Без души

Тот вечер врезался в память настолько четко, что я даже вспомнил, как меня кто-то окликнул на входе в парк — кажется, одноклассник, голос показался мне знакомым, но я так и не повернулся, поспешно свернув с аллеи, чтобы никто не увидел моих проводников.

Вспоминал, как вышел из портала и действительно поверил, что уже стою не на своей Земле. Не знаю, как объяснить то чувство. И теперь, и тогда. Просто стоишь и понимаешь, что всё вокруг тебя абсолютно чужое.

А потом поднял голову. И поверил ещё больше. На небе с красноватым отливом сияли два солнца. Одно обжигающее белое и большое-большое, а другое багровое, маленькое. Деревья с красными резными стволами, которые росли вокруг геометрически правильной круглой полянки. А какой там был воздух. Чистый, удивительно вкусный, бодрящий. Мои проводники даже не могли понять, почему я так всем восхищался, ведь для них это всё казалось обычным.

Леша покачал головой.

— Может быть, тебе стоит написать книгу? Я уверен, что она неплохо разойдётся.

— Книгу... — отвернулся. Ведь когда-то это было моей мечтой — написать книгу. Чтобы зайти в книжный и увидеть: человек покупает мое творение. Разве это не счастье? Не знаю...

Я теперь ничего не знаю. Да, и есть оно, счастье?

— Знаешь, — подумав, я всё-таки ответил, — может, и напишу. Но только после того, как закончу все дела. Да, непременно напишу книгу о том мире. Знаешь, Леш, ведь у него даже особенного название не было. У стран — да, у народов — обязательно. А весь мир они называли так же, как и мы — Земля. Зачем другое придумывать? Это как раз в книжках авторы любят сочинять длинные, ничего не значащие названия. Напишу хорошую приключенческую фэнтези. И что б обязательно с хорошим концом.

— С хорошим концом? — эхом откликнулся брат, а потом удивленно вскрикнул: — А у вас, что ли, плохой конец получился?! — понимающе оскалился он, — ага, и ты умудрился сделать так, чтобы пережить это заново и всё исправить? Но что-то не так пошло — отсюда и эти пятнадцать лет.

Всегда поражался умению брата делать потрясающе точные выводы. Но стоило мне так подумать, как брат сказал совсем другое.

— И что у вас там случилось? Этот, как его, тёмный мастер, вас убил? Угадал? И ты решил вернуться и спасти друзей?

— Нет. Моя сказка закончилась иначе, — может не надо ему рассказывать — это только моя боль. Зачем ему переставать верить в добрые сказки? Хотя раз уж сказал "а", придётся договаривать до "я".

— Как выяснилось, Эрик оказался меньшим из всех зол, — увидев непонимающий взгляд брата, я пояснил: — Тёмного мастера звали Эрик. Мой ровесник, умный, обладающий неимоверной силой. Реформатор, который, в отличие от тогдашнего меня, видел весь мир насквозь. Видел грязь и мерзость, которую от меня тщательно скрывали за слащавыми улыбками.

Я продолжил свою исповедь. Рассказывал всё самого начала. Как меня учили сражаться и пользоваться магией, хотя в ней я был полным нулём. Признаться, у меня дара как такого и не было. Мои новые друзья от того, что попросил не обращаться ко мне полным именем, а они плохо выговаривали букву "ж", придумали другую вариацию — Серег. Мне тогда это очень понравилось, видимо, всё-таки сильно перечитал книжек. Я рассказывал, как со своей командой преодолел половину того мира. Как первый раз убил разбойника, который напал на Ирэн. Как долго из-за этого переживал. Как принёс присягу новому миру, и сам король Адриан посвятил меня в рыцари. Как познакомился со старшим народом. Как прислужники мастера напали на светлый дворец. Как мне не хватило доли мгновения, чтобы спасти князя Шарисса, к тому времени ставшего мне лучшим другом и наставником... Как в плену я встретился с мастером. Рассказывал про наши долгие споры и странные разговоры, пока я сидел в его подземельях и во время пыток. Вспомнил его ясные синие глаза ребёнка без плёнки безумия или жестокости. Как потом меня предали лучшие друзья, прямо на балу, посвященному великому освобождению. Как меня изгнали, а в одиночку и без антидота я не мог вернуться домой. Как со мной осталась только моя милая Ирэн.

И уже тихо я добавил, будто необходимое дополнение:

— Мы любили друг друга. У нас родилась дочь. Три года, живя на окраине крошечной деревушки, мы были почти счастливы.

Потом рассказал, как Эллин убили.

Мы отлучились из дома совсем ненадолго, но опоздали. Как потом началось сумасшествие, — меня посадили в тюрьму Бездны, обвинив в заговоре и служении безумной госпоже. Как семь лет я провел в крошечной камере, а безумие медленно поглощало меня. Рассказывал, что Ирэн пыталась меня вытащить; что её убил собственный брат, который не захотел отказываться от короны. Что меня приговорили к казни, и я лишился души...

Вдруг внутри что-то оборвалось, я стал говорить обо всём. О том, как мне было плохо, как я считал каждую секунду и ненавидел само понятие — "жизнь". Как разум метался в тесной клетке сознания, как тело умирало. Рассказывал, как невыносимо стыдно делать всё под себя. О своём надсмотрщике. О том, как Бездна, поселившаяся во мне, на грани смерти вырвавшись на свободу, восстановила меня, как это было больно. Как день за днём я учился сидеть и ходить, но сначала просто шевелить пальцами и открывать рот. Как я понял, что навсегда лишился чувств. Как убил Микеля. О том, как отомстил и как познакомился со своей будущей госпожой и согласился на странную сделку. Как пришёл в себя сегодня утром.

О том, что я ничего и не могу почувствовать. О том, как это — жить без души.

Закончив рассказ, я просто замолчал. Добрый час исповеди не дал мне никакого облегчения. Закрыв глаза, попытался внушить себе, что на самом деле стало гораздо лучше. Просто я боюсь поверить, что разделённая ноша становится легче. Мои самовнушения прервал судорожный вздох брата. На крошечный момент мне показалось, что, посмотрев в его глаза, я увижу ненависть, презрение или страх. Но нет. Леша, пересилив себя, сочувствующе хмыкнул и задумчиво укусил последний оставшийся на тарелке бутерброд. Несколько минут я смотрел, как он медленно пережёвывает копчёную колбасу, а потом пробует мне улыбнуться с набитым ртом, после чего смущенно стряхивает хлебные крошки с кровати. Я даже не смел надеяться на такую реакцию. Спасибо...

— Знаешь, — наконец, проглотив здоровущий кусок, сказал он, — ты же мстить собираешься? Возьми меня с собой, ты-то удовольствия получить не сможешь, если я правильно все понял, зато, глядя на мою счастливую физиономию, когда я сам хорошенько попинаю их трупы, поймёшь, что всё прошло на "ура"!

— Ты невыносим. А кто за родителями будет присматривать? Я собираюсь через два года уйти, и уйти надолго. Но на этот раз стирать воспоминания не собираюсь. И говорить правду не буду. Им лучше не знать такого...

Леша мрачно кивнул. Обманывать родителей ему категорически не хотелось, но он прекрасно понимал, почему это придётся сделать.

Посмотрев на пустую тарелку, мы, не сговариваясь, отправились на кухню обедать. Правда, перед этим я прошёлся по комнатам, вспоминая прошлую жизнь. Понадеялся, что память, обрушившись лавиной, вернёт хоть какие-то ощущения. Но нет. Открыл шкафы в комнате родителей. Полюбовался на компьютер Леши и заставленные фантастикой полки, а ведь в прошлом это у меня была самая большая в семье и классе коллекция книг. После небольшой экскурсии я понял, что так просто чувства не вернуть, и устроился с братом на кухне.

За обедом мы и обговорили наш план. В общем-то, Леша рассудил довольно здраво, что, если сразу придумать логическое объяснение — это будет выглядеть странно. Надо сделать всё так, будто сами страшно удивлены случившимся. Ну, или не понимаем, что и как произошло. Я ковырялся вилкой в салате, пытаясь понять, зачем всё сразу рассказал Леше, и не было ли это опрометчивым поступком. В конце концов, в этой жизни брат не может быть копией прежнего себя. И насколько он изменился, ещё предстоит узнать.

— Скажи, а вся эта магия, для того... ну, чтобы делать эти трюки, нужно обладать способностями? Или можно и так научиться? — Леша посмотрел на меня с надеждой.

Мне разрешили перестроить мир под себя. С брата и начну. Только если пойму, как это сделать. Сейчас надо ответить.

— В каждом мире свои законы. Магия, природа, время, жизнь — всё индивидуально. Там где был я, дар необходим не всегда. Только обычным людям, лишенным дара, колдовство — заметь, именно колдовство, а не магия, — давалось намного труднее и имело довольно жёсткие ограничения.

Деланно пожал плечами.

— Я вообще-то очень мало смыслю в магии. Мой дар в прошлой жизни был настолько ничтожен, что мне давались лишь простейшие импульсы. Искра, ментальное воздействие, ускорение реакции... что ещё? Мог отвести глаза — совсем чуть-чуть. До полноценных заклятий как до луны. Потом появились другие способности. Но, увы, в данный момент моё тело не может вместить эту силу и возможности, которые были у взрослого натренированного человека. Сейчас дар должен увеличиться, во всяком случае, это входило в условия сделки, но я пока не знаю, как проверить и воспользоваться. Но уверен, как только пойму — смогу научить тебя колдовать. А может дар есть и так...

— Но ты восстановил зеркало, — Леша прожигал меня недоверчивым взглядом, я почти видел, как ему не терпится что-нибудь сотворить и получить новые возможности.

Собрав со стола посуду, я перенес её в раковину и начал медленно мыть. Несколько прядей, мешаясь, упали на лоб, словно напоминая о себе.

— Эй, ты не ответил!

— Это Бездна. Она использует меня, как носителя, но существует независимо от сознания. Так что я не могу на неё полагаться. Нет, с одной стороны знаю, что если моей жизни будет угрожать что-то по-настоящему серьезно, она вступится, даже если для этого придётся полностью подчинить меня. Но что она сочтёт угрозой, или чего ей захочется...

Но я обязательно научусь с ней контактировать.

И использовать в своих целях.

— Ты не боишься, что заключил сделку с дьяволом? — братишка покосился на меня с тревогой, а потом перевёл взгляд в уголок кухни, где на небольшой полочке стояли мамины иконки.

В этой жизни и полка была больше, и количество икон тоже изменилось. Кажется, я даже знаю почему. На секунду оторвался от своего занятия, сжимая в руках недомытую тарелку. Святой с иконы смотрел с понимающей добротой. Я сжал тарелку с такой силой, что она треснула в моих руках, развалившись на части.

— Леш, я тебе скажу одну вещь. Но ты мне не верь, пожалуйста. Я побывал только в двух мирах, этом и том, и успел понять, что мы одни во всех реальностях. Все существа населяющие миры, даже эти странные творцы — все мы совершенно одни.

Взгляд святого был печален, осуждение читалось в каждой чёрточке, но я всё-таки продолжил свою речь, продолжая разглядывать икону.

— И боги — это всего лишь очень могущественная раса. В разных мирах может быть всё: путешествия во времени, пришельцы с других планет, магия, жизнь после смерти. Но повторю: мы совершенно одни. Точнее нет того, кого мы подразумеваем под понятием Бога — благообразного старца со строгим взглядом и всепрощающей улыбкой. Он создал вселенную и ушёл. Ему наплевать на нас. Наплевать на нашу боль и страдания. Ему наплевать на то, какую сторону мы выбираем; наплевать, что души загнивают и свет становиться грязным и потасканным, а Тьма сереет, теряя что-то очень важное. Ему не нужны наши молитвы — он их просто не слышит. Наверное, у него другие дела. А может, он просто спит. И он вовсе не милосерден и всепрощающ, не жесток — он никакой. Мы рождаемся, живём и уходим. Кто-то затем, чтобы потом вернуться, кто-то просто, чтобы уйти. Кто-то вечно скитается по мирам, чтобы найти его. Но он встретит только копии... причём копии не капельки не похожие на оригинал. А если Бога нет, нет и дьявола. Точнее того существа, кого принято подразумевать под этим понятием. У каждого он свой. Вот, что я понял, братишка.

Я, не задумываясь над тем, что делаю, восстановил разбитую тарелку и отвернулся от икон. У каждого свой, но для кого-то дьявол — он сам.

Леша покачал головой.

— Пожалуй, я тебе действительно не поверю. Не хочу даже думать, что такое возможно. Нет, мне такая правда не нужна. Ты только это при родителях не скажи... И что мы будем делать?

Я задумался: действительно, что? Для начала стоит разобраться со своими способностями... — новыми, ведь моя будущая госпожа сказала, что даст мне силу. Да, именно так, а уже потом решать, что я буду делать эти два года. Наверное, попробую жить, а не существовать. Хотя я не верю, что смогу это, что решу столь сложную задачу. Просто жить после всего, что было? После того, что я пережил? Ходить в кино... учиться, гулять по нашему лесу... Бездна, я даже улыбнуться нормально не могу.

— Ничего. Сейчас мне требуется отдых. Сон и медитация, как можно больше сна, тишины и покоя. Нужно быстрее адаптировать свои способности к этой реальности и новому телу. Понять, на что я способен... подумать. Этим я и займусь. До прихода родителей мне нужно хоть в чём-то определиться. Во сколько они возвращаются?

— В девять. Могут раньше или позже. Но, поскольку я звонил... Кстати, что мы скажем по поводу зеркала? Ты ведь его собрал.

— Ты не сказал, какое я разбил зеркало. Разбей маленькое. Скажи, что вчера случайно оставил его в моей комнате. Они будут так рады исцелению, что забудут тебя отчитать.

— Как же, забудут они... ха. Что требуется от меня, пока ты будешь медитировать?

— Разбуди хотя бы за пять минут до их прихода и приготовь ужин. Смотреть на мою медитацию скучно, лучше уж включи телевизор или в сети посиди.

— Ну, вот... только пришёл в себя и тут же начал раздавать указания, — брат покачал головой и хлопнул меня по плечу. — Почему у меня такое чувство, будто я знаю тебя и общаюсь с тобой всю жизнь?

— Во-первых: я старше. Не по рождению, конечно. А во-вторых: так и должно быть. Именно так.

Ведь Бездна знает, что делать. Умеет изменять людей. Быть может, это подло, но сейчас мне необходим кто-то, то может меня выслушать, ничему не удивляясь. И брат подходил на эту роль лучше прочих.

Мы зашли в мою комнату, брат на несколько минут отлучился за небольшим овальным зеркальцем в ажурной рамке и аккуратно разбил его. Посмотрев на осколки любимого маминого зеркала, оставшегося ей от бабушки, я ничего не сказал.

Люди такие же хрупкие создания... нет, ещё слабее: зеркало, разбиваясь, способно ранить в ответ, но когда разбивают жизнь, человеку слишком сложно заставить себя встать и отомстить. Да, на словах это звучит просто — фильмы так ярко показывают нам ту сторону жизни, когда герой, с минуту повздыхав над телом любимой женщины, поднимается и идет вершить суд над убийцами. Слишком просто. Те, кто это придумывали — никого не теряли. А я знаю другую сторону, когда кажется, что мстить уже незачем... И нужно время. Много времени, пока раз за разом пытаешься подняться на ноги, собрать себя по осколкам, чтобы хоть немного склеить свою личность, понять, что всё равно дышишь, мыслишь: пусть любимых людей уже давно нет. Пока наконец-то не осознаешь — да, это правда: ты больше не услышишь смех дочери, она не протянет к тебе свои маленькие ручки, не вырастет, жена не обнимет тебя, ты не сможешь увидеть даже могилы своих родителей... ты — никто. И ничего не сможешь вернуть. И когда ты понимаешь это, так просто сказать: и что? Всё равно отомщу.