Операция "Муравьиный бог"

— Познакомь меня, Никита, со своей девушкой!

— А... ну да... извините! Это Мила! А это Евгения Петровна — моя любимая тетя!

— Очень приятно! — сказала тетушка, обращаясь к Миле, та старательно улыбаясь кивнула в ответ.

— Вы знаете... — продолжала тетушка, — мне ведь Никитка как сын... еще маленьким его нянчила, на руках носила... А уж когда Верочка померла, — тетя сделала трагическую паузу и даже смахнула с уголка глаз воображаемую слезинку, — совсем ведь мальчишка без присмотра остался. Хорошая девушка ему нужна... жениться давно пора...

Мила продолжала ей улыбаться и кивать головой, как китайский болванчик. Никиту начал разбирать смех. Он старательно сдерживался.

— А Мила — это... — начала тетя.

— Мила — это Мила! — поспешно остановил ее Никита. — Имя такое — Мила... Ну как Мила Йович...

— Ну ладно... — тон тети стал притворно обиженным, — А что ты все за нее говоришь? У нее что, языка нет?

— А он мне запретил разговаривать! — неожиданно сказала девушка. Никита попытался ущипнуть ее под столом за бедро, но она отпихнула его руку и сама ткнула локтем в бок. — Сиди, говорит, и молчи — может, за умную сойдешь...

— Никита! — укоризненно посмотрела на него тетя. — Ну давайте чай пить! Никита, ты черный будешь, как обычно?.. А вы Мила какой пьете? Зеленый? Слушайте ребятки, а может вы кушать хотите, а то я забыла предложить... у меня картошечка есть с грибочками. Не хотите? Ну смотрите... А может по рюмочке коньячка или наливочки? Что? Мила за рулем? А ты Никита? Не хочешь? Ну ладно... давайте Мила, я вам чайку налью...

Беседа потекла в нейтральном ключе. Тетушка жаловалась на жизнь, на свою никому ненужность. Никита с удивлением обнаружил, что все мысли в ее голове совпадают со словами, которые она говорит, разве что, опережая их на несколько секунд. Вот уж воистину, что думает, то и говорит. Для порядку он возражал тете, утверждая обратное, что все уральские родственники ее уважают и он сам Никита считает ее буквально, второй матерью. Он знал, что она хочет услышать от него, поэтому и говорил, как ей хотелось. Наконец Мила, которой видимо прискучило слушать эти домашние терки, попросила разрешения пойти покурить на балкон. Разрешение разумеется, было немедленно получено и она удалилась из кухни смешно семеня ногами, чтобы с них не свалились большие, на три размера больше, мохнатые тапки. Тетя Женя с хитрым прищуром посмотрела ей вслед, покачала головой с осуждением.

— Что ж ты, Никитка, все время девок-то курящих себе находишь? Обкуривать же потом будут тебя всю жизнь! Будешь пассивным курильщиком...

— Да теть Женя, где их других-то взять? Все сейчас курят... курящих девок больше чем парней!

— Ой, ой... беда с ними! А одежонка то на ней... прости господи! Считай, что голая ходит!

— Да ладно, тетя... Выйди на улицу, все сейчас так ходят... жарко ведь.

— Да, девки совсем стыд потеряли... ой, ой... На мордашку она, конечно, симпатишная... слов нет... глазастая... Но тощ-а-а! Ни тела, ни фигуры, что твой пацан! Шейка тоненькая... ножки, как спички! Ну швабра и швабра... прости ты меня господи! Такая, ни родить толком не сможет, ни поднять ничего тяжелее денежной бумажки... болеть начнет... Ой, ой! Ирина-то посправней была...

— Да что ты заладила! — обиделся за подругу Никита, — Вот, тетя... всем ты хороша... но, как включишь свои деревенские замашки... Какие мне нравятся, с такими и хожу!

— Непутевые тебе нравятся! Слушай, имя у нее странное... и черная вся... она что, нерусская?

— Да русская, русская! (знала бы ты ее настоящее имя) Загорелая просто... в Испании она была на курорте, вот и загорела...

— Да, молодежь нынче... только и мотаются по Турциям да Испаниям... откуда только деньги у людей... тут всю жизнь проработаешь, никуда дальше Болгарии не съездишь... А чем она занимается-то? Тоже что ль наукой?

— Время сейчас другое, тетя... хотя... я вот тоже еще никуда не ездил... Но какие наши с тобой годы?... Работает она в коммерческой фирме, занимается маркетингом, ездит везде... но сейчас, может, и здесь останется в Н-ске насовсем.

— А как же познакомился ты с ней? Опять что ли по интеренету?

— По интернету, тетя, по интернету... сейчас это модно... и быстро.

— Да-а... все у вас быстро сейчас... быстро сходитесь, быстро расходитесь! Налить тебе еще чайку?..

В коридоре запиликал замысловатую китайскую мелодию мобильник Милы. Было слышно, как скинув неудобные тапки, она торопливо прошлепала босыми ногами в коридор. "Алео..." — раздался ее удаляющийся голос... вернулась обратно на балкон.

— Кстати, тетя... — сказал Никита потянувшись за очередным пирожком с яблочным повидлом, — в последние дни никто не звонил, меня не спрашивал? Я видишь ли сейчас живу не дома...

— У этой что ли? — кивнула Евгения Петровна в сторону коридора, откуда доносился приглушенный расстоянием голос Милы, раздраженно объяснявшейся с кем-то по телефону. — Ты ее любишь?

— Ну в общем, да... в смысле, да, что у нее живу... она квартиру снимает по-работе... Нам там удобнее... Так и что? Не звонили, не искали меня... с работы может, мужики потеряли? Я ведь никому еще не говорил.

— Ты знаешь, припоминаю... звонили... Как раз в тот день, когда я приехала... ну когда ты меня не встретил!

— Теть Жень! — досадливо поморщился Никита, — Ну я же объяснял! Болел сильно... отравился!

— Да, мне Мила твоя и сказала, что болеешь... напился поди? Слушай, глаза у нее недобрые...

— Да подожди ты с глазами... — отмахнулся Никита, — так звонили, что спросили-то?

— Ну как что?.. — удивилась тетя, — как ты и говоришь... с работы звонили сказали найти тебя не могут, где мол, ты...

— Да как же найти-то не могли, я ведь тогда еще дома был?

— Так я им и сказала... дома говорю он... только вот недавно с ним по телефону разговаривала.

— Кому им-то? Сколько их было?

— Сколько было не знаю... разговаривала с одним... Мужской голос — противный, помню, такой... Говорит, как телега несмазанная скрепит...

— И что?

— Ничего... извинился за беспокойство и трубку положил. А что случилось-то, Никита?

— Да нет, ничего не случилось... — сказал Никита, решительно отодвигая от себя чашку, — Ну что, тетя, пора нам пожалуй, двигать... засиделись мы, а еще дела делать.

— Как же засиделись, — засуетилась тетушка, — и полчаса-то не посидели... Еще чаю попейте! Конфеты вот берите, печенье вкусное!

— Тетя! — Никита похлопал себя по животу. — Как тебе не стыдно! Мы сейчас лопнем уже! Правда, Мил? — спросил он вернувшуюся с балкона девушку. Та молча стояла прислонившись к дверному косяку, скрестив руки на груди, лицо у нее было недовольное. Но когда тетушка повернулась к ней, она изобразила любезную улыбку и сказала медовым голоском:

— Спасибо большое! Все было очень вкусно! Но нам в самом деле пора... правда, Никит?

"Обязательно с издевкой надо..." — подумал Никита, поднимаясь из-за стола.

* * *

— Что разожрался-то? — недовольно поинтересовалась Мила, когда они вышли из тетушкиной квартиры и дверь за ними захлопнулась. — На свинью пробило? Сказал же на десять минут.

— Да ладно... — отмахнулся Никита, — где десять минут, там и полчаса. Все равно ж дозвониться пока не можем, куда торопиться-то?

— Ким звонил... — сообщила девушка, когда они опять пешком, начали спускаться по лестнице, — разорался... козел!

— По поводу? — удивился Никита. — Чего вы уже успели не поделить?

— Что уехали, его не дождались... Он же, типа, у нас дознаватель крутой! Должен быть в курсе событий! Участвовать в расследовании!

— Ну и какая проблема? Мы ж тут рядом... давай вернемся, заберем его?

— Поздно! Я уже сказала, что мы в городе...

— Зачем?

— Да пош-шел он! Придурок корейский!

Мила казалась весьма раздраженной и Никита перестал задавать вопросы чтоб не нарываться. Так они и молчали, пока не выбрались на Бердское шоссе.

Тут Никита спохватился:

— Я тебе забыл сразу сказать... Последняя фишка... тете оказывается тоже звонили, мной интересовались!

Мила покосилась на него недоверчиво.

— Ну?

— Она говорит, в среду двадцать второго, какой-то мужик с противным голосом, представился коллегой по-работе, сказал, что не может меня разыскать, спросил, не знает ли она, где я.

— Ты ж дома был весь день! Какого черта, он про тебя у нее спрашивал?

— Кто?

— Коллега этот твой.

— Мил... ты чего?.. тупого включила?

— Пош-ш-ел ты! Говори толком!

— Какой коллега?.. окстись, родная! Откуда им знать теткин телефон? Я думаю, тот же самый звонил... который вам про меня сообщил! Ну что меня окучивают возле Поганки... Кстати, какой голос у того мужика был?

— Не знаю, Ритка трубку брала, я только с улицы вошла... Черт! Ничего не понимаю! Какой в этом смысл? Звонки эти дурацкие! Ты еще куда прешь, урод! — яростно бибикнула она на жигуленок, попытавшийся у них перед носом совершить обгон грузовика.

Миновали Ельцовку. Там ливня не было, и шоссе стало сухим. Мила разогнала машину до ста тридцати и раздраженно молчала. Салон наполнил шум бешено вращающихся скатов. Мелькали придорожные столбы и попутные автомобили. В лобовое стекло с треском впечатался какой-то жук, оставив после себя моментально высохшую, под напором встречного ветра, кляксу. Никита некоторое время терпел, а затем не удержался и спросил извиняющимся тоном:

— Слушай, Мил... а что это за история с Диким Монахом, которую вы с Ритой упоминали? — он ожидал гневного отпора, но Мила оторвавшись от дороги, несколько секунд смотрела на него, затем неожиданно улыбнулась.

— Совсем я тебя запугала? Истеричная стерва? Ух ты, зайка! — она вытянула губы трубочкой и постучала по ним согнутым пальцем. — Ну? Быстренько!

Офигевший от такой перемены ее поведения Никита, наклонился к ней и поцеловал в уголок рта.

— Так целомудренно? — удивилась она, изобразив на лице гримаску разочарования, — Что с тобой, мой пылкий любовник? Ну-ка еще раз... и больше страсти!

— Нет уж, любимая... — Никита ужаснулся показаниям спидометра, — опасаюсь я страстно целоваться на скорости сто сорок километров в час!

— Любимая?! — Мила опять повернулась к нему, оторвав взгляд от дороги. — Так ты меня еще не называл... Я возбуждаюсь!

Она сняла левую руку с руля и положив Никите на бедро, повела ладонью вглубь. Машина вильнула.

— Мила!!!

Хрустальный смех был ему ответом.

— Дрожишь, слон, за свой хобот?

— Я тебя умоляю... не отвлекайся от дороги! И вообще куда ты так разогналась? Тебе нужны проблемы с гаишниками?

— У меня с ними не бывает проблем! Они меня заметят только если я этого сама захочу. Люблю, знаешь, погонять... иногда!

Они опять помолчали.

— Дикий Монах говоришь? — сама начала Мила. — После него собственно я Испанию-то и попала... Тут, понимаешь, какое дело... прорывы с тонкого мира обычно бывают в городах... там концентрация людского населения высокая, следовательно, потенциальная энергия выше, барьер тоньше. Туда в основном паразитов и притягивает. Но!... существуют такие аномальные районы... Отслеживать их трудно, потому как возникают они в самых произвольных местах, а потом дрейфуют, как льдины годами и также неожиданно как и появились, исчезают. Так вот... барьер над ними очень тонкий... Там даже если и народу — шиш с маслом... вероятность прорывов в разы выше, чем в городе... Такой район к примеру, в Ростовской области есть, лет тридцать уже как возник... дрейфует себе потихоньку на восток, вроде уменьшаться начал... слава богу Ростов не зацепил... Им, как раз, Климонтович занимался. Но там места все же людные, с грехом пополам выявлять "муравьев" удается. А тут случилось, неподалеку от Н-ска, подобная штука вылезла. Причем, там, где даже и деревень-то нет... как в песне — зеленое море тайги. И жил в этой тайге мужик один... отшельник. Ушел от мирской жизни. Построил себе скит. Грехи он там замаливал или чего... в общем шандарахнуло его... подхватил паразита. А потом говнюк, еще умудрился выжить каким-то образом! Пойди, попробуй, отследи такого среди тайги. Когда очухался и появились у него потребности, стал искать контакта с людьми... заразил охотников каких-то... и пошло, поехало. И никто ведь про него не знал... и не узнал бы дальше, если б геологи не пропали в том районе. Начали искать и наткнулись... бля!... там целый "муравейник" уже! Представляешь, обустроились... — она хихикнула, — целый поселок себе выстроили из землянок. Больше сотни особей! Живут себе не тужат... белку бьют в глаз...

— Слушай, Мил! — перебил ее Никита, — А Климонтович писал, что самый опасной была группа этого... Хамзина... А там больше пятнадцати особей одновременно и не было. Как же так?

— Ну скажу, что прав твой Климонтович... он же про опасность писал, а не про численность.

— А это что, не связанные понятия?

— Не совсем! — она молниеносно перестроилась с левой полосы на правую, и обратно, обогнав при этом сразу пяток автомобилей. — Как бы тебе сказать... Ладно, скажу по-умному. Характер действий группы напрямую зависит от исходной личности "матки". Вот кто такой был Хамзя? Хамзя, был бандит и убийца... отморозок божьей милостию. Что получили в результате? Его группа стала одним большим Хамзей с соответственно возросшими криминальными возможностями. Ты пойми: "муравьи" — это уже не люди... не личности... это одно целое! Если на тебя смотрит один "муравей", значит его глазами, на тебя смотрят и все остальные. На чем основана связь между ними? Не знаешь? И я не знаю... непонятно... но все они — один организм с кучей манипуляторов — бывших человечков, которые как ноги у сороконожки... А "матка" у них... как бы это сказать... не мозг конечно... скорее коммуникативный центр. Убей "матку" — все развалится!

Спокойный голос Милы совершенно не вязался с ее дикими маневрами, сопровождающимися выездами на встречную полосу и проскакиванием под носом, у встревожено гудящих, грузовиков и автобусов. Никита не мог понять, каким образом они до сих пор еще живы, а не размазаны, как тот жук, по радиатору какого-нибудь встречного "КАМАЗа".

— Так вот... — продолжала она, протискиваясь между отчаянно сигналящей маршруткой и джипом, не обращая внимания на отчаянно матерящегося в окно водителя, — этот Монах — был божьим человеком... и зла никому не желал. Соответственно и муравейник, при такой "матке" особой социальной угрозы не нес... ну кроме естественно, бесконтрольного размножения. Сечешь фишку?

Никита кивнул головой:

— Секу помаленьку. И что дальше?

— Ну вот... когда приняли решение о ликвидации, банда к тому времени собралась уже большая, да вооруженная... оно и понятно, народ таежный... там все с оружием. Поэтому, чтобы не устраивать битву при Фермопилах, решили первым валить Монаха, а потом уже остальными заниматься. Ну и послали нас с Риткой... диверсионная, блин, группа... Думали этого пряника можно на раз взять. Кто ж знал, что он окажется, бывшим спецназовцем и ветераном Афгана и Чечни? Вернее знать-то должны были... но, как всегда, поторопились. Сколько он там в своих горячих точках народу положил, не известно... но в результате раскаялся и обратился к богу. Однако, оружие при нем имелось... и не какая-нибудь там берданка, а "маузер". Прикинь! Настоящий тульский "маузер", с какими комиссары и революционные матросы ходили. Когда мы к нему полезли... не знаю уж как он нас почуял... А может и не почуял, просто, как пионер — всегда готов был. Иначе я и объяснить не могу, почему вся толпа на нас не кинулась... Разорвали б в клочья... Может, конечно, просто не успели. Жил он в отдельной хижине, прямо посередине их шалмана. Мы решили, что когда он выйдет на молитву, они там молились постоянно, какому-то своему "муравьиному" богу... так вот, когда выйдет, я в окно залезу и буду его поджидать, чтоб по-тихому, без шума и пыли ликвидировать... а Ритка спрячется в сарае во дворе и страховать будет... Ну вот, восемь часов, молитва ихняя... а я в этот момент что-то отвлеклась... не помню уж на что, и не заметила, ушел он или нет. Прикинь? Я Ритке говорю: "Что-то я не видела, как он уходил". А она мне: "Лезь...— говорит, — всегда уходил в это время, значит, и сейчас ушел". Вот я и полезла. А он оказывается там... и уже с пистолетом наготове... с-сука! Я в сторону... и запуталась в сетке, которая от комаров. Он гад, успел всю обойму высадить, пока Ритка не подоспела и башку ему не снесла... ей до этого, еще пришлось во дворе троих положить. Шухер поднялся... как живы остались, до сих пор понять не могу... Все, что у него ценного было — зажигалка эта платиновая... Dupont. Где он ее взял, ума не приложу... В общем, Ритка ее прихватила и мне потом отдала... талисман, типа. Зря я на нее наехала... сама, дура виновата.