Ещё одна сказка

Сначала танцевать с доре Тамашем было тяжело. Он не смотрел в глаза и, кажется, постоянно думал о чём-то плохом. Но танцевать хотелось. И тогда я положилась на то, что, несмотря на задумчивость, новый знакомый, уверенно ведёт меня по кругу, и начала сама размышлять. Первая мысль — раз знают о моём прибытии те, кто возлагает на меня надежды, значит, будут знать и те, кто промышляет грабежом. Учли ли это в своих планах доре Марик и ре Гранда? Сумеют ли они защитить меня и детей? Мысль следующая, не совсем связанная с первой: даже отрешившись от всего, довольно энергично двигаясь в танце, я ощущала неясное впечатление, что зала гораздо полней, чем выглядит на самом деле. То и дело я оборачивалась на чей-то взгляд — как чудилось, направленный в упор в мою спину. Правда, старалась оглядываться незаметно для моего партнёра по танцу, который, впрочем, и так был погружён в свои мысли. Правда, спустя пару минут он поднял голову и внимательно всмотрелся в мои глаза:

— Что-то не так, ре Искандра?

Собравшись с мыслями, я ответила:

— Всё не так. И мир другой. И люди другие. И скорость, с которой меня вводят в курс дела, — тоже не так.

— Вы постоянно ёжитесь. Вам холодно?

— Глупое ощущение, что все смотрят на меня.

Доре Тамаш не ответил, а провёл меня по новому танцевальному кругу, после чего нехотя улыбнулся.

— Я был прав. Ваш дар сказывается в ваших ощущениях. Вы чувствуете взгляды тех, кто заинтересовался вами после нашего разговора во время покера.

— Но... — с изумлением начала я и осеклась, когда сообразила, что мужчина имеет в виду. Беседу за столиком могли слышать только те, кто незримо присутствовал рядом. Те самые призраки. Теперь замолчала я, всем телом прислушиваясь к своим ощущениям.

— Не надо, — внезапно сказал доре Тамаш. — Чем вы напряжённей, тем сильней отгораживаетесь от них. Отдайтесь снова танцу — и их взгляды станут гораздо отчётливей. Не сосредоточивайтесь ни на чём — возможно, вы их увидите.

Если честно, своими словами доре Тамаш напугал меня. Мне вовсе не хотелось видеть призраков. Разве что... боязливое любопытство подталкивало. Из чувства противоречия я принялась жёстко вглядываться в танцующих, сидящих у стены, в покеристов, которые без меня и доре Тамаша начали настоящую игру. Потом мы разминулись с парой — Катя и её парень. Я начала размышлять о дочери: как давно она знакома с этим молодым человеком, дружат ли они, или у них всё более серьёзно... И чуть не споткнулась.

Вся зала резко превратилась в чёрно-серое кино. Люди продолжали шевелиться: танцевали, переходили друг к другу, весело беседовали...

Опущенные глаза чёрно-серого доре Тамаша — а за его спиной, держась за то его плечо, которое свободно (здесь так танцевали: женщины держались только за одно плечо партнёра), двигалась следом за ним худенькая черноволосая женщина в длинном лиловом платье. Она была похожа на цветную фотографию, почему-то выполненную на прозрачной плёнке. И тоже танцевала с безучастным лицом и опущенными глазами.

Я смотрела на неё, не в силах оторвать взгляд от тонкого лица, которое застыло в странном выражении: будто женщина, глядя в затылок доре Тамашу, вот-вот начнёт плакать. Внезапно она подняла глаза, и мы встретились взглядами. Продолжая танцевать, женщина подалась ко мне, умоляюще протянула руку через плечо доре Тамаша.

Со всхлипом, которого от себя не ожидала, я отпрянула от этой призрачной руки.

— Что случилось? — очнулся от раздумий доре Тамаш. — Простите, отвлёкся.

Зала облилась разноцветьем, а женщина пропала.

— Это вы меня простите, доре Тамаш, — заставила я себя выговорить. — Кажется, я немного устала. От обилия впечатлений. Вы не могли бы проводить меня на место?

— Конечно-конечно, ре Искандра.

Он предложил мне руку, за что я была ему благодарна. Пожелай он взять меня за руку, чтобы провести к покеристам, он сразу бы заметил, как крупной дрожью трясёт мои пальцы. А так я сумела унять дрожь, заставив пальцы безвольно повиснуть. У столика он меня усадил, но теперь я не хотела даже изображать играющую, а только, снова отговорившись впечатлениями, просто сидела и наблюдала за гостями доре Марика. Потом сумела внятно попросить хозяина дома отпустить меня. Причём Андрей словно почувствовал мою усталость (а может, видел, как я иду с доре Тамашем). Он снова подошёл к столику и не успел слова сказать, как рядом появилась и Катя. Мы быстро договорились с игроками, что уходим, и доре Марик поднялся проводить нас.

Уже в карете, чувствуя себя по-настоящему усталой, я вздохнула:

— Дети, я помешала вам веселиться. Простите.

Двойняшки переглянулись.

— Когда мы собирались, Катя сразу сказала, что долго ты не выдержишь, — отозвался Андрей. — Так что мы заранее предполагали. Не волнуйся.

Волноваться я и не собиралась. Собиралась прятать содрогание, которое всякий раз охватывало меня, когда я вспоминала темноволосую женщину, следующую за доре Тамашем. Кажется, в своих догадках я оказалась права. Доре Тамаш тоже подвергся нападению неизвестных бандитов и потерял либо жену, либо возлюбленную.

Когда мы приехали, Андрей велел нам идти к домику, а сам остался с кучером, которого должен был отпустить, заплатить ему. Подарок от ре Гранды подарком, но, как ещё в карете сын вполголоса объяснил, здесь всё-таки надо платить исполнителю за услугу, если хочешь оставаться на хорошем счету.

Пока мы с дочерью брели к садовому домику, Катя молчала. Но, едва зашли в дом и без слов дружно перешагнули порог в комнату первого этажа, переглянулись и засмеялись. Андрея было решено ждать, сидя в креслах. И я воспользовалась, что сын опаздывает к началу разговора.

— Катя, я как-то не думала раньше, что буду настолько банальной и задам тебе вопрос из наших сериалов: у тебя с этим молодым человеком серьёзно?

— Не знаю, — легкомысленно ответила дочь. — Он думает, что серьёзно. Я же не хочу сковывать себя браком в таком возрасте. Мам, здесь необязательно торопиться с браком. Космин мне нравится. Он хороший и не ведёт себя, как идиот. Старше меня на три года. Но я думаю, мы будем некоторое время дружить, а потом посмотрим.

— Ты рассуждаешь как... — Я озадаченно замолчала.

— Как человек, который хочет осмотреться и получить здешнее образование. Не хочу с бухты-барахты бросаться в замужество.

Я хотела было сказать, что от неё этого никто и не требует, но поняла, что это будут пустые слова. И мы молчали — комфортно и каждая в своих раздумьях, пока не пришёл Андрей. И только после этого я догадалась взглянуть на настенные часы и охнуть. Время приближалось к одиннадцати. То-то я себя чувствовала вымотанной. А ведь назавтра меня ждал фронт работ в саду... Я распрощалась с детьми, которые тоже собирались сразу готовиться ко сну, и поднялась на свой этаж.

Переодевшись в обычное своё одеяние и выключив свет, я немного посидела у окна, с улыбкой вспоминая какой-то домашний бал, где все свои и все доброжелательно ко мне отнеслись. Затем задёрнула шторы и легла прямо в халатике — то ли на втором было прохладно, то ли ночь после танцев оказалась холодней, чем я думала. Укрывшись одеялом, сомкнула глаза... И мгновенно распахнула. Странный звук донёсся снизу, с первого этажа. Мгновенно села на кровати. Прислушалась с тревогой. А потом чуть не рассмеялась: наверное, на улице коты устроили между собой выяснение отношений... Быстро сменяемые чувства прогнали сон. Пришлось лечь и закутаться в одеяло... И снова вскочить уже от отчётливого звука из комнаты детей. Спустя секунды я не то что сбежала — чуть не скатилась по лестнице на первый этаж.

Шестая глава

Лишь в коридоре я опомнилась и возблагодарила удачу и строителей дома, что лестница состоит из толстых ступеней-брусов, впечатанных в бетон. Под ногой они не скрипели, да и торопливого шага бегущего по ним человека почти не слышно. Затаив дыхание и застыв возле двери в комнату, я вслушалась в наступившую тишину. Сразу заходить боялась: а вдруг странные звуки только привиделись-прислышались? Может, ничего не было? И, кажется, мои опасения начинали сбываться. Тишина мягко влилась в коридор, после того как отшуршал мой халатик... Кажется, всё спокойно. Я медленно повернулась назад, к лестнице.

И подпрыгнула на месте.

Из-за двери в комнату и в самом деле послышался короткий звук, который я теперь расценила как стон, будто процарапавший изнутри всё тело острой ледышкой.

Всё, выдержки не осталось. Если что — сама скажу, что приснился кошмар. И рванула дверь к детям.

Полную тьму в комнате косо перечёркивала лишь полоса лунного света из полузакрытого шторами окна. Она ступеньками с подоконника через табурет ложилась только на часть комнаты возле самого окна, но, чтобы разглядеть расположение мебели, хватало и этого.

— ... Катя, Кать!.. Очнись!.. Всё нормально, Катюха, это только сон... Проснись же, Катька, маму разбудишь...

Не раздумывая, я поспешила за правый стеллаж.

Еле разглядела в темноте — и то, только потому, что предполагала увидеть. Склонившись над кроватью, Андрей тряс сестру за руку, беспомощно повторяя одно и то же. Тяжёлое дыхание дочери я расслышала сразу, а потом она хрипло то ли вздохнула, то ли втянула воздух и застонала-заплакала — тоненько-тоненько:

— Ма-ам...

— Я здесь, Катенька!

Андрей выпрямился и тут же отступил к изголовью, а я быстро заняла его место, присев на корточки у низкой кровати. Ладонь на лоб дочери. Температура вроде нормальная, но лоб даже не влажный, а мокрый от холодного пота... Почему же она не просыпается? И что продолжает шептать, время от времени зовя меня?.. И лицо у неё кривится то ли от боли, то ли от страха...

Одеяло сбито к стене. Как и Андрей, Катя в пижаме. Руки судорожно обняли плечи, как будто дочь замёрзла. Но почему тогда откинуто одеяло?..

— Андрей... Давно она так?

— Минут пять. Мам, что с ней?

Только машинально хотела пожать плечами, как дочь что-то зашептала. Слова выталкивались из пересохшего рта горячие и невнятные, но кое-что я расслышала:

— Уходите... Выпустите меня... Выпустите...

— Катя, миленькая...

Я поднялась и села рядом с нею, попыталась, как и Андрей, тряхнуть её, чтобы пробудить от кошмара, который ей снился. Но дочь продолжала шептать, и меня ужасало, что она говорит противоречивые вещи: уходите — но выпустите...

Сын отвернулся на секунды, а повернувшись, приподнял зажжённую свечу. Пламя задёргалось, и по стенам задёргались рваные тени. Я вздрогнула вместе с ними и на какое-то время оцепенела, не в силах отвести от них взгляда.

— Ма-ам... Хо-олодно... — плачуще позвала дочь.

Я машинально расправила одеяло, сбитое в ком у стены, и укрыла дочь, подоткнув, как в детстве, его края под спящую. И только сейчас почувствовала, какая подвальная сырость воцарилась в закутке Кати. Андрей всё так же растерянно стоял рядом со свечой, поэтому я быстро встала и вышла из-за стеллажа. В общей комнате я бы ни за что не поняла бы температуры, не шагни буквально из одной в другую. Да, здесь прохладно, но это прохлада, струёй льющаяся из сада через форточку, пахла яблоневым цветом и пионовой сладостью, но никак не подгнивающим деревом и сырым кирпичом.

— Уходи-уходи-уходи!.. — раздался мучительный крик из-за стеллажа.

В два прыжка вернувшись в закуток, я растерянно замерла. Из-за крика Кати я решила, что Андрей попытался поднять её, но девочка сбросила одеяло на пол и, схватившись за шею, уже не кричала, а хрипела:

— Уходи-и...

Я снова чуть не упала на кровать рядом с дочерью, приподняв — обняла её, горячую, слабую, вздрагивающую. Прижав к себе и качая, только хотела выговорить: "Катенька, успокойся и просыпайся..." Как меня будто ударило: "... сначала глубокой ночью появляются чёрные призраки, способные не только напугать, но и войти в человека, в его сон и свести его с ума. За ними появляются живые, которые убивают..."

Ужаснулась.

"Войти" в его сон. А дочь придушенно кричит: "Уходите! Выпустите меня!"

А если чёрные призраки не просто входят в сон, но и удерживают в нём человека?!

Андрей, хоть и двойняшка, естественно, выше Кати и сильней. Я бережно опустила обмякшее тело дочери головой на подушку, стремительно подняла одеяло с пола и велела:

— Андрей, дай свечу! Быстро! — А когда сын передал мне свечку, скомандовала: — Возьми Катю на руки! Надо вынести её из дома! Быстрей!

— Но мы не одеты... — пробовал было возразить сын.

— Быстро, Андрей! Сюда идут убийцы!

Мой крик словно ударил его. Я успела отступить. Андрей нагнулся к бормочущей и всхлипывающей Кате и легко взял её на руки. Я со свечой поспешила в коридор, где с досадой сообразила, что свеча нас будет выдавать. Потушила одним выдохом. Позади услышала шелест и мягкий шаг босых ног.

— Куда? — вполголоса спросил сын, слегка подбрасывая сестру так, чтобы она легла безвольной головой к его плечу.

Я шагнула было к входной двери в садовый домик — и отшатнулась, едва удержавшись от вскрика.

Пространство коридора стало полупрозрачным, как будто я попала в старое чёрно-серое кино.

Фигурка словно с подсвеченной цветной плёнки вспыхнула передо мной — в человеческий рост, но с раскинутыми в стороны руками. Фигурка знакомая, всё в том же длинном лиловом платье... Времени на страх нет. Уж этот жест запрета я поняла сразу. Мгновенно развернулась.

— Идём через кухню.

— Мам, но... — пробовал было возразить Андрей.

Но я прошмыгнула у него под руками, ближе к стене, чуть не стукнувшись о свисающие ноги Кати. Руки заледенели, когда тот же призрак оказался тут же. Но он мигом просочился сквозь дверь. Пришла в себя быстро, потому что вместе со страхом во мне зарождалась злость, которая подстёгивала двигаться сильно и решительно. Злость на конкретных людей. Но о них я подумаю потом. Сейчас в опасности моя дочь. Мои дети.

Со всевозможными предосторожностями я тихо открыла дверь из кухни, впуская в устоявшийся воздух коридора, закрытого со всех сторон, холодное дыхание сада со всеми его запахами травы и цветов, особенно сильными ночью.

Но сам сад оставался для меня чёрно-серым, с единственным ярко-белым пятном луны. Правда, я глянула на неё лишь мельком. Моим вниманием снова завладела фигурка в длинном платье. Она было поплыла от нас, но резко встала на месте. Быстро вернулась, словно подброшенный ветром сухой лист. Снова поплыла. На этот раз её движения стали резче и нетерпеливей. Её раздражало, что мы такие непонятливые?

Но первым делом я всё же огляделась.

Пусто и тихо, и только сад живёт своей ночной шуршащей жинью...

Кивнув сыну спуститься ос степеней небольшой лестнички, я, наоборот, поднялась и закрыла дверь в кухню. Вернувшись, я со страхом расслышала, как бормочет Катя свои болезненно умоляющие: "Уходите! Выпустите!"

Ладно, из дома мы сбежали, но, насколько понимаю, чёрные призраки, вошедшие в сон дочери, укажут убийцам любое наше место. Так как же спрятаться от них?

Кажется, Андрей думал о том же.

— Тебе сегодня про это рассказали? — прошептал он, становясь ближе ко мне. — А дальше что? Куда нам теперь?