Удар-удар-удар. Сердце начинает захлебываться в безумном ритме страха.
По телу фигуры пробежала дрожь последней пульсации. Ослепительное сияние притухло, и плоское лицо стало принимать более внятные очертания.
Передо мной стоял Моррис Сокол.
Если бы у меня был голос, я бы кричала. Но губы предательски не слушались меня, а голосовые связки не откликались на все попытки исторгнуть хоть какой-нибудь звук. Мне оставалось только безмолвно наблюдать.
Мой бывший возлюбенный неподвижно стоял передо мной, безжизненно опустив руки. Лицо его было страшно: ввалившиеся щеки, тонкие губы, обнажающие зубы в кривой усмешке, пустые глазницы, из которых сочилась мерцающая призначная масса. В его облике не осталось ничего от того красавчика-пирата, которого я когда-то так самозабвенно любила; сейчас это было скелетоподобная пародия на человека, обтянутое истлевшими лохмотьями некогда белоснежной рубашки и кожаных штанов.
Неожиданно призрак вздрогнул и повел ввалившимся носом, как собака, принюхивающаяся к подачке. Черные провали глазниц уставились на меня, и в голове прошелестел глухой голос:
"Здравствуй, крошка".
Высохшие губы пирата не шевелись, но слова отчетливо звучали в моем мозгу:
"Ты рада меня видеть?"
Говорить я была не в состоянии. Но что мешало мне попробовать ответить ему его же способом?
"Здравствуй, Моррис", — мысленно сказала я, стараясь сосредотачиваться на произносимой фразе и не отвлекаться на полнейшую нереальность происходящего.
Уголки рта Сокола разъехались в сторону.
"Раньше ты была более ласковой, крошка. Ты уже нашла себе мне замену? Интересно, что ты выцарапаешь у него?"
Если бы я могла, я стиснула бы кулаки. Сам вид бывшего любовника внушал мне непередаваемое омерзение и гадливость, какие возникают при виде жирного червя, свернувшегося под корой дерева.
"Уходи, Сокол. Ты мертв".
"Разумеется", — оскал покойника стал еще шире. Еще чуть-чуть — и кожа на щеках лопнет, — "я мертв по твоей милости. Быстро же ты утешилась, Мелиан...надо было оставить тебя на том убогом островке. Я показал тебе почти весь мир — и какова была твоя благодарность?"
Я промолчала.
"Теперь ты ищешь Призрак. А кто натолкнул тебя на такую мысль? Ты украла мою мечту! Мою единственную цель в той никчемной жизни..."
"Теперь это моя цель. Моя мечта".
Сокол склонил голову набок. Голос в моей голове приобрел оттенок сарказма и плохо скрытого злорадства.
"А сумеешь ли ты найти его? Отыскать все вехи на своем пути, по которым ляжет одна-единственная дорога?"
"Я уже отыскала одну", — мне очень не хотелось что-то доказывать Моррису, но ответы так и рвались в сознание, стремительно обретая вид мыслей, — "она здесь, во дворце калифа! И завтра я заполучу ее!"
"Тц-ц-ц", — мертвец издевательски-укоризненно покачал головой, — "а сумеешь ли ты найти ее? Подумай, крошка. Не кажется ли тебе, что ты ищешь черную кошку в темной комнате? Ведь у тебя всего-то и есть, что рассказ пьяного забулдыги, да глупая самонадеянность. А если этой самой кошки не окажется в комнате — что тогда делать будешь?"
Боги, как же я ненавидела его. Чувство это нахлынуло внезапно и сполна, поглотив остатки страха, блуждающего во мне. Я ненавидела его за эти насмешки, за предательство, за то, что заставил меня убить его.
За то, что исковеркал мою душу.
Призрачные обрубки его рук протянулись ко мне узловатыми ветвями.
"Ты еще пожалеешь о том, что сделала со мной, крошка".
Плоский зеленоватый "светлячок" сорвался с его прогнившей ладони и упал мне на плечо.
Приступ панического ужаса болезненно сдавил мою глотку. Я выгнулась, хватая ртом спертый воздух, выдавливая из легких едва слышный сип, и...проснулась.
* * *
Легкий ветерок шевелил расшитый муслин занавесок, принося невиданное облегчение и обдавая свежим дуновением мое разгоряченное лицо. Мир словно вновь наподнился звуками: где-то в окрестностях дворца мелодично заливалась ночная птица; снизу доносилось приглушенное бормотание стражников "Лилии" и чей-то раскатистый храп.
Я лежала на боку, судорожно сжимая горловину абаны; пропитанная холодным потом одежда неприятно холодила тело. Левая рука, откинутая в сторону во сне, отозвалась неприятным покалыванием, когда я попыталась пошевелить ею; ко лбу прилипли пряди волос, а горло царапало сухим наждаком.
Поморщившись, я перевернулась на спину и полежала немного, тяжело дыша и приходя в себя. Что это было? Кошмар? Они перестали мучить меня несколько месяцев назад. Тогда что же? Все выглядело настолько реальным...и Сокол...
Я хрипло вздохнула и инстинктивно вытерла ладонью лицо, липкое от пота. Пальцы нащупали две подсыхающие полоски на щеках. Неужели я плакала во сне?
Неужели Сокол даже после смерти продолжает что-то значить для меня?
Я резко села на кровати и принялась лихорадочно стягивать с себя абану. Пропитанные потом вещи, касаясь кожи, вызывали во мне брезгливую дрожь и неприятные воспоминания, от которых отчаянно хотелось избавиться.
Швырнув одежду на ближайшую кушетку, я натянула первый попавшийся под руку халат, взъерошила волосы и принялась жадно пить холодную воду из хрустального графина, заботливо поставленного кем-то на прикроватный столик.
Вода немного отрезвила меня и прояснила сумбур, прочно поселившийся в мыслях. Ночные страхи стали понемногу съеживаться, отступая в глубину комнаты и растворяясь в ней. Постепенно неистовое биение сердце стало ровнее, замедлило ритм и перестало отдаваться в горле; на смену деревянной скованности от пережитого ужаса пришло быстро усиливающееся желание немного размяться, выйти из комнаты, подышать полной грудью и хорошенько обдумать кое-что.
* * *
Двери нашей с Дарсаном комнаты выходили в открытую галерею, с балюстрады которой открывался вид на внутренний двор "Лилии небес" — изысканный многоуровневый сад, с миниатюрными прудиками, полными экзотических рыб, аллеями фруктовых деревьев и изящными статуями. Во время дневной экскурсии я не успела толком разглядеть и оценить кропотливую работу дворцовых садовников, и сейчас мне представилась именно такая возможность.
Втайне радуясь, что рядом нет калифа с его неизменными высокопарными речами и непонятными обидами, я облокотилась о перила галереи, поплотнее запахнула халат (ранаханнские ночи отличаются той особой прохладой, которая приходит в жарких странах на смену дневному палящему зною) и устремила взор вниз, на буйство цветов, кустарников и низеньких деревьев.
В серебристо-молочном свете убывающей луны сад казался хайанской акварелью, нарисованной на тончайшем шелке; казалось, только дотронься до него рукой — и пропадет волшебное очарование. Каскадом звезд белели внизу цветы сумеречной гайаты — растения с невзрачными листьями, но огромными, похожими на фижмы алдорских придворных красоток, цветами. Они распускаются только после захода солнца и неистово благоухают, приманивая ночных бабочек.
Тончайший, нежный аромат гайаты окончательно успокоил меня и подарил ощущение умиротворения. Я глубоко вздохнула и подняла голову, с наслаждением любуясь таким родным куполом неба, чей бархат был усыпан — уже настоящими — звездами.
Повинуясь внезапно нахлынувшим эмоциям, я стала тихонько напевать старую моряцкую песенку, услушанную когда-то от Одноглазого Тома:
-На краю мира мерцает одинокий маяк,
Хозяин оставил его тлеть,
Даря несбывшуюся надежду...**
-Вы не спите, Каэррэ-хэннум? — внезапно раздался позади голос.
Я поперхнулась, откашлялась и сердито сказала, не оборачиваясь:
-Капитан Коннар, неужели дворцовый этикет позволяет так бесшумно подкрадываться и пугать гостей?
Рядом со мной возникла массивная фигура северянина: капитан облокотился на перила и тоже задумчиво уставился на сад. Я попыталась украдкой рассмотреть его: он сменил парадную бежевую дисдасу, отороченную серебром, в которой щеголял днем, на приеме калифа, на более простую, черную, и теперь удивительно напоминал огромного ястреба, приготовившегося схватить добычу. Его огромный рост вновь пробудил во мне совершенно не нужное ощущение хрупкости и беззащитности, однако, на сей раз, я не чувствовала перед ним ни малейшего укола страха.
-Я простой воин, хэннум, — меж тем, сообщил капитан, то ли умело притворяясь, то ли действительно не замечая моих взглядов, — все эти условности и правила...мне платят за то, чтобы я охранял безопасность дворца, а не извивался в ненужных церемониях.
Неожиданно я почувствовала невольную симпатию к наемнику и позволила себе слабую улыбку:
-Похвально.
Капитан повернул голову и пристально посмотрел на меня, прищурив чуть раскосые темные глаза:
-Вы не ответили, хэннум. Что вы тут делаете? Не хотелось бы поутру недосчитаться столь важной гостьи.
Я обезоруживающе развела руками, стараясь говорить не выдавать охватившего меня напряжения:
-Вы угадали, капитан: мне не спалось. Тяжело засыпать в незнакомом месте. Вот я и решила, что небольшая прогулка по свежему воздуху отлично поспособствует улучшению сна...могу ли я считать, что мы пришли к единому решению?
Капитан тряхнул густой гривой черных волос и весело рассмеялся:
-Каэррэ-хэннум, то, что для вас легкая прогулка, для меня — каждодневный обход дворца.
-Были прецеденты? — уточнила я, вспомнив его слова про важную гостью. Капитан вновь улыбнулся; напряжение постепенно начало спадать.
-Это дворец самого важного человека в Ранаханне, хэннум. Здесь нужно постоянно быть готовым ко всему.
Я побарабанила пальцами по перилам балюстрады, и неожиданно вспомнила еще кое-что:
-Капитан Коннар...пока вы не продолжили свой обход, можно вас кое о чем спросить?
Наемник склонил голову, внимательно глядя на меня.
-Днем вы сказали мне странную фразу...мол, я сама не знаю, во что ввязалась, но так и не пояснили, что вы имели в виду. Почему бы вам не сделать этого сейчас?
Северянин медленно развернулся лицом к саду и задумчиво опустил голову; его голос, прозвучавший после непродолжительного молчания, был низким и на редкость серьезным:
-Я повторюсь, хэннум: я воин. Воин не имеет право на ошибочные суждения и выводы, особенно, если речь идет о его нанимателе...однако позвольте дать вам небольшой совет: постарайтесь не проводить много времени наедине с калифом. Он стал странным в последнее время, и...
-Странным? — изумленно перебила я его. Капитан гневно глянул на меня и продолжил:
-Я не могу точно сказать, в чем заключается его странность, это не бросается в глаза, однако мое чутье — а оно меня никогда не подводило, поверьте — в последние полгода упорно твердит, что что-то с ним неладно.
-Исчерпывающее объяснение, — вздохнула я, — только оно как-то не очень вяжется с вашим грозным заявлением.
Ответом мне вновь стал раздраженный взгляд из-под нахмуренных бровей: капитан явно не переносил, когда ему перечили. Он помедлил еще немного, а затем вдруг распрямился, отстегнул что-то от пояса и протянул мне:
-Возьмите это, хэннум. Надеюсь, вам оно не пригодится, но раз вы такая недоверчивая, пусть это будет гарантией вашей безопасности.
Я удивленно рассматривала простые кожаные ножны, в которые был вдет недлинный острый кинжал с рукоятью, причудливо замерцавшей инкрустацией в лунном свете.
-Спасибо, но...
-Считайте это проявлением чувства долга капитана дворцовой стражи, — это было произнесено столь безаппеляционным тоном, что мне не осталось ничего, кроме как принять столь необычный подарок, — носите его всегда с собой. Это мой личный кинжал, поэтому я даю его вам на время; вернете перед отъездом. Спокойной ночи.
Резко закончив диалог, капитан коротко поклонился мне и удалился размашистым, но абсолютно бесшумным шагом.
Я медленно вытянула оружие из ножен и задумчиво провела пальцем по холодному лезвию.
Спасибо за предупреждение, капитан. Похоже, я судила о тебе слишком предвзято...
...уже вернувшись в комнату и укладываясь обратно в кровать, я устало вспомнила, что так и не успела обдумать то, что хотела.
Надеюсь, завтра все пройдет гладко.
Надеюсь, ты не не будешь больше сниться, Сокол.
*амулет видения — морской амулет, в который встроен самоцвет, как правило, кварц или лазурит, позволяющий владельцу видеть достаточно отдаленные от него предметы;
**вольный перевод песни "The Islander" (Nightwish);
Глава 5.
* * *
Белоснежная пена, вздымающаяся вокруг горами, сотканными из мириадов радужных пузырьков, нежно ласкала кожу и благоухала горной розой. Горячая вода, с растворенными в ней ароматическими солями, обволакивала тело и вкрадчиво шептала что-то при малейшем движении. Воздух был насыщен паром, поднимающимся от кипящей воды в специальных чанах, раставленных вдоль изразцовых стен; очевидно, в воду были добавлены какие-то травяные настои потому, что от вдыхания пара голова сладко кружилась, а тело расслаблялось, безвольно погружаясь в пену.
Я полулежала в небольшом бассейне, утопленном в мраморный пол первого отсека — химама — дворцовой бани, опираясь локтями об вызолоченный бортик, откинув назад голову и прикрыв глаза. Мои плечи растирал один из прислужников отсека; другой, низко склонившись,бережно массировал хвойным ароматическим маслом и пензой мои ступни. Я была на верху блаженства; если уж в жизни выпадает шанс почувствовать себя королевой, стяжающей все мирские блага, то тяжелейший грех — от этого шанса увернуться.
До обещанного визита калифа оставалось еще два часа, и я решила использовать их на полную катушку. В конце концов, уже завтра меня не будет в "Лилии", так что нет ничего зазорного в том, что я испытаю на себе все радости восточного гостеприимства. К тому же, по истечении отвратительно проведенной ночи (после беседы с капитаном Коннаром мне так и не удалось сомкнуть глаз), отчаянно хотелось окунуться с головой в воду и смыть с себя все страхи и переживания, жадно тянущие ко мне свои липкие лапы из глубин сновидений...
...Едва дождавшись, когда солнце поднимется над горизонтом, я вызвала Тариба при помощи нефритового свистка, и попросила проводить меня в купальню при дворце. К чести слуги нужно сказать, что он ни единым движением брови не выказал неудовольствия по поводу каприза заморской гостьи рано поутру, и пообещал устроить все в лучшем виде. Таким образом, мне была обеспечена роскошнейшая ванна в химаме, два молчаливых прислужника и множество приятнейших минут, наполненных упоенным блаженством.
Дарсан проснулся, когда я стояла на пороге комнаты, собираясь в купальню. Сонно моргая глазами он выслушал мои наставления относительно дальнейших приготовлений и поплелся одеваться, пообещав сообщить мне, если случится что-то непредвиденное...
...Прислужник закончил с моими плечами и, взяв костяной гребень, принялся неторопливо расчесывать мои волосы. Я глубоко вздохнула, стараясь получше запомнить каждую секунду, проведенную здесь.
Тем временем, в помещение, окутанное душистым паром, неслышно вошел Тариб с подносом, на котором стоял высокий керамический кувшин и чашка. Если бы не привычка всегда быть начеку и отдыхать с полуприкрытыми глазами, я бы испугалась, когда он внезапно возник рядом с нами.
