На острие мечты

— Массовик, — буркнула Линда, а он лишь удивленно вскинул брови, но на этот раз она не стала пояснять.

— И о чем были песни? — Сегодня его вопросы на самом деле были какими-то странными. Но Линда ответила, превозмогая желание встать и уйти, оставив лорда наедине с рагу.

— Я... прыгну с огромной скалы, прямо в океан, — напела она, — я буду там.

Эмарон отреагировал очень странно: напрягся, и воздух вокруг сильно охладился.

— Только не устраивайте, пожалуйста, заморозку, — попросила Линда, — я, конечно, неважно пою, но не настолько же.

Эмарон промолчал, но успокоился, как только она перестала петь.

— Что это означает? — спросил он вновь, когда она уже и не ждала.

— Что? — моргнула Линда. вырванная из своих раздумий.

— Песня.

— Да кто ее знает, — пожала Линда плечами. — Тяжелые времена, сумасшедшие тексты.

— И все же? — зачем-то настаивал он.

— То, что все невечно. Из океана придем и в нем же растворимся, — вновь пожала плечами тезка забытой певицы. — А может, о любви, которую невозможно вынести.

— Как это? — тихо спросил он.

— Любишь кого-то и понимаешь, что шансов ноль, к примеру. Тогда один путь — со скалы в океан.

— А "буду там"?

— Чтоб знал, где искать, — Линда криво улыбнулась, и уголки губ лорда Эмарона дрогнули в ответ.

— Вы удивительная женщина, Линда, даже если Вы мне враг.

— Опять Вы за свое? — вздохнула она, подымаясь из-за стола и убирая пустые тарелки.

— Вы не обязаны это делать, — попытался он остановить ее. — Я вполне могу нанять прислугу.

— Я привыкла, — просто ответила она, не останавливаясь. И он видел, в каждом ее движении, жесте, обыденности, с которой она кружилась по кухне — да, привыкла.

— Вам тяжело жилось?

— Мне и сейчас нелегко, — она посмотрела прямо на Эмарона, и ему пришлось отвести взгляд.

— Вы же знаете, что если бы я мог, — начал он.

— Не лгите самому себе, — резко прервала его Линда. — С Вашими ведьмами Вы точно меня бы не вернули. И весь Ваш интерес к моему миру, думаете, я не понимаю, — Вы примеряете его на тот мир, где могли бы прятаться они. И пока все. что я Вам рассказываю, сходится. Да у нас куча народу работает под вывесками "потомственная ведьма". Правда, никто к этому всерьез не относится — но это ведь, скорее, плюс, а не минус.

— Вы опять говорите странные вещи, — намекнул Эмарон, но почему-то не рассердился. Наверное, потому, что Линда попала в точку. Кем-кем, а дурой она не была.

— А Вы от меня хотите странных вещей. Еще раз Вам говорю: я не ведьма, даже понарошку.

— Как тогда Вы преодолели парализатор?

Линде хотелось взвыть — вот уже третий раз, если не четвертый, они возвращались к этой теме. И ответа, который устроил бы лорда Семерки, у нее не было.

— Ладно, допустим, Вы не знаете, — как-то подозрительно легко сдался он. — Расскажите мне о своей стране. — И снова начались вопросы обо всем и ни о чем. И она снова рассказывала, увлекаясь и не замечая, как летит время. А он смотрел, как она улыбается, сердится. злится, упорствует — и ему нравилось все, каждая ее эмоция, и даже боль, проскальзывавшая во взгляде, когда речь заходила о грустном, не оставляла его равнодушным. Он не мог представить ее себе холодной и безразличной, с ненавистью бросающей в него копье.

— Что это было такое? Похоже на копье. — Выдернула его Линда из раздумий.

— Копье Эмарха, — отозвался он.

— Вы тоже так умеете?

— Нет, это забытое знание.

— Тогда откуда его помнят они?

— Сохранили, сберегли, линии наследственной преемственности, — серые глаза лорда смотрели сосредоточенно и серьезно.

— Сколько Вам лет?

Сегодня был вечер неожиданных вопросов, и Эмарон не стал увиливать с ответом:

— Тридцать один.

— По меркам мага это мало, ведь так?

— Очень, — признал Эмарон. — В глазах многих я — мальчишка, выскочка. — Он не стал уточнять, что теперь сам себя готов был считать выскочкой после того, как возглавил Семерку. — А в Ваших? — вернул он неудобный вопрос, имея в виду отношение с точки зрения ее мира, но Линда восприняла его совершенно иначе, судя по тому, как быстро отвела взгляд.

— В моих, — она замялась, подыскивая формулировку, — Вы — мужчина.

Тепло пробежало по телу Эмарона от ее оценки. Она не сказала — маг, не сказала — представитель власти. Она воспринимает его в первую очередь, как мужчину?

— Я сказала какую-то глупость? — Линда выглядела чуть-чуть обиженной.

— Нет, — он покачал головой, всматриваясь в ее лицо. Ни высокомерия, ни злости, ни подлости. Усталость и печаль, рассыпанная среди серой мозаики радужек.

Если они когда-нибудь будут вместе, он должен ей доверять, безоговорочно, до конца, без единой тени сомнения. Эмарон понял это отчетливо, как и то, что они заболтались до позднего вечера. Он не сможет играть с ней в близость, не испытывая таковой, не сможет сохранять дистанцию.

Кристаллы льда слетели с его рук, рассыпавшись веером вокруг стола. Первый, кто пересечет эту линию — умрет.

— Уже поздно, — Линда поднялась со своего места. — Пора спать. Хорошей Вам ночи, лорд Эмарон, — двинулась в сторону от стола, но в последний момент замерла, и замерло сердце Эмарона. Неужели увидела заклятие?

— Если Вас сейчас считают выскочкой, значит, Вы будете великим магом, — бросила она поспешно и развернулась, чтобы шагнуть прочь. И в ту же секунду Эмарон перехватил ее и прижал к себе, позволяя кристаллам на полу растаять, обезвреживая собственную ловушку.

— Лорд Эмарон, — Линда неловко попыталась выпутаться из его объятий.

— Вы правы, уже поздно, — проговорил он, выпуская ее и подымаясь со стула.

Но она вдруг перестала вырываться и с тревогой заглянула ему в глаза:

— Эрих?

— Все хорошо, — Эмарон сердился на собственную чрезмерную эмоциональность. — Идите спать, Линда.

* * *

— Я ничем не опутан? — видно было, что Эмарону этот вопрос дался с трудом. — Может, из старого? — он с надеждой посмотрел на своего наставника.

— Ничего такого, что бы я заметил, — ответил Эфраим, и Эмарон успокоился — уж если пожилой профессор ничего не видел, значит, беспокоиться было не о чем.

— Что тебя тревожит? — спросил старик.

— Ведьмы, профессор, — усмехнулся Эмарон.

— Так близко? — глаза Эфраима светились не старческим умом.

— Они залазят нам под кожу, прежде чем убить.

— Берегись женщин, — хитро усмехнулся профессор. Хотя сам Эмарон был уверен, что берегся профессор лишь в определенном смысле — чтобы не наделать маленьких сопливых детишек.

— Мы все их бережемся, но двоим это не помогло, а сам Эффель едва не стал третьим.

— И поэтому ты заменил его Румелом, — усмехнулся Эфраим.

— Он нарушил правила, — озвучил Эмарон очевидное.

— Жизнь строится на нарушении правил, — изрек Эфраим и с живым интересом продолжил рассматривать архитектурные тонкости внутреннего двора Семерки. — Я взял двадцать восемь магов.

Цифра впечатлила Эмарона:

— Так много.

— Так мало, Эрих, — сухо отметил наставник.

— Мало?

— Сколько поколений ведьм, как ты думаешь, родилось в другом мире?

— За триста лет, — Эмарон задумался, прикидывая, — двенадцать?

— Может, десять, — внес свою поправку Эфраим, — но от этого не легче. Представь, что у каждой ведьмы родилась хотя бы одна дочь.

— И все они живы? — уточнил Эмарон.

— Ну, Румел тоже жил бы и жил, — не удержался в очередной раз наставник.

— Что связывало Румела с ведьмами? Или с Марной?

— А, так ты знаешь о Марне, — заметил Эфраим.

— А Вы, наставник?

— Удивительная женщина. Таких больше не встретишь.

— Вот и Румел выражал свое восхищение, — сдерживая злость, отметил Эмарон.

— Было чем, поверь, — туманно ответил Эфраим. — Но вернемся к транклаутам.

— Что ж, — продолжил Эмарон. — Тогда их около... семидесяти? — и сам пришел в шок от озвученной цифры. Раньше ему просто не приходило в голову посчитать. — Но не обязательно же у каждой из них было потомство? — с надеждой уточнил он.

— Не обязательно, — не стал возражать Эфраим. — Но исходить нужно из худшего.

— Но худшее — это восемьдесят четыре, или, если у кого-то было две дочери — тогда сто.

— Я не думаю, что все настолько плохо, и остановился бы на семидесяти, — утешил Эфраим. — Но двадцать восемь магов плюс четверо ваших — это все еще мало.

— Я могу подключить свой гарнизон.

— Что они могут противопоставить ведьмам?

— Мы не знаем, все ли ведьмы настолько сильны, как те, с которыми мы уже столкнулись.

— Не знаем, — признал Эфраим. — Кстати, у вас в подземельях весьма интересный экземпляр.

— Экземпляр? — Эмарон приподнял одну бровь. Он выслушал подробное донесение от Грава, но сам к ведьме не спускался. Как и Эффель. Но Эффеля хотя бы понять было можно — она его едва не убила. А Эмарон — если быть откровенным, он не желал видеть, как допрашивают ведьму.

— И весьма обозленный, — закончил Эфраим. — Я полагаю, это одна из первых, такую ненависть сложно передать потомкам.

— Мы даже это неспособны узнать, — вздохнул Эмарон.

— Не отчаивайся, Эрих. Мы знаем, что она не одинока, и более-менее знаем, на что способна.

— Если мы узнаем, откуда они приходят, нам это как-то поможет? — серьезно спросил Эмарон.

— Едва ли, — отозвался Эфраим. — Мы не в состоянии отправиться туда.

— Даже с ее помощью? — Эмарон указал вниз, указывая на подземелья.

— Чтобы она привела нас в ловушку? Вот уж глупость.

— Что тогда? Нам остается лишь ждать и защищаться?

— Грав поделился со мной идеей Румела, — произнес Эфраим и, заметив, как сморщился Эмарон, добавил: — Да, тебе лучше не поворачиваться к Граву спиной, но тем не менее, нам ничто не мешает попросить о переговорах у Марны и ждать.

— Вы всерьез рассчитываете чего-то достичь на переговорах с теми, кто соседнее государство превратил в животных?

— Нет, разумеется, — спокойно ответил Эфраим. — Я лишь рассчитываю вытащить их на нашу территорию. Причем, верхушку. Изначальную семерку.

— Даже если нам удастся их уничтожить на этих так называемых переговорах, остальные нас уничтожат.

— Нет, если мы сумеем захватить семерку.

— Что? — глаза Эмарона округлились. — Мало того, что мы едва ли сможем их даже попросту уничтожить. Вы предлагаете поймать их и удерживать? Нам никаких сил не хватит на подобное!

— Это единственный выход. Только пока основательницы их родов будут в нашей власти, мы можем не опасаться остальных.

— Допустим, просто предположим, что нам удалось их схватить. Как мы будем их удерживать?

— Здесь, в периметре этого прекрасного здания, заложена мощная защита, Эрих, — Эфраим снова с благоговением прошелся взглядом по белым камням.— Это ведь не просто памятник архитектуры, Эрих, а нечто куда большее. Не зря это здание на протяжении веков служит домом лордам Семерки.

— Но если верить истории, расказанной мне лордом Гравом, ранее это здание также служило домом и им, ведьмам.

— Не совсем так, — поправил Эфраим. — Защита была добавлена уже после того, как транклауты ушли.

— Безумие какое-то, — покачал головой Эмарон. — Как Вы рассчитываете передать послание Марне? И то, если она вообще жива.

— Я не сомневаюсь, что она жива. Уж если остальные живы и действуют, то Марна и подавно, — улыбнулся чему-то своему Эфраим. — А как — да просто, Эрих. Мы должны отпустить с посланием пленную.

— Что? — Эмарон смотрел на учителя, как на ненормального. — Она — единственная, кого нам удалось захватить. Наш единственный источник информации. Плюс она очень опасна, и убила двоих лордов Семерки, и чудом не убила третьего.

— Да, да, все это так, — согласился Эфраим. — Но у нас нет другого выбора. Тем более, никакой новой информации, боюсь, мы от нее не получим. Можешь пообщаться на эту тему с Гравом, но он, скорее всего, скажет тебе то же самое.

— А что, если они не пойдут на переговоры?

— Пойдут, — задумчиво сообщил Эфраим. — Они ведь не убивают молча — значит, им все еще есть, что сказать.

С этим Эмарон не мог не согласиться. В его памяти еще свежи были слова ведьмы, обращенные к нему самому.

— Я переговорю с Гравом и остальными лордами Семерки. Какой тактики нам следует придерживаться, пока мы будем ждать ответа от Марны?

— Жить, как и раньше. Собирать все доступные силы. Они не станут нападать, пока не встретятся с нами.

— Вы так уверены?

— Строгая иерархия, принципы старшинства, передача поколений. Именно благодаря ей ты можешь видеть древние заклинания в действии, — намекнул на копье Эфраим.

— Что, если на переговоры они тоже придут в полном составе?

— Тогда и начнется все веселье, — мрачно пошутил Эфраим, а Эмарон шутки не оценил, потому что не видел благоприятного для Империи исхода в подобном столкновении.

— Сколько у тебя человек в гарнизоне? — спросил Эфраим.

— Порядка сорока.

— Хорошо, — кивнул Эфраим. — У Таната еще порядка семи таких гарнизонов. Должно хватить.

— Триста двадцать боевых магов? На потомство транклаутов? На шестьдесят ведьм?

— Пятеро на одну — маловато, конечно, — вздохнул Эфраим. — Но они хотя бы отвлекут их и подарят нам время.

Эмарон вспомнил своих гвардейцев: из них мало кто мог соперничать с тем же Вирком или Ринасом, а те, в свою очередь, даже не умели открывать порталы. Попади они в засаду — им всем конец, даже не сбегут. Он не поставил бы весь свой гарнизон против одной сильной ведьмы. А это сорок человек, сорок, а не пятеро.

— Что загрустил, Эрих? Иди, действуй, пока больше никого не убили.

И Эрих пошел, чувствуя, как воздух вокруг то и дело замерзает, потому что невыносимо было для него, лорда и ныне главы Семерки, отпускать жестокую убийцу, уничтожившую его коллег и угрожавшую жизни Эффеля. Ей дорога была следом за Финной, а не домой под крыло к Марне.

* * *

— Ну, что? — стараясь не смотреть на Грава, спросил Эмарон.

— Ничего нового, — вынужден был признать Грав.

— Вы говорили с Эфраимом?

— Да, мы все, — подтвердил Эффель. Ларок лишь сосредоточенно кивнул. Все они были сейчас не в лучшем расположении духа, но после прибытия профессора школы Небытия и его коллег, стали ощущать себя значительно увереннее.

— И что вы думаете? — спросил Эмарон.

— Разве нам разрешается думать? — язвительно поинтересовался Грав, не удержавшись.

— Лор Грав, — осадил его Эмарон. Затевать сейчас спор ему вовсе не хотелось, и выяснять отношения — тоже.

— Не такой я видел Семерку после ухода Эффеля, — тяжело произнес Грав.

Эффель презрительно глянул на Грава, и решил взять слово:

— Мы с Лароком поддерживаем предложение Эфраима. Да и нет у нас дургих вариантов, если честно.

Ларок вновь молча кивнул.

— Что ж, — вздохнул Эмарон, хотя безотчетно до последнего надеялся, что они откажутся, и ему не придется отпускать ведьму.

— Мне этого хочется менее всего, — добавил Эффель, ощутив всеобщее настроение, — но даже я не вижу другого выхода.