Никита Сергеевич долго хохотал.
— Пополам с подсолнечным, говоришь? М-да... Обучать надо народ, учить и учить, иначе 3,14здец неизлечим... Молодцы, товарищи, работайте дальше.
— Ещё интересный момент, — сказал Серов. — Есть такой эксцентричный миллионер, Говард Хьюз. Вот по нему информация, — он протянул Хрущёву машинописный лист.
Никита Сергеевич надел очки и внимательно прочёл текст.
— Очередная антикоммунистическая сволочь, по-моему, — сказал он, отложив лист.
— Точно. Плотно связан с ЦРУ, в начале 60-х будет участвовать в организации убийства Кастро, в «той истории» предположительно замешан в убийствах обоих братьев Кеннеди, организовал подъём нашей ракетной лодки, затонувшей, предположительно, после столкновения с американской лодкой в районе Гавайев.
— Предложения? — коротко спросил Хрущёв.
— В отношении Хьюза Судоплатов предварительную проработку уже проводит, — ответил Серов. — Нужна ваша предварительная санкция на разработку, — Серов перешёл на официальный тон. — Как только все подготовим, доложу и запрошу окончательное решение.
— Годится, — кивнул Хрущёв. — Разрешение дано.
— Мы у себя в Комитете прикинули, — продолжил Серов, — Нам бы тоже пригодился такой агент, имеющий имидж эксцентричного миллионера.
— Так организуйте, — предложил Хрущёв.
— Собственно, уже начали, — ответил Серов. — Установили одного обедневшего английского аристократа. Подобрали похожего на него сотрудника, сделали ему пару пластических операций для лучшего сходства. Подобрали удачно, даже группа крови и резус совпали. Дальше аккуратно подменили их. Несколько месяцев проверяли. Никто ничего не заподозрил. Затем, во время кризиса на американской фондовой бирже после запуска нашего спутника, от лица этого нашего товарища через купленных брокеров провели несколько удачных операций. В результате, для всего мира появился новый «эксцентричный миллиардер», Алоиз Стэнфорд, через которого мы теперь можем проводить различные рискованные финансовые операции, в которых нельзя светить наше Министерство внешней торговли, к примеру. Конечно, он сам выполняет только представительские функции. Деньгами распоряжается отдел финансовых операций внешней разведки.
— Молодцы, интересно придумали, — одобрил Хрущёв. — Правильно, нужно обращать все изъяны и уязвимые места капитализма против него.
— Теперь по поводу Гордона Мура, — сказал Серов. — Операция развивается по плану. Конфликт в компании Shockley Semiconductor Laboratory уже назрел, дело уверенно идёт к разрыву. Помимо Мура, компанию собираются покинуть ещё семь специалистов — Джулиус Бланк, Виктор Гринич, Джин Кляйнер, Джей Ласт, Роберт Нойс, Шелдон Робертс и Жан Эрни. Мы уже подвели к ним нашего сотрудника, который играет роль представителя инвестиционного холдинга. Пока что он общается с Муром и остальными как их общий знакомый, о делах никаких разговоров нет. Но Мур и прочие в курсе, что он работает на состоятельного инвестора, и, вполне понятно, что первый, к кому они обратятся — это он. Судя по данным прослушивания, такую возможность они уже обсуждали не один раз.
— Хорошо, — кивнул Хрущёв.
— Я тут анализировал, так сказать, сравнительный ход истории, — сказал Серов, — и выяснил любопытную вещь. Ведь по разработке полупроводников мы с самого начала американцев опережали!
— Это как? — удивился Хрущёв.
— А вот так! — усмехнулся Серов. — У американцев только 1 декабря 1957 года Эрни предложит Нойсу новый подход, известный как планарная технология. Она стала вторым по значению, после изобретения транзистора, событием в истории микроэлектроники, но даже в 1959 году в Штатах она осталась незамеченной. Fairchild анонсировал массовый переход с меза-технологии на планарную только в октябре 1960 года.
— А у нас, — продолжал Серов, — в сентябре 1953 года, когда организовывался НИИ-35, туда перевели группу специалистов из НИИ-160. И уже в этот момент был завершён первый этап НИР «Плоскость», в ходе которой разрабатывалась планарная технология.
— Вот это да! — удивился Хрущёв. — А как же так получилось, что с полупроводниками мы потом отстали?
— Тут минимум две принципиальных ошибки в «той истории» было сделано, — сказал Серов. — И здесь и там, первоначально у нас работали с полупроводниками на основе германия. Но сейчас мы после получения «направляющего пинка» в октябре 1953-го, переключились на кремний, а в «той истории» налаживали серийное производство полупроводников на основе германия, у которых характеристики хуже.
— Вторая принципиальная ошибка, — продолжал Серов, — в «той истории» уже в 1956 году в ЦНИИ-108 и НИИ-35 Самохвалов и Кубецкий пробовали групповое размещение транзисторов на одной пластине полупроводника. Но продолжали пилить её на отдельные транзисторы. Сейчас мы с самого начала знаем, «как надо», поэтому у нас уже микросборки производятся малыми сериями, и микросхемы в лабораторных условиях постепенно осваиваются. А у американцев пока самого понятия «планарная технология» ещё год не будет!
— Вот это приятно слышать, — улыбнулся Хрущёв.
— Ну, и организационные решения тоже важны, — сказал Серов. — Помнишь, как прошлом году кто-то из чиновников заявил, что полупроводники только для слуховых аппаратов годятся? Ты им тогда ещё навставлял от души...
— Как не помнить! — усмехнулся Хрущёв.
— Очень правильное решение, что при НИИ-35 с самого начала был организован опытный завод, — продолжил Серов. — За счёт этого мы имеем возможность производить новую элементную базу не единично, а партиями, одновременно отрабатывая технологии массового производства. (Опытный завод при НИИ-35 существовал и в реальной истории)
— Так это Первухин ещё в 1953 настоял, — вспомнил Хрущёв. — Правильно решил Михаил Георгиевич... Ну и скоро, надеюсь, Берг со своими минифабриками развернётся.
— Ну да, — согласился Серов. — Да и твоё решение организовать производство полупроводников и микросхем в Зеленограде, принятое не в 1962 году, а в 1954-м, уже после получения информации, работу ускорило. Потому те ЭВМ, что в «той истории» собирались на лампах, сейчас Лебедев и остальные делают на микросборках и опытных образцах пусть простейших, но микросхем.
— Это ты сам всё накопал? — недоверчиво спросил Никита Сергеевич.
— Вместе с Келдышем, — ответил Серов. — Даты сопоставить не трудно было. Я это к тому, что американцев во главе с Муром и Нойсом пока что имеет смысл контролировать, а брать у них нам пока, в общем-то, и нечего. Мы уже впереди.
— Может, сбить их с магистрального направления в сторону? — предложил Хрущёв.
— Нет. Пусть работают, как работали, — ответил Серов. — Они не дураки, так просто их не собьёшь, там доктора наук работают. Кроме того, это опасно.
— Почему? — спросил Хрущёв.
— Мы пока что о времени и временных парадоксах знаем чуть больше, чем ничего, — пояснил Серов. — Только логические построения. Как знать, если они не создадут в нашей истории один из своих процессоров, не исчезнет ли твой ноутбук из 2012 года у тебя перед носом? Вместе со всей информацией.
— Потому сейчас группа Селина и перегоняет информацию круглосуточно на несколько телетайпов сразу и переснимает на фотоплёнку то, что текстом не распечатывается. На случай, если посыплется вся эта техника, — Серов явно был озабочен. — И потому Лебедев сейчас уже работает над ЭВМ с двумя АЛУ и общим полем памяти. Иначе накроется медным тазом первая очередь ОГАС.
— Надо Лебедеву как-то помочь, усилить его, что ли, — задумался Хрущёв.
— Вот-вот, — согласился Серов. — Подумать надо.
— А что по этому... изобретателю машины времени? — спросил Никита Сергеевич. — И по его документам?
— Изобретатель в марте этого года заканчивает МЭИ, — ответил Серов. — У него защита диплома, и можно после этого брать его на работу.
— Куда?
— Академик Келдыш рекомендовал Институт Физических Проблем. Поскольку проблема на данный момент более теоретическая, чем практическая, — пояснил Серов. — Мстислав Всеволодович лично изучил полученные в ноутбуке лабораторные тетради профессора Лентова. В чём-то он разобрался, кое в чём — нет. Это тебе надо с ним лично говорить...
— А смысл мне с ним говорить... Если уж Келдыш не во всём разобрался, что я-то там пойму? — спросил Никита Сергеевич. — Кого Мстислав Всеволодович рекомендует в научные руководители для Лентова?
— Академик Келдыш рекомендовал Фока, — ответил Серов, передав Хрущёву краткую характеристику. И уже официально спросил. — Прошу разрешения на частичный допуск академика Владимира Александровича Фока и будущего аспиранта Тихона Андреевича Лентова к информации, засекреченной по уровню «Тайна». Только к материалам, имеющим отношение к их непосредственной работе — лабораторным тетрадям профессора.
— Разрешение дано, — просмотрев послужной список академика, ответил Хрущёв.
— Тишка! Тихон, Лентов! Тебя к ректору вызывают!
— С чего бы это?
Тихон, только что защитивший диплом МЭИ, был известен как отличник, человек, соответствующий характером своему имени. Он никогда не ввязывался в студенческие эскапады. Вызывать его к ректору было, вроде бы, не за что.
Он постучал в дверь, приоткрыл её, осторожно заглянул в приёмную. Секретарь ректора подняла на него взгляд.
— Лентов, Тихон Андреевич? — строго спросила она.
Он кивнул.
— Проходите, вас ждут.
Он вошёл в кабинет... и застыл столбом у двери. Ректора в кабинете не было, его специально вызвали в Министерство высшего образования, чтобы не задавал лишних вопросов.
За столом ректора сидел Мстислав Всеволодович Келдыш, а за длинным столом для совещаний — незнакомый ему усатый мужчина в круглых очках, и высокий строгий генерал с очень большими звёздами на погонах.
— Здравствуйте, Тихон Андреич. Проходите, не стесняйтесь, — пригласил его Келдыш. — Меня вы, я вижу, узнали. Это — академик Фок, Владимир Александрович, и генерал Серов, Иван Александрович. Садитесь, поговорим.
— З-здравствуйте, — Тихон пристроился было у края стола, но Фок сделал ему знак рукой, указывая на стул рядом с собой.
— Садитесь ближе, молодой человек, у нас намечается интересная беседа.
Тихон с опаской сел прямо напротив генерала Серова и молча ждал продолжения.
Фок задал ему с десяток вопросов по различным областям физики, но большей частью по электромагнетизму. Тихон ответил на все, полагая, что это нечто вроде собеседования перед приёмом на работу. Только вот собеседования на ТАКОМ уровне он не ожидал.
— Ну что ж, Тихон Андреич, знания у вас есть, и на вполне приличном для выпускника уровне, — заключил академик Келдыш. — Вы, наверное, догадались, что мы хотим предложить вам аспирантуру. Но не в МЭИ, а в Институте физических проблем, у Владимира Александровича. Как вам такой вариант?
— Я согласен, — тут же ответил Тихон.
Ещё бы он не согласился — заниматься теоретической физикой было его желанием последние года три.
— Вы даже не хотите узнать, чем придётся заниматься? — спросил Фок.
— Думаю, что у вас мне всё будет интересно, — честно ответил Тихон. — Я только не знаю, что я такого натворил, что мной интересуются на таком уровне...
— Да уж... Натворили. Узнаете... через некоторое время, — усмехнулся генерал Серов.
«Некоторое время» продлилось примерно два месяца. Тихон с удовольствием занимался теоретической физикой под личным руководством Фока. Тихон понял, что Фок присматривается к нему. Сюрпризом стало, что и его и Фока, как оказалось, проверяли очень серьёзные инстанции.
Однажды Владимир Александрович попросил его прийти завтра, одевшись поприличнее.
— Нам предстоит весьма важный разговор, — пояснил он.
На следующее утро в лаборатории вновь появился академик Келдыш и генерал Серов.
Генерал поставил на стол свой портфель, достал два бланка подписки о неразглашении. Внимание Тихона привлёк необычный красный гриф «ТАЙНА» на бланке.
— Товарищи, прежде чем я имею право продолжить, вы должны внимательно прочесть и подписать эти бланки, — сказал Серов. — Вы можете отказаться, но страна рассчитывает на ваши знания и таланты. Партия и правительство будут вам весьма обязаны, если вы согласитесь заниматься научной проблемой, о которой вам лучше меня расскажет Мстислав Всеволодович.
Тихон подписал бланк. Владимир Александрович тоже поставил свою подпись. Серов достал из портфеля довольно толстую папку серо-голубого цвета, с таким же красным грифом. Её завязки были запечатаны красно-коричневой сургучной печатью.
— Товарищ Келдыш. В вашем присутствии и под вашу ответственность я передаю всю имеющуюся информацию по теме «Генератор» академику Фоку и его аспиранту товарищу Лентову, — строго официально произнёс Серов. — Прошу расписаться в получении, — он достал ещё один бланк.
Все четверо расписались: Тихон и Фок за получение, Серов — за передачу, Келдыш — как руководитель темы. Тихон был очень удивлён: он считал, что руководителем будет сам Фок.
Владимир Александрович слегка дрожащими, почему-то, пальцами сломал сургучную печать и открыл папку. Заглянул в неё. Затем слегка изменился в лице и спросил:
— Это шутка?
— А я что, похож на шутника? — без тени улыбки спросил Серов.
— Нет, нет, я не это имел в виду... — Фок смешался и молча подвинул папку Тихону.
Тихон взглянул на титульный лист... и почувствовал как у него расширяются глаза. В папке лежала пачка фотокопий, и на первом листе было выведено:
«Теория деформации пространства — времени. Рабочая тетрадь №1 д.т.н. проф. Лентова Т.А. 1982-1985».
Надпись была сделана очень аккуратным почерком. Это был его собственный почерк.
— Это моё?? — изумлённо произнёс Тихон. — Но я этого не писал...
— Насколько я понимаю во временных парадоксах, — произнёс Серов, — Вам, Тихон Андреич, ещё предстоит это написать. Или же вы это написали, но это ещё не произошло. Ну, вы уже поняли, что в этом я не разбираюсь. В папке несколько таких тетрадей, они охватывают период до 2012 года.
— Но как... то есть откуда...
— А вот этого я вам сказать не имею права, — строго ответил Серов. — Чтобы не нарушить Первую директиву Службы темпоральной безопасности.
Тихон почувствовал, что у него отвисла челюсть. Фок, кстати, выглядел таким же потрясённым.
— Вот уж не думал... — пробормотал он. — Даже не предполагал, что ваше ведомство и такими делами занимается...
— Работа у нас такая, — сурово произнёс генерал армии Серов. — Стоять на страже завоеваний Великой Октябрьской Социалистической революции. В любой точке пространственно-временного континуума.
Когда вечером Серов и Келдыш вместе живописали эту сцену Хрущёву в лицах, Никита Сергеевич хохотал до слёз.
— А говоришь, на шутника не похож... — выдавил он между приступами гомерического хохота.
— Да юмор у нас такой. Ведомственный, — ухмыляясь, пояснил Серов. — Я этот «континуум» два дня учился без запинки выговаривать.
