— Серьезное что-то? — тревожно спросила королева. Она тоже была оглушена — тем, что смогла за доли секунды обернуться, ощущением близкой смерти, полета, страшным выражением глаз Мариана, когда она опустила его на мостовую и обернулась сама — и когда он прижимал ее к себе так крепко, что пришлось сдерживать стон. От ее когтей на плечах мужа остались глубокие раны, но он словно не чувствовал боли — молча обхватил ее и не двигался. Раны потом залечил Нории, сам едва держащийся на ногах.
— Серьёзное, — Ани окинула тяжелым взглядом ушедшего вперед Дармоншира и Марину, взглянула на Василину — и та едва заметно опустила глаза. Тоже заметила. И тут же вздрогнула — у Мариана снова зазвонил телефон.
— Боги, — проговорила королева с отчаянием, — только бы плохое на этот день закончилось!
К сожалению, боги ее не услышали.
Глава 4
Иоаннесбург, Магуниверситет, все тот же четверг
С утра семикурсники Ситников и Поляна дисциплинированно, несмотря на каникулы, явились в тренировочный зал. Но лорд Тротт не пришел и на этот раз. Телефон у него теперь был выключен, и Зеркало, которое все-таки рискнули выстроить к нему, уже привычно вздулось пузырем и рассыпалось.
Студенты потосковали, решили не терять время и начали повторять уже пройденное, перемежая упражнения зевками. Все-таки язвительный и безжалостный в обучении профессор являлся куда лучшим стимулом, чем простое "надо".
Через пару часов Матвей заглянул в башню ректора. Секретарь Неуживчивая, увидев его выжидающее лицо, почти сочувственно пожала плечами. И добавила:
— Господина ректора не было еще, Ситников. И не знаю, будет ли сегодня.
— Спасибо, — гулко и невесело проговорил семикурсник. Ему почему-то казалось очень важным сообщить Александру Даниловичу об Алинкиных снах, но деваться было некуда. И время поджимало. Дома у родителей Светланы его уже ждали мать с сестренкой — он должен был попытаться открыть Зеркало в Тафию, а если не выйдет — поехать с ними через городской телепорт. И Ситников с тяжелым сердцем вышел из здания университета, покурил и открыл переход к тете и дяде, пообещав себе вернуться днем и попытаться найти Свидерского снова.
Максимилиан Тротт
Четверка друзей после эпичной драки Мартина с Максом проговорила до раннего утра — сначала Тротт рассказывал о том, что на самом деле случилось с Михеем и ним самим семнадцать лет назад, потом отвечал на вопросы, перешедшие в общие воспоминания. Кофе было выпито столько, что к утру оно стало давать обратный эффект. Первой сломалась Вики — уснула у Мартина на плече.
— Хочешь, оставайтесь здесь, — с трудом переступая через себя, предложил тихо Тротт. — Разложим диван, все равно на нем сидите.
— Ага, — шепотом фыркнул блакориец, повертев сломанной рукой, — запасаешься закуской на утро?
— Не смешно, Кот, — сухо проговорил Макс.
— Еще бы после почти суток бодрствования было смешно, — не смутился барон. — Спасибо за предложение, дружище, я прямо слышал, как твоя мизантропия бьется в истерике, пока ты озвучивал его. Но я откажусь. Вики будет спать в моем доме, понимаешь?
— Нет, — еще суше ответил Тротт. Мартин бросил веселый взгляд на Алекса, допивающего очередную чашку кофе, — тот усмехнулся в ответ, двинул рукой, и перед блакорийцем открылось Зеркало.
— Спасибо, Данилыч, — барон поднял Вики на руки, морщась от ноющей боли в руке, и ушел. А Александр остался. Помог Максу убрать посуду, подождал, пока тот домоет ее. Природник, наведя на кухне идеальный порядок, вернулся в гостиную и снова встал у окна, закурив и недовольно разглядывая потрескавшиеся стены, выбитую дверь, обсыпавшуюся штукатурку.
— Я завтра сам проведу экзамен, — нарушил тишину Александр. — Тебе лучше избегать университета, Макс. Там слишком много дармовой силы.
Тротт скривил губы, подумал-подумал и распахнул окно — в ночь. В гостиной сразу посвежело. Докурил. И только после этого повернулся и посмотрел другу в глаза.
— Нет, Сань. Ты либо веришь мне, либо нет.
— А ты-то сам себе веришь? — поинтересовался Свидерский напряженно.
Макс снова замолчал, раздумывая. И кивнул. Уверенней, чем ощущал себя.
— Я справлюсь, Данилыч.
— Ну хорошо, — Александр поднялся, направился к инляндцу, коротко дернувшему губами — словно предугадавшего то, что он собирается сделать. — Давай проверим тебя, Макс, — Свидерский протянул руку. — Дай мне докачать тебе источники. Если не сорвешься — я успокоюсь и больше не вернусь к этому разговору. Ты по-прежнему мой друг, но я не могу рисковать студентами. И ты это должен понимать.
— А если я тебя опустошу? — едко и зло спросил Тротт. — Готов рискнуть?
— Я — готов. А ты? Уверен, что справишься, или больше не появишься в университете? — в тон ему ответил Алекс. — Ну что? Что решаешь, Макс?
Звенящая пауза, разбавляемая только ледяным ветром из окна и шорохом деревьев. Взгляд глаза в глаза — напряженный, злой. И звучный хлопок, когда Тротт впечатал ладонь в ладонь Александра.
— Качай, — процедил инляндец. И задохнулся от потока хлынувшей в него энергии.
Через несколько минут Александр отпустил руку — резерв Тротта был полон. И Макс, подняв побледневшее лицо с каплями пота на висках, отшатнулся с громким выдохом, сжимая кулаки, окинул Алекса ненавидящим болезненным взглядом и, шатаясь, побрел на кухню. Раздался звук льющейся воды — Свидерский прошел следом и увидел, как друг, сунув руки под воду, умывается, трясет головой, заливая свежую футболку.
— Прости, — сдержанно проговорил ректор МагУниверситета.
— Убирайся, Алекс, — Макс не повернулся, ожесточенно плеская себе в лицо воду.
— Я верю тебе. Теперь верю, Макс. И ты, не терпящий сантиментов, поступил бы так же.
— Возможно, — Тротт выключил воду, достал белоснежное кухонное полотенце и стал вытираться. Повесил его на стул, брезгливо потянул с себя мокрую футболку. — Но проблема в том, Сань, что ты-то не можешь не понимать: моя выдержка сейчас никак не гарантирует, что я не сорвусь в университете. Или на улице. Или на наших очередных посиделках. Ты не Март, который, конечно, больше притворяется разгильдяем, чем является им на самом деле — но ему проще мне верить.
— Я понимаю, — согласился Алекс ровно. — Но теперь я готов рискнуть.
— Спасибо за доверие, — буркнул Тротт зло.
— Не за что, — усмехнулся Свидерский. — Мне пора. Очень надеюсь, что и ты научишься нам доверять, Макс. Тебе стоило рассказать нам обо всем куда раньше.
Тротт покачал головой, посмотрел на свои плечи, забитые защитными знаками.
— Куда раньше, — тон его был едким, — я бы не прошел твою проверку, Данилыч. Увидимся в университете.
Дом инляндца опустел. Он посмотрел на часы — было четыре утра. Спать не хотелось совершенно, и Макс занялся привычным успокаивающим трудом: протер пыль в лаборатории, пропылесосил осыпавшуюся штукатурку. После уборки сделал себе еще кофе — чтобы до занятий с Поляной и Ситниковым поработать еще в лаборатории, — и там-то, на диване перед столом его и сморило.
Проснулся лорд Тротт позже полудня. Непонимающе сфокусировал взгляд на чашке с остывшим кофе, посмотрел на часы и, очень недовольный собой, поднялся.
Экзамен по "основам стихийных закономерностей" должен был начаться через два часа.
Алина
— А бледная-то опять какая, — проворчал Аристарх, оглядывая пятую принцессу дома Рудлог. — И глазища испугаааныя! А что у нас с витой-то? Ой, довела себя, студентка-то бедовыя, до истощения, — он так истошно причитал, что Алинка краснела и одновременно хихикала, — как на ногах-то держишься? А ну быстро сдавать злодею последний экзамен, и потом чтобы на каникулах отоспалась и отъелась! А сейчас наклонись-ка. Ближе!
Алинка, тяжело вздохнув (по правде сказать, ее трясло от страха), послушно наклонилась почти вплотную к каменному глашатаю, и тот звучно поцеловал ее в щеку. Ощущение было такое, будто прохладной галькой провели по коже. В голове немного посветлело.
— На удачу, — подмигнул камен.
— Да не боись, козочка, — заорал сзади Ипполит. — Все ты сдашь! Сама видела, не такой уж и сатрап энтот рыжий! Перевоспитуется помаленьку!
Мимо них спешили Алинкины однокурсники, раздался дружный ор остальных каменов — "пять минут до начала пятой пары" — и она вздрогнула, крепче сжала рюкзачок и обреченно произнесла:
— Все, мне пора...
— Иди-иди, — поторопил ее Аристарх — и принцессу словно подтолкнули теплой воздушной рукой. Алина вздохнула и послушно зашагала к аудитории, ощущая, как сохнут губы от волнения, а внутри все холодеет и дыхание учащается — будто не хватает воздуха.
Одногруппники ее в аудиторию заходили тихо, организованно, все разговоры, звучавшие снаружи, как по волшебству, прекращались за несколько шагов до дверей. Алинка тоже зашла, пискнула "Здравствуйте, профессор Тротт", не удостоилась и кивка — и быстро-быстро поднялась наверх, подальше от него, на самый последний ряд.
Рыжеволосый профессор стоял у окна, сунув руки в карманы синих брюк, и следил за входящими ледяным взглядом. Лицо его по обыкновению было высокомерно-презрительным и вся фигура выражала недовольство. Вот он посмотрел на наручные часы, нахмурился — и словно в ответ на движение его бровей заорали камены, обозначая начало пары, захлопнулись двери аудитории — и на них появились цифры, начавшие обратный отсчет времени экзамена.
— Как вы знаете, мы пишем тест, потом отвечаем на мои вопросы, — проговорил Тротт, обводя взволнованных студентов тяжелым взглядом. В помещении стояла звенящая тишина. — Тесты, — листы с заданиями вспорхнули со стола, начали опускаться перед первокурсниками, — совершенно разные, поэтому списывать бесполезно. Услышу хоть слово — удалю из аудитории. На тест дается час. Приступаем.
Шелест опускающихся листов прекратился. Спланировал один и перед Алиной, и она поспешно схватила его — от волнения в глазах все расплывалось. Засопела, приходя в себя, вчиталась в первые вопросы, быстро пробежала все — и радостно, почти торжествующе хмыкнула:
— Да!
И тут же ойкнула, зажала рот ладонью и с ужасом посмотрела на профессора. В аудитории не могло стать еще тише — но стало. Студенты сжались, не поворачиваясь. А лорд Тротт холодно взглянул на ее ладонь, ей в глаза — и унизительно было от того, что прекрасно он понимал, как она его боится, — обвел взглядом затихших первокурсников, раздраженно стукнул ручкой по столу и снова начал что-то писать в своем блокноте.
О, как она разозлилась! И от злости этой ее полегчало, и стало мерзко, и захотелось прокричать все, что полезло в голову, ему в лицо. Ну как же это? Как можно так обращаться с людьми, что тебя боятся до визга и паники? Разве ему это может быть приятно?
Она сопела и яростно отмечала правильные ответы, почти не думая над вопросами, и через некоторое время полностью увлеклась тестом. Прошел первый десяток минут, полчаса... принцесса недовольно ежилась — в аудитории явно холодало. Но Алина этого не замечала. Рука еще выводила ответы, а сознание уже погружалось в странный транс. Внутри за какое-то мгновение разлилось холодное тянущее ощущение, кожу стало покалывать, а она все писала и писала, не замечая ничего вокруг. Пока не стало слишком поздно.
Профессор Тротт покрутил запястьем — его еще покалывало от недавней дружной вибрации сигнальных нитей Вики и Мартина. Правда, длилась она какие-то мгновения, почти сразу после того, как началась пара, а затем нити снова пришли в состояние покоя. Он на всякий случай периодически касался их — но нет, никакой опасности больше не ощущалось, все были живы. Сказав себе, что обязательно свяжется с друзьями после экзамена, он переключил внимание на аудиторию.
Студенты шуршали ручками, не поднимая глаз, и Макс, убедившись, что никто не оказался достаточно глуп, чтобы списывать, достал свои записи по текущим проектам, начал набрасывать формулу усиления настойки для ночного зрения.
Прошло минут сорок, когда в висках резко запульсировала кровь, и Тротт отчетливо почувствовал давление темной сущности. Глубоко вздохнул, переживая краткое головокружение, и сжал зубы, потому что запел, зашептал внутри дикий голод — как вчера, когда Саня испытывал его, — и подернулся воздух вокруг студентов белесым сиянием, и сразу ощутимо стало, какое количество энергии течет по старым стенам университета и сосредотачивается в его основании, под ногами.
Макс пережил этот приступ, выровнял дыхание, закрыв глаза. Похожее уже случалось, когда темные во главе с Чернышом пытались открыть проход в нижний мир — и потом, когда начали появляться устойчивые цветки-порталы. С этим он умел уже справляться. Усилил щиты. И только решил, что все закончилось — как голод рванулся изнутри с такой дикой силой, что он почти потерял сознание. Сжал кулаки, впиваясь ногтями в ладони, выдохнул, приходя в себя, открывая глаза, и вздрогнул.
Студенты обмякали, с глухим стуком один за другим валились лбами на столы, свешивались со стульев, соскальзывали на пол. А в аудитории истошно пиликала сигналка и с каждой секундой становилось все холоднее.
Неужели все-таки выпил? Но как? Ничего не почувствовав?
Сверху раздалось тонкое восклицание — и он поднял голову. И замер.
За столом, недоверчиво оглядывая засыпающих однокурсников, сидела Богуславская. Аура вокруг нее пылала яркой тьмой, знакомой, родной тьмой — и именно к ней, не к нему, текла дымка энергии ее однокурсников и разноцветные струи стихий со стен аудитории. Принцесса явно видела их — коснулась одной, прерывисто вздохнула, перевела на Макса сияющие ядовитой зеленью глаза и с ужасом, жалобно прошептала:
— Профессор... профессор Тротт... что же со мной происходит?
Тротт пришел в себя, рванулся к ней из-за стола, создавая обратный щит — а ее вдруг затрясло, бросило на пол, и Алина застонала, корчась на верхней ступеньке, обхватывая себя руками. Аура ее будто взбесилась, полыхая то тьмой, то огнем — они сплетались, вгрызались друг в друга, и все сильнее и сильнее тянулись к ней потоки энергии.
— Помогите... — простонала она со слезами, поворачиваясь к нему с каким-то детским отчаянным доверием... — помо... ааааааааааааа!
Тонкий крик прервался — девчонка судорожно задергала ногами, глаза ее закатились — и Макс, взбегающий по ступенькам, бросил на нее обратный щит, отсекая каналы подпитки, накрыл плотными куполами спящих студентов. Принцессу выгнуло дугой, щит дернуло изнутри, будто под ним произошел взрыв — но он держался, и инляндец опустился рядом с девчонкой, прижал пальцы к ее вискам — чтобы усыпить, позволить пройти странно болезненную инициацию во сне. То, что это была именно инициация, он понял сразу — именно так должна была выглядеть пробудившаяся темная аура.
Но подавить Богуславскую ментально он не успел. Она снова распахнула глаза, согнулась, зарыдала прерывисто, хватаясь за него, царапая, и голос ее повышался, срывался:
— Больно, больно, лорд Макс, помогите! Пожалуйстаааааа!
По глазам полоснуло вспышкой тьмы — и Макса отшвырнуло назад, в стену аудитории над доской. Дверь в помещение распахнулась — Тротт, упавший вниз, увидел изумленного, сверкающего щитами, сжавшего мощнейшую Ловушку Алекса. Успел еще усмехнуться — его ведь пришел нейтрализовывать, — когда по аудитории пронесся еще один радиальный выброс энергии, снесший обратный щит над принцессой, выбивший из Макса дыхание. Загудели, завыли старые стены университета, и от них со всех сторон к Алине хлынул такой мощный поток стихий, что ее тоже впечатало в стену — и камень вокруг от радужного марева, от плотности заворачивающейся и всасывающейся в девушку энергии начал обугливаться. Вокруг нее полыхнуло тьмой и огнем, так, что ее на несколько секунд перестало быть видно — и все в одно мгновение стихло, будто в принцессе всего на секунду открылся вакуум, всосавший силы, равные резерву сотни старших магов — и схлопнулся, швырнув ее обратно на пол.
