Земляной А. Орлов Б. Игра краплёной колодой

Игра краплёной колодой

(Рокировка в длинную сторону-2)

1

— И чего вы, дорогой мой этим добились?

Вопрос не был риторическим и тот, к кому он обращался, задумался. А действительно: чего?

А спросивший тем временем продолжил:

— Ну, допустим, вы приняли у себя несколько тысяч особей немного раньше срока. А что это изменило в мировом масштабе? Крови прольется значительно больше, но результаты будут практически те же. Никто даже и не заметит разницы...

— Ну, положим... — не согласился второй. — Вы же заметили...

— Заметил. И кому это интересно, кроме меня и вас? Эти, там, даже не поймут, что именно изменилось. Тем более, что после ваших креатур — Канта, Ницше, Маркса, Энгельса, Бебеля и им подобных, кто бы удивлялся Красной Германии? Скорее удивлялись, что ее не было...

— Так я, выходит просто подкорректировал ваш план развития? Выходит, я — на вашей стороне? Выходит, я — работаю для вашей пользы? И какая же меня ожидает оплата?

— Оплата? — в этом вопросе зазвучала какая-то веселая злость на наглость собеседника — Про оплату я еще не решил, но расплату — гарантирую... — И, после короткой паузы, — Что вы так вцепились в этих славян? Чем они вам так приглянулись?

— А чем вам так приглянулись англо-саксы? — вопросом на вопрос ответил второй.

— Они верят...

— В доллар? В фунт стерлингов?

— Нет. Это всего лишь способ...

— М-да уж... До молебна в банке даже я не додумался, — и хриплый смех. — Славяне мне приглянулись тем, что они как раз не верят ни в доллар, ни в рубль, ни в иену. Они верят в себя... и еще немного — в Великое...

— Ап!

Резкий хлопок в ладоши, и короткая цепочка людей бегущих вдоль Кремлевской стены резко ускорилась. На ходу Александр Белов оглянулся: Василий и Артем держались за ним, точно приклеенные, двое энкавэдэшников Глудов и Филькин — тоже. А вот остальные растянулись. Непорядок. Разумеется, бежать по снегу труднее, чем по твердой земле, но не везде и не всегда есть твердая земля.

Где-то в середине строя бежала Светлана, присоединившаяся к тренировкам братьев ещё в октябре. Банзрагша специально для неё разработал особую систему тренировок, развивавшую связки и сухожилия, и работал с ней в основном на гибкость и подвижность. Пока получалось не очень хорошо, но как непременно скажет один мудрый китаец 'Дорога в тысячу ли начинается с первого шага'

Занималась Светлана так, что первое время Банзарагша её постоянно осаживал, не давая перегореть, но всё равно девчонка словно упёрлась рогом. А вот вчера после школы, явилась в тир устроенный под одним из кремлёвских зданий, и словно так и надо, приняла участие в тренировке.

Александр, конечно, дал ей пострелять из Вальтера ППК, а после навесив кобуру заставил почти час вынимать и вкладывать оружие.

Несмотря на то, что Василий и Артём занимались уже давно, ни смешков ни подначек с их стороны не было. Всё-таки Александру удалось выбить эту дрянь из их голов. Наоборот, оба постоянно подбегали к сестрёнке с разными советами и хвалили за успехи.

В тире, кроме детей Сталина был лишь старик, выписанный Артузовым откуда-то из ведомства Дмитрова, и вот этот-то старик и показывал настоящий класс скоростной стрельбы в движении. Показывал так, что Александру со всем его опытом и самомнением приходилось лишь внимательно учиться у настоящего грандмастера.

После стрельбы, все сели чистить оружие, и когда Светлана заикнулась о том, что стреляла совсем мало, Саша лишь улыбнулся.

— Даже если лишь достала из пирамиды — значит использовала. А раз использовала — значит нужно почистить. Понимаешь, Светик. Чистка оружия это во многом ритуал. Ритуал отношения к оружию, и к процессу стрельбы. Отношения к тому, от чего зависит твоя жизнь и возможно жизни твоих близких. И кстати. — Он с улыбкой посмотрел на сопящих и усердно трущих тряпочками братьев. Со дня на день, привезут учебное оружие, и защитную амуницию. Сможем пострелять друг в друга. Не здесь конечно, — он кивнул начальнику тира. — Не будем разводить у товарища Гомеса разруху. Но вот в подвале большого дворца, можно.

— И как у тебя всё так получается? — посетовал Василий, не поднимая головы от разобранного Браунинга. — Всё за что берёшься, всё получается.

— Это Вася, ты видишь только удачные работы. — Хмыкнул Александр. — Знал бы ты сколько всего не получилось...

Зимние каникулы заканчивались. Никаких особых мероприятий в Москве по поводу наступившего Нового года не было. За исключением одного: реабилитировали Новогоднюю елку...

— ...Не позволим мы рубить

Молодую елку,

Не дадим леса губить,

Вырубать без толку.

Только тот, кто друг попов,

Елку праздновать готов!

Мы с тобой — враги попам,

Рождества не надо нам ... — бойко продекламировала Светлана и вскинула руку в пионерском салюте. Вообще-то, ей это было еще рановато — в девять лет в пионеры не принимали. Но ведь октябрята — младшие братья пионеров, так чего ж тут такого?

Собственно говоря, читала эти стихи и отдавала салют девочка только по одной единственной причине: в комнате сидел Саша. ЕЕ САША! Пусть он увидит, как она здорово подготовилась к концерту в честь завершения полугодия.

Но Саша, на которого было рассчитано это домашнее выступление, никак на него не отреагировал. Он вместе с Василием и Артемом под присмотром Надмита Банзарагша затачивал выданные им бывшим монахом пхурбы — трехлезвийные тибетские кинжалы. Надмит утверждал, что лучшего ножа не придумано с того времени, когда горы Тибета были дном океана, и потому ребята сейчас тщательно старались довести сходящиеся под углом лезвия до бритвенной остроты.

— Вот, а всякие елки дурацкие пусть буржуи наряжают! — заявила Светлана. — А то опять начнется, как у дяди Паши : хороводы, стишки всякие дурацкие. Конфету с елки не достанешь...

— Почему? — спросил Белов, не отвлекаясь от ножа.

— А Кирка в детстве конфету с ветки потащила, — Василий, старательно водя оселком по лезвию, усмехнулся. — И чуть всю елку не опрокинула. Свечки попадали — чуть пожар не случился. Вот с тех пор они конфеты на нижние ветки не вешают, а Светка не дотягивается...

— Все равно, — надулась Светлана. — Буржуйские обычаи...

И она принялась снова декламировать стихи к концерту. Но тут Саша поднял голову, пошевелил губами и вдруг продолжил это стихотворение:

Что за Новый год без елки?

В нем без елки — мало толка!

Только полный идиот

Отвергает Новый год!

Вирши получились кривоватыми, да и особенными художественными достоинствами они не отличались, но Василий и Артем заржали. Просто по привычке: Сашка-Немец особенных глупостей не присоветует, а интересного и веселого из его идей может выйти преизрядно. Светлана задумалась: не стоит ли ей обидеться, но потом решила, что Саша смеется не над ней, а над автором стихов. Ну и пожалуйста, пусть смеется! Она тоже с удовольствием посмеется над этим идиотом, который не любит новогоднюю елку.

Вера Степановна, вязавшая 'шапочку для Светланочки, а то эти архаровцы опять девочку на катание потащат, а ей, бедняжке, и надеть нечего', вдруг отложила спицы и клубок и сказала:

— Может и нам елку устроить? Я бы орехи покрасила, и цветов из бумаги навертела... Пирог испечем, пряников...

Идея с пирогом понравилась всем, кроме равнодушного к сладостям Надмита, который, впрочем, одобрил идею праздника. Как и всякий восточный человек бывший монах очень любил красочные зрелища, а потому тут же предложил устроить фейерверк.

— Я, конечно, не смогу запустить настоящего 'Великого Дракона', — сообщил Надмит задумчиво. — Но сделать 'Розу' или 'Дождь в бамбуковой роще' смогу.

— Гирлянду электрическую сделать несложно, — заметил Белов. — Игрушки... Ну, сами сделаем... Дождь из фольги...

— Снег — из ваты, — подсказал Василий. — Серпантин... Нарежем серпантин.

— Конфетти можно легко набить, — вскинулся Артем. — Трубку стальную по краям заточить, лист в несколько раз сложить и молотком выбить...

— Только лист краской покрасить не забудь, — хмыкнул Сашка. — Хотя бы с одной стороны.

— А еще можно тех куколок, что дядя Максим Горький подарил, на ниточку и на елку повесить, — вмешалась Светлана. — Я их сейчас принесу...

Она сорвалась с места, и умчалась. А когда вернулась, то Александр удержался от смеха лишь ценой неимоверных усилий. Оказывается, Горький подарил детям Сталина нэцке . Удивительно подходящее украшение для новогодней елки...

— Еще надо флажков из бумаги сделать, — сказал он. — Нанижем на нитку — будет гирлянда... Кого-нибудь надо Дедом Морозом нарядить и Снегурочкой...

— Точно! — воскликнул Василий. — Пойдет, и будет у нас елка — всем на зависть!

— Вот полюбуйтесь, товарищи — раздался глуховатый голос Сталина. — Мы тут строим новый мир, ломаем прежние порядки и создаем новые, а наши дети — наше будущее, что вытворяют? Возрождают религиозные праздники?

Рядом с Иосифом Виссарионовичем стояли Димитров, Буденный, Ворошилов и еще какой-то незнакомый товарищ, за спиной которых маячили Власик и Галет.

Все замерли, но Белов, приглядевшись, заметил: глаза Вождя смеялись.

— И вовсе не религиозный праздник, а нормальный Новый год. Земля сделала еще один полный оборот вокруг Солнца, вот и решили отметить.

— А елка? — прищурился Сталин.

— На Новый год еще Петр Первый повелел дома еловыми ветками украшать.

— А святочный дед?

— Кто? — остолбенел Сашка. — Я, дайде, про Деда Мороза говорил, так он — никакой не святочный...

— А какой? — резко перебил его Сталин. — Какой?

Белов напрягся, пытаясь вспомнить что-нибудь подходящее под описание Деда Мороза, но ничего кроме песенки из веселого мультика 'Дед Мороз и лето' на ум не приходило.

Весь год трудился я не зря

Пора в дорогу мне

Последний лист календаря

Остался на стене

Чтоб ёлочка под Новый Год

Надела свой наряд

Игрушки я беру в поход:

Подарки для ребят.

Голоса у Сашки ни в прошлой жизни, ни в этой никогда не было, но скороговорочный ритмизированный текст Иосифу Виссарионовичу понравился. Он пошевелил губами, проговаривая его про себя, и кивнул головой:

— Хороший такой дедушка получается. Трудящийся дедушка. Не религиозный. Не так ли? — повернулся он к незнакомому Сашке персонажу. — Что скажете, товарищ Постышев ?

Тот секунду рассматривал лицо своего Хозяинна, потом радостно заулыбался и зачастил:

— Вот именно! Вот именно, товарищ Сталин! Вот была бы хорошая традиция и народу понравилась, а детям особенно принесла бы радость — рождественская елка. Мы это сейчас осуждаем. А не вернуть ли детям елку?

Александр заметил, как Сталин слегка поморщился, но тут же снова принял веселый вид и похлопал Постышева по плечу:

— Вот как раз товарищ Саша и займется елкой, раз уж он так ее любит. А вы, товарищ Постышев, возьмите на себя помощь этой интересной и нужной инициативе. Поможете организовать выступление в печати с предложением вернуть детям елку, а мы уж все поддержим.

Остальные дружно кивнули. А Буденный тут же подсел к детям и принялся объяснять, какие игрушки для елки делали на Дону в его детстве.

Вера Соломоновна Дризо — личный секретарь Надежды Константиновны Крупской вопреки бытовавшему мнению вовсе не была агентом НКВД, или даже просто осведомителем. И дело тут вовсе не в том, что НКВД не присматривало за вдовой основателя Советского государства, а в том, что для этого присмотра вовсе не требовалось вербовать секретаря. Телефонные звонки, телеграммы, переписка и деловые бумаги шли через общий секретариат Наркомпроса, и любой сотрудник НКВД имея на руках соответствующую бумагу, мог ознакомиться со всей входящей и исходящей почтой Наркомпроса, включая самого наркома Андрея Сергеевича Бубнова.

В тот морозный день 16 декабря Вера быстро шла по коридорам наркомата просвещения прижимая к груди толстую папку с периодикой, письмами и документами пришедшими на рассмотрение Крупской, и успевая раскланиваться с встречными сотрудниками, всё крутила в голове телефонный звонок, поступивший к ней как только она вошла в рабочий кабинет.

Голос товарища Постышева она естественно не узнала, но когда тот представился, сразу вспомнила моложавого мужчину с короткой щёточкой усов, и высокой причёской светлых волос. Постышев имел репутацию простоватого и даже туповатого исполнителя, однако всегда тонко чувствовавшего все веяния политической обстановки, и к такому человеку следовало прислушаться. Конечно, кандидат в члены политбюро мог позвонить непосредственно Крупской, но просьба его и правду требовала более длинной цепочки согласований, а к таким тонкостям опытный аппаратчик относился очень ответственно.

Именно поэтому Вера Соломоновна летела из секретариата к себе в кабинет, едва кивая встречным сотрудникам, и всё обдумывала, как подать эту новость Крупской.

Надежда Константиновна, сильно располневшая в последние годы, и обуреваемая многими тяжёлыми болезнями, подхваченными в ссылках и тюрьмах, уже снимала пальто, когда в кабинет ворвалась Вера Дризо.

— Верочка? — Крупская поправила на носу большие круглые очки, и посмотрела на свою помощницу, — Какая-то вы сегодня... не такая. Что-то случилось?

— Почти... — Секретарь сгрузила периодику на специальный столик, резного дерева английской фабрики Чиппендейла с криво прибитым инвентарным номером, и отдельно положила папку с документами на рассмотрение. Последней на самый край рабочего стола легла укладка с письмами, которые Крупская просматривала перед обедом, — Мне звонил товарищ Постышев и просил вас принять сотрудника ЦеКа Александра Белова-Сталина.

— Кого?! — Надежда Константиновна грозно глянула на свою подчиненную, и еще раз прошипела разъяренной коброй, — Кого?!!

Ленинская вдова начала медленно покрываться красными пятнами, очки заблестели каким-то нездоровым, шизофреническим блеском:

— Да как он... Да как он смеет?!! Кого еще выкопал этот горец?!! — Тут она задохнулась и совершенно нелогично закончила, срываясь на визг — Кто это вообще такой?!

Вера Соломоновна быстро схватила графин с кипяченой водой, налила стакан, накапала туда валериановых капель и, предусмотрительно отставив графин подальше, зачастила:

— Я тут через Лидочку из Секретариата... Это — приёмный сын товарища Сталина. Учится вместе с Василием и Артёмом... Говорят — очень странный мальчик... — Тут она понизила голос до свистящего шепота и выдохнула, — Он с ним так носится, так носится... и говорят — глаза у них похожие...

Крупская, лязгая зубами о стекло, выпила валерьянку и уставилась на секретаршу:

— Учится? А как же сотрудник ЦеКа? Грузин уже так обнаглел, что решил цесаревича себе завести?!

Дризо только зябко передернула плечами, икнула и неожиданно бухнула:

— А ещё у него орден Красной Звезды, и его часто видели с оружием...

Надежда Константиновна выпучила глаза, уронила стакан и начала задыхаться.

Вера бросилась к ней:

— Товарищ Крупская, товарищ Крупская, что с вами?!

— Школьник? — только и смогла выдавить из себя Надежда Константиновна. — Это — школьник?

— Да... И еще говорят... — Вера набрала воздуха, — Лидочка вроде к нему подошла с каким-то документом, и говорит... чуть не грохнулась в обморок, так он на неё взглянул...

Наступила долгая пауза, прерывавшаяся только тяжёлым дыханием Надежды Константиновны...

— И... И что же нужно этому... — Крупская запнулась и перевела взгляд на окно. За стеклом, полускрытая снегопадом, шумела Москва. — Этому... Такому 'обычному советскому школьнику'?

— Я... я не знаю... — Вера растеряно развела руками.

Надежда Константиновна молчала долго. Очень долго. Затем вдруг забарабанила пальцами по краю стола, посмотрела на башню больших напольных часов. Стрелки показывали пять минут девятого...

— Думаю, ему можно назначить на завтра, на девять часов. Заседание Методического совета ведь перенесли на завтра?

Вера Соломоновна кивнула.

— Я позвоню.

К грядущей реабилитации новогодней ёлки Александр подошёл ответственно и со всем тщанием, так как был уверен, что это одна из многих проверок которые ему еще устроит приёмный отец. Да и пора ему уже приобретать аппаратный опыт, которого он был практически лишён в прошлой жизни. Прочитав объективку СпецОтдела ЦК на Крупскую и её окружение, Александр составил психологический портрет соратницы Ленина, а на основании публичных выступлений уточнил некоторые моменты психотипа.

Поскольку последнее время каждый день прочитывал ведущие советские газеты, он был достаточно подкован в актуальной риторике и уже почти не сбивался в речи на артефакты из будущего.

Когда дверь в класс открылась, и в щель просунулось широкое лицо Михаила Елистратова, преподаватель физики — недавно пришедший в школу Матвей Петрович Бронштейн только вздохнул, и кивнул Александру.

— Идите, Белов. И на завтра жду вашего доклада по теме.

— Хорошо Матвей Петрович, — Белов быстро сложив портфель, кивнул на прощание затосковавшим Артёму и Василию, вышел в коридор.

— Ну?

— К девяти ждут в Наркомпросе. — Доложился Михаил.

— Чёрт! Переодеться бы... — Бросил Александр на ходу.

— Так захватил я...

— Зелёный?

— Зелёный в чистке. Черный.

— Хрен с ним, пусть будет чёрный.

Александр хмыкнул и, подхватив с вешалки пальто, не одевая, дошёл до машины. Быстро юркнул в нагретое нутро Бьюика:

— Привет, Коля, — Белов пожал руку водителя, и стал быстро переодеваться. — К сроку-то успеем?

— Успеем. — Николай уверенно придавил акселератор, и мощная машина полетела по заснеженным улицам Москвы.

Когда машина остановилась возле высоких дверей Наркомпроса, из салона вышел уже не ученик школы, а молодой человек в отлично сшитом черном полувоенном костюме со скромной Красной Звездой на груди, и тонкой коленкоровой папкой в руках.

Внизу уже клубилась толпа просителей и посетителей наркомата, но пропускной системы как таковой не было, и Александр, предъявив удостоверение сотрудника Цека, прошёл в наркомат.

В приёмную Крупской, где в очереди уже стояло десятка полтора человек, Белов прошел без двух минут девять и, встретившись глазами с сидевшей у дверей женщиной, коротко кивнул головой:

— Вера Соломоновна? — Женщина подняла глаза и невольно съежилась. Взгляд юноши спокойный и уверенный, тем не менее, словно приморозил её к стулу словно оттуда на неё глянул Сам. — Я Александр Белов. Мне назначено на девять ноль-ноль.

Машинально, Вера кивнула, не в силах оторвать взгляд от странного светловолосого юноши, в чёрном полувоенном френче и брюках, с орденом Красной Звезды на груди. Пронзительные синие глаза словно выворачивали душу на изнанку... — Проходите, товарищ Белов.

И только когда подтянутый и широкоплечий, словно кадет со старой фотографии, молодой человек скрылся за тяжёлой дверью обитой коричневым дермантином, Дризо выдохнула и замерла словно мышка, глядя остановившимся взглядом в пространство: 'Вот это пионер!'

— Доброе утро товарищ Крупская. — Белов улыбнулся и как только встретился взглядом с Надеждой Константиновной, шагнул вперёд. Александр уже знал, что между ней и Сталиным давно не было не то что любви, но даже взаимопонимания, а лишь холодная вежливость товарищей по партии, и что часть этого отношения она наверняка уже примеряет к нему.

— Я не отниму у вас много времени. — Он открыл папку и, не присаживаясь, взглянул на первый лист. — У спецотдела ЦК появился проект возвращения в новогодние праздники ёлки, и всей новогодней атрибутики. Деда Мороза, Снегурочки, ёлочных игрушек, подарков, и прочего.

— А почему спецотдел ЦК обратил внимание на этот вопрос? — Крупская, несколько опешившая от первого напора Белова, вскинулась, оскорбленная вмешательством в ее епархию, — Спецотдел ЦК полагает, что нам необходимо восстановить религиозное воспитание вместо борьбы за юных коммунаров? Возврат к прошлому — шаг к могиле революции!

Белов увидел, как выпученные глаза Надежды Константиновны заблестели лихорадочным блеском. Старуха вдруг даже не закричала, а завизжала, словно циркулярная пила:

— Нам буржуазные пережитки прежнего строя не нужны! И их буржуазные праздники — тоже! Ясно вам?!

Саша терпеливо дожидался, пока пожилая, не очень здоровая женщина закончит истерить, а затем спокойно произнес:

— Но, товарищ Крупская, ведь насколько я знаю из книг и мемуаров, вы вместе с Владимиром Ильичем сами устраивали Рождество. И даже ездили на елку в детский дом в девятнадцатом году. Или то, что пишут о Владимире Ильиче — неправда? Этого не было?

Тут он обдуманно умолк, но в воздухе явственно повис незаданный вопрос: 'А как же вы, товарищ Крупская, допустили, что Владимира Ильича оболгали?..'

Крупская налила себе стакан воды, и долго пила, выигрывая время. Мальчик действительно очень странный. А Белов тем временем решил продолжить.

— Кроме того, ЦК не считает возможным возобновлять празднование Рождества — действительно религиозного и, я бы сказал — одиозного праздника. А вот Новый год, как раз был исключительно народным праздником. Конец сельскохозяйственного года, начало подготовки к новым работам и так далее. Не бояре же его праздновали, верно? — Он улыбнулся Крупской — Да и не грех перехватить старый праздник и наполнить его новым содержимым. Вот, например, большевики вполне успешно заменили праздник начала весенне-полевых работ, переродившийся потом в Пасху, Первомаем. Собственно, ведь революционные маевки, которые в свое время организовывали лично вы, пошли от традиционных народных майских гуляний. Праздник в начале мая не просто так появился, а как настоятельное требование биологического ритма человека, и важная веха в году. Точно то же можно сказать и о праздновании Нового Года.

Надежда Константиновна слушала его молча, но Саше показалось, что в выпученных тусклых глазах промелькнула искорка интереса. Стремясь закрепить успех, он выложил еще один заранее подготовленный аргумент. Он снова широко улыбнулся:

— Вот кстати: система воспитания, принятая в системе НКВД не предполагает никаких новогодних праздников, и что?

— Что? — заинтересовалась Крупская.

Она искренне ненавидела всех, кто вмешивался в ее дела. Как в свое время она расчехвостила этого выскочку Макаренко ! Ей было приятно это воспоминание, и по бледным губам проскользнула тень улыбки. А он хитер, этот молодой грузин. Или не грузин?..

— Вырастают бездушные автоматы. Те, кого с детства не научили радоваться, не смогут ни сопереживать, ни сочувствовать, — Саша вспомнил нескольких бывших сослуживцев. Это были натуральные робокопы, машины для убийства... — Идеал нового человека-коммунара — человек-созидатель, человек-творец, но что он будет творить, не зная радости?

Белов осознано кривил душой. Когда-то в далеком будущем он видел фильм о колонии Макаренко, и там вроде как праздники имелись...

— Нам не нужна буржуйская радость! — жестко отрезала Крупская. — У наших детей есть новые, свои праздники и своя собственная радость! Что вы собираетесь праздновать в свой Новый год?!

И она грозно сверкнула глазами из-под круглых старых очков.

— Да всё то же. Подводить итоги ушедшего года, что для нас, с плановой экономикой достаточно важно, и намечать планы на год следующий. Ну, и немножко сказки... — Саша улыбнулся самой открытой, самой наивной улыбкой, которую только смог изобразить, — Дед Мороз и Снегурочка приносят подарки, наряжают елку...

— Все еще помнят что елка — символ Рождества!

— Но ёлка это, прежде всего — место сбора всей семьи, трудовых и боевых коллективов, место где дети встречаются со взрослыми и другими детьми, и так по всей стране! — Незаметно для себя, Александр начинал горячиться.

Крупская мгновенно заметила это и удовлетворенно хмыкнула: 'цесаревич' у грузина еще не слишком закалился в словесных баталиях. Но Саша уже взял себя в руки: несколько раз глубоко вздохнул и продолжил:

— Кроме того, ЦК считает необходимым разработать новую политику в проведении Новогодних праздников. Сценарии должны носить политическую, пролетарскую окраску, а веселье и смех полезно будет направлять в нужную сторону. Как говорил Луначарский: 'Смех представляет собой орудие, и очень серьезное орудие, социальной самодисциплины известного класса или давления известного класса на другие классы'.

Эту цитату Белов подготовил заранее, помня о том, что с Луначарским Крупская всегда была в дружеских отношениях.

Но ничего не помогало. Крупская отвергала любую попытку войти в контакт, заведомо отрицая самую возможность совместной работы с креатурой Сталина. Саша пытался и так и эдак найти подход к этой 'железной леди', но все было напрасно: Надежда Константиновна на встречу идти не желала...

В какой-то момент Белов внутренне уже махнул рукой и с мыслью: 'Эту железную дуру проще сто раз завалить, чем один раз уговорить', резко сбавил напор.

Но Крупская неожиданно подумала о другом. Вдруг ее остро пронизала мысль, что если бы у нее... у них... если бы тогда получился сын... Нет, он конечно был бы сейчас старше, ему уже было бы тридцать или даже больше, но тогда мог бы быть внук... И ему наверное понравилась бы эта идея с елкой, Новым годом и ряженными.

Она уж по-другому взглянула на мальчишку, который мучился от того, что не может найти нужных слов, чтобы уговорить ее — грозную и страшную. А ведь она совсем не страшная... и тоже когда-то любила елки.

— Значит, елка? — спросила она, перебив Белова на полуслове. — А деревьев-то не жалко?

— Жалко, — Белов энергично кивнул. Он встрепенулся, как боевой конь при звуках трубы, и тут же пошел в атаку. — Однако, деревьев у нас много, а страна одна. Под это дело и специальных делянок насажаем и, кстати, вот у меня справка, — Он положил на стол перед Крупской документ из Госплана. — Специалисты говорят, что торговля новогодними ёлками очень хорошо скажется на всей экономике СССР. Кроме того, это ещё и игрушки, которые можно делать всей семьёй, и в школах, а на следующий год, развернём производство игрушек на стекольных заводах из отходов товарного стекла, электрических гирлянд, и прочей атрибутики. Примерная оценка экономического эффекта — сто тридцать — сто сорок миллионов рублей прибыли в год. Но это не главное. — Он замолчал, переводя дух.

— А что главное?

При этом она широко улыбнулась, показывая, что от первоначальной враждебности не осталось следа. Белов сделал вид, что поверил, и улыбнулся в ответ.

— Сказка. Елка как символ вечной природы, и Дед Мороз — приходящий к детям как исполнитель надежд и сокровенных желаний. Тот самый Мороз, которым издревле пугали всех захватчиков Руси, и тот самый, что закаляет наш характер. В той климатической зоне, где заканчивается наш юг, начинается их север. Нас не согревает тёплый Гольфстрим, и тропическое солнце. Единственная наша надежда — это наши горячие сердца, крепкие руки и плечо друзей. Там где мы строим города, в мире никто больше ничего не строит и даже не живёт. Дед Мороз, словно жёсткий, но справедливый родитель. Товарищ Крупская, вспомните людей Шушенского. Да, возможно они не знают иностранных языков, и вообще плохо читают, но вот интересно, скольких партийных функционеров-перерожденцев вы бы лично заменили этими крепкими сибиряками?

— Хм. — Крупская опустила голову, но в глазах её Белов успел увидеть пляшущих бесенят. Именно эта горячность, так похожая на ту, Ленинскую ярость в спорах, почему-то тоже начала заводить Крупскую.

— Предположим, я с вами согласна товарищ Белов-Сталин. И как вы предполагаете всё это организовать?

'Думаешь, что поймала? Ну, это еще под большим вопросом: кто кого поймал, — подумал Сашка. — А я тоже молодец! Произвожу однако положительное впечатление на дам преклонного возраста'.

— Вот, проект редакционной статьи в 'Правде', — Белов положил на стол перед Крупской листок, отпечатанный на машинке. — Статья в 'Известиях', — новая стопка ложится на стол. — Запросы в Лесную стражу, Госплан и Пожарную охрану НКВД. В Межрабпомфильм и Москинокомбинат чтобы начали подготовку к съёмкам фильмов на новогоднюю тематику. К этому празднику, конечно, не успеем, но вот к следующему должны обязательно. Но вот что обязаны сделать, так это запустить в кинотеатрах и кинопередвижках наши советские комедии, и увеличить количество сеансов. Так же в театрах устроить детские утренники. Это можно успеть. Ну и пожалуй самое важное, это циркулярное письмо по школам, с нормативами организаций детских праздников, карнавалов, и требований пожарной безопасности. Не приведи, начнут от усердия ставить на елку свечки. Я конечно, наверняка многое упустил, но я в организационных делах ещё совсем не разбираюсь.

— Присаживайтесь, товарищ Белов. — Крупская, сделав вид, что спохватилась, и извиняется за свою забывчивость, а Александр, коротко поклонившись, присел на краешек стула.

— Вера! — Надежда Константиновна, отпустила кнопку звонка. — Принеси-ка нам чаю. — И уже в спину уходящей женщины добавила. — И скажи товарищам в приёмной, что до обеда приёма не будет.

Чаёвничать устроились у маленького столика возле окна. Надежда Константиновна расспрашивала Белова о родителях, и вообще его жизни, и через полчаса они болтали словно приятели.

— Кстати, я не увидела подписи под статьями. — Она снова наполнила фарфоровые чашки ароматным напитком, и посмотрела Белову в глаза.

— А какие поставите, такие и будут, — спокойно ответил Белов, и сделал крошечный глоток, чтобы смягчить горло. — Но полагаю, что ваша подпись там будет смотреться уместнее всего. Правки естественно можете сделать любые, или вообще переписать статью заново. Но только ваш авторитет может сдвинуть дело. По сути, если товарищ Сталин олицетворяет мужское начало СССР, то вы — главная мама СССР. Мы все ваши дети, и кому как не вам должна принадлежать инициатива возрождения ёлки, как главного символа праздника?

— Вам бы с трибуны выступать Саша. — Крупская покачала головой. — Ничего что я так, по-свойски?

— Конечно. — Александр кивнул и сделал ещё глоток. — И у меня есть секретный план. — Он чуть понизил голос. — Сделать большую ёлку в Кремле, и пригласить туда самых лучших пионеров и школьников нашей страны. Попросить кого-нибудь из именитых режиссёров сделать представление, и организовать раздачу подарков. Времени, конечно, совсем мало, но если поднапрячься, можно успеть.

— Возьмётесь? — Надежда Константиновна, чуть прищурившись, посмотрела на Белова. — Пионер, орденоносец и я уверена отличник, прекрасный пример для молодёжи страны.

— Возьмусь. — Белов кивнул. — Но тут опять без вашего веского слова не обойтись. Потому, что организацию школьников должен взять на себя Наркомпрос и пионерская организация. То есть саму ёлку как праздник я организую, а вот всё остальное...

Из наркомата Александр вышел словно патриций покидающий форум, но стоило сесть в машину, как напряжение просто скрутило его в сильнейшем спазме.

— Черт. Миш, у нас есть чего выпить?

— Да, — Михаил торопливо нацедил в металлическую рюмку коньяка, и не успел ничего сказать, как Саша вытащил у него из руки флягу, и сделал несколько больших глотков.

— Ты чего? Мож к доктору?

— Не... — Александр махнул рукой. — Сейчас. Минут пять и я в норме. Тетка уж больно серьёзная. Там, Миш, одно слово не так, один жест, и всё насмарку. Там такой гений интриги был рядом. Не могла не научиться. Ну вот я под этот каток и влетел. Но вроде всё получилось. — Он медленно разогнулся и сел поудобнее. — Вроде отпускает.

— Куда сейчас? — спросил Николай трогаясь с места. — Домой?

— Какое там 'домой'!? Поехали в Союз Писателей. Будем искать автора для новогоднего праздника.

По такому поводу, Максима Горького Белов решил не беспокоить, и обратился к секретарю союза писателей Александру Щербакову.

Имея на руках внушительные бумаги из Наркомпроса и Секретариата ЦК, он легко пробился к Александру Сергеевичу, и тот прямо на месте начал обзванивать авторов живущих в Москве и попал на Алексея Толстого, который практически сразу согласился выступать автором сценария детского праздника в Кремле.

После были визиты к новому коменданту Кремля, и ещё в десятки советских организаций и ведомств.

А на следующее утро вышла огромная статья в Правде за подписью Крупской, 'Советский праздник'. Статья Белова была полностью переработана и дополнена так, что в неё вошло и то, о чём говорили в кабинете, и то, что осталось 'за скобками'. А вот статья в Известиях, за подписью главного редактора прошла почти без изменений. Одновременно с этими главными залпами прозвучали выстрелы и потише. На следующий день в некоторых отраслевых газетах, таких как 'Гудок', и 'За Родину', а к субботе в 'Литературной Газете' вышла развёрнутая статья Щербакова, посвящённая народным традициям празднования Нового Года. И в который раз Белов подивился, как быстро реагирует система на изменение идеологической составляющей. Словно все статьи и выступления уже были написаны, и только ждали своего часа...

Давайте организуем к новому году детям хорошую елку!

В дореволюционное время буржуазия и чиновники буржуазии всегда устраивали на новый год своим детям елку. Дети рабочих с завистью через окно посматривали на сверкающую разноцветными огнями елку и веселящихся детей богатеев.

Почему у нас школы, детские дома, ясли, детские клубы дворцы пионеров лишают этого прекрасного удовольствия ребятишек трудящихся Советской страны? Какие-то, не иначе как 'левые' загибщики ославили это детское развлечение, как буржуазную затею.

Следует этому неправильному осуждению елки, которая является прекрасным развлечением для детей, положить конец. Комсомольцы, пионер-работники должны устроить коллективные елки для детей. В школах, детских домах, в дворцах пионеров, в детских клубах, кино и театрах — везде должна быть детская елка! Не должно быть ни одного колхоза, где бы правление вместе с комсомольцами не устроило бы накануне нового года елку для своих ребятишек. Горсоветы, председатели районный исполкомов, сельсоветы, органы народного образования должны помочь советской елки для детей нашей великой социалистической родины.

Организации детской новогодней елки наши ребятишки будут только благодарны.

Я уверен, что комсомольцы примут в этом деле самое активное участие и искоренят нелепое мнение, что детская елка является буржуазным предрассудком.

Итак, давайте организуем веселую встречу нового года для детей, устроим хорошую советскую елку во всех городах и колхозах!

П. Постышев

Газета 'Правда' 28 декабря 1934 г.

Увидев эту статью, Белов усмехнулся: Постышев, конечно, придал его черновику приличествующий этому времени вид, но с литературным дарование у товарища явный пробел. Вернее, провал.

Впрочем, это было не важно: громкая фамилия сделала свое дело. На следующий день в той же 'Правде' грянула статья о Елке в Сокольниках. И тут же выяснилось, что чуть ли не в половине школ СССР полным ходом развернулась подготовка к новогодним торжествам и елкам. Саша понял, что идея вернуть елку вынашивалась и подготавливалась уже давно, не хватало только последнего толчка, импульса. Забавно, что именно он и оказался этим импульсом. Хотя, как и в прошлый раз, его имя не будет предано широкой огласке. Что, в общем-то, и правильно: нечего мальчишке лезть в большую политику!

Вообще-то москвичи устраивали елки и раньше, причем независимо от социального положения или партийной принадлежности. Но в этом году все словно проснулись: по Москве прокатилась самая настоящая 'елочная эпидемия'. После статей в 'Правде', москвичи кинулись покупать и наряжать елки, устраивать домашние вечеринки и лихо отмечать приход нового, тысяча девятьсот тридцать пятого года.

По всей стране пошла волна детских елочных праздников. Одноклассники, соседи по двору, да и просто приятели звали друг дружку в гости 'на елку'. Угощение обычно было скромным: винегрет, студень, жареная картошка и пирог — сладкий или с капустой. Чай с покупными конфетами и домашним печеньем, вот собственно и все. Но разве в угощении тут дело? Зато хоровод вокруг елки, какие-никакие подарки, шутки, игры, танцы под репродуктор, а то и под пианино или патефон — вот это и была настоящая елка!

В семье Сталина елку отметили дважды: для себя и для приглашенных ребятами приятелей. А потом начались ответные визиты...

... У Микоянов Белову не понравилось. Пять 'микоянчиков' оказались шумными, приставучими, и нахальными мальцами, которым доставляло неземное наслаждение дразнить и обижать Светлану. В результате все кончилось тем, что двое старших 'микоянчиков' схлопотали по здоровенному подзатыльнику от Саши, третий огреб леща от Василия, а оставшимся двум Артем показал свой увесистый кулак и пообещал, что если они не уймутся, то им будет очень больно вспоминать о сегодняшнем вечере. Затем все трое принялись успокаивать всхлипывающую Светлану, за каковым занятием их и застали Сталин и Анастас Микоян.

Хозяин кипел плохо скрываемым негодованием: его сыновья ревут в три ручья. Василий, Артем и Александр старше, так что не будь они сыновьями Вождя — худо бы им пришлось. Но Сталин пожелал тоже разобраться в произошедшем, и теперь Анастасу Ивановичу приходилось сдерживать себя.

— Что тут произошло? — сурово спросил Сталин.

Все четверо молчали.

— Как не стыдно, обижать тех, кто младше?! — Иосиф Виссарионович тоже начал закипать. — Воспользовались тем, что старше и сильнее?! С завтрашнего утра больше никаких занятий — никому! Саша, тебя это тоже касается! Не умеете пользоваться силой — значит она вам и не нужна!

Светлана сжала губы так, что они побелели. Василий покраснел, Артем набычился, и лишь Александр стоял с видом независимым и скучающим. Это окончательно взбесило Сталина. Он прошептал какое-то грузинское ругательство, и коротко бросил:

— Собирайтесь! Поедете домой!

Он уже отворачивался, когда услышал спокойный Сашкин голос:

— Товарищ Микоян, передайте вашим дочерям, что мы осознали свою вину и просим нас извинить. Все четверо.

— А у меня — мальчики... — Не понял сперва Микоян, а потом вскинулся — Издеваешься?

Сталин заинтересованно повернулся. Все с тем же независимым видом Белов продолжал:

— Ни в коем случае, просто констатирую факт. У вас — дочки, товарищ Микоян. Кстати, средняя — вполне ничего себе.

Светлана хихикнула. Алеша Микоян действительно был красавчиком: тоненький, с большими глазами, черными кудрями и удивительно белой кожей. Она еще не поняла, что имеет в виду Саша, но Артем и Красный все поняли прекрасно и синхронно усмехнулись. А Василий еще и решил добавить масла в огонь, гордо выдав:

— Подрасту — позову средненькую... — Тут он замялся на секунду, но быстро нашелся, — Алену замуж.

Чем заслужил одобрительную улыбку Александра.

— У меня — сыновья! — закричал Микоян. — Сыновья!

— Я к ним в штаны не лазил, — спокойно отрезал Сашка. — А воспитаны как девчонки. Светлана, когда ее обижают, ищет защиты у своих братьев, а у ваших дочек братьев нет — они к отцу и побежали.

— Что у вас произошло? — спросил Сталин уже совсем другим тоном.

Белов пожал плечами:

— Дайде, если у Анастаса Ивановича действительно сыновья, то они расскажут сами, а если дочки, то нам очень стыдно и мы едем домой.

Еще через четверть часа, после допроса, учиненного Микояном-старшим, 'микоянчики', хлюпая носами, признали, что получили по заслугам, и праздник продолжался. Сталин улыбался в усы: Белов явно оказывал на его детей положительное влияние...

Следующая елка, на которой оказались дети Сталина, была в семье Гальских. Отец Нины — крупный инженер в Наркомате путей сообщения, узнав о том, что среди приглашенных будут дети Самого, устроил праздник с таким размахом, словно собирался затмить Кремлевский Новогодний банкет. В огромной шестикомнатной квартире Гальских был устроен настоящий пир с кучей домашних и покупных вкусностей, а в зале — танцы под редкую еще в СССР радиолу. Ну, а кроме того — игры в фанты и загадки, в 'лишний стул' и 'кошки-мышки', в чехарду и 'гоп-доп'

Сашка с удовольствием съел кусок заливной курицы, до которой и в той, другой жизни был большим охотником, проигнорировал жаренную пахучую осетрину, которую никогда не любил, съел пару пирожных — эклер и корзиночку и отошел в сторону: ему было откровенно скучно. Попробовал, было, поговорить с Александром Николаевичем Гальским о тепловозах и перспективах их использования на Советских железных дорогах, но быстро понял, что никакого разговора не выйдет: собеседник не принимал его всерьез, одновременно пытаясь лебезить перед приемным сыном ВЕЛИКОГО СТАЛИНА. В результате, товарищ Гальский то цитировал Ленина а то нес такую ахинею, что уши просто сворачивались в трубочку.

Белов уселся на диван и принялся следить за танцующими. Рядом с ним тут же устроилась Светлана и немедленно принялась обсуждать всех присутствующих девчонок с ехидной злостью будущей конкурентки. Сашка рассеянно слушал ее едкие комментарии, изредка поражаясь тому, насколько точно Светлана подмечала недостатки той или иной его одноклассницы. Точно так же взрослые женщины шипят за спиной своих подруг, стараясь выиграть в вековечной борьбе самок за альфа-самца.

Внезапно к нему подошла Нина Гальская, легким движением головы откинула за спину косу и взяла Александра за руку:

— Саша, а ты умеешь танцевать вальс?

Белова вдруг с удивлением ощутил, как краснеют уши, но тут же восстановил контроль над организмом и доверительно понизив голос сообщил:

— На три такта — ничего себе, а на четыре не люблю — больно медленно выходит .

— Пойдемте, Саша... — Нина неожиданно перешла на 'вы', отчаянно покраснела и потянула его за собой, — У нас как раз вальс на три счета.

Они мерно двигались по залу под музыку 'Весеннего вальса', и девушка все сильнее и сильнее откидывалась назад, налегая спиной на руку Сашки, заставляя юношу крепче прижимать ее к себе. От этого где-то внутри сладко замирало, а в животе разливался приятный щекочущий холодок...

'Если бы спрятаться с ней... где-нибудь... чтобы не видели... — Принялась мечтать младшая половина слегка дымящимся от гормонального шторма сознанием, — И вот так ее прижать... и... поцеловать... и даже... вдруг... можно будет... нет, а вдруг? Вдруг она разрешит... потрогать... а?..'

'На! — коротко рявкнул сам на себя отставной полковник. — Ты что? Идиот? Светка тебе этого никогда не простит! И что это ты там трогать собрался, а? Там, милок, прежде чем трогать, еще долго и вдумчиво искать надо — бюстишко-то пока между первым и нулевым размерами! Трогательщик нашелся!'

Танец окончился, и хотя Ниночка горела желанием продолжить, Александр твердо отказался. А чтобы смягчить отказ, на голубом глазу соврал, что по Ниночке уже давно сохнет Василий, и он никогда не перейдет дорогу своему названному брату и настоящему другу.

Несколько успокоенная Нина кинулась приглашать Красного, а Сашка вернулся к Светлане и следующий танец они танцевали вместе. И следующий — тоже. Потом Белов тихо и очень убедительно объяснил Светлане, что он просто обязан потанцевать с каждой своей одноклассницей, и начал приглашать прямо по алфавиту. Одновременно, он любовался счастливой физиономией Красного, который просто-таки цвел и пах в объятиях Ниночки Гальской...

...Третья елка была для одного Белова — коминтерновцы пригласили его на вполне взрослый банкет, устроенный в здании секретариата ИККИ. Здесь все было именно так, как привык в свое время полковник Ладыгин: хорошая еда, хотя и без особенных выкрутасов, много выпивки, много музыки, и веселая раскрепощенная атмосфера боевых друзей...

— ...Юнак, а ты что ж не танцуешь? — поинтересовался Христо Боев, наливая Сашке легкого красного вина. — Или пока еще к женщинам?..

Тут он осекся, испугавшись, что ненароком зацепил что-то, что может обидеть его молодого-старого товарища. Но Белов совершенно не обиделся. Впившись молодыми зубами в кусок истекающего соком мяса, он покачал головой:

— Так ведь Христо, с кем же мне тут танцевать? Тут же самая юная молодка лет на пять меня старше будет. Нахрена ей с малолеткой-то вязаться?

Боев с секунду молчал, переводя услышанное на понятный язык, потом широко улыбнулся:

— Товарищ Саша ты совсем глупый? Да если здешние момичетата узнают, КТО их приглашает на танец — очередь будет до самой Волхонки стоять! — Он ухмыльнулся еще шире — А если тебе придет в голову сообщить, что с одной из них ты переспишь — они прямо здесь раздеваться начнут. На скорость!

Младшую половину моментально кинуло сперва в жар, потом — в холод. А старшая половина с улыбкой поинтересовалась:

— И от кого же это они могут узнать? Христо, ты мне по дружбе не расскажешь?

Боев промолчал, лишь стрельнул глазами куда-то в сторону. Белов проследил направление: там стоял веснушчатый Куусинен и что-то негромко растолковывал красивой крепко сбитой девушке лет двадцати пяти. Та недоверчиво повернула голову, неверяще тряхнула коротко стриженными белыми волосами, а потом просто-таки впилась в Сашку жадными глазами. Именно в этот момент музыка прекратилась, танцующие пары разбрелись по местам, а к Белову с Боевым подошел Димитров. Рядом с ним был высокий крепыш с суровым, каменным лицом:

— Товарищ Саша? Разреши представить тебе товарища Пика .

Крепыш пожал тонкую юношескую кисть:

— Вильгельм. Вы — тоже немец, Александер?

— Да. И горжусь этим.

— Это прекрасно, — Пик улыбнулся холодной улыбкой каменного гостя, — Всегда приятно осознавать, что за нашу родину сражаются не только взрослые. — Он кивнул на ордер Красной Звезды на груди Белова. — Вы состояли в Юнгфронте?

— Не успел... — Сашка усмехнулся, — Нос не дорос.

Последнее он произнес по-русски, и Вильгельм Пик глубоко задумался, пытаясь соотнести членство в коммунистической молодежной организации с размерами Сашкиного носа. Димитров хмыкнул и коротко пояснил значение русской поговорки.

Вильгельм Пик засмеялся:

— Ну, я полагаю это не трудно исправить. Элеонора, — махнул он кому-то рукой. — Подойди на минутку.

Возле стола появилась та самая фигуристая блондиночка.

— Познакомьтесь: моя дочь, Элеонора , товарищ Александер Белоф-Сталин.

Девушка приятно покраснела, затем протянула Сашке свою крепкую сильную руку:

— Элеонора, можно — Эли.

'Где ж твой Тотошка? — подумалось Белову. — Железный Дровосек, Страшила Мудрый, Храбрый Лев и все остальное здесь найдется в избытке, а вот с тихими, преданными щенками пожалуй будут проблемы.'

Он тоже представился и уже минут через пять они лихо отплясывали с Элеонорой танго. Организм дергался, бледнел и краснел, когда партнерша прижималась к нему то грудью, то бедром, но разум ехидно усмехался. — то ли еще будет, малыш. Отставной полковник прекрасно видел: к чему идет дело, но особенно не переживал: во-первых, гормонам действительно стоит дать разрядку, а во-вторых такой роман продолжения иметь никакого не будет — партнерша ровно вдвое старше партнера, а на престарелых красоток его никогда в жизни не тянуло. Так что Светлана даже не станет воспринимать Элеонору как конкурентку.

Они выпили: Элеонора — грузинского коньяка, а Саша — легкого красного вина, потом снова танцевали, потом жарко обнимались в каком-то коридоре, потом оказались в чьем-то пустом и темном кабинете. Сердце буквально заходилось в экстазе, а руки в это время умело расстегивали блузку девушки, жарко впиваясь губами в липкий, пахнущий коньяком рот.

Домой Сашка вернулся поздно. На это никто не обратил внимания, вот разве что Светлана, которая все еще не спала, ожидая возвращения 'своего Саши', сонно пролепетала, что тот прямо весь светится. Да Вера Степановна, пригляделась, качнула головой, а потом вдруг хихикнула, прошептав: 'Ишь, котофей! По сметанку сходил!'

2

В новый, 18-й год революции — с новыми трудовыми свершениями!

К новому, 1935-му году рабочие Балтийского завода закончили ремонт крейсеров Германской Советской Федеративной Социалистической Республики 'Ленинсберг' и 'Красный Лейпциг', прибывшие на Ленинградские верфи для ремонта после авианалета польских фашистских бандитов. Немецкие корабли были отремонтированы в два месяца со значительным опережением графика.

Рабочие Города Октября горячо откликнулись на просьбу братского немецкого пролетариата о помощи. Партийная организация Балтийского завода обратилась к трудящимся с призывом обеспечить ремонт немецких кораблей в наикратчайшие сроки. И рабочие Ленинграда не подвели! Работы на кораблях Ротемарине велись днем и ночью, без выходных. И вот 2-го января нового, 1935-го года немецкие команды, отдыхавшие в Кронштадте, приняли свое грозное оружие. Ледокол 'Малыгин' обеспечил проводку, германские товарищи снова идут в бой за дело Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина! Они увозят с собой подарки рабочих города Ленина.

Да здравствует Мировая Революция!

'Ленинградская правда' 05 января 1935г.

Оружейники представили первый вариант нового стрелкового комплекса тридцатого декабря уходящего года. Дегтярев, Симонов и Федоров постарались сделать все побыстрее, но максимально качественно. Единый пулемет, не мудрствуя лукаво, переделали из ДП, снабдив его приемником под ленточное питание, креплением для установки на треногу и быстросменным стволом. Федоров с Симоновым изменили расположение газоотводной системы у того же ДП и получили не самую плохую самозарядную винтовку, несколько тяжеловатую, но прикладистую и с отменной кучностью боя.

Сталин с удовольствием осмотрел самозарядку, приложился, повертел в руках и вдруг отставил ее за ширму, которая снова отгораживала часть кабинета. Федоров прислушался: за ширмой явственно послышалось щелканье затвора, затем залязгали части разбираемого оружия. Иосиф Виссарионович в это время делал вид, что слушает Дегтярева, показывавшего усовершенствованный пистолет-пулемет, а сам, скосив глаза, наблюдал за происходящим на 'закрытой территории'. Вдруг — Владимир Григорьевич готов был поклясться! — раздалось ругательство, которое некто невидимый прошипел сдавленным шепотом. Сталин, однако, никак на это не отреагировал, только скулы заледенели, да в глазах появился мороз. Тут же из-за ширмы на короткий миг появилась тонкая, должно быть — женская, рука, перепачканная в ружейной смазке, положила на стол записку и тут же исчезла. Все произошло так быстро, что ни Владимир Алексеевич, ни Сергей Гаврилович не успели ничего заметить.

Сталин точно так же отложил пистолет-пулемет за ширму, а сам поднял записку, пригляделся:

— Товарищ Симонов, — он пристально взглянул на Сергея Гавриловича. — Есть мнение, что винтовка получилась очень удачной. Однако возникает вопрос: не слишком ли сложной является система отвода газов, рассчитанная, скорее, на пулемет, нежели на винтовку? И, соответственно, возникает следующий вопрос: не станет ли такая система автоматики источником возможных проблем в условиях реального боя?

Симонов принялся объяснять, Сталин кивал в такт его словам, а Федоров все никак не мог отделаться от ощущения, что того, кто на самом деле принимает решения, он не видит. Хотя нет: решения принимает товарищ Сталин, а вот тот... та, что спряталась за ширмой... она лишь влияет на решение. Подсказывает положительный или отрицательный результат. Но советы, которые она подсказывает... Слишком уж профессионально для человека, который просто хорошо владеет оружием. Эта спрятанная советчица... она — оружейница? А разве такие бывают?..

Тем временем за ширмой принялись изучать новый пистолет-пулемет. Рубленных очертаний, со складным прикладом, хотя и ухватистый, сидевший в руках стрелка, словно влитой, он был оружием краткого огневого контакта. Хорош для летчиков, танкистов, связистов, артиллеристов и старших командиров. Владимир Григорьевич напрягся, но никаких звуков кроме лязганья металла слышно не было. Затем из-за ширмы снова вылетела записка. Сталин мельком глянул на нее и улыбнулся в усы.

— Вот это — очень хорошее оружие, — произнес Вождь, снова взяв в руки пистолет-пулемет. — Простой, эффективный, технологичный. А что у вас с автоматическим карабином, товарищи?

Симонов встал и подал Иосифу Виссарионовичу свой автомат. Странного вида — ствол и приклад составляли одну прямую линию, он был еще откровенно сыроват. Хотя на полигоне показал себя совсем неплохо...

Сталин придирчиво оглядел странное оружие со всех сторон, приложился, словно собираясь стрелять. Затем снова отложил автомат за ширму и принялся расспрашивать о крупнокалиберном пулемете. Федоров встал, одернул гимнастерку, и принялся докладывать, но краем глаза все же следил за удивительной ширмой.

Вождь просмотрел чертежи, выслушал пояснения, затем пообещал съездить на полигон, а в конце, прочитав очередную записку, хмыкнул и сказал:

— Ну что же, товарищи. Работа проведена серьезная, результаты — удовлетворительные. Хотя есть мнение, что у автоматического карабина приемистость — не вполне... Но, подчеркну: в целом результаты удовлетворительные. Хорошие результаты...

Федоров сидел, словно доской ударенный. Откуда Вождь знает такие термины?! А Сталин тем временем продолжал:

— Сейчас, товарищи, пройдите в канцелярию. Вам следует получить приглашения на Новогодний банкет в Кремль: вы все приглашены.

Оружейники вышли из кабинета, переводя дух и вытирая со лбов выступивший пот: не так уж легко общаться с Первым Человеком Государства.

Минут через двадцать они уже шли из канцелярии, получив пригласительные билеты на себя и членов своих семей. Дегтярев оживленно жестикулируя доказывал Симонову, что в конструкцию автоматического карабина необходимо внести некоторые изменения и дополнения, но Сергей Гаврилович слушал своего коллегу с видом отрешенным и задумчивым — переваривал замечания Сталина по самозарядной винтовке. Внезапно прямо навстречу им вышли Иосиф Виссарионович с каким-то пареньком-подростком.

— Вот, Саша, а это, — Иосиф Виссарионович указал на оружейников, — наши Левши. Блоху не подковывают, но оружие создают самое лучшее. Познакомьтесь, товарищи, мой сын — Александр Белов-Сталин.

Оружейники назвали себя, и пожали протянутую юношескую руку. Федорова точно молнией ударило, когда его ладонь стиснули тонкие, но неожиданно сильные пальцы, перепачканные оружейной смазкой...

Отгремели январские праздники и снова потекли трудовые будни.

Семнадцатого января в переполненном Кремлевском зале царила напряженная тишина. Давно здесь не было такой аудитории: маститые Григорович, Поликарпов, Туполев, молодые Лавочкин, Сухой, Яковлев, Четверухин, Гудков и еще многие другие, словом — весь наличный состав советской авиаконструкторской мысли. Отдельной группой расположились приглашенные итальянцы: Джузеппе Габриелли, Джованни Пенья, Алессандро Маркетти, Челестино Розателли и еще несколько человек. Вмести с ними сидел и 'красный барон' — Роберт Бартини, Вальтер Мессершмитт, Эрнст Циндель и Эрнс Хейнкель. Ещё чуть в сторонке обосновались двигателисты: Люлька, Климов, Шевцов, Микулин, Стечкин, Чаромский и Ханс-Иохан фон Охайн. А кроме ведущих конструкторов и их замов в зале сидели начальники конструкторских отделов и бригад.

Из совещания выпали лишь конструкторы вертолётной техники — их уже объединили приказом СНК в одно конструкторское бюро, и выдали техническое задание.

А над собравшимися, витала атмосфера нервозности, медленно, но верно приближавшаяся к тихой панике. Главный вопрос 'Зачем нас здесь собрали?' пока оставался без ответа. Но это бы еще полбеды: собрать могут, к примеру, чтобы поздравить с успехами, поставить новые задачи, наконец — просто для обсуждения развития самолетостроения с учетом объединения двух социалистических стран в один союз. Всякое может быть, вот только одно 'но'. Одно, но очень веское и солидное: Микоян, работавший с Поликарповым, поведал в курилке, что последние восемь месяцев Николай Николаевич во время рабочих обсуждений все чаще и чаще вдруг замирает на полуслове, молчит, а потом машет рукой и бурчит что-то вроде: 'Ну, это все не так важно...' А после в его кабинете находят обрывки чертежей и эскизов каких-то невероятных аппаратов и листки исчерканные непонятными формулами. То есть формулы-то как раз понятные — непонятно только, к чему они могут относиться...

— И на что эти аппараты похожи? — поинтересовался Александр Яковлев. — Истребители или бомбардировщики?

— Я тебе сейчас набросаю, Саша, а ты уж сам решай, что это такое, — ответил Микоян, и, вырвав листок из блокнота, несколькими штрихами изобразил нечто стремительное. — Вот. Если ты сможешь ответить: истребитель это или бомбовоз — мы тебе всем кабэ в ножки поклонимся.

Яковлев недоуменно повертел в руках рисунок, а потом с апломбом заявил:

— Ни то и не другое. Оно вообще не полетит!

— Правда? — ехидно поинтересовался Томашевич. — Совсем-совсем? Ни при каких условиях? — Он уже видел эскизный проект реактивного Дорнье, и хотя говорить об этом ему категорически запретили, это не мешало в открытую потешаться над менее информированными товарищами.

Яковлев не любил Дмитрия Людвиговича, и тот платил ему взаимностью. Томашевич был из конструкторов 'старой школы', и с некоторым пренебрежением относился к 'молодым да ранним', полагая их 'безграмотными авантюристами'. Александр же Сергеевич, как представитель тех самых 'молодых да ранних', утверждал, что 'старая школа' — это сборище троглодитов от авиации, которым уже ничего нового не выдумать.

— Ни при каких реальных условиях, — жестко заявил Яковлев, нажав на слово 'реальных'. — А если у вас, товарищ Томашевич, есть возражения, то готов поспорить... — И он еще раз посмотрел на рисунок, теперь уже более внимательно — При таком профиле крыла скорости должны быть такие... такие...

— А разве они в принципе недостижимы? -поинтересовался Михаил Михайлович Пашинин, заместитель Поликарпова. — Я слышал, что недостижимы только скорости, превышающие скорость света. Но этот красавец вроде как и не должен летать быстрее света, а?

Пашинин, не смотря на молодой возраст, был сторонником 'старой школы' и 'короля истребителей', так что ничего иного кроме ехидства Яковлев от него и не ожидал. Хотя в этом зале только итальянцы были не в курсе того, что Яковлеву симпатизирует САМ. Хозяин...

— Очень интересно, — хмыкнул сидевший рядом с Яковлевым совсем еще юный зять Михаила Кагановича Сильванский. — А вы, уважаемый товарищ, вслед за товарищем Томашевичем готовы народные деньги переводить на странные эксперименты? По достижению самолетами скорости звука, так что ли? — скорчил он презрительную гримасу. — Ничего у вас не получится, дорогие товарищи: концы лопастей винта войдут во флаттер и — пиши пропало. Я это еще на втором курсе выяснил, а у вас, вероятно, как у Сантос-Дюмона: 'Самолеты не поддаются расчетам так же как музыка или живопись' ?

— А где вы здесь разглядели винт, молодой человек? — едко спросил Томашевич. — Покажите, сделайте одолжение, а то я, по старости и слабости зрения и не разгляжу...

Пикировка могла бы затянуться, но в это время распахнулись двери, и в зал вошли шестеро. Весь зал в едином порыве поднялся: вошедшими были Сталин, Муссолини Эрнст Тельман а следом за ними шел человек в штатском костюме, с близорукими глазами на умном, тонком лице. И замыкали трое офицеров-авиаторов в форме майоров РККВФ 'Росса Аэронаутика' и Люфтваффе соответственно.

Против ожидания Сталин, Муссолини и Тельман сели с самого края стола президиума, а в центре устроились три лётчика. Многие советские авиаконструкторы хорошо знали лобастого, упрямого майора Чкалова, их итальянским коллегам был хорошо знаком майор Франческо Брак-Папа — летчик испытатель, прославившийся на весь Апеннинский полуостров своими рекордами и отчаянным воздушным хулиганством, а немецкие специалисты были знакомы с вернувшимся из США Эрнстом Удетом — асом первой мировой войны.

Пилоты почти синхронно оглянулись на лидеров, и те, также синхронно чуть кивнули. Чкалов встал и подошел к краю сцены:

— Вот что, товарищи. Мы здесь все собрались ради одного, на первый взгляд, очень простого дела. Дело самое простое: нашей авиации, как у нас, так и в Италии и Германии нужны новые самолеты. Истребитель-перехватчик, пригодный, кстати, и для ночного боя, истребители поля боя двух типов: истребитель-бомбардировщик и многоцелевой истребитель. А кроме того нам нужны бомбардировщики: пикирующий легкий, с бомбовой нагрузкой около тонны, легкий фронтовой с такой же нагрузкой, но с увеличенной дальностью и возможностью действия не только в тактическом но и в оперативном тылу противника; средний бомбардировщик с бомбовой нагрузкой в три тонны для работы по оперативным и стратегическим тылам, тяжелый бомбардировщик дальнего действия с нагрузкой до шести тонн бомб.

В зале началось некоторое шевеление, а Чкалов меж тем продолжал:

— Кроме того нашей авиации требуются бронированные штурмовики для действий непосредственно на поле боя, тактический и стратегический разведчики, а для морской авиации — легкие и средние торпедоносцы, могущие нести одну или две авиационные торпеды соответственно. Задача ясна, товарищи?

— Это, простите, конкурс? — помолчав, спросил с места Григорович и закашлялся. Патриарх русского авиаконструирования последнее время чувствовал себя неважно. — А какие же, простите, нам даются сроки? И когда состоится обсуждение технического задания? И потом хотелось бы уточнить: в этом конкурсе участвуют все присутствующие?

Тут же загомонили все. Старики и молодые тут же кинулись обсуждать характеристики будущих машин, дружно наседая на мотористов с требованиями дать им то, а лучше — это, а уж в идеале — и то, и это, и еще другого 'восемь штук заверните'...

Брак-Папа подошел к Чкалову, и хлопнул его по плечу. На груди итальянца неброско сверкнул новенький орден Красного Знамени — за десять побед в германском небе. Тщательно подбирая слова, майор Росса Аэронаутика медленно заговорил:

— Товарищи... они тебя неправильно... понимать, Валери. Они... решать, что ты... рассказать им про... конкуренция. Они не понимать... конкуренция — не надо...Совсем.

— Франческо прав!— Чкалов резко взмахнул рукой, призывая к тишине, — Это — не конкурс! Хватит с нас ваших турниров-соревнований и подковерных интриг! Нам на этих самолетах летать, и выбирать из десяти образцов наименее плохой мы больше не хотим!

Он перевел дух и продолжил:

— Решением Советов Народных Комиссаров СССР, ИССР и Германской советской республики меня, товарища Брак-Папу и товарища Удета назначили кураторами военной авиационной промышленности от правительств наших стран. И мы доводим до вас решение министерских и комиссарских комиссий. Отныне создаются два объединенных КБ истребителей, три — бомбардировщиков и штурмовиков, одно — разведчиков и два — морских самолетов. И еще одно кабэ — двигателей. Сейчас вам будет предоставлена возможность решить: кто в каком бюро будет трудиться.

Фон Удет демонстративно поднял свои наградные золотые часы с автографом Сталина, обвёл присутствующих тяжёлым взглядом и негромко произнес:

— Одна половина часа. Решать. Потом... — и он многозначительно замолчал.

Половина присутствующих зябко поежилась, вторая — облилась жарким потом. 'Потом...' могло означать все что угодно: от свинцовых рудников Римини, до гарроты в тайных застенках Organizzazione di Vigilanza e Repressione dell'Anticommunismo , и от золотых приисков ледяного Магадана, до пули в затылок в подвалах Гестапо...

Валерий Чкалов, уловил настроение собравшихся, и счел необходимым успокоить:

— Через полчаса, товарищи, тех, кто не определится, распределим по 'кабэ' в приказном порядке.

Этого не хотелось никому, и разделение по группам пошло намного быстрее. Уже через четверть часа Бартини, Болховитинов, Ермолаев, прибрав к себе Челестино Розателли сообщили о создании объединенного конструкторского бюро скоростных средних бомбардировщиков. Еще через пять минут вокруг солидного Туполева собрались Мясищев, Архангельский, Петляков и, к удивлению многих, Яковлев с Томашевичем, образовав кабэ стратегической авиации. Сухой, переговорив о чем-то с Поликарповым и Туполевым, вместе с Илюшиным ушел к Джованни Пенья и Алессандро Маркетти. Так образовалось объединенное интернационально конструкторское бюро легких бомбардировщиков и самолетов поля боя. Неман и Четверухин соединились с Джузеппе Панцери и Антонио Парано в кабэ разведчиков, Григорович вытянул на себя морскую авиацию, а Поликарпов, Микоян, Гуревич, Мессершмитт, Пашинин, Лавочкин и Джузеппе Габриелли — оба истребительных кабэ.

По окончании разделения Чкалов добавил, что наработки по не профильным самолетам следует отдать тем, кто станет этим заниматься. Это вызвала легкое недовольство, но тут от стола президиума поднялся человек в штатском.

— Меня зовут Берия Лаврентий Павлович, — сообщил он мягким, но звучным голосом. — С сегодняшнего дня я, и мои коллеги — товарищи Мюллер и Бентано назначены координаторами по деятельности органов безопасности Советского Союза, Италии и Германии. По всем вопросам, товарищи, прошу без стеснения к нам. Если вы сочтете, что товарищи Чкалов, Брак-Папа или товарищ Удет ошибаются или недопонимают — прошу. Попробуем разобраться вместе.

К декабрю, невзирая на активное сопротивление промышленности, часть новинок уже удалось внедрить в производство, и мины направленного взрыва уже поступили на вооружение диверсионных подразделений. Хуже было с радиосвязью, и хотя специалисты Радиоинститута вместе с Сименс-Хальске строили новый завод в Казани, для выпуска радиокомпонентов и оборудования связи, до приличных радиостанций было всё ещё далеко. Имевшиеся в войсках образцы, по мнению Александра внешним видом и параметрами скорее напоминали пыточные приспособления. При солидном весе, они обеспечивали весьма посредственную связь на очень небольших расстояниях. И если для техники это не имело большого значения, то для пехоты — превращалось в проблему. Таскать под огнём тяжёлый ненадёжный агрегат, с высокой, почти два метра антенной, привлекая внимание вражеских снайперов — сомнительное удовольствие.

Радиоинститут по привычке несколько раз пытался рапортовать об успехах, но в ответ получал из ЦК указание на то, что параметры, заложенные в техзадании не достигнуты.

Лучше всего дела продвигались у Клейменова и Королёва, которые после животворящего пинка смогли довести РС82 и РС132 до стадии испытаний и создали вполне пристойную систему залпового огня. Сам Сергей Павлович планировал к маю следующего года передать снаряды на войсковые испытания, а в его КБ продолжали долбить гранит под названием 'управляемая ракета'.

Александр посмотрел в окно машины, где за стеклом проплывали тоскливые зимние пейзажи, и снов уткнулся в свою тетрадку. Его личный охранник — Михаил Елистратов, комсомолец с Рязанщины, сидел рядом, и уже клевал носом, убаюканный ровным гудением мотора Бьюика и покачиванием на мощных рессорах.

Перевернув страницу, Саша снова задумался. Непонятно что делать с проектом КБМ — колёсной боевой машины, над которой билось КБ завода Красный Путиловец и специалисты компании Даймлер-Бенц. Первоначальные успехи сменились застоем, и сейчас они вместе с немецкими инженерами изобретали систему рулевого управления для двух приводных осей, а помочь им было совершенно нечем. Выпускаемые заводом шарниры равных угловых скоростей не выдерживали нагрузки тяжёлой машины и рассыпались после нескольких десятков часов пробега. Оставалось надеяться на русско-германскую изобретательность и новые сплавы выпуск которых налаживали на Донецком Металлургическом Заводе.

Лучше всего обстояло дело в нефтехимической промышленности и только потому, что там присутствовал могучий ускоритель любых процессов — академик Губкин.

А ещё Александру удалось добиться передачи устаревших танков для переделки в сельхозтехнику. С них снимали вооружение, срезали верхнюю броню, ставили кабину и в таком виде направляли в МТС по всей стране, что уже весной должно было сказаться на темпе полевых работ.

Но в целом у Саши было ощущение, что он бьётся в глухую стену. Засиживаясь допоздна в своём кабинете, он пытался отжать из своей памяти что-то такое, что ускорит процесс, но ничего кроме систем автоматического проектирования, до которых было сто вёрст и все лесом, не приходило в голову.

В один из таких дней к нему заглянул приёмный отец, и разговорившись Александр пожаловался ему на невозможность что-то изменить. Сталин долго молчал, как-то по-особенному глядя на Сашу, а после сказал:

— Ты, действительно из другого времени. Сколько ты здесь? Полгода не прошло? А смотри, как многое сдвинулось. И новую установку для горячего крекинга делаем, и оружейники вон, бегают словно ошпаренные. Да, результаты будут не скоро. Но мы не тратим народные деньги на выпуск заведомо ненужной продукции, да хотя бы тех же лёгких танков, и прочей техники. Заводы занимаются выпуском грузовиков, а это уже сказалось на народном хозяйстве. Машино-тракторные станции впервые за всё время существования укомплектованы по штату. А значит, следующей осенью будет много еды. Это очень, очень важно. А тратим мы сейчас только время конструкторов и нескольких опытных производств. Понимаешь, ты затеял перетащить нашу промышленность в завтрашний день, пусть и не всю, но всё же. Где-то в завтрашний а где-то в послезавтрашний. У Люльки вот вчера его реактивный двигатель отработал почти сто часов. Бронекокон штурмовика обстреляли на полигоне. Ни одного пробития! И это при том, что он весит вдвое легче чем стальной. Вдвое легче и вдвое прочнее. — Сталин улыбнулся. — Королёв тут недавно выдал. Говорит, что нужно посоветоваться с тем, кто рисовал эскизные проекты, и разрезы ракет. А что я ему скажу? Что автор этого всего ещё в школе учится? — Иосиф Виссарионович покачал головой. — Что тебе сказать? Работай. Время само решит, что будет.

— Время само решит. — Повторил Александр вслух и сидевший рядом Михаил встрепенулся. — Спи, спи. — Саша улыбнулся. — Нам еще долго ехать.

— Сейчас Апрелевка будет, потом поворот на полигон, и мы на месте. — Отозвался водитель — светловолосый, как и Александр, Коля Тихонравов, широкоплечий и надёжный, словно танк, парень из Сталино. — А вы, товарищ Белов надолго?

— Да кто его знает. — Ответил Саша. — А что?

— Да хочу заехать к механикам. Стучит что-то, а что не пойму. А у алабинцев такие механики, что даже нашим из гаража фору дадут.

— Заезжай. — Александр кивнул. — Только не теряйся если что.

— Как это можно? — Коля пошевелил головой, разминая шею. — Там телефон в мастерских есть, меня если что сразу позовут.

Тормознувшись на шлагбауме, кавалькада из трёх машин перемалывая гравий и грязный снег, въехала на территорию Алабинской учебки, где уже ждал предупреждённый заранее командир части.

— Здравия желаю, товарищ маршал. — Полковник Исаковский вскинул руку к фуражке, приветствуя старшего по званию. — Командир тридцать четвёртого учебного полка полковник Исаковский.

Ворошилов приветливо кивнул.

— Показывайте своё хозяйство товарищ полковник.

Тем временем, Александр нашёл глазами того кто ему был нужен, и подошёл ближе.

— Товарищ майор госбезопасности? — Саша улыбнулся, видя знакомое лицо, и достал из кармана шинели удостоверение сотрудника ЦК и письмо из наркомата Внутренних дел.

— Ну здравствуй, здравствуй товарищ Белов. — Кунь Ляо, в новенькой шинели с петлицами майора госбезопасности, с улыбкой пожал руку Саше, и хлопнул по плечу. — А мне тут позвонили из наркомата, навели туман... мол приедет с комиссией человек, ты его знаешь... да всякое прочее. А ты вон как... — Он мельком просмотрел документы поданые ему Сашей. — Центральный комитет. — Китаец уважительно покачал головой. — Ну, что показывать?

— А я, товарищ майор просто хочу прогуляться по полигону, и достаточно незаметно понаблюдать за процессом обучения. Это возможно?

— Конечно. — Ляо кивнул, и вернул документ. — Можем пройти на полигон, там сейчас стрельбы, или в учебные классы, где проходят занятия по тактике.

— Сначала на полигон.

— Туда лучше ехать на нашем. — Старший майор кивнул на стоявший рядом полугусеничный НАТИ-2 созданный специально для пограничников на основе 'Форд-А'. — Или можно просто посмотреть сверху с командной вышки.

— А хорошо видно? — Уточнил Белов, и увидев уверенный кивок Ляо согласился. — Тогда наверное лучше с вышки. А то и людям мешать будем, и вообще суету нездоровую наведём.

На высокой двадцатиметровой вышке, капитально построенной из металлических труб и обшитой стальным листом, было полно народу, но Ляо повёл его ещё выше, туда, где во время больших учений располагались радисты со своим оборудованием. Сейчас там было пусто, а у панорамных стёкол стояла отличная цейсовская стереотруба. Но и без оптики было видно, как работали несколько групп бойцов. Одна штурмовала двухэтажное здание, двигаясь по небольшому участку городской застройки, вторая возилась у короткого, примерно в сто метров отрезка железнодорожного полотна, и третья работала непосредственно у мишеней, стреляя с дистанции в сто пятьдесят метров.

— А общая длина стрельбища?

— Да километр целый нарезали. — Пояснил майор, расчехляя свой бинокль. — Снайпера занимаются. Хотя на километр стрельнуть это ещё сильно постараться нужно.

— Через пару месяцев должны поступить новые прицелы с фабрики Красный Цейс. — Ответил Александр, не отрываясь от стереотрубы. — Прицелы и Тульские винтовки с новыми стволами. Посмотрим, что они там сделали. По идее, километр должны бить легко. Динамика патрона позволяет. — Он развернул стереотрубу и стал наблюдать за действием очередной группы в условиях городской застройки. — А из чего стреляют?

— Штатное вооружение. Пистолет-пулемёт дегтярёва модернизированный. Удобная штука кстати. Патроны естественно холостые.

— Ага. Александр оторвался от стереотрубы и вытащив из кармана толстый блокнот записал: 'сделать пневматику' — И закрыв книжечку пояснил. — Нужно будет сделать учебное оружие. Такое же, как настоящее, только не убивающее и не калечащее. Ничто не мотивирует солдата как попадание пули в тело. А пневматика или ослабленный патрон позволят сделать этот процесс относительно безболезненным. Конечно, нужно будет надевать очки, но думаю, будет очень полезно. И, да. Имитаторы гранат. Не просто взрывпакет, но с горохом, чтобы стегануло по самым тормознутым.

— Насчёт взрывпакета это ты хорошо придумал. — Ляо кивнул. — Только без очков попробовать всё равно не сможем.

— Будут очки. Я через пару дней еду на Воскресенский комбинат, думаю там у них выбью килограммов триста нового оргстекла. А там передадим на фабрику которая делает очки для авиаторов. Я думаю, тысячи штук будет достаточно?

— Да, с тобой не заржавеешь. — Ляо рассмеялся. — Как всё быстро. Ты кстати в курсе, что после тебя, в Калинине уже полгода тишина и благодать? Весь криминал разбежался кто куда. Ничего не хочешь добавить?

— Так уже без меня всё знаете. — Александр нейтрально пожал плечами. — Да и куда бедному сироте было податься за матпомощью?

Ляо в ответ заразительно рассмеялся.

— Ладно сирота, насмотрелся?

— Да. — Потом обговорим. А сейчас можно посмотреть ваш спортзал?

Через два часа, когда они зашли в кабинет Ляо, Александр достал свой блокнот. —

— Ну значит так. — Он поднял глаза на хозяина кабинета. — А вы записывать не будете? Память оно конечно хорошо, но...

— Хм. — Ляо вытащил из ящика стола толстую тетрадь, и раскрыл её. — Ну, диктуй.

— Так. По штурмовой подготовке. Группы не прижимаются к стенам зданий. Прут толпой хотя и прикрывают друг друга, но наблюдателей за верхними этажами нет. Хотя в Наставлении, всё это подробно разжёвано. Один человек, пяток гранат и привет родным. — Александр внимательно посмотрел в глаза майору. — Или пара. Пулемётчик и снайпер. Ещё бойцы бьют из окон, чуть не вываливаясь из окна. А нужно по-возможности стрелять из глубины здания.

По стрельбищу. Очень хорошо, что отрабатывают стрельбу в передвижении. Не должно быть никакой статики. Остановился, значит умер. Но я не увидел на стрельбища подвижных мишеней. А должны быть. — Александр поднял взгляд на майора.

— Не успеваем, товарищ Саша. — Кунь Ляо развёл руками. — Всё на бегу и всё нужно ещё вчера. Но сделаем. — Он серьёзно посмотрел на Сашу. — Парни которые после 'обкатки' возвращаются в центр, делятся опытом, так что мы примерно знаем с чем придётся столкнуться.

— Боюсь, нет. — Александр вздохнул, и помолчал, подбирая слова. Будет как во время восстания Ай Лушаня , только намного, намного кровавее.

— Я понял. — Ляо кивнул. — А сколько времени хоть осталось?

— Сколько ни осталось, всё равно не успеем. — Сашка хмыкнул. — Подготовка к войне это не результат, это процесс. Его невозможно закончить, его можно только прервать. — Он обернулся на шаги рядом с дверью, и увидел, как в кабинет входит незнакомый капитан госбезопасности.

— А, студент, — Ляо встал из-за стола и протянул руку вошедшему. — Вот познакомься, это товарищ Белов из спецотдела ЦеКа, а это капитан Старинов. В настоящее время учащийся Военно-Транспортной академии.

— Илья Григорьевич? — Александр слегка ошарашенный явлением легенды встал, неловко отодвинув стул.

Несколько секунд Старинов вглядывался в Александра и покачал головой.

— Нет, не припомню никак. А где мы пересекались?

— Да не встречались мы. — Александр вздохнул.

Илья Григорьевич вопросительно посмотрел на Ляо а тот в ответ в голос расхохотался.

— Ты, товарищ Старинов не удивляйся, и помалкивай. Странностей вокруг товарища Белова столько, что не на один некролог хватит. Кстати, мины эМ-эМ это его проект.

— Ух! — Старинов крепко пожал руку Белову. — Такое дело, да... Очень нужная вещь товарищ Белов. Мы под это дело даже программы обучения переписываем.

— А ударное ядро уже пробовали?

— Какое ударное ядро? — Брови Старинова недоумённо взлетели вверх.

— А было ведь в документах. — Саша покачал головой, достал блокнот с ручкой и пролистал, ища свободную страницу. — Нет. Лучше дайте-ка мне листок бумаги. У меня все страницы пронумерованы и опечатаны.

На листке простой, чуть желтоватой бумаги, Александр быстро набросал схему мины с ядром формируемым взрывом.

— Смотрите, очень важно, что внешняя оболочка слегка выгнута внутрь. Радиус искривления небольшой, хотя есть точная формула зависимости диаметра мины от кривизны лицевой пластины. Материал — медь или что-то близкое по пластичности. Взрывчатка — гексоген. Взрыватель — любой. Тут самое главное, что из вот этого вот диска, после взрыва формируется такая вот штука, вроде пули для пневматики, и летит довольно далеко. Метров триста. И способно пробить бортовую броню танка с расстояния в сотню метров. Но есть мертвая зона.

Пока Александр подробно рисовал схемы и объяснял принцип применения мины, Старинов внимательно смотрел на лист бумаги, словно впитывая всё, что появлялось на нём, а Кунь Ляо с улыбкой наблюдал за Ильёй Григорьевичем со странным выражением на лице.

— А если распределить заряд вот так, то пластина сложится словно книжка и разрежет всё на своём пути. — Продолжал Александр. — Скорость ядра формируемого взрывом от трёх до пяти километров в секунду. Там энергии хватит, чтобы некоторые танки в лоб пробить.

— Ну, танки не танки, а вот паровоз... — Задумчиво произнёс Илья Григорьевич, и почесал в затылке.

— Паровозу крышка, это точно. — Саша улыбнулся. — Но кроме паровоза есть и другие цели. Например, уличная урна и проезжающий мимо автомобиль. Да многое можно придумать. — Он внимательно посмотрел на Старинова и спросил.— Всё запомнили? — И достал из кармана зажигалку, собираясь сжечь лист.

— Это ты придумал? — Илья Григорьевич остановил руку Александра и внимательно посмотрел ему в глаза.

— Нет, товарищ Старинов. Это вы придумали. Придумали и воплотили. Мне на каждую идею столько документов оформлять, что хоть вешайся. А у вас я уверен всё проще будет. — И видя, что будущий дедушка советского спецназа уже собирается отказаться, добавил. — Давайте не будем чиниться и рядиться кто, чего и кому. Одно ведь дело делаем. Сделать так, чтобы наши парни быстро и без потерь убивали врагов СССР. А остальное — дым.

3

Еще один визит в каникулы Саша снова нанес без Василия Артема и Светланы. Он навестил вдову Клауса Майера, Марту. Как и было обещано, вдову старого коммуниста вывезли в СССР вместе с невесткой — женой убитого в тридцать втором сына Клауса, Александера, и четырехлетней внучкой.

Семья Майеров обитала в скромной, маленькой, но отдельной квартире из трех небольших комнат на Садовой. Саша принес в подарок конфеты, кофе 'Наша марка', куклу для маленькой Марты и пару пододеяльников для старших. Но его визит был не только данью уважения к памяти героя-коммуниста, Сашка хотел еще поговорить с Мартой по весьма важному делу...

Вечером, когда со службы в Наркомате внешней торговли вернулась Фрида Майер, и все вместе сидели за столом, попивая кофе со штруделем, испеченным фрау Мартой и принесенными Беловым конфетами, Сашка начал серьезный разговор.

— Фрау Марта, фрау Фрида, я хочу попросить вас об одном одолжении.

Две вдовы — свекровь и невестка, переглянулись, а потом старшая вежливо сказала:

— Александер, вы понимаете, что мы вам обязаны, и будем очень рады хоть чем-то отблагодарить вас.

Белов неожиданно для себя испытал нечто похожее на смущение. Эти женщины полностью доверились ему, который выглядит на пятнадцать-шестнадцать, не больше. Настоящий подросток должен высоко ценить такое доверие...

— Я хотел бы просить вас приютить у себя двух детей. Это мои близкие товарищи по детскому дому. — Подумав, он добавил, — Можно считать, что это — моя семья...

— Камерад Белов, вы можете быть совершенно спокойны! — Фрида выпрямилась, и вскинула вверх сжатый кулак, — Мы примем ваших братьев... или сестер?

— Всего понемножку — довольно улыбнулся Сашка. — Один брат и одна сестра...

Лера Кузнецова ехала в поезде. Она сидела на жесткой деревянной полке, засунув одну окоченевшую ладошку под куцее детдомовское пальтишко. Во вторую руку ей вцепился маленький Слава Бартеньев, который, несмотря на холод, не отрываясь, смотрел в расписанное морозными узорами окно.

Лера же размышляла о превратностях своей детдомовской судьбы. Родители ее умерли в Саратове, в двадцать пятом году, когда вроде не было ни голода, ни эпидемий. Угорели. И началось странствование по детским домам. Директора спихивали друг другу упрямую и задиристую девчонку, пока она наконец не оказалась в Весьегонском. И там у нее даже появился друг, как тогда казалось — навсегда. Хороший тихий паренек, Сашка-Немец. Но прошлой весной с ним что-то случилось: Сашка изменился до неузнаваемости. За один день такого натворил, чем раньше весь детдом за год не смог бы похвастать. И тогда же пропал. Уехал куда-то и хотя обещал писать, так и не прислал за полгода ни одной строчки, ни одного словечка.

И вот теперь ее снова куда-то переводят. Да еще не одну, а почему-то вместе с малявкой Бартеньевым. А зачем, куда? Жаль только, что воспитанникам никто ничего не докладывает.

А Слава Бартеньев сидел неподвижно, словно птичка на холоде, и, не отрываясь, смотрел на неторопливо проплывающие заснеженные поля. Когда Сашка Белов раскидал всю банду местной шантрапы, он ничего и никому не сказал, но слова Белова 'будешь мне братом' запомнил. Хотя дни текли за днями, недели за неделями, а ничего не менялось. Чего только не передумал Слава в оправдание Александра, но время неумолимо бежало, а вестей от Сашки все не было.

Но в тот день, когда в класс, с круглыми от ужаса глазами ворвалась новая директриса детского дома Зинаида Михайловна Герц, перед ним словно сверкнула молния: 'Сашка!'. И не успела Зинаида ничего сказать, как Слава уже начал деловито собирать портфель.

Потом, солидный и серьёзный деятель ГубНаркомпроса, долго его расспрашивал о том какое он имеет отношение к наркому внудел товарищу Кирову — Стальному Миронычу, но, не добившись никакой связной реакции, толкнул мальчишку к еще одной Сашкиной подружке — Лерке Психованной, которая крепко взяла его за руку и так стиснула, что у Славки невольно заслезились глаза. Ребят посадили в раздолбанный легковой форд, и отвёзли на вокзал райцентра, в Калинин.

Там их препоручили заботам капитана милиции. Глядя на этого крепкого, словно высеченного из серого гранита человека, с лицом бесстрастным и страшным одновременно, Лера тихо прошептала 'Троглодит'. Бартеньев не знал, что это значит, но слово как-то удивительно удачно подходило к милиционеру, а потому он нервно хихикнул и согласно кивнул.

Милиционер спрятал документы обоих ребят в кожаный потертый планшет, затем поинтересовался безо всякого выражения 'Есть будете?', и, не дожидаясь ответа, повел Славу и Леру в привокзальный ресторан.

Там они пообедали — куда лучше, чем в детском доме. Капитан даже расщедрился на чай с пирожным и халвой. Вот только он ни слова не сказал о том, куда их везут. А на все расспросы, он просто молчал с таким видом, словно вдруг оглох.

А вот теперь он сидел напротив них на твердой полке и смотрел перед собой. Так, будто в купе вообще никого не было...

Лера непроизвольно поежилась, глядя на истукана-милиционера, и он тут же ожил:

— Холодно? — тяжёлая рука командира легла на угловатое плечо девчонки.

Та лишь угрюмо дернула головой, но ему, видно, было неинтересно Леркино мнение. Милиционер встал, снял с верхней полк грубое шерстяное одеяло, и закутал девочку, невзирая на ее слабое сопротивление.

— Есть хотите? Можно чаю попить?

Оба энергично замотали головами: капитан может опять плюнуть на их желание, а после калининского ресторана есть уже было просто некуда...

— Ну, и чего вы так переживаете? — Капитан вдруг улыбнулся, от чего его лицо сделалось еще страшнее. Так мог бы улыбаться медведь, только очень голодный... — Не просто так везут. С удобствами. Значит, кто-то сильно вами заинтересовался... — Он снова жёстко улыбнулся, и полез в планшет, — Товарищ нарком просто так никого не дернет. В Советской стране лишних людей нет, ни Онегиных с Печориными, ни Обломовых со всякими там Мышкиными-Раскольниковыми. А коли появятся, так мы их в раз... — Он недоговорил, а лишь погладил обоих ребят по головам, — Вот что, малые: сейчас нам чайку спроворят, у меня вот сухари есть, сахар — из планшета появился небольшой сверток. — А потом — заваливайтесь да поспите. Поезд только утром придёт, а утро, сами знаете — вечера мудренее.

Белов, заехал за Мартой по дороге на вокзал и, встретив у подъезда уже одетую женщину, помог ей сесть в машину.

— Александер, это твой автомобиль? — Она с любопытством осмотрелась в салоне, отметив и могучую фигуру Михаила, и закреплённые в зажимах над дверями пистолеты-пулемёты.

— Да, Марта, — Александр кивнул. — Служебный, но закреплен за мной.

— А мы с Клаусом так и не собрались купить авто... — Она вздохнула. — Когда нашего Александера... мы потратили все сбережения на лечение, но...

— Да, — Белов качнул головой. — Клаус мне рассказывал. Но нужно жить и смотреть вперёд. Клаус погиб и за нас тоже. Чтобы мы могли жить и радоваться жизни.

— Да... — Марта слабо улыбнулась и полезла в сумочку за платком.

— Фрау Марта, не волнуйтесь, всё будет хорошо. Слава — очень хороший парень, а Лера... Лерка, конечно, девица с характером, но тоже — нормальная. Поживут у вас пару дней, а я пока решу все вопросы.

— Иисусе Христе, да пусть живут сколько угодно. Нас не так уж и много...

Марта, которую Белов устроил делопроизводителем в немецкую секцию Коминтерна, получала зарплату в двести пятьдесят рублей. Вместе с пенсией назначенной ей от советского и германского правительства — по триста рублей с каждой стороны, это составляло внушительную сумму и позволяло жить так, как бывшая учительница школы для девочек и мечтать не могла. Да еще и невестка приносила в дом по восемьсот рублей ежемесячно. Но немецкая привычка к бережливости и экономии, давала знать, и женщины вели весьма скромный образ жизни.

В сущности, она была ещё совсем молодой женщиной. Тридцать восемь лет — не возраст, и Марта сохранила стройную фигуру и длинную почти до пояса копну светлых волос, которые она укладывала каждое утро в замысловатую прическу. Но на вполне законный интерес мужчин к своей персоне отвечала спокойным, но твёрдым 'нет'.

По-русски Марта пока объяснялась с великим трудом, и лишь в объёме позволявшем делать покупки в магазине, но это ей абсолютно не мешало. Немцев в столице жило предостаточно, и, кроме того, в школах повсеместно изучали немецкий язык, так что почти любой школьник мог помочь ей сориентироваться.

За время пока проворачивались колёса бюрократической машины, Александр успел договориться и со школой, и даже почти решил с будущим местом жительства. Желающих взять в семью ребят, за которых хлопотал сын Сталина было много, но Саше хотелось чтобы они были поближе. Так сказать — под рукой. Лучшим вариантом мог бы стать Власик, но у того жена — на последних месяцах беременности, и как к нему подойти, Белов придумать не сумел...

Они вышли на платформу Октябрьского вокзала как раз в то время, когда окутанный клубами пара и облаками угольной сажи паровоз втягивал поезд к платформе.

Михаил уже успел метнуться вдоль состава и нашёл восьмой вагон, а Александр не торопясь двигался следом, поддерживая Марту, чтобы та не оступилась на обледенелом асфальте.

Капитан помог ребятам одеться, подхватил пару фибровых чемоданчиков с их нехитрым барахлишком и вышел вслед за ним на перрон.

— Ну, где тут ваши?

Лерка озиралась, кидаясь туда и сюда ошарашенным взором. А Славка уже прикипел взглядом к шедшему навстречу молодому мужчине в длиннополом распахнутом пальто, под которым был виден полувоенный костюм.

— Сашка?.. Сашка!! — Он словно ракета сорвался с места, дикими скачками ринулся вперед и, не сумев затормозить на скользкой платформе, врезался в Александра.

— Ну, привет! — Белов одной рукой поймал мальчишку, поднял и пристально посмотрел в глаза Вячеславу. — Прости, что не сразу вытащил.

— Да ладно. — Славка солидно кивнул, хотя на глазах выступила маленькая слезинка.

— Здравствуй, Белов, — Лера подошла преувеличенно спокойно, хотя ее глаза тоже как-то подозрительно блестели.

— Салют, Психованная! Ого, как ты вымахала! Вот, оставь вас на буквально на минутку без присмотра, и?..

— Дурак! — обиделась Кузнецова, но Александр уже смотрел на подходившего капитана.

— Спасибо товарищ, — он крепко пожал протянутую руку, а капитан Анисимов окинув внимательным взглядом Александра успел заметить и звезду на груди, и юный возраст орденоносца, и даже стоявшего поодаль охранника.

— Да чего там... — Он улыбнулся, — Делов-то... Вот, документы сопровождаемых.

Белов взял протянутую тощую стопочку бумаг, мельком взглянул, затем поинтересовался:

— Вас подвезти? Мы — на машине.

— Да мне тут ехать-то...

— Места всем хватит. — Александр не слушая возражений, качнул головой и посмотрел на Марту.

— Марта?

Та с трудом оторвала взгляд от Славы, и невидяще посмотрела на Александра.

— Мой бог. Он так похож...

— Поехали, там разберёмся.

Оставив Славку и Леру осваиваться в квартире, Саша быстро спустился к машине и подхватив сумку с продуктами закупленными в продмаге, поднялся наверх. Дверь была не закрыта, и он сняв обувь пошёл прямо на кухню, и остановился не дойдя до двери.

— Ja, er ist ein guter. (Он хороший)

— Ещё бы! — Подтвердил Славка которого, судя по дикции уже чем-то кормили. — Он знаешь как разбросал бандитов? Я сам видел.

— Diese Gangster? (Настоящие бандиты?) — Уточнила Марта, прикрыв рот рукой, и округлив глаза.

— Ага. Они у нас в детдоме всем заправляли. А Сашка, он такой. Он их разом...

— Und deine Eltern? (А твои родители?)

— Я маленьким был. — Неохотно произнёс Слава. — Почти и не помню ничего. Только фамилия была на бумажке записана. Тогда много кто помер.

Вздохнув Александр шагнул вперёд, и словно на шпагу напоролся на острый взгляд Марты. Словно разъярённая медведица она уже была готова вцепиться в горло всем, кто посмел бы отнять у неё малыша.

— Я тут продуктов принёс. — Белов положил сумку возле двери.

— Sie müssen nicht zaberёsh es von mir? (Ты же не заберёшь его от меня?) — Марта спокойно но твёрдо посмотрела Александру в глаза.

— Lassen Slava entscheidet. — (Пусть Слава решает) Белов развёл руками и неожиданно улыбнулся Славке и протянул картонку с двумя номерами телефонов. — Значит так. Это мой рабочий, это домашний. Все предупреждены, что если позвонишь ты, меня сразу же позовут. Я через пару дней заеду, и двинемся тебя устраивать в школу. — Александр обнял мальчишку, и заглянул ему в глаза. — Теперь всё будет хорошо.

Из подъезда Александр вышел недовольный и собой и ситуацией, которую сам же и спровоцировал.

У него были определённые планы, но как часто бывает, их срочно приходилось пересматривать. Не сказать, что вариант с Мартой ему не нравился, но он скорее был недоволен самим фактом нарушения расчётов. Хотя Славке у Марты будет наверняка хорошо. А учитывая, что она плотно сидит в Коминтерне, то и Слава будет недалеко. Сев в машину, он ненадолго задумался. Поскольку учебный день всё равно накрылся, следовало провести его продуктивно.

Визит в радиоинститут РККА который давно откладывался начался с настырного дядечки у проходной которому оказалось мало удостоверения ЦК, и пришлось лезть за документом из НКО, который ему от щедрот выдал Ворошилов. Собственно его подпись, и стояла на удостоверении, и лениво посматривая по сторонам пока звонки дежурного и взаимные согласования с бюро пропусков, достигли наконец начальственного уха, и к нему вышел сам Борис Павлович Асеев служивший в должности главного инженера института связи. Внимательно просмотрев документы Белова, пригласил его к себе в кабинет, и через десять минут они распивали чай с прихваченными Беловым сладостями и обсуждали последнюю указивку от спецотдела ЦК.

— Да как это вообще возможно?! — Кипятился Борис Павлович. — Три килограмма и пять ватт выходной мощности!

Белов усмехнулся.

— Непросто конечно, но я вот что хотел рассказать. Представьте себе, что у нас на ширине фронта в пятьсот километров всего две танковых дивизии, и одна воздушная армия. Но все оснащены надёжно работающей связью, и имеют возможность совершить предбоевой марш километров в двести, а потом не останавливаясь для ремонта вступить в бой. Если учесть, что это будут достаточно мощные и тяжёлые машины, оснащенные пушкой крупного калибра, то не составит никакого труда парировать любой выпад противоборствующей стороны. Но для этого нужно чтобы всё поле боя, было охвачено связью. Чтобы пехота могла при необходимости связаться с лётчиками, а те могли скорректировать огонь артиллеристов. Радиостанция должна появиться в каждом взводе, а в идеале будет у каждого солдата.

— А это ещё зачем? — Удивился Асеев.

— А затем, Борис Павлович, что с увеличением мощности оружия, и подвижности передовых частей, каждый боец будет представлять собой боевую единицу сам по себе. Но и сейчас, например снайперская пара, уже требует связи, корректировщик артогня, без связи ничто, а разведка без связи — просто группа экстремальных туристов. И станция нижнего уровня должна быть лёгкой, мощной, и конечно же надёжной. Такой, чтобы блоки можно было не перепаивать, а менять, прямо в батальонной мастерской.

— Да, мы уже разрабатываем разъёмы...

— Строго говоря, для инженеров с вашим опытом и квалификацией это должна быть задачка на пару дней, а через месяц, уже должно идти внедрение. — Мягко заметил Белов. — Времени у нас не так чтобы много, а завод Красный Сименс который строится специально под выпуск радиостанций заработает уже к лету.

— Но мы... — Рука Асеева рванула воротничок, вдруг ставший очень тесным. Конечно волна посадок и процессов вроде пошла на убыль, да и все дела рассматривались теперь публично, но от спокойного холодного взгляда молодого человека так явственно пахнуло Колымой, что инженера буквально бросило в жар.

— Конечно вы. — Белов пожал плечами, и глотнул из чашки. — Больше-то ведь некому. Наши немецкие товарищи рассуждают точно так же как и вы, и никуда не торопятся. Большой междоусобицы в Европе уже точно не будет, и они сильно расслабились. А вот нам расслабляться, категорически не стоит. Волна эпидемий и войн в Северной Африке привели к тому, что количество беженцев возросло в десятки раз. Теперь их в Европе около восьми миллионов, и это совсем не старики и женщины. Догадываетесь, куда их кинут? Вся эта орда вместе с евроотребьем, и сочувствующими из числа офицеров британской и американской армии, придёт на нашу землю, и не для того, чтобы поиграть в шашки. Они придут убивать нас, потому что двести пятьдесят миллионов советских людей, как они считают 'отравленных коммунизмом' им вовсе не нужны. На рудниках и в шахтах могут работать и негры. Нам, чтобы вымести этот сброд обратно, нужно будет сильно постараться. И я в этом сильно на вас рассчитываю.

Александр открыл папку, с которой пришёл.

— Вот тут намечено несколько основных тем, которые как-то выпали из нашего внимания. Первое это повышение частоты радиосвязи до двадцати — тридцати мегагерц. Это сразу даст серьёзный выигрыш в дальности даже на пониженных мощностях и уменьшение размеров устройств. Очень важно здесь максимальное сужение полосы у передатчика и приёмника. Так тоже поднимем дальность связи. Кроме того, я предлагаю для особо компактных моделей использовать серебряно-цинковые аккумуляторы. Вопрос в принципе согласован с Госпланом, и НКО, завод по изготовлению аккумуляторов и рециркуляции элементов питания выслуживших срок запланирован на тридцать седьмой год. Далее по списку — система радиоподавления. Ищем вражескую частоту, и давим её паразитным сигналом. Ну, в общем, здесь всё изложено.

Белов передал папку Асееву, и снова взялся за чай наблюдая как Борис Павлович медленно проходится по пунктам списка.

Дойдя до последней страницы, он упёрся взглядом в подписи Сталина и Ворошилова, и словно испуганная птица метнулся в самое начало документа.

— 'Основные направления развития подвижной связи в РККА' — Прочитал он вслух и задумчиво перевёл взгляд на Белова. — Значит это уже директива?

— Понимаете, можно было бы отправить документ обычной почтой, но мне очень важно, чтобы вы понимали, что именно стоит за этими решениями. Не простой взбрык начальственной мысли, а стратегия, которая проистекает из общего плана развития вооружённых сил. Новые танки, самолёты и даже ракеты, новые штатные расписания, и решаемые подразделениями задачи, всё это потребует, и уже требует новой связи. И кстати, на новых машинах уже предусмотрены не только штатные места под радиостанции но и специальные генераторы для питания радиосети.

— А форсированные работы по полупроводниковым радиоэлементам?

— Это в обязательном порядке. — Белов вздохнул. — Скажу сразу. Судя по прогнозам наших ведущих физиков, именно полупроводниковые приборы заменят в недалёком будущем радиолампы, и будут куда мощнее и гораздо более экономичными.

— А почему мы об этом ничего не слышали? — Обескураженно спросил Асеев.

— Дело в том, Борис Павлович, что в прогнозах, отправляемых в спецотдел ЦК, учёные не связаны ни корпоративной этикой, ни другими сдерживающими факторами. И поэтому они позволяют себе немного помечтать. Теперь дело за вами товарищ Асеев.

В заботах и беготне минула зима и над Москвой промчались первые тёплые ветры. Как-то незаметно и в рабочем режиме, конструкторское бюро Бартини выдало первый образец ЛД-1 — лёгкого дирижабля с грузоподъемностью в две тонны и поворотными электрическими роторами. Силовую установку для дирижабля сконструировало Объединённое двигательное КБ и сразу же начались испытания 'Воздушной двухтонки'. Испытывали на трассе Москва — Киев, при перевозке почты, и срочных грузов. Заодно посчитали экономический эффект который был прежде всего в скорости доставки, что для почты было совсем не лишним. Скорость дирижабля была не намного медленнее скорости самолёта, но вот цена доставки груза куда ниже. Потом сразу же сделали пассажирский дирижабль с грузоподъёмностью до пяти тонн, что уже позволяло налаживать воздушное сообщение между крупными городами.

Поскольку дирижабль конструкции Бартини имел высокую вертикальную маневренность, для его посадки не требовались причальные мачты. Садились воздушные тихоходы на обычные аэродромы только оборудованные подтягивающими лебёдками.

Неожиданно при взгляде на дирижабль очень возбудился Лаврентий Павлович Берия, и в план выпуска пришлось вносить изменения, включавшее несколько десятков летательных аппаратов специальной конструкции для пограничников. Впрочем, это была та же пятитонка только с приборами наблюдения, пулемётом и тревожной группой на борту. Но главное для чего Александром была затеяна вся эта операция, это облегчение жизни геологическим партиям, и изыскателям. Воздушный транспорт двигаясь со скоростью восемьдесят километров в час мог доставить геологов вместе с оборудованием в любую точку СССР и забрать их по окончании работ. Ему не нужна была взлётно-посадочная полоса, не нужны дороги, а всего лишь относительно открытая площадка в сотню метров диаметром. Поэтому почта, и геологи получали дирижабли в первую очередь, а НКВД лишь в третью. Но руководство СССР мгновенно оценило удобство и комфорт пассажирских дирижаблей и рядом с Первым Дирижаблестроительным, в Долгопрудном, уже закладывались новые цеха.

И наконец-то из ворот ЗИСа на полигон вышел первый полноприводной грузовик, с широкими арочными колёсами, и системой подкачки воздуха на ходу, а КБ Красного Путиловца наконец доделало опытную партию КБМ — колёсной боевой машины. Четыре оси, полный привод и управляемая передняя пара осей, делали его весьма маневренным и проходимым, а новая, автоматическая, тридцати миллиметровая пушка Нудельмана ещё и опасным противником в бою. Машина могла везти до четырнадцати бойцов, или перемещать четырёх раненых вместе с санинструктором а для командиров была создана особая модификация с мощной радиостанцией, и дополнительной обзорной башенкой. При этом производство КБМ обходилось не сильно дороже среднего танка и намного дешевле чем Т-35, которые уже были сняты с производства и в основном переделаны на тягачи и ремонтно-эвакуационные машины.

В этом качестве им и предстояло выработать свой невеликий ресурс, после чего, конструкторы обещали уже нормальную БРЭМ, и даже универсальную гусеничную платформу под все виды военных потребностей.

В сводках и рапортах НКО всё выглядело если не блестяще, то, во всяком случае, пристойно. Александр закрыл папку, и потянулся за другой. Той, в которую попадали документы личной информационной службы Сталина. Эти данные лишь недавно стали появляться на его столе, что Белов воспринял как ещё один знак доверия приёмного отца, поскольку кроме исполнителей и самого Сталина до сих пор эти отчёты не видел никто, даже глава Третьего подотдела ЦК.

В них сухим, протокольным языком описывалось то, что порой служило основанием для весьма жёстких кадровых решений главы советского государства. Мелкие и совсем не мелкие грехи чиновников, характер межличностных связей, или вот как сейчас подробное исследование обстановки на крупнейших оборонных заводах.

После того, как Белов перевернул последний лист, он поймал себя на том, что машинально поглаживает свой Вальтер, и прикидывает как наиболее эффективно зачистить четверть конструкторского бюро, и минимум треть директората завода Красный Путиловец, который уже наверное не будут называть Кировским.

Спрятав оружие в кобуру, и одёрнув китель, Александр взял со стола папку, и вышел из кабинета.

На вопросительный взгляд, секретарь Сталина — Поскрёбышев, только кивнул, подтверждая что Хозяин свободен, и Белов вошёл в кабинет.

— Садись. — Сталин неторопливо выбивавший трубку кивнул Саше. — Судя по твоему виду, последняя папка произвела на тебя впечатление...

— Но как они могут, дайде? — Белов вскинулся. — Воровать у своей страны, подделывать какие-то бумажки чтобы скрыть свою глупость и непрофессионализм, изворачиваться, лгать... Ну не тянешь — так уйди. Не могут же не понимать, что кончится всё плохо.

Сталин отложил трубку, и усмехнулся глядя Саше прямо в глаза.

— Всё понимают. Всё понимают и всё равно не могут не воровать. Это как болезнь, да. — Он встал, прошёлся по кабинету, заложив руки за спину. — Никаким страхом это не вытравить. Даже если ты их заставишь самих себя нарезать кусками, то всё равно будут продолжать воровать. Трястись под одеялом, вздрагивать от каждого стука в дверь, но воровать не перестанут. Это уже как воздух для них понимаешь? Вот ты наверное прочитал рапорт, и решил что их всех, лучше к стенке поставить. Но это неправильно. Неверное решение. Воровства это не изживёт. Нет, конечно, будем судить и отправлять лес валить, но ты мне скажи, как сделать так, чтобы натуру человеческую проявлять до приёма на должность? Не знаешь? Вот и я не знаю. Так и пробуем, одного, потом другого... А время идёт.

— А ведь есть способ, дайде. — Белов усмехнулся. — Точно как работает эта штука я не знаю, придётся, наверное, какие-то исследования проводить, но вот что знаю совершенно точно, что у человека который нервничает, изменяется электрическая проводимость кожи, усиливается пульс, и скачет давление. Если к человеку подсоединить все эти датчики, да вывести на хорошие приборы, сразу можно будет сказать, что от каких-то вопросов ему становится не по себе, а какие-то вовсе безразличны. Если с психологами ещё поработать чтобы составили грамотный вопросник, да с электронщиками и врачами... — Увлёкшись описанием, Александр не заметил, что Сталин стоит посреди кабинета и глядит на него тяжёлым взглядом.

— Что случилось?

— Хотел я тебя товарищ Саша, обругать последними словами, что не вспомнил раньше про такую замечательную вещь. Но потом подумал, что не нужно тебя ругать. Тебя хвалить нужно. — Сталин вздохнул и сел за рабочий стол. — Все дети уже спят, и третьи сны видят, а ты вот тут сидишь со мной, и в бумагах ковыряешься. Да ещё подбрасываешь всяких штучек из будущего. — Он помолчал, внимательно глядя на приёмного сына, и тяжело вздохнув, встал и подошёл совсем близко. — Пойдём сынок. Поздно уже. Сейчас спать будем, а с твоей машиной завтра разберёмся. Столько лет терпело, и ещё ночь потерпит.

4