— Так надо сынок.
— Я не хочу.
— Это не зависит от нашего желания или нежелания. Это удел царей.
— Отец! Брат...
— Так надо, — Вильмор взглянул на подавленного молодого человека и мягко сказал, — Я знаю, что тебе тяжело и непривычно. Но та, что была Властительницей Страны морского берега, выбрала в наследники тебя. Очевидно, она видела в тебе достойного.
— Я был тогда восьмилетним мальчиком!
— А Мелисандра была великой, могущественной колдуньей, имевшей дар видеть истинную суть вещей. Видишь ли... мой мальчик, если она сочла возможным оставить на тебя свой народ, значит, ты сможешь. Не смотря ни на что.
— Хорошо, — голос Алексиора был тих, едва слышен, — Я постараюсь быть достойным.
— Иди сынок, подготовься. Сегодня днем весь Версантиум придет поздравлять тебя.
Алексиор пошел к себе, приводить себя в порядок, уверенный, что быть царем отнюдь не самая лучшая доля, а Вильмор вернулся к своим делам, посмеиваясь в усы:
— Ох, и глупая пошла молодежь...
* * *
Царица с утра была предоставлена сама себе, ибо у всех кругом сумасшедшая масса дел. Суета во дворце отлично способствовала приведению ее плана в исполнение.
Сначала надо найти слепую. Онхельма решила не рыскать по всему замку, в поисках чернявой пигалицы, которая, по словам прислуги, вечно где-то прячется, как будто не может, как все нормальные слепые, сидеть в своей каморке. Она запустила поисковый вестник. Через пару минут царица уже знала, где искать Евтихию. Та была в своей любимой беседке у самого обрыва. Онхельма еще поразилась, за каким чертом эта девчонка лазает в такие опасные места?! Да еще перед самым началом церемонии, спрашивается, как она будет добираться обратно. В спешке? Определенно, хочет укоротить себе жизнь!
Царице не хотелось, чтобы пол дворца увязалось за ней, ей надо было посмотреть на слепую вблизи, поговорить с ней. А для этого, встреча должна была быть один на один. Поэтому она просто применила отвод глаз, и спокойно прошла мимо стражи. Они смотрели на нее, но не видели, как она вышла и пошла в сад.
Прекрасного дворцового сада уже коснулась осень, листва пожелтела и стала облетать. Поделенное мраморными дорожками пространство, плотно засаженное различными растениями, напоминало лабиринт, все дороги которого вели к морю или к дворцу. Густое зеленое буйство жасминовых зарослей, совершенно не просматривалось летом, но осенью сад постепенно освобождаясь от листьев, становился прозрачным. Вот и небольшой мыс, выдающийся в море, по краю которого парапет из коротких белых мраморных колонок, объединенных двумя мраморными поясами. А на самом выступе — увитая виноградом беседка. Сочные сладкие гроздья, их никто не собирал. Это для тех, кто найдет в беседке отдых, да еще для птиц.
Да, слепая была там, сидела в беседке и смотрела на море. Онхельма хотела подойти незамеченной. Но девушка сказала, даже не оборачиваясь:
— Добрый день, государыня.
Странно, ведь царица старалась не шуметь, да и вообще, откуда девчонка узнала? Но прятаться не было смысла.
— Откуда ты знаешь, что это я? — начала она вполне дружелюбным тоном.
— Духи, госпожа. Ваш запах.
— Хммм...! — что ж, это может служить объяснением.
Онхельме надо было поговорить, узнать обо всем, что связывает эту слепую пигалицу с Алексиором.
— Красивое место, — отметила царица.
— Да, я люблю здесь бывать, отсюда открывается великолепный вид на море.
Онхельма пожала плечами: какой вид, она же слепая? А вслух спросила:
— А скажи, прости мое любопытство, ты слепая от рождения?
— Нет, я ослепла в восемь лет в результате несчастного случая.
— А... — так значит, девчонка имела представление, что за вид открывается отсюда.
Царица решила, что довольно общих фраз, пора переходить к основным вопросам.
— Ты давно знаешь царевича? — спросила она веселым тоном.
Слепая кивнула:
— Давно, сколько себя помню.
— И вы дружите с детства? Так?
— Да, — просто ответила слепая.
— У него сегодня день рождения, ты приготовила подарок? Ты собираешься идти на праздник?
— Да, Ваше Величество, но я отдала ему свой подарок еще три дня назад, — странное удовлетворение прозвучало в голосе слепой девушки, но царица не стала задумываться над этим.
Есть дела поважнее. Онхельма потеребила слегка подсохшую, но невероятно сладкую виноградину, висевшую на грозди прямо рядом с ее лицом.
— Я слышала, он хотел на тебе жениться? — осторожно, стараясь не выдать своего интереса, спросила царица.
— Кто вам сказал, Ваше Величество?
— Вильмор. Эээ... Государь.
— Государь... Ну, раз государь сказал, значит, это правда.
Тут слепая повернулась к царице лицом. Та стала с жадным любопытством ее разглядывать. И что? Что он мог в ней найти? Тощая, мелкая девчонка, лет, наверное, 15-ти от силы. Чернявая. Разве что глаза, большие черные... Но так эти глаза слепые! С какой стати такому красивому молодому мужчине, как Алексиор, хотеть на ней жениться?! Здесь что-то не так...
— Слушай, девочка, извини за нескромный вопрос, а он тебя любит?
— Да, любит. И я люблю его.
Онхельма подумала, что вероятно, Алексиор испытывает к слепой жалость и ложное чувство заботы. Только зачем? Зачем ему это надо?
— Тебе известно, что Алексиор наследник, что он станет царем?
Евтихии очень хотелось послать эту назойливую даму куда подальше, но она решила остаться вежливой, а потому просто кивнула.
— Надеюсь, ты осознаешь, что не годишься на роль царицы?
— Отчего же? — девушке стало обидно от того пренебрежения, что сквозило в голосе Онхельмы, — Красота не так уж и важна для жены царя. Гораздо важнее преданность.
— Идиотка, — фыркнула про себя царица, — Это женская красота-то не важна для мужчины?!!
Впрочем, чего удивляться, она же слепая. Алексиор почему-то считает себя обязанным на ней жениться, видимо из жалости. Подумать только, на всю жизнь связать себя с этой слепой дурнушкой! Погодите-ка... А может не из жалости? Может он считает себя обязанным, потому что спал с ней? Хмммм... Вполне может такое быть. Вряд ли слепая стала бы особенно кочевряжиться. Для нее должно быть счастьем, что кто-то мог ее захотеть...
А может... Черт побери! Наверняка она сама заманила парня в постель! А теперь он чувствует себя обязанным на ней жениться! Черт... Ну, от этого заблуждения его можно легко избавить, надо только все правильно объяснить. И тогда парнишка будет свободен.
А Вильмор уже стар, долго не протянет...
Тут губы слепой странно искривились, Онхельме даже в какой-то момент показалось, что та читает ее мысли. Почему-то стало не по себе. И словно в подтверждение она услышала тихий голос:
— Ты никогда не поймешь его и не сможешь добиться от него любви.
— Что? — не поняла Онхельма.
— Не надо потчевать его приворотными зельями, он все равно тебя не полюбит.
Онхельме вдруг стало страшно, а потом, когда поняла, что она, могучая колдунья, страшится эту ничтожную слепую чернавку, ее охватил дикий гнев.
— Да как ты смеешь?! Ты вообще знаешь, кто я?
— Знаю, — так же тихо ответила слепая, в этот момент белая голубка, сидевшая до того среди виноградных лоз, оплетающих беседку, слетела ей на руку, — Ты Онхельма, вернее Беатриса Кройфельт, колдунья и пятикратная вдова, похоронившая пятерых престарелых мужей, ныне супруга государя Вильмора. Нечестная супруга, замышляющая измену.
Онхельма шарахнулась к выходу и сдавленно вскрикнула от неожиданности. А слепая продолжала:
— Могла бы хоть выбрать кого-то другого, старику было бы не так больно. Но ты выбрала его младшего брата, которого он любит как сына. Да, я забыла, ты еще и беременна. Кстати, ребенок, которого ты носишь, мальчик.
Онхельма, слушая тихие слова слепой, произнесенные спокойным тоном, постепенно приходила в ужас, волосы зашевелились у нее на голове, она пятилась и пятилась задом от беседки.
— Кто ты?! Откуда... Откуда тебе известно?!
— Что? Что ты собираешься уморить нашего царя?
Колдунья ведь даже не сообразила, как это произошло. В нее словно вселился кто-то другой, кто действовал за нее. А она...
Просто защитная реакция. Просто девчонка слишком много знала, слепая была опасна. Она просто защищалась...
Невиданной силы сгусток энергии сорвался с ее рук и ударил в скалу, на которой стояла беседка. От мыса откололся кусок, и вместе с беседкой и частью парапета обрушился в море, похоронив Евтихию.
А Онхельма рухнула на землю в изнеможении.
Она этого не хотела, она правда не хотела... Но слепая была опасна... Она знала слишком много... Она правда не хотела... Это кто-то другой!
Все случайно вышло...
Случайно вышло... Но как хорошо вышло... Хорошо!
Что-то поселившееся в Онхельме неподдельно обрадовалось такому повороту событий. Да она могла быть злой, хитрой, мстительной, изворотливой, похоронила пятерых старых мужей и собиралась похоронить шестого. Но она еще никогда никого не убивала! Тем более так! Но как хорошо, а главное, как удачно вышло!
Сейчас надо просто успокоиться, привести себя в порядок и возвращаться. Она как раз успеет вернуться вовремя.
А кольцо-манок теперь будет звать царевича голосом Евтихии!
Извращенно. Тонко и извращенно она отомстит этой малолетней дурехе, посмевшей оскорбить ее. Пусть даже и после смерти! Бедняжка Алексиор, будет слышать голос, но никогда и ни за что не найдет свою слепую зазнобу!
Царица удовлетворенно расхохоталась, в последний раз взглянула вниз и ушла.
* * *
Волны пенились и кружились водоворотами среди камней, что насыпало на месте обрушившегося куска скалистого берега. Тело Евтихии вынесло водой и перекатывало с камня на камень, вода начала окрашиваться ее кровью. Еще немного и его совсем разобьет об острые обломки. Только белая голубка, ее подружка, все вилась рядом, как бы желая сказать: 'Здесь, здесь ее ищите. Ищите, пока не поздно'.
А было поздно, потому что все были заняты на празднике, и никто Евтихию не искал. Никто и не знал, что ей могла грозить опасность.
* * *
Но у произошедшего были свидетелями. Духи. При этом присутствовали почти все. Нириель зло взглянул на Сафора:
— Видишь теперь, ЧТО набирает силу? Видишь?! И как ты собираешься с ЭТИМ бороться?! Что, будешь продолжать не вмешиваться?
— Главное, что ты смог оплатить долг жизни, — ответил Сафор, пытаясь высокомерием прикрыть замешательство.
— Долг жизни?! Посмотри, во что это вылилось! Посмотри!
— Хорошо! Не ори! Я пойду к Морфосу. Спрошу...
Нириель дернулся и выкрикнул в сердцах:
— Раньше надо было совета у него спрашивать! Раньше!
— Замолчи!
— А то что? Убьешь меня?
Сафор не ответил, а Нириель махнул рукой и метнулся к голубке, вившейся над телом девушки. В его глазах стояли слезы.
— Проклятая судьба! Смерть всегда забирает лучшее, что у нас есть! — водный был молод, совсем юн, он еще не успел привыкнуть к потерям.
Глядя на него, Сафор мог бы сказать, что не из прихоти решил никогда не вмешиваться в дела людей, не иметь среди них привязанностей, просто не хотел больше боли. Мог бы поведать, что тоже приходилось пережить смерть и страдания тех, кто был ему дорог.
Нириель, видя, что окровавленное тело его маленькой человеческой сестрицы прибой скоро вконец размочалит о камни, простер руку и то, что от нее осталось медленно погрузилось на дно. А потом он негромко позвал:
— Пойдем, Евтихия, пойдем со мной.
Голубка прилетела на его зов, в сторону фиордов они направились вместе.
Глава 15.
Праздник шел уже несколько часов. Все действительно было очень красиво и Алексиору даже неожиданно понравилось. Оказывается, его в городе так любят...
Подарки несли все. Друзья, родственники, преподаватели и наставники (ослепительная улыбка Антионольфа, когда он расхваливал таланты царевича, просто затмевала солнце!), простые горожане, ремесленники, моряки, даже наемники и стража, даже трактирщики! Даже Нильду видел! Она была немного бледна, но улыбалась во весь рот. Робко подарила белую фарфоровую кружку, расписанную замысловатыми синими узорами. Голубыми драконами и белыми птицами.
Он успел шепнуть:
— Откуда достала?
Девчонка подмигнула и хихикнула:
— А, из страны Ши-Зинг. Товары оттуда везут сначала сушей, потом морем. Ты же знаешь, мой дед контрабандист...
В самом конце, после всех свои подарки делали царь с царицей. Вильмор произнес несколько остроумно-наставительных фраз и подарил ему корабль. Алексиор от восторга и от неожиданности на время утратил дар речи, разглядывая стоящую в порту красавицу-каравеллу под белыми парусами.
— Называть ее будешь сам, — услышал он.
— Я назову ее 'Евтихия', — он и не задумывался, как назвать свое новенькое судно, слова сами слетели.
При этих словах легкая тень набежала на прекрасное лицо государыни, а потом тень сменилась странной улыбкой. Она взяла Вильмора под руку и что-то ему шепнула на ухо.
Алексиор собирался прямо сейчас бежать в порт, но Вильмор остановил парня, возвращая его к действительности:
— Завтра. Это подождет.
Вслед за припадком эйфории к Алексиору вернулась тревога, в который раз за сегодняшний день юноша испытал беспокойство, он со вчерашнего дня не видел свою невесту. Оставалось только успокаивать себя мыслью, что его девушка не любит толчеи и шумных мероприятий. Что увидится он с ней вечером. Расскажет, сколько подарков ему надарили, а она по привычке будет смеяться над тем, что он любит подарки как маленький, а потом возьмет его руку и увидит все его глазами. Его новый корабль. Он ее непременно на нем прокатит... Завтра же!
Царевич улыбнулся своим мыслям и взглянул на брата. А его большой брат Вильмор отошел в сторонку со словами:
— А теперь подарок от царицы.
Естественно, народ радостно заволновался, приготовившись услышать, что скажет их любимая государыня. А та удивила всех. Обернулась к мужу и спросила:
— Можно мне объявить?
Вильмор прикрыл глаза и кивнул. Ярко блеснули глаза Онхельмы, когда она сказала во всеуслышание, обращаясь к толпе, наполнявшей площадь перед дворцом:
— Сегодня нашему царевичу Алексиору исполнилось 18 лет. По закону нашей страны он теперь совершеннолетний. Мой муж, государь Вильмор и я, — она слегка помедлила, — Объявляем, что ровно через год наследник Алексиор примет власть и будет коронован на царство. А потому я дарю ему символ царственной мудрости.
И одела на палец Алексиора кольцо с сапфиром.
Народ не совсем понял и слегка заволновался, тогда выступил старый царь Вильмор:
— Говорю вам сегодня, народ Версантиума, что во исполнение воли моей покойной супруги, урожденной Властительницы Страны морского берега, Мелисандры, наследником престола является наш приемный сын Алексиор. Теперь он достиг достаточной зрелости, чтобы принять царство. А этот последний год дается ему, чтобы успеть насладиться свободой, ибо дела государства ему просто не дадут вздохнуть. Зато, избавившись от короны, наслаждаться свободой буду я!
