобы потом не было недопониманий. Ты вообще, кем себя по жизни видишь?

— В смысле?

— Да в прямом! За бугор сдернешь, золотишко свое искать? Здесь останешься? Если здесь, то с кем? Я же не знаю — вдруг тебе, хруст французских булок уши закладывает и ты, не сменив порток, царя освобождать ринешься? Сразу скажу — у тебя, насколько я тебя узнать успел, это с легкостью получится...

Так же закурив, я какое-то время обдумывал ответ. Потом, все-таки собрался с мыслями:

— Знаешь... честно говоря, меня, сейчас вообще никто не прикалывает. Царя-батюшку, однозначно в топку. По нашим меркам, если бы он был простым менеджером среднего звена, то с таким результатом, вылетел бы с работы, по статье "профессиональная непригодность". Поэтому о нем и говорить нечего. Единственно, считаю, что валить Николая нельзя. Причин этому много, и очень серьезных. Но лично мне, в виде святого, он нравится гораздо меньше, чем в виде бывшего царя. Так что пусть этот рохля живет дальше.

Иван, от подобного поворота, поперхнулся дымом и прокашлявшись, улыбнулся:

— Полностью поддерживаю. Тут и одной личной причины, вполне хватит. У самого, та же фигня. А остальные?

— Чего остальные? Солянка из разнообразных белых? Бесперспективняк. Они все кончили плохо. Да, даже и без этого знания... Историю помню не очень, но только "верховных правителей", у них было несколько штук. В очередь, друг за другом. Лишь бы "поволодеть". Прикрываясь при этом, высокими словами о долге и родине. И остальных, будто Выбегалло* делал. Кто там у него, нахапал ценностей и решил закуклиться? Вот-вот. "Человек полностью удовлетворенный". Так и эти — каждый в своей вотчине объявил отдельную республику, не думая, что страну на куски рвут. Понятно, что у каждого, свои причины. Но они даже не врубаются, что в самом недалеком будущем, им придется под кого-то ложиться. Под европейцев, англичан, американцев. Там же, западная шобла, в полном составе, пожелает поучаствовать. Да и турки зевать не станут.

* персонаж повести Стругацких "Понедельник начинается в субботу"

— Но ведь, не все белые такие?

Я кивнул:

— Угу. Вот с теми, кто "не все", есть мысль поговорить...

Жилин, на это, резко взволновался:

— Э! Э! Ты это брось! С ними уже говорят! Влезешь — всю игру испортишь! Я тебя потом, в курс введу, чтобы дров не наломал. Хорошо?

— Ладно... так, о чем я? Ах да. В общем, белые, туда же — в топку. Что остается? Солянка красных? Толпа офигевших профессиональных террористов-революционеров, со странными идеями? Нет, какие-то задумки хороши. Просто замечательны. Причем, в основном, это касается социалки. А вот, если что-то глобальное взять, это же уму непостижимо! Только одна идея мировой революции, чего стоит? А их перлы, насчет пролетарского единения и интернациональной дружбы народов? Видел я эту дружбу и в конце восьмидесятых, и в девяностые. Да и потом... Так что, на фиг! Если бы Сталин, в свое время, их не окоротил, страна бы уже в конце тридцатых развалилась на куски, под внешним управлением.

Иван встал, прошелся по кабинету открыл окно (мы с ним уже конкретно накурили) и вернувшись на место, хитро глянул на меня:

— А если, вот эти завиральные идеи убрать? Судя по тому, как ты о России говоришь, тебе на нее не наплевать. И за бугор, судя по всему, не собираешься. Поэтому спрашиваю — ты как — не против, совместной игры?

Я почему-то сразу понял, что мне предлагает этот человек. Была куча нюансов, опасений, вопросов, но вместо этого, поднялся с полукресла и протянув будущему главе ВЦИК руку, сказал:

— Но смотри — в голову не стрелять. А то, придется огорчить всех, до невозможности. Я это сумею.

На что Жилин, крепко пожимая ладонь, ответил:

— Даже не сомневаюсь. Понятно, что на слово не поверишь, но в ЭТОТ раз, постараемся, вообще стрелять, как можно меньше! — и оставаясь вполне серьезным добавил — Как показало время, это сильно чревато для будущего!

Глава 9

Я стоял возле диванчика и упершись лбом в окно, смотрел на косые струи дождя, чертящие дорожки по стеклу. Вот тебе и юг. Вчера как-то резко похолодало (не в минус, а так — чуть выше ноля), но ветер добавил мерзости, поэтому сейчас на улице почти никого не видно. Лишь редкие прохожие, стараются побыстрее проскочить по своим делам. Зато, в такую погоду хорошо размышляется. Этим сейчас и занимался, вспоминая наш разговор с Иваном.

Мы с ним, тогда, даже не до ночи, а до утра проговорили. Обсуждали планы, намечали цели. Прикидывали возможности их исполнения. М-да... уж насколько я непоседа и человек действия, но даже меня оторопь брала, от количества предстоящей работы. Ничего, глаза бояться, руки делают. Прорвемся. Главное, чтобы исполнителя в процессе не шлепнули. Как там, говорил седой — "береги голову?". Другие ранения, наши организмы, вроде, более-менее переваривают. А вот если в башку прилетит, то это считай все — конец. Жилин, не зря на этом заострил внимание. Он ведь, реально, чудом выжил, несмотря на развитую регенерацию. То есть, сильные повреждения мозга, для нас недопустимы. Каску, себе, что ли, завести? Или шлем, как у Дарта Вейдера?

Представив себя в образе главного ситха, я ухмыльнулся и, мысли перескочили на наши фантастические способности. Интересно, ведь только когда они в кучке, то воспринимаются голимой фантастикой. А если взять по отдельности? Вот та же память? Лично был знаком с человеком, который тридцать секунд поглядев на лист с текстом, запоминал его до последней запятой. Я, правда, не знаю, это он один лист так мог запомнить, или большее количество. Мы, тогда, поддали в компании, поспорили и одного листа, вполне хватило чтобы признать поражение. Уникуму, на радостях и от общего офигения, был налит дополнительный стакан, после которого он стал совсем неговорящим. В общем, эксперимент прекратился. Но факт остается фактом. Удивительная память встречается и у обычных людей.

Хорошее зрение в сумерках? Так же, лично был знаком с обладателем подобного. Точнее, сразу с двумя. Еще в Чечне. Один из них был пулеметчик, а второй, из инженерной разведки. По виду, совершенно обычные парни. Но странное чувство испытываешь, когда тебе говорят — "Стоп. Вон там, на кусте, ветка шевельнулась", а ты, не то что ветки, ты и куста разглядеть уже не можешь! При этом, они оба считали себя вполне нормальными и удивлялись, почему окружающие так не умеют.

Определение лжи? Тут врать не стану. Про таких, только читал, или слышал. Говорят, хорошие психологи, на раз подобный фокус проворачивают. Там, обманывающий, как-то не так глаза скашивает, лица касается, жесты, определенные делает. И психолог сразу понимает, что его пытаются надурить. Правда, если врун является подготовленным человеком, то психолог, оказывается в пролете. Но, где в эти времена, встретить настолько подготовленных людей? Методики-то, гораздо позже появились. Хотя, все возможно и появления подобных персонажей, вполне ожидаемо. Только я не исключаю, что наш проапгрейденый организм, воспринимает больше контрольных сигналов, указывающих на обман. С другой стороны, в разговоре с Жилиным, я и утаивал чего-то, и недоговаривал, да и пару раз откровенно брехал. При этом, не был пойман. Хотя, он ведь тогда заметил, что эта его способность, срабатывает не всегда. Вот на мне, получается, и не сработала...

Что там осталось? Сила и скорость реакции? Тут, говорить вообще не о чем. Люди, вон, составы зубами тягают и палочками для еды, мух на лету ловят. А гимнасты, что вытворяют? То есть, ничего особо удивительного в нас нет. Только, если не считать, что все эти уникальные умения, собраны в одном месте.

Кстати, вспоминая разговор с Сатихаарли, мниться мне, что все люди планеты должны были обладать нашими возможностями. Но, не зря же она говорила про генное оружие. Эти сволочные Зелахирды, шваркнули им по Земле в незапамятные времена и испортили всю человеческую расу. Теперь, подобные способности проскакивают изредка и далеко не у всех. А вот еще, кстати, интересно — когда у меня дети пойдут, им передадутся мои возможности? Хм... это еще, если пойдут. Я ведь, теперь, на генном уровне, отличаюсь от всех остальных Homo Sapiens...

Тут, туманные вопросы будущего размножения, прервал стук в дверь.

— Да, входите.

Появившийся матрос, бодро доложил:

— Товарищ Чур! Доброе утро! А эти говорят, что могут выделить нам, только три пулемета! Остальные, все распределены по частям и крайне необходимы на месте.

Я мрачно цыкнул зубом:

— "Эти", это кто?

— Шамов и Кривошлыков.

Ого! Гришка, не мелочась, выполняя мое приказание, сразу начал трясти главного управленца и главного чекиста. Но получил фигу. Вернее, кусочек от фиги, так как мне, для выполнения задумки, надо было пять-шесть пулеметов. М-да...Это называется обломись. Вот кто бы думал, что пулеметы — такой дефицит? На двадцать пять тысяч войска, всего несколько десятков "максимов". Блин! Уму непостижимо! Ладно. Как сказал, пока еще живой вождь — мы пойдем другим путем! Поэтому, одеваясь, приказал:

— Готовь транспорт. Поедем к Трифонову.

Матрос козырнул:

— Есть! — а потом добавил — Чего его готовить? Пролетка, перед входом ждет.

Я, пряча улыбку, кивнул. Ну да. Раньше бы, этот охреневший в корень боцман, и не подумал, отдавать воинское приветствие. Как же — они ведь все свободные личности, поэтому выполнение царского устава, им просто невместно. Это разрушает братские отношения и унижает самосознание вольного анархиста. Уже садясь в крытую пролетку и натягивая полог (чтобы не так заливало) я вспоминал нашу первую встречу с этими гавриками.

* * *

Сотню балтийских матросов (даже побольше сотни) с собой привез Жилин. Привез, с целью укрепления обороноспособности Донской Советской Республики. Попутно, сделав необходимую накачку местным и проведя новые назначения в руководстве. Он, собственно, для этого и приезжал. Ну, а перед отъездом, большую часть мореманов, передал под мое начало, создав Особый Ударный Отряд. Временно их разместили в казармах таганрогского полка. Там и произошла наша первая встреча.

Водоплавающие, расположились слабым подобием каре и внимали Ивану. Некоторые курили. Тот, в начале, провел политинформацию, коротко описав окружающую нерадостную обстановку. А потом, представив меня, так же вкратце, рассказал о их новом командире. Дескать, старый подпольщик. Надежнейший товарищ. Воевал. Был ранен. Сейчас, является представителем от ВЦИК в ДСР.

Матросня, скептически оглядывала мою малоэффектную фигуру. Потом, кто-то из толпы, выкрикнул:

— А чего он такой невзрачный и как пяхтура одет? Маузер, командирский, где?

Водоплавающие заржали. М-да... вопрос с подвохом. Опытный Жилин, хорошо понимающий местные вкусы и запросы, перед этой встречей, хотел меня всего в кожу переодеть. Тот же "С96" в коробке выдать. Но я отказался. Иван, с низов не служил и поэтому немного не врубается в то, что значит новое начальство для подобных сорвиголов. А они должны сами прочувствовать, что командиром поставлен не просто, потому что так наверху решили. Нет. Командиром я стал, из-за того, что знаю и умею больше, чем они. Это особо актуально, в нынешние времена. И сейчас, сие, надо будет доказывать. В общем, отстранив уже пытающегося чего-то сказать Жилина, вышел вперед сам:

— Отвечаю по пунктам. В шинель одет, потому что я снял ее с одного из трупов тех контрразведчиков, которые меня на расстрел вели. Были бы контрики в бархат да меха одеты, стоял бы здесь в бархате и мехах. — на этих словах, смешки в толпе притихли, а я ухмыльнулся — Маузер же, не ношу, потому что меня, размер хера, вполне устраивает.

Мореманы, услыхав про интересный орган, насторожились. В конце концов, кто-то не выдержал:

— А при чем тут твой х..?

Я обидно хохотнул:

— Обалдеть! Вы даже этого не знаете? Ладно, просвещу. Просто, у кого, это самое дело крохотное, стремиться себе завести ствол побольше. Ну, для компенсации размера писюна.

Пару секунд стояла тишина, а потом строй грохнул смехом. При этом, все поглядывали на стоящего в первой шеренге парня, у которого на ремешке висела коробка с пистолетом. Угу. Похоже, вот он лидер этих людей. Формальный, или номинальный, дело десятое. Главное, что пользующийся уважением и авторитетом. Его даже сейчас, стоящие рядом, просто дружески пихают, но при этом, лишних слов себе не позволяют. Парняга же, покраснев, вышел из строя и закипая, решил наехать:

— Да у меня... да я лавку, хером ломаю! Да...

Я вытянул руку вперед:

— Стоп! Мебель портить не будем. А мериться станем по-другому. Лучше скажи, мил человек — ты стрелять умеешь?

Морячок, гордо приосанился:

— А то!

— Так же, как остальные, или получше?

Собеседник, ответил обтекаемо:

— У нас, все хорошо стреляют.

— Ну вот, давай и проверим. Пусть кто из твоих людей, головной убор подбросит, а мы попробуем попасть.

Парень, подозрительно оглядел меня в поисках оружия:

— Сам-то, из чего пулять станешь? Из пальца, что ли?

— Тебе что за забота? Или, заднюю включил?

Матрос, опять покраснев от злости, принялся распоряжаться. Очень быстро, все было готово и он, посмотрел на меня, в ожидании отмашки. Видя, что оппонент просто улыбается, чертыхнулся, скомандовав:

— Кидай!

Бескозырка, ребром полетела вверх. В ту же секунду, выхватил из карманов оба "люгера", поймал момент, когда она повернется плоскостью и начал стрельбу. Что сказать — я и раньше любил стрелять, удивляя умением остальных. А в последнее время, даже сам c себя фигею... Шесть выстрелов прозвучали короткой очередью. После чего, сунув пистолеты обратно, молча уставился на моремана. Тот, скептически хмыкнув, подобрал беску. Посмотрел на результат. Неверяще глянул в мою сторону. Начал, шевеля губами, считать отверстия. А из быстро обступившей его толпы, стали раздаваться удивленные возгласы.

Подойдя, я забрал превратившуюся в решето бескозырку и сунув ее обратно, в руки владельца, резко скомандовал:

— Все по местам! Сейчас посмотрим, на стрельбу вашего товарища.

Что сказать? Владелец маузера, пока головной убор летал, успел пальнуть два раза. Не попал. Да и мудрено, с такой здоровой дуры, навскидку, куда-то попасть. На это, в общем-то и был, мой хитрый расчет.

Оглядев насупленных, после подведения итогов, морячков я резюмировал:

— Понятно. Стрелять, вы не умеете. Строй держать, тоже не умеете. Я так понял, что товарищ Жилин, мне новобранцев втюхивает, выдавая их за опытных ребят?

Толпа, после моих слов, начала более-менее выравниваться и оттуда донеслись крики:

— Какие мы тебе салаги? Мы с немцами воевали! Да мы...! Да мы...!

Я повысил голос:

— Не новобранцы? Не верю! Вы же себя ведете как будто только вчера в армию попали! Орете, словно на сельском базаре! Вон там, какие-то ухари постоянно курили! Я не удивлюсь, если кто-то, в вашем строю и посрать успел, за время, пока товарищ Жилин речь держал! Вам там как — не воняет?

Владелец маузера, опять вышел вперед и мрачно глядя на меня, высказал:

— Ты нас, на голос не бери! Строем, мы выше горла находились и от офицерья, всякого натерпелись. А сейчас, мы свободные люди! Вольные! И в стойло, нас уже не загонишь! Мы тут, все анархисты. И коммунисты, тоже есть! Мы за революцию, любого на куски порвем и нам для этого, ножку тянуть, или строй держать, не надо!

Яростно ощерившись, я ответил:

— Там — ткнув большим пальцем за спину — я видел, как полсотни беляков, гоняли почти семь сотен наших. Гоняли, потому что имели понятие, о воинской дисциплине! А наши — такие же "вольные и свободные личности", тупо гибли из-за того, что им особо близко к сердцу пришелся приказ номер один Временного правительства! Каждый, считал себе в праве, оспаривать решения командиров. Каждый, мог просто не выполнить приказ! Каждый, считал себя умнее и прозорливее. Вот и насчитали... И это, идейные товарищи! А пол страны, уже про...али!

Матрос, от моего напора подался назад, но я не думал останавливаться:

— А начинается все именно с этого — я ткнул во внимательно слушавших нас людей — Выстроились, как бык поссал. То есть, сразу показали свое отношение к командованию. Типа х.. вы на него клали! Дескать, сами с усами и нет у вас авторитетов! За революцию, говоришь, всех порвете? Хер там! Это вас беляки порвут, как тузик грелку! Я не сомневаюсь, что вы ребята геройские и отступать не будете. А значит, там и ляжете все. На своем рубеже обороны! А город, со всеми запасами продовольствия и снаряжения падет! Потому что местные, они тоже все "личности" и тоже имеют солдатские комитеты и декларируют "права солдата"! Вас сюда привезли, в расчете, что вы станете тем стержнем, который вокруг себя оборону построит. Реальным образцом той армии, которая сейчас приходит на замену старой. Не красногвардейский ополчением. Не сборным отрядом добровольцев. А именно новой, Рабоче-Крестьянской Красной Армии! Можно было взять призывников или работяг, но взяли именно вас. Людей, которые знают, что делать по обе стороны от мушки! Понимающих. Обученных. Но вас, оказывается, настолько офицеры измордовали, что теперь, воинское приветствие отдать, смерти подобно! Рука, тут же отсыхает и жопа отваливается! И это, в мирной обстановке! А что в бою будет твориться? Запомните! Нет в армии демократии! А у бойца, есть только одно право — бить врага везде, где только возможно! Но, по уму бить, а не как левая нога, сегодня решит!

В общем разливался я минут тридцать. Вспоминая недобрым словом и приказ номер один и людей его придумавших. Проводил экскурсы в историю, говоря о еще римских легионерах, которые имели, как захотят, толпы варваров, лишь благодаря дисциплине. Тут же, на пальцах, разбирая наши свежие военные неудачи и называя их причины. Делал обидные сравнения с папуасами. Пояснял, о чем думали люди из Временного правительства, когда призывали к демократии в армии и какой цели они добивались (тут уж беззастенчиво преувеличивая и пользуясь послезнанием, нещадно рисовал самую черную картину). Растолковывал это на примерах. Опять возвращался к тому, что под собой подразумевает словосочетание "регулярная армия" и в чем состоит ее отличие, от различных иррегулярных формирований и прочих банд. В конце-концов, осипнув, отступил на шаг и повернув голову к Ивану, достаточно громко произнес:

— Нет, товарищ Жилин. С ними, мы никого не защитим. Без настоящей, жесткой, революционной дисциплины, этого не получится. Погибнут они бессмысленно и все. Забирай их назад. Пусть в Питере, реквизиции проводят. Пользы больше будет. А я с ними, в бой не пойду. Просто, потому что, боюсь подвести тебя, не выполнив задачу. Им ведь приказ отдам, а они пока, в своих комитетах его обсудят, нас уже сто раз вые..ут и высушат! Лучше здесь, из местных, подберу нормальных людей. Подучу. И будем иметь действительно надежное подразделение. Знаю, что могу не успеть, но все равно будет лучше, чем вот эти...

Ошалевший "седой", хлопая глазами, молча смотрел на меня. Да этого, он вполне понимал, что происходит. Понимал, что я держу ситуацию под контролем. Но, последним пассажем, я его напрочь выбил из колеи. Да что там говорить, я и сам от себя охренел. Чего-то, вдруг, внезапно, нарезка сорвалась... Так что теперь, не показывая вида, со страхом ждал что же будет. Мне то, заднюю давать нельзя. Это получится такой урон авторитету, что про командование можно смело забыть.

Тут я заметил, что, раздвигая людей, ко мне выбирается какой-то седоусый матрос, лет, наверное, под пятьдесят. Вот странно. Здесь все, в основном, молодые парни. Откуда он взялся? А вышедший, что-то шикнул впереди стоящим (строй тут же начал выравниваться) и направился к нам. Подошел, козырнул и вытянувшись во фрунт, громко, с хрипотцой, представился:

— Боцманмат Григоращенко! Разрешите обратиться?

Я кивнул, а боцманмат (что это за звание, мать его?) вздохнув, уже тише произнес:

— Вы, командир, не горячитесь. Братишек то, можно понять. Расслабила их эта вольница. Тут вы, во всем правы. И про этот приказ Керенского, тоже верно сказали. У нашего офицерья, так хорошо объяснить не получалось... Но ребята, быстро в себя придут. Это я, как председатель матросского комитета, обещаю. Может, давайте, все-таки попробуем?

Фух! Молодец, мужик! Какой же ты молодец! И как хорошо, что вот этот — второй авторитет в коллективе, оказался с мозгами! Не показывая накатившего облегчения, я согласился:

— Хорошо. Вас как, по имени отчеству?

Григоращенко, несколько удивленно повел головой, но сразу ответил:

— Матвей Игнатьевич.

— Угу. Очень приятно. А меня — Чур. — пожав руку собеседнику я продолжил — Кто являлся старшим, по время поездки сюда?

— Гришка. Э-э... бывший боцман, Григорий Трофимов!

— Это тот — с маузером?

Собеседник, поперхнулся смешком:

— Он самый!

— По подразделениям, как-то делились?

Боцманмат, пожал плечами:

— Дык, особой нужды не было...

— Понятно. Тогда порекомендуйте мне, троих грамотных и авторитетных товарищей. Будут, командирами взводов.

Григоращенко, пожевал губами, после чего, выдал:

— Может, мы на собрании комитета, это предварительно обсудим?

— Не-е, боцманмат! Кончились обсуждаловки! Или мы нормальная воинская часть, или сборище либерастов! Собрание, сможет только утвердить мое решение! А вы что, сами не в курсе, кто есть кто? Или, ответственность на себя брать опасаетесь?

Собеседник, неопределенно хмыкнул и, подумав несколько секунд, ответил:

— Данилов, Городецкий и Липатов. Бывшие унтер-офицеры. Ребятки грамотные и умелые. Люди их слушают и за ними идут.

— Понятно. Благодарю. Постойте пока здесь.

Сделав пару шагов вперед, оглядел выровнявшийся строй и скомандовал:

— Отря-яд! Равняйсь! Смирно!

Все. Они мои. Еще недавно оборзевшая матросня, выполняя команды, застыла в неподвижности. А я продолжил:

— Вольно! Липатов, Городецкий, Данилов, Трофимов, ко мне!

Вызванная четверка, быстро подошла и покосившись на Григоращенко, четко козырнула, представляясь. Вот! Умеют же когда захотят! Пожимая руки, я представился в ответ и поставил задачу:

— В общем так, товарищи. Отряд необходимо разбить по взводам. Взвод — тридцать человек, включая командира. Командир первого взвода — Липатов. Командир второго — Данилов. Командир третьего — Городецкий. Справитесь? — получив утвердительные кивки продолжил — Взвода разбить на отделения, по десять человек. Командиров отделений, назначаете сами. И смотрите — кумовства не разводить. Вам с ними в бой идти. Так что, назначайте наиболее толковых, невзирая на личные симпатии. Понятно? Хорошо. Далее, у нас будет взвод управления. Не пучьте глаза. Он так называется, не потому что вами управлять станет. Потом объясню, почему такое название. Командир взвода — Григоращенко. Вас там меньше всех получается, поэтому, Матвей Игнатьевич, в ваш взвод вольются мои люди. Все фронтовики. Унтера. Так что, ты их, пожалуйста, не притесняй. Чтобы не было этого — "пяхота, костяная нога"! Угу? Да, там еще один будет... студент. Вот этого, можешь притеснять, как хочешь. Поможешь Федору, человека из него делать. Ну, я, потом, вас с Федей, еще друг другу представлю. Что еще... Да, чтобы понимали — ваш взвод, всегда возле меня. Основная задача — обеспечение отряда и мой последний резерв. Так. У нас остался Трофимов. Хм... владелец большой пушки. Да ладно тебе — не кривись! Позвольте вам представить, товарищи — заместитель командира Особого Ударного Отряда, Трофимов Григорий... как тебя по батюшке? Вот. Григорий Иванович. Да, еще — комиссара, я вам позже представлю. Он сейчас, пропитание на всех добывает. На этом, у меня все. Командирам взводов, приступить к формированию подразделений! Списки личного состава, передать командиру взвода управления. Все свободны! Кроме Трофимова. Ты, Гриша, со мной пойдешь.

Новоиспеченные взводные, козырнув на прощание, разбежались выполнять порученные задачи. А мы, втроем, направились в сторону казармы.

* * *

Теперь понятно почему я улыбался? Нет, разумеется, у меня никто не занимался шагистикой и уставщиной. Это явный перебор. Тут и до бунта могло бы дойти. Взаимоотношения были, скорее, как в партизанских отрядах времен ВОВ. И личный состав мог гундеть, высказывать претензии, только, я очень старался, чтобы все недовольство, высказывалось, уже после выполнения приказа. Но даже это (то есть, типа, невиданное ущемление прав матросского комитета), вызывало недоуменный ропот и круглые глаза посторонних "красных". А мои ребята, постепенно привыкали. И даже где-то находили интерес в происходящем. Как же, ведь именно они являлись примером армейских взаимоотношений, которые будут приняты во всей Красной Армии. Что говорить, даже Ростовские дамы полусвета, отдавали предпочтение именно моим матросикам, выгодно отличавшимся от остальной солдатни, выправкой и поведением. Да уж, хорошо, что презервативы уже изобрели...

Ну а мне, оставалось, только по чуть-чуть подкручивать гайки. Понемногу, но каждый день. Вот как раз, через этот самый, матросский комитет. Люди там подобрались вполне вменяемые и против пояснений, почему надо делать так, а не иначе, не перли. По этому поводу, к нам, даже Шамов приезжал посмотреть, что за хрень в Особом Ударном твориться. Ну я и выдал главному чекисту, свое видение армии, да причины наших частых поражений. Поспорили. Даже поорали от души, но, тот уехал очень задумчивым, вслух сожалея о временной невозможности, так же организовать и остальные подразделения. Правда, обещал, хорошенько проработать этот вопрос.

Мы же, две недели занимались боевым слаживанием. Взвод в наступлении. Взвод в обороне. Рота в наступлении... При этом, зараза, современные мне боевые уставы, здесь не играли, практически совсем. Приходилось, многое придумывать самому. Ну, или, вспоминать. Нет, тут и ежу было понятно, что важнейшим фактором является мобильность и огневая мощь. Из вышеперечисленного, у нас были винтовки, один ручной пулемет (тот самый "Мадсен" Павлова) да собственные ноги. Пришлось, для начала, добывать и покупать лошадей. Немного. Хотя бы для разведки.

Потом, неожиданно (в первую очередь для меня), одна лошадка заболела, и чуть не сдохла. Блин. Я как-то упустил из вида, что это живые существа, а не автомобили. И мореманы у меня, почти все городские, поэтому вопрос прощелкали. Хорошо, Демид вмешался, подняв кипишь. Пришлось искать штатного ветеринара. Я ведь сам, на лошадях, только ездить умею. Достаточно неплохо. Это еще с детства, с того забайкальского поселка. Да и потом, в жизни, достаточно часто с четвероногим транспортом дела имел. Но одно дело уметь ездить и совсем другое — врачевать. Я же не коновал...

Ну а потом, после ветеринара, понадобился и свой отрядный человеческий лекарь, (когда на матросах пошли потертости от частых маршей, да еще и перелом руки приключился). Будете смеяться, но у нас появился даже свой кузнец! Потому что кони, сука, имеют свойство расковываться, а лошадиный доктор, категорически отказался забивать им гвозди в ноги.

И еще. Так получилось, что к нам, постепенно прибивались разные люди. Причем, совершенно посторонние. Тут, вообще интересно получилось. Все началось с того, что буквально с первого дня, в местном актовом зале (или как там это помещение называется) я, с комиссаром Лапиным, проводил вечер вопросов и ответов. Пояснял, какая будет армия. Пояснял, какая будет страна. Пояснял, какой будет мир.

Первые пару дней, там присутствовали только члены матросского комитета. Но, с каждым днем, народу становилось все больше и больше. Сначала, только свои. Потом, стали появляться люди в солдатских шинелях. Откуда-то даже гражданские проникали. Поначалу, все происходило на ногах, но уже на третий день зал был заставлен скамейками, и я, блин, как стендапер, давал сольные выступления.

Народ, при этом, так же принимал активное участие. Правда, не как на митингах. Мне совсем не нравилось перекрикиваться, поэтому желающие задать вопрос, поднимали руку и выходили на возвышение, где я располагался. Представьте мое удивление, когда на четвертый день, там уже выстроилась очередь из желающих, еще до начала всего процесса.

Ну а результатом всего этого общения, стало появление рекрутов, стремящихся примкнуть именно к нашему отряду. Как-то, пришли два десятка солдат. Как есть, строем и оружные. Попросились в часть, с аргументом — "у вас порядок". Пятеро студентов, (при виде них, я сильно испугался) и сразу послал коллег Бурцева, на хутор, бабочек ловить. Но ребята оказались настойчивы, да и с головой дружили. Куда тут деваться? Матросский комитет, к ним отнесся вполне благосклонно.

А вот пятерых юнкеров, встретил весьма настороженно. Пришлось объяснять водоплавающим что и как. Парни прониклись и через несколько дней совместных учений, даже выдали недоучившимся курсантам тельняшки. Типа, в знак принятия в свои ряды. Так что теперь, бывшие юнкера, ходили везде с расстегнутым воротом пехотной гимнастерки, демонстрируя всем желающим "морскую душу". Честно говоря, это я им подсказал такое странное нарушение формы одежды. А народу, понравилось.

Но отношение к юнкерам я на заметку взял и поэтому, когда после очередных вечерних выступлений, ко мне подошел человек в офицерской шинели и фуражке с невыгоревшим пятном от кокарды, пришлось заниматься мощной предварительной подготовкой. Будь у меня обычная пехтура, вопрос бы настолько остро не стоял. Но вышло так, что мореманы, к офицерам испытывают крайнюю идиосинкразию. И чувства эти взаимны. В причины углубляться не станем, но если я просто представлю нового человека перед строем и попробую продавить его кандидатуру, то возможно все, вплоть до бунта. Поэтому, зачем нарываться? Будем начинать помаленьку. Начнем бороться с радикализмом, именно с матросского комитета.

Ух, как они тогда вопили. Как будто и не было всех наших предварительных разговоров. Даже спокойный Григоращенко, высказался в смысле, что "не примет его братва". Но, как я и говорил, у меня уже все было готово. Поэтому, загрузившись в три пролетки и взяв пулемет (к тому времени у нас уже было два "максима") мы поехали за город. И не просто за город, а к определенному месту. Мы здесь, уже вчера, с поручиком Михайловским порезвились (я ведь говорил, что командир должен быть умнее и хитрее своих подчиненных?). И сейчас расставили взятые в казармах мишени, повесив их на прутики, а сами вместе с пулеметом ушли далеко за бугор. После чего, я предложил носителям бескозырок поразить цели. Ага, те самые, которые остались за холмиком. Комитетчики, сильно задумались (мишеней-то не видно). Тогда я предложил сделать то же самое Михайловскому. Помог ему, немного переставить пулемет. Ну да. Как раз в то место откуда его пристреливали (блин, как мы вчера собирали гильзы, чтобы ни одна предательски не попалась на глаза, это еще та песня). И поручик, проверив винты настройки прицела, лихо отстрелял пол ленты.

Что сказать? В мишенях были попадания. Не во всех, но были. Тут все правильно. Навесной пулеметный огонь, в принципе малоэффективен, а без пристрелки так и вовсе неэффективен. Только вот пристрелка, пусть и тайная, но была. И поэтому сегодняшнее выступление виртуоза-пулеметчика, произвело на матросню неизгладимое впечатление.

Теперь, настал мой черед вопить. Я тыкал носом комитетчиков, при этом вспоминая все наши прошлые беседы. Обращал внимание на их невеликие умения. Язвительно говорил, что они себя новой аристократией почувствовали, обзывая их коммунистическими барами, а стоящего рядом поручика, быдлом и черной костью, вся вина которого состояла в том, что он родился не в той семье. Предлагал мореманам, окончательно почувствовать себя аристократией и выпороть его на конюшне. Все возражения, пресекал их же словами, сказанными мне накануне.

В общем, сломались комитетчики. И остальных потом убедили, что смотреть надо на человека, а не на его происхождение, или профессию. При этом, (я как-то случайно подслушал), активно пользуясь моими словами и аргументами.

Кстати, интересную вещь заметил, общаясь с аборигенами. Очень мало кто из них, умел выворачивать слова так, чтобы превращать черное в белое. Нагло врать, тоже плохо получалось. Тут же выкупались. Как-то красиво и гладко ответить на необоснованные наезды, мало кто умел. И лохами их ведь не назовешь. Просто, бросалась в глаза какая-то общая наивность людей. В общем, они почему-то сильно напоминали жителей СССР в девяностые годы. Они, так же верили средствам массовой информации. Так же, покупались на любой развод расплодившихся кидал. Так же, открыв рот слушали завиральные обещания очередных ораторов.

Ну это все лирика. А вот то, что у меня получилось переубедить радикально настроенный личный состав, сильно радовало. Поэтому, когда к нам пришли два прапорщика и один подпоручик, то особого шума даже не было. С ними просто плотно переговорили после чего, бывшие "благородия", были зачислены в наш отряд. С не "белой костью", желающей влиться в ряды Особого Ударного, все было еще проще.

А к концу месяца, после получения очередной телеграммы от Жилина, я понял, что более-менее спокойные дни, для нас закончились. Все дело, было в Брестском мире. В моем времени, его заключили еще в начале месяца, на самых поганых условиях. Но сейчас (при мощнейшем давлении Ивана) революционное правительство крутило, вертело, дважды прерывало переговоры и жестко отстаивало свои требования. В конце концов, немцам это надоело и они, окончательно прекратив контакты, пошли в наступление. А до немецких передовых частей, было всего километров триста...

Глава 10

Нет. Это не юг. Это какая-то фигня! Либо, вопли насчет глобального потепления действительно имеют под собой место. Ну сами посудите. Во дворе начало апреля. При этом дождь, ветер и температура около ноля. А мы, всей толпой, во чистом поле. Когда у меня шинель стала льдом покрываться, я уж подумал, что все, полный кирдык настал — сейчас людей переморожу, потом они заболеют и мое войско уполовинится. Хорошо еще, по пути попался довольно большой хутор, в котором мы и разместились. Хозяева, к слову сказать, нашему приходу, совершенно не обрадовались. Но я заверил, что безобразий не будет, а несколько купюр, окончательно примирили их с неизбежным.

Мага, правда, удивился такому расточительству. В его кудлатой голове совершенно не укладывалось — зачем платить, если можно не платить? И даже наоборот — навариться. Мы же несравненно сильнее? Значит, надо выгрести все продовольствие, попользовать дочерей и жен хозяев, забрать все более-менее ценное, недовольных избить и быть счастливым. Что с него взять — дикий человек, дитя гор.

Этот абрек, меня настиг незадолго перед выходом подразделения. Я еще был у себя, когда Бурцев его привел. Серега, отбил Чендиева у часового, который уже хотел отоварить прикладом, хватающегося за кинжал, человека в бурке. Тогда, глядя на классическую (в бурке, черкесске, весь в кинжалах и газырях), полностью экипированную фигуру высокогорного бандита, я очень удивился:

— Мага, а ты откуда взялся? И как, вообще меня нашел?

Рыжеватая борода раздвинулась в улыбке:

— Вот. Все свой дел сделал. Тыпэрь долга пришел давать. Долга жизны. Со старик нашим говорыл. Они сказали — да. Нада так дэлат. Всыгда радом с тобой буду. Да. Пока нэ отдам.

Блин. Мне только "чеха", в виде телохранителя не хватало! Поэтому, предложив гостю разоблачиться, я пригласил его к столу и на секунду задумался, чем же его угостить? Думаю, сало смаковать, он точно не будет. Хорошо, самовар еще горячий. И сушки есть. В общем, как культурный человек, в начале угостив старого знакомого (он ведь мне буквально с первого дня известен), я решил обозначить свою позицию:

— Магомед. Давай сделаем так. Долга никакого нет. Ты его отдал сразу, когда конвоира загрыз. Поэтому, благодарю тебя за встречу, а сейчас собирайся и иди домой, в семью. К детям. К родителям. У тебя же свои дела есть? Вот и иди их делать.

Расслабленный Чендиев, не выпуская сушку, умиротворенно улыбаясь, кивал на мои слова, и я уже подумал, что дело в шляпе. Но не тут-то было! Дождавшись окончания моей речи, собеседник встал и упрямо наклонив голову, ответил:

— Нэт Тшур. Долга ест, нэ когда вмэстэ дралысь. Долга, когда мэна нэ оставил там. А тыпэр ты большой чэловэк. Командыр большой отрад. Знаю — воеват будэш. Я с тобой. Буду закрыват от врага.

В общем, как я не отбрыкивался, ничего у меня не получилось. Ну не пинками же его гнать, в самом деле? Пришлось брать с собой. Но, по-моему, воинственный чеченец, до сих пор лелеял надежду, что я являюсь просто предводителем очень крупной банды и впереди нас ждет богатая добыча, а лично его, еще и немеркнущая слава среди соплеменников. Хорошо хоть, с дисциплиной у Маги никаких проблем не было и слушался он беспрекословно. Ему бы еще русский нормально подучить...

В общем, на хуторе, в тридцати километрах от города, мы проторчали два дня. К тому моменту, свинцовые тучи разошлись и солнце, поняв, что на улице все-таки весна, стало нормально пригревать. И вот наш отряд снова топает по степи. А я все обдумываю свою авантюру. Никто ведь нас сюда, навстречу противнику не посылал. Да и кто бы это мог сделать?

Ведь Жилин, даже предположить не мог, что встретит меня в Ростове. Матросов, он вез как свою охрану и часть будущего экипажа бронепоезда, уже почти собранного и должного подойти позже. А другую часть, рассчитывал раскидать по существующим подразделениям, с целью укрепления боевой стойкости местных красных отрядов. Угу... а то ведь бегают краснюки, нарвавшись даже на более малочисленного противника, аж шинели заворачиваются. Матросы же, обычно, держаться дольше других. Не потому, что храбры как львы. Нет, бегать им не дают форс и понты. То есть, вне боя, поглядывая на всех свысока, они просто не могут под пулями, поддаться панике, как остальные. Весь авторитет, в этом случае, брякнется в такую выгребную яму, что проще застрелиться.

Чтобы было понятнее: матросня — это как десантура, в наши времена. Не скажу, что подготовка в ВДВ, как-то особо круче обычной пехотной, но у них в голове, постоянно культивируется, что они лучшие. И там, где пехотинец, вполне может свалить, у синего берета, такой возможности нет. Типа — а что люди скажут? А что свои скажут?! Поэтому, возможность купания в фонтанах на праздники, надо не просто заслужить, но и постоянно доказывать свое право на это. Как в бою, так и в жизни. Вот и у мореманов, сейчас, нечто подобное происходит.

Я же, в военачальники, не рвался совершенно. Мне, надо было, просто собрать сравнительно небольшой отряд реально надежных людей. Собрать, обкатать и вместе с ними двинуть проверять ближайшие золотые закрома. Про наличие Ивана, я ведь не знал и рассчитывал, что с деньгами, поправить положение в России, у меня получится гораздо лучше и быстрее, чем без денег.

Но, появление Жилина, спутало все карты. Нет, создание своего отряда, по-прежнему оставалось на повестке дня. Только, долгие поиски стали не нужны. Иван, убедил меня взять матросов, а потом уже из них выбрать, необходимых людей. Врал ли я водоплавающим, когда говорил, что они станут теми, с кого начнется РККА? Нет не врал. Просто не сказал, что они станут одними из многих. У Жилина и товарища Арсения (это, который, Фрунзе) большие планы на армию. Мы это тоже с Иваном обсуждали той длинной ночью...

Потом, я был представлен руководству Республики. Причем, все обставлено было достаточно хитро. То есть, мой отряд становился к ним на полное довольствие, но при этом, прямые приказы они мне отдавать не могли. Просьбы о помощи — ради бога. Но приказы, только через Питер и Жилина. Те, все равно были рады, так как войск в городе вроде много, но их поведение в будущих боевых столкновениях, находилось под большим вопросом. Да и без всяких столкновений, тоже... Тут я вспомнил, лично виденных несостоявшихся насильников и мысленно согласился.

Ну а сам я, начал воспитывать своих людей. И не только своих. Что, думаете, зря, проводил эти ежевечерние беседы? Там же народу, по несколько сот человек в зал набивалось. Вот из них набирал и будущую агентуру, и будущих сподвижников. Это, уже, разумеется, исключительно после приватных бесед (благо для сна, мне сейчас, часа три хватает, выше крыши).

Да и просто в отряд, люди ломились, как на буфет вокзальный. Слухи то, они быстро расходятся. Если бы всех рекрутировал, то уже несколько тысяч штыков, пришлось бы кормить. Но мне вовсе не нужно было количество. Мне нужно было качество. Поэтому и не мог упустить, два десятка пеших разведчиков с Румынского фронта. Тем более, они сами пришли. Да и другие — пехотинцы, юнкера, офицеры, казаки... Правда, оставлял после собеседования, исключительно штучные экземпляры. Вот так, вроде понемногу, но вырос "Особый ударный", почти в два раза.

Мы бы и дальше продолжали боевое слаживание, но тут — вызов в штаб гарнизона и передача телеграммы от Жилина, на мое имя: — "Переговоры с немцами закончились неудачей. Альфа. Идем ленточкой. Полем, сизый дым. Пять дней. Держи буфет.". Я лишь хмыкнул, прочитав ленту сообщения. Насчет немцев — другого и не ожидалось. А вот "Альфа" и все остальное это уже интереснее. В прошлый раз, Дроздовский, имея полторы тысячи бойцов, выбил красных из Ростова, одним ударом. Угу, все двадцать пять тысяч, бежали впереди собственного визга. А сейчас сообщалось, что он идет по степи и мне предлагается продержаться против него пять дней, до прихода какой-то помощи.

Интересно, что за помощь? Может, бронепоезд все-таки доделали и его сюда срочно направляют? Не зря ведь про ленточку говорилось. Неплохо было бы. Бронепоезд, нынче, это сила. А если к нему добавить пару тысяч нормальных бойцов, то враг обрыбится. Хрен ему, а не "буфет", то есть все огромные запасы продовольствия и снаряжения, собранные в Ростове.

Значит, что мы имеем? Фрицев, (которые прежде чем сюда прийти, будут воевать с разрозненными частями русской армии, которая еще считает их врагами) и отряд наиболее "патриотичных" офицеров, во главе с Дроздовским.

Этот хитровытраханный российский полковник заявил, что войска кайзера не являются его противниками. И воевать он желает исключительно с красными. При этом, кулуарно объясняя остальным, что будет идти впереди немцев с целью предупредить население о приходе кайзеровких войск. Нет, понятно, что каждый выживает как может и на большевиков у Дроздовского большой зуб, но думать-то, хоть иногда надо? Башка ведь не только для ношения фуражки нужна? То есть этот поц, с оружием в руках, сейчас активно помогает врагам, совершенно не заботясь о том, что же будет дальше.

А вообще, я для себя, противоположную сторону просто поделил на две категории. Первая, это те, кто самостоятельно, своими силами (пусть даже и с мизерной финансовой помощью союзников) хочет удавить коммунистов. Этих, я назвал государственниками и никаких особых претензий к ним не имел. Противники, как противники. Люди отстаивают какие-то свои идеи, стремления, чаяния. Было бы странно, если бы их не было. Нет драться с ними буду. И убивать буду. Но ненависти, никакой не испытываю. А при первой же возможности, вместо стрельбы, попробую договариваться. Даже просто потому, что слово Россия, для них не пустой звук и людей на ее территории проживающих, они воспринимают именно своим народом. Не даром, тот же Деникин, после начала Великой Отечественной, сказал гитлеровским эмиссарам: — "Я воевал против большевиков, а не против народа. И с удовольствием стал бы сейчас командиром Красной Армии".

Но, на той стороне, есть еще одна группа. Для себя, я ее назвал "власовцами". Это те, кому насрать и на страну, и на народ. Те, кто в своей ненависти готовы стать союзниками хоть дьявола, лишь бы уничтожить коммунистов и людей их поддерживающих. Даже невзирая на то, что это будет бОльшая часть населения. Вот как раз, типа Краснова или Доманова. Обидно, что Дроздовский к ним примкнул. Мне этот человек нравился. Правда, лишь до тех пор, пока не узнал о том, что он с немцами вполне спелся. С такими точно каши не сваришь и давить их надо до последнего.

Я хмыкнул, вспомнив, как современные мне российские "общечеловеки", лицемерно причитали, говоря о необходимости примирения белых и красных в начале двадцать первого века. Но, что тут примирять? Давно уже все примирились. Еще в сорок первом! Именно тогда, сами белые и определились, кто есть кто. Кто с Россией, а кто с "арийцами".

Но ведь "интеллигенция" не этого хотела. Они хотели примирения именно с Красновым, Шкуро и прочей мерзостью которые вместе с нацистами, нас мечтали уничтожить во время войны. Вот так вот — тупо уничтожить, как унтерменшей. И в мое время, именно те, кто ненавидит свой народ, то пытаются обелить Власова, то памятник Краснову поставить, то доску Маннергейму в Питере воткнуть.

И для меня вопрос — поддерживал бы Дроздовский нацистов, если бы не крякнул еще в Гражданскую, не стоит. Ведь он, прямо сейчас, с предтечами "сверхчеловеков", идет на Ростов. Значит, будем встречать.

Только вот, встречать я его решил не в городе. Если местные опять разбегаться начнут, то я этих паникеров, просто, удержать не сумею. И что? Размажут меня здесь "дрозды", как пить дать. Они и в поле размажут, только тут есть одно "но". В степи, мне не надо будет стоять "нерушимой стеной". Задача ведь какая? На пять дней задержать продвижение противника. Да этот противник, пять дней, только идти будет! Можно было бы вообще не дергаться, но вдруг враги, окажутся быстрее, чем я рассчитываю? Значит, лучше их встретить раньше и бить из засад.

Не зря я, в городе, пулеметами так озаботился. Пришлось и свой золотой запас, неплохо растрясти. Так что, у меня с собою, кое-что было. Шесть пулеметов "максим", три ручника и восемь тачанок (на которые, собственно, и потратился, так как на складах их не было вообще). Пулеметы на тачанки, может кто-то уже и ставил, но я этого не видел. А вот делать ударный кулак из нескольких мобильных пулеметов, точно еще никто не додумался. Экипаж тачанки — три человека. Мощность — четыре лошадиные силы. То есть, убежать сумеем быстро и далеко. Плюс, есть три десятка казаков из бедноты. Конные и оружные. Еще один десяток верховых, из бывших драгун. Несколько пролеток, да два десятка крепких телег, которые не должны быстро развалиться.

Вот этими силами, мы и вышли из города. Но уже к вечеру небо стало хмуриться и хутор оказался просто божьим спасением. Два дня потеряли, но, будем надеяться, что и противник, не мок зазря, а тоже где-то останавливался. Только все равно, надо спешить. Поэтому, лишь выглянуло солнце отряд, пошел вперед.

Часть всадников я сразу отослал в дозоры. Они и раньше, во время нашего похода активно шарились по степи выполняя роль охранения, но сейчас, получили задание оторваться от нас километров на двадцать. При обнаружении белых, в бой не вступать ни в коем случае. Уходить от противника не напрямую к нам, а в сторону (чтобы не навести). Посыльного, отправлять немедленно.

А после того, как шесть пятерок, веером поскакали к горизонту, мы неторопливо потопали дальше. Благо, погода, похоже установилась и идти было довольно комфортно. К вечеру, разведка вернулась, никого не обнаружив и отряд, встал на ночевку возле небольшой речушки. Кстати, с водой и с дровами в степи был полный напряг (это вам не питерские леса с болотами) и очень хорошо, что один наш казачок, подсказал это место.

Народ развел костры и занялся готовкой. Нет, у нас с собой была полевая кухня системы Маргушина. Одна. На складах валялось еще несколько, но они были поломаны. Да и это творение военного изобретателя, больше напоминало не кухню, а танк. Это я по размеру и весу сужу. Поэтому, решили, что одной самоходной кухни, для мучений вполне хватит. И часть ужина будет из нее, а остальную часть, отделения будут делать сами.

Кстати, насчет танков. После ужина, бойцы, сидя возле костров негромко переговаривались. Кто-то ложился на боковую. А кто-то, неожиданно принялся петь. Не, вообще, народ, как выяснилось, очень даже любил попеть хором. Это я еще в казармах заметил. И это у них, довольно неплохо получалось. Песни, правда, в основном, исполнялись какие-то тоскливые и заунывные. Из веселых, были лишь матерные частушки и неизменное "яблочко", которое, тоже, не всякую цензуру пройдет. Поэтому, представьте себе мое обалдение, когда я сквозь дрему, услыхал знакомый мотив, а затем и слова разобрал:

— А молодого (неразборчиво) несли с разбитой головой

С меня аж сон слетел, и я, резко сев, раздраженно подумал, что Жилин в конец охренел, запуская подобное в народ. Какие сейчас могут быть "по танку вдарила болванка"?! Лапин, удивившись моим скачкам, поинтересовался:

— Ты чего?

— Ничего! Ты слышишь, про что они там поют?

Кузьма тоже сел прислушался и расплылся в улыбке:

— Угу. Коногона.* Я когда-то, на шахте работал, так что мне она тоже очень близка. И как душевно у них получается...

* "Коногон" — cтаринная шахтерская песня, мелодия которой была использована в песне "По полю танки грохотали".

Подавившись возмущением, я опять улегся подумав, что Иван не идиот, а мне надо быть спокойнее. Хотя, наверное, из-за будущего боя, так колбасит. Как говорится "давно не брал я в руки шашку". Да еще и имея под своим началом, столько людей. На срочке, отделением командовал. Ну, несколько раз было, что и взводом в бою руководил. Но ведь это было под присмотром грамотного командования. Позже (уже в офицерских званиях) действовали небольшой группой. А сейчас, как сам нарешаю, так и будет. И если что, все смерти моих подчиненных, только на мне. Это давит. С другой стороны, вроде нормальный план придумал, поэтому, смысла нет дергаться. С этими мыслями и уснул.

А вот на следующий день все и началось. Часам к двум пополудни, прискакал вестовой от северо-западной пятерки с докладом. Дескать, обнаружили противника километрах в пятнадцати от нас. По дороге, идет пешая колонна, с небольшим обозом. Человек триста. Нет, не больше. Триста. Может, чуть меньше. За ними, на протяжении трех верст, никого не видно. Колонна имеет конные дозоры. Боковые и в авангарде. Нет. Моя разведка не была замечена так как двигалась за курганом и противника обнаружила раньше.

М-да. Несколько непонятно. Почему, всего три сотни? Куда делись остальные? Либо это передовой отряд, опережающий остальных? Ну или как вариант они могут идти параллельными дорогами. Это еще надо будет уточнить, когда остальные разведчики вернуться. А конкретно вот эти беляки, похоже, нацелились делать ночевку в той рощице, где мы сегодня останавливались. Похоже не только у меня есть проводник, который знает местность. Из-за чего такой вывод сделал? Ну так просто. От места обнаружения противника, до речки, часов пять ходьбы. То есть к вечеру, уставшие после перехода дроздовцы, туда подойдут. И мой казак говорил, что на этой дороге это единственное хорошее место для отдыха.

Значит, пора действовать. Я развернул обоз с охраной, направив их обратно к месту ночевки, дав приказ там остановиться и ждать нас. Отправил верховых, чтобы перехватили возвращающихся разведчиков (а то они вполне могут выйти аккурат на "дроздов"). А сам, поехал вперед, выбирая место будущей засады.

Что сказать, минут через пятнадцать, нашли то, что искали. Дорога в том месте проходила меж двух пологих холмов. До одного было метров триста, до другого чуть больше. Осмотревшись, спросил у Михайловского:

— Ну как?

Бывший поручик кивнул:

— Нормально. Вон там — он показал на ближний бугор — установим и замаскируем четыре пулемета. Надо будет только окопчики отрыть чтобы не очень высовывались да чтобы ствол мог нормально вниз наклониться. И вон те кустики убрать, а то обзор перекрывают. Ну и, с другой стороны, поставим еще два "максима". Когда противник, скрываясь от огня, займет промоину справа, они скажут свое слово.

Я с ним согласился и построив людей, принялся проводить предбоевой инструктаж. Закончил его тем, что если хоть одна сволочь выстрелит раньше комвзводовского пулемета, то я его и на том свете найду. Ну а дальше что? Стали готовится. Окопчики вырыли (благо о лопатах, я вообще никогда не забывал). Тачанки отогнали в сторону, за возвышенности (чтобы не дай бог лошадки не пострадали). Пролетки (для возможных раненых и для ускоренного бегства), укатили назад по дороге, за холм, километра на полтора от позиции. Два взвода отправил с пролетками. Блин, хорошо еще, матросня не особо бузила, выполняя приказ. Как же — все смелые, до умопомрачения. Все рвутся в бой, аж ленточки на бескозырках завиваются. Но я, злобно щерясь им припомнил наши учебные марши и их вопли, против занятий бегом. И почти не матерясь, подытожил, что до тех пор, пока они не начнут стрелять как американские ковбои и бегать, как их лошади, то всем надо никшнуть и не отсвечивать. Про ковбоев, народ, не очень понял, но все-таки заткнулся. Из водоплавающих, с собой, демонстративно оставил лишь взвод Липатова — чемпионов по бегу. Вот что тут скажешь — анархия, мля...

Пулеметы с расчетами, замаскировали брезентом, накидав на него сверху всякого степного мусора. Солдаты, в своих шинелях, неплохо сливались с местностью, а демаскирующих матросов, я заставил завернуться в плащ-палатки. Это тоже был чисто мой заказ, ростовским швеям. И траты, тоже, лично мои. Ну ничего. Выживем в этой передряге, я им устрою, массовое переобмундирование. А то ишь ты — ходят, клешами пыль метут и выделяются своими черными бушлатами, за километр!

Ну и принялись ждать. Личный состав (кроме пулеметчиков), расположился за обратными скатами холмов, у их подножия. Там, хорошие промоины были и поэтому люди не торчали в полный рост, видимые издалека любому всаднику. А часа через полтора, прискакала разведка и принесла новость. За первой колонной, (которая уже на подходе), идут и другие. Много. Дистанция между ними, верст пять-шесть.

Ну вот, а я волновался, куда делись остальные. Все они здесь. И очень удачно для нас, растянулись (что вовсе не редкость, в пешем марше). Второй раз, такой малины, точно не получится, поэтому сейчас надо отработать на совесть.

Через посыльных, дал распоряжение своим людям, выдвигаться на позиции. Народ, пригибаясь, рванул на вершины холмов и там залег. Я же, испытывая внутренний мандраж, вглядывался в горизонт, к которому уходила дорога. Пусто. Но минут через двадцать, вроде что-то мелькнуло. Кажется? Нет, не кажется. Появились несколько точек, которые постепенно превратились во всадников. Угу. Головной дозор. А за ними стала видна и пехота. По мере приближения, стало видно, что идут в колонну по трое. Человек по пятьдесят в коробке. Блин, достаточно растянуты. Еще и верховые есть. Штук пятнадцать. Но это не дозор. Эти вместе с колонной двигаются. Начальство, видно, какое-то (если исходить из того, что все пешком, а эти верхом). Я, опуская бинокль (единственный на всех), повернулся к Михайловскому:

— Голову колонны придется пропустить. Ее наш засадный полк встретит. Меня больше арьергард волнует. Там, в телегах, кажется, пулеметы видны. Вот они, точно не должны развернуться.

Виктор кивнул:

— Сделаем. Главное, чтобы нас боковой дозор не обнаружил.

Но, бывший поручик волновался зря. На холмы всадники не поехали, а наоборот сдвинулись ближе к колонне. Оно и понятно. Целый день марша. Люди устали. Лошади устали. До ночного привала, осталось часа три. Вокруг, степь до горизонта, с редкими буграми возвышенностей. Тупорылые большевики сидят в городе (до которого еще два дня хода) и чахнут над своими богатствами. Кого опасаться? Правильно — некого!

Наверное, именно так думали дроздовцы, прежде чем по ним стеганули свинцовые плети. Косоприцельным огнем. Это когда пулемет стреляет не прямо перед собой, а где-то под углом градусов сорок пять. В мое время это же называли фланговым огнем. При этом цели створятся и даже промахи по ближним целям все равно приводят к попаданиям по дальним. Да уж. Охренеть. Сам я две войны прошел, но такого месива еще не видел. Все-таки, шесть пулеметов, а самое главное, отличных пулеметчиков, на участке в пятьсот метров, да еще и по походной колонне, это чересчур. Хорошо еще, левофланговый пулеметчик быстро сообразил, что к чему, поэтому, после первых секунд поливания своего сектора, переключился на голову колонны, которую мы думали оставить второму и третьему взводу.

А голова, повела себя, как и положено грамотным и обстрелянным воякам. При первых звуках стрельбы, они стали рассыпаться налево и направо от дороги, пригибаясь и залегая. Как будто, репетировали. И главное, шустро так! Но пулемет их неплохо со своей высоты прижал. У нас же, все закончилось буквально через минуту. То есть, "максимы" отстреляли по ленте, стрелки дали несколько залпов из винтовок, а я вместо того чтобы дунуть в свисток, обозначая общий отход, застыл, оглядывая получившуюся картину. Вот зараза! И хочется и колется. Между холмами движения нет. Все лежат. Вообще все. Но в двухстах метрах дальше, два взвода, активно перестреливаются с недобитками. Или уже их добивают? Там ведь, после того как по врагам прошлись несколько очередей, народа немного должно оставаться.

Ладно! Рискнем! Отпустив повисший на шнурке свисток я, надрывая горло заорал:

— Еще один пулемет! Помочь нашим!

Увидев, что расчет, быстро разворачивает свою машинку и начинает выставлять прицел, я приказал вестовому:

— Беги на ту сторону. Скажи, чтобы все грузились и уходили. А вы пятеро — ткнул пальцем в стоящих рядом бойцов — проконтролируйте, чтобы ни одна сволочь в него не стрельнула. Там ведь не только убитые валяются.

Бойцы кивнули и вскинув оружие, занялись делом.

— Михайловский!

— Здесь!

— Собирай свое хозяйство и тоже грузись. Как загрузитесь, ждите нас.

— Понял. А вы?

— А мы, дуван дуванить будем!

Видя вытаращенные глаза Виктора, пояснил:

— В тех двух телегах, действительно пулеметы. И судя по ящикам, патронов, тоже хватает. Как такое бросить?

— Но, лошади ведь убиты?

— Своя ноша не тянет! Да и мы сами, всяко разно лучше лошадей!

Так, дальше...

— Липатов!

-Я!

— Пятерых вниз. Пусть заберут документы у всадников. Уж очень на них погоны красивые. Хоть узнаем, кого укотрапупили. Только, пусть поостерегутся. Вдруг кто из раненых, пальнет. А остальные — все бегом марш за мной!

И мы, по гребню холма, понеслись к вожделенным телегам. Добежав же, убедился, что рисковали не зря. Вот они, "максимы". Сложены для транспортировки. Стволы отдельно, станки отдельно. Два пулемета в одной телеге и еще один во второй. Ящики с патронами, тоже сильно радовали глаз. Не теряя времени стал распоряжаться:

— Не толпиться! Один человек берет станок, другой, тело пулемета. Быстрее! Быстрее! Так, теперь патроны. На малый ящик по одному человеку на большой, по двое.

— Товарищ Чур?

— Чего?

Оглянувшись, увидел матроса, который стоя внутри телеги, держит в руках не что иное, как ручник Льюиса.

— Смотри, чего нашел. Его тоже забираем?

— Родной мой! Конечно! Там еще диски должны быть и сумка с принадлежностями. Э-э! Погоди! Я сам!

Запрыгнув в телегу, обнаружил сразу две кожаные сумки. Странно. Сумки две, а пулемет один. Начал оглядываться в поисках второго. И обнаружил его на земле, почти полностью накрытым, трупом возницы. Хм... шустрый был, водитель кобылы. Прежде чем его срезали, успел даже за пулемет схватиться. Так. Вроде все забрали. А теперь, бегом отсюда!

За те десять минут, пока мы перетаскивали трофеи в наши тачанки, головную часть колонны успели добить. Взяли даже четверых пленных. Один из которых, был ранен в ногу. Скептически оглядев молодого, бледного прапорщика (это так они младших лейтенантов сейчас называют), сидящего на земле, я сказал:

— Извини, земляк. Придется тебя тут оставить.

На что, наглый прапор сплюнул:

— Чего же еще от красной сволочи ожидать? Давай, стреляй!

Так же сплюнув, ответил:

— Ты, младшой, еб..лся на всю голову. Это вы, пленных да раненых стреляете. А мы такой херней не занимаемся. Извинялся я потому, что с собой тебя не берем и к лекарю не отвозим. Сиди тут, своих дожидайся!

После чего, мы, быстро загрузившись в свои средства передвижения (ну а кто и пешком), трусцой двинули подальше отсюда. Ведь через час, а то и раньше, сюда притопают основные силы противника. И сдается мне, они будут злы, до невозможности. Так что, чем больше расстояния мы оставим между собой и ними, тем будет лучше.

Тем более, я получил понятие, что они из себя представляют. Сами прикиньте — в голове колонны, было около сорока-сорока пяти человек. Половину из них (если не больше) покрошили из пулемета. То есть, против двух наших полнокровных взводов, оставалось человек пятнадцать-двадцать. В итоге, с нашей стороны, двое убито и четверо ранено. Один из них тяжело. И это, мать его, из засады! Так что, в прямой бой с подобными волками, вступать нельзя ни в коем случае. Во всяком случае, до тех пор, пока у нас подготовка, более-менее не улучшиться. Это еще хорошо, что я пулеметчиков асов набрал, а то было бы нам счастье...

Правда, упаднические настроения, перебивало одно громадное "но" — у нас все получилось! Получилось! Сделали мы их! Почти всухую размотали! И это еще не вечер! На сегодня, у нас еще кое-что запланировано. В этот момент, раздался буквально вопль Трофимова:

— А-а-а!Чур! Чур!!

Я от неожиданности чуть с лошади не свалился и оглянулся на догоняющего зама, который смешно подпрыгивая в седле, скакал ко мне, размахивая чем-то над головой. При этом, глаза у Гришки, были какие-то бешенные. А народ позади, начал вопить что-то матерно-радостное. Трофимов же, доехав до меня, сунул в руку мятый погон и какие-то документы:

— Вот смотри! Смотри сам, кого мы там подловили!

Радость из него так и перла поэтому, пока неуверенно улыбаясь, я, еще не веря в столь запредельную удачу, развернул документ. Мля-я-я!!! Так и есть — Дроздовский Михаил Гордеевич!!! Эпическая сила витаминов! Вот это пруха! А Гришка, тем временем, захлебываясь, пояснял:

— Ты же послал, проверить документы у убитых старших офицеров. Ну, братишки, быстренько самых "красивых" осмотрели и не читая, бросили бумаги в офицерскую сумку. Погон еще, у старшего по званию, оторвали. И дай бог ноги! Там ведь, раненых недобитков, до хрена. Кое кто, в себя пришел настолько, что стрелять удумал. Лешку, даже подранили малеха. Хорошо еще, твой абрек подсобил. Поэтому, задерживаться не стали. Сейчас уже, решили посмотреть, а там — вот!

Да уж. Это просто пипец! Вопрос, откуда взялся Дроздовский в передовом отряде, передо мной не стоял. По слухам, мужик смелый и грамотный. Был. Он от боя не бегал и мог находиться, где угодно. Даже, в наступающей пехотной цепи. Кстати, в мое время, именно в атаке его и ранили, так что полковник (к тому времени уже генерал-майор) от ранения помер. Но это случилось, полугодом позже. Блин. Очень жаль, что человек столь выдающихся достоинств, выбрал не ту сторону.

А с другой стороны, это был враг. Один из самых страшных и упертых. Но, нам ведь в любом случае, наиболее непримиримых, как красных, так и белых, на ноль множить надо. И первый шаг уже сделан!

В этот момент, Лапин, в руки которого попали документы Дроздовского, их тоже прочитал. Убедился, так сказать, собственными глазами. После чего, не выдержав, заорал:

— Ура! Ура-а-а товарищи! — и повернувшись ко мне с горящими глазами, потребовал — Товарищ Чур, нужен митинг!

— Хуитинг! У нас на хвосте полк висит! Хотя... — глянув, как по колонне, по мере распространения слуха, идет волна радостных выкриков, я несколько смягчился — Все что хотел сказать, скажешь потом. А сейчас я, быстренько сообщение сделаю.

Приподнявшись на стременах, громко скомандовал:

— Отря-я-яд! Сто-ой! Становись! Разобраться по взводам!

Подождав несколько минут, пока все не подтянуться выехал с дороги в сторону.

— Отряд, нале-во! Равняйсь! Смирно! Вольно! Докладываю — в результате боя, нами было уничтожено и выведено из строя около трех сотен бойцов противника. Так же, был убит их командир — полковник Дроздовский! Ура товарищи!

Народ заорал. Многие стали кидать шапки в воздух. Какие-то дебилы, даже пальнули несколько раз, на радостях. Но, их быстренько угомонили взводные и отделенные. Я же, выждав какое-то время, поднял руку призывая к тишине и продолжил:

— Так же хочу сказать, что на расстоянии около часа хода, за нами следует полк белых. Это, считай, тысяча человек. Представьте их "радость", когда они обнаружат потерю командира. Поэтому, двигаемся вперед на максимальной скорости. Скорость, это наш единственный шанс выжить. Командирам отделений, следить за уставшими и вовремя их менять на бричках и телегах. А сейчас — отря-я-д, напра-во! Бегом марш!

Кто сказал, что моряки бегать не умеют? Ага, типа только ходить и то лишь по воде. Вполне себе умеют. Особенно когда задницу вот-вот припечет. Да и не гнали их, как на спринте. Так — трусцой-шагом, трусцой-шагом. Когда показалась знакомая рощица, я остановился переговорить с Лапиным и Трофимовым:

— Ну что, как и договаривались, здесь разделимся. Встречаемся на хуторе. Смотрите ребята, ночевать вам сегодня придется в степи, поэтому людей не поморозьте. Следите за этим. Наших убитых, там же, возле хутора похороните. Мы там, потом, памятный знак поставим.

Комиссар кивнул, а Гришка поинтересовался:

— Командир, может, ну его? Мы и так сегодня белых пощипали, как никто и никогда. Зачем с судьбой играть? Пойдем все вместе!

Я вздохнул:

— Нет, Гриня. Сегодня, как раз, тот единственный день, когда они нас не будут ждать. Говорили же об этом? Чего по десять раз перемалывать? Ладно, давай, мужики! Удачи вам!

— Это вам удачи!

Крепко пожав друг другу руки, мы разъехались. А я направил своего скакуна к стоящим в стороне тачанкам и казачьему конному взводу. Те пользуясь случаем обихаживали лошадей. Поэтому я просто подозвал Михайловского и Ивана Журбина (взводного казаков), к себе.

— Ну что ребята. Сегодня, мы все вместе, сделали очень большое дело. Но, на сегодня, есть еще одна не менее важная задача. Противник, точно не будет ожидать еще одной засады. Они будут думать, что мы сейчас удираем со всех ног. И скорее всего, он пустит за нами погоню. Насколько я знаю, у него есть конники. Которых немало. Во всяком случае, не меньше сотни. Понятно, что лошади у них будут уставшие, но двигаться они все равно будут быстрее, чем пешие. Поэтому, Ваня с тебя разведка. Я должен точно знать где находится противник. Сделаешь? Вот и молодец! — после чего обратился к Михайловскому — Ну а у тебя Вить, самое интересное. Сегодня мы покажем врагу, новый тактический ход. Мобильный огневой кулак. Ты, на трофеи, людей найдешь?

Бывший поручик отрицательно мотнул головой:

— Никак нет. Максимум, одного первого номера. И то, не особо опытного. Стреляет вроде неплохо, но опыта не хватает...

Я цыкнул зубом:

— Жаль. Но хоть одного, это уже хорошо. Сегодня опыта и наберется. Тогда сделаем так — один "максим" ставь на тачанку. Остальные станкачи грузи в телегу и отправляй с отрядом. И что по ручным пулеметам?

— Тоже, только один может быть задействован. Я то и держал этих людей как резерв, на случай ранения кого из основного состава. Вторых номеров хватает, но никак не первых. Нам же перед самым отъездом из Ростова еще два пулемета подкинули, вот на них почти все люди и ушли.

— Понятно. Ладно. Тогда забираешь "льюис", а второй давай мне. Вспомню молодость.

Михайловский, открыл было рот, видно желая поинтересоваться моим бурным прошлым, в котором я юзал пулемет, но быстро опомнившись, захлопнул его и убежал выполнять приказание. Вот так вот. Я знаю, что в отряде ходила масса слухов, о том, кем же я был раньше. Порой, самых фантастических. Но, вопросы на эту тему я пресекал, а самым настойчивым, пояснял про потерю памяти. Из этого, был сделан странный вывод, что если своего прошлого я сам не помню, то там могло быть все что угодно. И народ, совершенно не стеснял себя в фантазиях, видвигая порой такие гипотезы, что похождения Ивана-дурака, со своим Коньком-Горбунком, это просто реальная быль.

* * *

В принципе, мы все успели. Обиходили и оружие, и скотину, к тому моменту, когда появилась наша разведка с докладом. Дроздовцы, действительно выслали погоню. Вот как раз, где-то сотню всадников, которая сейчас рысит по дороге и минут через пятнадцать будет здесь. Интересно, они будут заезжать в рощу или проскочат дальше? Деревья с кустами пока голые стоят и на первый взгляд тут никого нет. Да и на второй взгляд, замаскированные тачанки не сразу бросаются в глаза.

Противник поступил по третьему. Когда они подъехали ближе от основного отряда отделился десяток, двинувший в нашу сторону. Я же ждал, когда нас обнаружат, рассчитывая, что основные силы, протянуться дальше по дороге, предоставляя более удобный ракурс нашим пулеметам. И когда увидал, как у одного из десятка, расширяются глаза и отрывается рот для крика, сам себе скомандовал:

— Огонь!

В этот раз, получилось менее эпично, зато более зрелищно. Вражью разведку смели ручниками, а станкачи, лупя во фланг, в это время, наводили разорение в основном отряде. Лошади подпрыгивали и кричали так, что даже здесь было слышно. Всадники кувыркались и падали. Атаковать нас явно никто не думал. Но конные, это не пешие, поэтому человек пятнадцать, быстро развернув лошадей, сумели скрыться в степи.

Пулеметы добили ленты и я, дунул в свисток, давая приказ к началу движения. Тачанки, сбрасывая маскировку, форсировали мелкую речушку, двигаясь в противоположную сторону от сбежавших противников. Люди Журбина следовали за ними. А потом, проскакав по степи километров пять, убедившись, что за нами никто не следит, по большой дуге, опять стали возвращаться к дороге. Пора было приступать к третьей части марлезонского балета.

В этот раз, разведка двигалась в пределах прямой видимости и когда я увидел, что всадники остановились и спрыгнули с лошадей, пришпорил своего конька, подъезжая ближе. В округе никаких холмов не было и нас пока не заметили только потому, что сильно склонившееся к горизонту солнце, светило нам в спину. А до длинной пешей колонны, голова и хвост которой уходили в даль, было километра полтора. Повернувшись к подъехавшему Михайловскому и передавая ему бинокль спросил:

— Достанешь отсюда?

Он посмотрел, что-то прикинул и ответил:

— Далековато. Саженей на двести пятьдесят поближе надо подъехать. *

* Сажень — 2.16м

— Ближе, как-то стремно. В смысле — страшно. Их там до хрена. Дадут пару залпов и от нас ничего не останется.

Виктор возразил:

— Слишком далеко, для прицельного выстрела. Им солнце в глаза. Да и для залповой стрельбы надо изготовиться. Понять, где противник. Выставить прицел. А мы сейчас рывком выдвинемся. До них не сразу дойдет что происходит — потом глянув на меня скорректировался — Ладно. Пусть не двести пятьдесят. Для действительной стрельбы, надо хотя бы шагов на шестьсот вперед проскочить. И сразу, с разворота шарахнуть! Давай, командир! Решайся. Чую — будет нам удача!

Удивленно посмотрев на обычно спокойного, но сейчас только что не подпрыгивающего взводного, я криво, ухмыльнувшись (подумав при этом, как ловко он оперирует саженями, шагами и прочими аршинами), махнул рукой:

— Говоришь, с налета с поворота? Да по цепи врага густой? А, давай! Тачанка, мля, ростовчанка! Действуй!

Михайловский, рванул обратно к своим людям, принявшись что-то объяснять и выставлять прицелы. А меньше чем через пять минут, мимо нас пронеслись набравшие ход машины убийства. Остальной народ, ближе соваться не стал. Ибо, бессмысленно.

А тачанки, неслись словно птицы, заходя по большой дуге, в развороте. Блин! Это явно не четыреста метров! Это даже не пятьсот! Наглый поручик, явно хочет сблизиться с противником, на расстояние, даже менее километра. Вдруг, одна из лошадей, на крайней быстроходной телеге, споткнулась и упала, резко тормозя бег остальных. Тачанка, при этом, чуть не перевернулась. А у меня аж сердце зашлось. Неужели попали? Но стрельбы не было слышно. А экипаж, резво выскочив из своего транспорта, быстро отцепил упавшую коняшку и на оставшихся трех, завершил разворот, при этом отстав от остальных, метров на двести.

Но стрелять они начали одновременно. Наблюдая в бинокль, я видел, что в колонне, до последнего не замечали приближавшуюся опасность. Забегали и стали залегать уже после того, как станкачи открыли огонь. При этом, в тот же бинокль было видно, что многие маленькие фигурки не залегли, а именно упали. То есть, свои пули, их нашли.

А через минуту, все уже неслись обратно. В последний раз глянув на колонну противника, я ощерился. Ну вот. Просили задержать на пять дней? Да они теперь будут идти, озираясь да оглядываясь! И без дальней разведки, шагу не ступят! Не знаю, какие-там потери нанесли им сейчас, но раненых, у дроздовцев, точно прибавится. А это тоже вовсе не способствует быстрому маршу.

Мага тронул мою руку:

— Тшур, поэхалы. Тама много стрылают. Попаст могут глупо.

Я кивнул и повернув лошадь поскакал догонять своих.

Уходили мы до глубокой ночи. Не неслись, конечно, как бешенные. Так — неторопливым шагом. По степи, в принципе, носится очень чревато, что показала та лошадь, которая, попав копытом в чью-то норку, сломала себе ногу. И это была наша единственная потеря. Даже без раненых на этот раз обошлось. От этого все пребывали в каком-то радостном возбуждении. Я в том числе. Меня настолько распирало, что вдруг, сам для себя неожиданно, крикнул:

— Чего молчим, народ? А ну, подпевай!

И затянул:

— Ты ждешь Лизавета, от друга привета

Ты не спишь до рассвета, все грустишь обо мне

Одержим победу, к тебе я приеду

На горячем боевом коне! *

*Песня на стихи Е. Долматовского 1942г.

Глава 11

Еще день мы пробыли на хуторе, ведя дальнюю разведку. Хотя что значит — разведку? Кавалерийский взвод Журбина ушел искать противника, а мы, выставив дозоры, занимались своими делами. Похоронили убитых (наш тяжелый, невзирая на усилия фельдшера, тоже умер) провели митинг, о котором вожделел комиссар. Со взводными разбирали прошедший бой. А вернувшиеся к вечеру разведчики, принесли странную весть — основных сил противника, на расстоянии дневного пешего перехода, не обнаружено. Дальше они соваться не стали, предпочтя глубине поиска ширину. Так же было обнаружено, что возле рощи трудится похоронная команда, в количестве пятнадцати человек. Их трогать не стали, предпочтя наблюдать издалека. Те, закончив свое дело, уже после обеда, на четырех телегах уехали на запад. При этом, вели себя копатели пугливо, постоянно наблюдая за округой. Судя по отсутствию раненых и снаряжения, перед похоронщиками уже побывали санитары, но разведка их не застала.

А я озадачился. По моим прикидкам, дроздовцы, даже со всеми ранеными должны были дойти до места ночевки в рощице. Но их там не оказалось. Странно это. Ну да искать мы их не станем. А то еще найдем, на свою голову. Была поставлена задача — на пять дней задержать противника. Сегодня, уже шестой заканчивается. Значит, задача не только выполнена, но и перевыполнена. Поэтому, завтра поутру, выдвигаемся обратно в город.

Тут, неожиданно, раздались вопли с улицы:

— Летит! Летит!

Блин. Чего там еще летает? Выскочив во двор, я обнаружил что немного в стороне, трещит мотором какая-то летающая этажерка. Ого! Быстро беляки сориентировались и нашли выход из сложившийся ситуации! Только вот откуда у них самолет взялся? Или это уже немцы? Тем временем, аэроплан, пролетел почти над нами, и я увидел большие красные звезды намалеванные на нижних плоскостях.

Вот те раз! Вроде наши. Теперь другой вопрос возникает — а у нас эта хреновина откуда? Тем более со звездами. Такая маркировка техники еще не очень-то принята. Правда, долго размышлять не пришлось — увидев, что несколько особо резвых бойцов начали вскидывать винтовки, заорал:

— Не стрелять! На звезды смотрите! Это свои! Флаг мне! Быстро!

А когда принесли флаг отряда, то мы его развернули горизонтально, после чего, окружающие стали свистеть, подпрыгивать и махать руками. Типа внимание привлекать. Да мы и так привлекли — дальше некуда. Особенно мореманы, в своих бушлатах и бескозырках. Тем временем, летун, сделав пару кругов, неожиданно швырнул в нас какой-то бутылкой, с привязанной к ней лентой. Я даже ругнуться хотел на воздушного идиота, но вспомнив, как передавались сообщения на заре веков, задавил мат внутри и послал принести выброшенное. Это оказался завинчивающийся тубус, в котором обнаружилась написанная кривым почерком записка. С трудом разбирая карандашные каракули, со всякими "ятями" и "фетами" прочел: "Был обстрелян большим отрядом на западе, в пятидесяти верстах от вас. Там был развернут лагерь. Судя по движению, противник собирает лагерь и начинает отход в сторону Покровского."

Да уж... получается "дрозды", после обстрела основной колонны продвинулись вперед совсем немного. Постояли и теперь уходят назад. Круто! Видно, их разведка донесла о потере командира, да и вообще — четвертой или пятой части всех сил. При этом, трупов противника не обнаружила. Вот они и заопасались, дуриком переть дальше.

Ну да — Дроздовский ведь не один с этим отрядом ехал. Наверняка с ним его штабные увязались. Пусть даже немного (хотя там конных полтора десятка было), но видно, наиболее авторитетных мы покрошили и теперь в стане врага разброд и шатания. Прикол этой войны в том, что не просто старший по званию становится командиром. Нет, стать-то может любой. Но вот пойдут ли за ним люди? Тут ведь и уважение с авторитетом должно быть немереное. У Дроздовского, все это было. А вот у того, кто его заменит?

Я же, передав записку комиссару и глядя вслед улетающему аэроплану, подытожил:

— Вот так вот Кузьма. Завтра с утреца, как и думали, возвращаемся в свои казармы. Ну а ты, давай, митинг собирай. Расскажем парням, как наши неполные две сотни, беляков до мокрых штанов напугали.

Насчет "мокрых штанов" я беззастенчиво преувеличивал, но людям это должно понравиться.

А к окончанию митинга, были произведены первые награждения в отряде. Михайловского перед строем наградил биноклем. А комвзвода-1 Липатов, получил серебряные карманные часы. Откуда у меня эти вещи взялись? Ха, та еще история. Это сегодня в обед, уличив момент, меня отозвал в сторону Чендиев. Глядя на многозначительно играющего бровями горца, я спросил:

— Чего хотел-то?

Тот пооглядывался и вытянув откуда-то из-под бурки мешочек, протянул его мне:

— Вот Тшур. Твой дола. Я там, гдэ много пехота стрелалы, мала-мала посмотрэл, что у офицер ест. Ты тогда пулэмет забырал, а я смотрэл... И вот эта тожэ — с этими словами он протянул мне бинокль.

Глянув в мешочек, я лишь хмыкнул. Трое часов. Два портсигара. Три портмоне. Чего тут скажешь? Абрек, он и есть абрек! Нет, матросики-то, наверняка, тоже не одни лишь документы прихватили. Но они посчитали это своими личными трофеями. А у Маги вполне нормальные бандитские принципы — с главарем надо делиться. Так что остается только улыбнуться и хлопнув его по плечу забрать подношение, думая при этом, что мародерство в отряде, надо каким-то образом прекращать.

Портсигары, (один из которых золотой) оказались именными. На двух часах, тоже были подписи. Поэтому, при награждении и пришлось использовать лишь бинокль, да единственные часы, без дарственной гравировки.

* * *

В Ростов, мы вернулись уже под вечер. Никто нас не встречал громкими речами и поздравительными транспорантами. С другой стороны, кто бы это делал? Здешнее начальство знает только то, что мы ушли вроде как навстречу "дроздам". Авиаразведка (откуда все-таки взялся этот самолет?) нас обнаружила сравнительно недалеко от города. Так может, мы все это время на хуторе и просидели? Откуда местным знать, почему белые повернули назад? Ну ничего — и расскажем и покажем!

В общем, дошли до казарм. Там оставил людей, а мы с замом и комиссаром, двинули в штаб. При этом, в городе, происходила какая-то суета. Несколько раз встречали довольно крупные колонны солдат и матросов. Нет, тут и раньше толпы вооруженных людей туда-сюда по своим делам курсировали, но у этих была характерная особенность — у всех, на головных уборах, были уже виденные мною красные звездочки. То есть, ребятки, явно нездешние.

А когда дошли до места, то я совершенно неожиданно для себя, увидел в окружении каких-то вояк Жилина. Вот ведь птица перелетная! Не сидится ему в Питере! Там еще и охрана была, поэтому я крикнул:

— Иван! Жилин!

И помахал рукой.

"Седой", увидев меня просиял, двинув навстречу. Мы обнялись, и я поинтересовался:

— Ты чего вообще здесь?

Иван усмехнулся:

— Стреляли... — и став серьезным пояснил — Помощь привел. Нам Ростов терять никак нельзя, вот и пригнал сюда бронепоезд "Алая заря" с командой и полк проверенных людей. Почти две тысячи штыков.

Я уважительно кивнул:

— Да... тут и немцы зубы обломают...

— Вот-вот. Очень удачно вышло, что мы успели, а Дроздовцы, почему-то, марш прекратили.

И тут настал момент приумфа. Нас слушало довольно много людей поэтому не сдерживая голос, громко ответил:

— "Почему-то"? Ха! А вот это видел?

После чего, сунул в руки озадаченному Жилину, погон. А пока он его разглядывал, добавил:

— Мы "дроздов" встретили, почти в ста верстах от города. В результате боев, убитыми и ранеными, было выведено из строя около трехсот пятидесяти штыков и сабель противника. В том числе и командир этого подразделения. Ага! Самого полковника Дроздовского, тоже, до кучи грохнули! Вот тебе, к погону и его документы!

Народ вокруг, неверяще затих, а Иван, даже не читая протянутые бумаги, вытаращив глаза выразился совершенно непечатно, а потом ошарашенно спросил:

— Как?! Как тебе это удалось? Вас же, немногим больше сотни было!!!

Ну, насчет численности отряда, это у него несколько устаревшие сведения, но я поправлять не стал, а лишь ухмыльнулся:

— А че там! Умеючи и ежа голой жопой напугать можно!

Окружающие нас люди заржали, а Жилин махнув, рукой предложил:

— Так. Пойдем внутрь. Там все подробно расскажешь.

Мы и пошли. В кабинет набилась куча народа. Начиная от крупного и заканчивая самым мелким начальством. Каждый желал услыхать из первых рук, подробности столь сногсшибательной победы. Ну я и выдал. Приукрасил, конечно, куда уж без этого. А часа через полтора, когда уже задолбался пересказывать по третьему разу, попутно отвечая на вопросы, Иван, наконец всех выпроводил вон и закрыв дверь протянул:

— Да-а... завлекательно... а реально, что там было?

Я, тяжело оседая в кресле, закурил и глухо ответил:

— Жопа. Чудом проскочили. По самому краю. По лезвию, можно сказать.

И видя поднятые в недоуменном вопросе брови собеседника пояснил:

— Не... все было так, как и рассказывал. Но вылезли, исключительно на чуйке. У меня всегда интуиция хорошо работала, а в последнее время так и вообще... В общем, карта есть? — поднявшись подошел к столу, на котором Жилин расстелил карту и стал показывать — В этом районе есть хутор (он правда тут никак не обозначен) а перед, ним километрах в пяти, развилка. Развилка, к слову сказать, тоже никак не обозначена. Основная дорога проходит южнее, а там еще есть второстепенная. Севернее. И вот когда мы на южную выперлись, то у меня аж волосы на ногах дыбом встали. Появилась твердая уверенность, что все на ней и ляжем. Поэтому свернули к второстепенной. Еще и то сыграло, что дождь начинался, а проводник сказал, что дальше есть хутор, где можно укрыться. Ну а дороги, дескать, километров через тридцать, опять сливаются. А я, позже, когда снова вышли, разведку послал. При этом тех, кто на юго-запад должен был идти, особо проинструктировал. Вот они и доложили о встрече с вражескими кавалеристами. То есть обнаружили головной дозор "дроздов" численностью до взвода.

Иван кивнул:

— И если бы вы на них нарвались...

— То были бы обнаружены. Взвод, это еще ничего, можно легко отогнать. Но они бы на хвосте повисли, даже без стрельбы. Просто следили и в помощь своих конников ждали. Ко второму дню, навалились бы уже экадроном. Пулеметы бы их, какое-то время сдержали, но они бы чуть позже и артиллерию подтянули. А это все — кирдык. Но так получилось, что мы со второстепенной дороги свернули к основной, уже за их спинами. Я прикидывал, что разрыв между дальней разведкой и основными силами получался около двадцати пяти километров. То есть беляки, по уставу все делали. Поэтому и пешие противники шли довольно расслаблено, так как в случае обнаружения врага, их разведчики бы прислали посыльного. Но мы, считай, в игольное ушко проскочили. Переночевали в роще. Потом, сделали засаду, и пешая часть отряда снова ушла на второстепенную дорогу. А остальные продолжили куролесить...

Жилин закуривая протянул:

— Да-а... действительно, чудом вывернулись. — после чего, уже более бодрым голосом спросил -и как тебе твои бойцы?

Я, вспоминая наши потери, лишь рукой махнул:

— Разные банды гонять смогут. Против хорошо обученного противника, не пляшут. Только если массой задавить. И то, не факт.

Иван фыркнул:

— Ну, в "прошлый" раз, так и получилось. Пусть и массой, но все-таки задавили. Будем считать это точкой отсчета. В этот раз, хотелось бы подобных потерь избежать. Не зря же нас сюда занесло. Да и не все так печально. Просто вы нарвались на наиболее подготовленные, мотивированные и целеустремленные части противника. Это, если образно говорить, был полк спецназа врага. И то, вы их размотали. Пусть, за счет бешенной удачи, но размотали... Да, кстати насчет артиллерии — ты с минометами дело имел?

Удивленно глянув на собеседника, пожал плечами:

— Что значит "имел"? Не минометчик, но корректировать огонь смогу. Есть опыт — и внезапно загораясь надеждой уточнил — а что, в этом времени они уже изобретены? Блин! Почему тогда у меня их нет?

Седой широко улыбнулся:

— Сейчас вот! "Изобретены"! Держи карман шире! Пока пинка животворящего не дашь, никто и не почешется! И ведь умные люди, но как поначалу брыкались... Зато потом, когда в тему вьехали... Это, еще полгода назад... Короче. Я привез батарею — то есть девять штук минометов, калибра восемьдесят два миллиметра. Ну и мин к ним, почти три вагона.

Я аж подпрыгнул:

— "Подносы"?! Да ну, нафиг!

— Не совсем "подносы". Я ведь, тоже не артиллерист. Но эта штука стреляет и попадает. Помня печальный опыт "небратьев", провели испытания, сделав по сотне выстрелов на ствол. Ничего не взорвалось. Вроде нормальное оружие получилось. Так что, тебе дам взвод минометов. Считай, на войсковые испытания. Может, ты сразу опытным взглядом их осмотришь и изменения внесешь. Какие-то косяки, потом, в процессе эксплуатации вылезут. Поэтому, надо будет все записывать. И еще одно — там комбата не назначали, потому что раскидываем по взводам, которые в будущем будут превращаться в батареи и дивизионы. Не спорь. Так надо. Знаю, что лучше их использовать массированно. Но по мере накопления опыта, будем расширять штаты. Единственную проблему вижу в том, что там взводные — бывшие офицеры. В частности, у тебя, бывший штабс-капитан Васильев. Как твои балтийцы его примут?

Не переставая улыбаться, я лишь отмахнулся:

— Нормально примут. Если грамотный командир и поведет себя нормально, то вопросов никаких не будет. Они вон, Михайловского, после того как он класс показал, только что на руках не носят. — видя глаза собеседника пояснил — Это мой командир пулеметного взвода. Поручик. К слову сказать, вчера награжден был. Вручил ему бинокль трофейный, перед строем.

Тут Жилин хлопнув себя рукой по лбу, бросил — "подожди здесь" — и метнулся в соседнюю комнату. Оттуда появился с весьма довольной физиономией держа в руках какой-то кофр. Судя по стуку, с которым тот был поставлен на стол, чемодан был довольно тяжелый. А Иван, открыв замки, извлек на свет божий, полотняной мешочек:

— Вот!

Развязав завязки, я сунул любопытный нос внутрь и увидел то, чего столь быстро не ожидал увидеть. Там была куча покрытых красной эмалью треугольников.

— Ух ты! Продавил-таки. А чего красные, а не зеленые? Полевые же...

Собеседник, лучась довольством пояснил:

— Решили, что зеленые будут лет через пять. А сейчас, все равно надо как-то своих от чужих отличать. Да и красные, народу понятнее будут. Так что, как мы тогда с тобой и говорили: на полевой форме — вот эта геометрия. А уже на повседневной и парадной, исключительно погоны. Но когда она еще, эта парадная, понадобится...

Я покивал, вспоминая наш разговор. Мы тогда решили, что отныне и навсегда на полевой форме будут только петлицы. Сейчас, этим решением потрафим красным, для которых погоны, это словно красная тряпка для быка. Ну а в дальнейшем, чтобы элементы снаряжения (та же разгрузка, или бронежилет), не перекрывали знаки различия. А Иван тем временем извлекал из саквояжа небольшие красные коробочки. Я с интересом наблюдал за его манипуляциями. Выложив шесть штук, он одну подвинул ко мне, попросив:

— Ну, выскажи свое мнение — как оно?

А в коробочке лежала, красная же корочка удостоверения и сиял, ярко отсвечивая эмалью и серебром, орден "Боевого Красного Знамени". Только была в нем какая-то неправильность. Ага! Понял! Звезда не перевернута, а лучом вверх. И вместо привычной мне надписи СССР, снизу было написано — "РССР". То есть Российская Советская Социалистическая республика. Про федерацию тут, (под присмотром Жилина) никто и не заикается.

— Отлично! А там что?

Заглянув в другие коробки, обнаружил орден "Красной Звезды" и медаль "За боевые заслуги". Основное отличие от знакомых наград было то, что вместо СССР тоже было написано — "РССР".

— По "Отваге" ждем, когда нормальный танк изобретут?

— Угу. Так что скажешь?

Было видно, что собеседника действительно волнует мое мнение. Поэтому без всяких шуток повторил:

— Отлично! Видно, что ты, хорошо и "Боевик" знаешь, и "Звездочку". Почти один в один сделано. И звезду на "Боевике" правильно развернули. А то меня всегда удивлял этот легкий сатанизм в ордене. Опять-таки, молодец, что художников для конкурса, нормально проконсультировал. А вот в "ЗБЗ", ремень винтовки чуть выше должен проходить. На уровне гарды сабли. Но это — детали, которыми можно пренебречь...

Жилин улыбнулся:

— У деда, из медалей, только "За отвагу" была. И куча орденов.

— Понятно... на моих, что из этого богатства выделишь?

— Ну, тебя, завтра в торжественной обстановке наградят высшим на сегодняшний день орденом — "Боевого Красного Знамени". А кому три "Звездочки" и две медали дать, ты сам скажи. Их там же награждать будем. Тем более, что повод — не подкопаешься!

Я почесал затылок:

— Михайловскому и Журбину однозначно два ордена уйдут. Без разведки и пулеметов нам бы каюк настал. А вот медали и еще один орден... тут надо с комитетом совет держать.

Иван развеселился:

— Ух ты! Как у тебя уже все серьезно стало! А без комитета слабо?

Я на подколку не повелся:

— Не слабо. Но иногда надо попустительствовать. Для пользы дела.

Жилин на это лишь тяжело вздохнул:

— Вполне тебя понимаю. Знал бы ты, как мне там — он мотнул головой куда-то назад — приходится вертеться и на какие уступки идти, чтобы хоть что-то нормально провернуть...

Глянув на осунувшегося приятеля, напомнил:

— Ты, о чем договаривались, не забывай. Сильно начнут зажимать, только свистни. Вместе проредим тот террариум, до приемлемого состояния. Если надо будет, и самого вождя, до состояния одноименного ордена разъясним.

Тот махнул рукой:

— А! Не обращай внимания. Нормально все. Обычные рабочие моменты. Там ведь и вполне нормальных людей хватает. Это я просто поныть немного захотел. Больше-то, не перед кем... — после этих слов, собеседник, помолчав пару секунд, встряхнулся — И еще — ты мне на награжденных, данные с утра дай, чтобы все успели приготовить.

— Понятно. Да, как там насчет званий? Протолкнул?

— Ну а чего бы я знаки различия сюда тащил? Правда, как сам видишь, решили, что звания остро необходимы лишь отделенным командирам. Все что выше, пока так походят. Исключительно с нарукавными шевронами, обозначающими их должность. — тут Иван скривился — Просто комиссары все никак не могут решить, что делать с военспецами. Давать им в будущей РККА звание меньше, чем было в царской, это вроде как ущемить. А самим становиться генералами да полковниками вроде как тоже странно. Особенно для бывшего аптекаря, или подпольщика. Насмешек не оберешься, что чревато потерей авторитета. Так же непонятно, комиссарам какое звание давать? Поэтому, просто решили остановиться на должности и шевронах. Взводный, ротный, комбат, комполка, ну и так далее. И никому не обидно. А тот же комполка, уже сам будет решать какой шеврон повесить военспецу — ротного, или такой же как у себя. И уже плевать, какое у него было воинское звание раньше.

Я поморщился:

— Паллиатив, но как для нынешней ситуации — достаточно изящно вывернулись. А что с летехами делать? В смысле, со взводными? Их кто присваивает?

— Командир подразделения, начиная от ротного уровня. Училищ все равно нет, а взводными в основном становятся, бывшие унтера, да прапорщики с поручиками. И ротный, в первую очередь заинтересован, чтобы у него нормальные подчиненные были. Так... что у нас еще?

Я ухмыльнулся:

— Деньги. А то у атамана золотой запас заканчивается понемногу. Конфискациями же заниматься, не хочу. — после чего перефразировав книжного мафиози добавил — Деньгами и пистолетом, можно добиться гораздо большего, чем просто пистолетом.

Иван кивнул:

— Тоже привез. Золото в монетах и бумажные деньги. Все неподотчётное, так что можешь тратить смело.

— Однако! Добрался-таки, до дворца Трубецких-Нарышкиных? Конвертировал буржуйские накопления?

Седой, фыркнул:

— Не-е... Тот клад, пока, пусть полежит. А это, с моих муток...

Я удивился:

— Если не секрет, что ты там такое мутишь, что вот такие бабки поднимаешь?

Жилин расплылся в улыбке:

— Ну дык, я ведь не только вояка с квадратной головой и извилиной в форме фуражки. Так вышло, что еще и немножко ученый. И знаю, где это самое золотое дно находится. Я ведь не только р-р-революционной борьбой эти годы занимался. Еще и прогрессорствовал понемногу. То там, то тут. Конкретно вот эти бабки — малая часть самых свежих отчислений.

— За что?

Иван только что нос не задрал, раздуваясь от гордости. Выдержал паузу и подняв палец произнес лишь одно слово:

— Антибиотики.

Я подпрыгнул:

— Получилось, таки?

— А то! Все-таки три года пыхтели, даже имея практически все данные.

Тут меня взволновал другой вопрос:

— А западники не стырят?

— Конечно, попытаются. Но кто же им даст? У нас патенты во всех странах. Куча деньжищ на это ушло...

— Ты не духарись. Они же беспредельщики. Санкции включат, сами патенты оспорят. Мало ли рычагов? Тем более сейчас и против нас...

Улыбка Седого, превратилась в хищный оскал:

— Это тоже учтено. Пусть вводят. Зато в Англии, Америке и Швейцарии у меня фармакологические компании, пока крохотные, но люди там сидят вельми серьезные. А главное, что все граждане своих стран. Так что, обрыбятся буржуины. Санкции против России, разумеется, введут, но деньги мимо нас все равно не пролетят.

— А "серьезные люди" не кинут?

— Нет — гарантия.

Жилин объяснять ничего не стал, но было понятно, что от возможного обмана он как-то застраховался. И помня наши девяностые, страховка эта железобетонная. Поэтому лишь уточнил:

— Производство уже начато?

— Угу. Сейчас и тебе малость привез. Для налаживания отношений. Сам говорил, что не только пистолетом действовать надо. Люди тут еще совесть не потеряли, да и чувство благодарности не совсем атрофировалось. Поэтому любой безнадежно больной, как противник, так и союзник, в твоих руках. Много интересных вариантов можно провернуть.

— Ну, это само собой. А схема использования?

Седой успокаивающе отмахнулся:

— Я и доктора грамотного притащил. Так что, не волнуйся.

Вот офигеть. Действительно, попаданец зря времени не терял. Да тут только доходы от лекарств, будут затмевать все мои клады. А сколько у него еще начинаний, о которых Жилин не распространяется? И насчет вариантов, он в точку сказал. Тут ведь, любой противник на очень многое пойдет, чтобы вытащить своих близких, практически с того света. Вот уж действительно — грамотный мужик. А я его заучкой, из-за красных дипломов, держал. Не-е-е, это не заучка. Это спец, высочайшей квалификации. Не то что я — башку ворогу снести, или хитрый заряд заложить... С другой стороны, чего себя принижать? У нас ведь впереди что? Правильно — революция моторов! Так что и у меня, будет возможность себя показать. Поэтому, не стал особо петь дифирамбы собеседнику, а просто хлопнув его по плечу, ответил:

— Слов нет. Молодчага! Долго распространяться не буду, просто знай, что сейчас у меня внутри, лишь восхищенные маты от переизбытка эмоций!

Весь вид сияющего Ивана говорил — "Да я такой. Хвалите меня. Хвалите!". Но председатель ВЦИК, довольно быстро взял себя в руки и не переставая улыбаться, опять полез в кофр:

— Тут у меня еще кое-что для тебя есть.

После чего извлек знакомое зеленое яйцо "лимонки". И отдельно положил, не менее знакомый запал. У меня аж челюсть отпала. Схватив запал, я уточнил:

— УЗРГ? Замедление какое?

— Шесть-семь секунд. От погоды зависит. С замедлителем еще мучаются... Но думаю, скоро, доведем до нормального. Да и с начинкой самой гранаты, пока не очень. Все технологические цепочки прервались, поэтому, сам понимаешь, начиняют тем, что есть. Из-за этого и срабатывает не всегда. С корпусом, тоже траблы. Бывает, что рвет не по насечке, а просто на две или три части.

Блин, да даже это, уже не просто шаг, а огромный прыжок вперед, так как нынешние российские гранаты... В общем чтобы ее просто взвести, надо два раза помолиться, потом станцевать минуэт и вспомнить восьмую страницу таблиц Брадиса. Если вы думаете, что я преувеличиваю, то зря. Преувеличения тут — чуть. У меня голова кругом пошла, когда мои матросики объясняли правила пользования гранатой Рдултовкского. И я к ней до сих пор опасаюсь прикасаться.

— А фрицевские колотушки есть?

— Есть. Но проблема та же — в самой взрывчатке. Только лимонка ведь, удобнее? В ней хоть запал не терочный...

Согласно "угукнув" и подкинув в руке рубчатое яйцо, я в восхищении покачал головой:

— Ну ты могешь!

— Не могЁшь а мОгешь!

Мы рассмеялись и решили сделать перерыв на пожрать. По пути прихватили комиссара с замом.

А после ужина, озадачив подчиненных, отправил их в казармы сказав, что сам остаюсь здесь. Мужики покивали и удалились, а мы с Жилиным как обычно (да, это уже превращается в традицию) засели на всю ночь. Говорили и про лекарства, и про общую обстановку. Опять обсуждали дальнейшие планы и способы их решения. При этом Иван, между делом освещал разные непонятные нюансы. Вот, к примеру Брестский мир. Я знал, что в моем времени это был грандиозный просёр большевиков. Вернее, не только большевиков, а всей их революционной комарильи (потому как тогда в правительстве, кого только не было). Именно из-за этого мира, были потеряны огромные территории, а многие офицеры-фронтовики встали на сторону белых.

Но оказывается, это даже не большевики так обмишурились. Это "небратья" постарались, в первую очередь. Да-да. Те самые потомки копателей Черного моря настолько возжелали самостийности, что их свежеиспеченная Рада, долго не рассусоливая, заключила с немцами мир. Открыв при этом фронт кайзеровцам, на всю его ширину. И все это приключилось во время очередного раунда переговоров (они ведь в несколько этапов шли шли). Большевикам тогда, тупо деваться было некуда. Вот они и подписали все документы опасаясь, что фрицы дойдут до Урала. Никто же не мог предполагать, что через полгода, на западе случиться революция и война закончится. Не было тогда пророков.

В этот раз, пророк присутствовал. Жилин бы и раньше вмешался, не допустив предательства со стороны Малороссии, но он тогда еще при смерти лежал. Зато к финалу вполне успел и из-за давления моего современника на Ленина, победила позиция Троцкого. Поэтому подписывать ничего не стали. Немцы закономерно обозлились, двинув войска в наступление. Но сил у них было довольно мало. Впрочем, так же, как и у нас. Да и коммуникации сильно растягивались...

Зато не случилось обострения гражданской войны, и масса офицеров влились в ряды к красным, для того чтобы не допустить оккупантов еще дальше на территорию страны. Плюсом так же было то, что пока шли переговоры, активнейшим образом велась пропаганда в кайзеровской армии. Так что воевать, у них особого желания не было.

Еще, очень сильно охладило градус накала междусобойных разборок то, что львиная часть чехословацкого корпуса была успешно выпихнута из страны. Это опять-таки, Жилин постарался. Еще в прошлом году. Чехов осталось, не более шести тысяч. Да — достаточно грозная сила. Но если учесть, что изначально этих пришельцев из Европы было тысяч под пятьдесят...

В общем, можно заранее сказать — не светит Чехословакии послевоенное процветание на том российском золоте что легионеры умыкнули из моей страны. Да и никакого особого влияния на наши внутренние дела, остаток этого корпуса, точно иметь не будет.

Потом, у нас разговор перешел на тему обсуждения черного пиара, который сейчас активно разворачивается против наиболее невменяемых сторонников белого движения. Оно ведь как получается — наиболее оголтелые из них, сейчас активно сотрудничают с немцами. Ага. Это я Краснова и компанию имею в виду. Вот их русофобство и ненависть именно к своему народу и вскрывается, используя при этом самые различные способы пропаганды. Причем не нынешней, кондовой, а вот как раз самой продвинутой. Из двадцать первого века. Когда не брезгуют ничем. Разумеется, ни слова лжи. Просто, любые факты всегда можно развернуть так как надо и заострить внимание на нужных аспектах. По слухам, генералу уже начали задавать очень неудобные вопросы, на самом высоком уровне.

Не обошли вниманием и само казачество. И бедным казакам, и середнякам активно показывалась изнанка жизни старшИны. С выворачиванием всего нижнего белья. Наиболее грязного. И вовсе не так как было до этого — "они буржуи, бяки и эксплуататоры, ату их"! Нет. Социальное положение вообще не рассматривалось. А вот образ жизни, их дальнейшие планы и главное — способы достижения этих планов (с особыми объяснениями, за чей счет планируется банкет) рисовались вполне широкими мазками. Преимущественно черным и пахучим коричневым цветом. В общем, казачья идиллия сепаратизма оказалась несколько нарушенной и на Дону сейчас становится все веселее.

В какие-то частности, Жилин меня особо не посвящал, да и я не настаивал. Там его люди трудятся и светить их он не хочет. Тут я его понимал, потому что своих людей (появившихся после моих клубных митингов) я тоже никому не демонстрировал. И мне вполне хватало советских газет или даже слухов, чтобы понять необычность ведения нового направления пиар войны. Плюс выяснил мучивший меня вопрос относительно всех его изобретений. Тут ведь даже самый тупой партайгеноссе задастся вопросом — а с чего это товарищ председатель ВЦИК такой вумный? Но Иван успокоил, сказав, что все эти нововведения раскиданы по надежным людям и сам он, лишь изредка, с чем-то высовывается. Поэтому вопросов ни у кого из посторонних не возникает. Да уж — вот что значит старый подпольщик...

* * *

В общем, поспать у нас так и не получилось. А предстоящий день, должен быть очень насыщенным. Вернувшись к себе, я первый делом озаботился сохранностью переданного саквояжа с деньгами. Сейфов тут не было. Назначать караул для охраны — это значит, привлечь лишнее внимание. Почесал затылок, а потом просто положил тяжеленный саквоях в свой походный сундучок и задвинул его под койку. Он у меня запирается поэтому пусть пока здесь полежит. Тем более, что это наша с комиссаром комната и посторонние сюда не лезут.

После чего, объявил собрание комсостава и матросского комитета. Дождавшись, когда все рассядутся я уточнил:

— Комиссар вам вчера про награждение рассказал? Бумагу со статутом ордена и медали изучили? Хорошо. Мне нужно знать кого вы в комитете выбрали.

Народ переглянулся и поднявшийся Григоращенко, озвучил общее мнение:

— Мы тут меж себя спорили долго и решили уже общим собранием, что медаль заслуживает Вадим Кузьмин. Пулеметчик. Это он срезал тех офицериков, среди которых Дроздовский был. Другую медаль — помощнику фелшара, Аристарху Давыдову. Он ведь, даже не дожидаясь пока стрелять прекратят, полез раненых вытаскивать. Хоть и отругали его опосля за это, но медаль он тоже заслужил.

Закончив спитч, взводный выжидающе посмотрел на меня.

— Согласен. А орден?

— Порешили так, что орден надо дать Григорию Трофимову. За то, что он атаку возглавил на беляков, вперед вырвавшихся. И четверых из них в плен взял.

Ага. Вылезла матросская солидарность. Ну я где-то так и думал, что моего зама братва не обойдет вниманием. Ладно. Тем более что повод действительно есть и под статут он тоже подходит. Поэтому спорить не стал, а лишь улыбнулся:

— Опять согласен. Но пока поздравлять друг друга не будем. Награждение то, на пятнадцать часов назначено. Комиссару необходимо собрать все данные награждаемых и к десяти часам передать помощнику Жилина.

Лапин кивнул и забрав бумагу у бывшего бацманмата, тут же принялся чего-то в ней писать. Но я его оторвал:

— Кузьма погоди писаниной заниматься. У меня еще сообщение есть.

И я объявил своим людям что с этого дня вводятся воинские звания. Ну и порадовал их тем, что все взводные, с этого момента, официально командиры. Можно даже сказать — офицеры. Народ аж опешил от подобных известий. Ну да. Боролись-боролись с офицерьем, а сами-то теперь кто? Пришлось объяснять, что, как, зачем и почему. Что они по-прежнему товарищи, а вовсе не благородия. И да — обращение "товарищ" будет хоть к генералиссимусу. В общем, с час приводил в себя растерянный комсостав. Объяснял, куда крепить шевроны. Пояснил и относительно сержантского состава. Так же приказал, чтобы все командиры отделений, а также бывшие унтер-офицеры, даже если не на должности, все равно получили знаки различия соответственные своим прежним званиям.

Григоращенко, малодушно попытался отказаться от шеврона и остаться просто старшим сержантом. Но скрутив дулю председателю матросского комитета, я оборвал его оппортунистические метания.

Потом Лапин, даже не став присобачивать свою комиссарскую звезду на рукав, убежал, а мы с Гришкой, занялись рукоделием. Показав ему место, куда надо пришивать шеврон я взял иголку и себе, попутно думая, а как теперь форсистые комиссары в кожанках, будут портить свою одежду знаками различия. Кожа — это ведь не сукно и не шерсть (как на шинели). Там дырочки от иглы навсегда останутся... Зато с появлением знаков различия, наша аморфная масса будет все больше напоминать нормальную армию.

Ну а потом, мы всем подразделением гордо промаршировали на здоровенный митинг, устроенный на площади. Где самыми говорливыми комиссарами образно и красочно было рассказано, как именно мы наваляли белякам. После чего, происходило награждение, с последующим чествованием награжденных.

Кстати, на этой структурированой пьянке, до меня окончательно дошло что алкоголь попаданца не берет. Ходил как дурак трезвый до тех пор, пока Подтелков не преподнёс здоровенный стакан довольно хорошей водки. Не знаю, что у него было на уме (он сам к этому времени был уже довольно веселым) но этот стаканище, заполировавший все до этого выпитое, заставил меня прислушаться к организму. А в нем произошла бурная революция, вынудившая кавалера ордена, с независимым видом удалиться в уборную. Там меня единоразово стошнило и, кавалер вновь стал как огурчик. В общем сделал для себя вывод, что хлебая водяру, я лишь зря перевожу ценный продукт.

Но вечер, все равно прошел не зря. И разных вкусняшек поел, да еще и познакомился с очень интересными людьми. Легендой можно сказать. И не проходящей, (как разные заживо репрессированные большевики) а действительной. Жилин, оторвал меня от общения с местными артиллеристами и подведя к двум гражданским сказал:

— Вот, товарищ Чур. Хотел бы вам представить, Федора Васильевича и Сергея Гавриловича.

Странно. Исходя из возраста я думал это папа с сыном, потому что одному было на вид лет под пятьдесят, а второй щегол, не более двадцати. Но по именам не сходится. При этом тот, кто постарше смутно кого-то напоминал. А Иван, тем временем, хитро поглядывая на меня, продолжил:

— Федор Васильевич решил, пользуясь случаем, навестить родственников в Егорлыке. Ну а Сергей, его любезно сопровождает.

Я по-прежнему тупил, хотя весь вид Жилина намекал — "вспоминай же, дубина!". А тот, уловив в глазах собеседника лишь пустоту сжалился:

— Но так как сейчас путешествовать довольно опасно то товарищи Токарев и Симонов, двигаются в сопровождении моей охраны.

Эпическая сила витаминов! Вот я тормоз! Это же "ТТ", "СВТ" и "СКС" в одном флаконе! "СКС", правда, совсем-совсем в будущем, но все равно — охренеть! Будущих известных оружейников я видел в первый раз и просто не мог упустить случая наладить мосты. Мы ведь, в разговорах с Иваном, и эту тему тоже упоминали. А уж мне, как человеку, чуть не ставшему изобретателем оружия тут и карты в руки. Жилин тогда меня внимательно выслушал почесал затылок и признался, что разница в калибрах или марках стали, ему особо ничего не говорит. Поэтому, в основном, слушал меня и соглашался. А я решил так что сейчас как раз то самое время, когда можно закладывать нормальные типы патронов для армии. Ведь от старых запасов на складах сейчас остался мизер. Патронные заводы, так же в час по чайной ложке выдают. Не зря Иван говорил про нарушенные технологические цепочки. Так что жилы рвать для их восстановления мы не станем.

Как раз сейчас уже настало время задуматься об избавлении от 7,62x54мм R который в свое время и был принят как дешевый и временный вариант. Угу, настолько временный, что уже больше сотни лет прошло, а его используют. И оружие под него конструируют. Нет, на это можно было бы плюнуть, но мне хотелось, чтобы наше оружие всегда было чуть легче и чуть технологичнее. Поэтому для станковых пулеметов и части винтовок был запланирован тот же 7.62 но безрантовый. Для армейских пистолетов — 9х19 Люгера с его отличным останавливающим действием. Это же касалось и пистолетов-пулеметов. А вот всю остальную автоматическую стрелковку, планировал сразу перевести на 6,5х39мм. Но это все дела совсем отдаленного будущего. Хорошо, если лет через двадцать получится.

Все, потому что, мечты насчет 6,5 мм, на долгое время, все равно останутся мечтами. Ага, из-за качества нынешних порохов. Не скажу, что сейчас они совсем уж отстой, но что-то близко к этому. Так что, без нормального пороха дергаться смысла нет. Но помимо промежуточного патрона, у меня есть еще масса интересных задумок.

Поэтому сейчас, улыбнувшись во все тридцать два зуба начал трясти Токареву руку:

— Очень приятно! Очень! Рад знакомству!

Иван же, от себя добавил:

— Товарищ Чур, в некотором роде, ваш коллега. И идей у него очень много. Так что, если хотите пообщаться, то я могу вам предоставить кабинет.

Федор Васильевич уже и поел и попил (но в меру) поэтому, милостиво согласился проследовать в более уединенное место. У Симонова, ввиду младости возраста никто ничего и не спрашивал. Токарев даже не особо скептически морщился, когда Жилин расхваливал мои достоинства. Еще бы ему морщиться, когда с ним председатель ВЦИК разговаривает. Но надо было видеть, как быстро стал улетучиваться его скепсис, когда я на чистом листе бумаги принялся рисовать схему и отдельные узлы знакомого мне Браунинга HP (включая шаг нарезов и характеристики металла). Так, для затравки. Понятно, что сейчас гораздо важнее пулеметы, но "максимы" в стране производят и даже ружье-пулемет Федорова на Ковровском заводе, худо-бедно начали производить. А что-то более интересное, просто не смогут сделать на нынешних мощностях и с нынешней квалификацией. Либо это выйдет золотым. Они и HP вряд ли осилят. Но сегодняшняя встреча нужна, чтобы в конструкторско-оружейной среде обо мне заговорили. Тогда в будущем будет проще свои идеи проводить.

Просидели с пистолетом, не особо долго. Собеседников при этом удивляли даже не столько идеи и их раскрытие, а то что я с легкостью оперировал миллиметрами, а не долями дюймов. А потом, с барского плеча, скинул оружейникам принципиальные схемы пистолета-пулемета. Ну что же в самом деле мне теперь ждать, когда Судаев подрастет, или пока Шпагин с Дегтяревым разродиться? Нет, витающую в воздухе (и уже даже кое-где воплощенную) идею ПП пускай всерьез начинают обсасывать уже сейчас. Время ныне (в инженерном смысле) неторопливое, поэтому, пока еще у них что-то получится...

Попутно объясняя, что мне, как конечному пользователю, такая штука остро необходима прямо сегодня. И что государство готово сделать заказ.

Глава 12

Тридцатилетний штабс-капитан имел нахальный прищур серых глаз, сбитую фигуру борца, очень короткую прическу ежиком и не имел усов. Это было странно. Все, я подчеркиваю — все виденные мною офицеры были при усах. А этот, безусый, выглядел настолько необычно, что растерялся и опытный Григоращенко. Он даже уточнил у нового взводного, действительно ли тот пусть и бывший, но офицер? На что Александр просто выпрямился и нагнал на физиономию такое выражение, что глава матросского комитета лишь сплюнул, подытожив:

— Вот как есть, золотопогонник! Ладно — жизнь покажет, что ты за фрукт.

Артиллерист на это лишь фыркнул, а я обнаглел и решил уточнить:

— Вы, товарищ командир взвода, все-таки объясните, куда вы дели усы? А то пребываю я в некоторых непонятках... Или они у вас вообще не растут?

На что взводный, коротко ответил:

— Тиф. Переносчиками являются в основном вши. От них в окопах уберечься тяжело поэтому и сбрил все к чертям. А с лысой головой и с усами я на казацкого атамана стал походить. Так что — сгорел сарай, гори и хата.

Я хлопнул себя по лбу:

— Блин, точно!

И обращаясь к набившимся в комнату командирам взводов и членам матросского комитета ехидно улыбнулся:

— Вчера обо всем договорился. Так что, товарищи, готовьтесь. В целях профилактики борьбы со смертельно опасным заболеванием, на сегодня у нас всеобщая стрижка и баня.

Гриня потрогал свой шикарный чуб, глянул на опешивших остальных и решительно произнес:

— Никак нельзя этого делать! Это что же из нас получится? Да лучше сдохнуть, чем налысо обкарнаться! Правильно я говорю, братва?

Братва одобрительно зашумела. Даже Михайловский, гад такой, что-то подвякивал в их поддержку. Не обращая внимания на гомон, опять взял слово:

— Я продолжу. В связи с тем, что предыдущий выход показал полную демаскировку на местности отдельных взводов нашего отряда, было принято решение о переобмундировании личного состава в форму защитного цвета.

Тут уж все не просто загомонили, а прямо-таки взвыли. Маты летели во все стороны как будто и не было этих недель притирки. Народ повскакивал с мест, вопя да размахивая руками. Взводный-3 Городецкий, настолько раздухарился, что подскочив ко мне, заорал в лицо:

— Чего лыбишся, падла? Никто и никогда нас форменок не лишит! Да я тебя за это...

Договорить он не успел, так как, не вставая из-за стола, я молниеносно влепил скандалисту под ложечку. Стас, издав странный звук, осел на пол. Остальные замерли на полуслове, ошарашенно глядя на лежащее тело, которое даже не подавало признаков жизни. Ну да. К подобному тут не привыкли. Народ знает и любит кулачную драку. Так, чтобы зубы веером, а после ударов подниматься и смело продолжать махач. Поэтому сейчас даже не понимали толком что произошло. Я вроде и ткнул не сильно (в их понимании). Сидя, да без богатырского замаха. А человек валяется...

Первым пришел в себя Григоращенко. Подняв руку, он скомандовал — Ша! — и подойдя к Городецкому, взялся проверять пульс. Горячий поляк, в этот момент со всхлипом втянул в себя воздух, показывая, что балтийского матроса просто так не возьмешь. А боцманмат, сидя на корточках, поднял на меня глаза:

— Чем это вы его так?

Пошевелив в воздухе пальцами, показал чем. После чего, как ни в чем ни бывало продолжил:

— Я очень добрый и мягкий человек. Поэтому, сейчас спущу на тормозах, выходку зарвавшегося взводного. Прощу лишь потому, что это произошло не в бою и то что вы ни хрена не дослушав, начали орать! — постепенно голос у меня повышался — Даже на поняв, что к чему, истерику бабскую устроили!! Сдохнуть предпочитаете? А воевать кто будет?! Те ухари, которые при приближении дроздовцев, из города уже лыжи вострил?! И главное — из-за чего сдохнуть?! Из-за волосни! Григорий Иванович, ответьте мне, а зачем вам вот эта декадентская шевелюра? Мы, через четыре дня, на немцев пойдем! Баб вокруг не будет. Или ты немца посимпатичней, решил соблазнить своей модной прической? Чего глаза вылупил? Действовать мы станем в степях да вдоль железки. Там, ростовские шалавы не водятся! Бань там, кстати, тоже нет! И перед кем ты чубом трясти собрался? У меня только один ответ — перед немцами! Потому что даже представлять не хочу, как ты на своих товарищей станешь с интересом посматривать!

Гришка возопил:

— Чур ты что — с ума сошел? Какие немцы? Какие товарищи? Да вообще...

Я шарахнул по столу кулаком:

— А что мне еще о вас думать? Вы все знали, что нас ожидает в ближайшие дни. Но при этом, за свои чубы, на командира готовы были набросится! И я уже боюсь, что не только с целью побить, или убить! Извращенцы, мля! Ладно — Михайловский! У них в дворянстве еще и не такие непотребства творились! Но уж от простого люда, я подобной пакости не ожидал!

Тут вскочил наш пулеметный вождь:

— Я бы попросил...!

Но был перебит:

— Даже и не проси! Я не по этим делам! — и уже более спокойно добавил — Вить, вот ты офицер. Хер с ним, сейчас это пока называется командир. И ты прекрасно понимаешь опасность массового заболевания бойцов во время боевых действий. В чем была причина того, что ты орал вместе со всеми?

Михайловский, одернув гимнастерку откашлялся, растерянно посмотрел на остальных и (вот что значит опыт) быстро придя в себя, ответил:

— Товарищ командир. Вы сами сказали, что в городе будем еще четыре дня. Нельзя ли баню и стрижку сделать перед отъездом? А то ходить тут оболваненным, словно новобранцам, нам вовсе не с руки...

Остальные одобрительно загудели. Я же, потерев лоб, поднялся:

— А вот с этим — согласен. Аргумент весомый. Значит, подытожим — стрижка и баня для личного состава переносится на три дня. Если кто-то начнет что-то против мутить, то скатертью дорога. Я уже свои причины вам привел — мне гомосеки в отряде не нужны!

В этот момент, активно зашевелился наш павший польский карбонарий. Вздохнув, я подхватил его подмышки и утвердил на стуле. Задумчиво оглядев остальных, спросил:

— Вроде, что-то еще было?

Разумеется, я прекрасно помнил, что у нас еще. Наисложнейший вопрос с переобмундированием. Моремана из бушлата вытряхнуть, это все равно что десантника берета лишить. Поэтому и был затеян весь этот предварительный скандал. Как уже говорилось, очень мало кто из местных, может выворачивать слова так, чтобы обернуть дело в свою пользу. Во всяком случае, среди простого и неискушенного люда. И теперь, приведя свои доводы и выслушав их предложения, я добился того, что для начала они подстригутся. Уверен, что среди рядовой матросни, особого шума не будет так как мои слова насчет извращенцев, разойдутся быстро.

Но это все фигня. Особой эпидемии нету и вопрос со стрижкой был даже не принципиален. Главное, что насчет смены формы, они меня теперь не на горло будут брать, а станут аргументированно отстаивать свои позиции. Но и на этот случай кое-что есть. Не зря еще три недели назад заказ делал, грохнув в виде задатка почти все свое золотишко. Но Иван вовремя подкинул бабки, поэтому и расчет окончательный произвел и телеги с тюками обмундирования сейчас под охраной людей Васильева стоят.

На мой вопрос, отвечать поднялся глава матросского комитета. Он говорил неторопливо, но очень весомо:

— Товарищ Чур, вы еще говорили про то, чтобы нас нашей формы лишить. Люди этого просто не поймут. И объяснить им такое, мы никак не сможем. Бритье головы, это так — пустое. Даже шумели зазря. А вот форма... Мы в ней, с кораблей сошли. Мы в ней, революцию делали. Мы в ней, с беляками дрались. Геройски дрались! Враги, нас увидев, половину своего запала теряют! Потому что знают — матросы не отступят! И братишек наших мы по этой форме узнаем. Откуда бы они не были, каждый из наших знает — мы друг друга завсегда поддержим и поможем!

Молча слушая его, лишь кивал, а когда Григоращенко закончил, ответил:

— Я тебя понял Матвей Игнатьевич. Форма эта вам дорога, как символ творцов революции, как память о корабельном прошлом, как возможность идентификации и как средство морального запугивания врагов на поле боя, а то и еще до боя.

Взводный на это лишь брови поднял:

— Во! Очень точно сказано! Без души, но по-военному точно! Все так и есть!

— И вы, братские сердца, считаете, что зная все это, я намерен вас переодеть в простую пехотную одежку? Плохо вы своего командира поняли! Начнем с того, что вашу морскую робу никто у вас забирать не собирается! Вы, на время выхода с места расположения, ее просто в баталерку сдадите. Но не всю! Тельники остаются на вас, а бескозырки вы берете с собой. И сейчас объясню почему.

Поднявшись из-за стола и направившись к выходу, скомандовал:

— Все за мной! — И выйдя в коридор гаркнул— Соколов, выводи людей!

Ну а следующие полчаса все оглядывали общупывали и только что не обнюхивали новую форму, кроем сильно напоминавшую "эксперименталку", или как ее позже называли "афганку" первых образцов. Только, несколько урезанную. У брюк отсутствовали набедренные карманы. На кителе, вместо погончиков, были лишь лямки для того, чтобы плечевые ремни не сползали. Бушлат, тоже без погон и без поясного шнурка. Зато присутствовала возможность перестегнуть капюшон с бушлата на китель. Кто знает тот поймет, что даже летом боец мерзнет, а вот капюшон, очень спасает. Да и то, что с ватника может отстегиваться куртка (опять-таки для использования в прохладный летний день) это очень хорошо. Кепи, правда, отсутствовало. Я тут консультации наводил и меня отговорили от них, аргументируя это тем, что уж очень на австрийские кепи похожи, а у народа это вызовет плохие ассоциации. Так что теперь, в моем отряде, как зимний головной убор будет использоваться шапка-ушанка обыкновенная. Серого цвета. А вот как летний... Как летний, у нас будет применен черный берет, с красной звездой и красным же шитым уголком сбоку берета. А на форму, на левый рукав будет пришиваться круглый черный шеврон с желтым якорем и надписью сверху — "Морская Пехота РССР". Снизу тоже была надпись — "Никто кроме нас!". И вот только пускай эти морские снобы сейчас станут нос воротить! Тогда точно психану. Я такие бабки, на все это дело грохнул! Ведь даже не предполагал, что обычная материя ХБ может быть настолько разного качества. И что вата, это дефицит.

Но "снобы", разглядывая бойцов, исполнявших роль моделей даже как-то притихли. Лишь Гришка, неуверенно спросил:

— А почему — "Морская пехота"?

Я пожал плечами:

— Ну а кто же вы теперь? Корабли ваши далеко. Да и осталось тех кораблей не так много. Команды на них есть. Так что вряд ли вам еще, "походить" в ближайшем будущем придется. А вот на суше воевать — это да. Этого, полной ложкой хлебнем. Но при этом вы морские волки. Поэтому, форма и подчеркивает, что вы не только на воде, но и на земле любого раком поставите! Надпись читали?

— Это про "никто кроме нас"?

— Угу.

— Да, красиво сказано... И роба новая, ничего так себе... Карманов прям, как на английском френче. И на бушлате воротник хороший. Никакой ветер с ним не страшен... Я только не понял, что ты про бескозырки говорил?

Ухмыльнувшись, пояснил:

— Да все просто. Те, кто к нам с земли влились, будут только в беретах ходить. А которые с кораблей, те в бескозырках. Или в беретах — это уже на усмотрение взводного. Но думаю, что вы для подчеркивания своего "соленого" происхождения и для лучшего узнавания остальной братвой бески выберете. Понял, теперь?

Трофимов кивнул. Тут влез Михайловский:

— А новое обмундирование, оно лишь для морских? Мы в своем останемся?

Я вздохнул:

— У нас единое подразделение. Которое со вчерашнего дня официально называется "Первый батальон морской пехоты Балтийского флота!" До батальона мы пока не дотягиваем, значит, есть куда расти. И форма здесь будет, единая для всех.

Пулеметчик просиял и в это время от стоящей и о чем-то ожесточенно перешептывающейся группы, отделился Григоращенко. Несколько нерешительно подойдя ко мне, он оповестил:

— Ну так, это... Братва с комитета решила, что это достойная замена. Тем более, что нашу робу нам оставляют.

Я кивнул:

— Вот и добре. А то шуму-то было...

Игнатьич, какое-то время помялся и задал еще один вопрос:

— Тут народ спрашивает... Хм... Понимаю, что это не по-нашенски, но ведь люди кровь проливали...

Комиссар, стоящий рядом подбодрил его:

— Да не тушуйся ты! Скажи нормально, чего хочешь-то?

Взводный встряхнулся:

— Такое дело. Вчера нашим ребятам награды вручали. И они теперь гордыми ходят. Понятное дело — герои. Тут и вопросов нет. Но у нас ведь многие с четырнадцатого воюют. И тоже наградами отмечены. Пусть и царскими, но кровь ведь за страну проливали, против кайзера. А лежат сейчас те кресты в "сидорах", да карманах...

Лапин нахмурился, но я положил руку ему на плечо:

— Погоди комиссар. Матвей Игнатьевич, верно говорит. Он ведь не про генеральские награды речь ведет, а про солдатские ордена. Их простые люди получали, за личную храбрость. Те люди, которые с немцами за свою Родину бились. И вскоре, опять биться продолжат. Так что, подумай сначала, прежде чем чего-то сказать...

Кузьма на несколько секунд замолк, а потом произнес:

— Ну если так смотреть... Только, что остальные товарищи скажут? Не наши, а здешние товарищи?

— А вот для всех остальных, мы проведем общее собрание батальона. И для партийных и для беспартийных. На собрании проголосуем. Как решим, так оно и будет. И не дай бог, кто со стороны вякать начнет. Тогда сам разбираться стану.

Воспрянувший Григоращенко, подтвердил:

— Верно командир сказал! Как общество постановит, так и сделаем. А ежели кому стороннему не понравится, то мы разъясним его заблуждения, со всей балтийской прямотой!

Звучало это, несколько пугающе. Ну да, это я к ним относился как к обычным бойцам. Оборзевшим, но вполне управляемым. Наверное, потому что сразу повел себя так. Зато остальные (и свои и чужие) их сильно опасаются. Для пояснения ситуации скажу, что за время пребывания матросни в Ростове, с ними никто из здешнего пехотного гарнизона даже не подрался. Невзирая на их общую наглость. Стычки были, но местные предпочитали отступить. Это, однако, показатель. И теперь мне даже интересно будет посмотреть на того смельчака, что посмеет выступить против решения матросского собрания (каким бы оно ни было).

Хотя, лично у меня сомнений не было, чего они там нарешают. И комиссар говорит с людьми, и я говорю с людьми, так что их настроения нам известны. Да и подоплека вопроса мне вполне ясна. У многих водоплавающих, реально были кресты и медали. Когда после революции, решили порвать с "проклятым наследием" и сняли все регалии, то никому особо обидно не было. Все выглядели одинаково. Зато теперь...

Еще вчера, награжденные, соорудив красные розетки неимоверной величины, надели ордена прямо поверх шинелей и бушлатов (ума не приложу, кто им такую дичь подсказал). И нос, соответственно, задрали выше облаков. Слов нет — вполне заслуженно. Но получился перекос — одни гордятся и носят показатели своей храбрости. А вот другие (никак не менее храбрые) такой возможности не имеют. Хотя у них, тоже есть что показать. Вот и озаботилось матросское сообщество, вопросами равенства. Вот и засучили они лапками. Психология, однако. Так что препятствовать я этому не собираюсь. С офицерами подобное провернуть не получится (не стоит пока нарываться), а вот для рядового и сержантского состава у меня для всех вопрошающих есть железная аргументация.

Но теперь снова о насущном. Окинув взглядом взводных, я приказал:

— Товарищи. Все насмотрелись? Тогда давайте вернемся обратно.

А когда народ опять расселся, спросил:

— Проблема c переобмундированием решилась положительно? Вот и славно. Значит сегодня, после обеда, начнем выдавать новую робу. В связи с этим, возникает вопрос ее подгонки. Ну и вопрос с баней, вновь становится актуальным. Вряд ли кто-то захочет тащить старых вшей на новую одежду. А если вопрос с баней, то и со стрижкой. Так что, решайте товарищи.

В этот раз, даже споров не было. Да и чего тут спорить? Родная форма остается при них. Плюс еще получают новую и необычную. А прически, это вообще — так. Проходящее. Когда были утрясены и все остальные вопросы, народ разбежались объяснять политику партии личному составу. Только Городецкий тормознулся. Извинения просил, за свою горячность. Что характерно — мой удар, который его срубил, не упоминался вообще. То есть, человек понимал: заслужил-получи. Поэтому я даже кобениться не стал, а просто погрозил кулаком и отправил его заниматься делами.

А сам, с Васильевым, двинул к артиллеристам. По пути, штабс-капитан поинтересовался, всегда ли у нас совещания проходят настолько бурно. Я успокоил, что обычно нет, но сегодня была пара острых и принципиальных вопросов. Вот и разгорячились, словно мальчишки во дворе. Александр неопределенно хмыкнул и спросил:

— Вы сами, наверное, из флотских будете?

Я покачал головой:

— Вряд ли. После ранения, потерял память и кем был ранее, мне самому неизвестно. Знающие люди утверждают, что подпольщиком. Но точно не моряком, потому что я даже половину их ругательств не понимаю. Про дыру кашалота понимаю, а вот что такое и где находится бом-брам-стеньга, уже все — ноль.

Ошарашенный Александр, лишь протянул:

— Поня-ятно... Слов нет.

— Чего тебя так удивило?

— Как вам сказать? Просто я уже сталкивался с морским людом. Впечатление они произвели м-м-м... двойственное. Нет, как бойцы вполне организованы и упорны. Но ведь они, со стороны, вообще авторитетов не признают! Только если из своих. А вы сегодня их так... Когда вы того крепыша уронили я думал — все. Сейчас нас убивать будут. Уже за револьвер хвататься собрался...

В удивлении я поднял брови:

— Почему "нас"?

— Ну, как они относятся к офицерам, мне известно. Не зря же, меня, председатель матросского комитета "золотопогонником" назвал.

Махнув рукой, ответил:

— Не бери в голову. Вполне нормальные и вменяемые ребята. Тебе просто привыкнуть надо. Вон, Михайловский, тот не простой золотопогонник, а еще и дворянин, но они его только что в зад с разбега не целуют. И орал он, вместе со всеми, очень даже бодро.

Васильев вздохнул:

— Да-а...

— Чего так тяжко?

Артиллерист погладил подбородок и собравшись с мыслями ответил:

— Просто я видел, что сегодня происходило. Да еще на митинге присутствовал и знаю, за что вас награждали. И подумал, что если в России были такие "подпольщики", то конец старого режима был предопределен...

— Да ему уже лет пятнадцать, как ничего не светило! Знаешь, капитан, мне сейчас политпросвещением заниматься, вроде как не с руки. Других дел хватает. А вот с комиссаром, ты поговори. Он человек умный и подкованный. Позадавай ему непонятные для тебя вопросы. Гарантирую — будет интересно.

Александр кивнул и какое-то время дальше шли молча, пока он не вспомнил:

— А почему вы спрашивали на каком музыкальном инструменте я или мои солдаты играть умеют?

— Не солдаты, а бойцы. Это ты запомни, чтобы не путаться. Солдаты, они с той стороны. Нашим людям не нравится, когда их так называют. Так что, уважь пока эту причуду. Ну а спрашивал насчет игры, потому что через три дня у нас будет прощальный митинг для первой партии отбывающих на войну с немцами. То есть и для нас в том числе. До площади пойдем нормальными взводными коробками. С нормальным равнением. И каждый из взводов, по очереди, будет петь свою песню.

Васильев аж остановился:

— Торжественным маршем?! Вы это серьезно? Господи! Да я этого год уже не видел! А матросы как отнеслись к тому, что им "ножку тянуть" придется?

Я ухмыльнулся:

— Сугубо положительно. Это ведь, смотря как преподнести. А возможность блеснуть выправкой и утереть нос здешней сухопутной пяхтуре, была воспринята на "ура". Сегодня еще и тренироваться будут — навыки вспоминая. Им ведь было сказано, что если передо мной, на предварительной подготовке, хреново промаршируют, то в городе — даже позориться не будем. Пойдем так же, как все.

Взводный от подобного известия несколько заколдобился, но быстро взял себя в руки. Сразу видно военную косточку. Он одновременно и обрадовался, и встревожился. Обрадовался от того, что хоть что-то будет "по-старому", а встревожился из-за недостатка времени. Капитан сразу стал суетиться и причитать — дескать он не успеет подготовиться, дабы не ударить в грязь лицом. Им ведь еще со станции перебазироваться в казармы, поэтому могут не успеть принять участия в тренировках. Успокоив его, что даже если на фоне матросни они как-то слажают, то ничего страшного — все остальные, вообще пойдут слабо организованной толпой. После чего, вручил взводному бумажку с текстом песни. Тот почитал, удивленно хмыкнул и вынес вердикт:

— Знаете, не плохо. Очень неплохо! И припев такой — весомый! — он процитировал — Артиллеристы — точный дан приказ! Артиллеристы, зовет Россия нас! Только мелодия непонятна...

Я поднял палец:

— Вот! Поэтому и спрашивал, насчет умения играть. С мелодией, оно доходчивей будет. Я музыканту и взводному запевале в сторонке покажу, как все должно выглядеть. Не голосить же командиру перед всеми? Ну а дальше, уже сами вокалировать станете...

* * *

После того как меня представили артиллеристам, я вернулся обратно и прихватив людей, отправился на рынок. Нет, паек нам выдавали. Кстати, довольно неплохой паек. Но хотелось вкусняшек.

Цены на рынке, не особо радовали. Я там разговорился с одним прилично одетым гражданином, который продавал старое пальто, он и просветил о прогрессии. Измерял ростовчанин все в фунтах, но я уже как-то привык к подобному. Так, фунт говядины быть восемьдесят копеек, а стал рубль восемьдесят. Сало выросло с полутора рублей, до семи рублей. Хлеб с одиннадцати копеек, вырос в десять раз. А сахар с двадцати копеек — почти в пятьдесят раз! Повторяю — цены не за килограмм, а за фунт! То есть, за 0.4кг. При этом, средний заработок был шестьдесят-семьдесят рублей. Блин, прямо как у нас, в "святые девяностые"! Вроде и товары есть, да денег на них нету. И инфляция такая, что рост зарплат даже близко не успевает за ней. Поэтому, с каждым днем жизнь становится все хуже и хуже. А через два года, все это отутюжит неурожаем, и страна получит реальный голод.

У нас, в девяностые, неурожая не было, да и задел был бешенный, поэтому настолько массово люди не вымирали. Но это вовсе не заслуга "младореформаторов". Вон, рыжий приватизатор, помнится, закладывался на цифры потерь с восемью нулями. Как там он говорил — "Ну вымрет тридцать миллионов. Они не вписались в рынок. Не думайте об этом!". Так что, сами соображайте, когда людям было хуже — сейчас, или на сломе веков? Тот же Гитлер, в сравнении с российскими демократами был просто сопляком. Он воевал, зверствовал, занимался геноцидом, стараясь изо всех сил и то до тридцати миллионов не дотянул. А эти — в костюмчиках, в мирное время решили его переплюнуть. И ведь, почти удалось!

Почуяв руку в своем кармане, я отвлекся от превыспренних мыслей и вернулся на грешную землю, успев ухватить кого-то мелкого шибздика за загривок. Приподняв пойманное существо разглядывал страшно чумазого оборванца, который в начале сильно взбрыкнул, а затем покорно обвис, огорченно шмыгая носом. Заметив в спутанных волосах, торчащих из-под малахая, крупную вошь я чуть было не уронил добычу. Но сдержался, лишь спросил:

— Чьих будешь, мурзилка?

Пацан лет двенадцати, поняв, что прямо сейчас его вроде бить не станут хрипло попросил:

— Отпусти, барин. Военные нас завсегда отпускают.

Сидевший на телеге, в нескольких метрах от нас, торговец мясом, оживился:

— О! Молодец солдатик! Поймал шельму! Ентот мазурик, третьего дня, у меня чуть кус от окорока не свистнул! Держи его крепче! Ужо, я ему сейчас!

Мельком глянув на торговца, я бросил:

— Отвали. — и повторил свой вопрос мальчишке — Так, под кем ходишь? Под деловыми, или сам по себе?

Тот, какое-то время висел молча, а потом неожиданно крутнулся так, что кусок его (даже не знаю как эти лохмотья назвать) верхней одежды, остался у меня в руках, а сам оборвыш, шустро, словно белка, метнулся в сторону. Но Мага был настороже и через секунду, беглец снова повис в воздухе. В этот раз он даже особо не трепыхался.

— Ты не ответил на вопрос. Ты сам по себе или с кем-то?

Собеседник угрюмо пробурчал:

— Мы сами свои.

Понятно... я где-то так и предполагал. Забрав ношу у горца, я поставил пацана на землю и ухватив за руку, продолжил допрос:

— И сколько вас в твоей ватаге?

— Не скажу!

Я удивился:

— Почему? Это что — военная тайна?

Мальчишка ненадолго задумался и упрямо тряхнул головой:

— Вы тогда облаву сделаете и всех нас посадите. Не скажу!

— Вот те нате! Зачем же вас сажать? — не сумев поймать его взгляд я сдался — Ладно шкет слушай сюда — ты знаешь где находятся казармы таганрогского полка? Хорошо. Тогда, если решитесь, приходите вечером туда. Часовому скажешь, что к товарищу Чуру. Там вас помоют и покормят. Обещаю, что после кормежки силком держать никого не будут. Кто захочет сдохнуть под забором — скатертью дорога. А с остальными поговорим за дальнейшую жизнь.

После чего отпустил собеседника. Тот отпрыгнул, но видя, что гоняться за ним не собираются, остановился:

— Точно, шамовку дадут?

— Точно. Каждому по миске каши. С салом. И по полкуска сахару с кипятком.

— И потом отпустят?

Я развел руками:

— Тебе же раз сказано было? Или ты еще и глухой?

Пацан независимо сплюнул и уже уходя, бросил через плечо:

— Мы подумаем!

Глядя вслед беспризорнику, я подумал — правильно Жилин сделал, что не стал дожидаться, когда вот таких малолетних бродяг появятся миллионы. Уже сейчас ими плотно занимаются. Но все больше, в столицах, а они ведь, в холодное время, на юг мигрируют. И в Ростове их чуть больше, чем до хрена, но Шамов (это тутошний главный чекист) что-то не особо чешется. Понятно — у него своих дел хватает. Только все равно надо будет к нему зайти и пообщаться на эту тему. Потому как, судя по воплю этого шкета "нас посадят" чекисты как-то не верно восприняли приказ о беспризорниках. Или они их для начала, в принципе просто ловят, а потом начнут приюты создавать? Мне этот вопрос особо близок, так как сам детдомовский и я отлично понимаю, что значит иметь место куда можно вернуться и где тебя накормят и хоть как-то защитят. Поэтому, обязательно поговорю с власть предержащими на эту тему. В общем, сделав отметку в памяти, двинул дальше. Дел еще было, выше крыши.

А ближе к вечеру, у нас была баня и всеобщее переодевание. Я, временно добыл вошебойку на лошадинной тяге, так мы еще и белье все прожарили. Глядя на эту чудо-машину, подумал, что нам обязательно надо будет себе в личное пользование что-то подобное добыть. Только получше. У нас в Чечне были шикарные самоделки гораздо легче и удобнее чем вот эта. Так что сделаю чертежик и закажу несколько штук на батальон. Опять траты, но куда тут денешься — вещь по нынешним временам, остро необходимая.

После бани у нас случилось короткое веселье, так как личный состав получил в свое распоряжение совершенно неведомый до сегодняшнего дня аксессуар — берет. С остальной робой все было понятно и никаких вопросов не вызывало. Но берет... Народ его задумчиво крутил в руках. Одевал на голову. Снимал. Оглядывался. Оценивал, как все это выглядит на башке товарища. Задумчиво чесал стриженный затылок. Но постепенно, командиры взводов, заранее проинструктированные мною, навели порядок. Я же, глядя на все это, и потираясь щекой о воротник новенького бушлата, лишь улыбался, испытывая почти забытое чувство комфорта.

Потом, построили батальон и комиссар толкнул речь. А когда личный состав оправился осваивать новую форму, ко мне прицепился Гришка. В залихватски сдвинутом берете и "афганке", он сильно напоминал моих армейских товарищей времен контрактной службы. Только вот "маузер", несколько выбивался из образа. Хотя, по слухам, зам начал тайную операцию по обмену своей эксклюзивной пушки, на два "Парабеллума". Но, пока не сошлись в цене доплаты, так как домовитый Гриня, помимо пистолетов, возжелал стрясти с прижимистых станичников (с которым познакомился на одном из митингов) еще и ручной пулемет. Пулемет был не рабочий, но казачков все равно душила жаба. Я сей негоции не препятствовал, так как ручник в подразделении был бы совсем не лишним. А починить его, мы завсегда починим.

И вообще, как я понял, Трофимов беззастенчиво косплеил меня. Под звезду, на головном уборе, так же подкладку сделал. Китель подшил подворотничком. И брюки, не в сапоги заправил, а выпустил штанины поверх голенищ. Вот и сейчас задумчиво оглядев командира, зам задал животрепещущий для него вопрос:

— Чур, а ты почему орден не носишь?

При этом, он непроизвольно покосился на свой георгиевский крестик и на "Звезду" в большой красной розетке, которые прицепил прямо на бушлат. Я поднял брови:

— Что значит, не ношу? Ношу!

— Где?!

Оттянув ворот бушлата я продемонстрировал закрепленный за клапан нагрудного кармана орден.

— Но почему так? Его же под бушлатом не видно!

Ухмыльнувшись, ответил недоумевающем заместителю:

— Григорий Иванович, — (он так забавно дергается, когда я его по отчеству называю) — в этом то вся интрига. Вот представь — идешь ты, весь из себя самый обычный и ничем не выделяющийся боец Красной Армии. И захотелось тебе пообщаться с барышнями. Ну или с другими гражданами. Они поначалу носами крутят, а то и вообще на голос берут. И тут ты, вроде как невзначай, распахиваешь бушлатик и пока оппонент пребывает в оху.. э-э-э... в ошеломлении, решительным штурмом добиваешься своего.

Гришка на пару секунд задумался и заржал:

— А летом, на белье, значит, награды вешать? Нет, командир, серьезно скажи — почему так?

— То есть и вариант насчет личной скромности, тебя тоже не устроит?

Трофимов отрицательно мотнул головой.

— Ну тогда все просто — прочти правила ношения орденов и медалей. У нас в канцелярии приказ лежит. И я про него вам уже говорил. Там сказано, что награды на верхнюю одежду, можно крепить лишь во время парадов*. И распоряжение на это дает командир части. Поэтому, когда пойдем на митинг вот эта красота, — я мотнул подбородком на его розетку — будет к месту. А сейчас...

Гришка, не став дожидаться продолжения, протянул — "Поня-ятно..." — и быстренько отвалил.

* Попаданцы, сами того не ведая, почти полностью ввели в действие приказ N240 от 21 июня 1943г.

А я пошел узнавать не появлялись ли беспризорники. Оказывается, что нет. М-да... сильно недоверчивые ребята попались. Все-таки, у Шамова надо узнать, почему его людей ребятня так сторониться. Да и насчет пленных поинтересоваться. Хотя эти "дрозды", мне как-то даже не интересны. Это когда они только сдались, то еще сдерживались. А потом их переклинило напрочь. На все вопросы ругались, плевались и вообще — вели себя по-хамски. Никаких особых секретов эта троица знать не могла, а заниматься интенсивным допросом, времени не было. Отдавать их морячкам или Магомеду, тоже не хотелось. И вовсе не потому, что жалко. Мне дисциплина нужна, а нарезка лоскутов из пленных, этой дисциплине не очень способствует. В общем, по приезду в город, я сдал беляков чекистам и с чистой совестью забыл об этом вопросе. Других дел хватало.

* * *

А через два дня беготни, суеты и даже подготовки некоего сюрприза, наступил день парада. То есть, остальные-то думали, что это будет отвальной митинг, но мы знали, что это не так. И первый отдельный батальон морской пехоты балтийского флота, твердо намеревался блеснуть перед уходом в бой. Правда, слухи все равно просочились (а попробуй спрячь грохот строевого шага, когда аж окна звенеть начинают) и у нас появились соперники. Вернее, в начале, появились представители солдатских комитетов, которые имели беседу с нашими "старейшинами", а потом уже нам стали доносить вести, что кое какие части, решили принять вызов. Далеко не все, но желающие были. Это подстегнуло соревновательный дух. Только у нас еще был козырь, в виде песен. Пели прямо в казармах и вполголоса, поэтому, конкуренты до последней минуты были не в курсе.

И вот мы выдвигаемся на площадь. Взводные коробки почти не рассыпаются. Периодически (по командам взводных), идет переход на строевой шаг. Голуби разлетаются. Собаки разбегаются. Тут еще запевалы, по очереди начали голосить. Народ на тротуарах, пребывает в ахуе. Ростовчане, никак не могут понять — кто мы такие? Форма незнакомая. Выправка гвардейская. Белые? Откуда? На союзников, тоже не похожи. И что за звезды на странных головных уборах? Красные? Почему тогда настолько слитным строем и с песнями? Причем не "Вставай проклятьем заклейменный" или на худой конец "Соловей, соловей пташечка", а какими-то новыми и незнакомыми? Но вездесущие пацаны, которые все эти дни за нами внимательно следили через забор, а сейчас бегущие рядом, криками просвещали недоумевающих людей.

В общем, когда дошли до места и построились, выяснилось, что за батальоном следовала нехилая толпа. Всем было любопытно, что происходит и что произойдет. Вроде как ожидается митинг. Но почему с такой помпой? И что здесь делает несколько барышень приличного вида, стоящих плотной группой и десяток оркестрантов с инструментами? Причем, оркестр не полковой — с трубами и барабанами, а местный, из оперетты? Кстати, музыканты, вместе с репетициями мне обошлись в совершенные копейки. Служители скрипки и рояля несколько обездолили, поэтому за столь необычную "халтуру", предпочли брать даже не деньгами, а продуктами. Девчонки были актрисками из этого же коллектива, так что оплачивал их оптом.

Да уж. Я, поначалу, не подумав, решил голосистых барышень поискать на заводе. Ну а где еще найти большую толпу мамзелей, из которой можно сделать выбор? Обломался. В России вовсю царствовал домострой и даже на ткацкой фабрике я искомого не нашел. Сплошные мужики, с редкими вкраплениями теток уставшего вида. Предложение набрать искомое в публичном доме, с негодованием отверг.

Потом меня осенило, и я совершил визит к старинной знакомой. Да-да. Той самой недокореянке — От Ва Ли. Дойдя до дома, в который она тогда впорхнула, прошел в дворницкую и там уточнил номер квартиры Метелина. Дворник, повздыхав, адрес сказал, присовокупив:

— Мне понятым итить?

Не особо удивившись подобному предложению, я отказался объяснив, что визит не с обыском, а просто в гости. Потом поднявшись на второй этаж, покрутил ручку звонка и когда из-за двери спросили -"кто там?" громко спросил:

— Елена Георгиевна Метелина, здесь проживает?

Дверь на цепочке приоткрылась и какой-то гражданин, с шикарной бородой, окинув нас с Магой взлядом, неуверенно поинтересовался:

— Вы кто? Зачем она вам?

— Здравствуйте.

В глазах бородача что-то мигнуло, и он смутился:

— Здравствуйте. И все же — зачем она вам понадобилась? Я ее отец...

Улыбнувшись, ответил:

— Вы не волнуйтесь. Меня зовут Чур и я к ней за консультацией.

— К Елене? За консультацией?! — у гражданина открылся рот, но он быстро взял себя в руки — Секунду — закрыв дверь и лязгнув цепочкой он вновь появился и широким жестом пригласил — Прошу!

Самой барышни не было дома, вот только ее папаша оказался настолько заинтригован, что впустил нас к себе. И именно он нас надоумил искать все нужное в оперетте. Там еще не вся труппа разбежалась и оставшиеся давали представления, разной степени популярности. Правда дивидендов с этой популярности хватало, только чтобы не протянуть ноги. Поэтому, мое предложение труппу сначала удивило, а потом и восхитило.

Так что теперь, когда подтянулись и остальные воинские части (некоторые старались походить на нас, но выходило так себе) начался непосредственно митинг с речами. Даже я высказался. В завершении, все хором спели "Интернационал". На этот раз не "в сухую", а под аккомпанемент довольно неплохого оркестра. Это внесло заметное оживление в действо. Особенно если учесть, что музыканты (в отличие от полковых дуделок), почти не фальшивили. И вот тут наступило время сюрприза. Я опять поднялся на трибуну и поднял руку привлекая внимание:

— Товарищи! Сегодня для уходящих на фронт борьбы с немецко-фа... (сука, чуть не сбился) кайзеровскими оккупантами, пролетариат города Ростова, исполнит несколько песен, которые нас поддержат в этот трудный час!

Дав отмашку, и слушая первые такты мелодии, я даже не заметил, как мою морду растянула улыбка. Это уже потом, на фотографии (на митинге и фотограф присутствовал, и даже кинооператор) стало видно. И если народ думал, что сейчас грянут нечто похоронное типа: "Вы жертвую пали в борьбе роковой" то все ошибались. Сводный опереточный девчачий квартет лихо выводил:

— Расцветали яблони и груши

Поплыли туманы над рекой

Выходила на берег Катюша

На высокий берег на крутой

Потом они выдали еще несколько песен, которые завершились проникновенным исполнением "Синего платочка".

Мы уже выдвигались в сторону казарм и дальше на вокзал, а толпа на площади лишь прибывала. Бывшие опереточники, после ухода бойцов сменили репертуар и теперь издалека доносилось "И любят песню большие города...". Так что теперь всем хотелось послушать выступление первого в этом мире ВИА. И мниться мне, что отныне, этим ребятам голод не грозит...

Глава 13

Немцев мы опередили, и в Таганрог они войти не успели. Хотя, исторически подкованный Жилин говорил, что в нашем времени и в нашей реальности кайзеровские войска заняли город как раз первого мая. Но сегодня, второго мая, вся их махина остановилась в двух перегонах от города. Местные сплетничают, что у фрицев много больных тифом, вот они и сбавили темп наступления. А по данным разведки, нам будет противостоять пятьдесят вторая вюртембергская резервная пехотная бригада. И народу там до хрена. Три полка ландвера, эскадрон уланского полка, саперный батальон, да еще и артиллерия. Силища огромная. Но и у нас людей не мало.

Мой батальон, выгрузившись в Таганроге, собрался колонну и ушел из города в степь. Там формировалась линия обороны, в которую входили части Кубанской Советской республики, Черноморской Советской республики и войска, прибывающие из Ростова. И кавалерия, и пехота, и артиллерия. Было даже два броневика и целых три самолета для разведки. Командующим этой сборной группировкой был назначен Матюшин Анатолий Иванович. Как сказал про него Иван — Матюшин его человек, который устроил все заинтересованные стороны. А то у красных, ведь, своих внутренних терок тоже хватает. Тот же Автомонов, командующий войсками КСР, оказывается, напрочь разосрался со своей гражданской администрацией и теперь они друг другу активно нозят. Причем настолько яро, что в их разборки (и это во время войны) было вынуждено вмешаться руководство страны. Да и в остальных республиках тоже не все гладко. Честно говоря, про Советскую власть на местах можно было сказать словами из "Золотого теленка": руководство республик вело себя как польский сейм, вечно раздираемый противоречиями. Хорошо еще, что у разнообразных белых, внутренние взаимоотношения были не лучше...

Тут меня отвлек, трусящий рядом на каурой лошадке Лапин:

— До Покровки еще далеко?

— Верст двенадцать. Так что часа через два будем на месте. Да, спросить хотел — как твои в наш дружный коллектив влились? Не шокируют их правила?

Комиссар расцвел в улыбке:

— Нет. Даже наоборот. Они ведь все с Путиловского и солдатчины не хлебнули. Сравнивать особо не с чем. А порядок, он завсегда порядок. Так что нормально все. Башметова, слесаря с инструментального, даже в солдатский комитет выдвинули!

Глядя на довольного Кузьму, я тоже улыбнулся. Ну да. Благодаря его стараниям, батальон разом вырос на двадцать два человека. Это он всех своих смог собрать, из разгромленного отряда. Ну, тех кто выжил. А было их, пять десятков... Угу — пятьдесят рабочих разной квалификации. И таких отрядов по стране — море. А потом за голову станут хвататься — где брать квалифицированный персонал на заводы?

Поэтому, из путиловцев я организовал отделение артмастеров (для починки оружия) и десяток влил во взвод охраны нашей артиллерии. Так что, в прямых боестолкновениях работяги участвовать не будут. После же, поглядим как себя покажут.

* * *

В Покровку, где располагался штаб объединенной группировки мы прибыли ближе к обеду. Бардака там, что характерно, особо не наблюдалось. Во всяком случае, километрах в десяти от села, батальон встретил конный дозор. Правда, наша разведка их обнаружила раньше. Но сам факт не может не радовать. А в самой Покровке, наткнулся на ростовского знакомого. Тот объяснил, что, где и как. После чего мы, с Гришкой и комиссаром пошли знакомиться с командованием.

Матюшин, ожидал прихода батальона. Суховатый мужик среднего роста с седыми усами и умным взглядом карих глаз, он как-то сразу производил хорошее впечатление. Буквально с первого рукопожатия. В процессе разговора выяснилось, что Жилин его относительно меня проинструктировал. Так что встреча оказалась достаточно теплой. Минут через двадцать, в дверь пару раз стукнули и на пороге появился смутно знакомый мужчина с усами, не меньше чем у Федора. Да куда там! Больше! Прямо буденновские усы у мужика! Сам ростом не вышел, но усищи, просто шикарные! Командующий при виде вошедшего оживился:

— О! Семен Михайлович, проходи! — и уже обращаясь ко мне — Вот с ним вы и будете взаимодействовать! Знакомьтесь — это товарищ Чур, командир первого ударного батальона морской пехоты балтийского флота! А это товарищ Буденный, командир революционного конного отряда.

Пребывая в полнейшем охренении, я разглядывал прилагаемую к усам фигуру. Эпическая сила витаминов! Нет слов! Все революционные деятели, встречаемые мною ранее, были незнакомы. Нет, историкам их фамилии наверняка что-то говорили, но у меня никакого отклика не вызывали. Здесь же... Правда, сильно смущала компактность легендарного командарма. Люди тут все не особо рослые, только вот Буденного я себе представлял здоровым детиной.* Поэтому сейчас, несоответствие ожидаемых габаритов, добавило свой вес к общему ступору.

* Рост Буденного С.М. — 169см.

Но будущий маршал, заминки не заметил и протягивая руку представился:

— Семен.

Пожимая крепкую ладонь (а сила чувствуется!) улыбнувшись, произнес:

— Чур.

Буденный нахмурил брови:

— Не понял. Так это у тебя имя или фамилия такая?

Ухмыльнувшись, ответил:

— А это у меня всё. И имя, и фамилия, и отчество. На выбор.

Стоявший радом Лапин, дополнил:

— Товарищ Чур, после ранения память потерял, поэтому теперь вот так... А товарищ Жилин, который с ним раньше был знаком, говорит что ему только псевдоним и известен. Сами понимаете, для подпольщиков настоящее имя — это секретная информация. Кто же знал, что у товарища контузия приключится и так на память повлияет?

Усач озадаченно крякнул, но информацию принял к сведению, и мы все вместе стали обсуждать дальнейшие задачи.

А для моего батальона и отряда Буденного задача была интересная — насколько возможно нарушать снабжение противника и щипать его тылы. Тут ведь (как и в войне с белыми) сплошная линия фронта просто отсутствует. Немцы продвигаются вдоль железных дорог захватывая насколько это возможно окрестные города и села, оставляя в них свою администрацию и небольшие гарнизоны. Причем, когда я говорю небольшие, это значит, что в зависимости от величины населенного пункта, немчуры там может быть всего пару десятков, во главе с фельдфебелем, а то и унтером. Правда, фрицев еще поддерживают гайдамаки из УНР да Сечевые стрельцы. И их немало. То есть, как выяснилось, поддержка "небратьями" захватчиков, это древняя традиция. А я-то считал, что все в Великую Отечественную началось. Но оказалось, что тяга копателей морей в "це европу", имеет более давние корни.

И в прошлый раз, большевики сильно обмишурились, думая задобрить гордый и свободолюбивый украинский народ громадными территориальными подачками. На все шли, в расчете привязать светлолицых "лыцарей" к своему Мордору. Даже всеобщей украинизацией части Российских земель заманивали.

В этот раз, планы были несколько другими. Седой ими не делился (видно, чтобы не сглазить) но по его оговоркам, я так понял, что политики коренизации не будет. Вообще не будет. Так что левобережье — это Россия без всяких вопросов. Херсонская, Одесская и Николаевская губернии, туда же. А вот насчет остального правобережья, там будут думать — как и зачем. Что останется Малороссией, а что станет самостийной и незалежной "це европой". Ну а пока, как я и говорил, помимо немцев да гайдамаков, будем рубиться и с гнилой отрыжкой Австро-Венгрии — сечевиками.

* * *

После обсуждения насущных вопросов, отправились к своим подразделениям. Кстати, Буденный оказался еще тот фрукт. Какое-то время нам было по пути, и мы неспешно катили из села общаясь на разные темы, как вдруг, он, задумчиво окинув нас взглядом, поинтересовался:

— А балтийцы-то знают, что у них вот такое новое формирование появилось? Ить вопросы у ребят могут появиться. А матросики свои вопросы оченно досконально задают. Кресты ваши, опять-таки...

Трофимов на это лишь фыркнул:

— Ты, паря чего — нас за ряженых держишь? Мы и есть балтийцы! И уже своим ребятам на корабли, да в Совкомбалт весточку послали про то, что стали морской пехотой. Да просьбу высказали, чтобы братва над нами шефство взяла. Так что тут все сурьезно! И насчет солдатских наград, тоже отписали. Тем более, что вот-вот постановление от Советской власти насчет них выйдет.

Я ухмыльнулся:

— Ну, насчет крестов, для тебя это должно быть важный вопрос. Ведь, судя по усам, ты как минимум бантист. А то и более того.

Семен поднял брови:

— Про усы не понял? И откеля, про бантиста знаешь?

— Да что тут понимать? Вот у нас, есть Федя Потопов. Два "георгия" имеет и шикарные усы. Но ровно вполовину меньше твоих. Я и сделал вывод, что у тебя, как минимум четыре креста должно быть. К таким-то усам!

Все заржали, а Буденный, гордо расправил усищи и как-то неуверенно поинтересовался:

— А насчет постановления, сведения верные?

Комиссар кивнул:

— Вернее некуда. Мы с самим товарищем Жилиным на эту тему говорили.

Усач довольно хмыкнул:

— Вот и добре. Только мы пока погодим впереди телеги бежать и приказа дождемся...

* * *

А потом была подготовка к рейду. Я как-то поначалу сильно задумался, а кого, собственно, брать? Пешие, вроде сдерживать будут. Но потом прикинул, что в конечном итоге никто никого сдерживать не станет. Ковпак вон и артиллерию с собой таскал и даже танки и ничего. На тысячи километров ходил. Это еще если учесть, что немчура тогда была несравнима с нынешней. Так что, на месте оставляю львиную часть обоза (включая три новые прогрессивные вошебойки, которые мне успели сделать в паровозных мастерских и полевую кухню). Остаются рабочие Лапина. Остаются все тяжелые или ненадежные телеги, которые просто не выдержат дорог и бездорожья. И остается большая часть взвода управления во главе с Григоращенко. Взводный и будет старшим над всей этой солянкой. Мужик он умный и хваткий. Так что обоз будет под надежным наблюдением и посторонние его не растащат. Ну а нам, завтра поутру выходить. Надо только еще с буденновцами договориться о взаимодействии. Нет, в штабе с самим Семеном и его командирами мы пообщались. Но кое какие детали необходимо уточнить...

* * *

— И что, целый состав, вот эта штука остановит?

Я, глядя в бинокль на приближающийся и-за сопки паровозный дым дернул плечом:

— Кузьма, по идее, клин не останавливать должен, а ронять. И если поезд будет идти с хорошей скоростью, то он в тот овраг и нырнет.

Комиссар почесал заросший подбородок:

— А если, с не очень хорошей?

— Тогда слетит лишь паровоз. Или платформы если он их перед собой толкать будет. Но в любом случае весь состав встанет. Тут мы их и причешем.

В "клине Шавгулидзе", я был уверен. А вот в проводах, не очень. На них была матерчатая изоляция, пропитанная какой-то дрянью. Но изоляция оказалась местами надорванной, а изоленту толи не изобрели то ли мне дурку сваляли, делая большие глаза, предлагая при этом вместо изоленты, банку с особо вонючим клеем и полоски ткани. Так что клин, это наше все. Мне их три штуки сделали. Думаю, вполне хватит. Да и тяжеловаты они (каждый килограмм по двадцать, если не больше весит), так что таскать их желательно в телегах. Нет, с собой провода, конечно, были. И электродетонаторы добытые у матросиков из Азовской флотилии. А также, подрывная машинка которую лично ваял. И вот здесь у меня были сомнения во всем. И в конденсаторах, и в выпрямителях, и в генераторе. Но больше всего в проводах. Пробои в изоляции, при соприкосновении с землей, такую утечку дадут, что даже если все будет работать штатно, подрыва все равно не получится. Во всяком случае издалека. А совсем близко подходить — страшновато. И главное — никому это дело не доверишь. Посторонний просто сломает машинку (я ее делал, поэтому знаю, чего говорю). Так что клин, это наше все.

Вообще, за эти три дня мы углубились в тыл немцев километров на тридцать. Ну да. Сначала до них надо было дойти, а потом еще и обойти. Линии фронта не было, поэтому узнали, что дошли до зоны вражеского контроля, когда разведка очередной раз прислала вестового, который и доложил о наличии немцев в селе. Батальон свернул в степь и в дальнейшем, старался не приближаться к населенным пунктам. Шли еще полтора дня, в конце концов забазировавшись в удобной балке, откуда и принялись вести разведку. Обнаружили при этом, что до Нижней Кирсановки, где находится железнодорожная станция, километров пятнадцать. А когда прошли по речушке, текущей через балку, то и увидели этот замечательный мостик.

Времена ныне библейские, поэтому охрана вот таких небольших мостов, отсутствовала как класс. Единственное неудобство состояло в том, что помимо немецких воинских эшелонов проезжали и пассажирские поезда. А главное, зараза, без расписания! Так что, сначала надо понять, кто там едет и лишь потом ставить свой девайс на рельсы. Но сделать это мешает холм. И когда паровоз из-за него появится, то увидят уже меня. Гайки можно прикрутить быстро, но вот машинист, все равно успеет затормозить.

Чуть позже до меня дошло, что единственный кто здесь тормозит, так это я. Достаточно просто выставить наблюдателя на холме и он даст отмашку при виде нужной цели. Поэтому, отдав распоряжения, разместил батальон в засаде. В принципе, намечается все тоже самое что и с "Дроздами", только противник, будет упакован в вагоны. То есть, сопротивляться они начнут несколько позже. И в этот раз, мы особо упираться не станем. Вот как "максимы" отстреляют по ленте, так и начнем сваливать. То есть, эшелон остановился (или ушел под откос) после чего огневой налет на четыре-пять минут, а затем ноги в руки. Но жизнь, как обычно, внесла свои коррективы.

Паровоз шел довольно ходко. Немцы были аккуратистами поэтому спереди была прицеплена платформа, в которой, из мешков с песком и шпал было сделано два пулеметных гнезда. Разумеется, не пустые. За паровозом, следовали две платформы с четырьмя пушками. Затем две теплушки с закрытыми дверями и три теплушки с людьми. То, что с людьми, было понятно из-за того, что дверные проемы в них были открыты (днем сейчас не просто тепло, а даже жарковато) и мне были видны высовывающиеся головы любопытствующих интуристов. Далее шел пассажирский вагон. Наверное, для господ офицеров. Почему почти в конце? Все просто — это в нашем времени считается что в конце состава ехать не очень, из-за болтанки. А сейчас наоборот — чем дальше от паровозного выхлопа, тем комфортнее. Ну и завершала все, еще одна платформа со шпало-мешочным недодотом.

А бодро дымящий состав тем временем приближался и буквально через несколько минут я увидел то, что до этого наблюдал лишь в хрониках. Наехав на клин, пулеметная платформа нырнула мимо моста в овраг, даже без особого лязга. Зато паровоз, компенсировал все недостающие звуковые эффекты. Его повело в сторону и он, наполовину свешиваясь, в какую-то секунду проскочил почти до середины моста и тоже кувыркнулся вниз со скрежетом и здоровенным облаком пара поднявшегося с места падения. Одна платформа с пушками последовала за ним. Вторая просто соскочила с рельсов. Ее развернуло поперек, и она встала, зацепившись за опору, опасно кренясь. Пушки с нее сорвало и летели они чуть ли не до противоположного склона оврага. При этом одно из орудий, воткнулось своим кургузым стволом в землю так, что аж колеса с него отскочили. Сюрреалистичное зрелище.

Но нам было не до разглядываний. Над всей этой катавасией раздалась резкая трель свиста (это я постарался) и батальон заработал из всех стволов, по оставшимся стоять вагонам. От тех летели щепа и искры (когда пули попадали в металлические части). Потом до меня дошло, что странные звуки, раздающиеся из закрытых теплушек это визгливое ржание испуганных и раненых лошадей. Но менять что-либо уже не представлялось возможным. Тут хоть заорись — никто не услышат, так как грохот от пальбы стоял — мама не горюй!

Из вагонов, невзирая на открытые двери, никто не выскакивал. Ну еще бы — от резкой остановки всех пассажиров бросило друг на друга. Очухаться не успели, как их пригладили свинцом. Там даже если кто и остался не раненый да не покалеченный, ему точно не до сопротивления. Вызывавшую опасения замыкающую пулеметную платформу, так же загасили. От резкой остановки часть защитных шпал и мешков слетела и ставшие видимыми расчеты, были моментально расстреляны. И это значит... Это значит, что поспешное бегство отменяется. Поэтому, подтянув вестового, приказал:

— Беги к Михайловскому. Скажешь, чтобы он грузился. А пару ручников, пусть пока оставит на контроль вагонов. Понял?

Парень кивнул и умчался. Я повернулся к комиссару:

— Кузьма собирай людей и отходите. Да — пошли десяток проверить, что там в овраге с пулеметами. Может их не сильно помяло и починить получится? Хотя нет. Отставить. Там такая каша, что машинкам точно кирдык. Еще и ноги переломать можно. Так что, просто уходите.

— А ты?

— А я, со вторым взводом, быстренько обследую офицерский вагон. У солдатни брать точно нечего, а у этих, хоть картами нормальными разживемся. Да и другие документы лишними не будут. Заодно узнаем, кого мы тут прищучили.

Пока комиссар собирал народ, я свистнул Данилова (взводного-2) и мы с его взводом в темпе рванули к пассажирскому вагону. Даже на походах, зрелище было довольно мерзким. Насколько матросы были привычны ко всему, но при виде кровавого ручейка, стекающего на колесо теплушки, одного из них вырвало. У офицеров, таких потеков не было. Просто сам вагон был как решето и все окна выбиты. Да несло оттуда тяжелым духом. Наш, слабый желудком товарищ, срыгнул еще раз.

Поморщившись, я оставил десяток на контроле, отделение послал чтобы забрали трофейные пулеметы и боеприпасы с конечной платформы, а с остальными, с обоих сторон мы нырнули в вагон. А там, как Мамай прошел. Весь пол усыпан осколками стекла, щепками, целыми кусками деревянных обивок, ну и телами. Офицеры, лежали на полу, свисали с полок, а парочка, так вообще была застигнута пулями, когда пытались выпрыгнуть из окон. Мои новоявленные морпехи, науськанные заранее, ловко орудовали в тесноте штыками делая контроль и не разбирая, трупы перед ними, или еще нет. Кстати, вражин было немного, всего может быть, человек двадцать. Поэтому народ, быстренько собирал документы, оружие, снаряжение (включая бинокли в жестких кожаных чехлах) и чего уж тут скрывать — личные вещи. А я, обнаружив в одном из купе несколько ящиков, вскрыл один из них и удивленно застыл. Нет там были не карты. И даже не полковая касса. Я удивленно разглядывал дырчатые кожухи новинки сумрачного тевтонского гения — MP-18. Четыре штуки в ящике. Магазины, лежавшие здесь же — барабанные. Странно. Я почему-то думал что сей девайс позже появился.*

* MP-18 поступил на фронт весной 1918г.

Но, это, наверное, здешний командир, предполагая городские бои в Ростове или Таганроге решил подсуетиться заранее и выписал себе ПП, думая создать штурмовые группы по образу Западного фронта. М-да... это плохо, когда противник грамотный. Но хорошо, что автоматы попали к нам. Сколько их здесь? Пять ящиков. Угу. Это двадцать штук. И десятка два ящиков поменьше. Патроны? Хм... действительно они. Интересно только, почему это добро перевозили вместе с офицерами? Может, их добыли, пользуясь личными связями и чтобы с новым оружием ничего не случилось его отдали под особый контроль? Хрен его знает. Всякое в этой жизни случается, а полет армейской мысли (даже немецкой) порой выписывает такие загогулины, что лишь диву даешься. Вместе с этим оружейным складом присутствовало еще пара ящиков с артиллеристскими приблудами типа буссоли и вроде как даже дальномера. Там же, в отдельных упаковках, лежало четыре прицела (как я понял к валяющимся в овраге пушкам). В общем, приказал я все это барахло забирать и уходить.

Когда шли к своим, то заметил странную вещь. Мага, который обычно следует сразу за мной на этот раз отстал и что-то втолковывает Данилову. Тот делает удивленные глаза, пожимает плечами, кивает. При этом оба поглядывают в мою сторону. Я оглянулся на них, но так — мимолетно. Занят был другим — пока моя лошадка неторопливо шла вперед, просматривал переданные документы. И судя по ним мы только что уничтожили одну из батарей вражеских 77мм орудий. Командира этой батареи — гауптмана Отто Вальдберга в том числе. Вот уж что называется — неплохо сходили! Вражеская артиллерия для нас (я имею в виду не только батальон, а всю собранную армию) является, наверное, самым страшным противником. Особенно если они на марше кого-то поймают. Да и без марша...

Еще перед отходом, слышал я вопли разборок между командирами и рядовым составом, при изготовлении фортификационных сооружений. А проще говоря — окопы бойцы рыли "на отцепись", глубиной по пояс. Вроде все воевавшие, все грамотные и все понимающие — чем глубже зароешься, тем сложнее тебя будет сковырнуть с позиций. Но один хрен, копают как для дяди. Или на "авось" надеются, или вообще все пофиг. Понятно, что после первого же артобстрела, забурятся вглубь — куда там шахтерам, только вот потери окажутся большими. Бессмысленные потери, которых можно было бы с легкостью избежать. А все лень матушка...

С другой стороны, я так рассуждаю, как будто у меня самого дела обстоят гораздо лучше. Вот скажу своим окапываться и тут же начнется тягомотина с вопросами, отмазками и прочими увертками. При этом, я считаюсь очень даже жестким и требовательным командиром у которого в подразделении чуть ли не образцовый порядок. Угу... знаю я этот порядок — пока горло не сорвешь, хрен чего добьёшься. Особенно, если это касается тяжелой физической работы. Вот лихо пострелять — это да! Тут их аж сдерживать приходится. А что-то таскать, копать или бегать... моментально просыпается классовое самосознание и внутренний вопрос "на хрена?" разрывает матросские головы в клочья.

Хотя, к физо, я этих гавриков приучаю. Выдал им сентенцию, что если они не научаться стрелять как казаки-пластуны и бегать словно лошадь, то место подобным слабакам исключительно в обозе. Дескать, они своей слабостью и косорукостью просто подведут товарищей, а я как командир, этого допустить не могу. Так что нехай крутят кобылам хвосты, да картошку с брюквой чистят. Ну а геройствовать, другие будут.

Кстати, с пехотой, я бы подобные фортели не рискнул проворачивать, а то бы имел обоз, в девять десятых войска. Но у меня матросня, для которых понты, дороже жизни. Вот эту их распальцовку, периодически и оборачиваю на пользу делу.

Оглянувшись очередной раз, обнаружил Магомеда на своеобычном месте. Он трусил на своем жеребце в паре шагов сзади. Интересно — что он там Данилову втирал? Но долго над этим голову не ломал — сами расскажут. Меня другая мысль терзала — не лоханулся ли из-за того, что не приказал подорвать орудия? С другой стороны, у меня только динамит есть. Два, мать его, пуда. А чтобы ствол повредить, надо не просто туда динамит сунуть. Надо еще его землей забить, а то взрывчатка бабахнет да и все. Может и не раздуть, так как стволы, собственно говоря, и рассчитаны на выстрел снаряда. А нормальное минирование — это время. Поэтому думаю, правильно сделал. Тем более, как минимум двум пушкам, точно хана. Там стволы не хило так согнуло, что даже невооруженным глазом заметно. Еще два орудия не было видно, но надеюсь, что после того, как на них платформа свалилась, вряд ли они целыми остались. Почему я так именно на стволы акцентируюсь? Все просто — они в орудиях главная часть, которую только на заводе можно сделать. Все остальное в артмастерских чинится.

Основной разбор полетов у нас был ближе к вечеру, когда батальон вновь собрался в единое целое. Мы ведь от места засады отступали чуть ли не в рассыпную, чтобы не особо сильно наследить. Кто его знает — вдруг у немцев тут есть свои Чингачгуки и мне вовсе не улыбалось ночью проснуться от того, что нас взяли за цугундер. Поэтому и пехота уходила повзводно и все остальные (особенно те, кто на конной тяге) давали большие кругаля. Вот и собрались в балке, часам к шести.

Не участвующие в засаде артиллеристы, которые так и проторчали на месте весь день с жадностью слушали похвальбу остальных. Потом им передали затрофеенные ящики. Буссоль я определил верно, а вот то что принял за дальномер, оказалось стереотрубой. Но Васильев этому был рад до невозможности. Да еще тому, что сменил свой коцанный бинокль (в который я как-то посмотрел и у меня голова закружилась от двоения изображения), на нормальный.

А на совещании командиров, надо было видеть Михайловского. Он со своими пулеметами второй раз показал высший класс и теперь в глазах у бывшего поручика пылал огонь богов войны, а к ногам жались небольшие, (максимум по колено нашему пулеметному воеводе) Атилла и Чингиз-хан. Другими словами, взводный задрал нос. Пришлось осаживать:

— Виктор Евсеевич, ты не особо задавайся. У тебя в руках вовсе не вундервафля, которая перевернет военную науку. Это работает только здесь и только сейчас. Уйдем севернее — где леса и болота и все. Там исключительно по дорогам двигаться придется. Или пулеметы на себе таскать...

Михайловский возмутился:

— Ну и что? От этого засада не перестанет быть менее смертоносной.

Я пожал плечами:

— Пулеметы в упор, это всегда полный пипец. Но в лесах возможность маневра теряется. Да и много ты немцам назасаживал, пока линия фронта была? Наверное, только и успевал атаки отбивать и свои машинки прятать от артобстрела? Плюс учти, что сейчас мы выбираем, где и кого гасить. Поэтому и получается настолько кучеряво. Только вот этой красивости, у нас еще раза на три хватит. А потом все, патроны — йок. Кстати, что у нас с патронами?

Виктор посмурнел:

— По три с половиной ленты на пулемет. И к ручникам, где-то по двести пятьдесят штук на ствол. А трофеи использовать, сразу не получится. Один пулями сильно побило, а на второй шпала упала, кожух сорвала и ствол погнула. Попробуем сделать из двух один, но инструменты нужны, да и никакой гарантии нет...

— Ну вот. Как и предполагалось. Ты еще учти, что я выгреб все патроны, пользуясь тем, что мы, самое блатное подразделение. И когда будет новое поступление боеприпасов, неизвестно. А это означает, что плотность нашего огня постепенно снизится и пойдут потери. Так что, пока есть возможность, немцев будет гвоздить дистанционно. А не как Трофимов вопил — села со станицами освобождать, да красным знаменем размахивать.

Гришка не выдержал:

— А для чего мы тогда вообще нужны, если не освобождать? Поезд, это хорошо. Но ведь люди даже не узнают, как рабоче-крестьянская власть бьется с захватчиками! А нам нужно, чтобы народ увидел, что их не бросили! Что есть красные бойцы, готовые жизни положить за их освобождение! Мы сегодня, большое дело сделали. Но этого мало, потому что никакого пропагандистского эффекта для масс нет. Только военный! Да и не узнает никто, кроме немцев, про нашу победу. А вот если мы городок какой займем, то это — да. Вот тут молва и пойдет что бьётся народная армия с врагом! И на митинге, комиссар расскажет им, что к чему.

Вздохнув, я оглядел рассевшихся на травке и согласно кивающих взводных. Во народ. Хотят и рыбку съесть и все остальное! Даже не думая при этом, о неизбежных потерях. Главное, что и Кузьма, судя по морде, к ним примкнул.

Ладно... Трофимов в чем-то прав. Сейчас не Великая Отечественная, а мы не спецотряд НКВД, чтобы исключительно рационально наносить максимальный урон врагу. Про идеологию тоже никак забывать нельзя. Время ныне такое, что Гюльчатай, должна иногда личико показывать, да народ просвещать. Тем более, Иван говорил, что мне надо зарабатывать себе имя. Первый шаг был сделан, когда "дроздов" прищучили. Никто подобной прыти от нас не ожидал. Про это даже в газетах написали. С другой стороны, дуриком переть, поддавшись вот этим дрыгающим лапками щеглам, тоже не стоит. Поэтому встав, окинул взглядом гомонящий командный состав и сказал:

— Я вас понял и даже не стану говорить, что наиглавнейшая задача у нас, это нанесение максимального ущерба врагу и прерывание его линий снабжения. Вы это и без меня знаете. Но и Трофимов верно гутарит. Так что, по возможности, будем брать населенные пункты с небольшими гарнизонами. При этом, вражин всех к ногтю. Потом — слово комиссару, после чего, надо будет очень быстро уходить, чтобы враг на хвосте не повис и не мешал выполнению основной задачи.

Журбин уточнил:

— А "очень быстро", это через сколько? Как Лапин митинг проведет, так сразу и уйдем?

Я ухмыльнулся:

— В идеале — да. Но вы же не зря себе чубы оставили? Поэтому, будем смотреть по обстановке. Может и заночевать получится.

Насчет чубов, я не зря проехался. Очень многие в батальоне, действительно подстриглись под расческу. Некоторые, щеголяли прической "бокс" напоминая Гурвинека из "Веселых картинок". Казаки же, поразили в самое сердце, обрив голову и оставив чубы. Уточняю — не какие-то там оселедцы, а именно чубы. Береты они таскали за пазухой, а сами рассекали в фуражках. И когда взводный моих разведчиков первый раз снял головной убор, я только и смог ошарашенно протянуть — "Охренеть. New Wave...". Нет пока в фуражке, казак как казак, но без нее... Зрелище было фееричное. Если бы эту красоту поставить дыбом и раскрасить, то все панки сдохли бы от зависти. Но разведчики были не столь креативными и до цветных гребней, к счастью, не додумались.

Кстати, вот что интересно — на все мои незнакомые словечки, народ вообще никак не реагировал. Как будто, так и надо. Нет, после революции много разных незнакомых слов и сокращений появилось, но мне вопросы даже не задавались. Люди интуитивно, по интонациям да контексту догадывались, что имелось в виду. С другой стороны, чего еще ожидать? Ну спросят у меня, что такое "снайпер"*, "лох" или "вундервафля"? Отвечу. А на вопрос, откуда они вообще в моем лексиконе взялось, только пожму плечами. По "легенде" я и имени-то своего не помню, а тут какие-то слова...

*В русском языке слово снайпер впервые вошло в обиход в 1937г.

После моего ответа (а самое главное от перспектив ночевки) народ заулыбался, а я, глядя на них лишь хмыкнул — вот ведь как мало надо людям для радости. Но на всякий случай напомнил, что если кто и закрутит лямур с местными бабенками, то все должно быть по согласию. В противном случае, шлепну недрогнувшей рукой. Взводные меня в этом поддержали после чего собрание продолжилось.

А в сумерках, когда я, поднявшись из балки с удовольствием вдыхал запахи весенней степи (предусмотрительно встав с подветренной стороны, а то после ужина и оправки подразделения, можно нюхнуть совершенно другого) ко мне подошел Магомед и как-то уже традиционно произнес:

— Тшур. Вот возмы. Твой дола.

В этот раз "дола" была гораздо больше по объему. Скрывая улыбку, я кивнул консервативному Маге, который, судя по всему, не зря тогда отставал от меня. Опытный абрек, наверняка объяснял наивному взводному, правила дележа добычи. Так что в этот раз, чеченец не в узелке все принес, а в сидоре.

А я для себя опять решал задачу — как можно бороться с мародерством, если государство не в состоянии снабдить своих солдат всем необходимым. И вообще, что на данный момент считать этим самым мародерством? Вот, к примеру, человек снял с убитого противника штаны или сапоги. Разумеется, не в бою, а после него. Это мародёрство? Хрена лысого! У половины моего войска, обувь никуда не годится. Чинена перечинена. Да те же матросики, на смену своей формы в основном пошли еще и из-за того, что у некоторых, морская роба настолько прохудилась от постоянной носки, что даже штопке почти не поддавалась. То есть одежда, обувь, снаряжение, оружие, боеприпасы, продукты и табак это по умолчанию будет считаться предметами первой необходимости. И тут у меня вопросов вообще никаких не будет.

Остаются предметы роскоши. Только вот, какая роскошь может быть у солдата? В лучшем случае — обручальное кольцо или перстенек. Ну еще может быть, часы и портсигар. Но часы, так же можно отнести к предметам первой необходимости. Угу... что-то начинает прорисовываться. Тогда значит так — все кольца, перстни и прочие изделия из золота (включая золотые часы и портсигары) сдаются в фонд батальона. Мы на них будем добывать приварок к пайку. При этом, отдельно указать, что пальцы трупам рубить нельзя. Хм... а если мои ухари начнут спор из-за трофейных сапог, или чего-то еще? Так-с... в этом случае, предмет спора, так же передается в фонд батальона. А если произойдет драка, то строго наказаны будут все драчуны. Эх, по-хорошему трофейную команду создать надо, но возможности пока нет. Может, хотя бы одно отделение подобным озадачить? Будем думать... Ну что, теперь эти мысли надо донести до командного состава и матросского комитета, после чего итог, можно оформлять приказом.

Понятно, что все это будет действовать лишь на время этой войны. А потом, когда появится регулярная армия, которую государство будет полностью снабжать, ввести нормальные законы. Но вот общую идею, надо бы сохранить. А то меня всегда удивляли фильмы и мемуары, где наши окруженцы, во времена Великой Отечественной, оборванные, голодные и грязные не имели права воспользоваться какими-то трофейными ништяками. Тут же появлялся инициативный ухарь, объявлявший их действия мародерством. Потом, правда, к концу сорок первого, командование поумнело, и бойцы вовсю пользовались немецкими вещами. Вот чтобы оно изначально было умным, идею про трофеи, неплохо было бы в будущем распространить на окруженные войска или воинские части, оторванные от своих линий снабжения. Насчет будущего, может я где-то и не прав ну да время покажет. А сейчас можно и на боковую...

* * *

Следующий день нас встретил сообщением разведки о том, что диких варваров, сломавших паровоз с немцами, активно ищут. Во всяком случае, на дорогах были замечены усиленные конные патрули и даже резво пылящий по проселку броневик. Броневик катался не в одиночку, а в сопровождении полусотни всадников. Ну, патрули еще ладно. Они рыщут вдоль железки, но мы туда пока не собираемся. Больше удивления вызвал броневик. Вернее, даже не удивления, а опасения, так как я не очень представлял, чем его расковырять. Тем более, что удалось его наблюдать воочию. То, что двигалось в поле зрения бинокля, нифига не было похоже на "бгоневичок Ильича". Увиденное представляло из себя грандиознейшую хреновину размером с амбар. В высоту метра четыре и в длину как бы не десять*. При этом он был словно тяни-толкай — и спереди, и сзади, присутствовало по капоту, как будто у него два движка. Сверху все это великолепие увенчивала башня. Слава богу, без пушки.

*Броневик "Bussing A5P" длина 9500мм ширина 2100мм высота 3500мм. Экипаж 10 чел. Вооружение 3 пулемета MG-08. На восточном фронте был в единственном экземпляре.

Зато пулеметных амбразур с каждой стороны, было по несколько штук. Как форточек в многоквартирном доме. Оторвавшись от бинокля, я ошарашенно пробормотал:

— Мля... там, наверное, еще и джакузи есть...

Предположительно, этот монстр, должен браться орудием или гранатометом. Ни того, ни другого у меня не было. Можно было попробовать под колесо закинуть связку гранат, только вот конное охранение, да и пулеметы в самом бронике, ставили крест на подобной затее. К тому же он ведь не стоит на месте. Он едет. Поди еще угадай, с гранатами-то. Тут только если яму выкопать, как на мамонта, да ждать, пока это чудо в ловушку попадет. Угу, а потом его сверху копьями да камнями забить... Это, если что — шутка такая. Нервная.

В общем, разглядев как следует амбар на колесиках, решил пока оставить железную дорогу в покое и последовать призывам Трофимова. То есть, засветиться батальоном в освобождении сел и станиц. Только, без всяких ночевок. А то приедет подобная хреновина на побудку и нам будет больно об этом вспоминать. Я ведь не знаю, сколько у немцев подобных броневиков...

Поэтому, сориентировавшись по трофейной карте, решил идти в направлении северо-запад — на Дьяково. Там правда тоже железка, но, во-первых, мы на саму станцию не пойдем, а во-вторых, это достаточно далеко отсюда. Сорок верст, по нынешним временам, большое расстояние. Только мы его преодолели достаточно быстро и к вечеру того же дня, разведка ушла к довольно крупному населенному пункту. Судя по наличии виднеющейся в закатных лучах маковки церкви, это какое-то село. Меня так местные научили различать — если церковь есть, то это село. Нет церкви — деревня.

А уже через час Журбин докладывал:

— Село называется Квашнино. Я тамошних пострелят встретил, дык они гутарят, что немцы у них есть. Уже две недели как. Численностью до полувзвода. Точнее — четырнадцать человек. Охраняют амбар, в который мешки с зерном свозят. А сегодня еще фуражиры прибыли, на семи телегах и там же встали на ночевку. У немцев за старшего — злой унтер. По его команде, двоих мужиков выпороли. Еще имеется пулемет. Да, ребятишки еще сказывали, что немецкий секрет сегодня спымал офицериков.

Тут я удивленно перебил:

— Каких еще офицериков?

Ванька, пожал плечами:

— Обычных золотопогонников. Они в село зашли продуктами разжиться и на немцев напоролись. Перестрелка была. Одного убили, а еще троих живьем взяли, да в бане заперли. Говорят, их завтра вместе с фуражирами на станцию отправят.

Я почесал затылок. Интересно — когда фронт развалился, солдаты двинули по домам, а почти все царские офицеры пошли служить Раде. Какая-то часть примкнула к дроздовцам. Кто-то решил идти к Деникину или к Краснову. Вот эти пойманные ухари, наверное и были будущими беляками. Хотя у условных белых, сам черт ногу сломит. Мне пленные "дрозды" говорили, что когда шли через Малороссию, подвергались активным нападкам со стороны аборигенов и новой администрации УНР. То их разоружить хотели, то погоны снять и, если бы не сплоченность подразделения — там бы дроздовцы и остались. Помнится, тогда лишь сплюнул, поражаясь недоделанности "небратьев". Не испугайся они тогда, глядишь и гражданская война закончилась бы раньше. С другой стороны, может именно в этом и был хитрый план копателей морей? Чтобы москали друг друга резали как можно дольше? Но зачем тогда "дроздов" унижали и разоружить хотели? Наверное, инстинкты не смогли сдержать...

Ладно, хрен с ними. Сейчас о другом думать надо, и я продолжил задавать вопросы:

— Мальчишки сказали, где немцы квартируют?

Казак кивнул:

— Ага. Трое, в доме у старосты. Еще шестеро, в трактире. Там гостевые комнаты есть. Четверо, у здешнего барышника. А унтера, здешний священник приютил.

Тут я даже немного растерялся:

— Они что, бессмертные?

— Кто?

— Немцы! Какого черта, они по всему селу расползлись? А если партизаны нагрянут?

Настал черед удивляться собеседнику:

— Какие еще партизаны? Ныне ведь не пятнадцатый год...*

* Оказывается в первую мировую войну партизаны существовали. Комплектовались из регулярных частей, но результаты их деятельности даже русское командование оценивало как околонулевые.

Э-э... действительно, какие партизаны? Здесь и сейчас они отсутствуют. Это я запарился вконец. Единственно, надо для себя уточнить:

— А когда постояльцы хаты занимали, они хозяев выгоняли? Или как-то по-другому все это выглядит?

Журбин вытаращил глаза:

— Как же можно, хозяев-то выгонять? Обычно, на постой в тот дом становятся, где место есть. Ну и с хозяином договариваются о харче. Отдают свой паек, и баба с него еду варганит. Можно еще доплатить, чтобы приварок жирнее был. Ну так же, как мы на хуторе делали...

Я махнул рукой:

— Мы это мы. А то ж немцы!

— Ну и что что немцы? Не люди что ль? Квартировать хорошо все хотят. А ежели с хозяевами не поладить, то тебе или кашу недосолят, или в борщ плюнут. Кому это надо?

Посмотрев на недоумевающую физиономию командира разведки, я лишь зубом цыкнул. Понятно. С таким разлюбезным отношением со стороны оккупантов, местного сопротивления можно и не ждать. Да и здешние немцы, это далеко не нацисты образца сорок первого года. Поэтому немчура чувствует себя в полной безопасности. Хотя Федя, мне и про совсем другие фрицевские замашки рассказывал. А он человек опытный, с четырнадцатого года воюет. Так что, всякого навидался.

Выходит, с постояльцами селянам просто повезло. Но мы эту идиллию сегодня (вернее уже завтра) порушим. Я планировал поступить строго по-немецки. То есть атаковать часов в пять утра и взять противников сонными да тепленькими. И уже собрался начать отдавать распоряжения, но как будто кто-то под руку толкнул, и я спросил у Журбина:

— Слушай, а когда с мальчишками говорил, случайно не сказал кто ты и что ты?

Даже приготовился извиниться за столь идиотский вопрос, но тут прозвучал убивший меня ответ. Ванька гордо разгладил усы и выдал:

— А как же! Конечно, сказал! Дескать, нехай сегодня или завтра ждут в гости Советскую власть!

Причем, эпическая сила, комиссар с Гришкой даже не поняли, что произошло. Заулыбались, словно кретины. Мол, знай наших! Я же, выдохнув воздух сквозь сжатые зубы, проникновенно начал:

— Иван Федорович... Твою маман!!! Ты соображаешь, что ты сделал? Тебе башка нужна только чтобы в нее есть?!! Или чтобы чуб с фуражкой носить!?

Взводный опешил, а Лапин не понял моей ярости:

— А что такого? Правильно Ваня сделал. Пусть крестьяне знают, что их освобождение ждет...

Тут меня понесло:

— Замолкните лучше! Жопа их ждет! Жопа! И нас тоже! А я пока объясню, что его слова означают. Пацаны придут домой и расскажут родителям, что встретили разведку красных. При этом, сука, невоздержанные на язык разведчики, радостно сообщили, что собираются занять село. Родители знают, что в селе стоят немцы. Значит, будет бой. Если бой, то пострадать может вообще кто угодно! Поэтому надо о подобной напасти предупредить друзей и родственников. А это — вся деревня! Объяснить, к чему я клоню?! А к тому, что сейчас, все люди суетятся и ховаются, кто где может! И вы думаете, что немцы, наблюдая за этими телодвижениями, спокойно лягут спать? Да даже если их никто напрямую не предупредит, они один черт выяснят, что за кипеж поднялся! И пошлют человека за подмогой! Поспать вы хотели в хатах, да солдаток пощупать? Вот вам солдатки — я сделал от локтя — с фрицами миловаться будете! Которые свой "железный капут" с пулеметами сюда пригонят!

Тут влез Трофимов:

— Чур, ты чего разорался? Там же их всего чуть больше дюжины. Тыловиков фуражиров я вообще не считаю. Мы их всех в пять минут покрошим и не заметим!

Я вздохнул:

— Про немцев разговор вообще не идет. Тут действительно не о чем спорить. Даже невзирая на наличие пулемета. Речь о том, что думать надо. Но это моя вина — плохо вас учу. Особенно нашего орденоносного разведчика, в этом смысле упустил. Он ведь на фронте, до ранения, полгода пробыл. И в такие ситуации просто не попадал, вот опыта и не успел набраться. Ну да ничего — наверстаем. Объясню ему, да и вам всем, что такое "мальчик с козой" и вообще, как себя надо вести в рейде по тылам противника. А сейчас — объявляйте построение. Пока совсем не стемнело, будем брать это Квашнино.

Глава 14

Накосячивших разведчиков всем скопом я послал в обход села с задачей — занять там оборону и никого не выпускать из Квашнино. При этом, десяток надо отправить еще дальше по дороге, чтобы проверили, не послали ли немцы за подмогой.

Остальные били копытами, желая ворваться в населенный пункт во всем блеске и великолепии. Но я и их обломал:

— Вы, товарищи, охренели? Через полчаса уже ночь настанет и если мы сейчас батальоном двинем, то там впотьмах друг друга и покрошим. Поэтому идет третий взвод, трое с ручниками от Михайловского и отделение пешей разведки. Да и еще — всем, кто будет задействован в операции на рукава привязать белую материю. Что значит — какую? Да хоть портянки вяжите! Понятно, что чистотой они не блещут, но в темноте все равно что-то белое увидеть можно. Это чтобы своих не пострелять. Все! Время сбора — вот здесь, через пять минут. Выполнять!

Командиры разбежались, а Гришка подозрительно глядя на меня спросил:

— Чур, ты что, с ними собрался?

— Ага...

Трофимов возмутился:

— А я?

— Ты и комиссар остаетесь с батальоном. Комиссару речь готовить, а тебе нельзя, потому что это неправильно, оставлять подразделение без командования.

Зам возопил:

— А тебе — можно?! И что значит — без командования? Комиссар же остается! И взводные! — после чего покраснел, набычившись и твердо заявил — С тобой пойду. Сам говорил, что нас учить надо! Вот и буду учиться!

Глядя на кипящего Гришку, решил не начинать конфликт на пустом месте и махнул рукой:

— Хрен с тобой, золотая рыбка! Но от меня ни на шаг! Смотришь, учишься, впитываешь! Понял?

Трофимов выпрямился и козырнул:

— Так точно, товарищ командир!

Козел. Вот как его еще назвать? То мордой краснеет и с пеной у рта свою позицию отстаивать собирается то сразу, без перехода, во фрунт тянется. С другой стороны, и мне пора бы привыкнуть что ныне командир у красных — это не царь и бог, а просто первый среди равных. Прямо как в банде. Ну да ничего. И это пройдет...

В общем пока у нас происходили эти миниразборки ударная группа собралась, и мы двинули в село. К этому времени солнце уже почти зашло поэтому пришлось поспешать, чтобы совсем уж впотьмах не бегать. Топали не по дороге, поэтому, не ожидая особых подлян в виде немецкого секрета, подошли к крайней хате, где я недолго думая, перескочил через плетень. Тут же на меня с заливистым лаем бросилась самоотверженная собачка. Ну как собачка — псина, немногим ниже колена. Поймав тут же залившегося визгом четвероногого за холку, я его поднял и глядя в охреневшие песьи глаза, внушительно прорычал:

— Не шуми!

После чего, отбросил животное в сторону. Собакен оказался очень сообразительным и не стал настаивать на дальнейшем знакомстве, моментально исчезнув в будке. Меня этому приколу кинологи научили и главное тут: во-первых, без потерь для собственного организма поймать собаку, а во-вторых, оторвать ее от земли. В этот момент у животного в мозгах срабатывает императив о том, что противник несравненно сильнее и лучше с ним не связываться. Вот и сейчас это сработало.

Я же, устранив внешнюю линию обороны дома, подошел к двери и постучал. Дверь открылась почти сразу и на меня уставился небольшой лысоватый, но бородатый мужичок. Так как мы здесь появились не только с военной, но и с пропагандисткой миссией, широко улыбнувшись хозяину дома, я культурно поздоровался:

— Вечер добрый.

Мужик пару раз мигнул, беспомощно оглянулся куда-то в темноту хаты и выдал:

— Э-э... кхм... да!

Понятно... персонаж разглядел множество фигур за плетнем и потерял голос. Пришлось успокаивать:

— Мы бойцы революционной Красной Армии и ты нас не бойся. Безобразия в селе чинить не собираемся. Тебя тоже, конечно, не тронем. Ты вот только скажи — немцы уже знают, что красный отряд по их души придёт?

— Э-э...

Еще раз понятно. Мужичку очень страшно. Даже не оттого, что мы с ним сейчас что-то сделаем. Он страшиться того, что будет после. Что именно ему (немцы или кто-то еще) потом выкатят претензию за то, что нам все рассказал. Поэтому таким же тихим голосом я пояснил:

— Ты земляк не опасайся. Мы еще в нескольких домах поспрашиваем что к чему. Так что не тебе одному придется оправдываться. А может и вообще не придется... Да и соседи сейчас наш разговор не слышат. А вот если ты будешь молчать, то я громко тебя поблагодарю за ценные и подробные сведения об оккупантах. Ты ведь этого не хочешь? Поэтому давай говори — немцы о нас уже знают?

Собеседник кивнул.

— Они где-то собрались вместе и готовятся к обороне?

Опять получив кивок, я уточнил:

— Где именно?

Мужик наконец перешел на членораздельную речь:

— Прошка сказывал, что они кулемэт в подворье Анисима ставили. Это возле большого амбара, где зерно складують.

— А за помощью немцы послали?

— Того мне не ведомо...

Угу... поблагодарив селянина я отпустил его обратно в дом, а вернувшись к своим, стал раздавать указания. Две пары отправил в поход по хатам, для перепроверки сведений. Хотя сомнений в словах бородача у меня даже не было. Но раз обещал — надо сделать.

Сами мы, практически не скрываясь, пошли к месту дислокации фрицев. Благо Журбин, во время доклада, сориентировал, где что находится. На схеме показал центральную улицу, церковь, трактир и этот амбар. И чего нам скрываться? Немчура о нас уже знает (и наверняка за подмогой послала), еще и собаки вокруг гавкают как скаженные. Хорошо хоть гражданские не бегают. Да и чего им бегать — поздние сумерки.

Вообще я изначально сюда пошел, потому что была у меня слабая надежда о том, что немцы лохи и не сразу поймут из-за чего суета в селе началась. Рассчитывал их накрыть по раздельности. Но они оказались грамотными людьми. Собрались вместе, заняли оборону. И плевать, что их сейчас чуть больше двух десятков (с учетом фуражиров). Если они заняли дома (а они заняли дома) то без потерь их не выковыряешь. И ночной бой — это всегда жопа. Но разве моим ухарям это объяснишь? Опять начнут вопить что их вдвое больше и какие-то тыловики столь бравым ребятам не противник. С другой стороны, расклад сейчас само то, чтобы показать бойцам, чего же из себя представляют боевые действия в темное время суток. Противник слабый, так что должно нормально получиться.

В общем, пока разведчики побежали нащупывать точки обороны, я устроил Грише небольшой экзамен. Выдав ему получившуюся диспозицию, поинтересовался что бы он стал делать. Пока зам думал, недалеко впереди хлопнуло несколько выстрелов, через пару минут еще несколько и коротко татакнул пулемет. Ну вот. Нашла разведка шверпункт. Трофимов было встрепенулся бежать вперед, но я его тормознул в ожидании ответа на вопросы. Гришка при этом, даже немного удивил. Я рассчитывал, что он сейчас шашкой махать начнет, посылая людей в немедленную атаку. Но заместитель рассудил, вполне здраво решив пока просто заблокировать немцев там, где они сидят. И когда совсем стемнеет, разобраться с противником.

— Ну, допустим. А потом, что делать надо?

Трофимов уточнил:

-Мы же до завтра здесь будем? — и получив мой кивок продолжил — тогда дать батальону отоспаться, но чтобы часов в семь утра, остальная братва вошла в село. К этому времени с немчурой мы уже покончим. Пока будем готовиться к митингу, надо будет по паре пулеметов с охранением поставить на въезде и выезде с Квашнино. На случай гостей. Вот где-то так...

Выслушав Григория, я хлопнул его по плечу:

— Растешь, братан! Почти все верно. Только про немецкий броневик, который неизвестно где катается, тоже забывать нельзя. Надо будет где-то в полуверсте от Квашнино там и там — я ткнул пальцем показывая направления — вырыть и замаскировать траншеи на дороге.

— Про траншеи не понял? Окопы, что ли?

— Нет. Именно ямы ловушки. Рыть на всю ширину дороги, шириной метра полтора и глубиной где-то с метр. Перекрыть тонкими жердями или досками. Тоже тонкими. Замаскировать все основательно. Броневик, он ведь страшен пока двигается и охраняется. А как колесами в яму угодит, так мы охранение перебьём или разгоним. И сами спокойно уйдем.

Трофимов почесал затылок:

— А если он не по дороге поедет?

Я пожал плечами:

— Значит, нам не повезло. Хотя, вряд ли подобное произойдет. Чего ему по степи рысачить, когда дорога есть?

Зам не унимался:

— Ну а все-таки? Ты хитрый, наверняка ведь что-то уже для такого случая придумал?

Не став разочаровывать собеседника, кивнул:

— Если в бутылки залить керосин, заткнуть их тряпкой и перед броском эту тряпку поджечь, то броневику кирдык настанет. Не в чистом поле, чтобы потерь лишних избежать, а заманить его к домам да сжечь к чертовой матери. Бутылки и керосин здесь наверняка есть. Так что с десяток "зажигалок" мы к утру сделаем.

— Это как — сжечь? Он же железный! Чему там гореть, окромя колес?

Я ухмыльнулся:

— А как корабли горят? Они ведь тоже железные? И здесь так же, но немного по-другому. Бутылки надо кидать на жалюзи радиатора. Горящий керосин попадет на двигатель, тот перегреется и все — броневик встанет. Глядишь и рванет, если огонь до бензобака дойдет. — видя, что Гришка открыл было рот для вопроса, добавил — На том "железном капуте", что мы видели, жалюзи находятся сверху капота. Ну... как я успел разглядеть. Ладно заболтались мы с тобой пора к ребятам идти, а то там война разгорается...

Канонада и впрямь приняла нешуточные размеры, и мы поспешили угомонять личный состав. При этом, мне даже интересно стало — куда они вообще палят? На дворе уже темняки полные и после вспышки выстрела, нифига пару минут не видно. Но нет. Стараются. Патроны переводят. Что наши, что немцы.

После прибытия командования, стрельба прекратилась, а мы вникли в обстановку. Судя по докладам, противники оказались грамотными перцами. Оставили на подходах два секрета. Один скрытый пост наши бойцы завалили, потеряв одного трехсотым (в плечо). Второй секрет сбежал в полном составе к основным силам. И они заняли оборону в амбаре (оттуда, помимо винтовок, поливал пулемет), в доме (там, судя по количеству вспышек, не меньше шести человек засело) и в каких-то сараях, стоящих по обе стороны от дома. Причем, враги подготовились заранее — завалив заборы, разожгли шагах в сорока от точек обороны костры, которые пусть и плохонькое, но освещение давали. Уяснив что к чему, я отвел людей, оставив лишь наблюдателей. Сейчас дергаться смысла нет. Фрицы устроились так, что подступы к дому и сараям прикрывает пулемет. В доме, наверняка заняли круговую оборону. А из сараев, будет поддержка с фланга. Слабое место обороны — капитальная задняя стена амбара. Хотя немцы так не считают, потому что ее и гранатой не возьмешь. Но у нас есть динамит, за которым, правда, надо будет не мешкая послать человека в батальон.

Постепенно все затихло, даже собаки гавкать перестали. Хотя, судя по звукам, наиболее рьяных хвостатых сторожей, хозяева сами утихомиривали. Немцы, которых перестали провоцировать, затихарились вместе со всеми. Эти наивные люди, небось рассчитывали, что нас немного (по ним ведь стреляло не более двадцати человек) и что мы вскоре сами уйдем. То есть, проблема рассосется сама собой. Так что часа через полтора (как вернется гонец со взрывчаткой), их ожидает сюрприз. Я в данном случае вовсе не собирался ждать рассвета. Тогда у фрицев преимущество появится — они ведь в укрытии сидят, а мы их по открытой местности атаковать станем. Точно кого-нибудь подстрелят. Нафиг лишний шанс противнику давать? Поэтому, пойдем когда, когда нас точно не ждут. Тем более что еще в Ростове, когда мы фото делали я, ослепленный вспышкой, внезапно вспомнил о такой шикарной вещи, как светошумовая граната. Вспомнил и воплотил. Магний добыли у фотографов. Нитрат аммония был куплен у аптекарей. С корпусом тоже не заморачивались, и просто сделали из картона. Селиверстов (парень из саперов) был озадачен подбором пропорций. И вот теперь, в заначке, я имею три десятка картонных цилиндров, которые должны произвести неизгладимое впечатление на немчуру. Единственный минус — вспыхивают они ярко, а вот хлопают не очень чтобы очень. Натуральная "Заря" бабахает так, что перепонки рвет, а здесь — жалкое подобие. Но думаю, что и этого хватит ошарашить противника. А сейчас пускай они напряженно таращатся в темноту соображая ушли мы или нет.

Ну а я, чтобы не терять времени, двинулся к местному держателю общепита. Просто, где находится здешняя лавка неизвестно, а это было второе наиболее удобное место для массовой добычи стеклотары и горючего. Трактир нашелся довольно быстро, только вот двери мне открывали долго. Пришлось пару минут колотить пяткой и орать — "Открывай сова! Медведь пришел!". В конце концов, из-за толстой деревянной двери, солидный бас осторожно поинтересовался:

— Хто тама?

— Не боись, не налоговая!

Наконец дверь открылась, явив нам фигуру с керосиновой лампой в одной руке и какой-то дубинкой в другой. Правда, в следующую секунду дубинка исчезла, как будто ее и не было. Я же, глянув на сельского бизнесмена, поперхнулся, так как вид у него был... Ладно еще, прямой прилизанный пробор типа — "подпитый купчик". Здесь довольно многие так ходят. Но вот синяя рубаха с желтыми петухами на рукавах, несколько шокировала мою утонченную натуру. Яркость красок резала глаз и вводила в смущение. Дело не исправляла даже ухоженная борода владельца. Пипец нет слов. Я таких "бохатых" модников еще не встречал.

Хозяин же, увидев нас на пороге заметался, стал делать руками приглашающие движения, завлекая откушать, запить откушенное и стразу оглашая небогатый ассортимент своей забегаловки. При этом, не чинясь, называя нас всех сразу "высокоблагородиями". Прыгающие тени от болтающейся керосинки вызывали головокружение.

— Ша! Замри! — подняв руку, я остановил красноречие собеседника — Во-первых — здравствуйте и вам. Во-вторых — вы товарищ, не суетитесь и не бойтесь. Грабить вас никто не собирается. Столоваться тоже. На вынос покупать будем. Заостряю внимание — покупать, а не забирать! А сюда мы пришли, потому что нам нужно восемь-десять литров керосина. Есть керосин?

Мужик кивнул, а потом, стирая искусственную улыбку, растерянно произнес:

— Но столько нету-с. Это может только у Тихона Селиверстыча в лавке... Токмо, он надысь за товаром убыл-с...

Я удивился:

— Не понял. У тебя что десяти литров керосина не найдется? Да тут только на освещение твоей коммерции — ткнув пальцев в пустой зал, пояснил что имелось ввиду — немногим меньше уходит.

Мужик, хлопая глазами смотрел на меня. Я так же молча смотрел на него, смутно подозревая, что мы в чем-то друг друга не понимаем. Через пару секунд молчания, владелец вырвиглазной рубахи решил уточнить:

— Ваше высокоблагородие, а литр — это сколько, ежели в ведрах считать?

Хлопнув себя ладонью по лбу, я чуть не расхохотался. Ну да — вот она причина непоняток! Ведь уже не первый раз сталкиваюсь с разным подходом в определении мер и весов. Метрическая система (пусть и не обязательная к применению), вроде лет двадцать назад была принята, но Россия страна консервативная, поэтому на нововведение все забили и упорно пользуются фунтами, саженями и прочими четвериками. Поэтому, убрав руку от лица пояснил:

— Так, гражданин, нас благородиями больше не называй — огорчимся. У Советской власти обращение ко всем одно — "товарищ". Понял? Вот и замечательно. Про литры забудь. Нам нужно четыре четверти, или одно ведро керосина. Столько есть? — бизнесмен радостно закивал — Совсем хорошо. Еще нужен кусок чистой ветоши где-то метр на ме... э-э... аршин на аршин. Ветошь можно кусками. И десять бутылок водки.

Трактирщик чуть не подпрыгнул:

— Помилуйте-с. Водки давно нет-с.* Но для особых клиентов-с у меня есть отличный пшеничный самогон двойной выгонки!

*В России с 1914 года был принят сухой закон

— Точно не ханжа* и не политура? А то ведь, если что-то не так, мы вернемся и живые позавидуют мертвым.

*Денатурат

— Да как можно! Богом клянусь, что...

Прерывая его, я махнул рукой:

— Ладно. Тару покажи.

— Виноват-с?

Уловив состояние собеседника, я уточнил:

— В чем ты свой самогон продаешь:

— Сукунду-с!

Мужик резво рванул вглубь помещения и очень скоро продемонстрировал бутылку, по виду чуть больше чем поллитра, заткнутую деревянной пробкой.

Ого! Это прогресс! Были опасения, что он мне сейчас четверть продемонстрирует. Или вообще глиняный кувшинчик типа глечика. Стеклянная тара, в деревнях, сейчас не то чтобы дефицит, но близко к этому. Только видно трактирщик, испуганный ночными гостями, решил растрясти сокровенную заначку, лишь бы мы убрались поскорее. Окинув взглядом пузырь, я кивнул:

— Да. Вот таких вот десять бутылок. И сразу прикинь, чем тебе оплату лучше получать? Рублями или марками?

Хозяин, имея какие-то свои планы, непатриотично выбрал иностранную валюту (которой у нас после обирания офицеров расстрелянного вагона, вполне хватало) и даже всучил мешок и пару корзин для переноса покупок. Поблагодарив шустрого мужика, я повернулся уходить, при этом дольно громко говоря своим сопровождающим:

— Ну вот теперь и отметим это дело и от вошек избавимся*. Теперь хоть весь мойся в этом керосине!

*Считалось что керосин хорошо помогает против вшей и клопов.

Если мои спутники и удивились таким словам, то прямо сейчас я ничего объяснять не собирался. Ведь хозяина кабака немцы обязательно станут допрашивать. И мне вовсе не хотелось, чтобы до них раньше времени дошла идея "коктейля Молотова". А так, узнают, что залетный отряд приобрел водку для души и керосин для тела. То есть ничего необычного кроме того, что за товары было заплачено. Для нынешних времен это редкость. Народу все больше расписки за забираемое совали (или сразу в морду), а не деньги.

В общем, оставив сельского ресторатора в покое, мы вернулись обратно. Корзины с пузырями я вручил Маге, для охраны и обороны, а то народ, привлеченный их заманчивым треньканьем, словно невзначай, стал скапливаться вокруг покупок. Но я популярно объяснил, что сие не для пития, а исключительно для обеззараживания и наркоза и будет передано нашему батальонному Пилюлькину.

Личный состав, разочарованно выдохнул, опять разбредаясь по местам. А ближе к часу ночи, я пихнул посапывающего рядом Трофимова:

— Подъем, гроза морей! Воевать пора!

Гришка как будто и не дремал, вскочил потянулся и зевнув с завыванием уточнил:

— Все делаем, как обговаривали?

— Угу.

А задумка у нас была не особо сложная. Костры, зажжённые немцами уже прогорели. Горючее из керосинок, погасло еще раньше. Этими несколькими лампами, противник думал осветить подходы, но их разбили еще во время первой перестрелки. Так что теперь несколько групп невидимками потопали на позиции. Тьма была — глаз выколи поэтому ребята двигались на ощупь. Пятеро ушли минировать заднюю стену амбара. Еще двое поползли к примеченной заранее ямке за бочкой. Прямо под пулемет. У них особая задача. Остальные сосредоточились напротив своих объектов штурма. Выждав минут пятнадцать (чтобы минеры наверняка успели все сделать) я скомандовал приступать к действию и мы, не высовываясь, заорали "Ура".

Немцы тут же переполошились, принявшись обстреливать темноту. Пулеметчик так вообще старался больше всех, поливая от души длинными очередями. В этот момент парочка за бочкой, подняла привязанную к палке световую гранату. Разглядев брызгающий искрами огонек огнепроводного шнура, я заорал — "Глаза беречь!" и прикрыл лицо ладонью. Но вспышку ощутил даже так. Со стороны немцев стрельба почти сразу прекратилась, зато донеслись неразборчивые вопли. Ну а чего вы хотели? Когда мы заорали, все противники уставились в сторону шума и теперь, кроме радужных кругов, перед собой нифига не видят. А секунд через тридцать шарахнул взрыв и в амбаре началась потеха. Судя по красноватым отсветам, от взрыва там что-то загорелось (либо жерди крыши, либо зерно в мешках), что дало подсветку, поэтому пулеметчиков с поддержкой положили быстро и сразу. В это же самое время остальная братва мочила фрицев в других строениях. Закончилось все буквально за несколько минут. Как итог — у нас еще двое раненых. Со стороны немцев — трое пленных и целенький пулемет, который в отличие от максима имел не колесный, а четырехногий станок.

Долго не рассусоливая, послал людей тушить амбар, а сам занялся пленными. Все они были из жилого дома, и попали под вспышку поэтому выронив оружие, занимались внезапно испортившимся зрением, не принимая участия в бою. За счет этого и выжили. Не все — в горячке наши завалили и тех, кто сопротивлялся и даже тех, кто не отсвечивал. Вот этом конкретно — повезло. Хозяевам дома, к слову так же повезло, потому что оккупанты проявили несвойственную европейцам гуманность и заперли пейзан в подполе еще с вечера. А то бы мои ребята, впотьмах, особо не разбирались кого валить...

Придавленные внезапными перипетиями судьбы немецкие тыловики вообще ничего не срывали и не запирались, так что допрос прошел довольно быстро. Немецкий, в отличие от английского я знал не очень хорошо, но и этого вполне хватило чтобы понять друг друга. А мы с Гриней, получив информацию, стали чесать репу. Что сказать — за подмогой немчура все-таки послала. Двоих, на лошадях. Унтер у них был бывалый, поэтому решил подстраховаться и заявить, что Квашино с утра будет атаковать не менее полусотни бандитов непонятной цветовой принадлежности. Угу... при этом наши доблестные разведчики так никого и не перехватили. Значит, утречком, со стороны Дьяково надо ждать гостей.

Ну а сами пленные пояснили, что на станции, в общей сложности, расквартировано до роты противника. При этом из боевых — два пехотных взвода. А остальные, такие же как они тыловая шушера. Шушеры много, так как они обслуживают несколько складов куда собираются продукты для оправки в Германию. Там же находится склад амуниции, на который не далее, как позавчера, поступила партия сапог.

Вот эти самые сапоги нас и зацепили. Чтобы было понятно — с обувью в батальоне дело обстояло не очень. И даже очень не очень. В нынешние времена синтетики ведь еще не было. И резиновые подошвы не получили большого распространения. Использовался исключительно naturel. Клей, кожа, дратва, деревянные или латунные гвоздики. И как за ботинками или сапогами не ухаживай, представьте, во что это все превращается после сезона активной эксплуатации? А на наших складах — шаром покати. Нет, я подозревал что у кладовщиков что-то в заначке есть, но развернуться мне не дали. Прибежало все ростовское начальство и предотвратило вдумчивое дознание с последующими расстрелами. Тогда, чтобы успокоить нервничающего Чура, из каких-то фондов они наскребли десять пар ботинок. А что мне эти десять пар? Можно было бы пойти другим путем и попробовать купить, но оптом вообще никто не торговал, а одиночные пары погоды не делали, да еще и стоили как будто эти опорки лично Фаберже точал. В общем, обувь сейчас это стратегический продукт.

Конечно, можно было отмародерить пущенный под откос эшелон, но там я просто протормозил. И не то что протормозил, просто мысли не появилось возиться в той кровавой каше, что мы сотворили. Там даже на подходах блевать тянуло, а уж внутрь лезть...

И тут вдруг выясняется, что буквально под боком целая куча столь замечательного ништяка. Ну а главное, сам по себе захват станции заставит немцев призадуматься и не столь рьяно переть вперед. И, конечно, обязательно выделить какую-то часть сил, для изничтожения зловредных партизан.

От размышлений меня отвлек Трофимов:

— Ну что командир, немцев — в расход?

Глядя на возбужденного зама, я покачал головой:

— Григорий Иванович, откуда у вас столь кровожадные мысли? Вот на хера их стрелять?

Тот несколько растерялся:

— Но ты же сам говорил, что мы в рейде пленных не берем? Что их девать некуда?

— Правильно. Так и говорил. Но вот конкретно эти — во-первых, активно сотрудничали, а во вторых, это не боевая единица врага, а шелупонь тыловая.

Пленные, к слову говоря, действительно выглядели довольно уныло. И вовсе не из-за плена, а изначально. Один совсем щегол с тонкой шеей и косящим левым глазом. А у остальных, морщины были глубиной с каньон и общая обшарпанность морд, наводила на мысли о доме престарелых. То есть, три явно нестроевых типа. Нет их можно было бы шлепнуть, но я помнил слова своего первого командира, которые сейчас и воспроизвел:

— Ты Гриня, имей в виду, что ад — он не резиновый. И сдерживай порывы своей широкой души. Хоть иногда. Если есть возможность кого-то просто так не убивать — не убивай.

Зам на пару секунд задумался, а потом язвительно хмыкнул:

— Надо же! Не ожидал от тебя такой мягкости и этих поповских штучек. Ад, рай... Я вот в бога вообще не верю!

И гордо задрав нос, скосил в мою сторону хитрый глаз. Дескать, что на это ответишь? Блин! Я уже давно знаю, что мой нынешний личный состав (за редкими исключениями) вообще сильно напоминает сборище дефективных подростков с сильными криминальными наклонностями и околоуголовными понятиями. Вроде все совершеннолетние, но сука, постоянно нарываются и проверяют командира на вшивость. Нет, обычные срочники и в мое время не сильно блистали (а чего еще ожидать от сборища малолетних долбоклюев, самому старшему из которых двадцать лет)? Но все это было не настолько гипертрофировано. Тут же, после революции, у людей, независимо от возраста, вообще планку сорвало, и они с нескрываемой радостью и удовольствием крушат все нормы правил и морали. Вот и Гришка с гордостью заявил о своем атеизме. Мол — знай наших! А ведь раньше, за подобное следовали довольно жесткие репрессии. Но попы, в свое время, сильно перегнули и теперь получают обратку.

Зам же, своим заявлением показывает, что он в первых рядах ломателей устоев, а командир, значит, ретроградствует, вспоминая какие-то эфемерные понятия гуманности и апеллируя к загробной жизни. Вот что этому жизнерадостному орясине ответить? Я лишь вздохнул:

— Поверь, ему глубоко по фигу, веришь ты в него или нет. Главное, чтобы он верил в тебя...

От столь неожиданной сентенции Трофимов выпал в глубокий осадок, а я, соображая куда можно сунуть пленных немцев, хлопнув себя ладонью по лбу, вспомнил:

— Блин! У нас же еще офицерики в бане сидят!

В общем, произвели рокировку и поменяли нынешних и бывших пленных местами.

Допрос неудачливых офицеров производили в опустевшем трактире. Почему опустевшем? Просто, как выяснилось, немцам о нападении рассказал именно сельский бизнесмен. То-то он так трясся, когда мы к нему в первый раз пришли. Я считал, что хозяин ограбления боялся, а тут вона как получилось... В общем, пока мы с фрицами разбирались, свалил местный ресторатор, оставив на охране собственности какую-то бабку и пацана лет пятнадцати.

Ну а нам что? Помещение достаточно большое. Опять-таки, освещение есть. Вот там, расположившись за столом и принимали вояк. Их (как и говорили мальчишки) было трое. Поручик, штабс-капитан и целый подполковник. Все трое были с румынского фронта, хоть и служили в разных дивизиях. Пробирались, по их словам, до дома, до хаты. Документов не было ни у кого. Я думал немцы забрали, но оказалось, что нет. Это еще "небратья" постарались, от которых они вообще чудом ушли, положив патруль и последующую погоню. Во время этой погони с перестрелкой, потеряли двух своих товарищей. А уже здесь в селе еще одного немцы застрелили. Просто у остальных патронов уже не было, но вот у невезучего ротмистра сохранилось три штуки. Немцам от его выстрелов было не холодно ни горячо, а ротмистр, за свою горячность, переселился под землю.

Офицеры о своих приключениях говорили много и охотно. Лукавили только насчет конечного пункта назначения. Почему я так считаю? Да вот фиг его знает — чую и все. Поэтому, поднятием руки остановил очередного рассказчика и обратился к старшему:

— Так, тащ полковник (сука, сбился из-за трех звездочек на двухпросветном погоне и назвал подполковника — полковником), то что вы не под Радой остались, это уже вам в зачет. Значит с людьми, легшими под немцев, никаких дел иметь не захотели. Меня реально интересует один вопрос — вы к Деникину идете, или к Краснову?

Допрашиваемые хором принялись доказывать, что это не так, но я прекратил базар:

— Если включить логику, то мой вопрос можно даже снять. К Краснову в основном идут казаки. При этом, Краснов вась-вась с немцами, с которыми вы не захотели иметь никаких дел. Чубов и лампасов я на вас не наблюдаю, поэтому выбор невелик — Деникин. Непонятно только, чего вы с Дроздовским сразу не пошли? Хотя стоп — отставить. Дроздовский ведь тоже немцам подлизывал...

Тут влез Трофимов:

— И доподлизывался! Наш отряд решку навел этому полковнику. И ему и офицерью, что с ним шли! Всех положили!

Штабс-капитан, до этого лишь изредка поднимающий какой-то мутный взгляд от пола, вдруг вскинулся и ощерившись, выдал:

— Лжешь, собака! Не могли вы, сиволапые, Михаила Гордеевича разбить. Мозгов у вас для этого маловато.

Остальные "благородия" при этих словах скривились, будто уксуса хлебнули (ну еще бы — так глупо сорваться), а Гришка обрадовался:

— Ну вот вы и вскрылись, "господа, просто идущие домой"! А я, с трупа вашего Гордеича, лично, вот этой рукой (тут он явно преувеличил) документы забрал. Так что и мозгов, и смекалки у нас хватило, чтобы малыми силами отборную белую сволочь в землю загнать! И вас к ним сейчас присоединим!

Говорливый пленник, после Гришиного пассажа попытался было вскочить, но стоящий за его спиной боец, ловко влепил прикладом по спине и штабс, навалившись на стол, сдулся. Его друзья замерли, настороженно сверля меня глазами. Я же, лишь хмыкнул:

— Так. Ну, с вашей конечной целью мы окончательно определились. Непонятно только, почему к Деникину, когда страна с немцами воюет?

Тут хрипло дышащий штабс-капитан, оторвал голову от стола и сипяще выкрикнул:

— Да потому что сейчас главное, красную мерзость изничтожить! Чтобы всё мнящее о себе быдло, землю жрало перед смертью! На кол вас! На кол! Всех! Господи, об одном жалею — не успел с Михаилом Гордеевичем уйти! Я бы вас тварей, зубами грыз!

У капитана изо рта летели какие-то темные брызги и в конце он захрипев упал на стол, с которого безвольно соскользнул вниз. Поднялась небольшая суета, когда парни, стоящие в конвое, принялись теребить беляка. Потом один из них поднялся и недоуменно констатировал:

— Дык он того — помер...

Я мазнул пальцем одну из темных капель на столе. Хм... кровь. Парочка его спутников, которых в это время оттеснили к стене синхронно сняла фуражки и перекрестилась. А потом подполковник пояснил:

— Анатолий Федорович, был ранен осколками гранаты в спину и в бок. Не долечившись из госпиталя ушел. Думал к Дроздовцам присоединиться. Не успел... Поэтому пошел с нами, хоть и был еще крайне слаб. Дня три назад кровью кашлять начал. А теперь вот...

Я зло прищурился:

— Это "вот", для данного господина, вполне закономерно. Его не ранение добило. Ненависть изнутри сожрала. Не к врагам ненависть, а к своему же народу. Мне лишь странно, чего это конкретно вы, до сих пор такие спокойные и слюнями не брызгаете. Или боитесь? Так ведь, Григорий Иванович вам ближайшую перспективу обрисовал. Нечего уже бояться. Ну — высказывайтесь напоследок!

Тут я вовсе не лукавил. Тех же немецких пленных оставил в живых, потому что они опасности не представляли. Рано или поздно, фрицы уйдут домой и о России станут вспоминать лишь в кошмарных снах. А вот эти останутся здесь и будут нас уничтожать. Даже когда сбегут за границу, все равно не успокоятся. Во всяком случае, померший штабс-капитан именно из таких был.

А подполковник удивил. Он сплюнул и криво ухмыльнувшись, ответил:

— Высказаться? А что тут говорить? Да, мы шли к Антону Ивановичу. Куда еще русским офицерам идти? Служить опереточной УНР? Увольте — мы присягу давали. Пусть того правительства уже нет, но Россия осталась! К Краснову? Тоже нет — насколько я понял, этот господин сепаратизмом балуется, а нам это невместно. Дроздовский, сильно политизирован, в ущерб делу. Вот и остается лишь Деникин. Он и немцам не союзник и с жидовскими комиссарами воюет. Выходит, на нем все звезды и сошлись. Вы довольны ответом?

— Вполне

Молчаливый до этого поручик, внес свою лепту:

— Ну а вы, если стрелять нас собрались тогда, курево дайте. Нам ведь, положено последнее желание? Или подобное у вас не практикуется? Сразу в штаб к Духонину* отправляете, без послаблений?

* Отправить в штаб к Духонину — расстрел на месте без суда и следствия.

Вместо ответа, распорядился убрать труп и пригласил офицеров обратно за стол. Те удивились, но сели. А я поинтересовался:

— Из вашего последнего слова можно сделать вывод что вот этот Анатолий Федорович к вам случайно прибился? — собеседники кивнули — Понятно... И российских баб с детьми да стариками вы на кол сажать не собираетесь?

Наглый поручик, который видимо уже попрощался с жизнью, себя решил не сдерживать. С деланным изумлением он сначала повернулся к подполу, а потом демонстративно окинув меня взглядом, фыркнул:

— Ха, "товарищ" у нас большой оригинал и знает толк в извращениях! С чего вы вообще решили, что мы на подобные зверства способны?

Гриня на это аж поперхнулся:

— Мы решили?! Так это ваш же дружок только что про сажание на кол говорил!

Подполковник вмешался и сухо ответил:

— С господином штабс-капитаном, мы придерживались разных взглядов как на политическую ситуацию в России, так и на способы ее разрешения. Именно поэтому, с полковником Дроздовским, наша группа и не ушла.

Я кинул:

— Понятно. Вы захотели идти к Деникину. Одно не ясно — что конкретно вас не устраивает в решении отдать землю крестьянам, а фабрики рабочим? Хотя — отставить. Политические дискуссии, если захотите, будете вести с комиссаром. У меня другой вопрос — вы на балалайке играть умеете?

Подпол, такому повороту дела очень удивился:

— Да как-то не дал бог таланта. Но я не понимаю, к чему сей интерес?

— А авто водите?

— Тоже нет.

Я широко улыбнулся:

— Тогда, у Антона Ивановича вам делать нечего!

Собеседник с силой провел ладонью по лицу, тряхнул головой и ответил:

— То-то я совсем перестал вас понимать...

— Да чего тут понимать? Тоже мне, бином Ньютона! Просто большевики людям объяснили, что в этот раз сражаться надо не за проливы, кредиты, или даже царя-батюшку. Драться надо за свое, кровное! Ну и народ, после такого известия, моментально превратился в стихию. Иди сейчас крестьянину скажи, что земля не его, а снова помещичья. Он же за это любого без соли схарчит — в этом месте, собеседник машинально кивнул, а я продолжил — То есть перспектив, для тех, кто сейчас идет против народа, просто нет. Крови прольется много, но один черт победа останется за нами. После этого, немцы уберутся в свой фатерлянд и там на какое-то время затихнут. А вам придется валить в эмиграцию. Если хватит денег купить визу, то скорее выберете Францию. Только там у них своих безработных людишек хватает. Вот и остается вам, если сильно повезет, либо в таксисты идти, либо на балалайке играть в каком-нибудь псевдорусском кабачке. Сразу скажу, что гитара там котироваться не будет — французам экзотика нужна. И в официанты вам не попасть, потому что поначалу гордость помешает, а потом просто мест не останется. Но ни рулить, ни играть вы не умеете, поэтому остается один путь — в грузчики. Но у тех свои законы и вряд ли вы больше полугода продержитесь. Скорее всего умрете, надорвавшись или получив очередных люлей от французских апашей, когда вновь откажетесь отдавать им часть заработка.

Трофимов, внимательно слушающий мой монолог, знающе подтвердил:

— Эти могут. Уж очень ловки, собаки, ногами махать*...

*Имеется ввиду французский бокс где удары наносятся как руками, так и ногами.

Тут выдержал и поручик:

— Вы упустили еще один вариант. Мы можем просто погибнуть за Россию!

Я кивнул:

— Погибнуть — да. Но не за Россию. За очередного "верховного правителя" — легко. За помещиков и фабрикантов что возле него вьются, в надежде вернуть хоть часть капиталов. За нынешних "союзничков", мечтающих разорвать страну на части и за счет этого обзавестись новыми колониями да протекторатами. Только они все всё равно обломаются. А вас просто закопают. Хотя в нынешней ситуации, это достаточно неплохой расклад. Во всяком случае, лежать будете в своей земле, а не на чужбине.

Внимательно слушающий меня полковник пожевал губами и решился задать вопрос:

— Ваше видение нынешней ситуации несколько однобокое, но спорить не стану. Позвольте только спросить, а зачем вы нам все это говорите?

Ответить я не успел, так как внезапно пробудившееся классовое чутье Грини взвыло и послало мощный панический сигнал в черно-белый матросский мозг:

— Э! Э! Товарищ Чур! Действительно, чего ты перед этими офицериками так распинаешься? Они ведь уже сказали, что идут к Деникину против нас воевать! Чо тут долго говорить — к стенке беляков и вся недолга! А ты тут антимонии разводишь, будто отпустить их собрался!

— Григорий Иванович — Трофимов скривился, потому что, когда я произношу его имя-отчество таким тоном это значит, он накосячил и сейчас его будут возить мордой по столу — Никто никого никуда отпускать не собирается. Мы им выбор предоставим — присоединиться к пленным немцам в бане, или пойти с нами. Захотят остаться — черт с ними. Фрицы, их в любом случае отправят в плен и оттуда они пакостить не смогут. Захотят пойти вместе с нами немцев бить — ради бога. Просто, мы с тобой их поняли несколько по-разному. Ты услышал, что они идут к Деникину. Я услышал, что им идти больше некуда. Учти — они ведь ничего еще не знают о формировании регулярной Красной армии. Поэтому предполагают, что все звезды сошлись на генерал-лейтенанте и выбора у них нет. Соображаем дальше — у нас рейд считай только начался, а уже трое "трехсотых" на руках. Конечно, завтра Лапин зажжет на митинге и к нам захотят присоединиться с десяток местных жителей. Это в основном будут пацаны допризывного возраста, которые винтовки в руках не держали. То есть, почти бесполезная обуза. Но отказать мы им не сможем, потому что вопрос политический. А эти двое, уж точно стрелять умеют.

Зам вскинулся:

— Ага! И станут стрелять нам в спины!

Я пожал плечами:

— Зачем? Чтобы к немцам перебежать? Так они и сейчас могут с ними остаться, безо всякого риска. Чтобы просто от нас свалить? Ага, а потом пробираться без документов сначала через территории занятые фрицами, а после и через наши земли. Так это — до первого патруля... Но чтобы внести окончательную ясность, докладываю — в связи с продолжающийся мировой войной, в день, когда наш батальон пошел в рейд, Советское правительство приняло решение о начале переговоров с командующим Добровольческой армией Деникиным Антоном Ивановичем. Цель переговоров — совместные действия против войск четверного союза.

Трофимов вытаращил глаза:

— Как это — "о совместных действиях"? Да чтобы мы, вместе с офицерьем?! Да не может такого быть! Да это предательство!

Конвойные находящиеся в трактире быстренько присоединились к нему, начав роптать в голос. Подняв руку, я прекратил бардак и пояснил:

— Как выяснилось, у товарища Ленина с Деникиным политические взгляды довольно близки. Расхождения есть, но к ним мы вернемся после того, как прогоним оккупантов с нашей земли. — после чего уже другим тоном добавил — вы как-то забыли, что война идет. Мировая война. И если мы сейчас будем заниматься только внутрисемейными дрязгами, то иноземный враг и до Урала дойдет. Мы их конечно погоним, но что нам потом останется? Полностью разоренная страна? И еще на одном заостряю внимание — с Красновым, никто ни о чем договариваться не собирается! Вот это настоящая сволочь, продавшаяся врагу и предавшая Россию. И его мы будем изничтожать до последнего!

Получилось у меня довольно корявенько, но не рассказывать же, как я сам охренел, узнав о переговорах. А это все многомудрый Жилин, который еще с февраля семнадцатого, имел плотные контакты с избранными ключевыми фигурами будущего белого движения. Правда, потом, он чуть все не упустил из-за покушения, но достаточно быстро вновь овладел ситуацией. Блин, а ведь если бы не Свердлов, со своей попыткой устранения Седого, то и самой гражданской войны скорее всего и не было бы. Хотя ее и сейчас толком нет. Что у нас, что у белых, людей еще сравнительно немного. Но у нас есть понимание происходящего, а у них оно отсутствует. Чем активно Жилин и пользуется.

Только вот здесь и сейчас народ от необычности известий несколько напрягся, поэтому пришлось объяснять более подробно. Рассказал, что отец у Деникина не просто из крестьян, а из крепостных. То есть, рабом был у помещиков. И что этих самых помещиков Антон Иванович не переваривает. И взгляды у него, с Владимиром Ильичем, действительно сходятся. Есть шероховатости, но они решаемы. Единственно, в чем генерал будет стоять до конца, так это в вопросах демократизации армии. Но насчет демократии и армии я и сам неоднократно объяснял, поэтому особых дополнительных пояснений не понадобилось.

Рассказал и про офицеров что сейчас стекаются под его знамена. При этом, некультурно тыкая пальцем в парочку пленных, пояснил, почему это происходит. Не стал скрывать своих соображений о том, что часть офицеров, после известия о переговорах, от Деникина отколется. Вот этих отколовшихся, нам придется уестествить, потому что они будут из себя представлять подобие унесенного двадцать минут назад дохлого штабс-капитана. То есть, гореть желанием грызть нам глотки и сажать на кол. А у генерала останутся те, кто к трудовому народу относится вполне благожелательно и ничего кроме как воевать не умеет. С ними мы и будем иметь дело.

Разумеется, в своем спитче я безбожно сглаживал острые углы и замалчивал офигительные проблемы, предстоящие в этих переговорах. Деникин — еще тот жук (и плевать он хотел на своего крепостного предка), да и окружение у него соответственное. Дай бог, чтобы хоть о чем-то договориться получилось. А если получится, то очень желательно чтобы командующему несогласные с его решением соратники, внезапный несчастный случай не устроили. Но по любому, эти переговоры внесут раскол в белое движение. К слову говоря, в наше тоже. Именно поэтому я сейчас перед ребятами распинаюсь. И судя по их разглаживающимся физиономиям — довольно успешно.

Уже успокоившийся Трофимов, поморщившись, вставил:

— Угу. И вот эти "благожелательные" опять нам в рыло совать станут, да под ружье ставить...

Я ухмыльнулся:

— Гринь мне вот даже интересно, что будет с тем, кто тебе в морду дать возжелает. Ты его сразу порвешь, или сначала покуражишься? А если говорить серьезно, то сейчас активно пишутся новые уставы. Кстати, и мною в том числе пишутся. И согласно этим уставам, физическое воздействие на подчиненных будет караться трибуналом. Командиров, к слову, тоже бить не рекомендуется.

Взводный-3, сидящий за боковым столом, при этом известии удивился:

— Интересно получается... а вот ежели боец, совсем тупой и наглый? Слов не понимающий. Ты ему говоришь одно, а он делает совсем другое. Да еще и руки у него из задницы растут. И орать на него только горло себе зазря надрывать. С него этот ор, как с гуся вода. Как же с такими быть?

Пленные, до этого внимательно слушавшие наши разговоры, на этом вопросе встрепенулись и уставились на меня. А наглый поручик, еще и бровями эдак вопросительно пошевелил — мол, чего ответишь? Ха! Напугали бабу хреном! В Советской армии все эти вопросы давным-давно пережёваны и выкаканы! Поэтому ответил без особых размышлений:

— Станислав Казимирович, вариантов у тебя в этом случае — море. И без всякого мордобоя. Если боец не понимает слов, то он всегда может заняться индивидуальным повышением своего боевого мастерства, или обще физической подготовки. Особо желательно, чтобы это происходило в свободное время. То есть все идут в увольнение, а этот ухарь, роет окоп для стрельбы стоя с лошади. Тем самым оттачивая боевое мастерство. Или под руководством отделенного, занимается отжиманиями, повышая физическую подготовку остро необходимую прогрессивному бойцу Красной армии.

Я бы и про наряды на кухню завернул, но в данное время — это не наказание, а возможность пожрать от пуза. Так что, наряды оставим на потом. Городецкий же, выслушав ответ крякнул и уточнил:

— А ежели он не захочет рыть? Ну или отжиматься?

— Ха! Вот для этого и писан устав! За отказ выполнять приказание командира, светит этому типу трибунал в военное время, или длительная гауптвахта с урезанным пайком, в мирное. Я ответил на твой вопрос?

Стас задумчиво почесал стриженый затылок:

— Мля... как по мне, тут уж лучше один раз по зубам получить, чем через такое проходить... — после чего, подозрительно посмотрев на меня уточнил — то есть, когда вы меня тот раз вырубили это получается, что пожалели? Могли бы и в трибунал отдать?

— За нападение на командира, я бы тебя мог просто шлепнуть. И вот тут мы переходим ко второй части данного вопроса — это сейчас вокруг люди взрослые и мотивированные. Подобных случаев почти нет, поэтому мы и рассуждаем о наказаниях чисто теоретически. А когда война закончится, в армию пойдут призывники. То есть сопляки, с ветром в голове и полным отсутствием мозгов. И вот тут командир должен стать не просто командиром, а еще и воспитателем, который тонко чувствует момент, когда можно дать по морде, когда посадить на губу или, когда на хер отправить долбоеба в трибунал.

Гриня задумчиво протянул:

— Сложно всё как-то...

— Согласен — сложно. Но этому, как и в любой профессии, надо учиться.

Зам пренебрежительно вякнул:

— Военный, это не профессия.

Я не согласился:

— Не скажи. Одна из самых уважаемых. — тут, вспомнив бессмертную фразу из фильма, пришедшуюся удивительно в тему, добавил — и профессия эта — Родину защищать!

Подпол, после моих слов странно хрюкнул, а поручик уставился таким взглядом, что будь он девушкой, я бы подумал — влюбилась. Что характерно — мои мужики не стали возражать, неся пургу о близкой мировой революции и о грядущем мире во всем мире. Тут я их хорошо просветил поэтому никаких иллюзий у ребят не было.

На несколько секунд повисла тишина, которую я прервал, прихлопнул ладонью по столу и обращаясь к пленным:

— Так, товарищи офицеры. Вы все слышали, поэтому я хочу узнать ваше решение? К немцам в баньку, или с нами в рейд? Сразу скажу, что если выберите нас, то погоны с орденами надо будет снять. Уточняю — не сорвать, а снять. После рейда, по прибытии к месту базирования батальона, вам будет выдана новая форма. Так же скажу, что сейчас пойдете рядовыми бойцами. Поручик — под командование Станислава Городецкого в третий взвод. Полковник... э-э виноват, подполковник, в силу возраста, в отделение взвода управления. Они в атаку не ходят и в основном находятся при штабе. Вот такие вот расклады. Ну а после рейда, если переговоры с Деникиным пройдут успешно, можете перейти к нему. Ваш ответ?

Сомнений в их выборе у меня даже не было, так как по большому счету, этого самого выбора я им не предоставил. Единственное что было интересно — как долго они будут просчитывать, насколько сильным уроном чести является факт их превращения из офицеров в рядовых. Но мужики даже удивили. Заминка была буквально на пару секунд. Потом они коротко переглянулись и синхронно встали, одергивая мундиры. После чего, старший произнес:

— Поздновато мне с низов начинать, но видно, судьба такая. Я иду с вами.

Поручик, исподлобья, коротко оглядел меня, а потом растянул губы в щербатой улыбке:

— Если уж господин подполковник с рядовых решился начать, то мне — сам бог велел!

Я кивнул, принимая их решение и распорядился:

— Городецкий проводи бойцов. Так, Трофимов — посыльный в батальон отправлен? Посты выставлены? Раненые обихожены?

Получив "так точно" на все вопросы, скомандовал отбиваться. Мне то хорошо — трех часов для сна вполне хватает, а остальные будут слегка прибитые. Но это ничего — сонные это не мёртвые. А завтра (вернее уже сегодня) ожидается еще тот денек.

Глава 15

Конная разведка, реабилитировала себя прямо с утра. Журбин, часть своих людей отправил в дозор на южную дорогу (так как меня по-прежнему волновал "железный капут") а из остальных выстроил эстафету, чуть ли не до самого Дьяково. Поэтому о том, что немцы вышли и о составе их сил, нам стало известно за час до прибытия ворогов. Честно говоря, я думал, что противник пришлет максимум пару отделений, дабы успокоить своих тыловиков. Рассуждал так — комендант станции получил известие о каких-то бандитах желающих напасть на село. При этом бандиты, от недалекого ума, заранее всех предупредили. То есть они — дураки. Ночью сейчас не воюют поэтому нападение ожидается с утра. Вернее всего, получив отпор от тыловиков, эти бандиты опять сбегут в свои дикие степи. Но сигнал получен и отреагировать надо. Поэтому можно послать десяток-полтора солдат для улаживания ситуации. Если нападающие все-таки рискнут упорствовать, то подмога не будет лишней и легко размотает очередную банду аборигенов. Если никакого нападения не будет, то солдаты просто разомнутся и в виде приза к финишу получат сало, млеко, яйки.

Но немчура, видно напуганная недавним уничтожением эшелона, решила не мелочиться. Против нас двинули взвод на трех грузовиках. А впереди этой процессии, присутствовали даже два мотоциклиста. Эта парочка, наверное, должна была выполнять функции передового дозора и разведки. Ну да — лошадки просто не выдержат темп грузовиков и легкие мотоциклы будут вполне к месту.

Батальон к этому времени уже был в селе, и комиссар колокольным звоном сзывал народ на митинг. Оставив ему для поддержки невыспавшийся третий взвод, я занялся подготовкой к приему гостей. Второму взводу приказал копать замаскированную ловушку на южной дороге. И там же занимать оборону на случай внезапного появления противника. Ну а мы с первым взводом и с пулеметчиками Михайловского стали готовить очередную засаду. Холмов в этой местности не было, но где-то километрах в двух от села, присутствовала небольшая роща. Правда оглядев диспозицию, я ее забраковал. Просто от дороги к деревьям была отвилка и мотоциклисты, если не дураки (а считать немцев дураками у меня оснований не было) обязательно проверят что там и как. Для них это пятиминутная задержка, а нам это может выйти боком.

От дороги до рощи, метров пятьсот. То есть, когда разведка нас обнаружит, до грузовиков (с учетом отрыва передового дозора) будет километра два с половиной-три. Это значит, что немцы успеют покинуть транспорт и занять оборону. А оно нам надо? Поэтому пулеметы были сняты с тачанок и замаскированы прямо в чистом поле, метрах в трехстах по обе стороны дороги. Дальше отойти не получалось, так как степь уже начала цвести, и трава сильно уменьшала обзор. При этом я очень просил пулеметчиков стараться бить грузовики в борт и сзади, по возможности не цепляя двигатель. Понятно, что там уж как получится так получится, но мне сильно хотелось затрофеить авто. До этого подобный транспорт был просто не нужен, так как я не представлял, где для него можно добыть ГСМ? Но в связи с тем, что батальон будет брать станцию и грузовики были именно с этой станции, вопросы с горючкой отпадали. У меня даже пара водил для такого дела есть! Или как их сейчас называют — шОфферов.

Тут, глядя как Михайловский, бегая вдалеке, проверяет маскировку своих машинок и раздает последние указания я хмыкнул. Ну да — наш пулеметный воевода, сегодня удивил с самого утра. Оно как получилось — после того как батальон вошел в село, началась нормальная рабочая суета. Чуть позже, я услышал шум каких-то разборок, в котором преобладал голос Виктора. Но не обратил внимания, так как в это время принимал доклад от разведки. А вот уже когда мы собрались выдвигались за околицу, вдруг увидел подходящего к нам свежезавербованного поручика. Тот шел не сам, а был тянут на буксире Михайловским. Сияющий Витька, подтолкнув поручика вперед, воскликнул:

— Товарищ Чур, вы посмотрите, кого я нашел!

Скептически хмыкнув, я поправил:

— Ну, положим, это я его нашел.

Но взводный, меня как будто не услышал:

— Позвольте вам представить — поручик, барон фон Берг, Евгений Генрихович! — при упоминании фона и барона, его спутник настороженно зыркнул на взводного, но Михайловский на это не обратил внимания, продолжая — Мой лучший друг и лучший пулеметчик, из тех, кого я видел! Я его еще с детства знаю и воевали мы вместе, с еще четырнадцатого. Это же просто виртуоз своего дела! Он...

Договорить я не дал, подняв перед собой ладонь и тем самым прерывая собеседника:

— Виктор Евсеевич, начнем с того, что это не поручик, а боец третьего взвода, Первого батальона морской пехоты Балтийского флота. — не дав собеседнику вставить слова, продолжил — Далее — этот человек пока, я подчеркиваю — пока не является нашим товарищем. При этом я помню свои слова о том, что поиск людей к вам во взвод, у нас в приоритете. Но здесь дело такое, что по возвращению из рейда данный боец может нас покинуть. И мне совершенно не нужно, чтобы наши наработки ведения боевых действий, попали к возможному противнику. Будучи рядовым в пехотном взводе, он, разумеется, узнает и увидит многое. Но именно ваш взвод, является основой нашей работы. И здесь он может узнать гораздо больше, чем надо. Только поэтому, не выясняя его предыдущих навыков, я направил поручика служить обычным бойцом.

И тут взводный меня удивил. Он даже не стал спорить или как-то виниться. Парень, глядя мне в глаза просто произнес:

— За Евгения Генриховича я ручаюсь. Своим словом и своей жизнью.

Несколько опешив от подобного поворота, я поднял руки:

— Понял. Если красный командир и орденоносец за кого-то ручается, то это очень весомый аргумент. И не принять его я не могу. Забирай бойца к себе. Только дай мне минуту с ним переговорить.

Михайловский козырнул и отвалил в сторону а я несколько секунд разглядывал фон барона. Блин! Вот никогда бы не сказал, что этот человек имеет какое-то отношение к немецкому дворянству. Сам смуглый и чернявый. Шрам на брови, делает рожу вообще какой-то бандитской. Но вид независимый, это да. И глаза не опускает. Прислушавшись к внутренним ощущениям, я не почувствовал антипатии. Скорее наоборот. Да и на допросе поручик вел себя нормально. Ладно, посмотрим, что получится. Только вот предостеречь парня все равно надо. Сделав шаг и подойдя вплотную к Бергу, я тихо произнес:

— Ты парень понял, что сейчас произошло? За тебя, Виктор Евсеевич, голову заложил. Не разочаруй его, а то придется вмешаться мне. Я совершенно не пугаю, просто поверь, что тогда род Бергов, начиная с тебя и до второго колена, исчезнет. Где бы он не находился. Хоть в Германии хоть в Аргентине. И если у тебя есть какие-то левые мысли, то лучше откажись от его предложения и возвращайся в третий взвод. Обещаю — репрессий никаких не будет...

И тут наглый поручик меня удивил. Приблизившись к моему уху, он так же тихо ответил:

— Иди ка ты на хер. Я за Витьку, сам кого хочешь порешу! Он мне словно брат и ты со своими угрозами, тут вообще ничего не решаешь!

Ух ты! Мощно задвинул! Я опять оглядел собеседника, который набычившись и сжав кулаки, теперь ожидал за свою дерзость, вообще чего угодно. Вплоть до того, что его прямо здесь пристрелят. Ведь вот так, в открытую, посылать командиров в принципе не рекомендуется, а уж как в нынешней ситуации, так и вообще. Но парень смел. Без базара. Поэтому я просто ухмыльнулся и хлопнув напряженного поручика по плечу, констатировал:

— Споемся! — после чего крикнул, обращаясь к Михайловскому — Виктор! Забирай своего человека!

А уже когда они вместе отходили от меня, добавил:

— Еще раз пошлешь — нос сломаю.

И больше не обращая на них внимания, двинул к своей лошадке. Идя, обдумывал мысль что на этого Берга надо бы комиссара натравить. Пусть расскажет ему что к чему. Да и самому тоже, поближе познакомиться не мешало. А то у этого офицера сейчас какая-то хреновая аргументация — "За Витьку всех порешу". А не дай бог убьют Михайловского и что? Свалит ведь от нас этот фон. Свалит со всеми наработками. Поэтому как будет время, надо его брать за жабры и растолковывать "политику партии". Так растолковывать, чтобы он наш стал, со всеми потрохами...

* * *

У батальона все было готово к приему гостей и я, жуя травинку поглядывал на далекие клубы пыли, поднятые движущимся в нашу сторону транспортом. Поглядывал и думал, за счет чего у нас так легко всё получается? Ну поставил пулемет на тачанку тем самым придав ему мобильности. Это что — чудо оружие? Да нифига! Один пулемет — это конечно сила, но он особо не роляет. Может дело в том, что у меня они собраны в кулак? Ну да. Сосредоточенный огонь десятка пулеметов на небольшом участке фронта, это уже очень серьезно. Почему другие так не делают? Может, потому что мы действуем из засады, где сами выбираем кого и когда бить, а у них линия обороны, которую надо держать? И пулеметы — дефицит. А уж с патронами, так вообще швах.

Поэтому сейчас, как у блатного представителя ВЦИК, у меня и получается блистать на фоне остальных. Их и снабжают как бедных родственников, плюс разные солдатские комитеты воду мутят. Да еще и распри политические раздирают. Вот и получается, что мой батальон как тот Д* Артаньян — весь в белом, а остальные... ну остальные, в чем есть, в том есть. Но ладно красные и белые — у них там такой бардак, что черт ногу сломит. Только почему немцы, настолько вялые?

Я ведь намедни от эшелона бежал, да следы путал, имея в виду быстрое прибытие каких-нибудь подготовленных ягдгрупп на место крушения. И только потом дошло, что подобного в природе просто нет! Ни охраны железных дорог, ни противопартизанских подразделений, ни предателей-полицаев, ни тотального контроля местности, ни нормальной связи. Я же все со своими инстинктами справиться не могу и постоянно упускаю из вида что сейчас даже не середина двадцатого века, а его начало и противник просто не знает как себя вести в подобных случаях.

Вот что они могут мне противопоставить? Нет не так. Что бы я сам делал на месте толкового кайзеровского офицера-контрразведчика? Ну... Во-первых, локализовал местонахождение противника. Как? Да просто — авиаразведкой, либо массовой рассылкой конных разъездов. После чего, определившись с местонахождением зловредных бандитов и примерной численностью, силами пары эскадронов их надо или уничтожить, или вытеснить на пулеметно-артиллеристскую засаду.

И вот тут возникает вопрос — сможет ли этот самый контрразведчик добиться, чтобы под его начало передали авиацию, кавалерию и артиллерию? Очень сильно сомневаюсь. Подобное никому (включая самого контрика) сейчас и в голову не придет, так как во-первых — так делать просто не принято, а во-вторых — нынешний народ совершенно не привык учитывать опасность рейдовых групп. Это ведь не прорыв фронта вражеской армией. Это просто бандиты, которые шалят.

Значит, коменданты районов должны с ними справляться своими силами. И чем дольше противник так будет думать, тем больше у нас шансов порезвиться от души. Один минус — настолько богато воевать мне осталось буквально на пару-тройку боев. Вот сейчас постреляем, а потом еще на станции и все — аллес. Если трофеев не будет, то наши максимки превратятся в тяжелое дополнение к тачанкам. И станем мы, как все прочие...

При мысли, быть как все, я поморщился. Но потом взбодрился — нет в любом случае, будем отличаться. Хотя бы дисциплиной. Это я все время бурчу на своих ребят, а ведь мы, только за счет этой самой дисциплины, да повышающийся с каждым разом боевой выучки, сейчас одно из самых боеспособных подразделений красных. И даже без пулеметов представляем из себя силу, способную на равных противостоять тем же белякам. Битых один раз "дроздов" я не рассматриваю — там все сложно. А вот остальные...

Ведь что из себя представляют сейчас собравшиеся у белых войска? Гражданских добровольцев можно особо не считать — большую часть из них вполне возможно распропагандировать в нужную сторону. Тем более что у краснопузых, тех закидонов, что были в моем времени, почти не наблюдается. Там Жилин бьется как лев и не допускает принятия наиболее одиозных решений, сильно попортивших дело в прошлый раз.

А офицеры... Начнем с того, что это тоже люди. А вот теперь прикинем что этим людям, при старом режиме, категорически запрещалось заниматься политикой. Им запрещалось заниматься любым предпринимательством. Да что говорить — им даже жениться запрещалось до достижения определенного возраста! Плюс, к этой женитьбе человек был обязан скопить некую указанную сумму и без этих накоплений — хрен ему, а не женитьба! То есть служивое сословие было полностью исключено из общегражданского социума. Офицеров, выходцев из семей крупных землевладельцев или заводчиков не рассматриваем. Их сравнительно немного и вот они скорее всего перейдут в стан непримиримых. А остальные, это серые лошадки, тянущие армейскую лямку, для которых главное — оклад и выслуга лет. И они больше ничего не умеют, кроме как воевать и убивать.

Получается — служили себе люди, воевали понемногу и вдруг пошла сильнейшая угроза их будущему. В смысле — армия, странным образом распалась и дальнейшие жизненные планы стали накрываться подозрительно знакомым волосатым объектом. В стране какая-то революция приключилась (и что этим гражданским спокойно не жилось?), появились непонятные комиссары (кто это вообще?!), организовались противоречащие здравому армейскому смыслу солдатские комитеты (это же пипец!!!). И не просто организовались, а еще и принялись в открытую командование вертеть на натруженных крестьянских буях. Да тут любой взвоет!

Вот и побежали офицеры туда, где все привычно. То есть к Деникину. А потом, те же поручики или штабс-капитаны с легкостью соглашались на должность отделенного командира, лишь бы вокруг была привычная армейская обстановка. И политические пристрастия здесь особой роли не играли. Главное, чтобы присутствовала хоть какая-то определенность и перспективы. Это позже — когда пойдет взаимное озверение и непримиримость, для них пути назад не останется. А сейчас, для офицерства еще ничего не решено. Тем более что на переговорах, будет озвучено решение о формировании регулярных частей Красной Армии. И там уже посмотрим, что к чему. Во всяком случае, у служивых, нормальный выбор появится.

Мне вдруг неожиданно вспомнились события моего девяносто первого. Тогда ведь тоже, как ни крути, революция приключилась. Только буржуазная. Но вот ни армия, ни милиция в ней практически не участвовали. И не надо тут трындеть, что у господ офицеров была честь с нимбом над головой и хрустом французской булки, а у товарищей офицеров была лишь бутылка водки и командный мат. Херня это все. Просто переворот девяносто первого, никак не затронул силовиков. Это уже гораздо позже и зарплаты стали задерживать и вещевое довольствие не вовремя выдавать. Но так было по всей стране, поэтому и терпели. К слову сказать, для лучшей аналогии, что "комитеты нерожавших матерей", по своей деструктивности, вполне можно было приравнять к нынешним солдатским комитетам. Но основы не были затронуты, поэтому все прошло мирно.

А теперь представьте, что демократы, захватив власть объявляют — врагов мире у нас больше нет, поэтому армия распускается. Поэтому будут созданы истинно демократические отряды самообороны, а вы товарищи офицеры, представляющие из себя сборище гнусных коммунистов и комсомольцев (то есть большевистских сатрапов) можете идти лесом. С собой в путь захватите оклады, карьерный рост, пенсию через двадцать пять лет службы и все положенные льготы.

Вот тут бы армия и поднялась. Еще бы — какие-то непонятные мудаки кусок изо рта вырвали и профессии лишили! Поднялась бы далеко не вся, но даже если несколько командиров дивизий или армий дадут приказ, то буча получилась бы знатная! И там бы все покатилось как снежный ком. А после пролития крови, пути назад ни у кого бы не осталось. Вот как здесь сейчас и происходит.

Только демократы учли опыт большевиков и постарались силовиков вообще никак не трогать. Поэтому (к добру ли, к худу) в конце двадцатого века обошлось без второй Гражданской...

* * *

Эти философские размышления, прервал приближающийся треск двигателей. Осторожно приподнявшись, я увидел моторизованный дозор. Увидел и офигел. Мне почему-то казалось, что нынешние мотоциклы будут больше напоминать велосипеды с моторчиком и на наличие той же коляски никак не рассчитывал. Оказалось — ошибался. Нет, конечно, это не "цундап" немецкой разведки времен второй мировой, но довольно близко к нему. Экипаж — два человека. Все как положено — в касках, в очках, а в довершении ко всему, у одного байка на коляске был присобачен MG08 с большим коробом под ленту на сто патронов. Надо же... Я думал, это будут два смертника на мопедках, а тут четверо, да еще и с пулеметом. То есть, огрызнуться такая разведка сможет очень даже нехило.

Тем временем, пулеметный мотик остановился возле развилки, прикрывая второго, рванувшего к роще. Тот доехал, огляделся, после чего вернулся, и они запылили дальше по дороге. Глядя на столь слаженные действия у меня даже сомнения закрались — не рано ли я немцев вялыми назвал? Это сталкиваясь с чем-то новым они теряются, а когда все знакомо и привычно — пройдут паровым катком и не заметят.

А еще меня сильно заинтересовали их транспортные средства. Байки бензина жрут немного, в обслуживании наверняка неприхотливы. Но вот как для дальней разведки — исключительно интересная штука получится. У той же лошади, радиус действия километров пятнадцать. То есть разведка может удалиться на пятнадцать километров, а потом быстро вернуться с докладом. И все — у коняшки силы закончились и ей надо отдыхать. Нет, может и есть где-то скакуны, которые с лихвой перекрывают это достижения. Только вот у нас такие отсутствуют и приходится для больших расстояний строить эстафету. А вот на мотоцикле и пятьдесят километров не предел. Конечно, они связаны дорогами, но ведь и от любой погони уйти смогут! Та же лошадь высокую скорость может держать минут пятнадцать, а потом устает. Мотор же усталости не знает. А будущих байкеров я сам вождению обучу. Тут сложного ничего нет! Особенно если задействовать наших шустрых студентов. Они парни продвинутые и трехколесный механизм для них не станет дивом диковинным.

Шум нескольких двигателей стал громче, и я опять прильнул к биноклю. Вот они — красавцы. Идут с дистанцией метров сто (чтобы пыль сносить успевало). Грузовички размером меньше "Газели". Кабина открытая и рядом с водителем находится пассажир. В передней, судя по погонам, какой-то офицер. Кузова тоже без тента и там, в два ряда, спинами к борту сидят солдаты.

Ха, а грузовик-то не немецкий! Во всяком случае, на радиаторе переднего красовалась большая диагональная надпись — "PRAGA". Но долго разглядывать представителей чешского (точнее австро-венгерского) автопрома у меня не получилось так как вся техника втянулась в зону обстрела и пулеметы начали работу.

Глядя как от удара пули разлетелась большая фара, установленная над капотом, я поморщился — ведь просил же по движкам не шмалять! Но долго морщиться не пришлось так как обстрел длился не более минуты. Михайловский понял, что означает слово "экономия" и опасаясь лишиться орудий производства, отныне расходует боеприпасы весьма бережно. С другой стороны, этого огневого налета фрицам хватило выше крыши. Вон, даже из кузовов никто выпрыгнуть не успел...

Тут со стороны села послышалась стрельба, но так же быстро стихла. Вернее, я услышал уже окончание этой стрельбы. Это значит, что и разведку приняли... А сейчас, поднявшись во весь рост, имел удовольствие наблюдать, как к машинам шустро бегут мои ребята. И не толпой бегут, а прикрывая друг друга. То есть, часть выдвинулась и встала на колено, контролируя обстановку до тех пор, пока остальные не приблизятся. Потом вперед двигаются уже прикрывающие. Даже гордость почувствовал — вот не зря их гоняю!

А когда я дошел до колонны, то там уже все было кончено и народ занялся изучением трофеев и легкой мародеркой. Мы с Григорием, не размениваясь на мелочи, сразу занялись осмотром машин. Ну что сказать — первую раздолбали весьма качественно, расхерачив все что возможно. Вернее, в капот попало всего несколько пуль, но настолько удачно (или неудачно это как посмотреть) что данный грузовик уже никуда не поедет. Со второй "Прагой", которая скатилась с дороги и заглохла, упершись в большой куст, дела обстояли гораздо лучше. Кузов как решето, да и задним скатам досталось, но кабина и движок целенькие, так что из двух мы одну точно соберем. А ведь есть еще и третья машина. Но вот она, съехав в небольшой кювет, как-то подозрительно дымит. Да и народ от нее отходить начал.

В общем пока я добежал до последней "Праги" она уже не дымила, а откровенно горела. Тушить ее было не чем, и мы могли лишь наблюдать как полыхает наш трофей. Эх! В данном случае даже пулеметчиков обвинить не получится, потому что вот так поджечь транспорт, можно лишь случайно. Хорошо еще жмуриков из кузова повыкидывать успели, а то сейчас здесь не только бензиновая вонизма была бы...

А на эти трупы у меня были планы. Вернее, не на тела, а на форму и снаряжение с амуницией. Я еще перед боем предупредил взводного-1, что нам предстоит возможный маскарад с переодеванием. Тогда еще эти ухари (в смысле Трофимов и Липатов) меня удивили. Вот вроде бы анархисты-анархистами, но кое-что из общих правил помнят. В частности, например то, что переодевание в форму вражеских солдат считается недопустимым и в случае поимки такого перца, противник его имеет право сразу расстреливать на месте без суда и следствия. Правда, их волнения я пресек вопросом — "А кому вы там собственно в плен сдаваться собрались?" — и проблема была улажена.

Пока я возвращался к более-менее целому грузовичку ко мне присоединился печальный Михайловский. Печален он был от того, что и ему достался трофей в виде пулемета. Но опять некондиционный. Там одной пулей кожух вскрыло чуть не по всей длине и второй ударило в тело MG. Ударило в краешек, но замятость есть и ее надо выправлять. Поэтому сейчас у нас получается странная ситуация — немецких патронов вполне хватает, но пулемет под 7.92 всего один. И наоборот — наших пулеметов много, а патронов 7.62 — кот наплакал. При этом Виктор лелеял робкую надежду, что тот ручник, который он видел у мотоциклистов, не пострадал. Еще он сильно желал найти в селе хоть какую-то механическую мастерскую или хотя бы инструменты и приступить к починке как нынешних, так и собранных ранее трофеев.

Я выразил сомнения в наличие желаемого. Это на станции всего должно хватать, а в селе... Хотя и мне инструменты сейчас тоже не помешают. Домкрат, балонные ключи, кувалда, молоток. И это только чтобы поменять задние скаты. Хорошо еще они цельнорезиновые и там камер нет. Но все равно внешнюю часть хорошо так разлохматило.

При этом мне оказалось проще — нужные принадлежности нашлись в ремонтном ящике на машине. Так что, отдав необходимые распоряжения, занялся приведением грузовичка в божеский вид. Помощников вполне хватало, поэтому я в основном руководил, показывая, что крутить и куда бить. Чуть позже появились оба водителя, которые тут же кинулись проверять заводится ли агрегат, а потом начали снимать с разбитой машины, все что можно.

Оглядев орлиным взором рабочую суету, я подозвал наших водил и сказал:

— В общем так — час вам на все про все. Все подтянуть, проверить. Горючку из той бибики — я ткнул пальцем в побитую машину — слить и забрать с собой.

Один из них удивленно вякнул:

— Куда же мы ее сольем?

На что я пожал плечами:

— Проявите смекалку. Сгоняйте в село — может там тару найдете. Пусть даже бочку деревянную. Потом, на станции, что ни будь более подходящее найдет. Понятно?

Те кивнули, а я верхом направился к основным силам, где был встречен возбужденным комиссаром и (очень неожиданно) попом. Лапин делая широкий жест в его сторону, сразу представил долгогривого:

— Это товарищ Барметов, здешний священнослужитель. Пользуется в селе авторитетом, поэтому помогал мне распределять зерно среди нуждающихся. Он же послал гонцов в соседние деревни, а то зерна получилось слишком много и если большую часть оставить здесь, то немцы потом могут провести ревизию. А так — все нормально получится.

Спорить как именно получится я не стал (держа в уме что ныне не сорок первый и фиг его знает какие сейчас порядки у немцев) а перевел внимание на его спутника. Местный поп, руку мне для поцелуя совать не стал, а просто протянул ладонь представляясь:

— Отец Вениамин. Настоятель Квашнинского прихода.

— Командир подразделения — Чур.

Священник слегка дернулся и перекрестившись, осторожно уточнил:

— Эвона как... просто Чур? Разве сие возможно?

Не склонный вдаваться в долгие объяснения, я лишь пожал плечами:

— Так вышло... А вы что-то имеете против?

Барметов взмахнул обеими руками:

— Господь с вами! Не судите, да не судимы будете. — а потом еще раз окинув меня взглядом, хитро улыбнулся — А вы знаете — действительно, схожесть есть. Особенно цветом глаз...

Кузьма, недоуменно слушающий наш разговор, встрепенулся:

— А вы что, видели товарища Чура раньше?

Священник ответить не успел, так как я отвлек его вопросом:

— Товарищ Барметов, за помощь вам большое спасибо. Единственно, у меня есть опасения, что когда вернувшиеся немцы узнают кто именно занимался распределением умыкнутого у них зерна (а они обязательно узнают), то возникнут вопросы. Конкретно к вам. Проще говоря — никто не может предположить какая именно шлея им под фалды попадет. Могут и расстрелять. Вы это понимаете?

Настоятель кивнул:

— Понимаю. Ну да, бог не выдаст свинья не съест. Ко мне на подворье завезут три телеги с мешками. А супостатам я скажу, что продукт вы хотели просто сжечь, но я не дал. Предложил раздать страждущим. Вот народишко и расхватал, что было предложено. Расхватал и употребил, потому как кушать хочется. Ну а я, по мере сил сберег чужое добро, дабы вернуть его хозяину. Вряд ли они после такого сильно злобстовать станут.

— Добре. А амбар мы действительно запалим. Тогда и вопросов меньше будет. Оставить там пару десятков мешков зерна и сжечь. Тогда хрен кто доподлинно узнает сколько вывезли, а сколько сожгли.

И обращаясь к комиссару подытожил:

— Ладно, с этим всё. Пойдем теперь наши дела решать.

А когда отошли подальше, я задумчиво поделился:

— Слушай Кузьма, тебе не кажется, что этот поп какой-то очень правильный. И о нуждающихся знает, и красным помогает, и немцев не боится. Хоть в святые записывай. Интересно — ему нимб на голову не давит?

Трофимов, который как раз на этих словах нас догнал, поинтересовался:

— Кому чего не давит?

— Да здешний "падре" какой-то со всех сторон положительный. Вот и я задумался...

Комиссар отмахнулся:

— Не забивай голову. Иногда такие встречаются. Редко, но бывает. Я же тебе говорил, что он авторитетом во всей округе пользуется. А просто так, у народа авторитет не заработаешь. Барметов же, в дела паствы вникает, помогает людям чем может, опять-таки, при церкви странноприимный дом содержит.

Я ехидно хмыкнул:

— Это он сам тебе все рассказал?

Лапин удивился:

— Вот еще. Я ведь с людьми говорил. Через них на этого священника и вышел.

Бескомпромиссный Гриня не выдержал:

— Все равно мы скоро всех попов упраздним. И хороших, и плохих!

Возражать я не стал, а оглянулся и ткнув его в бок, указал пальцем:

— Вон видишь, две бабки и дед идут? Иди и расскажи им, что бога нет. Только учти, что у той бабки, которая слева, клюка, судя по всему, тяжелая...

Зам, мельком оглянувшись, задрал нос, отвергая предложение:

— Ага — сейчас! Они старые и темные и объяснять им что-либо бессмысленно.

И тут меня приятно удивил комиссар:

— Вот то-то и оно! Пока молодой, так бога и нет. Но чем ближе к старости, тем больше надежд, что он все-таки есть. Поэтому, Гришка, правильные священники Советской власти очень даже пригодятся. Мы, под руководством партии будем работать с молодежью, а они с пожилыми людьми. И работа эта будет в одном направлении.

Трофимов, хотел было что-то возразить, но его прервало появление перед трактиром трофейных мототранспортных средств, и все отвлеклись. Я, принимая доклад и глядя на слегка помятые средства передвижения лишь вздохнул. Да уж... дорого нам достались эти мотики. Под случайную очередь, сразу двое наших попало. Обоих наповал... А ведь сколько раз говорил — рассредоточивайтесь! Нет же мля, скучковались, как бараны. В общем, сначала взводный за херовую выучку получил причитающееся, а потом я занялся осмотром.

Один из мотоциклов сразу ушел в утиль. У него сломалась передняя вилка, а колесо получило даже не "восьмерку", а тупо смялось. Зато второй был вполне на ходу. Битую коляску только надо будет перекинуть и все. Но этим займемся, когда наши водилы с инструментом появятся. А пока озадачил найти людей, которые уже после прихода немцев посещали Дьяково. Мне нужно было чтобы они хоть приблизительно описали, где фрицы расположились да и вообще — что и как там в этом городке.

Пока шли поиски я продолжал слушать комиссара. Оказывается, в результате его пылкой речи к нам решило присоединиться четырнадцать человек. В основном это были молодые батраки, пришедшие в село на работы из окрестных деревень. Пацанва, лет восемнадцати-девятнадцати. Многие частичные или полные сироты. Честно говоря, глядя на тонкие шеи и босые ноги, меня вовсю терзали сомнения в их общей идеологической подкованности и непреодолимом желании принести жизнь на алтарь защиты революции. А вот желание получать поек и нормальную одежку, просматривалось невооруженным глазом. Как по мне — балласт. Но отказывать нельзя, поэтому на время прохождения курса молодого бойца, отдал их под начало Федора Потапова. Тот из студента почти нормального человека сделал (сейчас Бурцев в писарях подвизается и не жужжит) а уж этих воспитать будет гораздо проще.

Потом, народ занялся застированием от кровавых пятен, немецких мундиров. Стирали тут же — в одолженных корытах. Поначалу сами бойцы. Но после появились какие-то солидные бабы под присмотром нескольких дедов и оттеснили морпехов от дела. Девок, что характерно, предусмотрительные сельчане нам даже не показывали. Зато разновозрастной ребятни, вполне хватало.

Где-то в это же время появились люди, знающие что и как на станции. Точнее всего два человека — крепкий мужик в сапогах, пиджаке, косоворотке, застегнутой на все пуговицы и стандартной с этих местах прической, а также давешний поп. На пару они и пояснили, что немчура обитает в здании вокзала (буквально несколько человек), железнодорожных складах (в основном кладовщики и помощники), казарме пехотного полка (основной состав немцев) и в доме исчезнувшего пару месяцев назад купца Курочкина. Там обосновался комендант — оберлейтенант Тайбих со своим денщиком и посыльными. На рыхлом, коричневатого цвета листе бумаги, помощники рисовали линии и квадратики поясняя что где расположено.

Понять было довольно тяжело, но думаю разберемся. Во всяком случае мимо вокзала и складов точно не промахнемся. А конкретное расположение казарм и особняка, можно уточнить у местных жителей. К слову сказать — в городе так же присутствовали почта, телеграф и телефонный узел находящиеся в одном здании, на центральной площади. Телеграф был и на вокзале. Но вокзальный относился исключительно к ведомству железной дороги.

На мой вопрос — на одной или на разных линиях сидят городской и вокзальный телеграфы, собеседники пожали плечами. Ну да — им эти тонкости неинтересны. А вот мне наоборот — вовсе не хотелось, чтобы немцы раньше времени алармы стали рассылать. Поэтому не станем надеяться на авось, захватывая пункты связи, а надо заранее озадачить разведку валить телеграфные столбы в обе стороны от города. По паре-тройке штук с каждой стороны будет вполне достаточно. Еще и провод смотать, чтобы сразу и починить не смогли. Рвать связь будем перед атакой, и немцы наверняка пошлют ремонтников. А чтобы исключить накладки, мы провода заберем. Вряд ли монтеры с собой таскают сотню метров кабелей.

А когда уже прощался с помощниками, священник вдруг тормознулся. Глядя как он мнется, я подбодрил:

— У вас какой-то вопрос возник?

Тот пожевал губами и решился:

— Не то чтобы вопрос... Просто у меня сын пропал.

— Хм... И давно?

— Да в том то и дело, что утром, после митинга. Я как домой вернулся, смотрю — самого нет и вещички кое-какие тоже прибраны. Ох, чует мое сердце, что этот стервец в вами намылился уйти. Он, неугомонный уже раз к старшенькому моему сбегал — видя немой вопрос в моих глазах Барметов пояснил — мой старший сын, служил вольнонанимаемым на юго-западном фронте. Во время Луцкого прорыва* погиб...

*Луцкий прорыв — Брусиловский прорыв.

Собеседник тяжело вздохнул и перекрестившись, продолжил:

— Сдается мне, что средненький сейчас за селом прячется и к вам пристроиться желает. Уж больно смерть брата ему душу исковеркала. Сколько раз неслуху говорил — "мне отмщение и аз воздам" да куда там! Ничего слушать не хочет! Богом прошу, вы уж гоните его — мальчишка же совсем...

Задумчиво почесав щетинистую щеку, я поинтересовался:

— А сколько ему?

— На Вознесение, семнадцать будет...

Да уж... Барметова можно понять. Старший сын погиб. Средний рвется отомстить. И ему пофигу с кем: с белыми с красными — лишь бы немца бить. А возраст такой, что он хрен кого слушать будет.

— Как отпрыска зовут?

— Алексеем кличут. Алексей Демидович Барметов.

Я хмыкнул:

— Алеша Попович?

Священник согласно улыбнулся:

— И так его дразнили. С кем-то дрался из-за этого. Друзьям попущал.

Еще раз кивнул, ответил:

— Понятно... Не волнуйтесь — у меня не детский приют и если появится, то прогоню домой.

А про себя подумал, что пацан, судя по всему, еще тот бегунок. Сам таким был. И если намерения у него серьезные, то определю щегла к управленцам. Они в атаки не ходят и пропасть поповичу не дадут.

В общем успокоенный священник удалился и тут как раз пригнали грузовик. Глядя на довольные физиономии парней, окруживших средство передвижения, я тоже улыбнулся. Не знаю, сколько он с нами проездит, но сейчас приобщение к техническому прогрессу народу очень нравилось.

Потом были похороны с проникновенной речью комиссара, после которых батальон выдвинулся на Дьяково. Пеших у нас вообще не осталось (в тему пришлись немецкие телеги с лошадьми) поэтому ехали не то чтобы быстро, но уверенно. Во всяком случае, к концу марша личный состав не будет уставшим. И по моим прикидкам до станции доберемся часам к пяти-шести. То есть, если не станем телиться, то впотьмах воевать не придется.

Часть разведки ушла головным дозором, а остальные казачки рванули валить столбы. Они даже пилы для такого дела раздобыли. Единственно, я проверил чтобы у обоих групп вальщиков были часы. Заодно их сверили (что было вовсе не лишним, так как у кого-то эти карманные ходики уходили вперед, а у кого-то отставали так что общая разница была аж в полчаса). Волевым решением, обозначил свои как эталон и назначил время, когда надо рвать связь — семнадцать тридцать.

А потом была долгая дорога по степи. И так как байкеров у нас не нашлось, то осваивать двухколесное средство передвижения пришлось самому. Вот я и гонял на нем, наслаждаясь полузабытой скоростью и ощущением мощи в руках. Честно говоря, мощности, как по мне, там было кот наплакал, но по сравнению с гужевым транспортом это — ого-го! Поэтому тарахтел в свое удовольствие то обгоняя дозор то возвращаясь к колонне. "Прага" тоже не плелась вместе со всеми. Грузовик с десятком бойцов, переодетых в немецкую униформу, обгонял всех километров на пять, а потом останавливался, ожидая подхода неторопливых лошадок. Вот так и двигались.

При этом меня постепенно раздирали противоречивые чувства. Блин! Грузовики — это скорость, а значит и внезапность нанесения возможного удара там, где противник не ждет. С другой стороны — это движение только по дорогам и вечные заморочки с горючим. Бензоколонок я тут что-то не наблюдаю. Да и магазины, торгующие запчастями, не встречались.

Лошади же, гораздо медленнее. Они устают, теряют подковы, легко ломают ноги, или заболевают. Но при этом двигаться могут без всяких дорог, а жрать так просто травку (про овес я пока молчу). Но это лошади без телеги. А вот если есть телега, то и дорога нужна. В противном случае, запаришься эту телегу толкать.

И вот что тут выбрать? В конце концов пришел к мысли что чистого счастья в жизни не бывает. А значит, надо вспоминать делать микс. То есть батальону нужны пара мотоциклов для разведки. Штуки три грузовика для переброски достаточного количества бойцов. Взвод при пулеметах — это грозная сила. А остальные останутся как есть. Тогда и маневр улучшиться и заморочек с техникой будет не так много.

Тут я хмыкнул так как получилось, что сейчас невольно воспроизвел немецкое построение "летучего отряда". Именно таким составам они и двигались. И мы их вынесли в момент. А это значит, что туда необходимо добавить броневичок. Не тот монструозный "железный капут", что я намедни видел, а что-то поменьше. С одним или двумя пулеметами. Больше и не требуется. Вот он и станет той самой вишенкой на торте мотомеханизированного кулака.

Как-то блиндировать грузовики я не хотел. Это паллиатив. Проще найти броневик и довести его до ума. И я нутром чую, что этот самый нужный мне бронетранспорт, сейчас где-то беззаботно катается, не ведая будущей героической участи. Но, как говорил самый молодой мушкетер — "мы встретимся! Мы обязательно встретимся!". Главное, только, чтобы эта встреча мне боком не вышла...

Очередной раз обогнав головной дозор я остановился и сдвинув на лоб очки, оглядел дорогу в бинокль. Угу... телега с пейзанами двигается навстречу. Мы таких уже встречали — и попутных и встречных. Правда, из Дьяково никого не было, так что обстановку на станции скорее всего будем узнавать непосредственно у немцев. Поправив висящий за спиной автомат, я добавил газу и покатил к далекой телеге.

Да, кстати, про автоматы. В тот же день, как мы их затрофеили, я гордо продемонстрировал новинку бойцам. Но народ в начале не совсем понял, что ему показывают. Если это такой маленький ручной пулемет, то почему патрон пистолетный? Если это пистолет, то почему настолько несуразно огромный? Про автоматическую винтовку Федорова люди если и слыхали, то краем уха, а уж про концепцию пистолета-пулемета вообще никто был не в курсе. Пришлось объяснять.

Бойцы загорелись, но после начала практических испытаний, резко потухли. А все из-за того, что данное чудо-оружие подклинивало. Да что там "подклинивало!". Оно откровенно клинило! Я сначала даже сам не понял в чем дело. Ладно допустим, что конструкция еще не совсем отработана и остались "детские болезни". Но ведь не настолько, чтобы такое убогое дерьмо, в войска посылать стали! А потом выяснилось — для того, чтобы улиточные магазины занимали меньше места в телеге, их просто вынули из ящиков и положили в мешок. С остаточной трухой, пылью и прочим мусором. При этом, сами автоматы оставили в ящиках. А так как на испытания "улитку" принесли в руках (предварительно протерев чтобы командир не испачкался), то я даже предположить не мог, что с этой капризной вещью могли так обращаться.

В общем пока разбирал чистил и смазывал магазин (та еще морока), краем уха ловил разговоры, что демонстрируемое оружие как-то не очень. Нежное чересчур. Грязи сильно боится. То ли дело "мосинка" — простая, надежная. Хоть в болото ее роняй, а потом стрельнул, и вся грязь сама вылетела. А эта автоматическая хреновина откажет в самый неподходящий момент и все — привет маме! Да и дальность в сто метров, это вообще ни о чем. Слушая подобные реплики, я лишь злобствовал про себя: вот тоже мне — снайперы хреновы! Вы и на сто метров через раз мажете, а туда же! Ведь объяснял, что это оружие для ближнего боя. Но нет — дальность им подавай! Ретрограды хреновы...

Но, нашлись и энтузиасты, с которыми я провел пару занятий, а сейчас свел их в штурмовое отделение автоматчиков. Вот они, кстати, в грузовике и едут. У каждого автомат, четыре гранаты-колотушки, запасной магазин (их по две штуки шло, к каждому изделию Хуго Шмайссера) и несколько пачек патронов в специальной сумке. Понятно, что во время боя толком не перезарядишься, но если приспичит, то и не так раскорячишься... А остальные автоматы разошлись по командному составу.

* * *

К городку мы приблизились в начале шестого. Не прям к окраине, а так — остановились километрах в трех, скрываясь за невысоким, но длинным холмом. В компании взводных, верхами выдвинулись вперед, чтобы осмотреться. Ну что сказать — город небольшой. Чем-то похож на ПГТ моего времени. Ближе к нам располагаются домики, практически деревенские. А дальше видны двух и даже трехэтажные кирпичные здания. Церковь хорошо просматривается. Пожарная каланча. Сверяясь с тем, что нам начертили сельские помощники, сориентировались на местности и распределили цели атак.

К слову сказать — на въезде в город обнаружился пост из трех человек. И службу они тащили совершенно расслабленно. Сидели за столом под большим навесом и даже на выезжающий шарабан не отреагировали, лишь лениво проводив его взглядом. К сожалению, этот шарабан вместе с двумя пассажирами свернул в сторону, не доезжая до нас. Так бы хоть у людей обстановку в городе узнали. С другой стороны — чего там узнавать? Все что надо нам известно.

Прикинув по времени, что разведка уже начала рвать связь, вернулись назад, где я раздал последние указания. Ну а после этого, завел мотоцикл и подмигнув сидящему в коляске Федору, первым стал выруливать к дороге. Грузовик двигался следом, а уже за ним выстраивалась батальонная колонна. От основных сил мы оторвались почти на километр, чтобы немцы на посту не начали паниковать. Сама грунтовка просматривалась довольно хорошо поэтому их надо гасить побыстрее, пока остальных наших гавриков не увидели. Вдруг они живут настолько богато, что протянули полевой телефон? А сейчас, по логике, немцы должны узнать свою технику и не особо суетиться.

В принципе, так и произошло. Постовые нас увидели издалека, но тревоги никак не проявили. Единственно, что все трое вылезли из-под навеса и встали на обочине. Там я их тремя выстрелами и свалил. Практически не останавливаясь. И так же, не останавливаясь, сразу покатил к центру, где находился местный узел связи.

У идущих следом свои цели. Одни должны взять здешнего коменданта. Другие захватить вокзал. Часть людей сразу уйдет к складам, а основные силы направятся на атаку казармы. Ну и еще два отделения пробегутся по постам на въездах-выездах.

Почему я ехал на местную почту, а не к тем же казармам? Да потому что существовал маленький шанс что у разведки пойдет что-то не так. Или не те столбы спилят, или что-то помешает им это сделать. И какой-нибудь шустрый вражина сумеет дать паническое сообщение. Поэтому я ехал сюда, а Трофимов имел задачу кровь из носу сходу взять здание вокзала с тамошним телеграфом. Ну а Михайловский с Васильевым ребята хваткие и с оставшимися силами фрицев должны справиться самостоятельно.

В общем катил я себе по Дьяково поглядывая по сторонам и отмечая, что город еще не подозревает о захвате. Патрулей нет. По улицам люди ходят, детишки бегают. Доехав до перекрестка, решил уточнить дорогу у какого-то солидного господина в котелке и с тростью:

— Уважаемый, не подскажете как до телеграфа добраться?

Господин остановился и вместо ответа, стал удивленно на нас пялиться. До этого он лишь мельком глянул в сторону транспорта — ну едут себе немцы и едут. А сейчас у горожанина произошел некоторый разрыв шаблона — в грузовике точно немцы сидят. Но вот на мотоцикле перед ними, кто-то в немецкой каске, непонятной форме и говорит по-русски. Но мужик быстро взял себя в руки, произнеся:

— Прямо по этой улице, до площади. C левой стороны будет здание купеческого собрания, а чуть дальше — здание почты. Там и телеграф расположен.

— Благодарю.

И мы поехали дальше. Почту нашли сразу. Да там промахнуться бы не и получилось. Большая вывеска с надписью, четко позиционировала объект. А возле ступеней входа стояли два немца. Не караульные. Они просто стояли и трындели с каким-то парнем в студенческой фуражке. На подъехавший кортеж глянули удивленно, но потом (видимо увидав пулевые отверстия в ботах кузова) насторожились. Только вот сделать ничего не успели. Я резко свернул в их сторону и соскочив с мотоцикла, скомандовал:

— Хальт! Хенде хох!

Противники, удивленно отрыв рот, начали поднимать руки. А подскочившие через пару секунд бойцы, быстро скрутили обоих. Гражданский, тем временем, так и продолжал хлопать глазами. Мои ребята вместе с пленными шустро втянулись в здание, оставив на улице лишь водителя грузовика и Федора с ручным пулеметом. Я же, на секунду тормознувшись возле парня, рявкнул:

— Чего застыл? Бегом домой и не высовываться!

Глядя как тот чесанул по улице, двинул следом за своими людьми.

В самом здании, разобрались без задержек, пристрелив немца, сидящего в операторском зале. Унтер сдуру потянулся за пистолетом вот и схлопотал пулю. Две девицы, находящиеся тут же (те самые, которые "барышня — Смольный!" дружно взвизгнули, но в обморок падать не торопились. Просто забились в угол, откуда глядели на снующих туда-сюда бойцов круглыми глазами.

Быстро найденное начальство, пояснило, что фриц в здании был один. Он немного знал русский и поэтому контролировал работу телефонных операторов. Ну как контролировал — просто переводил им цифры необходимого номера, если абонент был из оккупационной администрации. Прикинув, что нам звонить точно никуда не нужно, распорядился срезать на фиг все штекеры в зале у телефонисток и раздолбать телеграфный аппарат у телеграфистов. У последних еще и провода порезали (вдруг аппарат на замену найдется?). Просто я не планировал оставлять здесь людей, а после нашего набега, никто ни с кем отсюда не свяжется. Так что можно смело, всей группой идти на соединение с остальными.

А уже на выходе меня тормознул боец и показывая на пленных, спросил:

— С этими что делать?

Я сплюнул:

— В зад их поцелуй!

Морпех понятливо хмыкнул, начиная поднимать ствол, но разрастающаяся в отдалении стрельба, заставила переменить решение:

— Стоп. С собой заберем. Что-то мне не нравится эта канонада. Чересчур густо палят. Поехали к нашим, там и допросим этих хмырей.

А у наших было все странно. Нет — вокзал захватили быстро. Склады тоже. Но вот возле казарм, встряли. По предварительным прикидкам, в городе, из боевых частей, должно быть не больше пехотного взвода и человек сорок тыловой шушеры. Шушеру взяли тепленькой — прямо на рабочих местах. Соединиться с боевыми подразделениями, тыловики просто не успели. Но сейчас из казарм отстреливается не менее полусотни стволов. А то и больше. Глядя, как резво мелькают расцветающие выстрелами фигуры, в окнах трехэтажной кирпичной казармы, внес поправку — точно, раза в два больше.

Сука! Откуда они там взялись?! Да еще и пулеметные позиции успели занять. Станковый MG в каком-то недострое слева, а еще пара, в самом здании. И если учесть, что с одной стороны окна выходят на плац, а с другой на какое-то подобие культурного скверика, с простреливаемыми насквозь кустами, то этот орешек просто так не раскусить.

С другой стороны, а надо ли вообще его грызть? С чего нам тут вообще упираться-то? Сейчас наберем на складах все что в телеги поместится и рванем из города, оставив часть людей Михайловского в прикрытие. Они немцев часа полтора-два продержат, а потом уйдут следом за нами и ищи ветра в поле. Так зачем нам сейчас нарываться и долбиться лбом в неожиданное препятствие? Вон, сдуру уже сунулись и восемь человек махом потеряли. Засел противник плотно, так и пускай там сидит!

Но откуда же здесь фрицев так богато привалило? Блин! Чего я гадаю? У нас же пленные есть. И не только та парочка что мы возле почты взяли, а еще человек десять разнообразных тыловиков. И пусть здешнего коменданта завалили в процессе взятия, но ведь и обычные солдаты должны быть в курсе происходящего. В общем, отдав распоряжения о быстрой ревизии и экспроприации со складов всего наиболее интересного, затребовал к себе свежезахваченных немцев.

А те, даже не запираясь, поведали очень интересную штуку. Оказывается, сегодня к обеду, в Дьяково, на пассажирском поезде, прибыл экипаж бронепоезда Panzerzug 12. В его состав входило около сорока бойцов пехотного прикрытия и под тридцать человек технического и командирского состава. А сам PZ ожидается сегодня же — в районе двадцати одного часа. Рассчитывалось, что экипаж его примет у перегонной команды, с комфортом переночует в казарме и завтра с утра поедет бить красные войска, которые упорно сопротивляются в районе Таганрога.

От подобных известий я аж растерялся. Не знаю, насколько хорошо там наши держаться (в смысле есть ли запас прочности) но вот появление бронепоезда может стать большое неожиданностью и спутать все карты. Мой командный состав тоже несколько завис.

Первым пришел в себя Лапин. После нескольких секунд раздумий он выдал:

— Товарищи, надо что-то делать! Этот бронепоезд, он ведь костью в горле встанет! Может, его прямо на станции подорвать? У нас же взрывчатка еще осталась? Вот прямо как есть, возле вокзала и подорвать! А пока враги будут после взрыва в себя приходить, захватить штурмом этот БеПе да разнести там все к чертовой матери! И солдат внутри немного должно быть. Ну сколько там в перегонной команде — человек десять-пятнадцать? Только чтобы караул нести...

Гришка возразил:

— Хорошо бы, только ведь эти паразиты стрельбу услышат и на станцию просто не заедут. Мы связь прервали, но это ладно еще. Неполадки наверняка и просто так случаются. А вот если связи нет и стрельба слышна, то к станции они точно не сунутся. Дадут задний ход и укатят откуда пришли, до выяснения обстановки.

К этому времени я уже несколько очухался и принял решение:

— Трофимов прав. Услышат стрельбу и сюда не сунутся. Значит, надо гасить здешних фрицев до девяти вечера. Точнее, до восьми тридцати, чтобы с запасом. Поэтому сделаем так — Журбину необходимо взять под плотный контроль железку и дорогу. Прямо сейчас. Вдруг кто-нибудь из немцев по шпалам рванет предупреждать о захвате города. Выполнять! И не дай боже вам обмишуриться. Это значит, что мы здесь зазря гибнуть будем...

Казак лишь козырнул и рванул к своим людям, а я перенес внимание на нашего артиллериста:

— Александр Михайлович на тебе будет лежать основная тяжесть. У вас ведь десяток зажигательных мин есть?

Тот кивнул:

— Двенадцать штук.

— Вот и добре. Значит, становишься вон за теми строениями и в первую очередь гасишь пулемет, что в недострое стоит. Потом, переносишь огонь на казарму. Как кровля здания будет разрушена переходишь на обстрел зажигательными минами. Нехай их сверху припечет. Да и потом, мины не экономить. Мы их сейчас на время да на жизни меняем. Двадцать минут вам на развертывание. Идите — готовьтесь.

После артиллериста, обратился к Михайловскому:

— Твоя задача — когда противник из горящего здания полезет, не дать им развернуться для прорыва. Пулеметов у нас хватает поэтому бери первый взвод и всех, у кого ручники, но чтобы там даже мышь не проскочила. Как будешь готов — доложишь.

Потом отдал распоряжение третьему взводу не прерывать шмон на складах и подтянул к себе зама:

— Гриш, ты бери отделение и ищи здешних пожарников. Они где-то в районе каланчи должны обитать. В общем, пускай заправляют свои бочки или что там у них есть и выдвигаются сюда. Нам ведь, не только немцев завалить надо, но и пожар успеть потушить. В противном случае, вечером, от станции, его хорошо видно будет. Перегонщики могут насторожиться. И давай не возражай. Здесь все равно шашкой махать не придется — работу артиллерия, да пулеметы должны сделать. А без пожарников, всё может пойти насмарку...

Васильев оказался пунктуален и через двадцать минут, первые пристрелочные мины с фырчанием ушли в небо. Я, стоя на чердаке двухэтажного дома, наблюдал за работой минометчиков. В принципе — неплохо. Очень даже неплохо! Отдельно стоящий пулемет они накрыли уже вторым залпом. Немчура, совершенно не ожидала наличия у неизвестных захватчиков артиллерии и было видно, как в самом здании, заметались фигуры противников. А мины начали шлепаться уже и на крышу. Промахов тоже хватало, но кровлю раздолбали быстро и судя по появляющимся дымам, пожар начался даже без зажигалок. Но те неплохо прибавили огоньку.

Третий этаж уже весь был в огне, да и из окон второго, кое где вырывались языки пламени, когда немцы решили не дожидаться превращения в гриль, а рвануть на свежий воздух. У главного входа двери были выбиты поэтому они даже не распахивались. Из проема просто выбежала толпа человек в сорок, желая рывком пересечь плац. Но в этой ситуации, открытое пространство играло уже на нашей стороне. Да и пулеметы Михайловского, до этого момента, себя практически не показывали. Только в самом начале штурма, стрелял один "максим". Ну а сейчас, по атакующим влупило сразу несколько станкачей. Судя по трескотне за казармой, с другой стороны, происходило приблизительно тоже самое. Но самое интересное, что даже в этом свинцовом шквале, трое шустрых фрицев успело нырнуть назад, под прикрытия кирпичных стен.

Блин. Как-то они это невовремя сделали. У нас уже пожарники, стоя на боковой улице, копытом бьют, а тут внезапная задержка. Ну да ладно. Долго ждать не станем. Тем более, что появился хороший повод потренировать своих автоматчиков, в почти тепличных условиях.

Быстро собрав штурмовое отделение (Гришка, собака, тоже к нам прилип) мы рывком добежали до стен казармы. Сверху сыпались искры и пламя гудело уже вполне серьезно. Но на первом этаже дыма почти не было. Поэтому, прежде чем войти внутрь, я быстро напомнил правила поведения:

— В начале идет граната, потом ты и очередь во все подозрительные места. Даже если это труп, то все равно пулю в него всади. Показываю...

Ну и показал. Метнул внутрь "колотушку" и дождавшись бабаха, кубарем вкатился внутрь довольно большого холла. Дал две короткие очереди по лежавшим возле стены телам и побежал дальше. Кстати, трупы были вовсе не тех фрицев, что сюда заскочили. Ну не стали бы убегавшие тереться возле входа. Слишком уж они напуганы были. А этих видно в самом начале осады ухлопали вот их вдоль стеночки и сложили. Потом было здоровенное пустое помещение с кроватями. А вот уже из соседней комнаты, надрывно завопили:

— Нихт шизен! Нихт Шизен! Вир гебен ауф!

Ну, сдаетесь так сдаетесь. Сдавшихся, неожиданно оказалось пятеро. Хм... или двое изначально в атаку не ходили, или это те, кто сумел удрать, когда их приложили с той стороны казармы.

Отправив человека сопровождать пленных, мы быстренько проскочили по остальным помещениям. И не зря, так как возле лестницы нашли вполне целенький MG 08. Несколько коробов с патронами валялись здесь же. Вот Витька порадуется! Остальные пулеметы, очевидно остались наверху, но мы туда не пойдем. Нафиг-нафиг. Уже здесь припекать начинает...

Поэтому мы покинули горящее здание, натравив на него изнывающих пожарников. А потом, глядя как они раскатывают брезентовые шланги, я закурил и спросил подошедшего забрать пулемет Михайловского:

— Твой Бергер живой?

Тот удивился:

— Да... Чего ему сделается? С людьми сошелся, сегодня себя народу хорошо показал. Если бы он в начале атаки казармы, фланговый пулемет не заткнул, то потерь больше было бы. Вот, думаю, замкомвзвода его назначить...

Но сейчас мне было не до этих разговоров:

— Давай его сюда.

А минут через пять, когда появился запыхавшийся поручик, я спросил:

— Евгений Генрихович, ты у нас все-таки целый барон, поэтому ответь — немецким языком владеешь? И если "да", то насколько хорошо?

Тот хмыкнул на "барона", но пояснил:

— Знаю в совершенстве. Когда мальчишкой к тетке в Мюнхен ездил, по выговору все принимали за берлинца. А что?

— Да организовалось у нас дело одно — на миллион. И для этого нужен человек говорящий на немецком, как на родном.

А дело я действительно задумал грандиозное. Мне уже было не интересно просто так подорвать немецкий PZ. Гораздо интереснее было его захватить. Как там Жилин говорил — имя надо нарабатывать? Ну, думаю, что захват вражеского бронепоезда, это то деяние что в историю войдет. Я еще не знаю, что с ним делать. Как и куда его перегонять. Возможен ли на нем прорыв к нашим? Но экипаж для него у меня есть. Мои матросики, быстро разберутся что к чему. И если не получится его провести к красным, то и здесь шороху наведем — мама не горюй! А если что, подорвать эту бандуру всегда успеем!

* * *

Весенний вечер был необычайно хорош. Теплый ветерок чуть колыхал знамя, установленное над главным входом вокзального здания. А на перроне, выстроенные по ниточке, стояли бравые кайзеровские солдаты. Экипаж, для подходящего к станции грозного броневого кулака четверного союза, бронепоезда PZ 12.

Мощный паровоз тянувший состав вдоль перрона, с шипением выпустил струю пара и лязгнув сцепками, ощетинившаяся орудиями и пулеметами металлическая гусеница замерла. Почти сразу, в броневагоне стукнул запор открываемой двери и выбравшийся наружу фельдфебель в сопровождении унтера строевым гусиным шагом, двинулись к стоящему перед строем, оберлейтенанту. Тот, благожелательно улыбаясь, выслушал доклад старшего перегонной команды и предложил:

— Ну что же господа. Надеюсь, вы доставили мое хозяйство в целости и сохранности, поэтому приемка не доставит нам хлопот. Давайте не мешкая займемся делом. — после чего, не поворачиваясь, рявкнул — Краузе!

К оберлейтенанту, подскочил унтер-офицер с удивительно синими глазами и вытянувшись, замер. А тот продолжил:

— Начинайте приемку. А мы с фельфебелем, пока займемся заполнением документов.

Унтер опять вытянулся:

— Есть, господин обер-лейтенант!

Отойдя на три шага, он, взмахом руки подозвал к себе еще пятерых солдат и через несколько секунд, первая группа приемщиков скрылись внутри бронепоезда.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ.