Клыки судьбы (Клыки-2)

Живот свело судорогой. Принцесса догадывалась — приближается Он. Ее самый страшный кошмар, ее грех и погибель.

"Что это? — Мэлами еще не до конца поняла — это обычный сон".

"Я — твоя совесть".

Беззвучные слова прорезали тьму, будто всполох молнии. Короткая вспышка света озарила лицо пришельца.

Из тьмы выбирался Айфос-Фук. Две глубокие раны на гортани и шее исторгали густые потоки крови. Неестественно алая жидкость струилась по заплетенной в косички бороде, тонкими струйками стекала по доспеху. Под ногами покойного рункура набралась изрядная лужа. Она двигалась вместе с ним, и каждый шаг варвара приближал это кровавое пятно к принцессе. Мертвец протянул к девушке руку. Ладонью вверх — просительный жест.

"Выбитый зуб не стоит жизни, — сказал он, но губы не шевельнулись".

Толстые пальцы, с которых капала кровь, почти прикоснулись к носу принцессы.

"Видишь — мои руки чисты. Я не сделал тебе ничего плохого. ОТДАЙ МОЮ ЖИЗНЬ!"

Рот Айфос-Фука раскрылся неестественно широко. Нижняя челюсть упала на грудь, а верхняя, вместе со всей головой, откинулась куда-то за спину. Обнажились кровавые раны, между рваными мускулами и мясом забелели осколки костей.

На месте языка во рту рункура зашевелился зеленый клубок. Оттуда выглянула маленькая головка гадюки.

"Отдай мою жизнь! — пасть змеи исторгла оглушительное шипение и вонзилась принцессе промеж глаз".

Тонкий предсмертный писк, казалось, разорвал барабанные перепонки. Переходя почти в ультразвук, нечеловеческий крик разорвал на мелкие клочья темноту. И глухо затих, забулькал, запутавшись в голосовых связках.

Мэлами проснулась от собственного вопля. Но кричала она без звука — рот распирала вонючая тряпка. Язык распух и при каждом движении чувствовалось будто бы он обожжен до волдырей. Горло болело, челюсти и щеки трещали от напряжения. Лицевые мускулы свело судорогой, давило на язычок и небо.

Принцесса попыталась кашлянуть и пошевелить губами. Не удалось. Голова оказалась замотана от макушки и до подбородка, словно чепчик старухи-селянки. Внезапно Мэлами вспомнился разъяренный шепот леди Хатли:

"Я свяжу тебя так, жалкое отродье, чтобы каждое движение доставляло тебе такие же мучения, которые ты принесла моему сыночку!"

Великие Каменные Боги, родная мать издевается над собственным ребенком. Даже в самом страшном сне девушке не могло присниться такое. Даже в старинных легендах, славившихся невероятной жестокостью, ей не встречались упоминания о подобном ужасе.

Мэлами открыла глаза и содрогнулась. Вокруг царила такая же тьма, как и с закрытыми веками. Лишь спустя минуту удалось сдержать нервную дрожь. Затекшее лицо понемногу отходило. Девушка почувствовала, что глаза лоб и переносица обмотаны сплошной повязкой. Нельзя увидеть даже маленького лучика.

То, что сейчас день, принцесса не сомневалась. Ноздри, единственное, что не оказалось связанным, улавливали колебания нагретого воздуха. Вонючего до невозможности.

"Мы все еще находимся где-то в болотах, — догадалась Мэлами".

Королева некоторое время поносила фрейлину. Ворчала о том, что старая женщина — распоследнее чудовище, что она не выполнила свой долг.

— Как могла ты, лягушачья отрыжка, заменить мою дочь на выродка Бабы?

Прудди молчала, склонив голову. Она выслушивала красочные ругательства, так и сыпавшиеся из уст королевы. Дрожала от ярости, сжимала тонкие пальцы, аж кулаки хрустели. И все же упорно хранила молчания. Старуха могла, конечно, ответить, что является подчиненной только матери Хатли, а не самой Хатланиэллы. Но сдерживала ярость. Придет время, и Баба сама займется строптивой дочерью. А то королева в последнее время совершенно от рук отбилась.

— Вот приедем в Симимини, — голос леди Хатли изрядно охрип, — и брошу тебя в бочку с серой. Уж тогда ты у меня зальешься горькими, глупая нянька!

— Как вам будет угодно, госпожа, — тихо ответила Прудди. — Когда прибудем в дом вашей матери, вы вольны делать со мной все, что только пожелаете.

— То-то же, — королева говорила почти шепотом — слегка надорвала голосовые связки. — А сейчас чтобы я и шороха не услышала. Мне надо отдохнуть перед Проколом.

— Как будет угодно госпоже, — повторила фрейлина. — Ложитесь спать — я специально для вас наломала веток. Ложитесь, госпожа. Вам будет удобно на подстилке из свежей осоки.

— Ну все, иду спать. И чтобы звука...

— Простите, госпожа, — негромко обратилась старуха. — Нельзя ли послабить узлы нашей маленькой девочке?

Королева некоторое время раздумывала. Затем цыкнула языком.

— Нет, не ослабляй. Эта дрянь не заслуживает считаться моей дочерью. Надо же — убить собственного брата!

— Да уж, — скривилась фрейлина. — Мэлами пошла в семью...

— Что? — не расслышала Хатланиэлла. — Ты что сказало, быдло?

— Говорю, что девочка совершенно не похожа на вас, госпожа.

— Точно!

Мэлами почувствовала, что на нее пристально смотрят голубые глаза королевы.

— Это дурное влияние Эквитея. Старый болван совершенно ее обезобразил. К чему молодой особе заниматься фехтованием? Ах, знала бы я, что эта..., — женщина пожевала губами, словно вкусив что-то донельзя невкусное, — моя родная дочь — с малку обучала бы девочку магии и прочим милым вещам.

— Совершенно с вами согласна, — подтвердила Прудди. — Ей бы лучше в склепе сидеть, заниматься демон знает чем с разными мужиками и прятать скелеты в пыльных шкафах.

— Дать бы тебе по гнилой физиономии, — сухо ответила королева. — Но лучше отложим экзекуцию на несколько часов. Мой магический потенциал совершенно иссяк, а надо готовиться к перемещению через Прокол.

— Как вам будет угодно, госпожа.

Хатланиэлла привыкла спать поближе к обеду. Именно в это время у нее всегда был перерыв между любовью с епископом Шруханом и советником Мельпоном. Затем в распорядке дня числились придворный маг и королевский лекарь.

Подумав, что сейчас неплохо бы заняться плотскими утехами, королева мечтательно вздохнула.

Принцесса слышала как зашуршали платья. Леди Хатли завалилась на самодельное ложе, издала стон облегчения и спустя миг сладко захрапела. Прудди тихонько отошла и устроилась рядом, присела на кочку.

Мэлами попыталась хоть как-то подвигаться. Веревки намертво впились в кожу, конечности затекли. Пальцы распухли и будто наполнились холодной патокой. Мерзейшее ощущение. Голова пульсировала от переизбытка крови, перед глазами проплывали разноцветные пятна — принцесса до сих пор лежала на туше кабана, свесившись с щетинистых боков. Она на некоторое время опять упала в обморок.

Разбудили девушку вкрадчивые шаги. Кто-то поднял ее, легко, словно пушинку, и опустил на землю. Платье на спине тут же набрало влаги. С кожей соприкоснулся холодок болотистой земли. Но стало даже легче. Кровь отхлынула от глаз, по телу пробежала сладкая истома расслабленных мышц.

Чья-то сухая ладонь опустилась принцессе на голову. Мэлами застонала, ожидая, что неизвестный начнет ее пытать. Но это всего лишь оказалась старуха.

— Не мычи! — вполголоса приказала фрейлина. — Не то разбудишь Толстяка и свою любимую мамочку.

— Мн-мн-мн...

— Умолкни, говорю тебе! — по лбу ударил увесистый щелбан. На глаза навернулись горькие слезы обиды и унижения.

Старая дрянь осмелилась поднять руку на лицо королевской крови! Повесить бабку за это! А затем бросить бездыханное тело на растерзание охотничьим борзым. Пусть рвут ее мясо, пусть...

Именно так мечтала Мэлами, но все же замолчала.

— Умничка, — проворковала Прудди. — Сейчас я прорежу дырку на повязке и выну кляп. Только не вздумай кричать, не то проснувшаяся Хатланиэлла сделает худо и тебе, и мне.

Словно в подтверждение слов старухи, леди Хатли издала свирепый храп.

— Фиу-иу-храу-браг, — сообщила королева. Затем добавила носом: — Виу-храу-вить...

Толстяк невнятно ответил ей сквозь сон.

— Ур-хыр-хыр-хыр-хра-а-а...

Парный храп разносился по окрестностям. Он то слабел, то набирал угрожающей мощи, и бурной лавиной противного звука обрушивался на уши многострадальной девушки.

Королева хрипела почти как покойный Айфос-Фук, чемпион Конкурса Художественного Храпа, ежегодно проводившийся в Симимини в честь Каменной Богини Сна. Любой наблюдательный человек, сравнив голосистые рулады "бр-хр-хра-брум" Хатланиэллы с прерывистым "аграба-гра-ба-гра-ба" убитого рункура, точно бы отметил — это родственники.

— Не понимаю, — размышляла фрейлина, — и что мужики в этой демонице находят? Вот представь что ты мужчина. Лежишь себе, отдыхаешь после бурно ночи... И тут просыпаешься от этого рева. Любой сбежит. Или они думают, что у владельца такого "голосочка" разработанная глотка? Поди пойми этих мужиков. Ну какая же это женщина? Это чудовище! А тело — всего лишь оболочка. Запомни, деточка: настоящая женщина находится внутри, и судить ее надо не по внешности красивой упаковки, а по чистоте разума и теплоте сердца.

После длинной философской тирады Прудди вздохнула и принялась колдовать над Мэлами.

Лезвие перочинного ножа легко преодолело влажную ткань. Старуха извлекла изо рта принцессы смердящий кляп и бережно отложила его в сторону.

— Ты прости, но развязать не могу. Сама понимаешь...

Девушка хранила молчание. Сейчас она больше всего хотела посмотреть в прищуренные глаза лукавой ехидны. Как смеет эта паскуда вообще прикасаться к ней? С самого рождения принцессу нагло дурили, а она и не подозревала. И кто обманывал? Самый близкий и дорогой на свете человек — мамка-фрейлина.

Мэлами хотелось разрыдаться, но показать свои слезы, пусть даже из-под грязной повязки... Нет, никогда!

— Держи — попей.

К нижним зубам прикоснулась тонкая соломинка. Девушке не сразу удалось обхватить ее губами. Лицо не слушалось, затекли все мимические мышцы. Спустя некоторое время девчонка все же ухитрилась округлить губы и потянуть немного живительной влаги. Вода отдавала тиной, но казалась божественной на вкус. Мэлами вспомнила, что не пила ничего с самого вечера. Или даже с утра?

— Ты прости, — повторила Прудди, — Другой воды не нашлось. Но я профильтровала болотную жижу сквозь повязку с глиной и потом отстаивала ее на солнце. Не бойся — грязь осталась на самом дне. Эй... Не спеши, не глотай...

Соломинка уперлась во дно кособокой глиняной чашки, вылепленной руками старухи. Трубочка скользнула прямо по горке земли и тины, которые незамедлительно оказались во рту жаждущей девушки.

Песок заскрипел на зубах, по горлу словно бы черкнули острыми когтями. Судорожно сглотнув, Мэлами закашлялась.

— Ну что же ты... — забеспокоилась Прудди. — Погоди, сейчас еще принесу.

Фрейлина поднялась, но отойти не успела. За старухой наблюдала нахмуренная королева.

— Та-ак, — грозно сказала леди Хатли.

Прудди привычно прижала подбородок к груди.

— Я тебе что говорила? — хрипло поинтересовалась мать принцессы. — Чтобы и звука не слышала! А ты меня не послушалась. Впрочем, как всегда.

— Простите, госпожа, — взмолилась нянька. — Но вы ведь не позволите, чтобы ваш ребенок умер от жажды?

Прудди специально сделала ударение на словах "ваш" и "ребенок". Немного повысила тон, затем утихла.

— После того как убила моего любимого Айфос-Фука? — сдавленно всхлипнула королева. — Она мне не дочь! И слышать больше ничего не желаю. Прибудем к Бабе — разберемся с этой дрянью...

— С Бабой? — вкрадчиво спросила фрейлина.

— С Мэлами! — сплюнула леди Хатли. — Но позже и с Бабой разберемся. Надоели мне ее постоянные придирки и командование: сделай то, заклинание посылай туда, заколдуй того...

— Вы собираетесь навредить родной матери? — ахнула Прудди. — После всего, что она для вас сделала?

— А что она сделала? Родила меня — и все. Какой большой подарок! Какие перспективы. Родила... А потом всю жизнь указывала что мне делать и каким образом...

Принцесса поразилась словам королевы. Ведь именно так думала о родителях и она, Мэлами.

"Видимо, старуха права, — подумала принцесса. — Я действительно похожа на свою мать".

— Вот сейчас вернемся в Киринти, и я всем покажу, — пообещала Хатланиэлла. — Как только прибудут мои любовники.

* * *

Любовники леди Хатли находились весьма в неблагоприятной обстановке.

Еще несколько минут назад они громко передвигались по лесу. Ругались так, что гудела все Тухлая роща — звуки доносились даже до границы Гугиной трясины. Передвигаться кольцом по болотистой местности оказалось далеко не приятно, как показалось им ранее. Громадная человеческая фигура то и дело задевала деревья.

Хомункулюсы грохались головами и задами о стволы высоких сосен. Ветки хлестали по рожам, обломанные сучья раздирали щеки и носы, управителю конюшен выбило глаз. Преогарские леса еще никогда не видели такого калейдоскопа покрасневших и расцарапанных физиономий. Так обстояло дело с каждым, кто на некоторое время оказывался в верхних секторах Круга. Все, кто периодически проносился внизу, тоже изрядно претерпевали. Бывший королевский сотник, Трас Молниеносный, умудрился разорвать себе левое ухо. Соглядатай коммунального хозяйства отплевывался от набившегося в рот валежника и еловых веток. Под глазом столичного лекаря гордо красовался немалый синяк темно-пунцового цвета.

Хомункулюсы безостановочно вращались. Кто-то стоял на ногах, затем стремительно уносился ввысь, уступая место другому путешественнику. Кроме матерных слов от фигуры разносился дикий вопль, подобно которому всегда можно услышать на Демонских Горках среди аттракциона у Черного озера.

— Какой идиот, — верещал советник Мельпон, сдувая с лысины густую челку мокрой осоки, — придумал этот Круг?!

— Леди Хатли и Баба, олух, — отвечал епископ Шрухан.

Он давно уже разжал бы толстенькие пальцы, отсоединившись от остальных. Но магия Круга Сильных держала получше всяких цепей или пеньковых веревок. Каждый хомункулюс оказался заключенным в колдовскую фигуру и не имел возможности выбраться до тех пор, пока не позволит заклинание.

При упоминании о королеве Мельпон заткнулся, словно голос потерял. Зато отозвался ошалелый рыцарь.

— Я самый распоследний смердящий лошадиный зад! Засиженный слепнями! — стонал бедняга Герт. — Ну почему не подумал, прежде чем прыгать в койку этой проклятой колдуньи?

— Не сквернословь, — спокойно заметил Трулм. — По мне, так было приятнее возиться между ее горячих ляжек, чем заведовать коммунальным хозяйством.

— Не упоминай о нежных чреслах королевы! — завизжал кто-то. — Она услышит и покарает тебя!

— Да плевать... — Герт не смог продолжить свою тираду, поскольку со всего маху впечатался лбом о кривобокую березку. Ощущая как на его мужественном лице расцветает цветастая гуля, он только злобно засопел и погрузился в созерцание себя.

"Несправедливая судьба, — подумал он. — Я хотел стать настоящим правителем. А превратился в злобного мертвеца. Зачем я тогда пошел за королевой? Хотя, должен согласиться с Трулмом — у Хатли выдающиеся ляжки".

Круг неутомимо катился по болоту. Если бы преследование Эквитея происходило в чистом поле или хотя бы на какой-нибудь горной местности, не миновать королю сражения. Но Тухлая роща послужила отличным барьером от преследователей. Хомункулюсы с ревом и проклятиями плескались в лужах, раздирали в клочья одежду и ломали дрова. Словом, делали все, как полагается начинающим охотникам, впервые оказавшимся в лесной глуши.