Класс отщепенцев

— То есть?

— Вспомни вчерашнее занятие по рунам. Господин Транн не пытался делать вид, что мы — самые обычные студенты, как это принято на всех остальных занятиях. Он не пытался впихнуть в нас стандартную программу или приравнять друг к другу... Есть и другие, кто не пытается, хотя и в меньшей степени, но главное — они все равно не выходят за пределы академического курса азов. Им запрещено. Запрещено учить нас магии. Этот эксперимент провалился с самого начала, просто тогда ни у кого не хватило духу признать ошибкой задумку кого-то из вышестоящих шишек — поэтому нас не разогнали. Но это не значит, что о нас забыли. Для них наилучшим решением будет пропустить нас через себя, как через пищеварительный тракт. С тем же результатом в финале. И тут же о нас забыть. А вот учить проклятиям или боевой магии... Они предпочтут ботанику — вреда меньше.

— Ну, это им так кажется... — уверенно сказала Дуча.

Группа молча брела в сторону следующего занятия. Сказанное старостой не было в новинку, но, по крайней мере, никто не думал до сегодняшнего дня, что от них будут избавляться именно таким образом. Жестокие контрольные — это вызов. Вызов их воле, вызов интеллекту. Вызов им как личностям, от которых нельзя просто отмахнуться. Они не ожидали пренебрежения... Пренебрежения, за которым последует вполне логичное пожимание плечами на выпускном экзамене, дескать, что еще взять с этих нелюдей... Вон, давали им лучших преподавателей, а в итоге... Пшик...

— То есть, по их мнению, мы ничего не можем? — возмутился Голан.

— Не "не можем", а "не должны". Чувствуешь разницу? По мнению людей, мы должны выращивать цветочки! — буркнул Баргез.

— И еще ставить им на сцене "Ромуна и Джуну"... — в тон ему поддержала Налинна.

— Будет им "Ромун и Джуна"... Животики надорвут! — мрачно пообещал Лоувель. — Друххук, побудешь венчающим священником?

— А как же! — осклабился орк. — Спляшу и спою в лучшем виде, да и узоры нанесу, как перед первой битвой!..

Следующим занятием шла теория магии — вечное проклятие всех без исключения студентов с первого и до последнего курса всех специальностей. Неизвестно, есть ли в природе такая нарочная закономерность, но почему-то все предметы подобного рода читаются настолько монотонным и заунывным голосом, что на первый план выходит бесконечная борьба со сном, и только на втором остается понимание услышанного. И, прямо скажем, понять это сложно даже на более бодрую и свежую голову. Видимо те же законы обязуют формулировать бесчисленные постулаты теормага самыми расплывчатыми и абстрактными формулировками, дабы избежать, не приведи создатель, даже намеков на оспаривание нерушимых основ.

Это занятие не являлось исключением из общего правила. Исключением являлся состав слушателей — теормаг читался сразу всему потоку в специальной аудитории, сравнимой с амфитеатром.

Обычно отщепенцев старались не смешивать с другими группами даже на поточных занятиях. Уж очень разница бросалась в глаза, притом речь идет не о цвете кожи и длине ушей. Обычные студенты Академии, за редким исключением, брались за ум только курса с третьего, когда их растасовывали по специализациям. Природные склонности брали верх над природной же ленью, и в головах элиты человечества медленно начинал двигаться учебный процесс, скрипя проржавелыми шестеренками так, что за стенкой слышно. Трудно поддерживать статус элиты, когда всякая шваль стремиться лихо обойти на повороте... Но на теормаге этого можно было не опасаться, просто особо впечатлительным на зевки орков рекомендовалось не смотреть.

— И если рассматривать величину магического давления как векторную сумму вступивших во взаимодействие сил, а не как скалярную, то становится очевидным, почему теорема Лариссера, долгое время господствовавшая в разделе магического давления, неверна. Косвенно это предполагали такие ученые, как Анулфер, Брокс, Трессер и Самдорк, но доказать это аргументировано они не сумели, приводя в основном в качестве доказательств эмпирические наблюдения. Кайзаннер же вывел конкретную формулу воздействия. Особо следует обратить внимание на параметры взаимопоглощения чар, так как именно от этого зависят конечные величины, входящие в уравнение. Итак, запишем... — и скрип мелом на специальной доске. Тут не признавали объемных иллюзий, применяемых некоторыми преподавателями для лучшей визуализации. "Традиции — наше все!" — гласил девиз теормага, и в душе даже самых закоренелых консерваторов разгоралось пламя революции.

Что характерно, вырвавшиеся из тенет теормага студенты были всегда так счастливы, что готовы признать братом любого ближнего. Даже гнома. И даже Тридрилл предпочитал спокойно перевести дух, а не воспользоваться столпотворением в своих сомнительных целях. Вот и говорите потом о бесполезности теоретических предметов — ни одно чудо мира больше на это не способно!

* * *

Сегодня столовая была открыта. Видимо, вчерашнее расследование дало положительные результаты, и сегодня здоровью учащихся ничего не угрожало... Только что-то не видно четвертого курса ботаников... Видимо, сами опасаются стать жертвами несварения, ну или еще какой напасти...

Кормили тут весьма прилично — вынужденная необходимость, когда слишком большое число посетителей может прямо пожаловаться вышестоящим инстанциям на качество обслуживания. Цены же радовали своей умеренностью — прекрасный пример заботы короны если не обо всех подданных, то о лучшей их части. Злые языки любили пошутить, что по мнению Академии, хороший волшебник — толстый волшебник, ну или что на самом деле магические знания поступают с пищей, но делали это в четверть голоса — шутить о волшебниках довольно опасно. Они почему-то не понимают юмора в этих шутках. А в ответных шутках волшебников с выпадением волос и зубов, падежом скота и падением уважения в обществе слишком большой упор делается именно на корень "пад", что, видимо, никому кроме волшебников по каким-то сугубо лингвистическим причинам не смешно...

Обычно в столовой было шумно и весело — обсуждали тут все, что угодно, и никаких особых запретов на шум не действовало. Но сегодня столовая бурлила явно сильнее обычного.

— Что случилось? — Друххук решил не искать тонких путей овладения истиной, а попросту обратился к сидящим за крайним столиком. Вид нависшего над ними рослого мрачного орка почему-то не способствовал аппетиту учащихся, а расцветки мантии не позволяли вот так сразу отшить любопытствующего простолюдина (пардон, простоорка), так что, проглотив застрявший в горле комок, сидящий за столом юноша ответил:

— Третий.

— Что, "третий"? — вот и утверждайте потом, что орки не любят поговорить...

— Третий человек загрызен на Закатной улице этой ночью... — выдавил из себя юноша, поражаясь своей словоохотливости.

Отщепенцы переглянулись. Новость, конечно, та еще, но у них имелись и более неотложные дела — надвигающийся, словно людская кавалерия, праздник осеннего равноденствия. Хотя, видит небо, отщепенцы бы предпочли отправиться на поиски неведомого проглота.

— Так что мы будем готовить на этот треклятый праздник? — задал вопрос вопросов Струк.

— Историю о Ромуне и Джуне, — спокойно ответил Сержи, сцепив руки и откинувшись на спинку стула.

— Ну... В смысле, что мы с ней сделаем? — не унимался гном. В его представлении любая нормальная история должна содержать в себе пару хороших драк на топорах, угарную попойку и, желательно, поход развеселой компанией куда-нибудь с целью поотрывать кому-нибудь чего-нибудь. Тут допустимы варианты, дабы истории не были похожи одна на другую... Любимая людьми история о Ромуне и Джуне хоть и содержала в себе парочку ключевых элементов — ну, дуэль там, бал... Но все оно было какое-то... Аляповатое. С кучей столь любимой людьми мишуры, отвлекающей от сути процесса. И что за смысл в вечеринке, когда обязательно нужно вырядится в какой-то костюм, но при этом нельзя притащить с собой топор? Что вообще за вечеринка без топора?! Короче, в понимании гнома история о Ромуне и Джуне требовала серьезной корректировки, дабы ее можно было показывать в приличном обществе.

— Ничего особого делать не будем, — скучающим тоном ответил Сержи, пребывая в мыслях где-то очень далеко. — Текст этой пьесы давно канонизирован, роли расписаны вплоть до мельчайших жестов, костюмы эпохи не подлежат изменению... Не думаю, что стоит тут особо мучиться и с чем-то мудрить. На мой взгляд, достаточным будет просто грамотно распределить роли...

* * *

Декан был безмерно рад, когда заявившаяся к нему Налинна затребовала из бездонных запасников Академии весь антураж для предстоящей постановки. С одной стороны это говорило о том, что группа все же втянулась в студенческую жизнь, а с другой гарантировало, что ничего эти дьяволята там не напортачат.

Обычно нехитрый реквизит для студенческих постановок участники изготавливали сами под свои конкретные нужды, но если и был в запасниках любого учебного заведения некий универсальный набор предметов для постановки, то это был набор для пьесы о Ромуне и Джуне. Который, впрочем, легко трансформировался в декорации для празднования "Дня короны" или любого другого великосветского сборища. Каноны поведения и запросов высшего общества менялись нечасто. Так что неудивительно, что в распоряжении отщепенцев оказался набор хоть и слегка поеденных молью, но все же практически аутентичных нарядов аристократической элиты.

— Ну и красотища! — со вздохом приговаривала Дуча, перебирая ворох платьев.

— Тебе из такого платья можно целый гардероб нашить. — С неожиданной теплотой ухмыльнулся Баргез, с трудом примеряя на себя элегантный черный камзол. Им с Дучей предстояло сыграть в паре...

— Да... Но все равно они будут смотреться на мне в лучшем случае как чехлы... Вон как твой камзол на тебе отлично выглядит! — в голосе Дучи чувствовалась обида на судьбу за несправедливое разделение фигур в природе.

— Я буду чувствовать себя ненамного лучше тебя, поверь. Не забывай, что для орков костюм — абсолютно маловажный атрибут, в отличие от оружия... А мне придется прыгать по сцене с этой зубочисткой! — орк с презрением, но аккуратно (чтобы не сломать) пнул валяющуюся на полу декоративную рапиру.

— Да... Пожалуй... — Дуча смирилась с превратностями судьбы. Если она в роскошном платье и с высокой прической просто будет посмешищем, то орку грозит несмываемый позор... Впрочем, все это меркнет в сравнении с предстоящим им диалогом, от которого в бессильной ярости сгорят старейшины обеих рас, узнай они о таком кощунстве.

— Все-таки в этой истории что-то есть... Такой острый конфликт предрассудков... И такой глупый... Но чтобы преодолеть их, нужно действительно потерять самое дорогое... Вот и говорите потом об эпохе чистого разума, когда самая любимая история людей повествует о чувствах...

* * *

Сюжет известной всем без исключения пьесы не был оригинальным. Его эксплуатировали великие сказители древности без опасения быть уличенными в плагиате, ибо свои творения они представляли на суд суровой публики за тысячу лет до рождения бессмертного шедевра. Ученые мужи, заработавшие это звание как раз за доскональное изучение одной небольшой пьесы, могли назвать минимум с десяток пьес, сюжетом отличающимся от канона в лучшем случае именами и местом действия. Да и что тут может быть нового? Знатным семьям для кровавой вражды обычно даже повод не нужен — самого факта знатности уже достаточно. Юные сердца влюбляются друг в друга без оглядки, и чхать они хотели на наставления предков даже в более приземленных вопросах. Ну а романтика... Ее ведь так не хватает в серой обыденности, построенной на циничных правилах практичности. В подобных историях ей самое место.

Пожалуй, тут важно не то, что рассказано в этой истории.

Важно, как она рассказана.

Одну и ту же мелодию могут сыграть криворукий неумеха и виртуоз. Станет ли кто-нибудь их сравнивать?

Рассказанная пятьсот лет назад история о Ромуне и Джуне так задевала потаенные струны человеческой души, что называть это произведение ахинеей опасались даже маститые критики того времени — есть вещи, способные в одночасье погубить репутацию даже самого матерого губителя.

О бессмертии произведения говорит не обязательность его изучения в школе, и не постоянные перепостановки в провинциальных театрах, а то что под балконом вымышленного дома Джуны до сих пор влюбленные пишут в записочках свои имена. Все остальное — пустая суета.

Разумеется, пьесу не обошли вниманием и те, чья работа и призвание — глумиться над чужими трудами. Превратить пьесу в балаган? Побольше пошлых шуточек и неуместных сравнений с современниками — и готов новый "шедевр", на котором невзыскательная публика будет надрывать животики и нести, нести звонкую монету в кассу театра, а значит, постановка удалась, и все сделано правильно...

Отщепенцам не хотелось опускаться до такого уровня. Но и спускать всем желающим их театральные наклонности — тоже...

Главная проблема тонких издевок — они не до всех доходят! Хочется кусать локти, когда после изысканного оскорбления оппонент тупо моргает глазами и вопрошает: "Чё?!" От такого опускаются руки, а разум грозит суицидом — толку в насмешке, если она не достигает цели. Приходится импровизировать, балансируя на грани между пониманием и высокими материями.

До праздника осеннего равноденствия оставалось не так много времени, а тяжелых занятий группе никто не отменял, так что пришлось временно отложить в сторону второстепенные дела и все силы бросить на репетиции. У гномов и орков с артистизмом не очень, но этого и не требовалось... Впрочем, все участники группы старались изо всех сил, предчувствуя потеху. Вопрос в том, оценит ли ее кто-нибудь еще?

* * *

Дни пролетели быстро. Предпраздничные дни — это вообще отдельная тема для разговора. Тема избитая и преимущественно нецензурная, ибо руководство "вдруг" осознает неминуемость визита каких-нибудь высоких особ, которым жизнь не мила, если они не сунут свой аристократический нос в котел на кухне или не проведут рукой в лайковой перчатке по поверхности антресолей. И, как на зло, осенью начинают падать листья на прилегающей территории, которые аристократам почему-то особенно немилы. Почему? Не знаем. Но романтика золотого листопада тут и рядом не ночевала... Она вообще не ночевала, используя это время для наведения порядка на подведомственной территории. Штатные садовники и уборщики сбивались с ног, ухитряясь в лучшем случае черкануть в перерыве весточку своим родным, что они живы.

Бесконечные проверки комнат общежития напоминали смотр королевской гвардии... Многие из учеников могли это подтвердить вполне обоснованно... Пятно на полу являлось порождением крамолы, пыль на шкафу была залогом неблагонадежности, а разбросанные вещи вообще приравнивались к попытке государственного переворота. Все аспекты студенческой жизни, будь то учеба, сон или еда отныне должны проистекать не иначе как по стойке "смирно". Это минимум. Желательно еще в процессе отдавать честь или иными какими способами демонстрировать свою приверженность традициям. Что характерно — "День короны" еще через два месяца, но верхушка Академии почему-то регулярно путала главный королевский и студенческий праздники...