Провинция Эмилия была опустошена войной. Города разграблены, жители разбежались кто в Апеннины, кто в Аримин, Равенну и другие хорошо защищённые крепости. На почтовых станциях в Фавенции и Цезене гонец обнаружил лишь пустоту и разорение. Ему приходилось питаться запасами и на каждой станции давать коню отдых. Лишь Аримин, ключ к Равенне, удерживали римские войска и гуннские союзники. Здесь наконец-то удалось поменять коня на свежего. Оставался последний 33-мильный перегон до Равенны, отрезок Попилиевой дороги по перешейку между лагуной и Адриатическим морем.

Из крепостной стены выходил наружу конец керамической трубы. Вода из неё не текла. И не лилась. И тем более не сочилась. Она хлестала — да с таким напором, какого не увидишь и в городских водозаборах под акведуками. И уже довольно давно, судя по тому, какой густой травой обросли лужи. Козы и овцы блеммиев основательно объедали эту траву, но она росла и росла.

Маркиан поглядел на трубу, пожал плечами и прошёл через беспечно распахнутые ворота во внутренний двор.

Он сразу увидел источник дыма и того странного шума — глухого, частого, равномерного стука — который ему никогда не приходилось слышать ранее. Над колодцем посреди двора вместо обычного купола нависала неописуемая конструкция из гигантского бронзового котла, труб, колёс, ременных передач, снующих вверх-вниз поршней и бронзового столба, который уходил куда-то в глубины земли и непрерывно вращался.

За машиной наблюдал коренастый мужчина с нечёсаной головой, грязный и закопченный, как кузнец. Он бросил беглый взгляд на Маркиана, безразлично сказал по-гречески:

— Здравствуй. Я Лонгин, механик. Аммоний сейчас выйдет, — и снова принялся следить за кожаным цилиндрическим мехом, который сам по себе то вздувался, то опадал.

— Что это такое? — поинтересовался Маркиан, обходя и разглядывая машину.

— Героникон. — Механик больше не смотрел в его сторону.

— Что ж, благодарю, — сказал Маркиан. — Героникон! Это всё объясняет. Теперь всё совершенно понятно. Где вы берёте дрова для топки?

— Не дрова. Нафта. — Механик кивнул куда-то в угол двора.

— А-а, нафта! Конечно! Как я не догадался? Чем ещё, как не нафтой, топить героникон?

Лонгин не удостоил его объяснением, и Маркиан пошёл посмотреть сам. Короткий проход спускался в полуподвал, где обычно в таких крепостях располагался резервуар воды. Здесь под низким сводом какая-то жидкость плескалась и маслянисто блестела в слабом свете из двери — но судя по отвратительному запаху тухлятины, не вода.

— Лонгин! — позвал Маркин. — Можно огоньку посветить?

— Спятил? Уходи оттуда! — Механик наконец-то вышел из равновесия. — Какой к воронам огонь? Это же нафта! Вся крепость взлетит на воздух!

— Всё-всё, я понял. — Маркиан вышел из подвала и перевёл дыхание. — Ты делаешь воду этой машиной?

— Не делаю, а добываю из-под земли, — презрительно отозвался Лонгин. Мех, за которым он следил, вдруг раздулся до предела, фаллически напрягся; Лонгин поспешно повернул какой-то рычаг, отчаянно засвистел пар, мех вновь опал. — Качаю из второго водоносного слоя, дотуда руками не добраться... А вы зачем пришли? — впервые проявил он хоть какой-то интерес. — Хотите разогнать нас?

— Просто выяснить, что здесь происходит.

Маркиан похаживал по двору, рассматривая всё новые вещи странного вида и загадочного назначения. Что это за громадная куча шкур, сшитых друг с другом? Что за лодка с кольцами и цепями, будто у подвесного светильника? И почему у неё вместо вёсел нечто кожаное, складное, похожее на крылья летучей мыши? Что за труба с драконьей головой?

— Не так я представлял себе блаженное убежище ушедших от мира философов, — заметил Маркиан. — Лонгин, ты так и не собираешься мне ничего объяснять?

— Мой Маркиан! — донёсся сверху знакомый голос. По лестнице во двор спускался, прихрамывая, седовласый старик в сильно поношенном плаще философа. — Маркиан Злоязыкий! Какая встреча!

— Я больше не такой злоязыкий, — Маркиан приветливо улыбнулся. — Жизнь отучила. Здравствуй, учитель! Я тоже рад тебя видить.

— Я не сомневался, что власти рано или поздно о нас узнают. — Аммоний с чувством обнял его. — Но, конечно, не рассчитывал, что пришлют моего бывшего ученика — да ещё одного из любимых. Благословение богов! Пойдём. У тебя, конечно, много вопросов.

— Вот уж точно. — Вслед за Аммонием Маркиан поднимался по каменной лестнице без перил на второй этаж, в бывшие казармы. — Значит, это и есть Софиополь?

— Между собой мы не употребляем это название. Это больше для привлечения агентов в миру. Нам нужны преданные люди, и для них мы изображаем тайную секту с грандиозными планами, но поверь, мы не намерены ни захватывать власть над миром, ни строить платоновское государство справедливости. Мы просто собираем знания. Собираем книги.

— Прости, но ты лукавишь, учитель. Если вы перед непосвящёнными строите из себя тайную секту посвящённых, то вы и есть тайная секта посвящённых. Пусть даже вы невинные собиратели книг...

— Взгляни сам. — Аммоний распахнул дверь

Анфилада казарм опоясывала крепостную стену изнутри на уровне второго этажа — одинаковые комнаты с голыми серокаменными полами и сводами. Насколько хватало глаз, до самого поворота анфилады все стены от пола до потолка занимали книжные стеллажи.

В каждой маленькой ячейке-клетушке лежали торцами наружу несколько свитков, иные в кожаных футлярах, иные просто перевязанные ремешком, и с каждого свешивался ярлык с названием.

— Да, впечатляет, — сказал Маркиан. — Больше книг я видел только в библиотеке Фемистия в Константинополе. Что здесь? Философия? — Он пригляделся к ярлыкам свитков. — Гераклит, Анаксагор, Демокрит, Аристотель... "Лаконская полития", "Персидская полития"... Парменид, Эпикур, "Жизнь Пифагора" Аристоксена... Ладно, я всегда был слишком приземлён для философии. — Он перешёл к следующему отделу стеллажа. — Историки! А вот их я люблю! Геродот, Фукидид... ну, это не редкость... ого, ничего себе, логографы! Гекатей, Гелланик... Ктесий, Иероним из Кардии, Тимей из Тавромения, Феопомп, Полибий... полный Полибий? И Посидоний? И полный Диодор Сицилийский? Довольно редкие книги! — Он с удивлением и каким-то новым уважением глянул на Аммония. — И латиняне! Ты же всегда презирал латинскую литературу? Так, посмотрим, "Начала" Катона, "История" Саллюстия, "О моей жизни" Корнелия Суллы... Тит Ливий, Тит Ливий... ты что, собрал вообще все декады Ливия? "История этрусков" и "История пунийцев" императора Клавдия... "Германские войны" Плиния Старшего... Тацит... Плутарх... "Скифика" Дексиппа... Дион Кассий... Берос... Манефон... "Анналы Тира" Менандра... А это что? География? Эратосфен, Страбон, карта мира Агриппы, "Перипл" Пифея, "Путешествие к гипербореям" Аристея Проконесского... или это уже отдел поэзии? Ага, вижу, Гомер, Гесиод... киклики... Алкей, Сафо, Архилох... "Дионисовы тетралогии" Эсхила... ладно, в сторону поэзию... "Милетские истории"? Лукиан? "Сатирикон" Петрония? "Об искусстве любви" гетеры Элефантиды с картинками? Не ожидал от тебя! А это что? — Следующие полки были забиты не свитками, а пергаментными книгами-кодексами. — "Законы двенадцати таблиц", Ульпиан, Гай, Папиниан, "Сенатские постановления"... ладно, пропустим, для меня нет ничего скучнее права. — Маркиан остановился у следующего стеллажа, тоже с кодексами. — А здесь у нас? Библия Семидесяти, еврейская Библия, какая-то самаритянская Библия... Евангелие от Марка, от Матфея, от Луки... от Никодима? Что? Какого ещё Никодима? Евангелие от Фомы? От Филиппа? От Марии Магдалины? От... кого? Иуды Искариота?! Боже! Симон Маг? Валентин Гностик? "Житие апостола Мани"? Аполлоний Тианский? Гермес Трижды Величайший? "Книга тайн природы"? "Книга двенадцати камней Афродиты"? "Египетские мистерии" Ямвлиха? "Заклинания какодемонов"? "Против христиан" Цельса? А здесь? — Маркиан дёрнул за ручку закрытого шкафа — единственного закрытого — но дверь не поддалась.

— Здесь запретное, — тихо, но внушительно сказал Аммоний.

— Запретное? А здесь не запретное?! — Маркиан ткнул в полку с апокрифами и магическими книгами. — Боюсь и предположить, что ты держишь там! — Он перевёл дыхание. — Нет слов, просто нет слов. Учитель, у меня пересохло в горле от пыли. Не хочешь ли угостить меня завтраком и рассказать ещё что-нибудь? Потому что я бы не сказал, что у меня совсем не осталось вопросов.

Они свернули из библиотеки в анфиладу казарм вдоль северной стены. На столе уже стояли скудные яства: миски с вяленой козлятиной и капустой, кубок с водой.

— Прости, что оторвал тебя от завтрака. — Маркиан сел и глотнул из кубка. Вода слегка отдавала нафтой. — Откуда все эти книги, учитель?

— В основном те, что я спас из библиотеки храма Сераписа, — Аммоний сел за стол, но не притронулся к еде. — Когда христиане разгромили его восемнадцать лет назад. Остальные собираем по одной. Сейчас много обнищалых учёных распродают библиотеки по дешёвке.

— Даже если по дешёвке, это стоит целого состояния. — Маркиан с трудом прожевал жёсткое мясо, запил водой. — Откуда деньги?

— Тут вблизи другой заброшенной крепости, Зоалиса, раньше был золотой прииск. Его давно выработали, но наш рудознатец Арефий нашёл способ добывать золото из бедных руд с помощью ртути. Много не намыли, но на книги пока хватает.

— А нафта?

— Вначале покупали у арабов на Красном море, а теперь сам добываем. Есть ещё одна крепость дальше в сторону гор, Старая Гидревма. Арефий предсказал по каким-то своим признакам, что там должна быть нафта под слоем воды. Лонгин вторым герониконом пробурил скважину — так и вышло.

— Что ж, я начинаю понимать вашу экономику. — Маркиан отодвинул пустую миску. — Мясо вымениваете у блеммиев за воду, это понятно. А овощи?

— Выращиваем сами. Пойдём, покажу.

Они вышли на лестницу. Героникон во дворе всё ещё пыхтел и чадил, Лонгин похаживал вокруг.

— Ладно, это не так важно, — сказал Маркиан, поднимаясь за Аммонием по крутым ступеням. — Я не понимаю главного. Зачем прятаться в пустыне? Давиться блеммийской козлятиной, машинами добывать воду?

— Мы не собираемся оставаться здесь вечно. — Ноги Аммония в ветхих пальмовых сандалиях шаркали по ступеням перед глазами Маркиана. — Это перевалочный пункт. Потом переедем, мы ещё не решили куда — может быть, в Счастливую Аравию, Эфиопию или даже Индию...

Они поднялись на плоскую крышу третьего этажа, что примыкала к куртине крепостной стены. Здесь стояли ящики с землёй, в них зеленели капустные кочаны, кудрявились огуречные заросли, торчали стрелки лука. Ещё один пожилой софиополит поливал из лейки грядку гороха. Бросив на Маркиана опасливый взгляд, он отошёл с лейкой подальше.

— Почему нельзя было устроить такую же библиотеку в Египте или любой другой римской провинции? — спросил Маркиан. — И жить по-человечески?

— Рим падёт, — просто сказал Аммоний. — Мы для того и затеяли всё, чтобы мудрость не погибла под его развалинами.

Они подошли к парапету стены и остановились. Вид на холмы, изборождённые оврагами в резких утренних тенях, был безотраден — ни травинки, только бурый камень и белый песок.

— Я не верю, что Рим падёт, — сказал Маркиан. — Тебе ли не знать, сколько раз ему пророчили гибель? Да, сейчас непростые времена, но разве лучше было после Адрианополя, или при тридцати тиранах, или при триумвирах, или когда Ганнибал стоял у ворот, или галлы под Капитолием? Мы всегда вставали и шли вперёд.

— Если человек много раз болел и каждый раз выздоравливал, это не значит, что он никогда не умрёт.

— Но и не значит, что умрёт именно сегодня. — Маркиан медленно двинулся по куртине вдоль парапета.

— К сожалению, мы точно знаем, что именно сегодня. — Аммоний шёл рядом, отстав на полшага.

— Откуда можно такое знать, да ещё и точно?

— Пророчества. Не смутные и расплывчатые, как у дельфийской пифии или кумской сивиллы, а ясные, недвусмысленные, много раз подтверждённые.

Они дошли до северо-восточной башни, что выступала круглым балконом из куртины. Свернули, неторопливо продолжили прогулку по восточной стене.

— Книги в запретном шкафу?

Аммоний промолчал.

С восточной стены было видно, как суходол расширяется и переходит в плоскую, как море, равнину странного красно-розового песка. Ни один след человека или животного не бороздил его однообразную рябь. Насколько хватало глаз, не было видно даже костей и кайрнов. Красно-розовая пустыня стелилась в лучах утреннего солнца до самых гор, размытых пыльной мглой, и там, вдалеке у подножия гор, поднимался ещё один тонкий дымок.

— Это, наверное, ваш Арефий качает нафту вторым герониконом, — сказал Маркиан и, не дожидаясь подтверждения, спросил: — Можешь удивить меня примером удачного пророчества?

Аммоний разгладил бороду.

— До тебя уже дошла весть, что Британия оставлена войсками? Что Гонорий предписал британцам защищаться от пиктов и скоттов своими силами?

Маркиан глянул на него удивлённо.

— Олимпиодор только позавчера принёс эту весть. Когда ты успел узнать? Или?...

— Или. — Аммоний удовлетворённо кивнул. — Пророчество. Мы много лет назад знали, что в этом году Британия будет оставлена. И ещё. Эта весть дойдёт до Египта лишь через месяц, но мы знаем, что 24 августа Рим пал. Его взяли готы Алариха. Знаем тоже давно. Империя рушится, Маркиан. Впереди тёмные века. Но мы хотим сохранить хоть что-то из наших знаний как некое основание, фундамент, на котором в лучшие времена построится новый Рим. Может быть, не в Италии, может, вообще на другом краю Ойкумены...

— Откуда взялись пророчества? — сухо спросил Маркиан.

— Я не могу сказать. А если бы мог, ты бы не поверил.

— Хорошо, не буду настаивать. — Они дошагали до юго-восточной башни, постояли, двинулись по куртине южной стены. — Учитель, я люблю тебя, уважаю и хочу добра. Но то, что ты говоришь о каком-то новом Риме, пахнет изменой. Я здесь не один. Мне придётся доложить о том, что я видел и слышал. Я обойду самые щекотливые моменты, но если власти решат, что вы преступники — я при всём желании не смогу тебя защитить. Я постараюсь затянуть дело, а вы уезжайте как можно скорее в свою Индию или Аравию. И ещё. — Маркиан улыбнулся и смягчил тон: — Мне причитается небольшая взятка за это заступничество. Не будешь возражать, если я возьму книгой?

Аммоний остановился, и Маркиану тоже пришлось встать и развернуться к нему.

— Ты ведь родился во Фракии? — спросил Аммоний. Он щурил глаза от солнца, и трудно было прочесть что-то на его дряхлом лице.

— Неожиданный вопрос. Я родился в Ремесиане, это Верхняя Мёзия недалеко от границы Фракии. А почему тебя это заинтересовало?

— Возраст подходит, — вместо ответа сказал Аммоний задумчиво. — И ты сын военного, не так ли? Но не простого солдата?

— Да, мой отец Эмилий — сенатор, был комитом и наместником, но выдвинулся при Валенте из младших офицеров. Простым солдатом был мой дед. К чему ты ведёшь?

— Пророчество гласит, — сказал Аммоний, всё так же щурясь, — что василевсом Востока после Феодосия станет воин и сын воина, незнатный, родом из Фракии, примерно твоего возраста, по имени Маркиан.