Живые статуи

— Пока никак.

— Но ведь что-то должно быть. Вы пробовали кровь зверей?

— Да, пока толку не было. Как бы не доигрались мы.

— Но ведь что-то в них должно быть.

— Однозначно есть.

— Дьявол! Что же мы не так делаем? — в этом восклике показалось что-то знакомое.

Где-то вдалеке послышался приближающийся лай собак. Оба человека повернули туда головы, на мгновение замерли.

— Нужно уходить.

— Иди, а мне нужно найти свою невесту.

От этих слов сердце пропустило удар. Пришло узнавание того голоса. Герман!

Стало мерзко. Что за эксперименты они проводят? На животных или людях? А может и тех и других? И эта встреча тайная, под прикрытием охоты. Значит, свидетеля, то есть меня, заставят замолчать. Каким только способом? Тут же отправят под венец и запрут где-то или убьют? А может в монастырь?

Боже, прошу, сделай так, чтобы меня не заметили. Вспомнила про лошадь — только бы не заржала.

Мужчины вскочили в седло и разъехались по разным сторонам.

А я замерла, не зная, что мне делать?

Лай собак приближался. И единственное, что мне сейчас хотелось, чтобы никто не узнал про то, что меня потеряли.

Прислушалась, вроде поблизости никого. Медленно стала двигаться в ту сторону, где привязала лошадь. Но той и след простыл. Как же так?

Я обшарила всю округу — ничего. Отчаяние готово было захлестнуть меня. Холод уже пробирался под шубу.

Внезапно ощутила фыркание у моей шеи. Медленно поворачиваюсь — всадник.

Перед глазами всё поплыло. И я просто стала оседать.

Очнулась от того, что щёки пекло огнём.

— Пришла в себя? — мужчина стряхнул снег с перчаток, которым растирал мне лицо. Голос показался мне знакомым.

Я отшатнулась, но меня удержали.

— Где твоя лошадь?

А у меня от страха поджилки трясутся и слова вымолвить не могу.

Поняв, что от меня ничего не добиться, меня перекинули через плечо, а потом через спину лошади.

Можно было б закричать, но что это дало б?

Лошадь тронулась, потом послышался едва слышимый свист моего похитителя. Неподалёку заржал конь. Мы ещё какое-то время скакали куда-то, потом резко остановились. Меня стянули вниз и поставили на ноги.

— Твоя? — спросил мужчина. — Олеся! — он прикрикнул на меня.

Меня встряхнули за плечи.

И только сейчас до меня стало доходить, что не этот голос я слышала совсем недавно, хотя полной уверенности в этом не было.

— Будет плохо, если Герман тебя увидит со мной, поэтому ноги в руки и вперёд!

Меня усадили на лошадь, после чего натянули поводья, направляя животное вместо меня.

Лай собак был совсем близко.

— Олеся! Соберись!

А в следующее мгновение выскочили собаки, в погоне за лосем, потом показались и всадники. Мой провожатый издал странный свист, и лошадь мою понесло.

Не успела я оглянуться, как рядом уже скакал Сашка. Как груз с плеч! И я уже натянула поводья, пытаясь остановить скакуна, приходя в себя. Столько событий навалилось разом.

Охотящиеся погнались за собаками, я справилась с управлением лошадкой и остановилась.

— Ты где была? — спросил он тихо.

А на меня вдруг страх накатил. Что если Герман узнает, что меня не было с братом и заподозрит неладное?

— О, милая, в этой темноте ничего не видать. Хорошо, что светать начало, — сказал подъезжающий к нам Герман, от чего тело сковало ужасом. — Всё в порядке?

— Да, просто лошадь вдруг понесла Олесю, всё хорошо, — ответил за меня брат, забирая мои поводья.

— Олеся, на тебя лица нет. Думаю, с тебя охоты хватит! Поехали в усадьбу! — предложил женишок, только прозвучало это как приказ.

Я умоляюще взглянула на брата. Он кивнул, и мы все трое тронулись, развернув лошадей.

Глава 9

По возвращении домой Герман устроил помолвку официальную, пусть и в кругу моих домашних, а также родственников Лизаветы, от чего мне легче не стало. А вот своих родственников он не привёл, словно был единственный представитель своего рода. Мог ведь хотя бы близких друзей пригласить, или таковых не имеется? И куда ж меня батюшка отдаёт? С одной стороны это даже хорошо, что не будет какой-нибудь свекрови, которая может "пилить", или ещё братца, ведущего праздный образ жизни и проматывающего целое состояние. А с другой — по сути мой род от меня отрекается. Да, родители и братья, скорее всего помогут, но дальше рассчитывать на помощь не стоит. У всех свои семьи, свои дети. Любящих бабушек-дедушек у меня не было.

Свадьбу договорились справлять через два месяца, опять же, моим мнением никто не интересовался. Отец сам обо всём договорился, в том числе и моём приданом.

И я уж подумывала сбежать из дому. Меня так это всё угнетало, что я рассматривала разные варианты. Единственное — не хотелось, чтобы родители беспокоились. У отца слабое сердце, он такой новости может и не вынести.

— Олеся, — матушка постучала в мои покои. Видеть никого не хотелось, но и обижать ни в чём неповинную родительницу и по-настоящему близкого мне человека, не желала. Совсем скоро замуж выйду. Как знать, куда судьба меня занесёт, и позволит ли муж видеться с родными, если будем жить неподалёку?

Пришлось собрать все расстроенные чувства в кулак, натянуть улыбку и впустить её.

— Да, матушка.

— Выпьем чайку?

К горлу подкатил ком слёз, но я сдержалась, кивнула.

— Не сердись на него, — начала она разговор, когда слуги принесли чай и сладости, оставив нас наедине.

— Легко говорить. Вы ведь по любви поженились. А я ощущаю себя вещью, которую хотят подороже продать, — обиженно сказала я и тут же пожалела о вылетевших словах. Правильно говорят: слово не воробей, вылетит — не поймаешь.

— Да, по любви, но знаешь, родители наши были против. Особенно его матушка.

— Ты разве была из бедной семьи?

— Нет. Поначалу даже велись переговоры между нашими семьями о том, чтобы породниться, пока его матушка не увидела нас на приёме. Мы тогда не замечали никого и ничего вокруг. А после этого его матушка сказала, что породниться не выйдет.

— Но почему? — я была возмущена.

— Из-за чувств.

— Не понимаю, — я правда, не могла этого понять. Неужели моя бабка была такой жестокой и ненавидела чистые чувства? Да, в высших кругах не принято жениться по любви, лишь холодный расчёт. Но ведь всякое бывает, и по любви замуж выходят, и со временем чувства приходят. Да и если к холодному интересу примешиваются чувства — что здесь плохого?

— Павел тогда разозлился и подговорил меня на побег из дому. Мы тайно обвенчались, а потом просто предстали вначале перед моими родителями, а потом его матерью.

— И что было?

— Крику много. То есть мои-то в принципе не возражали, в итоге предложили, пока всё не наладится, пожить у них. Но не долго. Всё же жена уходит в семью мужа, а не наоборот. Поэтому мужу через пару дней пришлось идти к матушке. Коротая меньше переживала из-за исчезновения единственного сына, чем когда узнала о нашей выходке, тут же схватилась за сердце и слегла.

— Отчего? Притворялась?

— Вряд ли. Она тогда не сказала всю подоплёку её запрета, вот только нам запрещалось показывать какие-либо чувства на людях, лишь холодность и вежливость, не более того. И лишь на смертном одре меньше, чем через год, призналась, что над их семьёй висит рок. Все союзы заключаются исключительно без любви, лишь холодный расчёт. В лучшем случае кто-то из супругов погибнет, в худшем — род вообще прервётся, а это недопустимо.

— Хотите сказать, что даже со временем супруги не могут полюбить друг друга? — я просто не могла не спросить.

— Олеся, мне кажется, это всё байки. Устоявшееся мнение и вера в этот самый рок. Просто у бабки помутился рассудок, когда она потеряла любимого мужа.

— Значит, она всё же любила.

— Да, что там произошло, толком никто не знает. Вот только Павел не знал своего отца. Спустя много лет он познакомился с Ипполитом Николаевичем, к которому привязался, он и заменил ему отца. Но это уже после женитьбы и на твои крестины его впервые пригласили в наш дом, до того как он ни старался завлечь его к нам в гости, толку не было. Но не суть. Тогда твоей бабки Ольги уже не было, она не дожила даже до рождения Александра. Всё молилась и просила Господа отвратить неизбежность. Святой отец чуть ли не поселился у нас, и вмешивался во все семейные дела. Поэтому когда свекровь умерла, мы все вздохнули с облегчением.

— Зачем Вы мне это рассказываете, матушка? — я понимала, что когда-то наступило бы мгновение, когда мне бы поведали это, но почему именно сейчас? Неужели отец надоумил, чтобы я не вздумала учудить что-то.

— Я хочу, чтобы ты сама решала свою судьбу, а не отец, который в последнее время ведёт себя слишком подозрительно и начинет чудить не хуже своей матери. И если ты останешься с Германом, то по собственной воле.

В следующее мгновение матушка встала, взяла меня за руку и потянула куда-то. Мои покои немного загибались перед гардеробной.

Я хотела спросить, куда идём, но матушка прислонила палец к губам, прося молчать.

Ещё одна тайна? Это казалось интересным.

Меня провели в гардеробную, закрыли за нами дверь, после чего матушка стала искать что-то меж платьев и нарядов.

Взяла мою руку и ею нащупала выступающую панель. Нажала на один из углов. Послышался глухой звук отодвигаемой двери. Подуло холодом и сыростью.

Я недоумённо поглядела на матушку. Мол, что ты хотела этим сказать? Она показала пальцами, словно идёт. Раздвинула одежду и показала на открывшийся в стене чёрный проём. Потом вновь нажала на ту же панель, и дверь с тем же звуком закрылась. Матушка задвинула одежду, как и было. Намекает на побег? Может и стоит воспользоваться открывшейся возможностью, тем более, что родительница меня на это благословляет?

Мы вышли из гардеробной, пошли вновь пить чай в мою гостиную, продолжая ничего не значащий разговор о свадебных торжествах. Матушка умела щебетать, разрешая не отвечать, а погружаться в свои мысли.

Потом время уже было позднее, и мама собралась уходить. А мне просто безумно захотелось её обнять. Знаю, уже не маленькая, но я ведь скоро выпорхну из гнезда.

И я последовала своему желанию, на глаза вдруг выступили слёзы.

— Милая, ты чего? — удивилась родительница.

— Матушка, скажите, а если я всё же воспользуюсь вашей подсказкой, с батюшкой ничего ведь не случится? Помнится, когда я пропала в детстве, у него тогда первый удар случился, — отец никогда не жаловался на здоровье, но в последнее время он сдал. Особенно после смерти Ипполита Николаевича.

— Не переживай, всё будет хорошо. Я в это верю, и ты верь! — мама отстранилась, убрала с моего лица выбившийся локон и потрогала мою щёку. — Пусть Господь благословит тебя, дитя моё!

С этими словами она ушла, уступая место пришедшей готовить меня к вечернему туалету горничной. А я вышла в коридор и долго смотрела ей вслед, пока она не скрылась за поворотом. Раздался стук в дверь. Гости в столь поздний час? Это было странно. Но к батюшке иногда приходили с ночным визитом, особенно в последнее время, и нам это жутко не нравилось. Поэтому я отринула нехорошее предчувствие, прочно засевшее где-то внутри.

Горничная Матрёна расчёсывала мне волосы, расплетая их после приёма в честь помолвки, после которого причёска так и сохранялась. И завистливо вздыхала.

— Ты чего вздыхаешь?

— Эх, мне бы такую жизнь. Жениха-красавца, как Герман Олегович, живи припеваючи!

— Ты серьёзно? — я повернулась к ней, желая видеть её глаза не в зеркальном отражении, а вживую.

Матрёна кивнула. У меня после ухода матушки настроение чуточку приподнялось, всё же мне дали и другой выход из затруднённого положения, и я уже не чувствовала себя запертой в клетке.

— А что, стан у меня не хуже вашего, — она выпятила не маленькую грудь. Я окинула её взглядом и встала с пуфа.

— Ну-ка, ну-ка, давай поглядим, — я обошла её вокруг, прикидывая, придётся ли моя одежда впору. — Раздевайся, снимай свою одёжку.

Горничная уставилась на меня во все глаза, но поняв, что я не шучу, сняла передник и платье, оставшись лишь в грубой исподней сорочке.

Я же влезла в свою гардеробную и достала свою ночную сорочку и халат.

— Надевай, — протянула я.

Девушка была в растерянности. Нерешительно сняла оставшуюся одёжку да дрожащей рукой потянулась за принесенной мною.

— А как же манеры? — спросила я, оглядывая уже одетую Матрёну.

— Добрый вечер, сударыня, — она отвесила небольшой реверанс.

Ну вот, а я и забыла, что слуги-то и манеры все знают, небось ещё и над нами потешаются, изображая из себя хозяев, пока мы не видим. В другое время я возможно бы рассердилась на эту дерзость, но сейчас меня это позабавило.

А я взялась за расчёску и принялась расплетать её волосы, как ещё недавно она мне делала.

— Знаешь, тут кое-чего не хватает, — я глядела на неё в зеркало и наконец-то до меня дошло. Украшений. Ну что ж, это можно устроить. Хотя я не любитель надевать их на ночь, но пусть девушка почувствует себя королевой сегодняшнего вечера.

Я подошла к шкатулке, стоящей на другом столике и стала перебирать украшения, стараясь подобрать их в тон ночного одеяния.

— Как тебе? — спросила я, подводя её к зеркалу, что было во весь мой рост. Сама же стала рядом. Лицо у Матрёны было попроще, но сейчас, без косметики и с распущенными волосами, а также без украшений (крестик и медальон, спрятавшийся в груди не в счёт), я уступала королеве сегодняшнего вечера. Мы были похожи, правда, глаза у неё были карими, волосы чуточку длиннее, только в свете ночных свечей особой разницы заметно не было.

— А теперь потрудись да помоги мне облачиться в твою одежду, — сказала я. В глазах девушки промелькнуло на мгновение странное выражение, хоть мы и были одного роста, но словно она смотрела на меня сверху вниз. Мол, кто тут хозяйка, ты или я? Но уже в следующий миг была лишь покорность.

Ох, как бы потом жалеть не пришлось. Зря я затеяла эту авантюру. Матушка б такой поступок не одобрила. Всё же она считала, что слуги — есть слуги. И они многим пользуются с барского плеча, чего не скажешь о тех же крепостных. И давать им больше свободы не стоило, потому что они начнут наглеть. Но я вспомнила, как ещё недавно она рассказывала о своём безрассудстве молодости и показала мне другой выход. Хотя, может, вслух бы и не сказала, но в душе могла и поддержать.

Матрёна беспрекословно выполнила всё, что я просила, после чего ждала указаний.

— До утра будешь мною, только веди себя соответственно. И чтобы манеры были на высоте и мне потом не пришлось краснеть за "своё" поведение. А я побуду тобой. Надеюсь, не сильно заметно, что я — не ты.

— Нет-нет, не заметно, — возразила встревоженно она, вызывая у меня улыбку.

— Точно не жалеешь?

— Нет! — вымолвила слегка поспешно, точно боялась, что я передумаю.

— Как знаешь. Тогда... — я задумалась на секунду о своей новой роли, — изволите ложиться, сударыня, — решила, что естественнее будет, если я покину хозяйские покои как полагается.