Я и моя Мура

— Котик, со мной же ничего не происходит?

— Нет, кисонька. Ты всё такая же, — утешаю я.

Походив из угла в угол, Надька раскрывает свою медицинскую кошелку, извлекает фонендоскоп, втыкает в уши его резиновые трубочки и прикладывает простой, но по-прежнему эффективный прибор к подрагивающей спине.

— Мурыся, помолчи и дыши ровно.

— Д-да... — всхлипывает Мура.

— Ничего особенного. Попробуй мурлыкнуть.

— Н-не могу. Мне страшно.

— Женька, ну успокой её — что ли...

— Надюха, а я что делаю? — пожимаю я плечами, продолжая прижимать к себе сидящую у меня на коленях девчонку с мелко трясущимся пушистым хвостом.

— Котик, ты же не отдашь меня в зоопарк? — продолжает ныть Мурыся.

— А с чего ты взяла, что обязательно должна превратиться? — интересуется сеструха, усаживаясь на корточки перед напуганной кошкодевочкой.

— Я хотела мяукнуть, а вместо этого зарычала на Женечку.

— Так как это получилось?

— Не понимаю. Мы так хорошо лежали, я мурлыкала... А потом...

Мурыся утыкается лицом в моё плечо и снова заливается слезами. Я глажу её по спине и вопросительно смотрю на задумавшуюся сеструху. Она шлёпает Мурысю по коленке.

— Кончай ныть, дурёха. Если бы ты превращалась — ты бы уже не рыдала, а рычала.

Мурыся, всё ещё всхлипывая, вытыкается из меня и с надеждой глядит на Надьку. Та продолжает:

— Кажется — до меня дошло. Ты ведь теперь больше любой кошки. И твой мурлыкающий аппарат вырос вместе с тобой. Логично?

Мы дружно киваем. Надька с умным видом поднимает палец.

— А теперь внимание — правильный ответ. Пока ты мурлыкала с закрытым ртом — всё было в порядке. А стоило тебе открыть ротик, чтобы мяукнуть — звук вышел наружу, и получилось рычание.

Мурыся, немного успокоившись, размазывает слёзы по щекам.

— И что же мне теперь делать?

— Ничего. Просто, когда тебе так хорошо, что ты не можешь не мурчать — помалкивай. Следи за собой.

Мура вопросительно поднимает на меня глаза. Я улыбаюсь.

— Действительно. Если и так ясно, что всё хорошо — зачем ещё что-то говорить?

— Да... — вздыхает моя киса. — Иногда можно одним простым словом всё испортить.

* * *

Лежим втроём поперёк дивана. Глядим в потолок.

— Спасибо, Наденька, — шепчет Мура, пожимая руку моей сестричке. — Ты так всё быстро объяснила... А то я так напугалась, когда зарычала... А ты такая умная...

— Да ладно тебе... Была бы умная — так с Шуриком бы не поцапалась на ровном месте.

— Это не с тем, который из параллельной? — уточняю я.

— Он самый... — вздыхает Надюха. — Не — ну надо было мне на него рычать за то, что он мне цветы не дарит?

— А зачем они тебе? — оборачивается Мурыся. — Их же не едят.

— Ну... Красивые. И пахнут... Ну и вообще — как внимание... — задумчиво пожимает плечами сеструха. — Женёк, ну вот скажи — если он хочет, чтобы я с ним гуляла — он же обязан мне внимание оказывать? А?

— По идее — да. А ты ему внимание оказываешь?

— В каком смысле? — удивляется Надька.

— Ну хотя бы погладить позволяешь? — высказывает предположение Мурыся.

Надька возмущенно садится и глядит на нас сверху.

— Ещё чего?!

— И за что тогда цветы? — уточняю я.

— Народ, вы не охренели?

Я пожимаю плечами. Мурыся опасливо переползает через меня и смотрит на Надьку как из-за стены. Молчим. Сеструха задумывается.

— Не ну... Женька, и вообще — что ты хочешь сказать?! Ты же мой брат!

— А ещё я мужик. И я его тоже понимаю.

Не давая ей вскипеть, уточняю:

— Не — тебя я тоже понимаю.

Сложив руки у меня на груди и опершись на них подбородком, Мура уточняет:

— Котик, а как ещё можно внимание оказать?

— А вы подумайте хором, кисоньки, — хмыкаю я в ответ и поднимаюсь. — А я пойду пока — перекусить организую. Надюха, ты завтракала?

— Не-а. Ты ж меня звонком из кровати выдернул.

— Ну извини... — развожу я руками в дверях.

* * *

Оборачиваюсь на удивлённый присвист. В кухонную дверь одна над другой заглядывают две девичьи физиономии. Если бы не кошачьи уши нижней... Или если бы такие же были у верхней... В общем — не то две любопытные девчонки, не то две такие же любопытные кошки. Их удивление можно понять — по случаю выходного я в кои-то веки собрался накрошить нечто более сложное. Я это называю "салатом по-ирландски", и где я в своё время откопал этот рецепт — уже никто и не вспомнит. Хотя консервированные ананасы к Ирландии едва ли имеют отношение.

— Котик, в лесу сдохло что-нибудь большое?

— Не меньше медведя, — соглашается Надюха. — А ты уверен, что Мурысе это можно?

— Арбуз она в прошлом году со мной ела. И ничего — всё было в порядке, — пожимаю я плечами.

— Сладкий был... — мечтательно соглашается Мура.

— Так ты и сладкое различала? — удивляется Надька.

— Ну да.

— Прикольно. А я слышала, что кошки сладкого не различают.

— Врут, мин херц.

— Женька, это ты её научил?

Заканчиваю перемешивать салат и, переставляя тарелку на стол, подмигиваю:

— Ага — щаз! Ты не смотри, что она мелкая. У неё память, как у слона.

Девчонки переглядываются. Мурыся с довольным видом издаёт хриплое "Рмяу", и тут же, ойкнув, зажимает рот ладонью и делает круглые глаза. Я лезу в шкаф за тарелками.

— Мура, не парься. Ты же сейчас размером побольше, чем хорошая рысь. Вот и прорывается.

— Рыся-Мурыся, — подмигивает Надька.

Мура с обречённым видом усаживается за стол и роняет голову на руки. Я продолжаю накрывать на стол.

— Мура, ну не переживай ты так. Для меня ты — всё та же киса. Только большая. Хочешь — сходим в зоопарк? Посмотришь на больших кошек живьем.

Надька отмахивается, присаживаясь рядом с Мурысей.

— Женёк, ну ты нашел — когда предложить. По такой жаре там лазить...

Заглядываю под стол. Пушистый индикатор кошачьего настроения нервно пританцовывает.

— Вот что, девчонки... Надь, у тебя купальник случайно не с собой?

* * *

Вылезаю из воды и приземляюсь на середину расстеленного в тени дерева покрывала. Следом на берег выбираются девчата. Мурыся успела отряхнуть голову и старательно отжимает хвост, пропуская его между пальцев, у Надьки льет ручьем с отжимаемых длинных волос. Избавившись от лишней воды, обе плюхаются по бокам от меня.

— Ну что, наигрались?

— Ага! — довольно сообщает моя киса.

— И ещё будем! — поправляет сеструха.

— Зачем ты уплыл? Нам так весело было! Надя мне игры в воде показала.

Я оглядываюсь поочередно на обеих. Не то Мурыся так старательно учится, не то Надька расслабилась и подражает ей... Но похожи они сейчас, будто вместе выросли. Укладываюсь головой на сложенные руки и смотрю на Мурысю с улыбкой. Она воспринимает это, как намёк, прижимается, обнимая рукой, и тихо мяукает.

— Мяу... — грустно доносится с другой стороны. Резко оборачиваюсь. Надюха глядит на нас с очевидной завистью. Мурыся вползает мне на спину и трогает Надьку за плечо.

— Мя? — переспрашивает киса.

— Хочу такого котика... — вздыхает Надька.

Мурыся осторожно гладит её по спине. Я беру Надюху за руку и тихо произношу:

— Котика кормить надо.

— Котик, но ведь ты же сам меня кормишь, — осторожно напоминает Мура.

— Не всем так везёт, как тебе... — соглашается со мной сестрица.

Мурыся обнимает меня и, прижавшись щекой, осторожно заводит свой довольный моторчик. Я показываю на неё глазами. Надька вздыхает, переворачивается на спину и, подсунув под голову ладонь, мечтательно закрывает глаза.

* * *

Мотор тихо шелестит на малых оборотах. Вокруг у кого шелестят, у кого порыкивают... Ползем в пробке на въезде в город. Надька оборачивается на накупавшуюся котейку, уснувшую калачиком на заднем сидении.

— Жень, может — одолжишь мне её на пару дней?

— Для исследования? — уточняю я, приподняв брови.

— Хочу кое-чему у неё поучиться, — косясь назад, отвечает Надька.

Стоявшие впереди трогаются, сзади сигналят, я вынужден орудовать ручкой скоростей. Это спасает Надьку от немедленной затрещины.

— Надюха, если будешь добиваться парней такими способами — всыплю по-свойски.

Мурыся приподнимается и слушает наш разговор. Надька хмыкает.

— А у тебя одно на уме — да? Добиваться можно по-разному. Но... Тебе разве не нравится то, что она с тобой делает?

Мурыся наклоняется вперёд и её любопытные уши ждут ответа. Я кошусь на неё.

— Мурыся, заткни уши.

Киса обиженно откидывается назад и выполняет моё требование. Глянув в зеркало, тихо продолжаю.

— С мужем такое будешь делать.

— Так ты её... Уже? — осторожно косится сеструха.

— И в мыслях нет. Но, если бы она не была кошкой...

— И что было бы? — с любопытной хитрецой раздаётся у меня над ухом.

Хмурюсь в зеркало, но чувствую — не улыбаться при этом у меня плохо получается.

— Мурка!

— Всё, котик, уже сплю!

* * *

Раз уж привезли Надьку домой — поднялись и мы с Мурысей. Мама строго оглядела мою кису и уточнила:

— Так что с тобой утром было? Что-нибудь по женской части?

Мурыся грустно кивает.

— Да... Я нечаянно зарычала на Женечку.

— Что я говорил! Природу не обманешь! — весело констатирует папаня.

— Па, то, что ты говорил, тут ни при чем. Она зарычала, как крупная кошка, — поясняет Надька.

Мама вздыхает и гладит серые Мурысины волосы. Киса глядит на неё виновато.

— Я же не хотела.

— Я уже ей объяснила. Если она открывает рот, когда мурлычет — получается рычание, — продолжает Надюха своё объяснение. — Ей просто надо научиться себя контролировать.

Мурыся вздыхает.

— Мама, ты ведь тоже — наверно — на папу нечаянно рычишь.

— Интересный подход к вопросу, — оживляется папаня, собиравшийся было вернуться к телевизору.

Мама удивлённо поджимает губы и обегает глазами присутствующих родственников.

— Нет... Ну... Иногда вот и не хотела бы — а приходится.

Я подмигиваю.

— Ма, так может — тебе тоже поучиться себя контролировать, как Мурысе?

Папе определённо нравится моя идея.

— Кисонька, тогда у нас в доме будет благость и приятное мурлыкание.

— Сейчас зарычу... — обещает маманя, упирая руки в бока.

— Мяу... — жалобно произносит Мурыся, прячась за мою спину.

Мать усмехается, глядя на неё, и, направляясь в сторону кухни, командует:

— Дети! За мной!

Мы с Надькой хором отвечаем:

— Есть, товарищ капитан!

— Мне тоже? — осторожно уточняет Мурыся.

— Вилки разложить осилишь? — строго оборачивается моя маман.

— Не знаю...

— Научим, — кивает наш домашний командир. И Мурыся осторожно крадётся за Надькой следом.

* * *

— Котик, почему ты не готовишь так вкусно, как мама? — тихо вопрошает Мурыся, отодвинув пустую тарелку и прислонившись к моему боку.

— Мурыся, тебе добавочки? — улыбается мама, тая от комплимента.

Я приобнимаю свою котейку за плечо.

— Не, мам. Ещё раскормишь мою кису.

— Мне тоже достаточно, — вставляет Надька, заметив вопросительный мамин взгляд.

— Уж тебе-то можно было бы...

— Мама! Тебе волю дай — я как шарик буду!

Мать недовольно брякает крышкой кастрюли.

— Взяли моду! Женщина должна быть женщиной, а не спичкой!

Папа отрывает взгляд от телевизора и соглашается.

— Мужик — не собака, на кости не бросается.

— Вот много вы понимаете в моде, — возмущенно встаёт от стола сеструха. Я вздыхаю:

— Сейчас опять сцепятся, как кошки.

Мура на всякий случай прижимает уши, настороженно опуская голову.

— Кисонька, ну ты опять Мурысю напугала. Хватит уже, — умиротворяюще вставляет папа, заметив Мурысино движение. Придвинувшись со стулом, он обнимает маму за плечо и шепчет:

— Можно подумать — ты не была такая же, когда мы познакомились... Успеет ещё...

Мама успокаивается и со вздохом кладёт папе голову на плечо. Надька усмехается и переводит взгляд на нас с Мурысей. Мурыся, глядя на мою маман, тоже уже успокоилась и снова прислонилась ко мне. Сеструха несколько раз переводит взгляд с одной сидящей за столом пары на другую, грустно мяукает, садится к столу и придвигает к себе тарелку с салатом. Мурыся быстрым кошачьим движением утаскивает с тарелки кусочек колбасы. Подумав, я делаю то же самое.

* * *

Гашу свет и укладываюсь спать. Мурыся уже расположилась в ожидании.

— Котик, сегодня такой хороший день получился... Вкусный...

— Угу, — соглашаюсь я.

— А Надя тоже не хочет становиться поросёнком?

— Конечно. Никто не хочет.

— А я не такая тонкая, как она. Может быть — мне надо...

Я глажу её по руке.

— Не надо. Папа вообще-то прав насчет костей. Но Надька как раз — не слишком тонкая. Вот бывают вообще...

— Как на показе мод по телевизору?

— Вот-вот.

— А я? — с надеждой подползает она ближе.

Проезжаю ладонью по её боку. Нельзя сказать, что у неё шикарная фигурка. Но талия немного присутствует. Она скорее крепенькая, чем стройная. Моя ладонь едет ниже, Мурыся сгибает ногу, закидывая её мне на бок, и я глажу её по ноге.

— Ну скажи... — тихо просит Мурыся. Её хвост касается моей ноги и напоминает, что она — кошка. Я прикусываю губу. В комнате темно, но она-то прекрасно меня видит. И голосок становится жалобным.

— Я некрасивая, да?

Я осторожно прижимаю её к себе и шепчу в ответ:

— Ты самая красивая кошечка, какую я знаю...

— Котик... — тянется она ко мне губками.

Я нащупываю её пушистый хвост и осторожно пропускаю его между пальцами. Мурыся утыкается лицом в подушку. Я осторожно провожу носом по её щеке. В ответ пушистый треугольничек гладит меня по лицу.

— Котик... — шепчет Мурыся, и я уже слышу в её голосе улыбку.

— Не совсем... — отвечаю я так же тихо. И добавляю, поглаживая её по спине:

— Кисонька...

Её маленькая ладошка касается моей щеки и Мурыся шепчет:

— Не совсем...

Я касаюсь её щеки губами, и Мурыся тихо заводит свой кошачий моторчик.

* * *

Утром обнаруживаю, что моя кошкодевочка сидит у окна и смотрит на улицу. Сажусь и смотрю на неё.

— Доброе утро... — приветствует меня Мура, не оборачиваясь. Кончик её хвоста покачивается из стороны в сторону.

— Что случилось? Ты обиделась?

Мурыся утыкается лицом в лежащую на подоконнике руку и вздыхает.

— Я хотела помурлыкать, но побоялась.

— Снова зарычать?

Она оборачивается и кивает, поджимая хвост. Пожимаю плечами.

— Если ты будешь бояться зарычать, ты не сможешь мурлыкать. Но вечером же получилось.

— Тогда мне не было так хорошо, как утром. И я испугалась... Котик... Мне кажется, что нам уже никогда не будет по-настоящему хорошо вместе...

Я подхожу и беру её за руку. Мурыся вскакивает и прижимается ко мне.

— Котик, что же будет?

Ну что я могу ей сказать? Она же — кошка. Но я понимаю, что она уже давно не кошка. Она девушка с хвостом. Что там Надька говорила про людей с хвостом? Я сажусь на диван и пристраиваю Мурысю у себя на коленях. Пушистый хвост тут же обвивается вокруг моей ноги. И я смотрю в кошачьи глаза. И пушистые кошачьи ушки ждут ответа. И я глажу по девичьей ноге. И девичья рука лежит у меня на плече. И эта маленькая головка думает о том, что будет. И думает уже совсем не по-кошачьи. Но я не могу придумать, что ей сказать. И поэтому тихо произношу: