Корректировка

Узнав о моем трусельно-коньячном бизнесе, от смеха Митька подавился пивом, долго перхал, я взял и треснул его по спине. Он сразу перестал кашлять.

— Осторожней! У меня между прочим, слабые легкие.

— А чо ржешь, как конь? Есть идеи получше? У меня, между прочим, сальдо с гульдо не сходятся, я уже все деньги истратил, а пенсия еще через неделю только.

— Так тебе деньги нужны? — глумливо поинтересовался Митька, и мне захотелось треснуть его еще разок.

— А что у нас уже коммунизм наступил?

— Все-таки ты очень нервный. Попей пустырник.

— Станешь нервным, когда проблемы не решаются, а только копятся.

— Деньги, это не проблема, когда есть к примеру, спортивный тотализатор.

Я насторожился.

— Ты намекаешь...

— Почему намекаю? Говорю прямым текстом: завтра притараню тебе таблицу спортивных результатов на текущий год. Делай ставки на разных сайтах, не наглей и не привлекай к себе внимания, ставь просто на победу, никаких угадываний счета и прочих подробностей.

Мы, наконец, нашли свободную лавочку. Митька дохлебал пиво, скомкал банку, бросил в урну и тут же присосался ко второй.

— Что смотришь? Пятый год уже под землей сижу. Столько же солнца не видел и воздухом нормальным не дышал. Сухпайки в прошлом году закончились. В день кило крупы и банка тушенки на троих. Хочешь поразвлечься, поменяй крупу на спирт. Очистные системы изношены в хлам, постоянно летят. Бывает, по несколько суток противогазы не снимаем. Трясет каждую неделю. Только и ждешь, когда все завалится. А оно завалится — теперь-то я это точно знаю...

— Да что у вас стряслось-то?

— Камушек прилетел. Бамс!

— В смысле, камушек?

— MH14 астероид. Небольшой, такой... километров десять в диаметре. Стукнулись почти на встречных курсах, шарик и треснул. Знаешь, что такое излияние траппов? Это когда лава льется из земли одновременно на тысячах квадратных километров. В Сибири, в Америке, в Индии... и не год-два, а сотни лет... — он отшвырнул недопитую банку. — Надоела эта ослиная моча, вина хочу!

Разливное вино и два пирожка с ливером на закуску мы взяли там же в пивнушке. Митька разлил в пластиковые стаканчики и сразу выдул свой. Я пока воздержался, не сказать, что был подавлен свалившейся информацией, но как-то стало не по себе. Раньше Митька уже упоминал про, приключившийся в тридцатом году, БП, но это было как-то абстрактно. Теперь же причина апокалипсиса персонифицировалась и заиграла, если можно так сказать, живыми красками.

— Так что, будущее предопределено? Все пропало, шеф?

— Смотря чье будущее, — он злобно укусил пирожок. — Моего времени — да, твоего — тоже. А вот того куда ты прыгнул, начало семидесятых, еще пока нет. По крайней мере "они" так считают иначе не стали бы затевать эту канитель.

— Постой, постой! — я замотал головой, словно терзаемая слепнями лошадь. — Ничего не понимаю... сколько этих... "настоящих" времен?

— Да я сам не до конца врубаюсь... — Митька пожал худыми плечами. — "Они" говорят, что время, как и пространство, неограниченно делимо, и словно поверхность моря состоит из бесконечного числа волн. Падая в прошлое, как камень в воду ты запускаешь новую волну изменений, но она никогда не догонит той волны, с которой ты совершил свой прыжок в прошлое. То есть, меняя прошлое, ты не можешь изменить свое настоящее, в противном случае путешествия во времени были бы невозможны. А так ты просто скачешь с гребня на гребень и это лишь вопрос энергозатрат, которые, кстати, по мере углубления в прошлое с каждым последующим прыжком растут по экспоненте. Например, я могу ходить в портал хоть каждую минуту, тебе открытия приходится ждать сутки, а если ты поставишь портал в семьдесят втором и захочешь отправить человека еще глубже в прошлое, то ждать пока накопится энергия для прыжка, придется сотню лет, что, как ты понимаешь, делает затею абсолютно бессмысленной.

— Ну ладно, — сказал я, задумчиво потягивая вино, — Время, волны, прыг-скок... это все понятно. Но вот что мне абсолютно непонятно: как это люди позволили угробить себя какой-то космической каменюке?

— Брюску Уилиса вспомнил? — хехекнул Митька. — Так он помер к тому времени — некому было за нас заступиться. А если серьезно, то дела в космической области к тридцатому стали еще хуже, чем во времена Брюски. Финансовый кризис как начался в восемнадцатом, так по самое пришествие из него не вылезали. Депрессии, войны да революции, какой там на хер космос. Астероид этот гребаный...еще за год заметили, что орбиты сходятся, и вместо того чтобы что-то делать, все уточняли, гадали: ебнется не ебнется. Сект всяких развелось Судного дня, компьютерных игрушек постаповских наделали. Думали: ну упадет, чо, проживем как-нить, отсидимся пару годков в метро, а там все наладиться... и опять будем фьючерсами и деривативами торговать.

Я уж грешным делом думаю, не "они" ли на нас его наслали? Проверить, типа, на вшивость. Не прошло человечество проверку. Сгнила цивилизация, туда ей и дорога. Помнишь, все говорили: вертикальный прогресс, мол, сингулярность накопления знаний? А он давно уже горизонтальным стал, свалкой бессмысленных знаний. Наука окончательно выродилась в грантососку.

А все почему?

— Почему? — поинтересовался я, разливая вино.

— А потому что исчезло соревнование систем. Загубили мы социализм, а без страха перед ним и капитализм выродился. Это, знаешь, как у катамарана один корпус отнять. Устойчивый он будет? Так, еще и мы никуда не делись, приняли их правила игры — то есть влезли в оставшуюся лодку, и тут уже не до плавания вперед, все мысли: как бы не перевернуться. Так и добарахтались до первого серьезного вызова. Эх, — он махнул рукой, — гони всю тройку под гору! Разливай!

— Ну, допустим, — сказал я, проглотив винище, и не почувствовав вкуса, — допустим, все плохо, но что нам делать-то? Может пойти и сдаться высшему там, партийному руководству? Сказать, так, мол, и так... все развалится, вот факты, документы, делайте что-нибудь...

— Дурак, что ли? — невежливо прервал меня Митька. — Кому нужны твои апокалиптические предсказания, когда им так хорошо и спокойно? С вероятностью в девяносто девять процентов тебя ликвидируют, в лучшем случае определят в дурку и просидишь ты там до какого-нибудь восемьдесят лохматого года. Такой расклад тебя устраивает?

— Не устраивает, но почему ты так думаешь?

— Да потому! Вспомни Кассандру. Знаешь, что тебе скажут? "Неважно, на что указывают твои данные, это просто невозможно". Люди не верят в то, во что не хотят верить. Тем более эта банда старых пердунов и догматиков из Политбюро — им ссы в глаза, они скажут: божья роса. Если бы они обладали стратегическим мышлением и способностью анализировать, то не допустили бы десятилетнего нахождения на высшем государственном посту полудохлой чурки с бровями, не обвешивали бы его тоннами орденов, а сразу дали бы под сраку. А они эти десять лет занимались лишь тем, что заметали мусор под ковер в надежде, что он куда-нибудь оттуда денется. Под их чутким руководством превратились в профанацию сами понятия коммунизма и социализма.

— Злой ты, — механически отметил я. — Но в таком случае, я не представляю что делать.

— Что делать — вопрос, как раз несложный — надо убрать от руководства самых невменяемых, остальных заставить работать и постепенно сменить всех.

— Хорошенькая программа! Может, еще расскажешь, как провернуть это нехитрое дельце?

— А вот "как?" — вопрос посложней. Подумай над этим, и, главное, помни: цель оправдывает средства.

— А вы с "ними" случайно не переоцениваете мои способности? Может мне лучше дожить оставшиеся четыре года и спокойно сдохнуть?

— Не знаю, — честно сказал Митька, — не я же тебя выбирал.

— Ладно, эмоции в сторону! Чем ты еще можешь мне помочь?

— Ну-у... если захочешь кого-нибудь укокошить, у наших вояк приличный арсенал на все случаи жизни... вернее, смерти.

— А есть что-нибудь не летальное, чтоб без смертоубийства?

— Как не быть, есть парализаторы. Пневматический пистолетик: выглядит вроде игрушечного, но штука серьезная. Лупит иголками метров на тридцать. Яд мгновенного действия, валит с ног взрослого мужика, полностью нейтрализуется в течение часа, не оставляя следов в организме. Мы из них по крысам стреляем, когда не хер делать. Если надо подгоню в следующий раз.

Что еще?.. Даже не знаю. Наверное, ничего. Как там в песне поется: кроме мордобития, никаких чудес? — Митька хитро глянул на мою кислую физиономию и довольно заржал. — Шучу, шучу, есть у меня, чем пособить, — он полез в свой потрепанный рюкзачок и извлек наружу пластмассовую коробку размером с автомобильную аптечку, но без всяких опознавательных надписей. — На вот, держи! Малый набор юного прогрессора.

Я неуверенно отщелкнул замки. В коробке лежал свернутый ремень, с металлической пряжкой, флакон с надписью "Nanobots" и футляр наподобие тех, в которых носят очки. Я открыл футляр. Там и впрямь были очки. Обычные очки с массивным верхом и без оправ под линзами. Такие, кажется, называются броулайнерами.

— Что это?

— Все вместе ИКР — индивидуальный комплект разведчика. А то, что ты держишь в руках, еще называют спайгласс — многофункциональный разведывательный комплекс. Ты даже представить себе не можешь насколько полезная штука. Подожди, — остановил он меня, — не спеши надевать. Во-первых, сперва надо принять эту вкусняшку, — он открутил пробку флакона и вытряхнул на нее толстую белую капсулу. — Это для того, что бы подготовить организм. Наноботы образуют интерфейс для связи ИКР с мозгом пользователя. Там десять капсул, все их и проглотишь по очереди, запивая водой. — Митька сбросил капсулу обратно и закрутил крышку, — сделаешь это уже в "прошлом". На подготовку интерфейса уходит два-три часа, после чего можно приступать к работе.

— Почему в прошлом? — удивился я.

— Объясняю. Спайгласс штука индивидуальная, настраивается на конкретного пользователя и никем другим использован быть уже не может. Идентификация происходит по радужке глаза. Если сделать это сейчас, то там тебя молодого он может и не узнать, все-таки разница в возрасте очень большая. А наоборот, скорей всего узнает, а если и нет, то не велика беда — не сильно-то он тебе в настоящем и нужен. Теперь ремень. Это понятное дело не ремень, а что-то вроде сервера. Спайгласс можно использовать и отдельно от него, но эффективность будет гораздо ниже. В нем зашита база данных на всех сколько-нибудь известных людей того времени. Операционка с элементами искусственного интеллекта очень помогает при общении и оценке ситуаций. Короче, разберешься, там все интуитивно понятно, что не поймешь, он тебе сам подскажет.

* * *

— Алле, — раздался в трубке чистый женский голос с приятными интонациями.

Я, откровенно говоря, почти не надеялся, что спустя пять лет номер у Киры останется прежним. Интересно, зачем я его сохранил?

— Кирочка, привет!

Последовала долгая пауза.

— Феликс, ты?

— Да, милая!

— Милая, хм... с чего это вдруг обо мне вспомнили?

— Да я и не забывал. А сегодня что-то с утра подумал о тебе... и решил: дай позвоню! Как ты поживаешь-то? Замуж не вышла?

— Никто не берет, представляешь? Кому нужна дама в возрасте?

Напрашивается на комплимент, так за мной не заржавеет. Когда наши пути в этом грешном мире разошлись, Кире было сорок. Значит, сейчас сорок пять — не такая уж и пожилая.

— Не говори глупости! — бодро проорал я в трубку. — Тебе больше тридцати пяти сроду не дашь! Слушай, солнышко, а что ты делаешь сегодня вечером?

— Представь себе, так случилось, что сегодня вечером, я абсолютно свободна. Хочешь пригласить на свидание? — тон у нее был насмешливым с нотками удивления.

— Почему бы и нет?

— А что это мы одними вопросами разговариваем?

— Действительно... Кирочка, очень хочу тебя увидеть! Может, посидим, где-нибудь, вспомним молодость?

На момент нашего расставания, Кира Субботина имела звание майора милиции и должность заместителя по научной работе начальника областного архива МВД.

Киру я знал уже лет двадцать, она была подругой моей третьей жены, Маргариты. Они вместе заканчивали юридической. Потом жена уехала, а ее подруга осталась и стала моей подругой. Вернее, друзей у Киры было много, и я среди них, был тем, с кем приятно иногда пообщаться ввиду наличия "богатого внутреннего мира", а когда сильно попросит, то и "дать", по старой дружбе, жалко, что ли?

Периодически у Киры случались романы, и я пропадал с ее горизонта, затем романы заканчивались, и я снова начинал маячить, ведь я не требовал от нее любви и верности, а самодостаточные барышни, к которым относилась майор Субботина, это ценят. Тянулись наши странные отношения лет десять, а потом я как-то утратил интерес к жизни вообще, и к женщинам в частности, и постепенно все затихло.

Короче, мы договорились встретиться в кафе Жемчужина в восемнадцать ноль-ноль и выпить по чашечке кофе с круасанами.

— Для начала... — деловито уточнил я.

— Посмотрим, — не стала обнадеживать она.

Хотя позвонил я, главным образом, исходя из собственных шкурных интересов, связанных с ее служебной деятельностью, разговор наш странным образом расцветил мою окружающую действительность оттенками розового и голубого. Свинцовая тяжесть, давящая на плечи, вдруг исчезла, а проблемы последних дней, обступившие меня мрачным частоколом, отступили и раздвинулись, явив сверкающую золотом надпись: "Прорвемся!"

До шести оставалось еще полтора часа, и я решил провести их с пользой. Отправился в ванную, где принял душ, помыл голову и, памятуя, что Кира терпеть не может растительности на лице, тщательно побрился. Намазал рожу кремом и минут пять хлопал по ней ладонями перед зеркалом. Показалось, или действительно физиономия моя стала чуток поглаже? Почему бы нет, ведь самочувствие после этих визитов в прошлое явно улучшилось. Может быть возвращаясь оттуда, я каждый раз захватываю с собой частичку молодости? А если так, то и смертный приговор, вынесенный мне Митькой, может не сработать.

* * *

— Привет, Феликс!

Я резко обернулся.

Кира была одета в белый брючный костюм облегающий ее вечно девичью фигуру. На ногах ажурные босоножки, на плече красная сумочка.

— Ну, как тебе архивная крыса? — кокетливо поинтересовалась, она, снимая большие, в пол-лица солнцезащитные очки.

Глаза у Киры одного цвета с волосами: золотистые с темным ободком — тигриные.

— Отпад! — честно признался я. — Кирка, сколько тебя знаю, всегда в одной поре! Как тебе это удается?

— Фигура, это гены, а остальное... — она загадочно улыбнулась, — сейчас у женщин много возможностей, были бы деньги. Феликс, — она продолжала улыбаться, но улыбка стала ехидной, — по-моему в этом костюме ты был, когда мы виделись в последний раз?

Мимо, меня этим не проймешь!

— Ну что ж, — согласился я, — это мой единственный выходной костюм, и одеваю его только по действительно важным поводам, наша встреча как раз к ним относится.

— Польщена, — она взяла меня под руку, — пойдем, пройдемся?