Без души

У меня было время. Не хочу ничего возвращать, мне это не нужно. Я уже не смогу быть примерным семьянином и отцом, мне не нужна старость с поскрипывающим креслом-качалкой и пледом в окружении играющих внуков и любящих детей. Только смерть тех, кто сделал из меня бездушное чудовище.

Всё.

Как давно я не медитировал. Помню эту незабываемую легкость и ощущение полной свободы. Я устроился на полу в позе лотоса и осторожно позвал Бездну. Нам надо о многом поговорить...

Алеша с удивлением смотрел, как меня окутала серая дымка, приподнимая над полом сантиметров на двадцать. Постепенно она оплела меня плотным коконом. Покой... как я давно мечтал об этом. Глаза медленно закрылись, и я погрузился в Бездну — обжигающее холодное Ничто.

А ведь некогда я не принимал её...

— И теперь жалеешь об этом... — тихое, еле слышное шипение раздалось внутри пустого сознания.

— Нет, ты же знаешь, что я не могу сожалеть. И если бы мог — не стал.

Бездна ласково улыбнулась.

— Слова. Только слова. Впрочем, ты знаешь, что от меня нельзя ничего скрыть. И не пытаешься — это похвально. Но я всё равно накажу тебя за дерзость! Ты хотел поговорить? В следующий раз, а пока — смотри!

Когда-то

...Тишина ночи и легкий, еле слышный шелест не успевшей опасть листвы, в которой запутался сонный ветер. Хрупкая женщина, закутанная в плащ, пытается как можно быстрее преодолеть отрезок пути, пролегающий через опустевший, покрытый мраком дворцовый парк. Тусклое мигание магических фонарей, кажется, сводит с ума. Последняя аллея. Осталось совсем немного, нужно только свернуть вон у того дуба, что бы срезать. Ах! — лучше бы она попыталась прокрасться по самому дворцу! Женщина пугливо оборачивается на тревожно мигающий фонарь. Надо лишь положить найденные документы на стол, и все будет хорошо.

Марис справедлив, он сможет помочь.

На пути появляется человек. Она испуганно отступает и свет одной из ламп на секунду освещает лицо ночной гостьи парка. Ирэн... Женщина отводит от лица спутанные пряди, пытается разглядеть преградившего ей дорогу человека и отшатывается назад.

— Далик... — обреченный выдох обращается морозным облачком, — это ты. Знаешь, я почти не удивлена.

— Прости, что испугал тебя.

Насмешливый низкий голос тревожит ночную птицу и та с пронзительным криком срывается с ветки и уносится в черное небо. Мужчина растягивает гласные буквы, медленно смакуя каждое слово. Кажется, что человек говорит давно отрепетированную и очень любимую речь.

— Ты ведь нашла, что искала? И теперь... как это низко: пытаться подставить собственного брата. Не находишь, что ты не справедлива ко мне?

— Откуда ты... Несправедлива?! — терять больше нечего, она срывается на хрип. Закашливается. — Ты монстр, а не мой брат. Мой брат мертв! Нет, я не отдам тебе документы! Это ты несправедливо его туда посадил!

— Не спорю. Увы, сестренка, — человек с удовольствием выделяет это слово, — справедливости сейчас нигде нет. Впрочем, документы мне не нужны. Как и ты. Прощай.

Небольшой импульс. Она падает практически без звука. Палые листья заглушают удар тела о брусчатку мостовой. Далик быстро обыскивает ее, вынимая из карманов уменьшенные заклинанием листья бумаги. На секунду капюшон спадает и выглянувшая из-за плотных дождевых облаков одна из лун очерчивает мертвым белым светом изменившееся до неузнаваемости лицо мужчины. Он резко скрывает его и всаживает в уже оставленное жизнью тело нож.

— Знаешь ли, — обращается он к миниатюрной женщине с искореженным предсмертной мукой лицом, заглядывая в застывшие глаза, — так надежнее.

Он неспешно удаляется, не оборачиваясь на тело сестры.

Глава 1.4

Не вернулся...

Я забываю адреса...

И те, кто где-то ждут упрямо

Письма иль строчки телеграммы,

Уже не верят в чудеса.

Андрей Белянин

Сейчас:

В замке осторожно повернулся ключ, жалобно скрипнула дверь. Я замер, не донеся вилку до рта, и заботливо подцепленный кусочек котлеты упал обратно на тарелку. Леша дёрнулся и, чтобы заглушить волнение, начал стремительно уничтожать свою порцию. В прихожей щелкнул включатель, зажегся свет и раздались быстрые шаги.

— Ох... мальчишки, ну и напугали вы нас! — мама нежно потрепала меня по голове и повернулась к Леше, — что разбили? Как самочувствие? Ужин приготовил, молодец, но за то, что не уследил ещё...

— Всё в порядке. Не нужно его ругать, — сказал это так тихо, как только смог, и быстро опустил взгляд в тарелку. Но шёпот прозвучал на кухне куда громче, чем я предполагал.

Брат испуганно втянул голову в плечи и отодвинулся на другой конец стола. На кухне воцарилась тишина, не предвещающая ничего хорошего. Вообще ничего не предвещающая, ничем не наполненная тишина, совершенно обычная и известная всем людям. Сквозь неё просачивались уличный шум, тиканье часов, смешное потрескивание подгорающих на сковородке и плюющихся оливковым маслом котлет. Подождав несколько мгновений, я всё же поднял взгляд на маму. В её глазах застыла отчаянная надежда. Словно со стороны я видел, как она мечтала, как представляла себе, что я прихожу в себя, какими изумительно-волшебными были её сны, в которых я говорил ей: "Привет! Я вернулся...". И как обидно было просыпаться. И сейчас она панически боялась, что вот-вот мерзко зазвенит будильник, ей придётся открыть глаза, и всё останется по-старому.

— Игорь... — позвала отца, — Игорь! — закричала она, и словно стесняясь своего голоса, поспешно зажала себе рот ладонью.

В прихожей со звоном упали ключи, и на кухню ворвался не на шутку испуганный папа. Он остановился в дверях, переводя взгляд с мамы на меня и на Лешу.

— Что?

— Серёжа... он...

Я кашлянул и, переглянувшись с Лешей, который напряженно ждал моего выступления, встав со стула, поднял голову.

— Мама, папа, здравствуйте. Я... вернулся.

Как же было сложно произнести эти слова — почти невыносимо, уже потому, что сердце так и не сжалось. Я знал, что именно так всё и случится, что ничего не вернётся. Мне мало воспоминаний о чувствах. Кажется, я вспомнил, как это называется — фантомные боли. Души уже нет, но мне всё время мерещится, что она болит. Как кому-то мерещится, что у него спустя годы ноет ампутированная рука, как он шевелит пальцами. Так реально и правильно, словно она просто стала невидимой.

Я зажмурился, представив, что сделал это только потому, что пытаюсь сдержать слёзы, сжал кулаки. Лучше притворяться, чтобы не терять связь с миром. Иначе стану тем самым овощем, которым был прошлый Сергей.

— Серёжа? — осторожно позвал отец, и мне пришлось заставить себя открыть глаза, иначе я бы так и остался в этой темноте. Родители стояли напротив меня. Бледные, не верящие случившемуся, но желающие поверить.

— Да, папа? — и тут я улыбнулся. Пусть всё той же мертвой, страшной улыбкой, но улыбнулся. Мама задрожала, отец попытался улыбнуться в ответ. С синхронным вздохом-всхлипом они кинулись ко мне.

Дальше были целые полчаса, пока они обнимали меня, трепали по голове, хлопали по спине, заглядывали в глаза, совершенно не боясь пустоты, целовали как маленького. Папа постоянно охал. Мама плакала, шепча только одно слово: "вернулся...". Леша стоял чуть в стороне и, глядя на нас, счастливо улыбался. Только в самой глубине его глаз затаилось непонятное мне чувство. Не зависть, нет что-то другое... незнакомое, чего я никогда раньше не видел во взгляде моего брата.

Да. Одинаковыми эти жизни не будут уже никогда. А в этом случае нужно ли что-то перестраивать? Я и так не прожил свою жизнь, чтобы изменять её. Не лучше ли просто довериться течению, как я уже некогда сделал. Эта мысль отрезвила меня. Если я снова позволю управлять мной, то никогда не смогу жить по-настоящему. Никогда не пойму и не узнаю полной свободы, которую мне пообещали.

Но можно ли жить с Бездной внутри? "Нас объединит отсутствие душ" — это слова творца. Только её смех был искренен, а в пустоте глаз мелькали и удивление, и интерес, и брезгливость. Ненастоящие, в чем-то отвратительные в своей поддельности, но они были. Неужели они могут заставлять себя чувствовать? Значит, такое возможно и без души? Снова научиться любить и ненавидеть...

Так вот зачем я здесь. Главное не сделка. Она сказали, что если есть потенциал, а у меня он есть. Получается, я нужен ей не только как игрушка. Или как игрушка, но с чувствами. Неужели это всё только для этого? Чтобы я смог снова ощутить тоску, радость, удовольствие. Это и есть то, что скрылось от меня в разговоре с творцом. Но с чего начать? Я не знаю.

Вот только нужна ли мне "настоящая" жизнь, нужны ли чувства? Нет, сейчас я не смогу ответить на этот вопрос.

Из раздумий меня вывел вопрос отца:

— Серёжа, но как?

Я снова переглянулся с Лешей. Пора приводить наш план в действие. Мы с братом усадили родителей за стол. Алеша налил всем свежо-заваренную смесь чёрного и зелёного чая с яблочным привкусом, поставил огромное блюдо с ватрушками и лимонными пирогами. Как мне объяснил брат, это хобби у него появилось в то время, когда он сидел со мной. Играть в компьютер нельзя — Леша предпочитал стрелялки или те новинки, где были сражения, убийства и кровь, а прежнему мне на такое смотреть не рекомендовалось. Интернет? Если хорошенько подумать, у нас он, особенно, бюджетный вариант для обычных пользователей, появился не так уж давно. Всё время читать вслух? Не выход. Поэтому брат заказывал родителям определенные продукты, брал книгу с рецептами и, усаживая меня на кухне на стул и комментируя каждое своё действие, пытался что-нибудь приготовить. А потом то, что получалось, давал пробовать мне. На этом месте я подумал, что стоит возмущёно воскликнуть, но факт оставался фактом — за несколько лет брат достиг значительных высот в кулинарии.

— Так как? — мама, уже придя в себя после первой волны чувств, осторожно отпила горячего чая и строго посмотрела на меня и Лешу.

— Если честно, не знаю, — пожал плечами и укусил ватрушку, после чего взял с блюда пирог — укусил и его, — я всё время всё видел и понимал. Помню себя хорошо лет с трех, как то странно ни прозвучит.

Начал свой рассказ, повторяя то, что мы сочинили с братом. Леша, чтобы ничего не выдать, слушал меня с крайне заинтересованным выражением лица и прятал взгляд, чтобы никто не мог понять его истинных чувств.

— Но я не мог управлять своим телом, будто смотрел на всё со стороны. Слушал, хорошо понимал и запоминал, но, ни сказать, ни показать не мог. Пытался, но каждый раз выходило что-то не членораздельное, — я дожевал вторую ватрушку и успел забрать прямо из-под Лешиного носа следующую, самую румяную из оставшихся вкусностей.

— Сначала это было страшно. Я пытался кричать, звал вас, надеялся, что услышите. Но ничего не происходило. Доктора, лечение... сложно всё это описать — ощущения, одиночество, безнадёжность. День за днём...

Я уже не понимал, говорю ли отрепетированные с Лешей фразы нашей легенды, или то, что по-настоящему происходило. Кажется, это было так давно. Словно и не со мной. Нет того шрама, что оставила стрела Руина. Нет рабской татуировки восточных кочевников. Нет отметин, оставленных палачами тёмного мастера.

Где все доказательства того, что это, правда, было? Возможно, мой больной рассудок, запертый в этом теле, просто увидел интересный сон прежде, чем очнулся? Причудливый страшный сон, в котором ушла вся моя боль, все надежды, всё. Бездна, это глупо. Неужели мне легче забыть, чем научиться жить с этим?

Как же я слаб...

— Прости, что мы не слышали, — мама крепко сжала мою ладонь. Из блёклых серых глаз снова катились слёзы, — но он, — тут она кивнула на икону, — он услышал. Это чудо. Случилось самое настоящее чудо!

Брат покачал головой, словно пытаясь сказать: "Говори мне, что хочешь: что он глух к нашим мольбам, но не смей повторять такое при маме. Если ей необходимо чудо, пусть оно случится". Я кивнул Леше, что всё понимаю.

Бездна осторожно прикоснулась своими холодными щупальцами к родителям, начиная воздействие. И тут же отдернула их, словно сомневалась в том, что что-то нужно корректировать. Или же просто хотела досмотреть этот спектакль.

— И что ты теперь думаешь делать? — папа покрутил в руках чайную ложку, а потом постучал ей по краям чашки, — точнее, что мы теперь будем делать?

— Для начала покажем Серёженьку врачам. Пусть его хорошо осмотрят, скажут, как такое возможно, — мама отставила свою чашку и серьёзно оглядела меня, — ты только не подумай ничего такого. Должно быть объяснение твоему выздоровлению. Или же это действительно чудо. Потом, после врачей, мы отвезём тебя к отцу Павлу. Ты его помнишь?

— Да, — Леша мне уже успел рассказать про этого щуплого маленького человечка с бесконечно доброй улыбкой. Хотя я его и по прошлой жизни помню. Мама изредка водила нас в ближайшую церквушку, — хорошо, мам. Конечно.

Почему же Бездна медлит?

— Если совсем честно, я бы хотел пойти учиться. Не знаю, с чего придётся начать, но уровень у меня такой же, как и у Леши. Всё-таки не зря все уроки он делал вслух.

Я рассказал родителям, что всегда наблюдал за тем, как брат читает учебники и сам изредка мог полистать их, что, когда у Леши что-то не получалось с алгеброй, он начинал размышлять в слух, а чтобы закрепить материал — объяснял его мне, учил наизусть правила по физике или стихи по литературе.

Врать было несложно, но на грани сознания мешалась ассоциация дискомфорта. Я думал, что Бездна сразу же сгладит все удивление и счастье, позволит мне влиться в их жизнь, будто я всегда был таким.

Знаний из этого мира у меня осталось очень мало. Общие — да, есть чуть-чуть. Обрывки из разговоров, вопросы из кроссвордов и передач. И всё. В прошлой жизни в школе я учился так себе, перебиваясь тройками и четвёрками. Мог наизусть заучить все формулы и правила, но применять всё равно не умел, очень плохо запоминал даты. Пятёрка была только одна — по литературе. Не зря потом поступил на филфак. Однако мне даже первый курс отучиться не дали: забрали в другой мир. Только и от туда знаний у меня осталось не так много. Несколько способов заточки мечей. Создание несложных импульсов, основы врачевания. Три-четыре боевых приёмов. Уход за конём. Ведение деревенского хозяйства, в котором всех богатств: две тощие бодливые козы, десяток куриц, грядки на заднем дворе да пара кустов ягод. И избранность, которая в итоге все решила. Наверное, это звучит глупо, но в той жизни всегда всё делали за меня. Здесь я ещё не вышел из того возраста, когда о человеке заботятся родители. Там были верные друзья, которые во всем мне помогали. А убить тёмного мастера позволила случайность.

Та битва могла бы стать замечательным завершением какой-нибудь глупой сказки. Я пытался бежать... всего лишь спасал свою шкуру. Он ждал меня внизу лестницы, которая обладала почти вертикальным уклоном. Это был единственный выход из огромного замка, который занимал мыс Ледяного океана. Я споткнулся и, падая, задел Эрика. А тот как в плохом анекдоте упал на свой собственный меч. И всё. Никакого особого мастерства или геройства.