Удержать мечту

Удержать мечту.

Часть I. Игра вслепую.

Холод... Тишина... Парень шел по улице, а с неба, словно слезы, падали холодные капли дождя. Они попадали в лужи, отчего по ним пробегала рябь

Наступила осень... Сентябрь... Деревья начали сбрасывать свой золотой наряд, который теперь укрывал землю...

Парень с грустной улыбкой запрыгнул в автобус, где сев на сиденье, прислонился головой к прохладному стеклу окна... Он думал о ней... О той, что была прекрасней всех на свете для него.

— Она тебе не пара! — часто говорили окружающие, а юноша плевал на их мнение, все так же вздыхая по девушке с ледяным сердцем...

В этом же городе жила другая... Она... Она была мечтательницей, пусть немного и странной. Любила ночь, рок, писала стихи на лекциях, а на полях тетрадей рисовала глаза того, кого полюбила так внезапно... Но парень вздыхал по первой красавице курса — мисс Ледяной королеве и не замечал ее...

Глава 1.

— Ты опять витаешь в облаках, Виолетта? — бойкая светловолосая девушка запрыгнула на подоконник. Ну, вообще-то, эта взбалмошная девчонка — моя подруга, Алинка. Дружим мы с ней с самого детства, с песочницы так сказать. Ага, нас родители тогда с трудом разняли: бой на совках прошел удачно для каждой из нас.

— А? Что? — спросила, вытянув наушники, прижимая стопу учебников к себе.

— Я ж говорила. Все по Максу вздыхаешь? — хмыкнула сидящая на подоконнике.

— Нет, с чего ты взяла? Просто... — начала было я.

— Ой, ты мне лапшу-то на уши не вешай, а то снимать уже нечем.

— Алин, ты серьезной хоть иногда бываешь?

— Не-а, если где-нибудь по близости Сержа не наблюдается, — хмыкнула беспечная подруга. Вот как она умудряется все всегда успевать? А Серж — ее парень, который обожает ее до безумия, но терпеть не может ее ветер в голове.

— А я его позову, — подхватив сумку с пола, потопала в храм литературы.

Здесь всегда стояла тишина, которую так любила, а запах книг навевал мысли о том, что вот в этих пожелтевших от времени листочка хранится "глас" народов, эпох, цивилизаций. Возможно, именно поэтому я и выбрала исторический факультет: с детства меня привлекали загадки и тайны прошлого. Особенно мне нравилась античная история, а точнее мифы этого периода. Зевс, Аид, Афродита — все это настолько интересно и увлекательно. Возможно, когда-нибудь и я, подобно Шлиману [1], раскопаю какую-нибудь "Трою[2]". Эх, мечты...

— Здравствуйте, а есть здесь кто-нибудь? — водрузив книги на стойку, прошлась вдоль одного из стеллажей, проводя пальцами по корешкам столь любимых мной рукописей.

— Чего тебе? — буркнул парень, выходя из дальнего угла библиотеки. Темные, вечно растрепанные волосы, голубые, холодные, словно лед, глаза... Глаза, которые мне снились, которые рисовала в тетрадях во время лекций...

— Не хами, Ветров. Будь добр, выдай мне книги, указанные в списке, — протянув ему листок, отошла к противоположному стеллажу, вытащив первую попавшуюся книгу:

"....Но вот какой вопрос меня беспокоит: ежели бога нет, то, спрашивается, кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле?— Сам человек и управляет, — поспешил сердито ответить Бездомный на этот, признаться, не очень ясный вопрос.

— Виноват, — мягко отозвался неизвестный, — для того, чтобы управлять, нужно, как-никак, иметь точный план на некоторый, хоть сколько-нибудь приличный срок. Позвольте же вас спросить, как же может управлять человек, если он не только лишен возможности составить какой-нибудь план, хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем, в тысячу, но не может ручаться даже за свой собственный завтрашний день? И, в самом деле, — тут неизвестный повернулся к Берлиозу, — вообразите, что вы, например, начнете управлять, распоряжаться и другими и собою, вообще, так сказать, входить во вкус, и вдруг у вас... кхе-кхе... саркома легкого... — тут иностранец сладко усмехнулся, как будто мысль о саркоме легкого доставила ему удовольствие, — да, саркома, — жмурясь, как кот, повторил он звучное слово, — и вот ваше управление закончилось! Ничья судьба, кроме своей собственной, вас более не интересует. Родные вам начинают лгать, вы, чуя неладное, бросаетесь к ученым врачам, затем к шарлатанам, а бывает, и к гадалкам. Как первое и второе, так и третье — совершенно бессмысленно, вы сами понимаете. И все это кончается трагически: тот, кто еще недавно полагал, что он чем-то управляет, оказывается вдруг лежащим неподвижно в деревянном ящике, и окружающие, понимая, что толку от лежащего нет более никакого, сжигают его в печи. А бывает и еще хуже: только что человек соберется съездить в Кисловодск, — тут иностранец прищурился на Берлиоза, — пустяковое, казалось бы, дело, но и этого совершить не может, потому что неизвестно почему вдруг возьмет — поскользнется и попадет под трамвай! Неужели вы скажете, что это он сам собою управился так? Не правильнее ли думать, что управился с ним кто-то совсем другой? — и здесь незнакомец рассмеялся странным смешком.....[Булгаков, "Мастер и Маргарита"]

— Ларина, ты у нас не пуп земли, чтобы тратить на хамство тебе время, — хмыкнул он, отвлекая меня от чтения и отдавая мне немаленькую стопку книг. На одно мгновение наши пальцы соприкоснулись, а взгляды встретились... Хлопнула входная дверь, и вошла она, Амалия, наша "мисс снежная королева".

— О, Макс. Что ты делаешь с этой замарашкой наедине, да еще и не в сильно светлом помещении? — эта фифа уселась на стул, закинув ногу на ногу.

— А что, по-твоему, можно делать в библиотеке, если не книги выдавать и получать, а так же сдавать? — ох, как же она меня бесит: самомнение зашкаливает, а в блондинистой голове — пусто.

— Ну... — интересно, что же она там такого себе напредставляла?

— Да книги он мне выдавал! — подхватив выше обозначенные предметы, потопала к выходу, но не тут-то было... Один из сателлитов[4] блондинистой куклы вытянул ноги, об которые я запнулась, в результате чего полетела на пол. Очки слетели, а без них — самый натуральный крот.

— Ха-ха-ха, посмотрите на это ничтожество. Макс, жду тебя сегодня в "Ривьере", — и вся компания под гогот и смех, выперлась из кабинета. Какой раз надо мной так издеваются? Не знаю, но привыкла уже это все терпеть, так как пока ничего не могу сделать...

С трудом нащупав очки, водрузила их на нос и принялась собирать книги.

— Держи! — тяжелые томики посыпались на меня, больно ударяя по голове.

— С-спасибо, — выдавила с трудом, собрав учебники, выскочила за дверь.

Максим

Виолетта, кажется, так ее зовут, выскочила за дверь, стукнувшись об косяк, а я облокотился на стояк, где она оставила сданные книги.

— Черт, на фига это сделал? Да еще и Амалия пригласила в "Ривьеру", но что-то особой радости нет, — на полу валялся тетрадный листок, который, видимо, потерял очкарик. Подняв его, глянул, что там написано:

Прости, что люблю так сильно,

Прости, что не смею сказать,

Мои слова лишь пылью

Могут на снег оседать.

Увы, ты меня не заметишь...

Ты мимо пройдешь, не взглянув,

А я отвернусь, чтоб не видел,

Как с глаз я стираю слезу...

-"Это она написала? Кому? Да с чего меня это интересует?" — перевернув листок, на то, что там было нарисовано... Там был я, — "Что? Эта идиотка влюблена в меня?" — запихав листок в карман джинс, потопал искать эту ненормальную, чтобы расставить все точки над i.

Виолетта

— "Блин, куда делся этот проклятый листок бумаги? Неужели я его потеряла?" — я судорожно рылась в сумке, ища злополучный клочок бумаги. В парке никого не было: все студенты были на лекции, так что можно свободно вытряхнуть все содержимое моей сумки на лавку. Ой, чего тут только не было: тетрадки, учебники, запасные струны для гитары, защита на волейбол, ноты и прочая, прочая, прочая...

— Виолетта, нам нужно поговорить, — черт, а он-то что здесь делает?

— О чем? — не глядя, поинтересовалась я, все так же лихорадочно роясь в сумке, — "Да долго он тут будет стоять? Памятник Октябрю, блин!"

— Случайно не вот это ищешь? — парень извлек из кармана мой листок.

— Отдай! — подошла к нему ближе, чтобы вырвать дурацкую бумажку, — "Неужели он ее читал?"

— А зачем? — хмыкнул он, поднимая руку вверх, чтобы я не смогла ее вырвать: куда уж мне с моими 160 см до его 2 метров?

— За надом! Не твоя вещь, вот и отдай!

— Да? А написано очень даже про меня, да и портретик... — вот скажите, если вы любить человека — вам хотелось его убить? Нет? А у меня руки чешутся, чтобы пристукнуть Максима.

— Во-первых, тебе разрешали читать? Во-вторых, что-то самомнение у тебя зашкаливает. Я пишу стихи везде, где есть место, а вот таких от портретиков у меня до фига великого, — потрясла перед его носом стопкой рисунков, где был нарисован весь наш курс. Пока он отвлекся, подпрыгнула, выхватив листок, при этом свалив парня на землю. Он, в свою очередь, схватил меня за руку, увлекая за собой.

Да, живописная картинка: мокрая, желтая листва, парень, растянувшийся на ней, а сверху него распласталась девушка...

— Может, слезешь с меня? Ты не пушинка, знаешь ли, а мне пока пожить охота, — Макс уставился на меня снизу вверх. А глаза у него реально красивые глаза... Голубые, с синим ободком около зрачка. В них так и хотелось затеряться, забыть обо всем, но нельзя, ведь потом будет слишком больно.

— Щас сползу, — оттолкнувшись от земли, встала: напомнили о себе занятия борьбой. Да чем я только не занималась: волейбол, борьба, шахматы, но свое призвание нашла лишь в музыке.

Раньше я читала, читала запойно... А потом начало падать зрение, и читать в таких количествах запретили...

Сейчас я уже не мыслю своей жизни без музыки, без нашей группы Dark Angel[5], а вспомнить, как все начиналось...

Тогда я была слишком... даже не знаю, как сказать, замкнутой, наверное. Постоянные: школа — музыкалка — дом. В то время меня ничего не привлекало, я просто жила по определенному расписанию, но вот, муз. школа закончилась, и появилась свобода. Вот в это время мы и решили с девчонками записаться на занятия, где создавали музыкальные группы.

— Здрасте, можно? — заглянув в кабинет, спросила я.

— Ну, заходите, коль не шутите, — м-да, какой у нас препод, хм, брутальный. На вид ему лет двадцать, длинные темные волосы, убранные в хвост, карие глаза, острые скулы и пальцы... Такие изящные, что даже и не скажешь, что они принадлежат мужчине. Ну да, попробуй, поиграй не один год на гитаре и клавишах — не такие будут.

В целом, под студию был занят небольшой кабинет с невысоким потолком и окнами, открывающими вид на площадь. С одной стороны была импровизированная сцена, где располагались черные электрогитары, небольшой синтезатор и барабанная установка.

— Ну, что? Рассаживайтесь за инструменты, — скомандовал он, усаживаясь на стол, стоящий около окна, стул парень почему-то проигнорировал.

Юлька вскочила на сцену и, взяв бас-гитару, пробежалась пальцами по струнам, которые гудящим звуком ответили на ее прикосновение. Алинка, самая шумная из нашей компании, выбрала ударные, Настасья — гитару, а я — клавиши, к которым с детства питала слабость.

— Ну, что, народ, будем пытаться хоть что-то сыграть? — спросила Настя, наигрывая какой-то мотивчик, причем сильно знакомый, — например, вот это.

И полилась музыка, она, то нарастала, то, наоборот, затихала. Плавная и нежная, она лилась, заполняя собой все пространство, а потом, как-то не сговариваясь, подключились девчонки, и я запела...

— Мне хочется плакать от боли

Или забыться во сне...

Где твои крылья,

Которые так нравились мне?

Где твои крылья,

Которые нравились мне?

Где твои крылья,

Которые нравились мне?[Наутилус — Крылья] — да, мы с девчонками давно выбрали песню, даже выучили, кто на чем мог, а теперь, наконец-то, собрали все кусочки мозаики воедино...

Очередная пара закончилась, я даже и не заметила этого, и все студенты дружной толпой вывалили в парк.

— Лета, а чего тебя не было на паре? Алексей Викторович рвал и метал, мол, что его лучшая студентка прогуливать начала, — Алинка скопировала выражение лица лектора, отчего окружающие рассмеялись.

— В тебе умер клоун, милая, — Серега поцеловал ее, взъерошив рыжеватые волосы девушки.

Встречаться они начали еще на первом курсе, а познакомились еще на занятиях музыкой, но это совсем другая история...

— Так, народ, давайте быстрее, а то опоздаем, и Алекс нас прихлопнет, а Юлька поддержит, — развернувшись, подхватила сумку и пошла на выход, думая о том, как же мы иногда бываем слепы. Вон Юлька, все ждала принца на белом Мерседесе, встречалась только с богатыми и смазливыми, а Алекса даже не замечала, и вдруг прозрела, наконец-то, поняв, что ей нужен только он.

— А ну, стой! Мы не договорили! — Ветров, о котором на время благополучно забыла, дернул меня за руку, разворачивая лицом к себе.

— Отпусти, — спокойно произнесла я, пытаясь вырвать запястье из его хватки, — мы с тобой обо всем поговорили! — черт, что ему еще нужно? Никогда внимания не обращал, а тут... И все из-за какого-то дурацкого стишка!

Парень до боли сжал мои запястья, в его глазах полыхала ярость, и мне стало страшно.

— Я тебя ненавижу! И не строй воздушных замков на пустом месте! — ледяным голосом произнес он, оттолкнув меня, отчего я полетела на асфальт, больно ударившись об него коленями. Но больно было не от этого — болело сердце, болело оттого, что его, его любовь отвергли, словно ненужную куклу, бросив на асфальт.

Поднявшись, стряхнула с джинс прилипшую листву и. сжав кулаки, посмотрела на того, кому отдала свою любовь, которая оказалась ненужной.

— А с чего ты взял, что нужен мне? И с чего решил, что стихотворение посвящено тебе? Неужели ты думаешь, что кому-то нужен такой эгоист, как ты, не видящий ничего дальше своего носа? Ах, да... Я забыла, что есть еще Амалия. Вы с ней одного поля ягоды. Лезь к ней, а от меня отстань, раньше это у тебя хорошо получалось! — я кричала на него, пытаясь сдержать слезы, пытаясь скрыть свою боль. Он стоял и молча слушал, с пренебрежением глядя на меня, а затем, тишину нарушил звук пощечины, припечатавшей мою щеку. Конец выдержке. Из глаз брызнули так долго сдерживаемые слезы, поэтому, развернувшись, я побежала. Побежала от себя, от смеющихся студентов, от него...

— Истеричка, — донеслось до моего слуха, а дальше я выбежала на дорогу, ведущую к мосту Вздохов. Странное название, скажете вы. Да нет, все просто. Этот мост когда-то был связан с тюрьмой, где ждали своего последнего часа заключенные, а когда их вели на смерть, они видели отсюда последний раз восходящее солнце, золотившее фасады зданий. Эти люди отдавали мосту свой последний вздох.

Я бродила по аллее, растущей недалеко от моста, пока не успокоилась, а потом побежала в клуб, где мы сегодня давали концерт. Да, было больно, очень больно, но я знала, на что шла, когда влюбилась, как последняя дура. Увы, сердцу не прикажешь.

Клуб "Гротеск" находился на окраине нашего небольшого городка, поэтому народу там было не много, да и те, кто был, предпочитали рок, причем тяжелый. Мы до сих пор не знаем, как удалось Алексу устроить нам выступление там.

— Виолетта, где ты была? Все только тебя и ждут! — сразу же накинулся на меня Теплов. Да, опоздала на пять минут, да и то потому, что на улице был дождь, а идти довольно таки далеко было.

— Знаю, — буркнула я, проскользнув в гримерку, где, стянув куртку, начала переодеваться, что не должно занять много времени.

Девчонки уже вовсю разыгрывались, повторяя нашу новую песню. После того, как мы начали заниматься, примерно спустя полгода, я написала свою первую песню — "Ангел Льда", которую мы записали, а потом Серега выложил ее в инет, где она побила все рекорды. Постепенно мы становились все популярнее, хотя и редко давали концерты за пределами своего города.

Огромное зеркало в старинной оправе стояло на полу, а в нем отражалась миловидная девушка в светлых рваных джинсах и белой футболке, где были изображены черные крылья. Глаза цвета шоколада, обрамленные густыми ресницами, были полны печали, темные волосы свободно струились по спине.

— Виолетта, мать твою, где тебя черти носят?! — заорал выведенный из себя Алекс, барабаня в дверь гримерки.

— Да иду я, иду! — крикнула я, вставляя линзу, а затем вышла из комнаты, которую заперла.

— Ого, ты сегодня всех сразишь наповал! — присвистнул Серега, встреченный мной на пути к сцене. Парень куда-то спешил, поэтому едва не снес меня.

— А то! — растянув губы в улыбке, ответила я, хотя улыбаться не было никакого настроения, но надо.

Поднявшись на сцену, я немного притормозила, решив понаблюдать за девчонками. Они все такие же, как и пять лет назад, на нашем первом выступлении.

... Руководство ДК решило провести день открытых дверей, где каждый клуб должен был показать то, чему в нем обучают. Так получилось, что Теплов решил выставить нас с песней "Ангелы Льда".

— Раз, два, три, четыре, — задала Алинка темп, а затем вступили и мы. Зал заполнила музыка, поражая своими пассажами и переходами из одного лада в другой...

— Они едят шоколад,

Они не имеют имен...

Несут они крылья в руках,

В них память былых времен...

И кто-то там, за горами,

Кричит тебе:

Остановись, ну подожди,

Иду к тебе я сквозь ветра,

Ты только жди, жди...

Они уходят во тьму,

Они уносят рассвет...

И не обернутся назад,

Для них тебя больше нет...

И кто-то там, за горами,

Кричит тебе:

Остановись, ну подожди,

Иду к тебе я сквозь ветра,

Ты только жди, жди...

Они — судьбы палачи,

Они — хранители врат...

Умолкни, о них не кричи...

Они — ангелы льда... — песня закончилась, и зал взорвался аплодисментами, а мы, поклонившись, быстро ушли.

— Молодцы! — хвалил нас Теплов, забирая у Юльки гитару.

Вот с тех пор и начался рост нашей популярности.

Максим

— А ну, стой! Мы не договорили! — схватив девушку за руку, развернул ее лицом к себе. Не знаю, чего хотел добиться, но почему-то было важно знать, кому написан этот, чертов стих.

— Отпусти, — спокойно произнесла девушка, пытаясь вырваться из моего захвата, — Мы с тобой обо всем поговорили! — да что со мной в последнее время происходит? Какая-то пигалица в очках со своим дурацким стишком пробила мою ледяную стену, выстроенную с таким трудом. Я сильнее сжал ее запястья, намеренно причиняя боль.

— Я тебя ненавижу! И не строй воздушных замков на пустом месте! — мой голос был подобен льду: такой же холодный, замораживающий. Оттолкнул девушку от себя, отчего она упала на асфальт. Что я творю?

Виолетта, встав, отряхнула джинсы от прилипшей листвы и посмотрела на меня: ее шоколадные глаза были полны гнева и... жалости?

— А с чего ты взял, что нужен мне? И с чего решил, что стихотворение посвящено тебе? Неужели ты думаешь, что кому-то нужен такой эгоист, как ты, не видящий ничего дальше своего носа? Ах, да... Я забыла, что есть еще Амалия. Вы с ней одного поля ягоды. Лезь к ней, а от меня отстань, раньше это у тебя хорошо получалось! — она кричала, а в ее глазах стояли слезы, которые она пыталась сдержать.

Как же Виолетта похожа на Олеську: та тоже во всем винила меня. Не знаю, о чем я думал в этот момент, но звук пощечины нарушил тишину парка. Из глаз девушки брызнули слезы, и, развернувшись, она побежала...

— Истеричка, — пренебрежительно бросил ей в след.

— Макс, что ты творишь? — Серега тряс меня за плечи, видимо, желая таким способом получить ответ, — Да что тебе Ветка сделала?!

— Да не знаю я! Не знаю! — скинув его руки, подхватил ранец и пошел черт знает куда.

... Мы с детства дружили: я, Серега и Алекс. Гуляли в одной компании, вместе учились играть на гитаре, а потом решили создать группу, позже это стало единственным, что нас объединяло.

Вскоре Алекс начал заниматься созданием музыкальных групп, где и нашел яркую звездочку — Dark Angel. Серега же и я увлекались волейболом, так что большую часть свободного времени проводили, гоняя мяч. На музыку времени катастрофически не хватало, потом друг встретил Алинку, я же познакомился с Олеськой.

Все было прекрасно: встречи, поцелуй под луной... Я окунулся в любовь, словно в омут, с головой. Кто же знал, что все будет так? Мы с Олеськой два года были вместе, когда она сказала, что мы должны разбежаться.

— Почему? — я безумно любил ее, поэтому слова девушки острым кинжалом прошлись по моему сердцу.

— Ты — ничтожество, а из смазливой внешности кашу не сваришь, — и она ушла, хлопнув дверью.

Я никогда не рассказывал ей о своей семье, хотел, чтобы Леська любила меня, а не кошелек моего отца, а получилось...

С тех пор выстроил вокруг себя стену, спрятав внутри прежнего себя.

— Макс, ты высокомерная сволочь! — твердили Серега с Алексом наперебой, а мне было плевать на их мнение. Мне, вообще, стало на всех плевать.

Поступив на истфак, познакомился с Амалией, такой же стервой, как Олеська. Многие считали, что я сохну по ней, но это не так: она просто подходит мне по статусу...

Виолетта

— Ни пуха, ни пера, — пожелал Серега, хлопая меня по плечу: видимо, у него это уже вошло в привычку.

— К черту!

— Встречайте, Dark Angel!— представил нас ведущий, и мы вышли на сцену. Как и тогда: мандраж не отпускал из своих объятий.

Звук ударных... Первые аккорды, и сердце птицей рвется за музыкой. Я растворяюсь в мелодии песни, сливаюсь с ней, вкладывая в нее свои чувства и эмоции, а затем начинаю петь...

— Прости, что другая...

Не могу я быть с тобой.

Я улетаю...

Милый, прости и позабудь.

Не разорваться:

Надо в жизни выбирать.

Все с нуля

Надо начать...

Я убегаю по проспектам

А в сердце вновь любовь горит.

Было бы проще, если б только

Милый, ты смог меня забыть...

Снова бегу...

Снова бегу...

Вперед...

Я изменилась...

Стала сильнее, чем тогда.

Вновь возвратилась,

А ты забыл давно меня.

Столько ошибок...

Слишком поздно все вернуть...

Снова боль...

Шепчешь: забудь...

Я убегаю по проспектам

А в сердце вновь любовь горит.

Было бы проще, если б только

Милый, ты смог меня забыть...

Снова бегу...

Снова бегу...

Вперед... — постепенно образы песни захватили меня, и уже не существовало ни клуба, ни огромного количества людей: лишь я и песня.

— Просто уйди, — финальные аккорды, и присутствующие разразились аплодисментами.

Как же быстро летит время... Концерт уже подходил к концу, а мы даже не заметили этого, растворившись в музыке, отдавая ей себя полностью, без остатка.

— И в заключении мне хотелось бы исполнить свою новую песню "Огонь и Лед", — девчонки, подмигнув, отступили в тень — остались лишь я и клавиши, выхваченные лучом прожектора.

Первые, неуверенные звуки, а затем полилась чистая, наполненная эмоциями музыка, набирающая обороты, очаровывающая, уносящая за собой...

Переход... Проигрыш... Я взглянула в зал и застыла, машинально нажимая нужные клавиши. Там, в углу, сидел Макс. Его холодные голубые, столь любимые мною глаза, смотрели, на меня не отрываясь.

— "Что он здесь делает"? — думала, заканчивая последний куплет, возвращаясь в изначальный минорный лад[7].

Зал взорвался аплодисментами, на которые я не обратила ни малейшего внимания, так как сейчас все мои мысли занимал Макс.

Парень сидел за дальним столиком и смотрел на меня, будто дыру пытался прожечь, зато рядом с ним восседала расфуфыренная Амалия. Вытравленные блондинистые волосы кольцами ложились на ее прямую спину. Красное платье, обтянувшее тело, как вторая кожа, практически ничего не скрывало. Она, взглянув на меня, пересела парню на колени и, обвив его ею руками, словно пиявка впилась в его губы.

Я отвернулась: слишком больно на это смотреть, а мазохизмом не страдаю, да еще и эта проклятая ревность, на которую не имею ни малейшего права... Быстро спустившись со сцены, тут же оказалась в крепких, дружеских объятиях Алекса, который чмокнул меня в щеку.

— Потрясающая песня, Ветка! — мы с девчонками прошли к зарезервированному для нас столику. К этому моменту я уже успела переодеться в коротенькое облегающее платье. И зачем я это сделала? Возможно, хотела позлить Макса или же, наконец-то найти парня и попытаться забыть холодные голубые, как летнее небо, глаза, что уже пытаюсь сделать пять лет, и все безрезультатно.

Время тянулось медленно, словно резина, которую тянут в разные стороны, пытаясь разорвать. Я допивала уже, кажется, седьмой или восьмой коктейль, причем не безалкогольный, так что развезло меня порядочно...

— Виолетта, вы сегодня обворожительны, — к нашему столику подошел симпатичный парень, вроде бы с нашего курса, — Разрешите пригласить вас на танец, — он галантно поклонился, предлагая мен руку.

— Тим, — все-таки всплыло имя молодого человека в закоулках памяти, которую, как говорится, не прогуляешь, не пропьешь, — По тебе цирк плачет: зарыть такой талант под грудами учебников. Ай, ай, ай, — мы вышли на танцпол, предварительно в кого-то врезавшись, как оказалось позже, это были Амалию и Макса.

— Ну... — смеющиеся зеленые глаза парня оценивающе пробежались по мне, — А ты красивая. Почему я этого раньше не замечал? — он притянул меня ближе, обнимая за талию.

— Знаешь, сложно заметить то, что пытаются скрыть, — положила руку на его плечо.

— Почему? — Тим уверенно вел меня, прижимая к себе ближе, чем требуется, а отодвигаться я не стала, хоть и могла.

— Так проще. В очках, безразмерных кофтах и за стопой книг тебя никто не видит и не мешает, — безразлично ответила, дугой выгибаясь назад в его руках.

— Странная ты, — подвел Тим итог под моими словами, резко возвращая меня в первоначальное положение. Черт, мне с ним так легко, а про танец вообще молчу...

— Кто ж не без этого? — видимо, парень занимался танцами: чувствуется в его движениях, сильных и теплых руках, да и танго не слишком простой танец.

— Тоже верно, — хмыкнул он, делая разворот. Люди, окружающие нас, отодвинулись, освобождая место для маневра, — Неплохо двигаешься. Танцевала раньше?

— Было дело, — на этом разговоры прекратились, и мы отдались во власть танца: страстного, всепоглощающего, пылающего, словно огонь.

Руки парня скользили все ниже и ниже, пока не опустились на мою филейную часть, сильнее притягивая к себе.

Возможно, сказывалось выпитое мной спиртное, но я полностью отдалась танцу, доверилась незнакомому человеку, а такого раньше не случалось. Последние звуки танго, закидываю ногу на бедро парня, платье поднимается выше, открывая взгляду татуировку на бедре. Эту картинку я вывела еще классе в десятом. Данная татушка в виде клинка, сердца и крыльев, имела особое значение: пусть мое сердце разбито, но крылья всегда распахнуты за моей спиной.

А все остальное происходило, как во сне: я встретилась с голубыми глазами Макса, в которых полыхала ярость. Да с чего он вообще злится. Что ему опять не так? Тим склонился надо мной, и его губы обожгли мой, а сопротивляться не было ни сил, ни желания. Обвив его шею руками, углубила поцелуй. Губы парня целовали мои, сминая, завоевывая... Языки сплелись в танце страсти, обдающей огнем тела. Одни скажут — обыкновенная физика, другие — химия, и лишь я скажу — месть. Месть Максу за его шашни с Амалией. Хотелось, чтобы ему так же было больно, как и мне.

Чем закончился вечер, помню плохо, хотя...

... — Что ты творишь?!! — заорал Ветров, прерывая наш с Тимом поцелуй. Ух, ты. Я его таким никогда не видела: глаза горят синим пламенем, не предвещающим ничего хорошего, прекрасное лицо исказила гримаса злости. Впечатляющая картинка.

— А что такого? — посмотрела на него, не ожидая такой бурной реакции: до недавнего времени ему, вроде плевать было на меня с высокой колокольни. Или я просто слепая? А, плевать. Подумаю об этом на трезвую голову, если не забуду.

— Ты идиотка! — орал он, но тут его гневную триаду прервал кулак Тима, который живописненько впечатался в скулу моего обидчика.

— Не смей ее оскорблять и указывать! Ты ей никто! — ну, Макс в долгу не остался, и понеслось...

Глава 2.

Максим

В общем-то, я сам привык назначать девушкам свидания, а не они мне, но Амалия... Это Амалия. Особый случай. Вот теперь стою, как дурак около входа в парк, сжимая в руках красную розу. Этот вид цветочков всем девушкам, вроде, нравится.

— "Не всем", — выдал внутренний голос, — "Виолетта ненавидит эти цветы. Они слишком вычурные", — ну, вот опять меня на ней клинит. Да что же это такое?

— Привет, милый! — ко мне подлетела девушка в желтом пальто и красных сапогах: не знал, что "мисс Снежная королева" может ТАК одеваться. Цирк по ней плачет, — Ой, это мне? — захлопала она наштукатуренными ресницами, забирая цветок и целуя меня в щеку. Жуть!

— А ты видишь кого-то еще? — поинтересовался, глядя на эту куклу, на ее месте представляя совершенно другого человека.

— Нет. Куда мы пойдем? — девушка повисла на моей руке, преданно глядя мне в глаза, что аж противно стало.

— Милая, а куда ты хочешь? — буду белым и пушистым, в конце концов, это надо мне. На эту куколку у меня были далеко идущие планы. Она красива и богата, чем-то напоминает Олеську, такая же надменная. Амалия отшивает всех парней, которые не подходят ей по статусу: гоняется за кошельком, при этом не глядя на человека. Я просто-напросто решил отомстить!

— Я не люблю гулять на свежем воздухе — это вредно для кожи, так что поехали в "Гротеск", — мы уселись в мою машину, которая стояла за углом, и рванули в клуб, находившийся на окраине города.

Темнота... Дым... Ненавижу такие места. Мы прошли в зал, устроившись за боковым столиком, который располагался недалеко от импровизированной сцены.

— Встречайте, Dark Angel, — прокричал ведущий в черном смокинге. Самый настоящий пингвин: маленький, лысенький, глаза бусинки. Dark Angel... Что-то знакомое. А, так это же группа Алекса. Ну, вот и посмотрим, чего они стоят, а то мне все уши прожужжала сестра, какие они классные.

То немногое освещение, что было в зале, погасло, а на сцене замелькали лучи прожектора, выхватывая участников группы. Их было четверо. Одни девушки. М-да. Звук ударных... Первые аккорды... И полилась музыка, настолько прекрасная, что не передать словами. Она полностью захватывала, не было возможности ее не слушать... А затем одна из девушек начала петь. Увы, ее лица я не видел. Ее голос, немного низкий для девушки, брал за душу, передавая эмоции исполнительницы.

— Я убегаю по проспектам

А в сердце вновь любовь горит.

Было бы проще, если б только

Милый, ты смог меня забыть...

Снова бегу...

Снова бегу...

Вперед... — пела она, а мне казалось, что я бегу вместе с ней. Бегу, преодолевая препятствия... Бегу, чувствуя, как ветер целует лицо....

Я даже не заметил, как быстро пролетело время: настолько меня захватили образы, навеянные творчеством Dark Angel.

— И в заключении мне хотелось бы исполнить свою новую песню "Огонь и Лед", — раздался голос солистки, которая осталась одна на сцене, а другие девчонки отступили в тень. Первые, неуверенные звуки, а затем полилась чистая, наполненная эмоциями музыка, набирающая обороты, очаровывающая, уносящая за собой...

Переход... Проигрыш... Я открыл глаза и взглянул на сцену, где выхваченная лучом прожектора стояла клавишница.

— "Нет. Не может быть!" — пронеслась в голове шальная мысль. Там, в ярком свете, стояла Виолетта. Вот ее шоколадные глаза встретились с моими, и в них я увидел страх. Она боялась, боялась меня. Песня закончилась, а девушка все так же смотрела на меня. Амалия трясла меня за руку, стараясь привлечь мое внимание, но мне было не до нее. Тогда эта наглая девица в обтягивающем красном платье уселась мне на колени и, обвив мою шею руками, впилась, словно пиявка в мои губы. Черт, кто ж знал, что она ТАК много блеска наносит на свой целовальный аппарат. Не дай бог кому-нибудь оказаться на моем месте. Ее поцелуй похож на жабу: такой же склизкий.

Спустя полчаса Амалия потянула меня танцевать: пришлось согласиться. DJ поставил танго, и на танцпол вышла Виолетта с каким-то парнем, в котором позже я узнал Тимофея, нашего старосту. Вот же... На Ветке было коротенькое обтягивающее платье, которое ничего не скрывало, волосы темным шелком опускались на спину. Черт, а она красивая. И как я этого раньше не замечал?

Парочка о чем-то шепталась, пластично двигаясь под музыку, чем и приковывала к себе взгляды окружающих, которые наблюдали за их страстным танцем.

Руки парня скользили все ниже и ниже, пока не опустились на филейную часть девушки, сильнее притягивая ее к себе.

Финальные звуки танца, и Виолетта закинула ногу на бедро парня, платье поднялось выше, открывая взгляду татуировку на бедре. Все. Мое самообладание покинуло меня, и я стал прорываться к девушке сквозь толпу, напрочь забыв об Амалии. Татушка на ее бедре была последней каплей в море выпитого мной алкоголя.

А все остальное происходило, как во сне: я встретился с ее шоколадными глазами, в которых полыхала ярость. Да с чего она вообще злится? Что ей опять не так? Тим склонился над ней и коснулся ее нежных губ, она обвила его шею, притягивая парня ближе к себе. Черт, на его месте должен быть я! Это меня она должна целовать!

Выпитый алкоголь и их поцелуй подействовали на меня хуже красной тряпки. Возможно, не будь я так пьян, то остановился бы и задумался. А кто я ей собственно такой? Да и зачем она мне сдалась? Но, увы...

— Что ты творишь?!! — заорал я, отдирая Тимофея от Виолетты. Она смотрела на меня так, будто увидела что-то невероятное.

— А что такого? — девушка хлопнула длинными, черными, как смоль, ресницами и облизала свои полные губы, которых мне так хотелось коснуться, хотелось узнать их вкус.

— Ты идиотка! — орал я, но тут мою гневную триаду прервал кулак Тима, который живописненько впечатался в скулу.

— Не смей ее оскорблять и указывать! Ты ей никто! — я не остался в долгу, поэтому завязалась потасовка. В итоге под моим глазом красовался фингал, который стал стремительно наливаться синевой и отекать. Тимофей тоже ушел с разбитой губой. Черт, как же все хреново-то.

Виолетта

— О, моя голова, — простонала я, хватаясь за обозначенную часть тела, — Что вчера было? — встав, потопала на кухню, в надежде найти там воду и таблетку Алкозельцера или анальгина на крайний случай.

— Привет, подруга! — Алинка сидела на высоком стуле, поджав под себя ноги. В руках она держала чашку с ароматным кофе, наслаждаясь его вкусом.

— О, Алинка, — прохрипела я, — Значит, ночевала у тебя. И кто же мою тушку, позволь узнать, пер на 8 этаж, так это притом, что лифт не работает? — мне даже самой интересно стало, кто совершил сей подвиг, потому что вешу я не как мешок с сахарным песком[8], а кило так на пять потяжельше.

— Держи, горе луковое, — подруга протянула мне таблетку и стакан холодной воды, который я залпом осушила, проглотив таблетку. Стало немного легче. Присев на стул, облокотилась на стену, блаженно закрыв глаза.

— А вот теперь рассказывай: кто меня нес и что вчера было? — голова, наконец-то, перестала раскалываться, и я наслаждалась тишиной небольшой кухни подруги.

— Принес тебя вчера Серега и, сгрузив на диван, ушел, чмокнув меня на прощание в щеку. А что вчера было... О, это вообще что-то с чем-то. Ты сама-то хоть что-нибудь помнишь? — улыбаясь, посмотрела на меня подруга.

— Помню вкус чьих-то губ. Знаешь, такой терпкий, на кофе чем-то похож, — мне даже самой интересно стало, кто бы это мог быть.

— Ладно, хоть это помнишь. В общем, ты вчера напилась, потом танцевала эротичное танго с Тимом, целовалась с ним. Он предложил тебе встречаться, и ты согласилась, а апогеем вечера стала драка Максима и Тимофея. Ушли они оба, раскрашенные под хохлому.

-Кстати, татуировочка у тебя классная, — смеялась подруга, пересказывая мне все то, что я утопила в алкогольном тумане. Вечер удался на славу. И теперь напрашивается вывод: у меня есть парень; теперь все знают о моей татушке на бедре; да с Максом у нас все сложно. Кошмар какой!

— Больше не пью! — встав, потопала в ванную, приводить себя в порядок. У Алинки ванная комната примечательна тем, что у нее во всю стену расположено зеркало, про которое она говорит, что оно позволяет ей лучше ощущать пространство. Вот и я сейчас любовалась собой, пытаясь не заорать. С зеркальной поверхности на меня смотрел монстр, больше никак не скажешь: всклокоченные волосы, заспанные глаза под которыми живописными кругами растеклась тушь. В общем, жуть! Умывшись и почистив зубы, вышла из ванной.

— Алин, а рюкзак мой где? — крикнула я, пытаясь найти свои манатки.

— Он в комнате, где ты спишь, — последовал ответ, а мной был обнаружен мой саквояжик, из которого извлекла на свет божий штаны и футболку, которые тут же натянула, связав волосы в тугой хвост и обув кроссовки, включила плейер и выбежала на лестничную клетку. Сбежав вниз, выскочила на улицу и понеслась по еще спящему городу. Ну, так правильно, время только пять утра. Это я — птичка ранняя. Было время, когда занимаясь борьбой, вскакивала в четыре утра и наматывала круги по городу, кляня всех и вся на свете. Заниматься давно закончила, а привычка осталась.

Вот и сейчас, слушая April sixth[9], я бежала по спящему городу, который был окутан туманом. Редкие машины скользили по автостраде, фонари были уже выключены, и небо порозовело на востоке. День обещал быть солнечным. Гулянки гулянками, но про универ мне еще не разрешали забыть, поэтому, побегав еще часик, вернулась в квартиру подруги.

Мы часто ночевали друг у друга, так что какие-то ее вещи лежали у меня и наоборот.

— Алин, я в душ! — запирая входную дверь, прокричала я, юркнув в ванную.

— Иди уже! — раздалось из комнаты подруги, где она, видимо, что-то набирала, так как стук клавиатурных кнопок был слышен по всей квартире.

Включив воду, смыла с себя пот и грязь города. Мысли невольно понеслись вскачь, прискакав в скором времени к Максу. Опять. Да, видимо, мне никогда не удастся выгнать его из моей черепной коробки. Тяжело вздохнув, вышла из душа, застегивая молнию кофты.

— Так, мы опаздываем! — прокричала Алинка, сметая со своего стола кучу тетрадок и запихивая их в сумку. Я бы так никогда не смогла.

— Бежим, а то нас загрызет Алексей Викторович, — заперев квартиру, мы слетели вниз и понеслись в универ, залетев в кабинет ровно в восемь часов.

— Уф, успели, — тяжело дыша, прокряхтела подруга, усаживаясь на свое место.

— И не говори. Я вот и не знала, что ты так быстро бегаешь, — хихикнула, поднимаясь к последней парте.

Наш кабинет был похож на горку: парты поднимались друг за другом все выше и выше, напоминая чем-то амфитеатр.

— Здравствуйте, студенты, — Алексей Викторович поздоровался с нами, разложив многочисленные записи на своем столе.

— И вам не хворать, дорогой вы наш! — крикнул Скворцов — хулиган местного разлива.

— Вашими молитвами, Владислав, и живу. Ветров к доске! — что-то наш лектор сегодня не в духе: вон как кричит.

Макс медленно спускался к доске. Видок у него был, скажем, не ахти, а под глазом горел немаленький фонарь. Да, действительно, что-то Ветров не в настроении.

— Это "неуд", молодой человек. Вы совсем не знаете мой предмет. Зачем же вы поступили на истфак, не считая нужным знать основную дисциплину факультета? — Алексей Викторович внимательно смотрел на Макса, а потом перевел взгляд на аудиторию, то есть на нас.

— Кто-нибудь может ответить на поставленный вопрос?

— Да, — поднявшись, ответила я.

— Что ж, Ларина, мы вас слушаем.

— На протяжении долгого времени Россия, российское государство, прошла сложный путь преобразований и реформ, но в памяти русского народа навсегда царем-реформатором останется Петр Алексеевич Романов, правивший с 1682 — 1725... — а дальше меня понесло. В общем, к концу лекции уже была рассказана вся история российского государства, начиная с IXв. и заканчивая XXIв. Конечно, рассказано все было вкратце. Да в свое время, когда сдавала экзамены, перечитала огромное количество книг, содержание которых отложилось в моей памяти.

— Великолепно! Вот вы, Виолетта, и будете заниматься с Ветровым дополнительно: вам — практика, а ему — знания по предмету. Все свободны, — и лектор ушел, оставив наше общество.

— Ну, Максимушка, ты попал! Ветка сделает из тебя ботаника, такого же, как и она сама, — заржал Скворцов, позже к нему присоединились и остальные.

— А ну прекратили наезды на мою девушку, — в аудиторию, подобно торнадо, влетел взъерошенный Тим, который плюхнулся рядом со мной, — Привет, милая, — парень легко коснулся моих губ, не обращая внимания на мое ошарашенное выражение лица.

Тимофей Смирнов — один из "золотой молодежи" нашего города. Его отец, Александр Смирнов, бизнесмен, владелец чего-то там с очень сложным названием никогда и ни в чем не отказывал своему любимому и единственному сыну, но, тем не менее, Тим не был похож на заносчивого Ветрова, который поставил себя выше, чем остальные, считая, что деньги решают все.

— Смирнов, ты вчера упал, сильно ударившись головкой об асфальт? Да вроде нет, разбита только губа! — Амалия с ужасом смотрела на парня, чья рука покоилась на моих плечах. Ну как же: ведь ее, негласную королеву универа, он послал, не став с ней встречаться, а тут я... Очкарик, в безразмерных кофтах, без роду, без племени.

— Падала вчера, по-моему, ты, когда в "Гротеске" зажигала на пару с Ветровым, а он, видимо, на тебя в темноте напоролся. Фонарик уж очень симпатичным получился, — хмыкнул Тим, притягивая меня ближе к себе.

— Замолкни, а, — протянул Макс, убирая тетради в рюкзак, который, надо сказать, у него зачетный. Черный, обвешанный значками с китайскими иероглифами, на язычке одной из многочисленных молний болталась брелок-гитара, невероятно похожая на настоящую, правда в миниатюре. А-а-а-а!!! Я тоже такую хочу!

— Тебя не спрашивали! — продолжал веселиться Тим, не обращая внимания на то, что все одногруппники навострили уши и с интересом слушали их перепалку.

— Молчал бы. Виолетта, мне нужно с тобой поговорить, — Макс пристально смотрел на меня. Гипнотизирует, что ли?

— А мне не нужно! Или хочешь, чтобы я вновь выслушивала твои нотации и поучения, говорящие о том, что бесполезно строить иллюзии и воздушные замки на пустом месте? Так я и не строю, милый мой, — бесит, бесит, бесит! Он, что, специально причиняет мне боль? Вот и говорят, что любовь зла... Макс точно относится к парнокопытным.

— Ви, пожалуйста... — было что-то в его голосе такое, отчего я поднялась и вышла за дверь.

— Чего тебе? — усевшись на подоконник, тем самым подвинув одинокий кактус, посмотрела на парня, облокотившегося на стену.

— Ви, прости меня за вчерашнее, — его голубые, как летнее небо, глаза с надеждой смотрели на меня, пытаясь прочитать ответ на моем лице.

— За что конкретно? За утро или за вечер? — хмыкнула я.

— За все, Виолетт. Я, правда, так не думаю, просто ты... — он не договорил и опустил голову, отчего темные волосы, словно занавес, закрыли от меня его лицо.

— Прощаю, — шепнула на ухо, подойдя вплотную к парню. Его волосы, вечно растрепанные, пахли солнцем. Да, многие считаю, что солнце не пахнет, но для меня небесное светило пахнет апельсинами и... медом.

Мне так хотелось погрузить пальцы в шевелюру Макса, почувствовать его губы под своими, узнать вкус его поцелуя.

— Э... ребят, а вы что тут заняты? — раздалось над ухом, отчего я отпрыгнула от Ветрова, будто от огня, о который обожглась.

— Проблемы решаем! — почему-то резко ответил Максим, — А тебе чего надо, Скворцов?

— Да, знать, у вас проблемы глобальные. То-то вы встали так быстро, — заржал Влад, скрываясь за дверью.

Этого охаровца я знаю с детства: у нас квартиры на одной лестничной клетке находились, пока мы не переехали с родителями в другой район, и этого фрукта я не видела до поступления в универ.

— Да пошел ты... — Макс разразился такими витиеватыми ругательствами, что мои ушки покраснели. Увы, Владик уже не слышал этих слов в свой адрес, а то был очередной выброс тестостерона у этих... петухов.

— Ларина, часиков в семь, я буду у тебя. История... — заговорщицки подмигнув, этот гад куда-то смылся. Да, а если вспомнить, каким он был тогда, когда мы познакомились...

... Начало осени... Три девчонки, куда-то спешащие...

— Давайте быстрее! Мы и так опаздываем! — как всегда подгоняла я девчонок, едва мы выползли из битком забитого людьми автобуса.

— Вот тебе надо, ты и иди! — разобиделись они, не поспевая за мной.

— Вот и пойду! — психанула я, увеличивая громкость плеера. Разумеется, в ДК притопала первой и сразу же потопала в студию.

-() — хрипловатый голос солиста заполнил собой небольшое пространство комнаты. Песенку Three Days Grasse[10] Animal Have Become пел парень, играющий на гитаре. Совмещал, так сказать, приятное с полезным.

Черные волосы, видимо, не поддавались ни расческе, ни укладке, поэтому создавали на голове своего хозяина легкий беспорядок. Длинные темные ресницы бросали тень на смуглые скулы. Увы, цвет глаз рассмотреть не удалось — они были закрыты.

Прокравшись, как мышь, к банкетке, устроилась на ней, наслаждаясь музыкой, пусть и не совсем чистой по звучанию — иногда парни допускали ошибки, зажимая не те аккорды.

— Ну, вот. Уже лучше, — хмыкнул Теплов, — А ты что скажешь, Виолетта?

— В принципе, у вас все нормально, если не считать того, что гитарист взял пару раз не те аккорды, да и ритм под конец немного сбился, — ответила, как есть.

— А ты, типа, самая умная, что ли? — черноволосый как-то странно посмотрел на меня. Ух, ты! А глаза у него голубые, холодные, как льды Арктики, — Жабы, вроде, только квакать могут. Или ты у нас особой породы? — фыркнул голубоглазый, спускаясь с импровизированной сцены.

— Макс, немедленно извинись перед девушкой! — Теплов грозно посмотрел на гитариста.

— Она?! Девушка?! И КАК Я НЕ ЗАМЕТИЛ?!!! — почему-то парень сорвался на крик, сверкая глазами аки семафор.

— Не стоит, Алекс, — тихо произнесла я, вставая и открывая крышку фортепиано, стоявшего в дальнем углу студии.

— Ну, сыграй нам что-нибудь. Или ты можешь только на чужие ошибки пальцем тыкать? — да что же он ко мне пристал, как банный лист к заднему месту?

— Сейчас сыграю! — огрызнувшись (нервы тоже не железные), уселась за инструмент и размяла пальцы. Хочешь, чтобы сыграла? Так сыграю! Реквием по мечте никого и никогда не оставлял равнодушным. Вот его-то и было решено сыграть.

И музыка, одновременно грустная и нежная, поплыла по комнате. Я не обращала внимания на слушателей, по памяти играя произведение великого классика.

Последние аккорды... Снимаю руки с клавиш, и комнату своим пологом накрывает тишина.

— Ты удовлетворен? — спрашиваю все так же тихо, сидя спиной к парням.

— Да. Прости. Кстати, я — Максим, — надо же, какая честь. Он решил представиться.

— Виолетта.

— Ой, а что это вы тут делаете? — наконец-то эти копуши соизволили доползти и почтить нас своим присутствием.

— Сидим. Давайте за инструменты, и так много времени потеряли! — скомандовал Теплов, усаживаясь за стол.

Позже, когда репетиция закончилась, девчонки утопали домой, сославшись на невыученные уроки, а я потопала в парк, надеясь подумать в тиши и постараться написать еще одно стихотворение.

Начало осени... Лето все еще пытается удержаться в нашем городе, поэтому еще тепло, листья деревьев — зеленые, а вода в реке еще не успела остыть после жаркого летнего светила.

Усевшись на качели, расположенные в глуши парка, взглянула не розовеющее от заката небо. В этом месте почти никогда не бывает людей, а если и бывают, то только влюбленные парочки.

— Жаба... — в наушниках звучит Because Of You [11], а по щекам, отчего-то, катятся слезы.

— Что случилось? — раздалось за спиной, когда кто-то вытянул наушники из моих ушей.

— Ничего, — тыльной стороной ладони стерла слезы, бегущие по щекам.

— Не ври, — парень с голубыми глазами присел передо мной на корточки, взяв в свои руки мои ладони, — Я же вижу, что своими словами причинил тебе боль. Прости меня.

— Ты не сказал ничего такого, на что стоит обижаться, — попыталась выдернуть свои руки из его плена: ага, куда там. Теплые и изящные пальца парня гладили мою кожу, передавая свое тепло.

— Странная ты... Другая бы на твоем месте заорала бы и врезала по лицу, — размышлял Максим в слух.

— Нет, просто тебе не те девушки встречались на пути, — встав, невольно потянула парня за собой, а он так и не выпустил моих рук, — Ты прощен. Теперь я могу идти?

— Давай, я тебя провожу?

— Не надо.

— Ну, тогда, пока, — он, казалось, с сожалением опустил мои руки и уселся на качели.

Девушка ушла, а парень все так же продолжал смотреть на заходящее солнце, качаясь на качелях, когда увидел, что на земле лежит какой-то листок. Не долго думая, он поднял его и развернул:

А он сидел, вдыхая дым сигарет...

А он мечтал, но мечты разбивались...

А он любил, но любви больше нет:

Она в пламени синем сгорает!

Сгорает любовь без остатка, без звука...

И ветер разносит над миром тот пепл...

Сгорела любовь, и стало так глухо,

И сердце замедлило бег...

Но нам не вернуть, все, что мы потеряли,

И нам не забыть, что когда-то давно,

Мы в небо, счастливые дети, взлетали...

Нам крылья дарили, любовь и тепло...

Теперь же мы, разбиваясь о землю,

Живем вспоминаньями нашей души,

И ловим мы снег, считая, что это

Пепл погибшей когда-то любви, — каллиграфическим почерком было написано на листе.

— Вот, значит как, — неизвестно кому сказал парень, пряча листок в кармане джинс...

Я даже и не заметила, как закончились все пары, и толпа студентов вывалила на улицу, собираясь топать домой. Это хорошо, когда дома ждут родители, братья и сестры, радуясь твоему приходу, как солнцу после грозы.

Мой отец погиб год назад в автокатастрофе, а мама... Мама до сих пор лежала в больнице, психиатрической. После смерти отца, ее мозг не выдержал и начал давать сбои — итогом стала шизофрения [12].

— Эй, ты опять спишь! — Тим потянул меня за собой, чему-то улыбаясь.

— А мы куда идем?

— Мне, вообще-то, на тренировку, надо, а ты обещала пойти со мной, — парень развернулся и чмокнул меня в кончик носа.

— А...

— Б...

— Мы весь алфавит переберем или на этом остановимся? — хихикнула я, уворачиваясь от подзатыльника.

— Я дальше не знаю, — парень подхватил меня под руку, и мы потопали на тренировочную площадку. Дело в том, что Тим уже лет десять занимался горным бегом, а завтра, в субботу, в нашем городе будет проходить чемпионат России по данной дисциплине. Приедет сама Светлана Съемова [13].

На окраине нашего небольшого города когда-то располагался небольшой хутор, который был снесен в годы войны. Так вот, здесь были невероятно крутые склоны, а в самой низине текла речушка, когда-то полноводная, а теперь же больше похожая на ручей. Здесь и решили сделать трассу для проведения всероссийского чемпионата.

Сейчас два мужчины в красных спортивных формах разграничивали трассу, огораживая определенные участки разметочной лентой.

— Ладно, я помчался, — Тим, чмокнув меня в лоб, понесся с горы вниз, оставив все свои вещи мне на хранение.

Горный бег — такой вид спорта, что не всегда обходиться без травм. Например, в том году, когда проходило первенство России в Ульяновске, один из спортсменов сломал ногу, но тем не менее, прибежал первым. Врачи до сих пор в шоке.

Осень... Самое красивое время года... Лето еще не хочет уходить, хотя и понимает, что ему здесь делать больше нечего. Заложив руки за голову, легла на еще зеленую траву, глядя в бескрайнее голубое небо, на котором не было ни облачка. Вечернее солнце золотит макушки тополей, растущих по бокам трассы, где-то вдалеке слышен лай собак и ржание лошадей...

Незаметно для себя, я уснула...

... Темно... Лишь одна свеча горит на столе, освещая своим светом небольшой клочок комнаты... Ты медленно подходишь ко мне, стараясь не разбудить... Ты думаешь, что я сплю, но это не так... Ты прикасаешься ладонями к моему лицу, нежно поглаживаешь мои щеки, стирая бегущие по ним слезы... — Прошу, не уходи, — шепчут губы, а руки обвивают твою шею, не желая отпускать....

— Не могу. Я должен... — ты снимаешь мои руки, сжимая их своими ладонями, такими теплыми...

— Кому? Ей? Той, которую ты не любишь? — все тот же шепот... Слезы быстрее бегут по лицу, затуманивая взгляд, скрывая такое любимое и родное лицо...

— С чего ты взяла? — сжимаешь мои холодные пальца, подносишь их к своим губам, согревая дыхание...

— Ты... ты сам говорил... — касаюсь его щеки, наверное, в последний раз...

— Да. Говорил... А теперь все изменилось... Она нужна мне... — как же больно... Кажется, что сердце остановилось...

— Тебе... или твоим родителям? А как же я? — закрываю уши, боясь услышать ответ...

— Ты... Ты теперь прошлое... Любимое прошлое... — твои слова, как горький шоколад...

— Но... почему? — не могу понять, за что он со мной так...

— Так надо... Так будет лучше... всем... — ты накрываешь мои губы своими... Поцелуй... Последний... Соленый от слез... — Прости... Прощай... — и ты уходишь, не закрывая дверь...

— Не надо... — срываются с губ слова... Руки безвольными плетями падают на кровать...

В открытую дверь врывается зима... Хлопья снега кружатся по комнате, запорашивая глаза... укутывая в свое пуховое одеяло... Ветер задувает свечу, единственный источник тепла и света, погружая комнату в темноту... Вот и все... Слезы застывают... Становятся льдинками... И падают на пол, разбиваясь вдребезги...

Темнота... Исчез смысл жизни... Мир потускнел — ты унес с собой все краски, оставив лишь серый цвет... И уже все равно: наступит завтра или нет... Ведь теперь ты больше никогда не разбудишь с утра поцелуем... Никогда не услышу твой смех... твой голос...

Боль скользит по телу, обволакивая, погружая в пучину безразличия... На ощупь дотягиваюсь до тумбочки... Достаю лезвие... Взмах... Кровь алыми струйками стекает по белоснежной коже... Кап... Кап... Кап...Вместе с красными каплями уходит и любовь, оставив после себя пустоту... И уже не важно, что завтра тебя уже не будет... Что через три дня твоим домом станет земля... Перед глазами стоит твое лицо... Помнишь, тогда тоже была зима... Ты смеялся, осыпая меня снегом... Все тело немеет... Глаза слипаются... Хочется спать...

— Нет! Не смей меня оставлять! Я не смогу без тебя! — доносится откуда-то издалека такой любимый и родной голос...

— Ты... ты сам... оставил... словно куклу... забыл... — с трудом шепчут губы...

— Я люблю тебя!!!! Вернись... — касаешься моих губ... Перевязываешь мои запястья...

— Поздно...слишком поздно... Не вернуться... — сон одолевает меня и берет надо мной верх...

— Не-е-е-е-т!!!!

— Виолетта, проснись! — кто-то тряс меня за плечи. О, господи! Это был кошмар! Всего лишь кошмар... но настолько реальный!

— Тим, прекрати меня трясти, а то все вытрясешь! — парень убирает руки, заглядывая в мои глаза, — Со мной все нормально, просто кошмар приснился.

— А... Пойдем, мы закончили, — Тимофей протянул мне руку и поднял, притянув к себе.

— Что-то вы быстро... — задумчиво отвечаю я, все еще думая о недавнем сне... Присниться же такое! Все! Надо убирать из своего расписания чтение книг по ночам.

— Да мы-то, как раз, не быстро. Просто кто-то, не будем показывать пальцем, заснул! — хихикнул парень, обнимая меня за талию.

— Тимофей! Козявка ты эдакая! — в шутку щелкнула его по лбу, но в итоге мне пришлось срочно удирать от его мести.

— На себя посмотри... — поймав, этот... нехороший человек решил защекотать меня.

Домой я вернулась в десятом часу: сначала Тим решил меня до дома проводить, но потом передумал и пригласил к себе на чай с тортиком. А кто бы на моем месте отказался от тортика собственного производства? Правильно, никто. Вот и я не стала.

Чай мы пили где-то часа два: парень решил, что его кулинарный шедевр должен быть уничтожен. Потом приехал Александр Николаевич, отец Тимофея, который, в свою очередь, решил познакомить свою девушку с родителем. В общем, растянулось это дело надолго.

И вот опять меня вновь встречает пустота квартиры... Зажигаю в прихожей свет и стаскиваю стоптанные кеды. Оставив сумку у входа, плетусь в свою комнату. Хотя тут и так все комнаты мои, но эта... Эту я забронировала себе, когда мы только с родителями въехали сюда, и отделала ее по собственному дизайну.

На одной из стен, обклеенной темно-фиолетовыми обоями, красовался постер нашей группы, который мы сделали после одного из концертов. Другая же стенка — Фудзияма [14] с цветущей сакурой[15], то есть фотообои. Небольшой письменный стол, где под грудами немытых тарелок (всего 4 штуки) и кучи всяких тетрадей и листков погребен ноут. А из окна открывается великолепный вид.

Тут меня отвлек звонок мобильного.

— Да?

— Ларина, ты где пропадала?!! — заорали на том конце провода, — Я целый час, как идиот, торчал у твоей двери!!! — упс, я забыла про Ветрова. И как так можно?

— Так никто и не говорит, что ты шибко умный! — хмыкнула я, топая на кухню и доставая из холодильника банку консервированных ананасов, которые принялась поедать, ловко орудуя ложкой.

— Знаешь что?! Сейчас не время, чтобы показывать свое остроумие! Я мог бы потратить забитый мной час на Амалию! — горячился парень, отчего я едва не подавилась.

— Слушай, Ветров! Если тебя что-то не устраивает — скатертью дорога, и, вообще, если хочешь, приходи ко мне. Позанимаемся, потом чайку попьем, но с тебя тортик! — и с чего в мою больную головушку пришла столь "гениальная" мысль? Вот и я не знаю.

— Ладно. Чайник ставь. Я сейчас приеду... с тортиком, — видимо, парень на том конце провода, расплылся в улыбке.

— Жду, — нажав на кнопку отбоя, быстренько доела ананасики, столь любимые мною, и поставила чайник.

Готовить я, увы, не умею, так что приходиться питаться консервированными и б/п продуктами. Однажды попробовала приготовить суп, так едва всю квартиру не спалила.

Раздался дверной замок — пришлось топать и открывать дверь.

— Привет. Заходи, — да, симпатичная такая картинка: Максим с букетом подснежников и тортиком у моей двери. Никогда бы не подумала, что такое когда-нибудь увижу.

— И тебе не хворать, — буркнул парень, разуваясь и проходя в мою комнату. Тортик благополучно перекочевал из его рук на кухонный стол, а цветы — в вазу.

— Ну-с, с чего начнем? — усевшись на диван и подобрав под себя ноги, поинтересовалась я.

— А с чего хочешь? — Макс устроился рядом.

— Да мне-то, в принципе, без разницы. Это ты "неуд" получил, солнце мое, — вытащила из-под подушки учебник по истории. Надо сказать, не маленький такой учебник — страниц, эдак, 900 точно есть.

— Молчала бы. Давай начнем с начала, — хмыкнув, он извлек ноут и приготовился. Вопрос: к чему?

— Ты знаешь династию Рюриковичей? — так, теперь главное — не заржать, как лошадь от комичности происходящего.

— В принципе, да.

— А со мной поделится знаниями?

— Ну... Рюрик правил с 862-882гг., за ним — Олег (882-912), дальше — Игорь(912-945)... — начал парень. Вскоре он добрался до Всеволода Большое Гнездо, у которого детей было... много.

— Дальше, — поторопила Макса я, когда он умолк.

— Так вот, этот князь переспал сначала с одной, которая родила ему двух сыновей или дочерей, но потом она ему надоела, поэтому он взял другую, та тоже ему кого-то родила, потом была третья... Боевой мужик, в общем, был. Столько детей после себя оставил... Последний ребенок родился, когда Всеволод был уже в преклонном возрасте... — разглагольствовал Ветров, жестикулируя руками.

— И... — стало интересно, что же будет дальше.

— Ну и вот, эти дети тоже множились и росли... — после этих слов я не выдержала и захохотала.

— Ой, не могу. Макс, ты что, Санта Барбару недавно смотрел? — захочешь, не повторишь все его жесты и слова.

— Нет, а что смешного? Какая к черту Санта Барбара?! — горячился парень, видимо, не понимающий причины моего смеха. Ох, зря этого не слышал декан нашего факультета...

— М-да... Такую интерпретацию истории России никогда еще и никто не слышал. Ветров, да ты гений... непризнанный! Такого еще никто не слышал. Тебе бы сценаристом работать, — немного успокоившись, протараторила я, давясь смехом, — Работать нам с тобой долго придется. Ладно, пойдем чай пить, — тяжело вздохнув, поднялась с дивана, направляясь на кухню. Я даже и не заметила, как быстро пролетел целый час.

— Ну, пойдем, — он, как-то обреченно, потопал следом за мной. Наверняка думая, какая же я дура...

— Черный или зеленый?

— Предпочитаю кофе.

— Кофе, так кофе, — порезав тортик, уселась на табурет, напротив Максима.

Разговаривали мы очень долго, даже не заметив, как быстро летит время. Темы для разговоров не исчезали, так как, оказывается, наши интересы совпадали. Ветров, на некоторое время убрал ледяную стену, которую возвел вокруг себя, перестав быть порядочной сволочью.

— Спасибо. Я, пожалуй, пойду, — засобирался парень, когда часы пробили три часа.

— И куда ты намылился? На улице темка. Машин нет, автобусов нет. Пойдешь пешком в другой район города? Нет уж, ночуй у меня, — м-да, вот это мы попили чайку.

— Не знаю. Мне неудобно, — смутился Макс, направляясь к выходу.

— А ну стоять! — окликнула его, — Неудобно спать на потолке, а здесь места хоть отбавляй! Так что останешься здесь, и это не обсуждается, — взяв за руку, потянула его в соседнюю с моей комнату, которая была предназначена для таких, вот, гостей.

— Белье чистое. Спокойной ночи, — оставив свет включенным, выскользнула из комнаты и направилась в душ, а потом спать...

... Вьюга свистела по степи, а я шла, босиком ступая по заснеженному полю, проваливаясь по пояс... Я звала тебя... Ты... ты молчал... Лишь ветер бросал в мое лицо рваные хлопья снега...

— Сколько можно? За что? — холодно... не чувствую тела... ничего не чувствую...

— За то... — слышится ответ, — Это ты... ты сама убила себя и нашу любовь, а я последовал за тобой... Теперь страдают оба...

— Зачем? Зачем ты последовал за мной? — хриплю, выбираясь из очередного сугроба...

— Люблю... Вот и последовал... — такой печальный голос...

— Ты жалеешь? — ну же, скажи... скажи, что ты чувствуешь...

— Нет... — снег преобразуется в фигуру, которая нежно обнимает меня... становится теплее... — Я счастлив, малышка... — его губы касаются моих волос... так нежно и мягко... Я хочу увидеть того, кого люблю... Поднимаю глаза, пытаясь разглядеть лицо обнимающего меня человека... Вот... еще чуть-чуть...

— Ха-ха-ха, вам никогда не быть вместе. Это невозможно. Огонь и Лед никогда не сойдутся вместе... Вам не удержать мечту... — тепло, которое согревало меня, исчезло... исчезаешь и ты...

— Неправда!!! Я люблю его!!!! — кричу из последних сил, падая в снег...

— Я тоже тебя люблю, малышка, — шепчешь ты, прежде, чем исчезнуть...

— Н-е-е-е-е-е-т!!!!!!!!!!! — крик отчаяния и боли срывается с моих губ...

— Виолетта, девочка моя, проснись. Успокойся, это всего лишь кошмар, — кто-то успокаивающе гладил меня по волосам.

— Максим... Кошмар... — крепко обнимаю парня, стараясь укрыться от пронизывающего холода, оставшегося после сна... — Я тебя разбудила... Прости...

— Ничего страшного, — парень ложится рядом со мной и крепко обнимает, уткнувшись носом в мою макушку, — Я побуду с тобой... — так тепло и хорошо... Теснее прижимаюсь к Максиму, обвивая его руками и ногами, а потом засыпаю...

Глава 3.

Максим

Остаться у Виолетты, было плохой идеей с самого начала. Я долго не мог уснуть, слушая, как в душе льется вода, стекая по ее обнаженному телу... Хотелось слизнуть капли языком, не пропуская ни одной... Черт, не туда меня понесло, но поделать с этим ничего не могу.

Через некоторое время квартира погрузилась в тишину... Ветка заснула, а меня сон посещать не хотел... Как же изменилась девушка за этим прошедшие пять лет... Стала взрослее, энергичнее... Она горела, горела, словно пламя, притягивая к себе, растапливая лед в моем сердце, оставленный Олеськой. Из смешной, нескладной девчонки, она превратилась в девушку, красивую девушку, которая стала столь желанной для меня, что от этого даже становилось больно. Нет, она мне не нравилась, и уж точно не питал к ней пламенных чувств, но я хотел ее, так что... Она должна стать моей! Мои размышления прервал крик, леденящий душу...

— Н-е-е-е-е-е-е-т!!!!! — раздалось из комнаты Лариной, поэтому, вскочив, бросился туда.

Девушка металась по кровати, одеяло было откинуто, открывая взгляду ноги и бедра, едва прикрытые футболкой.

— Виолетта, девочка моя, проснись. Успокойся, это всего лишь кошмар, обняв девушку, начал гладить ее по волосам, стараясь успокоить, передать свое тепло...

— Максим... Кошмар... — девушка крепче прижалась ко мне, обняв и уткнувшись носом в мою грудь, которую щекотало ее прерывистое дыхание, — Я тебя разбудила... Прости...

— Ничего страшного, — я лег рядом с ней, притянув как можно ближе себе и уткнувшись носом в ее волосы, пахнущие мятой и шалфеем, — Я побуду с тобой... — Виолетта теснее прижимается ко мне, оплетая меня руками и ногами, после чего успокаивается и засыпает... — Спи, я буду стеречь твой сон... — шепчу ей на ухо, а потом засыпаю...

Пробуждение было, прямо скажем, зашибись. Меня просто напросто нагло скинули с кровати, при этом еще и встав на многострадального меня.

— Э... Максим? — девушка, упав, уставилась на меня, будто я — привидение.

— Виолетта?

— Ладно, не буду уточнять, вроде бы я сама тебя оставила переночевать. Но что ты делаешь в моей постели? — да, не знал, что девушки могут так краснеть, хотя непристойностей не было.

— Ты кричала ночью. Я тебя успокоил, а ты вцепилась в меня, словно клещ, и не отпускала, — тяжело вздохнув, поднялся с пола, потянув девушку за собой.

— А... спасибо. Кофе будешь? — Летка уже ускакала на кухню, где ароматно запахло выше обозначенным напитком.

— Давай!

Виолетта

— Давай! — раздалось из моей комнаты, когда засвистел чайник. Достав из навесного белого шкафчика чашки, заварила кофе. Кухня в моей квартире небольшая, но зато уютная. Белые шкафчики, стол, стулья... Все такое родное и знакомое... Когда-то здесь хозяйничала мама, а теперь — я...

— Доброе утро! — в комнату зашел Максим. Влажные волосы непокорными прядями обрамляли его лицо, а губы были растянуты в улыбке, — Ммм, кофе... — он втянул носом запах напитка, а затем, усевшись, взял чашку в руки.

— Куда уж добрее, — буркнула я, вспомнив, что проспала тренировку. И это первый раз за пять лет. Кошмар!

— Позволь узнать, а что тебе снилось? — Ветров выжидающе смотрел на меня, пытаясь что-то рассмотреть, что видел только он.

— Не важно, — от его пристального взгляда я едва не захлебнулась. Нет, вы бы тоже, наверное, подавились, когда вас пристально так разглядывают. Вот и мой кофе едва не оказался на столе, но слава богу — пронесло.

— Что ж ты так... Себя не бережешь, вон даже кофе через силу глотаешь... — хмыкнул этот... нехороший человек.

— А ты чего смотришь на меня, как будто у меня рога выросли... Хотя... Это мне точно не грозит, — м-да, а вот тебе, солнце мое, ой, как грозит, зная Амалию...

— Думаешь, мне грозит? — он выгнул бровь, закинув ногу на ногу.

— Думаю. О, черт! — взглянув на часы, стоящие на холодильнике, который был увешан магнитиками, наклейками, какими-то бумажки. Время десятый час! Я обещала быть в одиннадцать на соревнованиях у Тима! — Макс, извини, но мне пора собираться! — прокричала я, забегая свою комнату и закрывая дверь.

— Мне тоже пора уходить. Пока, — парень, видимо, ушел, напоследок хлопнув дверью.

Зазвонил телефон...

— Ви, милая, ты где? — звонил Тим, но голос у него был неособо радостный.

— Дома, еще только десятый час, — закалывая волосы в высокий хвост, протараторила я.

— А, позволь спросить, что делал у тебя Ветров? — черт, он что видел Макса, выходящего из подъезда? Кошмар!

— Тим, ты где? Топай ко мне. Бегом. Будем разъяснять сложившуюся ситуацию.

Пока парень поднимался ко мне, на десятый этаж, допила кофе и вымыла чашки. Да что же такое последнее время творится? То никому не нужна, а то сразу всем...

— Привет, — голос парня вывел меня из раздумий, — Не хочешь объяснить, что он делал у тебя всю ночь? — все это было сказано таким едким голосом, что я невольно подумала, что он перед зеркалом тренировался, чтобы так говорить.

— Ну... Мы историю сначала учили... — протянула я, хлопая ресницами и облизывая губы. От этого кулаки парня сжались, а на руках забугрились мышцы, да и глаза нехорошо блеснули...

— Дальше! Что было дальше? — голос Тима повысился на целую октаву, и мне почему-то стало страшно. А то вдруг... Всякое может быть.

— Ничего. Просто в это время уже ни машины, ни автобусы не ходят, поэтому он остался у меня. Вот и все. Ну, чего ты так взбеленился? — подойдя к парню, обняла его, прижавшись к груди, где мирно билось его сердце: тук-тук, тук-тук...

— Прости. Я не думал... — Тим зарылся лицом в мои волосы и обнял меня в ответ.

— Мы слишком часто не думаем, — прошептала я...

День выдался сегодня чудесным. На бескрайнем, голубом небе ни облачка, а яркое солнце щекочет лицо, даря последние лучики тепла. Около трасс собралось огромное количество народа: болельщики, спортсмены, тренеры, даже выездные палатки поставили.

— Здравствуйте! Здравствуйте, участники и болельщики! Мы рады приветствовать вас на чемпионате России по горному бегу! — голос комментатора, усиленный колонками разнесся по горе, — Объявляется общее построение!

— Ни пуха, ни пера, — поцеловав Тима в щеку, пожелала я, улыбаясь.

— К черту, — парень махнул рукой и потопал к остальным, которые построились в ровные шеренги. Дальше, минут десять, организаторы распинались, говоря о том, как стремительно набирает обороты горный бег, что он с каждым годом становится все популярнее и популярнее.

— Итак, первый забег бегут школьники 1996-1997 годов рождения, затем 1995-1994... — начал объявлять комментатор последовательность забегов, — здесь собралось огромное количество участников разных возрастов: одни такие маленькие, что жалко их становится, представляя, как они понесутся по этой горе, толкая друг друга, другие — такие старые, что, того гляди, посыплется песок.

Раздался сигнал, и дети встали на линию старта. Хлопок... И толпа бегунов понеслась, толкая друг друга. Дли них, главное — победить. Главное — прибежать первыми, ведь на них так надеются родители, тренеры, родные города, из которых они приехали, которые представляют.

Первый круг завершен, осталось еще два... Сегодня, почему-то, детей не пускали на другой берег реки. А над ними шумели тополя, и солнце улыбалось с небес. Почему-то в памяти всплыла история, которая произошла с одной из моих подруг, которая сейчас живет в Германии со своим мужем и растит сына. Ей недавно исполнилось 23.

...Лето... Теплое... Напоенное запахами цветов и трав... Дождь... Такой же теплый... И белый тополиный пух, кружащийся в причудливом танце... Он падает на землю, укрывая ее своим белым одеялом...

— Ой, а у тебя пух в волосах, — раздается звонкий смех девушки, идущей по аллее.

— И у тебя, — рассмеялся парень, взъерошив волосы любимой. А сверху на счастливую парочку падали капли дождя, запутываясь в их волосах... Они босиком шагали по лужам, брызги разлетались в разные стороны...

— А ты меня любишь? — вдруг остановилась девушка, серьезно глядя на парня.

— А ты как думаешь? — казалось, что в его глазах сияет солнце. Да и сам он был похож на солнышко: светло-русые вьющиеся волосы, выгоревшие на солнце, смеющиеся голубые глаза, чуть полноватые губы, растянуты в улыбке.

— Я тебя спросила, просто ответь, — взгляд зеленых, словно весенние листья, глаз встретился с голубыми.

— Я тебя люблю, дуреха ты моя, — парень в два шага преодолел расстояние, разделяющее их, и прижал девушку, чем-то похожую на фейри, к себе. Ее золотисто-каштановые волосы трепал ветер, белое платье давно промокло, но ей было все равно: на лице девушки сияла улыбка, а в глазах плескалось счастье...

Наступила осень... Хмурое и серое небо не радовало взор... Оно роняло холодные капли дождя на землю... А девушка, которая так была счастлива летом, бегала по городу, ища любимого человека. Его не было дома, телефон не отвечал второй день...

— Да у него скорость под двести была... — шептались одни.

-Пьяный, наверное... — выдвигали свою версию другие. Девушка слышала эти реплики, пробегая мимо столпившегося народа, пришедшего поглядеть на аварию.

-Да, черная "Ява"... — голос полицейского нарушил звенящую тишину, стоящую у нее в ушах. Сердце сжалось в предчувствии боли.

— Пропустите, пропустите меня! — из ее глаз полились слезы, которые тут же срывал ветер и уносил их с собой.

— Девушка, девушка! Вам туда нельзя, — крикнул кто-то ей в след. Но ей было уже все равно. Она увидела... Там, на асфальте в луже крови, рядом с грудой покореженного металла лежало тело... незнакомого парня и какой-то девушки. На губах девушки невольно расползлась улыбка.

-Рита!!!! — кто-то звал ее, такой любимый и родной.

-Димка, ты жив! — девушка крепко обняла парня, уткнувшись носом в его шею.

— Да... да. .. С тобой все хорошо, моя девочка... — шептал он, гладя ее по волосам...

А над ними шумели тополя, роняя пожелтевшие листья на землю...

Год спустя девушка услышала песню, которую пели под гитару дворовые парни:

Ветер качал тополя у дороги.

Лист одиноко кружит.

Кровь на земле и разбитое тело.

Парень один на асфальте лежит.

Волос распущен из шлема на ветер,

Сколько народа не может пройти.

Скоро на город опустится вечер,

Девушка парня не может найти.

Ей рассказали — она побежала,

Волос растрепан, не видно лица.

А на земле только "Ява" лежала,

Сколько народу невидно конца.

Парень ее уж больше не дышит,

Он не вернется, она поняла.

Ей говорят, а она уж не слышит,

И мотоцикл его завела.

Ранней весной, когда цветы расцветают,

Надо любовью своей дорожить.

Девушка тоже разбилась на "Яве"...

Она не сумела без парня прожить...— " А ведь тоже самое могло произойти и с нами", — подумала она, положив руку на свой едва округлившийся животик.

— Все хорошо, милая. Я люблю тебя, — прошептал ее муж, накрыв ее руку своей.

— А я тебя, — прошептала она. А над ними шумели тополя, все так же роняя пух на землю...

Кто бы мог подумать, что бывают такие случаи...

— Эй, о чем задумалась? — чей-то голос прервал мои размышления о том, что любовь творит чудеса, — Что?

— О чем, говорю, задумалась? — на меня смотрели голубые глаза Ветрова, который пытался услышать от меня ответ. На парне была белая футболка, черные шорты и шиповки, в руках он держал свой рюкзак, без которого, видимо, никуда не ходил.

— А...

— Ларина, тебе солнышко головку напекло? — поинтересовался он, кладя ладонь на мою голову, тем самым проверяя, напекло мне или нет.

— Да вроде нет. А что такое? Боишься, что некому будет с тобой историей заниматься? — усевшись на пригорок, сощурившись о солнца, посмотрела на парня, — Ты не мог бы солнце загородить?

— Дурочка, я за тебя переживаю, — ни с того, ни с сего тихо изрек он, чем меня, мягко говоря, ошарашил, а затем подвинулся, тем самым закрыв небесное светило.

— Чего? — видимо на моем лице отразился вихрь всех эмоций, потому что парень вдруг засмеялся, а затем и вовсе заржал. Конь, блин!

— О, милый, вот ты где. А я тебя везде ищу, — защебетала Амалия, обвивая руками шею парня и целуя его в губы. Что не говори, но сегодня девушка превзошла саму себя, надев розовую футболку с невероятно огромным вырезом, черные мини — шорты с белым драконом, так удобно разместившемся на ее филейной части, но самым примечательным было то, что эта кукушка надела туфли на шпильках. Это по голой земле и траве ходить! Вот и спрашивай, есть ли у нее серо-белое вещество.

— Привет, любимая, — Макс обнял блондинку, — Ну, бывай, — и они ушли, смешавшись с толпой, оставив меня в одиночестве. Черт, почему же так больно? Нет, надо, надо избавляться от этого дурацкого чувства, которое, словно сорняк, поселилось в сердце, а затем пустило корни, разрастаясь все сильнее и сильнее. Сначала думала, что это всего лишь глупая подростковая влюбленность, что со временем это пройдет, но все оказалось куда сложнее... А теперь я просто люблю его, не зная, что с этим делать. Это, как болезнь, которой болеешь, болеешь, а лекарства нет...

Даже не заметно, как летит время, кажется, что чемпионат начался совсем недавно, а уже — конец, остался последний забег.

— И вот, наконец, — последний старт. Этот забег обещает быть интересным, так как в нем принимает участие Ветер, занявший в прошлом году второе место на чемпионате мира и чемпион России прошлого года — Тимофей Смирнов, — комментатор уже выдохся и сорвал связки, поэтому голос его был охрипшим. Мне искренне его жаль.

И вот дан сигнал, и спортсмены рванули вниз: трасса спускалась с горы. Этот забег был тяжелым. Очень тяжелым. Темные тучи заволокли небо, и захлестал дождь, а затем по земле застучали ледяные шарики града, отбивая свою мелодию, разнося ее по Зиновке.

— Ветер! Ветер! — кричали девушки, стоящие под раскидистым дубом и одетые в ветровки, защищающие их от сырости.

— "Ты могуч, ты гоняешь стаи туч..." — так и хотелось продолжить слова Александра Сергеевича Пушкина. Когда начался дождь, я благоразумно спряталась в палатке. Где уже практически никого не осталось: награждения уже были проведены, и все, кто уже свое отбегал и получил награды, отправились в свои города, где кого-то ждет учеба, кого-то работа, а кого-то и внуки.

Палатка была так сделана, что позволяла видеть, что творится на трассе, так как она не имела стенок, лишь крышу, натянутую на четыре деревянных шеста. А тем временем на трассе разворачивалась нешуточная борьба: двое парней бежали наравне друг с другом, и ни один из них не хотел уступать другому.

Тимофей

Бег... Стремительный, свободный... Здесь нет никаких ограничений, кажется, что еще немного, и ты взлетишь... Взмоешь в небо и растворишься в этих грозовых облаках, в этой безумной, но такой пьянящей и завораживающей осени...

Мое радости не было предела, когда Виолетта согласилась стать моей девушкой, хоть я и понимал, что она не испытывает ко мне никаких чувств. Вот это реально обидно, но тем не менее, я постараюсь добиться ее любви. Никогда не забуду тот момент, когда она согласилась стать моей девушкой...

... Не знаю почему, но меня всегда привлекала эта девушка... Она не такая, как все, что ли... Вечно стянутые в хвост волосы, своим цветом напоминали горький шоколад, который начал подтаивать на солнце, а глаза... Темно-карие, отчего-то всегда печальные, девушка скрывала за линзами очков... Виолетта, так ее звали... Фиалка, в переводе с латинского... Я даже не ожидал, что она пишет музыку и песни для группы Dark Angel, так еще и поет в ней... В "Гротеск" решил пойти с друзьями, которые уже, наверное, неделю пытались вытянуть меня с собой "погулять". Вытянули... Все дальнейшие событие проносились одним цветным калейдоскопом, единственное, что помню — пригласил Виолетту на танец и дальнейшие последствия этого...хм... поступка — Виолетта, вы сегодня обворожительны, — я, подталкиваемый друзьями в спину, подошел к столику, где сидела девушка с подругами и еще двумя парнями, один из которых обнимал за плечи Юльку Сотову, мою бывшую одноклассницу, — Разрешите пригласить вас на танец, — что-то дернуло меня поклониться и галантно протянуть ей руку, хотелось сделать для Лариной что-то необычное. — Тим, — после небольшой паузы ответила девушка, видимо, вспоминая, как меня зовут, — По тебе цирк плачет: зарыть такой талант под грудами учебников. Ай, ай, ай, — мы вышли на танцпол, предварительно в кого-то врезавшись, как оказалось позже, это были Амалию и Макса. Судя по всему, девушка выпила не мало алкоголя, поэтому не контролировала себя. Что ж мне же будет легче! — Ну... -я шарил взглядом по ее телу, едва прикрытому платьем, пытаясь найти... Самому интересно, что там хотелось увидеть, — А ты красивая. Почему я этого раньше не замечал? — я притянул ее ближе, обнимая за талию, наслаждаясь соприкосновением наших тел, которые полыхали жаром.

— Знаешь, сложно заметить то, что пытаются скрыть, — она положила руку на мое плечо, несильно впиваясь в него ногтями.

— Почему? — уверенно веду ее в танце, прижимая к себе ближе, чем требуется, да и отодвигаться она не стала, хоть и могла.

— Так проще. В очках, безразмерных кофтах и за стопой книг тебя никто не видит и не мешает, — без каких-либо эмоций ответила Ларина, дугой выгибаясь в моих руках, касаясь своей грудью моей. Черт!

— Странная ты, — произнес я, стараясь отвлечься, а затем резко вернул ее в первоначальное положение. Да что же она творит? Неужели не понимает, что может довести меня до края?

— Кто ж не без этого? — не знаю, но, скорее всего, девушка долго занималась бальными танцами. Это чувствуется в ее движениях, пластичности и уверенности. А темперамент делает наш танец по-настоящему жгучим и страстным.

— Тоже верно, — хмыкнул, делая разворот. Люди, окружающие нас, отодвинулись, освобождая место для маневра, — Неплохо двигаешься. Танцевала раньше?

— Было дело, — на этом разговоры прекратились, и мы отдались во власть танца: страстного, всепоглощающего, пылающего, словно огонь.

Мои руки скользили все ниже и ниже, пока не опустились на ее филейную часть, сильнее притягивая к себе.

Возможно, сказывалось выпитое мной спиртное, возможно, просто сам танец... В следующую секунду девушка закинула свою ногу мне на бедро, открывая взору татуировку в виде бабочки на бедре. Так и хотелось провести по ее контуру пальцами, узнать, где же заканчивается узор... Я склонился к губам девушки, которые так и манили, обещая небывалое наслаждение... Она закинула руки мне на шею, притягивая ближе к себе, перехватывая инициативу...

— Ты станешь моей девушкой? — спросил я, когда прервался поцелуй, упоительно— сладкий, напоминающий ледяную вишню... Но к нему примешивалось и чувство превосходства — все это время за нами, с нескрываемой злостью, наблюдал Ветров, сильнее сжимая кулаки.

— Что ты творишь?!! — к Виолетте подскочил этот недоносок, вырывая ее из моих объятий. Вижу, что ему не очень понравилось то, что только что произошло. Думает, мне было приятно, когда он целовал Олеську, которая, потом, ночью бежала ко мне?

— А что такого? — хлопая ресницами, поинтересовалась девушка, все еще находясь в его объятиях.

— Ты идиотка! — орал он, но тут его гневную триаду прервал мой кулак, который живописненько впечатался в скулу Ветрова. Надоело слушать его!

— Не смей ее оскорблять и указывать! Ты ей никто! — Максим в долгу не остался, ударом рассекая мне бровь. Закапала кровь, заливая лицо.

— Так, а ну-ка, оба прекратили! Иначе сейчас оба вылетите отсюда, как пробки! — амбал в черной кожаной куртке, исполняющий роль охранника, подошел к нам, поигрывая резиновой дубинкой, висящей на поясе.

— О"кей! — развернувшись, вышел из клуба и, поймав такси, поехал к Ленке, которая была всего лишь ширпотребом, позволяющим хорошо провести время.

Хм, а ведь Ларина мне так и не ответила: станет она со мной встречаться или нет? Ну, ничего, она была пьяная, а я терпеть не могу проигрывать, так что огорошим ее, сказав, что она ответила "да". С этими мыслями я погрузился в созерцание ночного города, который преобразился в свете фонарей. Не знаю, о чем думают наши "политики", но из некогда захолустного городишки, они сделали жемчужину. Место, в которое стекается огромное количество туристов, желая посмотреть на колокольню, памятник архитектуры XVIII века, достигающую высотой почти 150 метров, посетить мост Вздохов, который имеет хоть такое же название, что и венецианский, но совсем по другому выглядящий... В принципе, за каких-то полгода на всем этом верхушка общества, элита, получила огромный навар, который пошел на строительство загородных домов, бассейнов и прочего недвижимого имущества.

А теперь еще и решили отмечать Хэллоуин[], делая карнавалы, выставки... В общем, все, что может привлечь туристов.

Так, пошел уже третий круг — надо прибавить скорость, иначе... Вот все участники позади, а рядом со мной, не давая проскочить, мчится Ветер.

— Ты? — сказать, что я был в шоке, значит, ничего не сказать. Я был в ШОКЕ.

— Что, не ожидал? — улыбнулся мне Максим Ветров, обгоняя меня на полкорпуса.

— Честно, нет. Никогда не думал, что такой, как ты... сможет заниматься бегом.

— Ты многого обо мне не знаешь, как и о ней, — мы не давали друг другу вырваться вперед.

— Уверен? — резко рванул, задев соперника плечом. Мне нужна эта победа! Нужна, чтобы доказать ей, что я лучше его!

— А вот и последний круг! Кто же станет победителем? Максим Ветров, который не смог в том году участвовать в первенстве из-за травмы, полученной после одного из забегов или же Тимофей Смирнов, чемпион России прошлого года? — вещал комментатор, когда мы вскарабкались на эту чертову гору и помчались по полю, которое слегка размыло под дождем.

Дыхания катастрофически не хватает, а тело не хочет двигаться, но надо! Надо быть первым, заткнуть за пояс этого выскочку, Ветрова, который сейчас опережает меня на полкорпуса. Он тоже "сдох", хотя и пытается держаться. Чуть-чуть, и я выиграю!

Но, видимо, Фортуна, леди-шутница, решила показать мне свою филейную часть...

Вот уже немного осталось до финишной черты.

— Ты никогда не получишь ее! — Ветер вырывается вперед, такое чувство, будто у него третье дыхание открылось. Он понесся с такой скоростью — словно ветер летел над землей.

— И вот первым к финишу приходит... Максим Ветров!!!!!!! — трибуны взорвались овациями, и толпы девушек помчались навстречу своему кумиру, среди них была и Амалия, которая, спотыкаясь, неслась впереди планеты всей, чтобы в следущую секунду повиснуть на шее у Ветрова! Проиграл... Да... Но и сдаваться я не привык, так что завтра, действительно, выиграю, главное — успеть в редакцию! Сделав последний кадр, где была запечатлена целующаяся парочка, убрал фотик в валяющийся под ногами собственный рюкзак.

-"Ты все равно проиграешь, Ветер! Ви никогда не будет твоей! Она моя! Моя личная игрушка! Я хочу, чтобы тебе было так же больно, как и мне, когда Олеська прибегала ко мне и рассказывала о тебе! Ненавижу!"

Я ненавижу этот мир

Ведь он — напоминанье о любви...

Я ненавижу этот свет — напоминанье о тебе...

И каждый день, что прожит мной беспечно

Я ненавижу, боль осталась вечной...

Ты растоптала сердце каблуками,

Мечты закрасились чернильными цветами.

Ты смыла яркий цвет из бытия...

Любимая, ты уничтожила меня!

И проживая день за днем беспечно

Пытаюсь уничтожить боль,

Что стала вечной...

Виолетта

Stand my Grand

[] — заиграла мелодий iPad. Интересно, кому я понадобилась?

— Ларина, мать твою, почему ты не на тренировке? — орал Сан Саныч не своим голосом.

Александр Александрович Кеглов — наш тренер по волейболу, у которого я начала заниматься лет с шести. Как же это давно было.

Бр-р-р, осень... Дождь льет как из ведра, а мама, куда-то меня тянет, сильно так тянет за руку.

— Ну, не хочу я, мам. Не хочу! — как могла, сопротивлялась, но все было бесполезно: родительница была непреклонна.

— Надо! Запомни раз и навсегда: нет слова "не хочу", есть слово "надо", — она ввела меня в большое четырехэтажное здание с большими окнами.

— Куда ты меня ведешь? — я серьезно смотрела на маму, пытаясь понять, чего же она удумала на этот раз. Нет, моя родительница не плохая, просто очень деятельная. Идя по городу, даже и не скажешь, что ей уже 30 лет. Темно-каштановые волосы волной укрывают покатые плечи, орехово-зеленые глаза в обрамлении черных и длинных ресниц кого-то искали в толпе незнакомых мне лиц.

— Александр!

— Римма! — мужчина обнял мою маму, — Как же мы давно не виделись...

— Мам, — дернула ее за черную юбку в складку, но никакой реакции: она все также смотрела на этого дядю. А он красивый, надо сказать. На принца похож, из сказки. Шоколадного цвета глаза изучающее рассматривали лицо моей матери, а блондинистые волосы трепал неизвестно откуда взявшийся ветер, — Мама-а-а, кто это-от дядя?

— С сегодняшнего дня это твой тренер по волейболу, которым ты будешь заниматься. Поняла меня? — дальше они о чем-то начали беседовать, а я вышла на площадку и взяла в руки сине-желтый мяч. О, как далеко до сетки-то, а этот снаряд, мяч то есть, надо еще через нее и перебросить. И я смогу?

— Что, трусишь? Ведь знаешь же, что не попадешь! — откуда ни возьмись появился мальчик, который был навряд ли старше меня. На нем была черная футболка и шорты, а запястья стягивали эластичные бинты. Видимо, он где-то получил растяжение, поэтому и обзавелся бинтиками.

— Как будто ты попадешь! — хмыкнула я, набивая мяч, который, как заведенный, скакал по площадке.

— Ты сомневаешься? — м-да, видимо у мальчика самомнение... Он подошел ко мне и выхватив из-под моих рук мяч, пошел к белой линий, которая, как оказалось, была границей места, откуда надо подавать.

Желто-синий мяч взвился в воздух, а затем стремительно полетел вниз... Удар... И он перелетел через сетку, приземлившись около нее.

— Видела? А ты так не сможешь! — самодовольно улыбнулся мальчик, после чего кинул мне мяч.

— И что? А вдруг смогу? — теперь, ради принципа, я должна перебросить, чтобы стереть эту самодовольную, гаденькую улыбочку с его лица. Мяч в воздухе... Прыжок... Удар... И круглый снаряд упал по другую сторону сетки, почти у самой белой черты.

— Молодец, Виолетта. Вот теперь осталось отработать только техническую часть исполнения подачи и все, хоть на олимпийские игры, — на площадке появился тот мужчина, что разговаривал с мамой, — А ты, Максим, хватит всех задирать, а то у самого толку ни на что нет! Меня зовут Александр Александрович. С сегодняшнего дня ты будешь заниматься волейболом, а чуть позже познакомишься с командой...

Как оказалось позже, в команде была Алинка, Настя, Юля и еще две девочки...

— А мне кто-то говорил, что она сегодня будет? — вернувшись на бренную землю, то есть выплыв из своих воспоминаний, ответила я. Нет, мне, действительно, ни один не удосужился позвонить или же просто написать SMS-ку, что сегодня будет тренировка, а мысли читать, увы и ах, не умею.

— А ну-ка, быстро ноги в руки и марш на тренировку! — заорал тренер, видимо, выведенный мной. Честно, достал он меня, сил уже никаких нет!

— Ладно, сейчас буду, — буркнула в трубку и отключилась. Как бы не возмущалась — толку все равно никакого нет. Добравшись до дома в рекордно короткий срок, схватила из шкафа рюкзак, закинув туда кроссовки, форму, а затем, заперев квартиру, помчалась вниз, по лестнице. Не любитель я лифтов — от них клаустрофобия начинается[].

На улице разыгралась непогода. Все небо заволокло черными тучами, шквалистый ветер, буквально, сбивал с ног... Так мало этого, еще и дождь лил, как из ведра.

— Алина, мать твою! Резче бей по мячу, а не гладь его, как кошку! Сделай флот[]! — донесся крик Сан Саныча с игровой площадки, едва я успела заскочить в здание, где проходили тренировки.

— О, вы посмотрите, кто пришел, — раздался жутко знакомый голос над моим ухом, отчего даже вздрогнула, едва выйдя на площадку.

— А тебя сюда каким ветром занесло, Амалия? — развернувшись, окинула взглядом эту за... хм... блондинистую особу.

— Привет, Ви. Это наш новый игрок, — подошел тренер и приобнял девицу за плечи, отчего та, в свою очередь, приосанилась, сделав моську кирпичом. М-да, сказать, что этим известием меня убили на повал, значит — ничего не сказать. Нет, меня, просто-напросто, убили с особой жестокостью!

— Ч-что? — и чем я заслужила такую кару, интересно? Эх, прощай моя спокойная жизнь.

— Что слышала! Марш разминаться! — заорал тренер и, развернувшись ко мне спиной, ушел, о чем-то мило беседуя с Амалией.

Вот так чаще всего и бывает: ничего не подозревая, идешь на тренировку, а тебе "бац"... предъявляют ультиматумы, мол, ты будешь делать так, как сказали.

— "А вот хрен им всем! Не буду делать то, что мне не нравится! И пошел он вместе со своей Амалией... всеми огородами!" — однако, какая я разносторонняя.

Мяч, как заведенный, скакал в моих руках, перелетая через сетку, падая на линию аута.

— И что это за подачи? Каши мало ела? Еще сильнее! Амалия, ты принимаешь! — раздавал команды тренер, размахивая руками, словно крыльями мельница. При этом у него было презабавнейшее выражение лица: прищуренные глаза, нахмуренные брови, искривленные губы. Ему бы в одну руку трезубец, да и рожки. Чем не черт?

— Я не ем кашу! — прокричала, набивая мяч. Что ж, он сам сказал бить в полную силу, иначе меня выкинут из команды, как нашкодившего и ненужного котенка.

Быстрое движение, и мяч в воздухе... Главное, ударить так, чтобы не было аута и не было возможности отбить. Удар... И желто-синий наряд летит на другую сторону... Мяч петляет в воздухе, то и дело меняя направление, от силы, с которой он пущен. Еще немного... Амалия пытается принять его верхней подачей, тем самым, видимо, надеясь выпендриться...

— "Дура, какой идиот принимает ТАКИЕ мячи верхом?" — и это еще ее хотели поставить в защиту?

— АААААА!!! — блондинка закричала, падая на пол. Сан Саныч тут же помчался к ней, прям, папаша. Хотя... Амалия — дочь олигарха, а ее папик готов сделать все для своей доченьки, никаких денег не жалко. Вот тренер и подсуетился, наверное.

— Ларина, я исключаю тебя из команды. Ты не нужна! Можешь больше не приходить сюда никогда! — заорал Кеглов, поднимая эту гламурную...мымру на руки, — Ты же ей могла что-нибудь сломать. Радуйся, что поврежден только ноготь! Иначе бы я... — он не договорил, так как блонди вновь застонала.

— Прощайте, только запомните одно: на соревнованиях никто и никогда никого щадить не будет, — развернувшись и подхватив свои вещи, выбежала из зала на улицу, стирая слезы тыльной стороной ладони.

— Виолетта, стой! Подожди! — кричал кто-то сзади, но я не оборачивалась, несясь по улице. Казалось, что небо плачет вместе со мной... за меня. Холодные капли дождя падали на голые плечи, стекали вниз, на землю.

-"Как только все начинает налаживаться, сразу появляется кто-то, кто все рушит в одночасье, наслаждаясь мои поражением. Но я сильная, не сдамся!" — зубы стучали от холода, одежда давно промокла от дождя, а редкие прохожие, шагающие под зонтами, оборачивались, глядя на меня, только что пальцем у виска не крутили.

— Стой!!! — прокричал кто-то мне в спину, но я не обернулась, продолжая все также стремительно двигаться.

Визг тормозов... Удар... Последнее, что я видела — холодные голубые глаза, а дальше сознание уплыло туда, где нет никаких проблем, нет ничего, что могло бы причинить боль...

Мне надоели ваши упреканья!

Мне надоела мира суета!

Я ненавижу вспоминанья:

Зачем? От них одна вода.

Я разрисую окна краской,

Раскрашу мир в свои цвета.

Не буду я скрывать под маской,

Что в руки мне судьба дала.

Я слишком долго повторяла,

Учила пятый постулат,

Но вот, однажды, проиграла...

И мир мой превратился в Ад.

А дальше я глаза открыла

И, наконец-то, поняла,

Что это все неправдой было

Да, видно долго я спала.

Теперь все будет по-другому,

Себя теперь я поняла,

Я крылья выпущу на волю

Начнется новая игра...

Глава 4.

— О, моя голова, — простонала я, с трудом поднимаясь с кровати и свешивая ноги на пол, — Где я? — не знаю, как я тут очутилась... Единственное, что помню, так это то, что меня выгнали из команды, заменив на Амалию, а потом... Ничего.

— Ты у меня дома, — последовал тихий, едва слышный ответ, и кто-то протянул мне стакан воды. Глаза не хотелось открывать совсем... Просто вновь лечь, закутавшись одеялом и уснуть, а потом проснуться и понять, что это всего лишь сон... — Понимаешь, ты выскочила на красный свет, и я едва не сбил тебя, едва успев во время затормозить, — так, судя по всему, это Ветров. Нехотя открыла глаза, тут же встретившись с голубыми озерами Макса, которые так и затягивали, предлагая в них утонуть...

— А почему в больницу не отвез? — отодвинувшись, поинтересовалась я, на один краткий миг мне показалось, что в его взгляде промелькнуло что-то, похожее на сострадание, но, видимо, показалось.

— Мне не нужны лишние проблемы. Да и ты... — парень не закончил, забирая у меня из рук стакан.

— Ну, да. Я же забыла, что ты у нас самовлюбленный баран, с огромным кошельком, который может подцепить любую, стоит только поманить пальцем! А тут... был замечен с какой-то там деревенской девкой! Как тебя не разорвало, дорогой мой?! — перешла я на крик, пытаясь соскочить с кровати. Всё, что накопилось за весь день, выплеснулось на Ветрова, который смотрел на меня глазами, лишенными эмоций. Черт, обидно. Нашелся, непробиваемый, блин, — Ах, да... Я забыла о твоей гламурной кукле, которая сломала мне всю жизнь! Снова! — спрыгнув с кровати, попыталась дойти до двери, но руки Ветрова пригвоздили меня к стене, упершись в стену по обе стороны от моего лица.

— Да как ты смеешь?! Кто ты такая, чтобы мне указывать пальцем на мои ошибки?!! Что ты обо мне знаешь?! Именно, ничего. Знала бы ты всю правду... — он не договорил, и в комнате повисла тишина, позволяя каждому думать о своем...

— Как же я тебя ... — губы Макса впились в мои поцелуем, не давая продолжить фразу до конца. Его губы сминали мои, подчиняя, заставляя забыть обо всем, отдаться наслаждению... Мысли путались... Мои пальца зарылись в его черные, шелковистые волосы, притягивая ближе.

— Ммм, мята, — парень на секунду оторвался от своего занятия, чего хватило, чтобы привести меня в чувства. Реальность обрушилась, как ушат холодной воды.

— Что ты себе позволяешь? — оттолкнула парня и вскочила с кровати, продвигаясь к двери.

— Ничего, что не делал бы с другими, — пожал плечами он, — Твоя сумка у входной двери, которая, кстати, не заперта. Пока.

— Ах ты... — звук пощечины нарушил затянувшуюся паузу, — Ненавижу!!!

Схватив рюкзак с пола, выбежала из его квартиры, тут же попав под дождь... Куда идти? Что делать? Я и сама не знала ответы на эти вопросы. Домой? Нет, не хочу. Там слишком тихо и одиноко. Тогда...

Сев в автобус, доехала до нужной остановки, где и сошла, направляясь к красному зданию психиатрической больницы. Мама...

— Здравствуйте, — поздоровалась с медсестрой, сидящей в регистратуре, — А могу я посетить Римму Ларину?

— Вообще-то, прием закончен, но тебя она ждет, так что...

— Спасибо огромное, Алла Ивановна, — поблагодарив женщину и накинув на плечи халат, прошла в палату под номером 13, где находилась моя мать. М-да, конечно, с номером повезло, хотя я и не суеверный человек.

Белые стены, решетки на окнах, небольшой железный столик и стул, привинченные к полу...

— Здравствуй, мама, — тихо прошептала, присаживаясь на краешек ее кровати, — Как ты?

— А... Это опять ты. Как же ты мне надоела. Я ждала отца, а ты нам помешаешь, так что уйди, — пролепетала она, накрываясь с головой под одеялом. Да, понимаю, что у нее не все в порядке, но как же больно... Больно от того, что даже ей я не нужна...

— Извини, он сказал, что придет немножко попозже. У него дела.

— Ну, ладно. Вечно у него дела, поэтому твой отец Кеглов, а не Ларин, — пробормотала она.

— Что? — не может быть! Нет!

— То. Ты не дочь своего отца. Ты дочь Кеглова Александра Александровича, тренера по волейболу. А теперь иди, — она отвернулась к стене, показывая, что не хочет продолжать разговор, поэтому я тихонько выскользнула из палаты.

— Спасибо, Алла Ивановна. До свидания, — в смятении выбежала из больницы и помчалась в здание спортшколы, где можно было выловить Сан Саныча.

Нет, это не может быть правдой! Не может! Единственный человек, который может разъяснить ситуацию — бывший тренер.

Школа встретила меня тишиной. Никого уже не было, лишь в раздевалке горел свет.

— Кто еще здесь? — раздался такой знакомый голос с командными нотками.

— Это я, — зашла в помещение, которое за столько лет стало вторым домом.

— Что ты здесь забыла? Пришла прощения просить? Так не дождешься! Думаешь, раз ушла, то можешь всю команду на свою сторону переманить? — горячился он, зажав в руке треники.

— Мне все равно! Правда есть один вопрос... Вы мой настоящий отец? — сердце начало биться быстрее в ожидании ответа.

— Значит, она тебе все-таки рассказала... Да, ты моя дочь, — я думала, что хуже быть уже не может, но как оказалось...

— Что ж, это совершенно ничего не меняет, — развернувшись, вышла за дверь и столкнулась нос к носу с Ветровым.

Этого еще мне не хватало для полного счастья. Нет, видимо, со мной что-то не так. Ну, не могут все беды, словно снежный ком, сваливаться за один раз. В моем случае это утверждение ошибочно.

— А ты сюда зачем приперся?

— За тобой, дорогая моя! — парень схватил меня за руку и потянул за собой.

— Пусти меня! — я попыталась вырваться, но все бесполезно.

Римма Ларина.

Боже, как же я устала врать. Как же надоело притворяться. Одно радует, что Виолетта, моя доченька, ничего не заподозрила.

— Саш, привет, — набрав такой знакомый номер, произнесла я.

— Римма...

— Прости, но я ей все рассказала... — да, когда-то мы договорились, что Ветка никогда и ничего не узнает о своем настоящем отце. Позже, правда, я отдала ее в секцию, где он преподавал, чтобы Сашка был ближе к своей дочери.

— Зачем? А если все опять повторится? — в его голосе слышна была паника.

— Нет, мой муж уже мертв! А если она тебя спросит, то ты подтвердишь мои слова, но без единой эмоции, — холодно отчеканила я.

...Летний день, не предвещающий никакой беды... Яркое, теплое солнце... Безоблачное голубое небо...

— Римма, я люблю тебя, — Сашка крепче обнял меня, коснувшись губами волос.

— А я тебя, — мы направлялись подавать заявление в ЗАГС.

-Черт...

— Что? — я развернулась, услышав шум подъехавшего автомобиля.

— Ну, здравствуй, Риммочка, — раздался такой знакомый голос, от которого хотелось бежать куда подальше, причем без оглядки. Кожа на руках тут же стала гусиной.

Страх... Панический страх... Я до безумия боялась этого человека, с которым когда-то ходила в один детский сад. Он вырос и изменился, а затем выбрал не ту дорожку.

— Ларин... — выдохнула, освобождая легкие от скопившегося углекислого газа.

— Надо же. Узнала. Я польщен, — он криво усмехнулся, подходя ближе, — Гляжу, вы жениться надумали? Так вот, голуби мои, ничего не выйдет, — Ларин сплюнул на землю, а его дружки окружили нас.

— Что? Да ты... — начал было Сашка, но я тут же дернула его за руку, чтобы он замолчал.

— Ой, смотрите, букашки еще и разговаривают, — да, сильно же изменился за эти годы, что мы не виделись. Длинные черные волосы, грязно-коричневые глаза и огромное количество наколок на руках. Да, он, действительно, связался не с теми людьми.

— А тебе-то что?

— Так, Риммочка. Если ты хочешь, чтобы этот

* * *

жил, то ты выходишь за меня, забыв о нем раз и навсегда, — в голосе Ларина слышалась неприкрытая ничем ярость.

Его дружки обступили Сашку, и один из них достал раскладной нож, другой — ударил парня в солнечное сплетение, отчего тот скорчился от боли.

— Нет, хватит... — закричала я, по щекам побежали слезы, а Ларин все смотрел и улыбался.

— Вот и прекрасненько, — хмыкнул он, — Эй, оставьте его, — меня затолкали в машину и увезли.

Хлынул дождь... Тяжелые капли, переливающиеся в солнечном свете, барабанили по крыше автомобиля. А я ведь так и не сказала ему, что жду ребенка... В этот же день я стала женой Ларина или же Лари, как величала его местная братва.

Позже оказалось, что он был "крестным отцом " этого города.

— Но почему? — голос Кеглова, казалось, дрожал от напряжения и невысказанных слов.

— Так надо. Пока, — нажав "отбой" закинула телефон в ящик стола и посмотрела на потолок, который знала чуть ли не наизусть: где какая впадинка, царапинка, непрокрас.

Как же мне надоела эта чертова больница, ладно хоть дочь не догадалась, что это все лишь одно большое прикрытие, чтобы меня не нашли "шестерки" мужа, чтобы не подумали, что это я его отправила на встречу с праотцами.

Хотя... Так оно и было на самом деле. Мне надоели эти постоянные побои, ревность, ложь. В итоге, после очередного скандала, я не выдержала и перерезала тормозные шланги...

На самом же деле это простая психиатрическая больница, только я — непростой клиент, поэтому мне выделили эти апартаменты, в которые впускают в посетителей.

Виолетта.

Мы с Максом сидели в кафе и мирно пили кофе. Это мягко сказано. Во мне все кипело и бурлило от того, что он привез меня сюда, да и вообще поступал со мной, будто я — кукла. Марионетка. Дергаешь за веревочки — все, что нужно, сделано. А он — талантливый кукловод.

— Алекс решил поставить меня в вашу группу, так что нас теперь двое — тех, кто будет петь, — монотонным, без единой эмоции, изрек парень, медленно допивая свой эспрессо.

— А меня, да и девчонок, спросить вы забыли? — да что же это такое? Какие еще сюрпризы будут?

— Ваше мнение никого не волнует. А теперь мне пора. До встречи, — Ветров изящно поднялся со стула и, коснувшись теплыми губами моей щеки, вышел из помещения, оставив после себя запах моря и денежную купюру.

За такую подставу убить мало Алекса. И что теперь будет? Если он меня и так терпеть не может, то и на отношениях в группе это скажется. Не знаю. Как говорила Скарлет О"Хара:

-"Я подумаю об этом завтра", — встав, вышла из-за столика и отправилась домой, а потом завалилась спать, оставив все проблемы на завтрашний день.

Понедельник — день тяжелый. Он не то чтобы тяжелый, он не подъемный. Наверное, многие со мной согласятся, что именно в этот день нет никакого желания куда-то идти и разгребать какие-то проблемы, но надо. Быстро вскочив, стрелой понеслась в ванную, где наспех умывшись, расчесала волосы, которые после сна стали одним большим узлом. Выпив чашку кофе, выбежала на улицу, заперев за собой квартиру.

Такие забеги я совершаю практически постоянно, так как с утра меня пушкой не разбудишь. Вот и страдаю.

— Привет, красавица. Подвезти? — раздалось сзади меня.

— Что? — переспросила, вытаскивая наушники и снимая капюшон черной толстовки.

— Подвезти? — лучезарная улыбка Тима, а это был именно он, стала увядать.

— Конечно. Извини, я тебя не слышала, — пожала плечами, садясь в машину.

М-да, думала будет проще, но... Не хочу его мучить, давать надежду...

— Как дела? — парень придвинулся ближе, пытаясь поцеловать.

— Тимофей, извини меня, но... Мы должны расстаться, — я не смотрела на него, боясь увидеть ненависть, презрение.

— Что? Почему? — парень взял меня за подбородок и резко развернул к себе лицом, сильнее сжимая пальцы.

— Тим, мне больно пусти! — черт, теперь будут синяки. Понимаю, что причинила ему боль, но дальше было бы еще хуже. Я не испытываю к нему никаких чувств. Макс, знаешь, иногда я начинаю тебя ненавидеть, потому что из-за моих чувств к тебе, причиняю боль другим!

— Тебе больно? А мне, думаешь, нет? Что, теперь скажешь, что мы слишком разные? Что я всего лишь друг, и ты любишь другого? — орал Тимофей, хватая меня свободной рукой за волосы.

— Да, я люблю другого! Не хочу причинять тебе еще большую боль. Тим, отпусти, — на глазах навернулись слезы, но я не дам им пролиться. Это...

— Это Ветров, да?! Ветров?!!!!

— Да!!!!! — прокричала я. Парень поник, отпуская мои волосы и подбородок.

— Прости. Тебе лучше добраться до универа самой, — как-то обреченно пробормотал он, распахивая передо мной дверь, в которую я выскользнула.

Черная машина рванула мимо меня и скрылась за поворотом. Вот и все.

Тимофей.

Что ж. Я проиграл. Говорят, что лучше проиграть одно незначительное сражение, чем всю битву. Держись, Ветров. Ты еще получишь свое, и я отомщу тебе за Олеську. Мне никогда не забыть, как она корчилась от боли, умирая у меня на глазах.

... Вся бледная, она лежала на кровати. Влажные волосы разметались по подушке. Под глазами залегли огромные синяки. Олеська была похожа на тень... Тень, которая уже почти исчезла...

— Тим... — шепчут ее потрескавшиеся губы.

— Да, милая, — взял ее холодные руки в свои, пытаясь согреть, но все было бесполезно...

— Знаешь... Я только сейчас поняла, что любила... тебя. Прости меня, — из уголков ее глаз, в которых застыла мука, потекли слезы, — Завтра я уже не проснусь, а мир будет жить дальше, даже не заметив, что меня не стало. Обидно... Про меня забудут уже на следующий день... И все...

— Нет! Ты будешь жить! Верь! Ты нужна мне! Я люблю тебя,— поцелуй... Какие у нее холодные губы... Как же я тебя ненавижу, Ветров! Это все из-за тебя! Она умирает!

— Нет... Прости меня за все. Я, действительно, тебя любила... — вздох... ее глаза остекленели, а сердце перестало биться.

— Неееет! — мой крик прорезал тишину квартиры, — Ты не можешь, не можешь меня оставить... Я люблю тебя.

Ее хоронили через три дня на Троицком кладбище. Белоснежное свадебное платье резко контрастировало с ее лицом цвета слоновой кости и с сиреневыми веками. Она лежала там... Такая прекрасная, казалось, будто Леська спит... Но скоро сон должен закончиться... Обман... Я обманывал себя, стоя под проливным дождем, оплакивавшим ее. Ее больше нет!

Гроб опустили в землю. Я ее больше никогда не увижу. Никогда... Такое, казалось, маленькое слово, а имеет такое огромное значение... Развернувшись, вышел с кладбища. По щекам текли холодные капли дождя. Я отомщу! Ты за все поплатишься, Ветров!

— Привет, красавица. Подвезти? — я знал, что Ларина всегда опаздывает, поэтому и решил ее подвезти, специально приехав к ее подъезду.

— Что? — переспросила она, вытаскивая наушники и снимая капюшон черной толстовки. Вечно ни черта не слышит, врубая свой любимый рок на всю мощность. У меня бы давно перепонки лопнули от такой музыки.

— Подвезти? — лучезарно улыбнулся, надеясь, что она из тех девушек, которых улыбка сводит с ума.

— Конечно. Извини, я тебя не слышала, — пожала Виолетта плечами, садясь в машину.

При других обстоятельствах, я никогда не стал бы с этой девахой связываться. Она странная. Вечно в наушниках, либо читает, улыбается неизвестно чему. В общем, ненормальная, как и ее мамаша.

-Как дела? — я придвинулся ближе, решив ее поцеловать.

— Тимофей, извини меня, но... Мы должны расстаться, — слова Лариной вывели меня из себя. Ненавижу, когда меня посылают!

— Что? Почему? — я взял ее за подбородок и резко развернул к себе лицом, сильнее сжимая пальцы.

— Тим, мне больно пусти! — ха, теперь останутся синяки!

— Тебе больно? А мне, думаешь, нет? Что, теперь скажешь, что мы слишком разные? Что я всего лишь друг, и ты любишь другого? — схватив ее за волосы, резко дернул их, заставляя Ларину взглянуть на меня.

— Да, я люблю другого! Не хочу причинять тебе еще большую боль. Тим, отпусти, — в глазах девушки стояли слезы, которые она с трудом сдерживала.

— Это Ветров, да?! Ветров?!!!! — черт! Везде этот придурок! Ненавижу!

— Да!!!!! — прокричала она. Я резко отпустил Ларину, хватая ртом воздух. Черт, ве опять повторяется!

— Прости. Тебе лучше добраться до универа самой, — произнес, распахивая перед ней дверцу и почти выталкивая ее из салона.

Что ж. Это, конечно, усложняет задачу, но... Так, теперь нужно заехать в редакцию, получить так сказать главное холодное блюдо. Месть, как говориться, подают холодной.

Я преподам тебе урок,

Его запомнишь навсегда ты.

Ты не забудешь моих слов,

Они пронзят тебя стрелой проклятой.

Я подаю холодной слово "месть",

Зато потом жарки твои страданья,

А мне плевать на все переживанья —

Я отомстил, и на покой теперь.

Ты все узнаешь скоро, погоди.

Тебе мои страданья отольются.

И я уйду, ну а вот ты...

Ты ото сна не можешь отвернуться.

Виолетта

— О, Ветка. Привет. А где твой защитник? — взъерошенный Скворцов пронесся мимо меня, затормозив у двери в кабинет.

— Нет больше защитника, — пробубнила я, перелистывая песню на плеере. Да, с Тимом, конечно, получилось... Ничего не получилось. Но так будет лучше: и для меня, и для него. Не хочу давать пустой надежды, которая обречена на увядание.

— Что так? Поругались? Или Ветров дорогу перебежал? — поинтересовался парень, иронично выгибая бровь. В этом был весь Скворчик. Эдакий шалопай, сующий свой веснушчатый нос во все дела, которые его даже не касаются.

— А Максим тут причем? — так, что-то здесь нечисто: вон как у Владика глаза горят.

— Так ты не знаешь? Вот, почитай! — он кинул мне какую-то газету, которую я умудрилась поймать на лету.

"Вот и закончился очередной чемпионат России по горному бегу. Можно с уверенностью сказать, что именно он был самым зрелищным из всех, которые когда-либо проходили у нас. Главными фаворитами чемпионата были Максим Ветров, именуемый Ветром, и Тимофей Сотов. Для всех зрителей было интригой, кто же из них победит. Одни были уверены, что это будет Ветер, занявший второе место на чемпионате мира, другие — Тимофей Сотов — чемпион России прошлого года. И вот последний, финишный круг... Кто же из них будет первым? Рывок... Еще один... И к финишу приходит первым... Максим Ветров, к которому тут же подлетела симпатичная девушка. Она тут же обвила шею победителя руками и поцеловала его. Кто же она?" — было написано на сером листке черным шрифтом.

Ниже была помещена черно-белая фотография, где Амалия, словно пиявка, впилась в Ветра. Отчего-то вдруг стало нестерпимо больно. Казалось, сердце пронзили раскаленным прутом и начали его медленно вращать. Снова... Снова эта ноющая боль... Вновь открытая рана... Какая же я дура, что умудрилась влюбиться когда-то так... Раз и навсегда... Ненавижу себя за это... И в кого? В этого несносного, хамоватого представителя золотой молодежи, с невероятными голубыми, как летнее небо, глазами...

Небо... Такое разное, загадочное и одновременно с этим — родное, любимое до боли. Небо — это свобода... Несбывшаяся мечта человека, который решил, что смог покорить его... Но нет! Оно всегда будет холодным, манящим и недоступным нам, простым смертным, которые отдают ему свою любовь, выжигающую душу, преодолевающую любые преграды...

Перед глазами поплыли черные точки, и я осела на пол, по-прежнему сжимая в руках газету. Вот и все. Мечты рухнули, а сердце разбилось вдребезги, покатившись по полу и попав под ноги Максима.

— Эй, ты чего? — Влад присел передо мной на корточки, тряся меня за плечи.

— Все... Все нормально, — с трудом удалось произнести, чтобы не выпустить на волю слезы, подступившие к глазам.

— Поверь, все будет хорошо. Ты много просто не замечаешь, — парень помог мне подняться.

-Да. Все будет хорошо.

Месяц спустя....

Как быстро и незаметно летит время... Ты не успеваешь оглянуться, а уже пора бы иметь семью, хотя, кажется, что еще недавно ты под стол пешком ходил... Парадокс, над которым бьются сотни ученых со всего мира, но так и не могут найти этому объяснения.

— Эй, Ветка. Ты что опять уплыла в свой мир? А почему без меня? Или вновь философствуешь? — раздался голос Алинки. М-да, всегда завидовала ее голосу, который даже сквозь наушники слышно.

— А... Нет. Я над музыкой к новой песне думаю, слова-то уже есть, а вот мелодия... С ней проблемы, — поделилась с подругой своей проблемой.

— Ну, с этим, помочь не могу. Извини, но мне медведко на ухо наступил, — улыбнулась она.

— Серега что ли? Знаешь, что не смотрю на вас — постоянно возникает мысль, что вы похожи на Машу и Медведь. Он — такой большой, в смысле, высокий, сильный, защитник. И ты... Маленькая мерзопакость, которая сует свой очаровательный носик всюду, — закончила я свою мысль, тут же схлопотав от Алинки подзатрещину.

— А еще подруга называется... Как ты могла? — наигранно надулась она, но на долго ее не хватило, и через секунду она уже заливисто смеялась.

— Виолетта, Алина, вы, барышни, нашли что-то смешное в моих словах? — поинтересовался Витольд Александрович. Надо сказать, что мужик он мировой. Нигде таких не найдешь. Все время он ходил в красных штанах на бретелях и клетчатой рубашке, чем жутко напоминал Карлсона. А еще он безумно любил мексиканские и бразильские сериалы. Иногда он даже отходил от основной темы лекции, начиная рассказывать о просмотренной им очередной серии "Санта Барбары". Я хоть сериал ни разу не смотрела, но знала его лучше, чем литературу, которую, собственно, Витольд Александрович и преподавал.

— Нет. Извините, этого больше не повториться, — сконфуженно улыбнулась Алинка, а я кивнула головой.

— Виолетта, а вы в последнее время какая-то странная, — профессор внимательно посмотрел на меня сквозь линзы своих очков с большими диоптриями.

— Да?

— Это все из-за Ветра! — крикнул Скворцов. Ну как же без него? Он у нас везде и всегда должен вставить свое слово, так сказать оставить след в истории. Наверное, именно поэтому его многие хотели в универе прибить.

— А что Максим? — Витольд Александрович проявил живой интерес к этой теме, и было ясно, что просто так мне уже от него не отделаться. У, Скворец, ты поплатишься!

— Ну... Он теперь будет в их группе петь, — скомкано промямлил Владик, заметив мой взгляд и кулак, не предвещавший ничего хорошего.

— Ой, Максимушка, а почему ты мне ничего не сказал? — все, Амалию понесло. Последний месяц она только сюсюкала с Ветром, а тот как-то отстраненно смотрел в окно. Но иногда в его взгляде была непонятная мне злость, направленная почему-то на меня. Нет, извините, а я в чем виновата? Что, это я, что ли, накладываю на себя тонну макияжа, прежде чем выйти из дома? Нет! Это мои напомаженные красной помадой губы он целует? Еще раз — нет! Так нефига на меня так смотреть, что аж мурашки по коже бегут. Да, мне сложно... Сложно прятать свои чувства, но раньше, же как-то могла? Вот и сейчас я удостаиваю его всего лишь холодного, ничего не значащего взгляда, как будто он — пустое место.

— Меньше знаешь — меньше морщин, — отмахнулся от нее Ветер, бросив хмурый взгляд на Скворцова, отчего тот даже сжался и попытался залезть под парту.

— Так. Все с вами понятно. Ну, раз мы оторвались от нашего занятия, то у меня для вас есть две новости. Хорошая и плохая. С какой начать?

— А обе сразу можно?

— Боюсь, что твой маленький головной мозг не сможет усвоить столько информации за один раз, Скворцов.

— А у меня еще и спинной есть, так что, по любому, усвоиться все.

— Эх, те бы красноречие, да в нужное русло... Цены тебе бы не было, — мечтательно закатил глаза профессор.

— Так и сейчас ее нет. Я бесценен, — все сокурсники засмеялись.

— Ну так вот, на чем мы остановились? Ах, да... Во-первых, со следующей недели назначены матчи по волейболу смешанных команд. Команда, победившая в этих матчах, будет представлять наш факультет. Во-вторых, Хэллоуин снова повесили на вас, дорогие мои, — Витольд Александрович сложил ручки на своем брюшке, давая тем самым понять, что на этом новости у него закончились.

— Я хочу в команду. Буду в волейбол играть, — раздался голос Амалии, тем самым разрывая тишину, повисшую в кабинете.

— Ами, извини, но что-то нам не хочется проигрывать, так что набирать команду будет Ларина, а вместе с ней и Ветров, — остудила пыл блондинки Валентина, наша староста.

— А вот Хэллоуин... Так, есть идеи?

— О, знаю! Нам споет Dark Angel, — ох, Владик, когда-нибудь язык доведет тебя до... далеко, в общем.

— Ну, вот. Начало положено. А теперь все свободны. Кстати, это последняя пара, так что можете топать домой, — обрадовал нас Витольд Александрович, собирая свои вещи и выходя из кабинета.

Студенты дружной гурьбой вылетели из здания университета и помчались по своим делам: кто-то на работу, кто-то в салон красоты, наводить марафет для предстоящего похода в клуб, кто-то домой, готовиться к завтрашним лекциям, кто-то в фитнес-центр, ну а мы с Алинкой — на репетицию.

— Ну ладно, давай попробуй

Быть моим богом

Каким-то боком, — пальцы быстро бегали. нажимая нужные клавиши. Сегодня мы решили сделать cover-версию песни Lego (гр. Слот), причем с сегодняшнего дня с нами еще и Ветер.

Я до сих пор не могу понять, как девчонки умудрились меня уболтать: до этого я не желала видеть его в группе, так что дошло даже до того, что решила уйти.

— Ви, в твоем пении должно быть больше эмоций. Песня — это маленькая жизнь, которую вы с Максом должны прожить вдвоем, как единое целое.

— Не дай бог жить с этой... — Ветер с презрением посмотрел на меня. От его взгляда захотелось стать лужицей и исчезнуть, просочившись сквозь пол.

— Максим! — не выдержал Теплов, — Сколько можно? Чем тебе Ларина мешает? — ой, зря он это спросил, ой, зря.

— Своим существованием, — процедил парень сквозь зубы, перебирая пальцами струны гитары. Не знаю, что он там наигрывал, но эта мелодия... Она зацепила. Наконец-то . Звуки стали складываться в единую симфонию, звучащую в моей голове. Новая песня. Иногда вдохновение приходит так внезапно, что порой ты бываешь удивлен тем, что его вызвало. Вот и сейчас, всего пара аккордов, извлеченных Ветром из инструмента, послужили катализатором.

— А ты мне своим! И что? Ветров, тебя здесь никто не держит. Это все эксперименты Алекса. С тобой, конечно, хорошо, но без тебя еще лучше. Так что, если тебя что-то не устраивает, то милости прошу... Дверь там! — закончив сию пламенную речь, отвернулась от парня, уткнувшись в нотные листы, где начала записывать мелодию.

— Так. Ладно. Еще раз.

— Раз. Два. Три. Четыре,— задала Алинка счет, скрещивая барабанные палочки, после чего сразу же вступила Настасья...

-Долго смотрела в лица,

Искала принца —

Сама не рада, — начала я, вкладывая в текст эмоции, делая его живым. Не знаю почему, но композиция заряжала позитивом до такой степени, что ели бы я была лампочкой, то лопнула бы, перестав излучать свет.

— Уже лучше, — прокомментировал Теплов, и мы продолжили дальше.

— А я дам...

Ловит каждый полувзгляд

Он был рядом

Оглянись, он был бы рад

Играла

Вслух подумал, не сказал

Всё выбирала

Да, вот он я, открой глаза, — глаза в глаза... Не отрываясь, смотрели друг на друга. Тонкие и изящные пальцы Макса перебирали струны гитары, а взгляд голубых глаз, казалось, смотрел прямо в душу, читая истинные чувства.

— Больше хочет моё эго

Ему все мало

Конструктор лего сломала

Я сломала.

Ну, ладно, давай попробуй

Быть моим Богом, каким-то боком

Все хватит...

Биться в стену головой

Не катит

Я не псих и не герой

Плевала

Время сна, часы назад

Начну сначала

Вновь одна, протри глаза.

Всё больше ветром

Уносило от идеала

Белым макала в чернила

Всё пропало, всё.

И мне не беда

Что нет места для ночлега

Мы построим себе дом

Цветным конструктором лего.

И целый мир себе построим

Мы компьютером сега

Этот дом будет супер

Ну а мир будет мега.

Но снега лавина

Снесла дом и стало ясно

Вторая половина

Два в одном — прекрасно.

И ужасно, всё напрасно

Она — замедленная бомба

Говорит у дареного коня

То есть у меня в зубах стоит пломба.

Всё больше ветром

Уносило от идеала

Если останутся силы

Всё сначала, всё.

Не выдержав, отвернулась, вновь уставившись пустым взглядом в листы с нотами.

— Ну, наконец-то, вы начали друг друга чувствовать, — улыбнулся Алекс, — Еще одну песенку споете, и все свободны, а тебе, Виолетта, пора бы начать писать новую песню, — раздавал команды Теплов, расхаживая туда-сюда, — Если все будет хорошо, то на нее и будем делать клип.

А дальше все слилось в одно красочное пятно. И было уже не важно, что Макс меня ненавидит, что я до безумия его люблю... Сейчас были только мы и песня, уносящая за собой.

— Мне кажется, что нас с тобой одной волною смоет

Туда, где любовь глубже озёр, где любовь — океан

И вся недолгая жизнь, все мечты наши с тобою

В один миг взорвутся, расставив всё по местам .

Апрель научил нас любить,

Май научил нас мечтать,

Январь научил меня жить,

Февраль научил меня ждать.

Я верил тебе, отчаянно верил каждому слову

Ты смеялась сквозь слёзы, не замечая меня

Тебе снились сны, и всё о любви снова и снова

Всё вроде бы просто, но я не пыталась понять

Апрель научил нас любить,

Май научил нас мечтать,

Январь научил меня жить,

Февраль научил меня ждать.

И всем было ясно, что мы постоянно врём

Мы были близки, но притворялись чужими

Если я вдруг исчезну, ты ни при чём

Мы любили друг друга, но мы друг про друга забыли

Апрель научил нас любить

Май научил нас мечтать

Январь научил меня жить

Февраль научил меня ждать(текст песни Смысловые галлюцинации — апрель)

Глава 5.

С наступлением поздней осени дни стали тянуться, как резина: скучно, однообразно и монотонно... Вот и сейчас, сидя на лекции по истории, я, зевая, смотрела в окно. А там... там, на улице, за стеклом, шел дождь. Тяжелые капли барабанили по еще уцелевшим редким желтым листьям, едва держащимся на своем месте.

Но вот, подул сильный ветер и один листочек сорвался, чтобы полететь вниз и упасть под ноги незадачливых прохожих, спешащих по своим делам. Они его даже не заметят: просто пройдут по нему, втаптывая в грязь... Вот и все...

— Так, команду по волейболу вашего курса отпускаю на тренировку, а остальные будут дальше грызть гранит науки, — хрипловатый голос профессора вывел меня из нерадостных размышлений, — Виолетта, под вашу ответственность, — Алексей Викторович посмотрел на меня, давая понять, что если что-то случиться, то мне придет конец, причем бесславный.

— Хорошо, — я и еще несколько ребят встали и потопали по направлению в спортзал. Надо сказать, что наш зал был одним из самых лучших в области: большинство чемпионатов проводилось именно здесь, так как государство расщедрилось и выделило деньги на его капитальный ремонт. Вот отчего здесь постоянно проходили какие-то соревнования, но чаще всего волейбол. Когда-то и я принимала в этом деле участие, пока не вмешалась Амалия... Что ж, все когда-нибудь кончается...

— Ларина, ты что, уснула? — знакомый до боли голос разорвал тишину коридора.

— Ветров, как будто ты мне позволишь спать стоя? — едко поинтересовалась, отпирая спортзал, — Ладно, давай сетку натягивать.

— А ты уверенна, что сможешь? Силенок-то хватит? — парень закрепил конец сетки на крюке. Тоже самое повторила и я, натягивая ее еще выше.

— Милый мой, не тебе об этом беспокоиться, — подойдя к Ветру, похлопал его по плечу, — Лучше позаботься об Амалии, а то, не дай бог, вывихнет себе шейку бедра, так виляя филейной частью, — мои слова истекали ядом.

— А ты завидуй молча. Сама-то, как я посмотрю... — зло смотрел он на меня, закрепляя винты.

— Ой, — мило улыбнулась я, — Было бы чему. А тебе, смотрю, нравятся те, кто трясет... всем, чем может. Увы, видимо, больше показать нечего, — хлопнула ресницами — прямо сама невинность. Иногда такие пикировки с Максом доставляли удовольствия, но вот окружающих это порядком начало доставать: Ветер вечно придирается ко мне, я — к нему. Замкнутый круг какой-то.

— Ты... — парень дернул меня за запястья, разворачивая и прижимая своим телом к стене, — Как же я... — его последние слова я так и не разобрала, да и не до этого было. Его губы накрыли мои и... и все... Мысли начали путаться, а руки сами обвили шею Ветра, притягивая ближе, углубляя поцелуй. Языки сплелись в древнем, как сам мир танце. Сердца забились быстрее. Стены рухнули. Теперь уже ничего не будет прежним для меня. Я больше не могу! Не могу врать самой себе, притворяться, что ненавижу! Его губы страстно и одновременно нежно целовали мои, подчиняя, заставляя поверить, что счастье рядом — стоит только протянуть руку. Но, рано или поздно, все когда-нибудь заканчивается. Волшебство незаметно растворяется, и возвращаются серые будни.

— Хм, а мы вам не мешаем? В принципе, можем и уйти, — раздался рядом голос Алинки, а мы с Ветром, как ошпаренные отскочили друг от друга.

— Нет, — к Максу вернулась опять его холодность, как будто ничего и не было. Видимо, целовать девушек для него обычное дело. Это же самый лучший способ прекратить все дискуссии.

— Делимся по шесть человек на каждую сторону, — произнесла я, делая вид, что ничего не произошло. И, блин, как на зло мы оказались с Ветровым в одной команде. Кошмар!

Так, подает Алина, значит, бить будет по углам, где стоят те, кто не очень хорошо играют и будут, быстрее всего в запасе. Удар... и мяч стремительно полетел туда, куда я и думала. Девчонка, что должна была его принять стояла, раскрыв рот — видимо, никогда не видела таких подач.

— Просто вытяни руки вперед, — крикнула, страхуя ее. Фух, все же удалось отбить. Теперь очередь Макса, который нападающим ударом отправил его через сетку. Но нет! Нашелся в команде подруги парень, сумевший кое-как не дать мячу удариться об пол. Чей-то удар... Блок... И гол! Но не наш.

— Ларина, у тебя что, руки не из того места растут?! Мяч отбить уже не можешь! Правильно Сан Саныч сделал, что вышиб тебя из команды! — заорал Ветров, приближаясь ко мне все ближе и ближе.

— Нет. Извини, конечно, но ты идиот слепой! Скажи мне, лучший ты наш игрок, как я могу с задней линии ставить блок, м? Не знаешь? Вот и я не знаю. Так что, будь добр, прекращай свои наезды. Никто не виноват, что ты ходишь злой, как черт, из-за того, что Амалия тебя не может удовлетворить! — зло бросила я, — И если ты помнишь, то после моего ухода команда распалась, оставив Кеглова и Блонди наедине друг с другом, а так же мячом и сеткой! — да, после того, как я тогда выбежала из здания спортшколы, следом за мной ушли и остальные девчонки, сказав, что они не будут играть в одной команде с пигалицей, которая боится за свои гламурные ногти и орет, как резанная из-за всякой царапины. Сан Саныч, оказавшийся еще и моим отцом, звонил, упрашивал вернуться, но я ни в какую не соглашалась. Отец... Наверное, я всегда понимала, что Ларин никогда не был мне родным, что он меня не любил. А сейчас... В душе, я была рада, что нашла своего родного родителя, но, увы, ему я оказалась не нужна. Так, балласт, который никому не нужен, но тащить приходиться.

— Знаешь что, Ларина? — сквозь зубы процедил парень.

— Чего тебе, милый мой Ветерок? — с издевкой поинтересовалась я, разминая кисти руку.

— Предлагаю пари, — интересно, и как у него получается говорить все время сквозь зубы? Понимаю, если бы он шипел, так нет, речь у него членораздельная, выверенная вплоть до запятых.

— В чем его суть? — о, это уже интересно. Вон даже Скворцов, находящийся на другом конце площадки прекратил паясничать и стал прислушиваться.

— Если мы проиграем, то ты проводишь со мной 24 часа.

— А если выиграем? — в крови бурлил адреналин. Что поделаешь, пари и всякого рода споры — моя слабость с самого детства.

— Это уже на твое усмотрение. Так сказать, на что твоя фантазия способна, — на его чуть пухлых губах играла улыбка, которая невероятно ему шла, а в голубых глазах сверкал лукавый огонек.

— Прекрасно. Условие я озвучу позже, — развернувшись, заняла свое место, приготовившись отбивать очередную подачу подруги, в глазах которой блестел бесовский огонь. Ох, Алинка! Не дай бог, ты чего-нибудь натворишь сейчас, то я тебя... В общем, будет очень плохо.

Свисток. И мяч в игре. Разбег... Удар... Мяч трясло от силы, с которой он был подан: моя милая подруженька решила свести меня с Ветром, тем самым убив двух зайцев сразу. Во-первых, всегда есть возможность, что наши с Максом перепалки прекратятся, во-вторых, она все еще пытается помирить двух лучших друзей. Засранка! Девушка просекла, что я буду пытаться прикрывать заднюю линию и, по возможности, страховать переднюю, вот и подала в сторону моего оппонента, который с кошачьей грацией отправил мяч... в аут. Теперь главное — успеть добежать и рассчитать силу удара.

-Юху! Мы забили! — я веселилась, как ребенок, забытый на ночь родителями в Диснейленде, да причем еще и с кредиткой на энную сумму.

— Засранка, — Ветров пренебрежительно посмотрел на меня и, взяв в руки сине-желтый снаряд, встал на подачу. Ох, мамочки! Что-то мне страшно. Неужели он... Я замерла, ожидая, что же будет дальше, — Не бойся, подача пройдет на "ура", — парень подмигнул, а его лицо озарила улыбка, делавшая его лицо еще притягательнее. Казалось, будто солнышко вышло из-за тучи, согревая своими лучами, даря то тепло, которого так всегда не хватает.

Умница! Он все-таки опустил мяч на ту сторону сетки! Эх, не было бы народа — расцеловала бы.

— 2:1, — прокричала Алиска, милая девушка в очках, которые придавали ей некую загадочность и шарм, с толстой косой, доходящей ей до талии. И как она, интересно, с такой массой волос управляется? Прошло немного времени, и Макс очень удачно попал сетку, хотя... нет. Мяч пролетел под этой гребаной занавеской, даже не коснувшись ее. Позже счет сравнялся. В лидеры выходила то одна, то другая команда, поэтому с точностью невозможно было сказать, кто выиграет, а кто, наоборот, проиграет. Зато стало предельно ясно, кто же будет играть за наш курс в основном составе. Кандидатуры Ветрова, Алинки и меня не обсуждались — преподаватели выдвинули обязательное требование, чтобы наши драгоценные персоны были в основном наборе. К нашей разномастной компашке добавились еще Скворцов — оказывается, он недурственно играл, особенно хорошо он принимал дальние подачи, Ленка Ветлицкая — девушка под два метром роста — многие прочили ей будущие модели, но она с головой ушла в свой ненаглядный баскетбол, иногда отвлекаясь и на волейбол, ну и наконец, готичный парень с именем Аристарх, просивший называть его коротко: Страх. Кто бы мог подумать, что он, одевающийся во все черное с ног до головы, представляющий на нашем курсе неформальное движение в стиле готики, имел не плохие задатки и начальные азы по сей нелегкой, порой даже опасной игре, двигаясь с грацией пантеры, он скользящими ударами перенаправлял мячи, резко меня их траекторию полета. В общем, сборная солянка "аля — первый курс истфака" была готова.

А игра тем временем все набирала и набирала обороты: еще пара мячей, и она закончиться. Мы решили не играть все три сета, так как это слишком муторно, да и время, выделенное нам, поджимало: за закрытыми дверями спортзала уже ютились пятикурсники, пытающиеся подглядеть в замочную скважину. Так и хотелось выйти к ним и спросить:

— Много ли вы, добры молодцы и красны девицы увидели? Понравилось ли вам?

— 25:25, играем до 27, а там, если что — то ничья, — прокричала Алиска, нарушая нашу очередную перепалку с Максимом. Этот гад, надо сказать, красивый гад, опять пропусти мяч, сказав, что он, мол, отвлекся на шорохи за дверью. Мое терпение лопнуло — надавала ему по шее! А этот...п... нехороший человек просто подошел ко мне, опаляя своим жарким, как сама пустыня Сахара, дыханием кожу прошептал:

— Солнышко, не нарывайся, иначе я тебя не только поцелую на глазах нашего курса, но и на глазах у всего университета, включая профессоров и деканов, а потом уйду, сказав, что все так и было, что это всего лишь временное помутнение рассудка. Мне поверят, а вот как ты будешь выкручиваться, если ответишь на мой поцелуй, и твой руки, словно лианы, обовьют мою шею, притягивая, а не отталкивая, ммм? — черт, от его голоса, немного хриплого и бархатистого, как панбархат, по спине поползли мурашки, а в животе образовался тугой узел, который никак не хотел развязываться. Только этого мне и не хватало для полного счастья.

— Я скажу, что пыталась тебя задушить, вот, раздумывала каким способом, — собравшись с мыслями, которые, как тараканы, разбегались от меня, проговорила.

— Хм, пусть это будет метод Лариной, — он легонько прикусил мочку моего уха, причем никто ничего не заподозрил, думая, что мы там так активно завязываем шнурки, которые вдруг, по непонятным причинам, развязались у нас одновременно. По всему телу прошла дрожь, слова застряли в горле. Нет, надо это прекращать! Недолго думая, двинула локтем в ту сторону, где у Ветра находилось солнечное сплетение. И как вы думаете, я попала? Попала, но немного ниже, чем нужно, отчего парень на мгновение скорчился от боли, но тут же взял себя в руки, — А вот за это ты ответишь!

— Так, народ, таймаут окончен. Поднапрягитесь! — подбадривала нас Алиса, сидя на скамейке.

Игра стала еще напряженнее, и вот счет 26:26. Последний мяч, который подает Алинка, так что ждать ничего хорошего не стоит. Видимо, все-таки придется провести с Ветром 24 часа, хотя лучше повеситься. Мяч в воздухе, Макс, как всегда, вывел его элегантно в аут, где собственно его уже ждала я. Удар... и мяч падает на ту сторону сетки, чуть-чуть задев ее.

— Так... У вас ничья! — радости нашего судьи не было предела.

— Но почему? Я же забила, — нет, не хочу к Ветру на 24 часа в рабство.

— Я так решила, мне виднее!

— Значит так, ты проводишь со мной весь день, — тут же подскочил ко мне Максим, — Назначай время.

— А у меня ведь тоже есть желание! Предлагаю аннулировать наше соглашение, — вот, кажется, идеальный вариант. Меня все устраивает.

— Нет, милая моя, так не пойдет, — хм, ну ладно. Если честно, то я, в принципе, так и предполагала, так что уже морально подготовилась. Эх, чего бы мне такого пожелать? А, знаю.

— Макс, а знаешь что? Подари мне то, что тебе дороже всего на свете! И я свободна в субботу, — махнув на прощанье всем рукой, потопала в раздевалку, оставив ошарашенного парня стоять с открытым ртом и думать, что же у него самое дорогое в жизни.

Гардеробная встретила меня тишиной и прохладой. Шевелиться, а тем более куда-то идти не было никаких сил, поэтому плюхнувшись на лавку, блаженно закрыла глаза, прислонившись спиной к холодному кафелю. Легкое колебание воздуха, и рядом скрипнула скамейка.

— Алин, скажи, зачем вы все это подстроили? — так тихо могла ходить только она, да и к тому же я давно привыкла, что здесь, кроме нас с ней больше никто не переодевается.

— Ви, дурочка моя, ты же его любишь, причем давно. И пока он с этими мымрами... — она не договорила, задумавшись о чем-то своем, перед моим мысленным взором проплыла картинка, где Макс обнимает очередную куклу, которую вновь сменит через месяц. Да, знала ведь, что он не постоянный, немного надменный, иногда сволочной, но мне кажется, что в душе он романтик, просто его когда-то очень сильно обидели, отчего парень закрылся в себе, используя девушек, просто мстя им за ту, одну, которая перечеркнула все, что нем было хорошего, все, что он теперь спрятал. Максим был загадкой, которые всегда влекли меня. Я будто бы мотылек летела на его огонь, хотя и знала, что рискую опалить крылья, но, как говориться, кто не рискует, тот не пьет шампанского.

— Тебе ведь больно... — подруга приобняла меня за плечи, искренне мне сочувствуя. Знаете, я даже ей завидую сейчас, когда у них с Сержем такая идиллия, а вспомнить, хотя бы, какие у них с Серегой были по началу отношения, и как они вообще познакомились.

Огромное летнее солнце, светившее с голубых небес, нещадно палило. В это лето жара стояла просто аномальная, никто не знал, куда бы деться, плевать даже было на слепней и комаров, вечно летающих в поисках крови. Люди часами не вылазили из воды, а в обед город вообще казался вымершим...

— Ну, и что мы тут забыли? — простонала я, открывая бутылку с холодной водой, которая, видимо, уже успела нагреться.

— Мне просто нужно помочь разнести почту, — спокойно ответила подруга,— А то, видишь, у меня травма, — она показала мне свой локоть, где обнаружилась огромная царапина, скорее даже порез, причем очень глубокий. Врачи говорили, что надо бы это дело было зашить, но если Алинка этого не хочет, значит — не хочет.

— Где же тебя так угораздило? — поинтересовалась, с любопытством глядя на подругу, лицо которой в миг стало хмурым. Вот бы и на небе так же: раз и дождевая туча, а потом такой долгожданный дождь, иначе, со временем, у нас наступит апокалипсис — мы просто-напросто задохнемся в этой пыли.

— Да каталась позавчера вечером, часов в десять, на роликах, и какой-то дебил меня толкнул. Ну, я и полетела на парапет, а там острый кусок железа торчал, вот и... — закончила свой нерадостный рассказ девушка, заходя в прохладное помещение здания, где располагался почтовый участок.

В принципе, в четыре-то руки, ой, в три, мы быстро расписал газеты и журналы, разложив письма и прочую корреспонденцию, которую, запихав в сумку, потопали разносить. Часть участка, находящуюся в частном секторе мы разложили всего за час, так что теперь лишь остался Афанасьевский микрорайон, где, по большей части, находились элитные многоэтажки, причем читали практически на всех этажах, а зная наш народ, который любит, чтобы ящик висел прямо рядом с дверью... Кошмар какой-то. Вот и бегали мы, как белки по всем пунктам назначения.

— Фух, остались только письмо и газета. Так это у нас... 16 этаж, — сообщила подруга, состроив кислую мину. Немного посидев на скамейке, мы потопали на этот пресловутый 16 этаж. Так мало этого: лифт не работал!!!!

С трудом добравшись до нужной квартиры, мы уже было решили бросить в ящик все. что пришло хозяевам, как входная дверь открылась и на лестничную клетку вышел парень. Русые, немного взъерошенные и вьющиеся волосы, пронзительные серые глаза... Черная футболка с улыбающимся смайлом не скрывала его поджарого тела: сразу видно, он занимается спортом.

— Девушка, да сколько же это может продолжаться?!!! Вы на часы смотрели?!! Седьмой час!!! А вы только газеты несете! На фига вам деньги платят, раз вы не можете приносить корреспонденцию вовремя и не справляетесь со своей работой! — повысив голос, отчитывал он подругу, которая стояла, как громом пораженная. Зная ее, с точностью могу сказать, что сейчас что-то будет. И вот...

— Да что вы говорите! Извините, но это не я живу на 16 этаже и желаю, чтобы почтовый ящик находился у меня прямо под носом! Да ты... Как ты смеешь предъявлять мне что-то, когда сам, наверняка, не знаешь, как даются деньги!!!! — все, Алинку понесло, теперь она, пока не выскажется, не замолкнет!

— Да ты...

— Молчи и слушай! Какого хрена ты сбил меня позавчера, когда катался в парке на роликах! Это все из-за тебя!!!!! — она продемонстрировала ему свою боевую травму, яростно сверкая глазами. Не знаю, видела она это или нет, но парень, как зачарованный смотрел на нее. Да, действительно, в этот момент подруга сейчас напоминала валькирию, такую же красивую и живую, мечущуюся, словно огонь, готовую вот-вот сорваться в бой и показать всем, где зимуют раки.

— Девушка, вас с таким темпераментом никто замуж не возьмет, даже и не полюбит никто, — хмыкнул парень, Ой, зря он это сказал. Именно эта фраза стала роковой, перевернувшей его жизнь с ног на голову. Правильно говорили люди, никогда не зарекайтесь, иначе для вас это может обернуться чем-то... не особо приятным.

Вот так вот они и нашли друг друга, а теперь друг без друга никуда. Бывало, у них все даже до драк поначалу доходило, а сейчас ничего, все нормально.

— Алин, знаешь, любую боль можно вытерпеть или спрятать, — тихо сказала я и, взяв свои вещи, пошла на выход. Хотелось просто побыть одной, подумать... Возможно все, что накопилось в душе получиться выплеснуть в еще одно никому ненужное стихотворение или песню.

— Виолетта, постой! — кто-то окрикнул меня, поэтому пришлось остановиться, но когда поняла, кто это, быстро пошла дальше, — Да стой же ты, — Ветров схватил меня за рукав куртки, заставляя притормозить.

— Чего тебе еще? — насупившись, поинтересовалась я. Не было никакого желания с кем-либо общаться, особенно с ним.

— Не желаешь прогуляться? Возражения не принимаются, — улыбнулся он, — Пешком или автобусом?

— Бе, ненавижу эти вечно тарахтящие повозки для людей, которые набились туда, как кильки в банку.

— Да, я тоже этого не особо люблю транспорт, разве что мотоциклы. Обожаю это пьянящее чувство свободы, когда ты будто скользишь над трассой, сжимая ногами бока стального коня, — парень так вдохновенно расписывал все прелести своего железного друга, что мне очень захотелось ощутить все те эмоции, которые он так ярко и красочно описывал, но, увы, сейчас не сезон.

Мы медленно шли по набережной, разговаривая ни о чем.

— А ты любишь ночь? — подумав, задала интересующий меня вопрос. Я чувствовала, что стоит мне только сказать что-то не то, как он тут же закроется в себе, замкнется, и нельзя уже будет ничего исправить.

— Хм, ночь... — он задумался, повторяя это слово. Максим будто пробовал его на вкус. Он так забавно поджимал губы, что на моем лице расплылась улыбка

— Знаешь, наверное, все-таки да. Тишина. Покой. Ночь у меня ассоциируется с тишиной, когда никого нет на улицах. Это такое время, когда ты можешь быть самим собой. Наконец-то снять эту удушающую маску, которую носишь днем, — Ветер смотрел на серую гладь реки, которая планомерно несла свои воды, но только вот куда?

— А почему ты не можешь всегда быть самим собой? — не знаю, но вопрос как-то сам сорвался с моих губ, о чем я тут же пожалела, заметив, что голубые глаза парня потемнели и в них на миг проскользнула боль.

— Это сложно. Давай не будем об этом? — то ли спросил, то ли сказал Макс, остановившись и облокотившись спиной об ограду, — Черт, и чего я тобой разоткровенничался?

— Иногда лучше высказаться кому-то постороннему, чем держать все в себе, — говоря это, старалась не смотреть на него, зная, что в его глазах, наверняка, застыл холодный лед. Начали зябнуть руки: вот я шоня, забыла перчатки дома. Поднеся коченеющие кисти к губам, стала дышать на них, пытаясь хоть как-то их согреть.

— Ты не посторонняя, — он произнес это едва слышно, взяв мои руки в свои, от чего мне сразу же стало теплее, — И ты, наверное, права, но я не могу пока кому-то довериться, с кем-то поделиться тем, что меня гложет, — он говорил так искренне, по прежнему сжимая мой пальцы.

— Ладно, проехали. Пойдем дальше? — мы шли по набережной, взявшись за руки, но никто не пытался вновь заговорить, думая о чем-то своем. Нет, эта тишина не была гнетущей. Она не создавала того чувства, будто ты здесь лишний. Все было как раз наоборот: казалось, что именно так и нужно, что так правильно, но, увы, рано или поздно все кончается.

Навстречу нам неслась Амалия. Полы желтого плаща, развеваясь от ветра, показывали ее красную мини-юбку, колготки в сеточку и красивые длинные ноги.

— Макисмушка! — взвизгнула девица, повиснув у парня на шее и оставив след от розовой помады на его щеке, — Я так скучала. Почему ты меня не подождал? А как же переезд? — затараторила она, не обращая на меня ни малейшего внимания, но когда заметила...

— А ты что здесь делаешь?!!! Решила, пока меня нет, охомутать моего Максюшу?!!! Да знаешь что?! Ты ему на фиг не нужна, просто попользуется и бросит, как бросают дети сломанные игрушки. Ты никто! Ему такие не нужны! — орала блондинка, собирая толпу зевак вокруг себя. Люди с интересом смотрели на бесплатный цирк, развернувшийся прямо на набережной: всем было интересно, чем же все это закончиться.

— Все это я знаю без тебя, но как говориться, Contra spem spero, — тихо прошептала я, — Прощай, Макс, — развернувшись, протиснулась сквозь толпу и едва сдерживая себя, чтобы не перейти на бег и не сбежать из этого ужасного места, быстро пошла в обратную сторону, оставляя позади себя ошарашенного Макса и довольную Амалию.

Максим.

Какой дьявол дернул меня поцеловать Ларину у всех на глазах? Не знаю, но когда она состроила невинные глазки, хлопая меня по плечу, да в совокупности тем, что сказала... В меня вселился бес какой-то: захотелось коснуться ее нежных губ, вновь почувствовать их неповторимый вкус, что я, собственно, и сделал. Ее руки, словно лианы, оплели мою шею, стараясь притянуть ближе, углубить поцелуй. Аккуратно провел кончиком языка по ее нижней губе... Ее стон, ставший музыкой для моих ушей. Так и хотелось сейчас схватить девушку в охапку и унести туда, где мы останемся только вдвоем. Мои руки заскользили ниже, сдавливая ее...хм... попу...

— Хм, а мы вам не мешаем? В принципе, можем и уйти, — раздался рядом голос Алинки, которая, видимо, с интересом наблюдала за развернувшимся действием. Мы с Лариной, как ошпаренные отскочили друг от друга.

— Нет, — ответил я, глядя на Виолетту, которая с грустью посмотрела на меня, а потом быстро отвернулась

— Делимся по шесть человек на каждую сторону, — произнесла она, делая вид, что ничего не произошло. Это задело, причем больше, чем я ожидал. Да что происходит? Почему эта взбалмошная девчонка меня волнует? Почему сердце, как ошалелое, стучит в ее присутствии? Почему хочется спрятать ее ото всех бед и напастей, прижать к себе и никогда не отпускать? Не знаю! Потом разберусь, а сейчас, главное — игра. Виолетта уже страховала девчонку, которая, видимо, первый раз видит поставленную подачу. И с этим...хм... сбродом нам предстоит играть? Не дай бог!

— Ларина, у тебя что, руки не из того места растут?! Мяч отбить уже не можешь! Правильно Сан Саныч сделал, что вышиб тебя из команды! — заорал я, приближаясь к ней все ближе и ближе.

— Нет. Извини, конечно, но ты идиот слепой! Скажи мне, лучший ты наш игрок, как я могу с задней линии ставить блок, м? Не знаешь? Вот и я не знаю. Так что, будь добр, прекращай свои наезды. Никто не виноват, что ты ходишь злой, как черт, из-за того, что Амалия тебя не может удовлетворить! — зло бросила она, — И если ты помнишь, то после моего ухода команда распалась, оставив Кеглова и Блонди наедине друг с другом, а так же мячом и сеткой! — на миг в ее орехово-карих глазах мелькнула боль, которую девушка тут же постаралась скрыть. Неужели из-за моих слов? Прости, прости меня! Я не хотел тебя ранить, но... так надо

— Знаешь что, Ларина? — сквозь зубы процедил я, едва сдерживаясь, чтобы не обнять девушку, утешить ее.

— Чего тебе, милый мой Ветерок? — с издевкой поинтересовалась Ви, разминая кисти руку. Вот такое вот ее обращение окончательно вывело меня из себя.

— Предлагаю пари, — сорвалось с моих губ, о чем позже уже успел пожалеть.

— В чем его суть? — вон даже Скворцов, находящийся на другом конце площадки прекратил паясничать и стал прислушиваться.

— Если мы проиграем, то ты проводишь со мной 24 часа, — в крови бурлил адреналин. Что поделаешь, пари и всякого рода споры — моя слабость с самого детства.

— А если выиграем? —

— Это уже на твое усмотрение. Так сказать, на что твоя фантазия способна, —

— Прекрасно. Условие я озвучу позже, — развернувшись, девушка заняла свое место, приготовившись отбивать очередную подачу подруги, в глазах которой блестел бесовский огонь. Свисток. И мяч в игре. Разбег... Удар... Мяч трясло от силы, с которой он был подан. Так, видимо, ее подруженька решила мне помочь. Странно. Не знаю, каким образом Ви это сделала, но мяч перелетел через сетку.

-Юху! Мы забили! — Ларина веселилась, как ребенок, забытый на ночь родителями в Диснейленде, да причем еще и с кредиткой на энную сумму.

— Засранка, — я пренебрежительно посмотрел на меня и, взяв в руки сине-желтый снаряд, встал на подачу. На ее лице читалась тревога — Виолетта боялась, что я специально сорву подачу. Ошибаешься, девочка, так низко еще не пал.

В общем и целом, игра закончилась в ничью по решению нашего судьи, которого надо бы потом отблагодарить.

— Макс, а знаешь что? Подари мне то, что тебе дороже всего на свете! И я свободна в субботу, — махнув на прощанье всем рукой, Ви удалилась в раздевалку, оставив ошарашенного меня стоять с открытым ртом и думать, что же у меня самое дорогое в жизни.

Позже, когда девушка вышла из здания университета, я окрикнул ее и, с трудом догнав, предложил прогуляться по набережной. Не знаю, зачем это сделал? Никогда не задумывался над своими поступками. Казалось, что Виолетта чувствует и понимает меня, как никто другой. Она была права — нужно выговориться, но я пока еще к этому не готов: боюсь опять той боли, что была тогда. Какие у нее холодные пальцы... Эта девушка не была для меня посторонней. За пару месяцев она круто изменила меня и мою жизнь, как и та, что когда-то приходила на занятия к Алексу. Кажется я... Додумать мне не дал голос этой прилипалы-блондинки, которая неслась на меня с громким криком:

— Макисмушка! — взвизгнула девица, повиснув на моей шее и оставив след от розовой помады на щеке, — Я так скучала. Почему ты меня не подождал? А как же переезд? — затараторила она, не обращая на Ларину ни малейшего внимания, но когда заметила...

— А ты что здесь делаешь?!!! Решила, пока меня нет, охомутать моего Максюшу?!!! Да знаешь что?! Ты ему на фиг не нужна, просто попользуется и бросит, как бросают дети, сломанные игрушки. Ты никто! Ему такие не нужны! — орала блондинка, собирая толпу зевак вокруг себя. Люди с интересом смотрели на бесплатный цирк, развернувшийся прямо на набережной: всем было интересно, чем же все это закончиться.

— Все это я знаю без тебя, но как говориться, Contra spem spero, — тихо прошептала Ви, — Прощай, Макс, — развернувшись, протиснулась сквозь толпу и затерялась в ней.

— Дурак ты, парень, раз не видишь очевидного. Променять такую девушку на размалеванную куклу, — раздался над самым ухом голос какого-то старика, который потом быстро исчез в толпе, которая постепенно начала рассеиваться. Да, действительно, дурак. Я же...

— А куда мы пойдем? — подала голос расфуфыренная Амалия.

— Не знаю, куда пойдешь ты, лично я — домой. Чао, — развернувшись, перебежал дорогу и скрылся за поворотом. Contra spem spero, без надежды надеюсь... На что же ты надеешься, Виолетта Ларина?

Глава 6.

Сброшу маску, раскрашу я в черный весь мир,

Рухнут иллюзии, станет все сразу простым.

Ты не заметил, то что я рядом была,

А за спиною реют два черных крыла.

Мы ненавидим, любим и врем себе,

Наши крылья сгорают в дьявольском вечном огне.

Мы убиваем нашу с тобой любовь,

Но, увы, навсегда рядом я буду с тобой.

Я влюбилась, какой же глупой была:

Белые крылья я в жертву любви принесла.

Я ненавижу за все этот проклятый мир:

Именно он ведь любовь мою в пламе спалил.

Мы ненавидим, любим и врем себе,

Наши крылья сгорают в дьявольском вечном огне.

Мы убиваем нашу с тобой любовь,

Но, увы, навсегда рядом я буду с тобой.

Время уходит...

Ты далеко...

Бег остановят стрелки часов...

Иней застынет как серебро,

Видно, нам вместе быть не дано.

Крылья сгорели нашей с тобой любви,

Остаются лишь перья на память тебе обо мне.

Крылья сгорели, с ними сгорела я

Но, увы, не забыть мне уж тебя никогда.

На улице шел дождь, который уже надоел до такой степени, что хотелось собрать чемоданы и уехать туда, где его нет. В Сахару, например. Тяжелые капли падали в реку, выбивая, какую-то, ведомую только ему, мелодию. Именно сегодня мы, всей честной компанией решили снимать клип на новую песню "Ненависть и любовь".

На окраине нашего города, где река делала резкий поворот, находился стальмост, построенный еще в СССР, теперь он являлся памятником рухнувшего коммунизма. Алекс скомандовал:

— Снимать будем здесь. Уж больно антураж подходящий, — матерились мы на пару с Максом очень долго и со вкусом: ни мне, ни ему ни погодные условия, ни само место не нравились. Но кто ж нас будет спрашивать?

Огромный, сделанный из стальных балок мост... Казалось, что он мог в любой момент рухнуть, погребя под собой незадачливых рыбаков и нас... Деревья, сбросившие свою листву... Поля, мрачные и серые, похожие чем-то на пустыни в Аиде... И река, с трудом влачившая свои воды... Вот такой вот антураж.

О, Боже! Сколько же нервов было угроблено на эту работу! Мне постоянно хотелось убить Ветра, пристукнуть его собственным инструментом, но Теплов, как всегда, не дал взять грех на душу, пообещав, что пристукнет его сам, правда, после съемок. Не знаю, я думала, что в наших отношениях с гитаристом (Ветром) хоть что-то изменилось после прогулки по набережной, но нет... Все как всегда: голубые глаза, полные ненависти, глупые подколки...

Да, было потрачено много сил, особенно с моей стороны, но результат... Особенно меня выбесил момент, когда я, по сценарию, должна была обнаженной вышагивать по лесу, а потом еще и Ветра обнимать. В тот момент я была готова прибить незадачливого сценариста, но помешал Макс.

— Чего я там не видел, — махнул он рукой, — можешь тазобедренною часть фиговым листочком прикрыть, — заржал парень, как конь, а с ним и остальные, — А если хочешь — могу потом перед тобой в обнаженке продефилировать, чтоб не так обидно было, — голубые глаза серьезно смотрели на меня, говоря, что это не шутка.

— Эй, ты там не расходись так, — подал голос Алекс, выходя из-за кустов в обнимку с Юлькой, — У вас будет и на это время. Есть там такой моментик.

В общем, за время съемок, каждый узнал о себе много нового, о чем даже и не подозревал. Но клип получился просто волшебным. Я думаю, оно того стоило. Особенно жертва Макса: парню пришлось отращивать волосы, чтобы соответствовать образу.

...Мягкая зеленая трава с каплями росы, блестящими на солнце, а над головой голубое небо, которому нет конца и края... Я шла по первозданному лесу, едва касаясь пальцами растущих кругом растений. Боже, какая красота... Легкий ветер овевал мое обнаженное тело, укрытое ниспадающими до колен волосами...

Вдруг где-то раздался шум, на который я пошла будто змея, зачарованная звуками флейты... Раздвинув невысокие кусты, я обмерла — моему взору предстала потрясающая картина: огромные потоки воды с небывалой высоты устремлялись вниз. Они играли на солнце всеми цветами радуги. Вот это и есть стихия... Непокорная, не поддающаяся изучению... Она просто есть, как нечто фундаментальное, но не стоит ее злить, иначе за это можно очень сильно поплатиться... Где-то хрустнула ветка, я обернулась: передо мной, в тени ветвистого дерева, стоял парень. Волосы цвета воронова крыла непокорными прядями вились вокруг его лица с высокими скулами, а глаза... Голубые, словно воды холодного озера... В своих руках с тонкими изящными пальцами он держал красный плод, который так и манил его съесть.

Осторожно, шаг за шагом, приблизилась к юноше и аккуратно взяла плод. Вдруг небо потемнело, по макушкам деревьев пронесся ветер, отчего те протяжно заскрипели... Вода за моей спиной вспенилась.... Что-то холодное ударило по моим обнаженным плечам, отчего пришлось выпустить на волю свои белоснежные крылья и укутаться в них... Но все это было не важно. В моих руках был красный плод, а за спиной юноши распахнулись черные, словно ночь, крылья.... Падение... Любовь... Черные крылья....

-Сброшу маску, раскрашу я в черный весь мир, — раздался немного хрипловатый голос парня, стоящего на самой вершине стальмоста. Черные длинные волосы развевал ветер, трепал их, стараясь причинить боль... Но больнее уже не будет, — Рухнут иллюзии, станет все сразу простым, — по его обнаженной спине барабанил дождь, а за спиной чернели крылья, которые были причиной всех его бед. Взгляд голубых глаз был устремлен вверх, на серое грозовое небо, ища ответа, почему же он не может быть счастлив.

— Ты не заметил, то что я рядом была,

А за спиною реют два черных крыла, — разорвал тишину нежный голос девушки в темных узких джинсах и белой майке. Ее длинные волосы, заплетенные в косу, промокли под слезами неба, а черные крылья слегка подрагивали от шквалистого ветра. Девушка аккуратно коснулась плеча парня, который развернувшись, скинул ее руку и рванул вниз, распахивая крылья...

— Мы ненавидим, любим и врем себе,

Наши крылья сгорают в дьявольском вечном огне.

Мы убиваем нашу с тобой любовь,

Но, увы, навсегда рядом я буду с тобой, — их голоса слились в единое целое, передавая всю ту боль, что скопилась за прожитые ими тысячелетия. Он любили... безумно любили друг друга, но так же сильна была их ненависть, сжигавшая сердца. Два чувства сплелись в одно, рождая кроваво-красный цветок страсти...

-Я влюбилась, какой же глупой была:

Белые крылья я в жертву любви принесла, — картинка сменилась. Юная дочь короля бежала по саду и смеялась... Смеялась заливисто и звонко... А за ней бежал парень, чьи голубые глаза не отрываясь, с любовью смотрели на маячащую впереди хрупкую фигурку принцессы... Но ненависть, сжигавшая их, оказалась сильнее... Тонкий серебряный стилет вошел в грудь девушки... В ее глазах, как всегда застыл немой вопрос... Она одновременно любила и ненавидела своего убийцу, своего черного ангела... Не могла простить ему того, что ее крылья, когда-то белые, как снег на вершинах Пелиона, вмиг стали чернее ночи...

-Я ненавижу за все этот проклятый мир.

Именно он ведь любовь мою в пламе спалил, — раз за разом он убивал ту, что так безумно любил и ненавидел, а потом умирал сам, срывая с губ возлюбленной поцелуй смерти. Они не могли быть вместе, но и не могли быть врозь... Ничто не в силах разорвать сей порочный круг...

-Мы ненавидим, любим и врем себе,

Наши крылья сгорают в дьявольском вечном огне.

Мы убиваем нашу с тобой любовь,

Но, увы, навсегда рядом я буду с тобой.

Наше время... XXI век... Огромная комната, освещаемая лишь свечами, которые уже догорают... И двое влюбленных... Одежда рвется под их руками.... Страстные стоны срываются с губ... Обнаженные тела сплетаются в диком, неудержимом танце любви и страсти... Они отдают себя друг друга до конца, без остатка, зная, что будет потом... Девушка выгибается словно лук, изящные пальцы парня рисуют невидимые узоры на ее обнаженном теле, срывая с ее искусанных в кровь губ крик восторга...

— Я не могу тебя убить... Не могу, — клинок летит на пол... Парень целует девушку... Целует, передавая свои чувства, свою любовь, свою ненависть... И улетает в распахнутое настежь окно...

— Время уходит...

Ты далеко...

Бег остановят стрелки часов...

Иней застынет как серебро,

Видно, нам вместе быть не дано, — разрывает звенящую тишину нежный голос, полный боли... Огромный циферблат часов леденеет, покрывается инеем, стрелки останавливаются.... и время разлетается на кусочки...

Рассвет... Двое стоят на стальном мосту, глядя друг другу в глаза. Небо окрасилось в кровавый цвет...

-Крылья сгорели нашей с тобой любви,

Остаются лишь перья на память тебе обо мне.

Крылья сгорели, с ними сгорела я

Но, увы, не забыть мне уж тебя никогда, — девушка протягивает к своему темному ангелу руку, нежно касаясь его щеки, проводя пальцами по губам, призывая ничего не говорить... И ее крылья загораются алым огнем... Рука безвольно опускается, и девушка летит вниз... в реку... До спокойной водной глади озера долетает лишь пепел, который опускается на воду и его подхватывает течение...

— Нет!!! — душераздирающий крик срывается с губ темного ангела, в руке появляется стилет... Взмах... и он тоже летит вниз... Круг разорван... Преград больше нет... Вода поглотила все, навсегда спрятав влюбленных от боли и невзгод....

Черт, это невероятно. Настолько волшебно и захватывающе, что за спиной до сих пор ощущались крылья.

— Вау! Ребята, вы превзошли самих себя, особенно в постельной сцене. Это настолько натурально, что... — начала комментировать Алинка, но взглянув на нас, замолкла на полуслове.

Хмурый Ветров, молча, сидел ни говоря, ни слова, потом вдруг резко вскочил и, схватив меня, за руку потащил за собой.

— Ты о чем думала, когда так на мне извивалась? — шипел парень, тарабаня пальцами по стене.

— А что не так-то? — у меня к нему тоже претензий вагон и маленькая тележка: зачем было так убедительно играть?

— Да все! Все не так! Я не знаю, что последнее время происходит! Почем ты липнешь ко мне, как банный лист к заднему месту? Что, захотелось красивого и богатого парня? Как же я вас всех ненавижу! — орал он, тряся меня за плечи, будто бы я была куклой.

Не знаю, что с ним происходит. Уже прошла неделя с нашей с ним прогулки по набережной, и мы больше не пересекались, стараясь не общаться и не видеться, но полностью игнорировать друг друга не получалось: оставались тренировки по волейболу и группа, будь она неладна, а теперь еще и этот клип... Все было настолько реально, что даже и не возникало чувства, что это все наигранно. И надежда, словно цветок, согретый лучами солнца, расцвела в моем сердце... Но нет! Это были всего лишь иллюзии, мои воздушные замки, которые рухнули в одночасье...

— Значит, я липну, да?! — все, мое терпение лопнуло, — А, может быть, ты?! Слишком самовлюбленный, слишком эгоистичный! Ты не видишь ничего хорошего в окружающих тебя людях. Если бы ты смог открыть глаза....Хотя, зачем?! Ведь уже привык, что все девушки хотят от тебя только денег или еще чего-нибудь, — я покраснела, когда мой мозг выдал картинку, как Амалия и Макс... Ты идиот! Пойми, я не твоя Амалия, нет смысла бегать за тобой! Мне не нужны ни твой деньги, ни все остальное! Я просто, дура, люблю тебя! Причем давно. Ой, — все, это конец. Сейчас он снова начнет смеяться, говоря, что я ему не подхожу. Опять будет боль, слезы... Все, хватит!

— Ты...что? — парень как-то странно смотрел на меня, то ли оценивающе, то ли пренебрежительно.

— Ничего. Прости и забудь, что я сказала, — развернувшись, помчалась к выходу, не забыв прихватить рюкзак и куртку, все-таки не май месяц.

Прошел месяц...

Ноябрь... Последний месяц осени, когда никак не поймешь: то ли сейчас будет снег, прячущий грязь под своим покровом, то ли дождь, делающий дороги еще не проходимее. Голые деревья, серое небо, пожухлая трава... Сегодня 23 октября, а такое чувство, что уже ноябрь.

-"Унылая пора — очей очарованье", — писал великий классик. Да уж, какое тут очарование, когда от скуки хочется выть и лезть на стенку. Через неделю после того, как сбежала от Ветра, я заболела. Причем основательно так заболела: температура под сорок, кашель, насморк и одиночество... Никто ко мне не заходил, кроме врача, ссылаясь на неожиданно возникшие неотложные дела. Ну, Алинка с Серегой были заняты исключительно друг другом, так же как и Юлька с Алексом, а остальные... Им нет до меня дела. Ну, ничего, завтра мой больничный заканчивается, чему я безумно рада. Вдруг равномерный ход моих мыслей прервал дверной звонок, зазвеневший по все квартире. Пришлось идти открывать. Каково же было мое удивление, когда на пороге я увидела...

— Максим? — вот уж кого не ожидала лицезреть, так это его. Поэтому сразу же решила захлопнуть дверь, но помешала его нога, поставленная в проем.

— Привет. Спрятаться не удастся, — прошептал он, заходя в квартиру и закрывая за собой дверь.

— Да что ты?! Вообще, это вторжение на чужую территорию! Я буду жаловаться! — кипятилась я, как чайник, проходя на кухню.

— Вперед! Тебя никто не держит, но сначала ты повторишь то, что тогда сказала, — его руки обхватили меня за талию и прижали к себе.

— Что ты идиот? — поинтересовалась, пытаясь вырваться из его железной хватки, но куда там. Не знаю, его поведение и поступки казались мне странными: то орет на меня, обвиняя во всех смертных грехах, а то целует или, вот как сейчас, прижимает к себе.

— И без тебя знаю. Не надо мне каждый раз об этом напоминать, засмеялся он, а затем его губы коснулись моего уха, отчего по мне прокатилась дрожь — сквозняк, наверное, хотя окна закрыты, — Нет, повтори последние три слова, что ты сказала.

— Это что-нибудь изменит? — обреченно вздохнула я, обвисая на его руках. Отрицанием ничего не добьешься — он и так все прекрасно помнит. Может, сослаться на состояние аффекта? Или я просто пошутила? Нет, тоже не подходит. Значит, лучше сказать правду, — Максим Ветров, я люблю тебя, идиота, — прошептала, выдохнув и закрыв глаза. Надеюсь, что не услышу его смех, как тогда, в парке.

— Да, это что-нибудь изменит, но... — разорвал он тишину, повисшую в воздухе. Нет, а чего еще я ожидала? Что он кинется ко мне в ноженьки с предложением руки и сердца? Дура. Это же не сказка, а реальности такого не бывает, — Ты мне небезразлична.

— Хм, я должна прыгать от счастья? Знаешь, моя любовь ни к чему тебя не обязывает. Ты не должен петь мне дифирамбы, говорить слащавые комплименты. Давай просто останемся друзьями. И, вообще, забудь мои слова, — все так же тихо прошептала я парню, когда он развернул меня к себе лицом.

— В том-то и дело, что я не хочу быть просто другом. Я сам уже не знаю, чего хочу, — он, подхватив меня на руки, прошел в гостиную, где устроился на диване, все так же не спуская мою тушку с рук, — Когда-то давно я познакомился с одной девушкой, которую безумно полюбил. Красивая, обаятельная и умная, она пленила мое сердце. Я носами не мог спать, писал ей стихи, посвящал песни, дарил цветы. И она согласилась стать моей. Я познакомил ее с отцом, который, как ни странно, не был против наших отношений. Маргарита стала для меня всем. Без ее улыбки мир казался серым и хмурым. Когда она находилась рядом, мое сердце пускалось в галоп. Все было прекрасно, мы даже планировали пожениться, как только нам исполнится восемнадцать, но этому никогда не суждено было сбыться... Однажды, возвращаясь, домой с тренировки, я решил пройтись по набережной и свернул за угол у бара "Канцлер". То, что я увидел, мне никогда не забыть: моя Марго стояла, прижавшись спиной к стене, а какой-то блондин склонился над ее обнаженной грудью, проводя руками по бедрам. Черт, как же мне тогда было больно. Казалось, что сердце перестало биться... И вдруг она подняла голову и посмотрела на меня.

— Ты — ничтожество, а мне всего лишь были нужны твои деньги, — сказали ее губы, накрашенные красной помадой. Нашим отношениям пришел крах. Я сломался, после нашего с ней разрыва, не ел и не спал. Отец пытался затащить меня на прием к психологу, но это у него не получилось, а потом... Как-то гуляю по парку, я нашел стихотворение, которое и стало, наверное, стимулом к возвращению. Я начал все с чистого листа, — закончил свой рассказ Макс, крепче прижав меня к себе. Так вот почему он так вел себя... Всего лишь боялся вновь впустить кого-то в свое израненное сердце.

— А что за стишок? — интересно, чье же творчество так кардинально его затронуло?

— Начать сначала... с чистого листа...

Переписать истории страницу,

Ну, а потом, опять уйти, забыться,

Сменить пароли, явки, адреса...

Тебя не любят? Ну и что, плевать!

Ты улыбнись, оставь подушке слезы

И счастье радостной мимозой

В окошко застучит опять.

Так мир устроен: ты любил — забыл,

Ты проиграл, а может быть, и выиграл,

Но лучше ничего не забывать:

Жить дальше, помня все ошибки, — процитировал Ветер, а я, на мгновение, замерла, вспомнив, как однажды, когда я писала очередное стихотворение, ветер подхватил листочек с текстом и унес в неизвестно направлении. Как не пыталась его найти — все было четно.

— А на другой стороне было:

Небеса привлекают людей,

Они с грустью на них взирают.

Может быть, о потерянном рае мечтают...

Не об этом сейчас разговор, ты мне верь.

Там, под толщею временной пыли

Есть листочек...

Он желтым уж стал...

Но на нем, мы давно позабыли,

Кто-то реквием небу писал...

Выводил он старательно ноты,

Каждый звук он не раз проверял,

И не делал другой он работы,

Только реквием небу писал.

Он писал день и ночь, беспрерывно,

Иногда он не ел и не спал...

Ничего ему не было видно,

Он о небе лишь только мечтал.

Изливал он себя на бумагу,

Разрушал без остатка себя...

На душе кровоточили раны,

Ну а он все писал без конца.

Дни за днями и лето за летом

Проносились своей чередой,

Ну а он же писал все этот...

Этот реквием, ставший звездой...

Стал он старым... Глаза уж не видят...

Но он реквием так же писал,

Он людей стал других ненавидеть,

Он все небу мечты посвящал.

Год прошел, и свеча догорела...

Он поставил репризу в конце...

Умер он, и душа его пела:

Он успел дописать гимн мечте!

И написан ведь реквием небу!

Он венцом стал слепого творца,

Чьи глаза так любили небо,

Да и цвет их был небеса, — процитировала я свое же собственное стихотворение, которое написала когда-то давно, прослушав произведение великого классика.

— А откуда ты знаешь? — парень ошарашено смотрел на меня, все еще не веря, что именно я дала ему стимул жить после разрыва с этой Маргаритой.

— Это мои стихи, Макс. По началу, хотела написать еще и музыку к ним, но ... не пошло, — да, действительно, тогда ничего не лезло в голову, кроме аккордов "Реквиема по мечте".

— Знаешь, а я написал к ним музыку, — спокойно произнес Ветер, — У тебя гитара есть? — за что ему благодарна, так это за то, что он не стал меня расхваливать или, наоборот, поливать грязью. Я ненавижу пустые и ненужные дифирамбы. Их чаще всего говорят, когда смысл не дошел или просто хотят чего-то добиться лестью.

— Представь себе, имеется, — хмыкнув, вскочила с его колен, пулей убежав в другую комнату. Я еще никогда не видела Ветрова таким: спокойным, улыбающимся, счастливым. Я готова была отдать все, лишь бы улыбка не покидала его лица, пусть и не я ее буду видеть. От этих мыслей на душе стало так противно и тоскливо, ведь у него есть Амалия со связями, богатая наследница сети магазинов, а я?

— Ты где там застряла? — прокричал парень, когда услышал возню за стенкой. Гитара была найдена и извлечена мной из-под завалов в шкафу.

— Держи, — протянула ему свою красавицу. И он запел. Запел так, что дух захватывало. Музыка лилась нескончаемой волной, унося за собой в мир, нарисованный певцом. В мир шута...

-Я для нее всего лишь... шут.

Я для нее паяц,

Живущий жизнь под маской...

И вечно я у ног ее сижу,

Скрывая боль ужасно глупой маской.

Я для нее всего лишь... шут.

И ей плевать, что на душе моей творится,

А я живой! И я люблю!

И бьется сердце, как в силках синица.

Я плачу горько в темноте...

Мне больно, страшно и тоскливо,

Мне не найти покой нигде,

И солнца свет мне стал немилым...

Не знаю...

Но я полюбил ее...

Ее улыбку, взгляд очей серьезный,

Я полюбил ее давно,

Скрывая чувства маскою ничтожной.

Моя любовь...

Любовь шута у трона

Совсем для королевы не важна...

Я не один такой, влюбленный...

Но те знатней и грамотней меня...

Она их слушает, она им верит,

А я лишь шут... мои слова — вода...

Я — шут, и я ужасно беден,

И за душой моей нет ни гроша.

Но я ее люблю, люблю безумно сильно!

Она все в этом мире для меня:

И дом, и жизнь... она огонь всесильный,

И к ней любовь сожгла меня дотла...

А я всего лишь шут...

Всего лишь шут, влюбленный в королеву...

Я шут! Я шут! И я люблю!

Люблю...

И слезы катятся на землю...

А я всего лишь шут,

И мой удел — смешить!

Смешить, чтоб все вокруг смеялись...

Но кто бы знал, как я хочу с ней быть,

В ее любви, как в облаке, купаясь...

Но это все мечты...

Мечты шута у трона...

И не бывать такому никогда:

Не предусмотрено законами природы,

Чтоб королева полюбила бедного шута!

— Макс, это... это невероятно, — прошептала я, когда парень закончил петь. Это было что-то нереальное. Он так умело передавал через музыку все то, что чувствовал сам, — Ты — талант!

— Да нет. Это все ты. Я всего лишь написал музыку, а ты... ты создала героя, его образ и чувства. Знаешь, почему-то мне близок шут, — задумчиво произнес Макс, перебирая пальцами струны. И полилась новая мелодия, столь любимая мной, и юноша вновь запел...

Это не слёзы — это капли дождя на стекле.

Сколько можно не спать и плевать против ветра,

Быть беглецом, бежать от стены к стене,

Раздвигая пространство метр за метром?! — такие знакомые строки. Эту песню я услышала давно, когда посмотрела "На игре 2. Новый уровень" и с тех пор была от нее без ума. Она несла настолько глубокий смысл, что ее постоянно хотелось слушать и слушать.

Мы ничего не получим за выслугу лет,

Будем жадно хватать обрывки ушедших историй,

Я сомневался — мне дали надежду в ответ

И небо над головой дали чужое,

Тем, кто остался, мои слёзы,

Я выбрал жизнь, но слишком поздно,

Нас раздавило чужое небо,

Чужое небо — мои слёзы.

Сколько будет ещё бессонных ночей,

Из постели в постель ползти до утра,

Надо дождаться хотя бы первых лучей

И забыться на время, пока не наступит весна.

Прятаться глупо, даже если бушует гроза,

Под потоком воды пропадает звериная злоба,

Если нет своих слёз, под дождем пусть мокнут глаза,

Если есть в мире счастье, то больше всё же кривого...

Тем, кто остался, мои слёзы,

Я выбрал жизнь, но слишком поздно,

Нас раздавило чужое небо,

Чужое небо — мои слёзы, — да, небо... Это больно, когда все к чему ты привык, все, во что ты верил вдруг исчезло... растворилось в сизой дымке, а в замен тебе дали "чужое небо", обрезали крылья, отняли любовь... Одни называют это переменами, которые обязательно сделают жизнь лучше. Но это не так. Такие люди врут окружающим, самим себе, пытаясь скрыть ту боль, что как пуля, застряла в груди. Перемены... Что-то такое эфемерное и абстрактное, не дающее полного понятия о том, что тебя ждет дальше.

Глава 7.

— Зачем ты пришел? — шепчут синеватые губы, покрытые инеем. Уже все равно, что он здесь, что он пришел. Так всегда происходит, когда ты умираешь... Но нет. Я не умерла. Просто стало все равно.

— За тобой, — шепчет он, протягивая руку, пытаясь коснуться меня. Не успевает, хватая лишь воздух.

— Зачем? У тебя есть та, которая теперь твоя, — холодный, равнодушный голос. Ледяной голос. Напускное безразличие. Слишком больно чувствовать. Слишком больно знать и понимать, что он уже целует другую... Обнимает ее так же, как обнимал меня.

— Она не моя. Единственная, кто мне нужна, это ты. Слышишь?! Ты! Я... Я не могу есть, спать. Все чувства словно впали в летаргический сон. Ты ушла, даже не выслушав... Забрала с собой мою душу, бросив тело прозябать во тьме. Без тебя. Ты забрала с собой свет, я перестал видеть мир в ярком свете, — запинаясь, говорил он, вышагивая туда-сюда перед зеркалом в серебряной оправе.

— Говоришь, была твоим солнцем? Так найди другое. Это же для тебя не проблема, а меня оставь в покое! Неужели ты не понял, что я всего лишь пустая оболочка, а внутри все застыло. Все скованно холодом той зимы, что ты оставил после себя. Твое солнце потухло! Посмотри, посмотри на меня! Что ты видишь?! — прокричала, подходя к зеркалу. Темные тусклые волосы, которые серебряной коркой покрывал иней, бледное лицо, синеватые потрескавшиеся губы, тонкие запястья... Сейчас я походила на бледную тень самой себя, но мне плевать...

— Я вижу девушку, любимую девушку, — шепчет он, резко хватая меня за руку и притягивая к себе, — Дурочка, зачем? Зачем ты вскрыла вены? Я не стою этого. Слава богу, тебя удалось спасти, но...

— Говоришь, спасти? — голос дрожит от сдерживаемых эмоций, каким-то образом пробивших ледяной заслон, — Ты так уверен во всем. Ну как же, ты же всегда прав. Но не в этот раз. Меня не нужно было спасать, пойми, наконец. Мне больше не зачем жить. Я всего лишь тень!!! — пытаясь вырваться из его объятий, расцарапала его обнаженную грудь... Знаете, это красиво: кожа цвета алебастра и алая капля крови, стекающая по ней, — Прости. Прошу, уйди.

— Дура! Идиотка! Я люблю тебя, веришь?!!! — его губы вжимаются в мои, не давая ответить. Мысли разбегаются... Ледяная стена отчуждения, построенная с таким трудом, рухнула в одно мгновение. Вихрь эмоций захлестывает с головой, а по щекам начинают бежать слез. Боже, какая же я слабая. Не могу, не могу противостоять ему... Его словам, поцелуям, объятиям... Я люблю его, и от этого становиться больно. От осознания того, что он так же целовал и обнимал другую, хотелось лезть на стенку.

— Не верю, — с трудом отталкиваю его, отодвигаясь к стене.

— А я ведь говорила, что вам никогда не быть вместе, — раздается хриплый голос, и в комнату врывается белая вьюга, засыпающая снегом глаза, отделяющая нас друг от друга.

— Нееет!!! — в последний момент он хватает мою руку, вытягивая из снежного бурана, — Я никогда тебя больше не отпущу, — мое тело трясет, слезинки становятся льдом, с хрустальным звоном разбиваясь о землю.

— Теперь верю... — и медленно проваливаюсь в темноту, зная, что мы всегда будем вместе...

— Дзинь!!!!!!!! — о, нет. Будильник. Чертова железка, вечно звенящая так не вовремя. Стараясь не высовываться из-под одеяла, пытаюсь нащупать этого гада. Но его не оказывается под рукой, так что разлепив глаза, приходиться вставать. Ну, вот и закончился мой больничный, так что держись истфак — я иду.

— Что же такое мне снится уже больше месяца? — этот вопрос прорезал тишину квартиры, но ответ так и не был найден. Ладно, не буду заморачиваться. Выпив кофе, с которого начиналось любое мое утро в течение нескольких лет, быстренько оделась и выбежала на улицу, спеша навстречу знаниям.

Наш небольшой городок еще спал, а на его особо темных улицах горели фонари, разгоняя сырую мглу. Белесый туман клубился над рекой... Осень... Это время года подходило к своему логическому завершению, хотя и бабье лето выдалось в этом году на редкость теплым и солнечным, но как ни крути, уже чувствовалось дыханием зимы. В это холодное время, когда хочется залезть под одеяло и уснуть, нужен человек, способный отогреть, показать все яркие краски этого сурового времени года. Но у меня такого нет...

Здание университета встретило меня тишиной, но стоило войти в корпус исторического факультета, как меня сразу же накрыла волна смеха, громких голосов и чьего-то пения.

— Виолетта, пока ты болела, за тебя играла Амалия, так что сегодняшний финальный матч ты посидишь на скамейке запасных, — сообщил Скворцов, проносясь мимо меня со скоростью торпеды. Такого я, точно, не ожидала.

— Да без проблем, — отмахнувшись от назойливого парня, сдала куртку в гардероб и, подхватив рюкзак, пошла на второй этаж. Сейчас должна была начатья пара по истории.

— Как-то она спокойно отреагировала, — перешептывались однокурсники, слышавшие наш разговор. Ха, ожидали чего-то другого? Так вот: вы ошиблись! Мне надоело быть такой предсказуемой. Амалия, значит Амалия. Пусть играет, а я и в запас посижу. Черт, как же обидно, что именно на последнюю игру поставят эту...

Пары пролетали с такой стремительной быстротой, что даже не поняла, когда мой учебный день был закончен и пора было поднимать свою мадам "сижу" и идти в спортзал, болеть за свой курс. Кстати, до финала дошли только мы и еще студенты пятого курса МО. Классно, надо сказать играют. Их шестеро: три юноши и три девушки. Когда они на площадке, то кажется, что чувствуют друг друга на ментальном уровне: настолько плавны, грациозны, а главное, синхронны их движения. Они просто скользят по периметру игрового поля, с легкостью принимая мячи и отправляя их в обратный полет. На них можно смотреть часами, как на огонь, так привлекающий беспечных мотыльков, которые сгорят в его пламени. Да, нам не светит победа. Но что ж поделаешь... Такова жизнь.

Так как из команды меня не выкинули, а всего лишь посадили на скамейку запасных, то пришлось натягивать шорты и майку. Зачем? Кого мне тут заменять? Амалию? Так она у нас ас!

— И снова здравствуйте, — раздался голос из динамиков, расположенных по углам зала, — Сегодня мы закрываем университетский чемпионат по волейболу. В этом нелегко бою многие отсеялись, и лишь две команды дошли до этого блистательного финала. Если честно, то судьи были немножечко в шоке, так как не рассчитывали увидеть в финале команду первокурсников с истфака, но эта неожиданность порадовала их и стала приятным сюрпризом декану факультета, который недавно отметил свое пятидесятилетие, с чем его и поздравляем, — тарахтел комментатор. Между прочим тоже с нашего факультета.

— А можно ближе к делу, — выкрикнул кто-то со скамейки запасных у пятикурсников.

— Ближе к телу, говорите? Да с удовольствием. Причем с превеликим. Итак, сегодня встречаются команды МО 5 курс и истфака, курс 1.

— МО — название команды? — подал голос Скворцов, решивший внести лепту в представление игроков друг другу, — Мне кажется, что не хватает буквы ч в самом начале, — договорил он под оглушительный хохот трибун.

— Малолетки, — снисходительно фыркнул капитан МО.

— Так, народ. Не ссоримся. Пожали друг другу руки, взяли мячик и ждем свистка, — разрядил накалившуюся обстановку комментатор.

И началась игра... Так, наши выиграли подачу — это уже хорошо. Ну, Макс, давай. Здесь вся надежда на тебя и Алинку. Разбег, подача и... эйс!

— ДА!!!!!!!!!!! — трибуны огласились криком наших болельщиков. Ветер точным ударом забил мяч, а дальше началось...

Противники не давали ни одного шанса, вовремя ставя блоки и принимая все мячи. 20:1. Счет был явно не в нашу пользу, хотя первый сет мы умудрились каким-то образом выиграть. Но на втором сете игра как-то сразу не заладилась — на подачу встала Амалия, и все...

— Ну, Макс, мать твою, зачехли их атаку. На блондинку нечего надеяться, она кроме дриблинга больше ничего не может! — крикнула я, не в силах больше смотреть, как нашу команду размазывают по стенке. Но все было бесполезно... 25:1. Мы проиграли.

— Черт, да что же это такое? — Алинка, вытираясь полотенцем ругалась, как заправский пьянчуга. Вот где она такого понабралась?

— Не знаю, но игра не заладилась. Нас просто размазали, словно масло по бутерброду, — хмыкнул Страх, который выполнял невероятные планеры, то и дело спасая мяч.

— Ами, солнышко, не желаешь посидеть? — обратился к "Снежной королеве" Скворцов, закрывая бутылку с водой.

— Да пошел ты... Я не виновата, что Ларина дает неправильные подсказки Максимке. Из-за нее мы проигрываем, — девушка достала из косметички пилку, тут же начав подпиливать свои ногти, которые, надо сказать, так и не обстригла.

— Заткнись! — тихо произнес Макс, сидящий рядом со мной.

— Что? — лицо Амалии покраснело, говоря о том, что девушка разозлилась. Нет, только сейчас для полного счастья не хватает скандала. Пришлось вмешаться.

— Макс, не надо, — коснувшись плеча парня, заставила его посмотреть на меня, — Она и так хреново играет, а тут еще и остальным задаст неправильный настрой. Еще не все потеряно. Впереди третий сет, — его рука с изящными пальцами накрыла мою и сжала, ища поддержки.

— Я не поняла... — блондинку прервал свисток, и игроки вышли на площадку. Начался третий сет.

Так, Алинка подает. Прекрасный флот. Умница.

— 1:0, — возвестил комментатор, — Наконец-то первый курс проснулся, — в его голосе было столько радости. Он, наверное, больше игроков переживал за исход игры. По большей части, сейчас вся наша атака строилась на Ветрове и Алине. Иногда включались Страх и Скворцов, а потом на подаче оказалась Амалия...

— 11:9. Подает очаровательная блондинка истфака Амалия, — продекламировал наш комментатор, отчего наша подающая заалела, аки помидорка.

Дриблинг... Удар... и мяч пролетает под сеткой.

— Как же так можно, Ами. Ты режешь свою команду без ножа, — опять началось все тоже, что и во второй партии. Макс пытался страховать блонди, которой было уже пофиг на всю игру, отчего не успевал зачехлить мячи противника. Пятикурсники делали нас, как котят. 21:11. Мы не должны проиграть эту партию. Слишком дорого обойдется нам это поражение. Все, я больше не могу! Плевать, что обещала всю игру просидеть на скамейке запасных. Плевать на свою гордость! Мы не можем проиграть!

— Замена! — раздался мой голос со скамейки запасных.

— Но... но как же так? Ты же обещала... — возмущению нашей "Снежной королевы" не было предела, — Стерва. Я еще отомщу тебе за это. Теперь мы точно проиграем.

— Даже если и проиграем, то виновата буду я, но попробовать все же стоит, — дан свисток. Игра возобновилась. Подачу выполняла девушка-пятикурсница с темно-фиолетовыми глазами, которая на протяжении почти все игры подавала в сторону шестой зоны.

Свисток... Разбег... Удар... Нет, только не переходящий мяч... Сине-желтый снаряд летел в третью зону и Страх уже приготовился принимать, но в последний момент он, мяч, нырнул, меняя траекторию движения. Нет! Планер! В последний момент я успела упасть и подставить руки.

— Первый темп! Блестяще, истфак. 12:21, — подача наша, и подает, как раз, Алинка. Игра влилась в накатанную колею, после нескольких доигровок и удачных атак мы почти сравняли счет. 20:21. Играли все, казалось, что эта победа нужна всем. А самое главное в любом деле — надежда, которая дает крылья, свободу действий.

— 25:21, — трибуны взревели, а мы ушли с площадки — нас ждал еще четвертый сет.

— Ви, прости нас, — ко мне подошел Влад, понуро опустив голову.

— Да ладно. Не парься по этому поводу. На вашем месте так поступил бы каждый.

Свисток... Последний сет, от которого зависит вся игра...

— Итак, по трем сетам ведет команда истфака, но и для вас МО не все потеряно. Пусть победить сильнейший, — вот с таким напутствием мы и начали.

— 14:13. Историки, что же вы проигрываете?! — подача пятикурсников, и мяч попадает в сетку.

Так, теперь главное, собраться. Почему-то вспомнилась моя первая игра, когда на сет-поинте была моя подача, и все зависело только от меня. Боже, как же было страшно. Слишком большие надежды были возложены, а рядом стояла команда, которая ждала... Чего? Конечно, победы. Полная сосредоточенность. Мячик, как заведенный отскакивает от пола... Правая рука поднята для удара... И мяч летит... Кто-то из соперников пытается подпрыгнуть, но бесполезно — слишком высоко...

— Только не в аут, только не в аут, — шепчу, скрестив за спиной пальцы. Мяч падает и...

— Эйс!!!! 14:14! Сет-поинт!!! — я все-таки сделала это. Затем еще одна подача... Атака... Доигровка

— 15:14!!!

Еще чуть-чуть, и все... Последний удар... и

— GAME OVER!!!!!!!! — проорал наш комментатор и, сбежав с трибуны, понесся к нам — обниматься.

— Мы выиграли! Выиграли! — Алинка во всю уже целовалась с Серегой, который пришел за нее поболеть, — Летка, мы — чемпионы универа! — Ветер подхватил меня на руки, закружив по залу.

— Да, Макс! Да! — сколько же было радости. У меня из глаз бежали слезы, которые парень осушал поцелуями. Это был миг счастья. Невероятного, нереального счастья. Моего счастья. Сейчас, как никогда, я, наконец-то, смогла понять Макса.

— Летка, ты... — такое знакомое сокращение моего имени, появившееся еще во времена, когда мы только создали, словно боги, свою группу и познакомились с ним. Как же давно это было...

... Зима... Такое суровое время... В этом году она выдалась особенно холодной, но нас это не останавливало.

— Не догонишь, не догонишь, не догонишь! — дразнила я Алинку, которая неслась за мной со снежком в руках, пытаясь в меня попасть.

— А вот и догоню! — подруга взвизгнула, когда в ее лоб попал снежный шарик, — Ай! Кто-то сейчас получит! Ну, Ветка, держись, — и девушка еще с большим азартом помчалась за мной. Юлька и Настя, сидевшие в окопе, читай — за сугробом, изредка отвечали снежными залпами, перебежками передвигаясь к зданию.

— Не поймала-а-а! — мой крик прорезал звенящую тишину ДК. Пулей промчавшись в раздевалку, стянула перчатки, шапку и зимнюю куртку. Мы опаздывали уже на полчаса. Алекс нас убьет и закопает в сугробе, при этом сказав, что так все и было.

-Засранка! — подруга не спешила избавляться от снежка, и быстро раздевшись присоединилаь ко мне, состроив виноватую рожицу.

— Можно? — широко распахнув дверь прокричала моя персона, стараясь заглушить музыку. Надо сказать, красивую музыку. Перебор струн электрогитары, четкий ритм ударных и слегка хрипловатый голос солиста... Это было что-то невероятное, завораживающее, а еще и на немецком языке...

— Это реквием...

Мои мечты сгорают...

Это реквием...

Надежды умирают

И света белого лишают —

Остался в темноте совсем один, — пел Макс, перебирая пальцами струны. Ну, пел-то он на немецком, а это, так сказать, вольный перевод, сложившийся в моей голове в подобие стиха.

— И что на этот раз вас задержало, красавицы мои? — Алекс иронично выгнул бровь, сложив руки на груди.

— Мы ноты искали и текст, — как ни в чем не бывало, ответила Юлька, и в преподавателя полетел снежок, угодивший прямо в голову. Ох, долго он ее потом еще гонял.

Когда Юлька была поймана и защекочена, а все остальные посмеялись, Ал решил поинтересоваться, что же за ноты и где они хранились, раз мы их так долго искали.

— Ну... Это моя песня... — неуверенно пролепетала я, а затем, подойдя к синтезатору начала наигрывать мелодию, ко

Забыла... Пропала ...

Ушла в никуда...

Я просто устала,

Мечту не спасла...

Она растаяла, как сон

Закрыв все двери с двух сторон.

Моя мечта — моя ты боль

Маска сброшена прочь — нет лица

Моя мечта — моя любовь,

Но, увы, навсегда я одна.

Одна...

Разбиться... Остаться...

Нелегкий вопрос.

С мечтой распрощаться —

Вся жизнь не всерьез

Упасть и рухнуть камнем вниз

Запомнить белый лишь карниз.

Моя мечта — моя ты боль

Маска сброшена прочь — нет лица

Моя мечта — моя любовь,

Но, увы, навсегда я одна.

Одна... — а потом музыка меня захватила. Я уже не обращала внимания ни на смешки Ветрова и его друзей, ни на разборки Алекса и подруги. Сейчас существовало всего две вещи: мелодия и душа песни, те эмоции, которые пыталась через нее донести. Я пыталась донести до слушателей историю девушки, которую лишили мечты, которой разбили душу вдребезги, растоптав ее любовь. Ей не зачем больше жить... Лишь прыгнуть... почувствовать на миг желанную свободу, а затем навсегда закрыть глаза — единственный для нее выход, как считает она...

Вдруг мою мелодию подхватила гитара, делая ее еще благозвучнее и красивее...

— Если честно — это здорово, — улыбнувшись своей озорной улыбкой, произнес Макс, аккомпанировавший мне, — Хм... Виолетта...Вета... Летта... Летточка... — парень, как будто пробовал мое имя на вкус, ища какое-то, известное лишь ему сочетание. Нашел, все-таки...

— Ты должна мне желание, — хмыкнул парень, чмокнув меня в щеку, — Правда есть кое-какие изменения. Можешь не проводить со мной весь день — единственное, что от тебя требуется, так это пойти со мной на сегодняшний бал-маскарад, — на его губах расцвела озорная улыбка, так что мне ничего не осталось, кроме как согласиться.

— Ладно. В девять вечера около башни с часами, — вырвавшись из его объятий, помчалась переодеваться.

Как же незаметно летит время. Сегодня уже 31 октября, а ведь месяц назад мы еще только начинали готовиться к сегодняшнему карнавалу, устроенному в честь Самайна. Нас, как и ожидалось, привлекли к исполнению вокальных номеров.

— Так, дорогие мои, Dark Angel, с вас три композиции и вы свободны, — раритетно заявил декан факультета. Что поделаешь, а отвертеться не получиться.

Общим решением было принято спеть нашу новую песню "Ненависть и Любовь", что-нибудь из Манёвров, а там как пойдет. Но самой тяжелой проблемой был выбор костюма для карнавала. Хотелось чего-то необычного. Чего-то волшебного... Вот я и вспомнила об одной легенде...

Когда-то давно, когда еще существовала на Земле магия, когда небо всегда было безмятежно-голубым на одном из континентов жили парень и девушка. Фейри.

Он — принц Зимнего двора... Алмаз... Такой же холодный, надменный и бесчувственный, как и зима, давшая ему жизнь. Она — принадлежала к царству Летнего двора. Летия... Нежная, согревающая своим внутренним светом всех, кто находился в ее окружении.

И вот однажды, возможно, так было угодно Фортуне, они встретились.

— Да тише ты, иначе всю стражу на ноги поднимем, — шикнул на своих друзей беловолосый парень с серо-голубыми глазами. Весь он больше походил на ледяную скульптуру, такую же прекрасную и холодную.

— Да ладно, Ал, — окно, не выдержав их напора, открылось, и горе-взломщики ввалились во внутрь здания.

Бальный зал Летнего двора был украшен цветами. Сегодня отмечали совершеннолетие дочери короля.

— Ну, и где эта негодница? — в сотый раз спрашивал Оберон у Титании, — Она де твоя дочь. Ты должна знать.

— Она настолько же моя, как и твоя. А вот дух авантюризма, любимый, ей все-таки от тебя перепал.

— Ее королевское высочество, принцесса Летнего двора Литания Александрия, — объявил глашатай, и оба родителя облегченно вздохнули: ведь увидеть виновницу торжества они уже не надеялись, а тут...

— Как же мне это все надоело. Оторвали меня от такого важного дела из-за каких-то расфуфыренных дам и кавалеров, желающих видеть свою опору и поддержку, — ругалась девушка, заправляя выбившуюся из прически прядь волос за ухо, — Так, теперь, главное, не упасть, — приободрила она себя и начала медленно спускаться по лестнице.

— Она прекрасна... — прошептал Алмаз на ухо своему другу.

— О, ты не первый, кто восхищен неземной красотой Летии. Она, действительно, прекрасна, — девушка в серебристом платье, струящемся по ее фигуре медленно спускалась по лестнице. Пряди темно-каштановых волос были заплетены в косы, заканчивающиеся серебряными кольцами. Сейчас принцесса Летнего двора напоминала богиню, сошедшую с Олимпа...

— Оберон, наша девочка выросла, — со слезами на глазах шептала Титания, — Надеюсь, она прекратит свои занятия.

— Нет, оружие — это ее страсть.

Девушка медленно, шаг за шагом, спустилась с лестницы, ступив на мраморный пол.

— Позвольте вас пригласить, моя богиня, — перед Летией стоял незнакомец в элегантном черном костюме и маске, подобранной ему в тон.

— "Интересно, кто он?" — девушка протянула ему свою руку, затянутую в перчатку-паутинку. Заиграла музыка, и они закружились в танце...

Настолько разные, и одновременно, похожие друг на друга, они кружились по залу... Он — темный, она — светлая... Они просто отдались во власть музыки и танца, не думая о последствиях... Танец увлекал их за собой... Возможно, именно тогда, в ту минуту между ними зародилось прекрасное и светлое чувство, перевернувшее устои их мира...

Музыка стихла... Танец закончился... Но нить, которая их связала, осталась...

— Спасибо за танец, моя богиня, — Алмаз коснулся губами запястья Летии, а затем растворился в толпе народа...

И начались свидания под луной... Поцелуи, распаляющие страсть влюбленных... Они уже не могли друг без друга, хотя и знали, что вместе им быть нельзя, так как слишком велика между ними разница, да и родители никогда не согласятся на их брак...

Но рано или поздно все кончается...

— Ты не посмеешь на ней жениться!!! — прогремел голос Зимнего короля, который каким-то образом узнал о любви сына.

— Посмею, отец! Еще как посмею!

— Что ж, ты сделал свой выбор. Теперь я сделаю свой ход! — и в гневе он удалился из тронного зала, оставив Алмаза в одиночестве.

Тем временем в Летнем царстве началась паника...

— Это все из-за тебя! Нам не выиграть эту войну! А все твоя глупая любовь! Откажись от нее! — бесновался Оберон, которому пришло письмо из Зимнего королевства.

— Я не буду делать этого, папа. Лучше смерть, чем предательство...

И сошлись две армии, смешались день и ночь, зима и лето...Кровь заливала все: землю, озера, реки... Казалось, горели земля и небо.

— Неужели, это никогда не закончится этот ужас? — девушка-фейри подняла клинок. Ее волосы, покрывала кровь, которая тут же чернела, впитываясь в волосы и делая их черными.

— Кончится... — раздался легкий шепот, похожий на шелест ветра.

— Когда?

— Когда дети дворов убьют друг друга, — последовал ответ.

Она никогда не любила войну, никогда не хотела стать ее причиной, но Фортуна сыграла с ней злую шутку. Любовь... любовь стала яблоком раздора. Ни Летию, ни Алмаза никто не захотел выслушать, никто не захотел понять...

— Все началось из-за меня, значит, и закончится тоже, — с трудом поднявшись, девушка взошла на холм, находящийся в центре поля, усеянного горами трупов. Здесь были и дети, прижимающие к своей разорванной груди древко флага, и женщины, смело взглянувшие в глаза смерти...

— Простите меня, это я виновата, что гибнут ваши родные и близкие, — обратилась Летия к обоим дворам, которые на миг прекратили кровопролитие, — Поэтому мне и отвечать за свои поступки, — она скинула латы и, взявшись за рукоять клинка двумя руками, вонзила его в свою грудь.

-Нееееет! — крик принца Зимы разнесся над полем, — Это все вы виноваты!!! Ненавижу!!! — все деревья начали покрываться инеем, а земля — леденеть. Он не успел... не успел остановить ее... Из-за себя самого он потерял самое дорогое, что было в его жизни...

— Летия, я не смогу без тебя, — прошептали губы принца. И клинок, обагренный кровью принцессы Лета, вошел в его грудь...

— Что же мы наделали!!!!!!!!! — безумный крик Титании прорезал тишину поля, — Мы убили мою девочку. Мы убили любовь...

С тех пор прошло много времени, но до сих пор жива легенда об влюбленных, остановивших войну ценой собственной жизни. На месте, где они погибли, пышным цветом расцвел гранат. Как напоминание о великой любви и великой потере...

Фух, наконец-то дома... Это ужас какой-то: столько пробок на дорогах я еще не разу не видела. Хорошо, что платье успела вчера забрать...

Раздался телефонный звонок.

— У аппарата,— еле ворочая языком, протянула я.

— Ветка, ты еще дома?! — голос подруги вывел меня из дремоты.

— Да, а что?

— Ты меня еще спрашивать будешь?! Ну-ка, ноги в руки, и марш на репетицию! И не дай бог, ты не придешь через пять минут... — зловеще закончила она и отключилась.

— И за что мне все это? — поспать так и не удалось. Закинув в рюкзак косметичку и туфли, аккуратно запаковала костюмы в чехол и, заперев квартиру, выскочила на улицу, на ходу натягивая капюшон.

Глава 8.

— В девять вечера у башни, — легко сказать. Возмущаясь, я топала по лужам, а сверху еще и дождь моросил. Ужас, в общем. Ненавижу такую погоду, когда просто хочется сидеть дома и никуда не вылезать, еще ели музычка хорошая... Рай.

Так, думая о своем, я встала в лужу, отчего белые кроссовки сразу же посерели.

-Блин! Только этого не хватало для полного счастья, — так, чертыхаясь, вся мокрая, как мышь, я с трудом добралась до здания универа, тут же проскользнув в теплый и светлый холл.

Моему взору открылась полнометражная картина из фильма "Цитадель": разложив свои инструменты, мои обожаемые друзья сидели на полу, тесно прижавшись к друг другу.

-Э... Вы чего тут делаете? — на меня тут же уставилось пять пар глаз, причем, с самым невинным выражением. Так... Что на этот раз? — И где Ветер? — видимо, вопрос попал в цель, так как разноглазая компания тут же потупила взор, а Серега еще и ножкой пошаркал.

-Ви, понимаешь... Он... не придет, — запинаясь, просипела Алинка, — Но ты не переживай...

-Да ладно. Ну, не придет и не придет, — я лучезарно улыбнулась, пытаясь скрыть ту боль, что на миг пронзила сердце раскаленной стрелой. Нет, так не может больше продолжаться! Почему я страдаю от своей любви, а Максим... Он всего лишь играет со мной. Для него я всего лишь кукла, которой удобно манипулировать и вертеть в разные стороны. На таких, как я никогда не женятся такие, как он. Мы слишком разные, из разных слоев общества, из разных миров, которые никогда не соприкоснуться друг с другом. От осознания этой простой истины становиться слишком больно, будто по сердцу ведут тупым ножом, с каждым новым словом погружая его все глубже и глубже. Я не знаю, что будет дальше, там, за поворотом нового дня, но очень надеюсь, что наши с ним пути разойдутся раз и навсегда, хоть и отчетливо понимаю, что эти глаза, цвета летнего неба уже никогда не смогу забыть.

-Ты уверена? — Юлька как-то странно посмотрела на меня, но тут же вскочила и, подхватив гитару, направилась в зал, где проходили репетиции.

— Более чем, — уверенный кивок с моей стороны, а губы еще больше растягиваются в неискренней улыбке, давно прилипшей маской к моему лицу.

Расчехлив инструменты, мы удобно расположились в зале, где часа через два начнется концерт. Надо сказать, что помещение было со вкусом украшено к предстоящему празднику. Темные, с бахромой занавески, были обвешаны искусственной паутиной, что придавало им образы готических колонн, да и вообще, все убранство зало было сделано так, что напоминало какой-то заброшенный замок. Казалось, что вот-вот, и вновь вспыхнут свечи, и сюда вернется хозяин, страшный и ужасный Влад Цепеш, он же — Дракула.

-Ух ты, клево! — восторженно завопила Настасья, которая была помешана на готике.

Минут пять мы рассматривали все это убранство, а потом приступили к репетиции, и полилась музыка... Ниспадающая, словно водопад, то вновь поднимающаяся ввысь, держащая в напряжении до самого конца. Вот вроде конец — звучит мажор, но вновь происходит смена аккордов, и музыка переходит в минор. Это наша новая песня, наше новое дитя, появившееся на свет общими усилиями.

Наши чувства давно все остыли,

Разлетелись по миру синицы,

Мы ведь тоже когда-то хотели

Быть свободными, словно те птицы.

Мечтай, люби, кори себя,

Что я давно уж не с тобой,

Хотя и рядом здесь всегда,

Но больше ангел я не твой.

Но мечты остаются мечтами,

И становятся прошлым слова,

Слезы только к щекам примерзают,

Закрываю бессильно глаза.

Мечтай, люби, кори себя,

Что я давно уж не с тобой,

Хотя и рядом здесь всегда,

Но больше ангел я не твой.

Закрываю глаза и не вижу,

Что подходишь ко мне со спины,

Говоришь:

— Тише, слышишь?

Это эхо разбитой любви.

Мечтай, люби, кори себя,

Что я давно уж не с тобой,

Хотя и рядом здесь всегда,

Но больше ангел я не твой, — сегодня я не играла на клавишах, так как просто не было инструмента. В словах это, написанной совсем недавно, песни, я пыталась выразить все то, что скрыто под маской безразличия, а именно, любовь. Ту самую чертову любовь, что заставляет людей совершать безумства, так часто приравниваемые к подвигам. Ту любовь, что навечно остается в мире, вспомнить хотя бы Ромео и Джульетту: каждый из них был заложником тех или иных причин и обстоятельств.

Увы, моя же любовь была разбита о холодный гранит разума и тонкого расчета; ее не увидели, не заметили, хотя я кричала о ней во все горло, ее не поняли, хотя все, кто слышал мои песни, наверняка, знали, что они посвящены одному единственному человеку, который остался глух и слеп ко всему.

Сколько раз я пыталась разорвать этот замкнутый круг, но... каждый раз находились какие-то причины и обстоятельства, заставляющие отступить от намеченного ранее плана. Друзья, подруги... Никто из них никогда не мог меня понять; понять, к чему я стремлюсь, чего желаю, по каким принципам живу — им это просто не нужно и не интересно, так как у каждой свои погремушки и не все так гладко, как хотелось бы...

Иногда от одиночества, что постоянно окружает меня, хочется выть, словно волк, сидящий зимой на холодном снегу, и лезть на стенку, понимая, что из этой дурацкой ситуации, замкнутого круга нет выхода. Нет выхода... да что там говорить — даже лазейки или щели нет. Все, это аут, тупик! И нет сил уже это терпеть!

Многие из вас скажут, что я тряпка, ломающаяся под тяжестью внешнего мира. Да ну и пусть! Честно, мне уже плевать! Лишком долго все это сжигает изнутри, так что уже ничего не осталось, кроме пары угольков, в которых еще теплиться надежда, что меня услышат... Но проходят дни, недели, месяцы, года... а мы все там же стоим в своем понимании друг друга, не замечая элементарщины... Это ломает. Ломает сильно и безжалостно, выворачивая наизнанку...

— Ну ты даешь! Это было потрясающе! — все, кто присутствовал в зале, поддержали слова Сереги бурными аплодисментами. Ха, они опять ничегошеньки не поняли... Я пробежалась взглядом о собравшейся толпе народа, и мой взгляд наткнулся на него... Этот парень стол в отдалении от всех. Его лица, закрытого маской, не было видно, но... Что-то зацепило меня, что-то в его позе, жестах... Видимо, почувствовала, как говориться, в нем родственную душу. Казалось, что я знаю его всю жизнь, как будто мы связаны единой неразделимой нитью.

Сначала подумала, что это Макс, но вскоре отвергла эту версию: неужели Ветру, дитяте влиятельных людей, делать в нашем университете, когда он без проблем может оказаться совсем в другом, более престижном и рентабельном месте, где все — его ровня. А я то, дурочка, верила... В этом и была моя ошибка. Я поверила, опять поверила не тому, а теперь должна расплачиваться за свои ошибки...

— Так, не толпимся! Кто отрепетировал, идите и займитесь мейк-апом или еще чем-нибудь, — в зал вошел наш незабвенный декан, который в мгновение ока разогнал толпу зевак. Видимо, ребята пришли раньше времени, вот им и нечем было заняться.

— А парням тоже ресницы красить? — раздался озорной голосок Алинки, которая всегда и везде любила вставить свои пять копеек.

— Ну, если твой молодой человек подаст пример... то ничего против я не имею, а даже только за! — а наш старик — не промах.

— Нет, как идеи предлагать, так Алинка, а как отдуваться — Сергей! Что за дискриминация по половому признаку? — возмущался парень, вскочив на сцену и активно жестикулируя руками.

— О, какая пламенная и страстная речь! Вот и найден ведущий нашего вечера, — м-да, попал ты, друг мой, Сергей, — А теперь все "брысь" отсюда! Другим тоже надо репетировать, — и мы, подхватив свои инструменты, медленно поползли в аудиторию переодеваться.

Как же быстро летит время. Еще вчера ты был совсем маленьким ребенком у тебя были игрушки, дальше — школа, и уже совсем другие интересы и возможности открываются перед твоим взором. В это время ты решаешь свою судьбу, делая шаг, делая выбор, последствиями которого ты будешь жить в будущем. И вот уже не ребенок, но еще и не взрослый, ты заканчиваешь школу, расставаясь навсегда со своими друзьями, со своей первой любовью...

Я сделала свой выбор — истфак нашего небольшого городка, когда могла бы спокойно поступить в лучшие вузы Москвы. Выбор... Тяжелая вещь. Видимо, за его я теперь и расплачиваюсь... Кто же знал, что прыщавая, четырнадцатилетняя девчонка влюбиться в принца, но отнюдь не доброго, а наоборот... Да он красив, его слова — яд, а конь его, увы, не белый...

— Эй, ты о чем задумалась? — светловолосая подруга трясла меня за плечо, — Опять о Ветрове, что ли? Знаешь, дорогая, ты меня уже достала! Разводишь нюни на пустом месте, жалея себя по пустякам! Если ты так его любишь, то признайся ему в этом. Ну или просто с ним переспи, в конце-то концов! Ели ты ничего не будешь делать, то и он никогда не будет с тобой! Соберись, тряпка! Ты — красивая, умная девушка, да стоит тебе только пальцем поманить, и парни начнут у твоих ног в штабеля укладываться только за один твой взгляд! — выговорившись, Алинка развернулась и куда-то убежала, оставив меня в гордом одиночестве переваривать все услышанное.

Ого, оказывается, какая она темпераментная! А ведь она права. Ну что ж...

— Так, Dark Angel, скоро ваш выход! — прокричал Серега, которого так удачно припахали к общественным работам. Я подошла к зеркалу. Передо мной стояла девушка, одетая в голубое струящееся платье, напоминающее чем-то греческий наряд. Волосы темным шелком струились по ее спине, на концах завиваясь в тугие кольца, а в каре-зеленых глазах сквозила печаль. Хм, неужели, это я?

-Вет, прости меня. Я не хотела, — в комнату забрела, как призрак оперы, Алина. Не, не могу я на ее долго обижаться, да к тому же и она права.

— Да ничего страшного. Знаешь, а ты права! Я расскажу ему все, а потом на два года уеду по обмену в Германию, — улыбнувшись, крепко обняла девушку, надеясь, что она не увидела слезинку, блеснувшую в уголке правого глаза.

— Да? Ты едешь в Германию?

-Угу. Меня послали.

-Эй, ваш выход! — прервал нашу беседу ведущий и мы, подхватив инструменты, вышли на затемненную сцену.

— Ты не здесь.

Мне кажется, продолжения нет...

И в моей душе цветы осыпаются,

Мечты забываются,

Я знаю, что навсегда уже, — чистый голос звучал, очаровывая зал. Я вкладывала в песню всю ту боль, что привыкла носить в себе. Ту боль, что была вечным спутником.

Останься белым снегом на моей руке,

Каплей света, шепотом нежным в груди.

Не уходи! Я же слышу, что любовь твоя еще дышит —

Ты не обманешь себя...

Знаю, знаю, что любишь меня...

Ты меня, — если бы это было, действительно, так...

Дай мне шанс забыть тебя.

Стань невидимым,

забери мечты и воспоминания —

Они без твоей любви всю душу лишь мне изранили, — да черт возьми, сколько же можно меня мучить? Хватит! Надоело жалеть себя, его, других!

Останься белым снегом на моей руке,

Каплей света, шепотом нежным в груди.

Не уходи! Я же слышу, что любовь твоя еще дышит —

Ты не обманешь себя...

Знаю, знаю, что любишь меня...

Ты меня...— свет прожектора лучом ударил в темноту, осветив мой силуэт, а дальше музыка унесла меня за собой. Я пела, пела для одного человека, которого сейчас здесь не было, который не слышал, да и не должен был услышать...

Одно радует, в последний момент народ умудрился найти рояль, на котором я и играла, вкладываю в музыку свои чувства, свою душу.

Прозвучала последняя песня, и зал взорвался аплодисментами. Сделать шаг... Взять в руки микрофон и сказать...

— Ветер, я тебя люблю. Прости меня за это, — тишина, прокрадываясь на цыпочках, накрывает помещение.

— Я же говорила! — раздается восклицание, скорее всего, Амалии, а я сбегаю со сцены и быстро прячусь в аудитории, где переодеваюсь в заранее приготовленное платье для маскарада и, надев маску, выхожу за дверь. На губах играет улыбка, почему-то хочется петь и танцевать; на душе так легко-легко...

* * *

— Любишь, говоришь? — парень в маске стоял, подпирая дверной косяк, и смотрел на девушку в голубом платье, похожую на размытое видение, — Это мы еще посмотрим. Как же хочется верить, — размышлял он вслух, едва не пропустив момент, когда девушка убежала со сцены. Молодой человек поспешил за ней.

И вот, минут через десять, из аудитории выскользнуло золотистое размытое пятно и отправилось в зал.

— Далеко собралась? — он схватил ее за руку и потянул за собой в нишу, скрывшую их ото всех.

-Пустите меня! Да как вы... ты... смеете?! Да я... — ей не дали договорить и тактично заткнули поцелуем, обжигающим, как огонь, но не приносящим ожогов.

-Я тоже тебя люблю, — шепнул он и исчез, оставив недоумевающую девушку стоять в холле. Но, вскоре, и она последовала в зал.

Максим.

-Я люблю тебя, Ветер! Прости меня за это, — громко, на весь зал, прокричала Ларина, а замер, услышав эти слова. Сердце, на миг остановившись, сделало кульбит и понеслось в скач с сумасшедшей скоростью. Дурочка, за что же ты просишь прощения? Я ведь... люблю тебя. Эти слова, казалось, выплыли из души. И стало все понятно, встало на свои места. Нет, это не просто влечение, тянущее к ней с невероятной силой. Это потребность, как воздух...

— А сейчас свой номер нам подарит тот, кто пожелал остаться неизвестным, — объявил Серега, подмигнув мне.

Взяв гитару, вышел на сцену и запел, думая о ней... О Виолетте, сумевшей перевернуть весь мой мир.

— Ты обманула суть любви — не бывает так,

Я распадаюсь тут один, а ты летаешь там.

Ты закачала в меня дым — это суета,

И слёзы, будто керосин, обжигаются, — я пел, а перед глазами стояла та, что когда смогла раз и навсегда отбить охоту верить людям, верить в чистую и искреннюю любовь. Маргарита — мое проклятие.

Ледяных дождей полосы, холода.

Мы дрожим порознь, как и надо так,

Миражей твоих образов череда,

Как тебе эти тонкости передать? — да вся жизнь — сплошной мираж, все никак не желающий стать явью. Я устал. Устал ждать. Устал от этих, никому не нужных, но так упорно надеваемых масок.

Ведь я замыкаюсь здесь, а ты летаешь там.

Прервана связь, перерезаны все провода,

Распадается по деталям наш пьедестал,

И в залах ожидание обитает пустота, — Олеська... Любил ли я ее? Нет. Никогда. Все мои мысли были заняты совершенно другим человеком, которого постоянно пытался побольнее задеть. Ведь он смог достучаться до меня, пусть и немного по-детски, но смог. Как же я его ненавидел за это.

Нечего друг другу дать, да мы и не против,

У нас февраль, хоть и по календарю осень;

Не ждём звонков, не передаём приветы,

Заведомо не верим, сами не советуем, — а ведь за все время, что мы провели вместе, я понял — он мне небезразличен. Я люблю его. Я люблю Виолетту! Безумно люблю, но до сих пор боюсь, что она может так же, как и Марго предать, вновь втоптать меня в грязь.

Мы будто стёрты с лица земли,

Я где-то там, куда пропадают корабли.

Ты поменяла траекторию линии на ладони,

Выменяв нашу любовь на другой наркотик.

Ты обманула суть любви — не бывает так,

Я распадаюсь тут один, а ты летаешь там.

Ты закачала в меня дым — это суета,

И слёзы, будто керосин, обжигаются.

Мы расслабили трос, они повисли осенью,

Окунись носом в суть любви своей изношенной,

Поставь меня на место сервантом: буду пылиться,

От туда не услышу голосов и не увижу лица, — черт, да почему же она теперь с Тимом? Да, тогда меня одолевали эти мысли, а сейчас... Я убедился, что она всегда любила меня... Меня одного. Это льстит, но...

Манит потерянность дым из-под двери,

И станет трудно дышать, какой там говорить,

Уберечь свой мир или плавно погрузится в немое кино,

За окном сегодня ноль, я до костей продрог.

Моя фобия, моя бессонница, слова — иголки,

У самого порога моего дома боль пронзает стопы.

Я летал с тобой над городом, наша тайна —

Ты обманула суть любви, она теперь у нас под ногами.

Давай упрекай меня, хожу неприкаянный,

Дышу дневниками наших с тобой мечтаний.

Мы суть любви упустили сами

Впустив в ладони холод, копившийся годами.

Ты обманула суть любви — не бывает так,

Я распадаюсь тут один, а ты летаешь там.

Ты закачала в меня дым — это суета,

И слёзы, будто керосин, обжигаются.

Я бы волком не выл бы, видимо,

Не мечтал о ночи в Питере,

И понять не питался чем тебя обидел я

В колючем свитере, я не заливал бы горькую, — как же я хотел сбежать из этого проклятого города, когда эта стерва, Марго, меня кинула, потом была Леська, алкоголь, сигареты... Психолог, которого я послал куда подальше. Ненавижу ту показушную заботу отца. Да я весь мир тогда ненавидел, поэтому и отрывался на самом дорогом для меня человеке, а она терпела. Знаете, я все же сволочь, а она... Она слишком великодушная.

От внутреннего холода, которая казалась приторная,

От безысходности не собрал рюкзак и не ушел бы в горы

Чтобы лелеять своё горе в открытом море

Я не отравлял бы дымом воздух

Это так просто, но просто лишь в теории.

Теперь ты сама по себе, а я сам по себе,

Из белых полос, которых я уже давно не видел.

И мой ровный шаг всё чаще переходит на бег,

Но этот мой ликбез адресован не тебе —

Он для толпы, для людей, что бы обуздать мой пыл,

Забыть, каким я был, и понять, был ли я вообще.

Ты обманула суть любви — не бывает так,

Я распадаюсь тут один, а ты летаешь там.

Ты закачала в меня дым — это суета,

И слёзы, будто керосин... — последний аккорд, и я нахожу ее взглядом в толпе этих размалёванных кукол и парней, похожих на обезьян. Минуту она смотрит в мои глаза. Узнала.... Это не может не радовать. Миг, и ее фигурка скрывается за дверью, а я провожаю ее взглядом.

Глава 9.

Виолетта

Он пел... Пел так, что зал замер, с жадностью внимая его голосу. Наверное, каждому, кто любил, знакомо то чувство пустоты и одиночества, когда сердце стучится вхолостую, внутри все покрывается льдом, медленно, как свеча, угасает желание жить. Слезы обжигают глаза по ночам, а днем ты скрываешь свою боль, нацепив маску и улыбаясь всем, как будто все в порядке. И с каждым разом ты пытаешься забыть прежнего себя, бежишь все быстрее, обманывая самого себя, обманывая суть любви...

Последние, повисшие в тишине аккорды, и наши глаза встретились... Ветер... Эти голубые, холодные глаза... Зал взорвался аплодисментами.

— На этом наш концерт завершен. А теперь — маскарад, попрошу всех пройти в спортзал, — улыбнувшись, сообщил парень Алинки, удаляясь за кулисы.

Немного постояв с подругой, которая беззаботно щебетала, рассказывая, какой у нее Серега красивый, умный и так далее, я решила подняться на крышу, где часто любила бывать.

Скрип чердачного люка... Моему взору предстала потрясающе красивая картина: огромная полная луна выглядывала из-за темных облаков, заливая своим светом всю крышу, преображая тот мир... Казалось, что все это великолепие, и деревья, и дома, и люди, настолько хрупкие, что стоит только к ним подойти, они разлетятся на миллионы частичек, которые подхватит ветер и унесет их далеко-далеко...

— Любуешься? Я и не знал, что феи любят ночь, — раздался немного хрипловатый голос за спиной.

— Ты много не знаешь, Ветер, — в тон отвечаю подошедшему человеку, ближе подходя к самому краю крыши и хватаясь руками за ограждение.

— Так позволь узнать, — его руки накрывают мои, а теплое дыхание щекочет шею.

— Я уже позволила, — шепчут губы, после чего разворачиваюсь и касаюсь пальцами его лица, частично закрытого маской с серебряным узором, чем-то напоминающим дракона.

Он ничего не отвечает, лишь вновь накрывает мою руку, прижатую к его лицу, своей. И мы молчим, думая каждый о своем... Какая же Судьба шутница... В один момент она меняет карты, и ты не знаешь, что же впадет у тебя в следующий раз, и будет ли он вообще? Да, неизвестность страшит нас, ведь, возможно, именно за вот этим ближайшим поворотом нас ожидает смерть. Да, конец неизбежен, но и его можно отсрочить, прожив свою жизнь так, чтобы можно было вспомнить. Можно заработать миллионы, отгрохать не один коттедж, накупить спортивных машин... И что? Но ведь счастье-то заключается не в этом. Оно не в деньгах или материальных ценностях, а в любви, которую нам никогда не понять и не предугадать, и в детях, которые дарят нам то тепло, которое может растопить лед в любом сердце...

Мы спускаемся вниз, где тут же вливаемся в толпу танцующих... Вальс... Знакомая музыка подхватывает нас и несет в своем ритме... И больше не существует ни окружающих нас студентов, с интересом глядящих на столь колоритную парочку. Нет меня. Нет его. Есть только мы. Вместе. Единые. Одно целое.

* * *

Такие разные и одновременно похожие... Они кружились в танце, глядя друг другу в глаза, лучившиеся счастьем. Он — весь в темном, и она — луч света в темном царстве, луч, вернувший в его сердце надежду, что этот мир не проклят, что его счастье уже с ним.

Они не следили за движениями — их несла музыка, а в самом танце было столько страсти, нежности любви... Миг... и все тихло, а парень с девушкой, взявшись за руки, выбежали из здания университета и сели в машину, рванув на пятой передаче в ночь...

Виолетта

Его пальцы зарылись в мои волосы, освобождая от огромного количества шпилек, поддерживающих прическу. Не помню, как мы доехали до его квартиры, не помню, как поднялись на десятый этаж... Помню лишь его настойчивые и горячие губы, дарующие неземное блаженство. Проворные и изящные пальцы, освобождающие меня от платья.

В следующий миг я почувствовала холод простыней под обнаженной спиной, а в следующую секунду Макс навис надо мной. Горячее дыхание опаляло шею, а затем его губы накрыли мои, а пальцы принялись исследовать тело. Он прочертил влажную дорожку от моей щеки до шеи, спускаясь все ниже и ниже, пока его дыхание не опалило грудь.

Мои пальцы впились в его спину, оставляя глубокие царапины. Миг... и мои сосок оказался во влажном и теплом плену.

-Ма-а-акс, — тело выгнулось, а внизу живота буйным цветом расцвело желание, грозящее поглотить с головой.

— Тшш, — и он плавно стал перемещаться все ниже и ниже, а потом... Это что-то невероятное и невообразимое. Его руки, губы, язык...

— Сейчас будет немножко больно, — прикусив мочку уха, прошептал Ветер... А потом на миг накрыла боль, и мир треснул, рассыпавшись на миллиарды разноцветных осколков... Мы были единым, неразделимым целым... Экстаз...

Я заснула лишь под утро, впрочем, как и он. Это счастье... Действительно, счастье.

— Я люблю тебя, — прошептала, глядя на спящего мирным сном парня, а потом уснула и сама, прижавшись к его боку.

— А я люблю тебя, — прошептал парень, распахнув свои голубые, как летнее небо глаза. Виолетта уже спала и улыбалась во сне,— Ты мое счастье, доставшееся слишком высокой ценой. Но обстоятельства, — улыбка сползла с его губ.

Холодное солнце ноября вставало над миром. Он не ведало пощады, хоть и знало, что их любовь сильна, но ее слишком мало, чтобы перебороть обстоятельства...

Спал город, спали дома и люди, а парень с голубыми глазами все так же смотрел на свое счастье, пусть и такое недолгое...

Месяц спустя

Декабрь... Никто даже и не заметил, как зима прокралась в город. Просто в один момент вдруг с серо-дымчатого неба стали падать крупные и мягкие хлопья снега, похожие на мотыльков... И падал снег, занося дома, укрывая дороги белым пуховым одеялом. Застыла река, на окнах появились морозные узоры. Природа заснула мертвым сном в ожидании прихода весны, а моему счастью не было предела. Я, наконец-то, была рядом с Ветром...

— Эта любовь не дожила до утра,

И до зимы она не дожила,

И, намотав немалый километраж,

Она ушла искать другой рай.

Эта любовь не дожила до семьи,

И до детей она не дожила,

До волосков не дожила седых,

Зато дождем холодным пролилась, — доносилось из динамиков, играющих в машине Макса, который вез меня в аэропорт. Уезжаю в Германию на два года, оставив свое сердце здесь, в России. Эта песня... Знать бы тогда, что она станет пророческой, но нет, я этого не знала.

Одно радует — удалось окончить университет экстерном, так что теперь в сумке лежит красный диплом.

-Не забывай писать и звонить, — в аэропорту нас уже ждали Алинка и Серега. И вот теперь подруга рыдала на моем плече, заливая куртку слезами.

— Да ведь не на север еду, — отшутилась я. Сейчас между нами всеми висела какая-то напряженность и неизбежность, а сердце щемило от предчувствия беды.

— Я буду ждать, — прошептал Ветер, крепко обнимая меня, после того, как удалось успокоить подругу, перекочевавшую в объятия Сереги.

— Я люблю тебя, — мой шепот, и тишина, повисшая между нами... Он так и не ответил, ни тогда, ни сейчас... Он просто впился в мои губы требовательным поцелуем, заставляя забыть обо всем на свете...

— Мы вам не мешаем? — раздался ехидный голосок Сереги.

— Я плавно перекочевала в его дружеские объятия.

— Не верь ему. А вот это почитай на досуге, — в моих руках оказалась газета, которую я тут же развернула и начала читать...

... Вчера общественность узнала о прекрасной и чистой любви графа Максимилиана Ветрова и княгини Амалии Светлой. Эта пара объявила о своей помолвке всем присутствующим в ресторане "Надежда", — там было написано что-то еще... но буквы расплывались, а перед глазами до сих пор стояла фотография напечатанная в газете... Амалия и Макс... Такие красивы и счастливые... В его глазах плескалась та теплота и нежность, которых я никогда не видела, когда он смотрел на меня... Там были только холодность и какая-то отчужденность... Значит, он все это время врал... Почему, почему так? Неужели я проклята? Почему моя любовь не дожила до семьи? Почему мечта рассыпалась замерзшими лепестками алой, как кровь розы?! За что?!!! Из глаз, оставляя на щеках мокрые дорожки, побежали слезы...

— За что, Максимилиан, за что?!!! — я развернулась к нему лицом, бросив злосчастную газету в его лицо, не выражавшее никаких эмоций. Черт, как же больно... Хочется обхватить себя руками, пытаясь закрыть, стянуть ту зияющую рану, что осталась от сердца...

Я развернулась. И быстро взбежала на борт самолета, даже не оглянувшись...

— Виолетта!!!!!!!!!!! — то было последним. Что осталось от моей прошлой жизни. Крик Ветра...

Авиалайнер поднимался в воздух, а я, пристегнувшись, закрыла глаза... Почему-то вспомнилось утро после Хэллоуина...

Ноябрьское солнце медленно поднималось на небосклон, заливая своим светом город... Вот лучик пробрался в окна одной квартиры, запрыгав на лице девушки, на губах которой сияла улыбка...

— Ммм, Макс, — прошептала она спросонья, но тут же, видимо, что-то вспомнив, быстро распахнула сои орехово-карие глаза, — Нет, не может быть, — шептали ее побелевшие губ, когда она увидела рядом с собой мирно спящего парня, рука которого покоилась на ее бедре, а другая — была подложена под щеку. Сейчас он был похож на ангела, спустившегося с небес. И вот уже несколько лет он был для девушки солнышком, путеводным лучом...

-Я одна из многих, кто побывал рядом с ним. И лучше будет, если я уйду, — прошептала она, коснувшись губами его щеки и убрав упавшую на лоб прядку.

— Не отпущу никуда, — не открывая глаз, прошептал парень и, обняв девушку, подгреб ее под себя, а затем повторилось то же самое, что и было ночью...

Боже, кто бы знал, как я тогда ошиблась... Я не нужна. Сейчас, сидя в кресле самолета, это прекрасно осознавала. Осознавала, что мне нет, и никогда не было в его мире, в его сердце. Как оказалось, он еще и граф. Мне даже этого он не удосужился сказать. Наверное, они вместе смеялись надо мной, забавляясь...

Вдруг самолет тряхнуло, он стал корениться... Раздался взрыв... Где-то кто-то кричал, плакали дети...

Миг, и мы стремительно стали приближаться к земле... Удар... Резкий рывок, тело пронзила адская боль, в лицо впились осколки стекла... Надо выбираться, пока он не взорвался к чертовой матери... Я хочу, чтобы моя дочь жила! Ради нее я должна! Глаза закрывались, хотелось спать, остаться навсегда в этом самолете и никогда не возвращаться в этот мир... Но он, мой маленький, должен жить! Должен увидеть мир, полюбить его... Собрав последние силы, поползла... Лицо заливала кровь, но я ползла и ползла... И вдруг раздался взрыв...

Часть II. Маскарад.

Глава 1.

Черные тучи закрыли небо, и хлопьями повалил густой белый снег, ровным слоем покрывший замерзшую грязь. Голые деревья, тянущие свои ветви к небу, просящие вернуть тепло и солнце, так жизненно необходимое им. Все это наводило такую апатию, что хотелось выть, глядя на то, как там, внизу, идут люди, улыбаясь друг другу, радуясь осадкам. А мне осталось лишь...

Что значит хоронить близких и родных раньше срока? Знаете, это больно. Безумно больно. Кажется, что нити, которые связывали тебя с этим миром, лопаются, обрывая связь. Кислород больше не хочет поступать в легкие. Тебе плевать, жив ли ты сам! Свет меркнет перед глазами, и ты идешь, натыкаясь на людей, не замечая их лиц, не понимая, почему жив, а того, кого любил так безумно и всепоглощающе, больше нет?! Нет!!! За что?! Почему?!!! Почем она, а не я?! Ты так же кричишь, глядя в эти черные, смеющиеся небеса! Снег — пепел. Твое сердце сгорело! Сгорело окончательно и безвозвратно. Оно — не феникс, и не способно возродиться из остывшего и холодного пепла!

— Самолет, на котором летела Виолетта... — начал было Серега, сжимая руки в кулаки.

— Что?! Что?! Скажи же мне, скажи!! — я кричал, кричал, как безумный, уже понимая, то этот чертов авиалайнер разбился, что Летки... Что моей Летки больше нет!!!! Нет!!! Ее нет!!!

— Разбился, — закончил парень, закрывая глаза и стирая катившиеся по его щекам слезы. Сколько я его знаю, он не плакал никогда. Плевать! Ветки больше нет!!!! Ее нет!!!!

-Ненавижу!!! Уйди!!!! — ваза полетела в стену, вдребезги разбившись об нее. Осколки фейерверком упали на пол, — Уйди!!! — друг посмотрел на меня, а затем вышел за дверь.

Развевающиеся на ветру волосы, милые ямочки на щеках, лучащиеся счастьем и любовью глаза... И улыбка, так преобразившая ее лицо... Такая красивая, родная, любимая... Но не моя! Не моя! Ее забрали! Забрали от меня, как будто отняли у маленького ребенка его самую любимую игрушку. Вот и все! Не зачем больше жить! Нет смысла! Тело скрутила боль, и я, задыхаясь, упал на пол.

-За что?! За что?! — из глаз бежали слезы, а руки стучали по полу, каждый раз попадая на осколки разбитой вазы. Кровь бежала по пальцам. Плевать! На все плевать. Слишком сильная и всепоглощающая боль сжирала меня изнутри, выжигая, замораживая и без того пустое сердце. Как же я ненавижу этот мир!!!

— Ненавижу!!! — вскочил, хватив с полки ключи от мотоцикла, выбежал на улицу. Нечего терять... Незачем жить... Эта мысль набатом билась в воспаленном мозгу.

Двигатель взревел. Скорость... Ночь... Холодная и блестящая гладь асфальта, покрытая коркой льда. Единственное, чего я хотел сейчас больше всего — умереть! Плевать на то, что отец может этого не пережить, плевать на всех. Ее больше нет, нет моего лучика солнца, моего маленького и такого любимого человечка... Свет фар ударил по глазам... Мотоцикл занесло, и на полной скорости я влетел в ограждение...

Где-то стонала сирена, люди столпились вокруг...

— Этот парень родился в рубашки, отделавшись лишь легкими царапинами, — услышал чей-то незнакомый мужской голос, прежде, чем свет померк перед глазами...

Как часто человеческий мозг пытается спрятаться от внешних проблем, уходя во сны? И кажется, что это всего лишь очередной кошмар, который закончиться, стоит тебе лишь проснуться. Но нет... Это реальность, жестокая и холодная. Безжалостная.

Белы потолок... Льющийся из окна свет... И она, такая красивая белом свадебном платье...

— Максим... — шепчут синие губы, — Живи дальше... без меня, — больно, боже, как же больно, будто по сердцу прошлись острым ножом.

— Лета, Леточка. Вернись!!!!!!! — крик разрывает звенящую тишину комнаты, стены которой начинают покрываться прозрачным льдом.

— Прости, но не могу. Помни, я люблю тебя, — ее губы такие холодные...

— Я же говорила ей, что вам никогда не быть вместе, — тело любимой начинает синеть. В распахнутые окна врывается ветер со снегом, а между нами возникает ледяная стена...

— Прости... — легкое облачко срывается с губ, и она исчезает в этом белоснежном вихре, оставляя меня одного.

— Ты же обещала!!! Обещала!!! — крик срывается с моих губ...

И я просыпаюсь.

— Сын. Ты идиот! Мало мне одного, так еще и ты решил... — в уголках глаз отца застыли слезы. Я редко видел, чтобы он плакал, только один раз... Когда умерла мама...

— Она умерла! Понимаешь, отец, умерла!!! Оставила меня одного, хотя обещала всегда быть рядом, — пальцы судорожно сжали простынь, как будто именно этот жест мог помочь удержать мою Летку здесь.

— Да, я тебя понимаю. Когда умерла твоя мать... Но ты должен быть сильнее этого, — он крепко обнял меня, — Через неделю твоя свадьба с Амалией Светлой.

— Мне все равно. Свадьба, значит, свадьба, — пустой, безжизненный голос. Душа ушла вслед за моей любимой, а здесь осталось лишь тело, безжизненное и никому не нужное.

Пустота, такое всеобъемлющее понятие... Я раньше даже и не подозревал об этом. Просто нет ничего, никаких чувств, эмоций, жизни. Все замерло, покрывшись коркой льда. Никогда не думал, что смогу полюбить... Полюбить так всепоглощающе. Я — первый парень универа, меняющий девушек, как перчатки. Вечно молодой. Вечно пьяный. Но Виолетта... Она смогла пробить эту маску отчужденности, сумела понять, какой я на самом деле.

... Ее хоронили через три дня... Железный закрытый гроб опустили в промерзшую землю. Как такое возможно? Хоронить совсем молодую девчонку не видевшую жизни...

— Обещаю, мы скоро встретимся, — прошептал я, кладя белоснежный букет на крышку гроба. Вот и все... Мое сердце погребли под этой кучей земли, смешанной с глиной. Народ медленно потянулся к выходу из этого ужасного места, пропитанного болью...

Алинка... Юлька... Настя... Девчонки плакали навзрыд, прижавшись к своим парням. Для них она была не просто подругой, а сестрой, такой любимой, и теперь уже недосягаемой.

-Вот и все... — прошептал Алекс, доставая из чехла черную гитару и отдавая ее мне.

Пальцы неуверенно пробежались по струнам... И я запел... Запел любимую песню Летки... Голос подрагивал от сдерживаемых эмоций, а из глаз бежали слезы...

— Сколько лет прошло, все о том же гудят провода

Все того же ждут самолеты

Девочка с глазами из самого синего льда

Тает под огнем пулемета

Должен же растаять хоть кто-то

Скоро рассвет

Выхода нет

Ключ поверни — и полетели

Нужно вписать

В чью-то тетрадь

Кровью, как в метрополитене:

"Выхода нет"

Выхода нет

Где-то мы расстались — не помню в каких городах

Словно это было в похмелье

Через мои песни идут, идут поезда

Исчезая в темном тоннеле

Лишь бы мы проснулись в одной постели

Скоро рассвет

Выхода нет

Ключ поверни — и полетели

Нужно вписать

В чью-то тетрадь

Кровью, как в метрополитене:

"Выхода нет"

Выхода нет

Сколько лет пройдет, все о том же гудеть проводам

Все того же ждать самолетам

Девочка с глазами из самого синего льда

Тает под огнем пулемета

Лишь бы мы проснулись с тобой в одной постели

Скоро рассвет

Выхода нет

Ключ поверни — и полетели

Нужно вписать

В чью-то тетрадь

Кровью, как в метрополитене:

"Выхода нет"

Выхода нет

Выхода нет

Выхода нет..

Выхода нет... — пел не я, пело сердце, оставленное на произвол судьбы. Присоединились и остальные, те, кому она была безумно дорога... Те, кто до сих пор не может смириться с ее смертью...

— А она так мечтала спеть эту песню с тобой дуэтом, Макс, — всхлипнула Алина, сильнее прижимаясь к Сереге, — Теперь Dark Angel больше не существует. Ведь только благодаря ей, ее оптимизму... — девушка не договорила, вновь разрыдавшись.

— Ветер, загляни в свою почту, — вытирая слезы, прошептала Настя.

Ребята медленно начали расходиться... И я остался один...

— Я люблю тебя. Тогда мне не хватило смелости этого сказать, а сейчас... Сейчас уже слишком поздно. Прости меня.

* * *

Привет, Макс.

Решила написать тебе письмо, а как начать, увы, не знаю. Смешно...

Я все знаю про вас с Амалией, только не могу понять, зачем нужно было неволить себя и целый месяц быть со мной? Вот этого я не могу понять. Вы просто решили посмеяться над бедной влюбленной девочкой...

Знаешь, я хотела бы попросить у тебя прощения за то, что докучала своей любовью, такой, по-детски искренней и чистой, всепоглощающей... Да, я любила тебя...Черт, не то. Я и сейчас люблю, просто одно мгновение все иллюзии рухнули. И теперь я отчетливо понимаю, что меня в твоей жизни никогда и не было.

От этого больно и обидно, но я тебя прощаю, потому то слишком сильно тебя люблю. Знаешь, ты меня больше никогда не увидишь... Я уезжаю в Германию навсегда, надеясь, что со временем смогу тебя забыть...

Хм, так много накопилось мыслей, эмоций, чувств... Даже как-то непривычно... Я никогда не любила слишком много говорить, предпочитая выражать свои чувства в музыке и стихах.

Знаешь, я за многое тебе благодарна. Ты научил меня жить по правилам этой суровой и порой жестокой реальности. Почему-то слишком больно сейчас набирать этот текст, как будто что-то давит...

Единственное, чего мне хочется, это чтобы ты был счастлив... Чтобы был любим, чтобы...

На этом, наверное, и все... Передай девчонкам, что я очень их люблю... А еще и новую песню.

Прощай. Я люблю тебя.

Виолетта.

P.S. Передай это девчонкам:

Я искала ее по свету,

Рисовала ее я краской...

Небо в серость было одето,

Прекратила я верить в сказки.

Я пытался найти причину,

Чтоб сбежать от ее глаз карих:

Это больно — не быть с любимой,

Но с тобою мы заигрались.

Научилась скрывать я чувства,

Научилась носить я маски,

Только в сердце было пусто,

И любовь была балластом.

Слишком быстро все происходит,

Не успею я оглянуться,

А любовь тенью тихо ходит,

Твои слезы с дождем сольются.

Мы с тобою все пережили,

Удержали в руках синицу.

В жизнь мечту свою воплотили,

Мы свободные, словно птицы.

Мы пошли с тобой против правил,

Мы сорвали цветок у трона.

Мы с тобою не проиграли,

Хоть нарушили все законы

Эта песня была не такая, как все. В ней было столько чувств, эмоций... А еще надежда... Виолетта надеялась, что ее любовь взаимна, что она действительно может стать частью моей жизни. А я... Я все разрушил, собственноручно зарыв свое счастье в землю. Ненавижу!

-Ненавижу!!!

* * *

Моя свадьба с Амалией прошла в каком-то сизо-сером дыму. В хлам пьяный. До сих пор не могу понять, как отцу удалось меня найти. Забраться в лес — до такого не каждый напьется, ну, это лучше, чем резать вены и пытаться свести счеты с жизнью.

— Ну, госпожа Ветрова, вы довольны? — в пьяном бреде рассудок плывет... Да мне пофиг на то, что сейчас эта блондинистая стерва улыбается во все свои 32 зуба, пытаясь меня поцеловать, что у нее не особо-то и получается, — Не рассчитывай на выполнение супружеского долга, — шепнул на ухо этой беловолосой...

— Да пошел ты... — прошипела она. Вот так и началась моя несчастливая семейная жизнь.

Виолетта

Пять лет спустя...

Иногда очень сложно возвращаться в родные места, когда отсутствовал довольно долгое время. Прошло пять лет... И я снова здесь, в России... Вдыхаю такой знакомый и родной аромат города, где провела всю свою жизнь.

— Убедительная просьба не оставлять свои вещи в вагонах, — раздался монотонный голос проводницы, которая минут пять назад сообщила, что мы скоро приедем к пункту назначения. А там... Еще немного, и я дома.

Нет, все-таки Германия — страна невероятных возможностей, а какая там чистота и красота... Не говоря уже о людях, которые настолько культурны и образованы, что нашим, ой, как далеко до них. В это самое время и возникает вопрос: действительно ли мы выиграли войну? Если посудить, то получается, что мы, но только на бумаге. Ради этого ли воевали наши прадеды, деды? Такой ли они стремились видеть свою страну, когда отдавали свои жизни за нас, своих потомков?И это печально.

А Германия... Сказочная страна, где в каждой федеральной земле свои законы и порядки, свои обычай, свои памятники культурного наследия, а самое главное — легенды и предания, которых я собрала неимоверное количество.

Ну, вот и дома. Боже, как же я соскучилась, кажется, что прошло лет десять.

— Аккуратнее, Стеш, — сбросив сумки на площадку перрона, я аккуратно сняла свою малышку со ступенек поезда.

— А нас кто-нибудь ждет? — как бы мне хотелось сказать ей правду, но она слишком болезненная. А вы смогли сказать маленькому ребенку, что его отец даже и не знает о существовании этой очаровательной крохи с милыми ямочками и голубыми как летнее небо глазами. Его глазами. А я хотела его забыть, но не могла, каждый раз глядя в глаза дочери, видела его.

— Не знаю, — нас никто не ждал. Некому было. Все считали меня давно погибшей в той страшной авиакатастрофе.

— Эй, вы долго еще стоять будете? — такие знакомые, ставшие родными, за пять лет руки обняли меня за плечи.

— Стефан, ты опять меня пугаешь, — натянуто улыбнулась другу, благодаря которому только и смогла выжить в чужой стране. Воспоминания вновь накрыли меня с головой...

... Ползти... Главное — ползти, иначе я погибну, а вместе со мной и моя малышка. Не знаю, но почему-то казалось, что это именно девочка, моя дочка.

Не знаю, как долго я ползла, но вдруг что-то ударило в спину и подбросило в воздух, а затем раздался взрыв, и сознание медленно погасло...

Господи, как же страшно... Страшно не очнуться, никогда больше не увидеть этот мир, пусть и принесший мне столько горя. А еще это мир смог подарить радость — мою малышку, чья жизнь теплилась внутри меня, горя теплым огонечком. Да, ради этого стоит жить. Стоит бороться. И мы выживем, не смотря ни на что.

— Die Frau?! Sie horen mich? — раздался откуда-то издалека голос.

— Ja. Ich ist russische Frau, — с трудом прошептала я, медленно приходя в себя.

— А... русская, значит. Живучая, — пробормотал голос, а затем меня куда-то подняли и повезли.

Я то теряла сознание, то вновь приходила в себя, разглядывая белый потолок машины скорой помощи. Рядом разговаривали врачи, но не было сил вслушиваться в их голоса и понимать, о чем они говорят.

— Все будет хорошо. Верь мне, — прошептал нашедший меня человек на чистом русском языке с небольшим акцентом, а потом сознание вновь уплыло в небытие...

* * *

Солнечные лучи заскользили по моему лицу, заставив открыть глаза. Все тело немного ломило, да голова слегка кружилась, как будто после долгого сна, а в целом все было нормально, как будто и не было той страшной катастрофы, раз и навсегда перечеркнувшей мою жизнь.

— Малышка... — непроизвольно сорвалось с потрескавшихся губ.

— Да не переживай ты так. Все с твоей крохой нормально, через девять месяцев она уже вовсю будет улыбаться тебе, — я повернула голову в сторону, откуда доносился голос, — Я — Стефан, а ты? — около кровати сидел парень года на два старше меня самой. Пшеничного цвета волосы выбивались из хвоста, обрамляя его лицо с высокими скулами. Он походил на ангела в свете утреннего солнца, но глаза... Глаза говорили совсем об обратном: в них горел дьявольский огонек. Да и они у него были зеленые, как у ведьмаков.

— Виолетта. Но я хочу начать новую жизнь с чистого листа, с новым именем, не оглядываясь назад, в прошлое, принесшее с собой столько боли и слез, — опять! Я опять думаю о нем.

— Ммм... — мой новый знакомый на секунду задумался, что-то решая для себя, — Ты будешь Джек, Джексон... Так когда-то звали мою сестру. Которая умерла года три назад... — на один короткий миг в его глазах проскользнула боль, а затем исчезла, и тут же на его лице расплылась улыбка, как у Чеширского кота из "Алисы в стране Чудес".

— Спасибо тебе за все. Я твоя должница, — пробормотала , улыбнувшись в ответ. Что-то в этом парне заставляло довериться, рассказать все. И рассказала... Все, с самого начала и до конца.

-М-да, тяжелый случай. Я, конечно, все понимаю, но неужели в России все парни такие непроходимые идиоты? — Стефан иронично выгнул бровь, сложив изящные пальцы домиком. Не знаю, не знаю, но мне кажется, что парень играет на каком-то инструменте. Хм...

— Гитара? — видимо, слово вырвалось вслух, потому что мой собеседник уставился на меня с интересом.

— Что?

— Ты играешь на гитаре? — озвучила свой нескромный вопрос, — Spilts du auf Gitar? — зачем-то повторила на немецком.

— А... Да. Гитары — моя страсть. О них можно говорить часами. Черные, гладкие... — так, все его понесло. Еще один помешанный на этих инструментах. Первым была Настя, которую я больше никогда не увижу, как и Алинку, Юльку, Серегу, Алекса и его.

Сердце вдруг резко вздрогнуло, участился пульс, и вспотели ладони.

— Прости, что-то меня понесло. А как ты узнала, что я — гитарист? — он озадаченно почесал затылок, и несколько светлых прядок вылетели из хвоста.

— Ну... тебя выдали пальцы. Они слишком изящные для парня, — улыбнувшись, повернулась к окну.

Вот так и началась моя новая жизнь в Германии. Через неделю Стефан забрал меня из больницы, как я не отнекивалась. Он мотивировал это тем, что теперь я его сестра. Но вот когда я оказалась у него дома, то... обомлела, глядя на толпу людей, выстроившуюся около двухэтажного особняка белоснежного цвета с резными воротами.

-Это что за столпотворение?

-Это? Это, Джек, поклонники, — будничным тоном сказал парень, даже не смотря на столпившихся.

— А... ты звезда, значит? А я всего лишь очередная зверушка, способная привлечь внимание прессы? — черт, меня опять используют. Я знаю его всего ничего, но почему же так больно?

— Малышка, — он бережно, словно хрустальную вазу, взял мое лицо в свои ладони, — Запомни: я никогда не буду использовать тебя. Ты моя сестра. Ты девушка, которая смогла вернуть в мою жизнь краски. После смерти сестры я замкнулся в себе, начал пить. Спасала только музыка. Я постоянно был в обнимку с гитарой. Писал музыку, иногда грустную и надрывную, иногда гневную... В нее были вложены все чувства и эмоции. И тут появилась ты. Тебя нашли на том же месте, где погибла Джек. Я подумал, что это знак, а потом понял, какая ты замечательная. Я полюбил тебя, сестренка. А любимых не придают.

— Стеф, — по щекам бежали слезы.

— Тише, Джек, тише. Все будет хорошо, а скоро и племяшка моя появиться, — улыбнулся он, стирая слезинки с моих щек, при этом озорно улыбаясь.

— Спасибо, — пробормотала я, выходя из машины и плотнее прижимаясь к обретенному брату.

— Wer ist das? — раздавалось со всех сторон, щелкали фотоаппараты. А кто я? Этот вопрос мучил и меня.

— Das ist meine liblings Schwester , — сообщил братик окружающим, после чего мы скрылись в доме.

Надо сказать, что внутреннее убранство было впечатляющим от черных кожаных диванов и кресел до белоснежных напольных ваз. Но мое внимание привлек белоснежный рояль, стоящий около стены, полностью сделанной из прозрачного материала, так что можно было видеть бескрайнее небо, реку и поля, напоминающие Россию.

Я уже хотела было подойти к этому белоснежному великолепию (роялю), но меня взяли за плечи и развернули, отчего уткнулась носом в зеркальную гладь.

-О, Боже! Это я? — не верю. Нет, не может быть. В зеркале отражалась девушка лет восемнадцати. Да, возраст мой, но все остальное... Иссиня-черные волосы плавно струились по моей спине, черты лица стали мягче, исчезла горбинка на носу. Изменилось все. И лишь глаза золотисто-карие с зелеными искорками остались от прежней меня. Невероятно.

— Стефан, это, это... У меня нет слов, — с трудом проговорила я, отходя от зеркала.

— Не ожидала? Лучшие пластические хирурги трудились над тобой, практически создавая нового человека, — прокомментировал брат.

— И где Джек?! — раздался звонкий голос откуда-то сверху, и через минуту по перилам лестницы, ведущей на второй этаж, скатилось какое-то волосатое чудо.

— Кристиан, ты бы хоть сегодня мог вести себя подобающим образом. Джек и без тебя потрясений хватает, — о, Стеф злиться. Даже странно как-то, он так обо мне заботиться, как будто я, действительно, его сестра.

— Ну, где она? — мои размышления прервал негромкий свист, — Вот это да, — парень, которого обозвали Кристианом, как-то странно смотрел на меня, — Приве-ет! Я Кристиан. Для такой красавицы просто Ри, — парень улыбнулся во все свои 32 зуба.

-Эй, заканчивай строить глазки! — напомнил о своем присутствии брат, — Вон уже целая очередь познакомиться с моей сестрицей, — он указал еще на двух человек, только что вошедших в гостиную со стороны сада.

— Я вне этой очереди, — раздался хрипловатый голос одного из вошедших, — Не собираюсь знакомиться с самозванкой, которая никогда не заменит Джек. Ты лишь жалка фальшивка, — бросил он, скрывшись на втором этаже.

Шок... Я была в ступоре. Почему он так решил? И почему от его слов так больно. Возможно, я, действительно, всего лишь жалкий суррогат! Самозванка! На глазах тут же стали наворачиваться слезы, и пока Стефан ничего не успел сообразить, выбежала в дверь, ведущую к реке, а там в лес...

— Джексон!!! — донеслось откуда-то издалека, но не остановило меня. Я не Джексон!!! Не ваша Джек!!! Чужая!

Лес встретил меня тишиной и безмолвием. Даже пения птиц не было слышно. Мертвая тишина. Если бы в ветках деревьев не шумел ветер, подумала бы, что нахожусь в вакууме. Как-то странно и непривычно.

— Так странно и быстро проноситься жизнь,

Что не успеваешь следить ты за кадром,

Бежишь, спотыкаясь о буквы страниц,

И вдруг понимаешь, что ты проиграла.

Хотела любить я, хотела летать,

Хотела мечтать, трогать небо руками,

Но рано, мне рано так дали понять,

Что все не возможно — стена между нами.

В итоге осталась одна с тишиной,

Будильник лишь утро мое разнообразит,

Увы, никогда вновь не стать мне собой.

И мир непокорных так сильно ломает... — буквы сами складывались в слова, а те, в свою очередь, в строчки. Это был крик души! Я брела по лесу, глядя в серое небо, затянутое тучами. Обнаженные ветви деревьев переплетались между собой, становясь похожими на решетку камеры, перекрывшей путь к свободе.

Даже и не заметила, что читаю свое стихотворение, так внезапно пришедшее на ум вслух. А по щекам катятся слезы. Стала слишком эмоциональной, а это опасно. Опасно один раз не сдержаться, выплеснуть все чувства — полноценная истерика. А потом? Что потом? Нервный срыв и клиника с мягкими стенами? Нет, я так не хочу! Это не выход!

— Джек... Я, наконец-то, догнал тебя, — сзади меня стоял Стефан, крепко прижимая к своей груди.

-Не надо. Отпусти. Он прав. Прав во всем... Я самозванка... И никогда вам не смогу заменить... — сжала руки в кулаки, царапая длинными ногтями ладонь. Нельзя позволять себе плакать.

-Ты не замена! Ты — это ты! А он... пусть катиться ко всем чертям, если посмеет хоть раз тебя обидеть, — закричал парень, сильнее стискивая меня в своих объятиях.

-Да, я поддерживаю! — из-за кустов показался мой новый знакомый — Кристиан, — Понимаешь, — он замялся, вопросительно посмотрев на Стефана, — Романо любил Джексон. Они были парой, — и повисла звенящая тишина.

-Ха-ха-ха, — меня разобрал смех, — Какое у него колоритное имечко. Или родители шутники. Зря его Розарио не назвали, — продолжала хихикать я, вытирая тыльной стороной ладони слезы, — Эй, вы чего на меня так уставились?

-Э... понимаешь, ты просто назвала его первое имя. Розарио Романо, — м-да, не слабые такие имена у парня. Хотя он чем-то и сам напоминает розу. Такой же колючий и красивый. Черные, как смоль, длинные волосы, в которых полыхают две багрово-красных прядки, длинные ресницы, резкие черты лица... и глаза цвета виски. Высокий, подтянутый, с тонкими изящными кистями рук и пальцами. Не знаю почему, но всегда смотрю на пальцы людей, как будто пытаюсь понять, какие они на самом деле.

Нет, я уже не сердилась на него, понимая, как же ему больно — потерять любимого человека... И тут же память услужливо выдала образ, чьи голубые глаза были похожи на летнее небо. Максим. Его я тоже похоронила, так что наши ситуации даже чем-то схожи, только Розарио слишком открыт и прямолинеен, я же предпочитаю все носить в себе. Это сейчас немного расклеилась из-за беременности, поэтому "железная завеса" чувств была приподнята.

— Пошли домой, там еще Эжен хочет с тобой познакомиться, — братец приобнял меня за плечи, и мы пошли в обратном направлении.

В целом, все было нормально. Эжен, с ним я познакомилась ближе к вечеру, и Крис приняли меня как родную, и только Розарио считал, что я заняла чужое место. И это было обидно.

Часов в одиннадцать вечера парни уехали в какой-то клуб, оставив меня в гордом одиночестве, да и не было особого желания куда-то идти. Наоборот, все мои мысли были заняты белоснежным роялем, поэтому, когда ребята смылись, я быстренько подошла к инструменту, устроившись на стуле, стоящим перед этим красавцем.

Пальцы неуверенно пробежались по клавишам. Первый раз коснулась инструмента после аварии. Это было так прекрасно, что на губах, помимо воли, расплылась счастливая улыбка. Так знакомо... Когда-то давно я хотела иметь такой же белоснежный рояль, семью... Но ничего уж не будет. Хотя, нет. У меня есть моя малышка, моя Стефания.

Да, почему-то я думала, что будет именно девочка. И было решено назвать ее в честь того, кто спас нам обеим жизнь. А ведь если подумать, то Стефан стал ее вторым отцом, ее ангелом-хранителем. Пальцы забегали быстрее по клавишам, и полилась музыка... Знаменитая "Лунная соната"...

И не существовало больше мира, окружающего меня. Лишь музыка и чувства композитора... Глаза были закрыты. Зачем они? Когда ты чувствуешь каждую клавишу, каждый звук на подсознательном уровне. Слишком много эмоций, слишком много, чтобы оставаться такой же непоколебимой и сильной. По щекам уже вовсю струились слезы. Именно с этой мелодией, с болью, что как пуля застряла в груди, я отпускала свое прошлое. Я отпускала его. Надеясь, что больше никогда его не увижу. Пока лежала в больнице, глядя в белый потолок, поняла, что вместе нам не быть. Никогда. Хм, никогда... Такое растяжимое понятие, имеющее возможность совместить в себе столько всего... И, знаете, это больно, обрывать связи с прошлым, которое сердце не хочет отпускать. Единственное напоминание — моя девочка, за которую безумно благодарна судьбе.

Мелодия закончилась. Но пальцы продолжали бегать по клавишам, рождая новый звук, новую музыку. Мою музыку. Музыку, в которую было вложено все, что связывало с Россией. Легкие пассажи, и плавный переход в другую тональность. Я не отдавала себе отчета в том, что делают пальцы. Просто играла, поглощенная чувствами и образами...

* * *

Девушка, закрыв глаза, играла на рояле, извлекая неописуемой красоты мелодию, а на лестнице сидел парень, решивший, что не стоит сегодня идти с друзьями развлекаться, бокалами вливая в себя спиртное, лишь бы залить боль потери.

— Я не думал... — пробормотал он, внимательно наблюдая за черноволосой девушкой, заставившей инструмент запеть, — Ей тоже больно, но это все равно ничего не меняет, — он резко вскочил на ноги и ушел в свою комнату, громко хлопнув дверью...

Глава 2.

И закружилась новая жизнь, как белые хлопья снега над Германией. Брат с ребятами уехал на гастроли и обещал вернуться к Рождеству, то есть дня через два. А я даже и не подозревала, что буду так любить этих сорванцов, которые первое время пытались за мной ухлестывать, но, узнав о ребенке, в миг становились серьезными мужчинами. Эти перемены были разительными.

И только один человек в доме все так же ненавидел меня. Никогда не забуду, как просидела все Рождество в своей комнате, потому что не хотелось идти в гостиную, где собрались друзья ребят, со слезами на глазах. Розарио вновь довел. Я не понимаю, за что можно так ненавидеть человека, которого ты даже не знаешь и не стремишься узнать. Это, по меньшей мере, глупо. Лучше бы он просто был нейтрален, возможно, было бы не так больно от его слов и взглядов, жалящих не хуже укусов королевской кобры. И все чаще я задавалась вопросом, почему так реагирую на все его выпады в мою сторону. Не понимаю.

А потом родилась Стешка с волосами цвета шоколада и голубыми, как небо, глазами. Его глазами. Это было... не знаю, как описать то чувство, когда ты первый раз слышишь крик своего ребенка, и понимаешь, что нет ничего дороже этого существа во всей галактике.

— Наше солнышко. Meine Liebe, — нежно прошептал Стефан, осторожно беря племянницу на руки.

— Ей еще рано, да и ты староват, — хихикнула я, лежа на больничной кровати.

С тех пор прошел год. Сейчас же я сидела у окна, глядя как вымощенные гранитом улицы заметает снег. Это чертовски красиво. Белоснежные хлопья кружились под музыку, слышимую только ими. Когда-то в России я терпеть не могла это явление, а сейчас изменилось все. Изменилась я сама, наконец-то поняв, что Макс был лишь влюбленностью, а не любовью.

Поразительно, но человек так устроен, что все забывает быстро, даже слишком. И от этого становиться страшно. Даже не знаю, но почему-то боль от предательства Макса и Амалии отступила, сменившись чувством непонимания и разочарования, оттого что меня ненавидит Розарио.

Мысли, медленно и неторопливо, начали складываться в строчки...

— И падал прошлогодний снег...

Влачился Новый год над миром серым,

А мы стояли в черном октябре,

И ты, как ангел был, одетый в белом.

Я закрывала карие глаза,

Дышать боялась, чтобы не ушел ты.

Катилась по щеке моей слеза,

И падала на лист, укрытый шелком.

И вьюга закружила в мире лжи,

Смеясь, она кидала хлопья снега,

И ты ушел... И сожжены мосты...

И боль укрыла сердце снегом белым.

Я жду весны, но нет ее давно,

Лишь прошлогодний снег укрыл всю землю,

И стало на душе моей темно,

Разбилось счастье, с неба рухнув в землю.

Разбились все желания, мечты,

А вьюга все мела неумолимо,

Мне больно было от красивой лжи,

От правды тоже очень больно было.

И падал прошлогодний снег...

А я все в черном октябре стояла,

Ты уходил, забрав с собой рассвет,

Вот так тебя, мой ангел, потеряла.

В таких простых и незамысловатых строчках была описана вся моя жизнь. Тогда... Тогда я была глупой наивной девчонкой и думала, что люблю и любима, но жизнь обломала. Понятно, что в 17 лет совершенно нормально думать, что счастье где-то впереди, за поворотом восемнадцатилетия, что в 30 оно совсем рядом, стоит только решить квартирный вопрос, поменять ВАЗ на иномарку и затянуть к себе вот этого парня.... Но вот нам уже за 40, а того, что должно быть в избытке, почему-то все нет и в помине.... И, тем не менее, самое важное затеряно уже нами навсегда, и это выражается в необъяснимом убеждении, что мы могли бы быть счастливы, лишь заработав миллион. И вот, желаемое почти достигнуто, и счастье вот-вот обрушиться на нашу голову, стоит только купить вот эту игрушку, потом эту и, наконец, вот эту.... Но сколько бы мы не насыщали свои мозги и желудки, твориться что-то странное. Мы продолжаем хотеть все большего, большего и еще большего чувства сытости, большего богатства славы и еще больше любви до тех самых пор, пока все это изобилие не приведет нас к тотальной эмоциональной выхолщенности, и уже ничем не утолить тоску...

Хм, действительно, тогда казалось, что счастье — это любовь, свадьба, тихая семейная жизнь... Но сейчас понимаю, что мое счастье — это Стефан и Стешка, Крис, Эжен. А Розарио... Да пусть катиться ко всем чертям собачьим.

А Макс... С ним просто не сложилось и не завязалось с самого начала, но это было слишком поздно понято. И вот теперь я сидела, глядя на огонь, лижущий в камине дрова. Малышка давно уже спала и видела третий сон, а у меня... мысли бродят, поэтому и не спиться. Медленно капает киллер— время, черные и мрачные тени ползут по стенам комнаты, а за окном, на улице ревет метель, бушуя, срывая какую-то свою злость.

Ожидание отражается на стенках помещения, а я думаю, как же выпрямить спину, вновь шагнуть на свой путь. Не могу больше сидеть на шее людей, которые и так сделали для меня слишком много. Не могу.

— Привет! А вот и мы!!! Скучала?! — раздался вопль, и меня подняли на руки, закружив.

— Стеф!!! — звонко чмокнула любимого братика в щеку, обвивая шею руками. Он такой забавный. Розовощекий, с горящими глазами, а на волосах тают снежные хлопья. — Как же я соскучилась! Только тихо, Стешка недавно уснула, — уже шепотом закончила я, плавно перекочевав в руки Эжена и Криса, которые меня затискали.

У двери, такой одинокий и брошенный, стоял Розарио. Все-таки он красивый, такой заснеженный. И это колечко в губе, поблескивающее на свету. Парень старался держаться, как ни в чем не бывало, но глаза... Они выдавали его с головой. Такая боль, горечь и вселенская тоска. Нет, я так не могу. За это время он тоже стал мне родным человечком, хотя и ненавидит меня. Это его дело.

— Здравствуй, Rose, — прошептала я, подходя и обвивая руками его шею. Да, именно роза. Сейчас он был на нее похож. — Прости, если тебе неприятны мои прикосновения, — резко отошла в сторону, почувствовав, как напряглось тело парня. — Я, правда, не хотела, но... — замямлив, стала отступать к стене, глядя, как сжимаются и разжимаются пальца его рук.

Немая сцена. В гостиной стояла тишина, как будто бы и не было ребят, стоящих недалеко от меня.

-Ты... Ненавижу! — прошипел сквозь зубы Роз впечатывая кулаки в стену около моего лица.

-П-прости, — запинаясь, просипела я. В этот момент мне было страшно. Очень страшно. Неужели, его ненависть так сильна, что он едва сдерживается, чтобы не убить меня? Но почему?

— Романо, остынь! — повысил голос Эжен. Этот парень был просто неподражаем. В один момент он мог смеяться, а в другой — быть суровым циником. Он сочетал в себе столько противоречий. Это делало его особенным, отличным от других.

— Что?! Ты за нее?! — на лице парня отразилось какое-то недоверие. — Ты?! Да как ты мог! Вы все ничего не видите!!! — прокричал он, быстро поднимаясь на второй этаж и захлопывая дверь собственной комнаты.

— Вот и встретились, — прошептала я, зажигая в комнате свет. — Вы, наверное, голодные, — мне нужно было уйти отсюда, побыть одной. Единственный выход — уйти на кухню.

Позже, ребята разошлись по своим комнатам, надеясь, наконец-то, отоспаться после столь изнурительной поездки в Италию. А я осталась в гостиной, решив немного поиграть на рояле, а потом встретить рассвет в садовой беседке.

Музыка... Она все это время была моим спасением. Я писала, когда было больно, когда казалось, что будто сердце разорвано на части и сожжено в полыхающем пожаре ненависти. Я писала, когда мне было весело, когда хотелось петь, смеяться, веря, что жизнь не кончена, что еще не все потеряно, что все будет впереди. Меня кружил этот волшебный поток, состоящий из звуков, с такой точностью передающих все, что творилось в моей истерзанной душе. И вот сейчас, пока в доме все спали, осторожно приоткрыла крышку инструмента, и прошлась по таким знакомым клавишам, за последний год впитавшим столько эмоций. Пальцы порхали по черно-белым клавишам, рождая музыку моего сердца.

Не знаю, сколько прошло времени, но в комнате стало заметно светлее. Наступал новый день. Захлопнув крышку рояля, поспешила в сад, надеясь успеть увидеть, как желтый холодный шар солнца медленно скользит по небосклону, будто не хочет осветить этот мир.

Уже давным-давно выпал снег, укрыв немного подмерзшую землю пуховым одеялом. Но и сейчас мягкие белоснежные снежинки медленно кружились в воздухе, попадая в мои волосы и запутываясь в них. Белое на черном. Сочетание несочетаемого. Это красиво, но и напоминает мне мою жизнь в России. Напоминает Макса. Интересно, как он там?

Солнце нехотя начало восходить на небосвод, заливая светом макушки деревьев. Холодно. Мои плечи дрожали, а по рукам бегали мурашки, но почему-то не хотелось никуда уходить. Как будто именно здесь сейчас нужно быть. Откуда такое убеждение? Не знаю. Последнее время я вообще ничего не знаю. Да, после аварии прошел год, но что-то мешает отпустить прошлое. Что-то мешает вновь обрести саму себя. Не могу понять, что сейчас для меня реальность, а что очередная иллюзия, которая в скором времени вновь рухнет. Но одно знаю точно — я разучилась доверять людям.

И теперь больше нет того маленького ребенка, который жил во мне. Он погиб там, в авиакатастрофе. Первое время было очень сложно — пересмотреть свои взгляды на мир, но людям свойственно быстро адаптироваться. Я привыкла.

— Замерзнешь, — на мои плечи опустилась чья-то куртка.

-Ч-что т-ты здесь д-делаешь? — заикаясь, выпалила я, развернувшись лицом к Розарио. Страшно. А вдруг он решил по-быстрому со мной расправиться и закопать мой хладный трупик прямо здесь, под яблоней?

— Стою. А что, нельзя? Ты, напоминаю, никто, — в его голосе звучало такое пренебрежение, что хотелось сбежать и забиться в какой-нибудь угол, чтобы он не нашел меня.

— Почему ты меня ненавидишь? — сорвался вопрос с моих губ.

— Ненавижу?! — казалось, что парень был ошарашен моим вопросом. — Думай, как хочешь! Я не обираюсь отвечать на твои дурацкие вопросы, — Розарио засунул руки в карманы, и только тут я заметила, что он стоит в одной футболке. Наверное, ему холодно.

-Ты замерз? — стянула с плеч его, такую теплую, куртку, протягивая ему.

— Оставь себе, — по его рукам волной пробежали мурашки. Не мытьем, так катаньем. Я подошла ближе к парню и обвила его торс руками, уткнувшись носом в шею и накрыв нас курткой.

— Только молчи. Ничего не говори, — прошептала, едва касаясь его губ и чувствую, как напрягается его тело. Да, я понимала всю абсурдность сложившейся ситуации, но по-другому не могла. Просто нуждалась в поддержке вот этого парня, которого так сильно побила жизнь, который так сильно ненавидит меня, что не может жить. Видимо, это моя карма — нуждаться в тех, кто предпочитает, чтобы я не существовала на свете.

— Знаю, что причиняю тебе слишком много боли. Прости меня за это. Но одно хочу тебе сказать — я никогда не пыталась заменить Джексон, занять ее место. Она это она. Мы совершенно разные, просто моя жизнь там, в России, пошла под откос. Слишком много всего играло против меня. Не нужна родителям. Парень, которого безумно любила, всего лишь издевался надо мной, о чем и узнала в день своего отлета из страны. А потом был взрыв... Самолет разломился на две части и стремительно полетел вниз. Где-то слышался плач маленьких детей, в глазах которых застыл смертельный ужас. Они так жались к своим родителям, — воспоминания прорвали преграду, выплеснувшись единой волной, — взрыв... Не помню, как я смогла выбраться оттуда. В голове билась лишь мысль о том, чтобы мои ребенок выжил, увидел этот мир... — голос сорвался, а пальцы, вцепившиеся в футболку парня, мелко дрожали. — П-прости... Я перегнула палку, — с трудом отцепила неподчиняющиеся фаланги от его рубашки и медленно отстранилась, опустив глаза. А затем, резко развернувшись, пошла обратно, к дому.

Но далеко уйти мне не дали.

— Стой. Odi et amo, — прошептал Роз, притягивая меня ближе к себе и стирая кончиками пальцев слезы, бегущие по щекам. Я не поняла, что он сказал, поэтому уткнулась носом в его шею, позволив себе несколько минут побыть слабой женщиной, которая хочет понимания и заботы, хотя бы на какой-то миг...

Это был, наверное, единственный раз, когда он не орал на меня и не поливал грязью, а дальше все вошло в обычную колею.

— Стеша, мое солнышко, — шептала я, глядя на малышку, которая забавно причмокивала губками, поглощая молоко, — Ты так похожа на отца. Надеюсь, что он тебя никогда не увидит, — медленно скрипнула дверь, а в следующую секунду в дверном проеме появился тот, кто отравлял мою жизнь. Я даже не успела прикрыться. Немая сцена. Розарио стоял и пожирал мою обнаженную грудь глазами.

— Ты... — он не договорил, сжимая и разжимая кулаки.

— Противно? Уйди отсюда, — прижала малышку еще ближе к себе, пристально глядя в глаза парня. Сейчас, я в любой момент могла на него броситься, как разъяренная тигрица, защищающая своего ребенка. И только Стефания сдерживала меня.

Розарио сделал два шага вперед, тут же очутившись со мной рядом и, схватив пальцами подбородок, коснулся моих губ поцелуем. Таким обжигающим и собственническим, грубым. Его тонкие изящные пальцы запутались в моих волосах, притягивая меня ближе.

Я пыталась одной рукой оттолкнуть парня, а другой все так же удерживала малышку на руках, поэтому ничего не могла сделать. Ничего. Хотя... Через секунду мои зубы впились в нижнюю губу нахала, отчего тот быстро отстранился от меня.

— Тварь, — прошипел он напоследок, уходя и громко хлопая дверью. Этот звук, казалось, вывел из оцепенения.

— Ведь нам никто не нужен, правда, моя хорошая? — сквозь слезы, появившиеся так незаметно, смотрела на улыбающуюся дочь, которая, видимо, радовалась сложившейся ситуации, — понимаешь, я не хочу наступать на одни и те же грабли. Это слишком больно, а во второй раз... Вряд ли смогу пережить предательство человека, которого люблю. Меня опять сломают, а затем выкинут за дверь, как куклу, ненужную ребенку. Розарио очень хороший. Он добрый, заботливый, любящий. Но есть одно но... Этот человек не для меня. Ты не представляешь, как сильна его ненависть ко мне, — шептала я, изредка вытирая бегущие по щекам слезы.

На следующий день все было просто, но вместе с тем одновременно сложнее. Вновь игнорировать одного человека не составляло особого труда, но его взгляд, направленный в мою сторону... Он прожигал насквозь как будто видя, что твориться внутри моего сердца.

-Эй, ребята, какая муха вас укусила на этот раз? — Стефан сидел на диване, держа племянницу на руках. Девчушка улыбалась, глядя на своего дядю ясными голубыми глазами, а на ее розовых щечках показались ямочки.

— Его паровоз раздавил мою кошку, — буркнула , откусывая кусочек печенья и запивая мучное изделие кофе.

Надо сказать, что за последний год, я сильно прикипела к печенюшкам, которые брат покупал в кондитерской, недалеко от дома. Печенье там было просто обалденно вкусным.

-Знаете, вы уже достали, честное слово, — не выдержал брат, — разберитесь, наконец, со всеми своими проблемами и не выносите сор из избы. Завтра концерт, и Джек едет с нами! — Стефан на ходу допил свое кофе и ушел на второй этаж, что-то напевая себе под нос, при этом прихватив с собой малышку.

Ненавижу, когда он так себя ведет! Эти ультиматумы. И самое интересное — ему никто не перечит. Он у нас негласный лидер.

— Ничего не желаешь мне сказать? — Розарио медленно поднялся из-за стола, подходя ближе ко мне. Не знаю, но почему-то я его боюсь. Какой-то он странный.

— Ты дурак! Это факт! Выводы предоставлю позже, — допив кофе, резко встала из-за стола, отодвигая стул, — а еще мне надоела эта неопределенность.

— Самой-то не смешно? И неопределенность... — парень на секунду задумался, будто подбирая ответ и решая что-то для себя, — все-таки я тебя ненавижу. Сильно ненавижу.

— Хм, вот как. Ну и ладненько. Тогда предлагаю никому об этом больше не сообщать и установить нейтралитет? — черт, главное, не показать своих чувств, настоящих чувств, в которых я сама до сих пор не могу разобраться. Как же ненавижу эту неопределенность.

— Окей. Нейтралитет, так нейтралитет. Только, я бы хотел напоследок... — Розарио подошел ближе, — что бы ты меня поцеловала. Сама, — он как-то странно смотрел на меня, наблюдая за сменой выражений на моем лице.

Глубокий вдох. Выдох. Я вплотную подошла к нему и обвила руками его шею, слегка коснувшись его губ своими.

— Все? Достаточно? — отскакиваю назад, а затем быстро поднимаюсь на второй этаж, скрываясь в своей комнате.

— Джексон!!!

* * *

Что-то пошло не так. Да что я себя уговариваю?! С самого начала все не так! Всегда не любил людишек, тех, которые всю свою жизнь пытаются найти любовь, счастье. Тех, которые знают лишь "дом-работа-дом". Не люблю такую жизнь. Вечно молодой, вечно пьяный. Представитель золотой молодежи. Это все я. Все время бурчу под нос, обожаю гоночные машины, ночь. Завышенная самооценка. Жестокий и беспринципный. Таким я был, пока не встретил Джексон, которая изменила меня до неузнаваемости. Я стал другим человеком, стал ценить простые человеческие чувства, а не кошелек и красоту. А потом она ушла. И накрыла та темнота, из которой невозможно выбраться, нет сил открыть глаза. Ненавижу свою слабость. Я не смог спасти ту, которую любил больше жизни. Не смог. Стало как-то пусто и глухо. Сердце работает вхолостую, даже не надеясь вновь биться в прежнем темпе. Это попросту невозможно. Нет такого человека, который смог бы вернуть это ненужную мышцу к жизни. Но как же я ошибался...

Так внезапно и негаданно в мою жизнь ворвалась она. Я даже и не ожидал, что бывает так: стоило только ее увидеть, как сердце вдруг стало биться быстрее.

— Знакомьтесь, Джексон, — все. Это вывело меня из себя! Да как Стефан мог привести в дом эту... эту... А еще ее имя!

— Ты не Джексон! — я орал на ни в чем не повинную девушку только потому, что сам не понимал, какие чувства она во мне вызывает. Не понимаю.

Прошел год... Затем еще один... И еще... Пролетело пять лет, которые были для меня сущим кошмаром. А потом мы уехали из Германии в Россию. За прошедшее время все настолько привыкли к Джек и Стеше, что не мыслили своей жизни без них. Я не мыслил.

Как оказалось, Джексон — прекрасный музыкант и композитор, у нее просто сказочный голос. А ее песни... в них столько жизни, столько чувств...

* * *

Прошло пять лет, промелькнувших в одно мгновение. Даже странно — жить, не боясь, что тебя могут в любой момент предать или раздавить, променяв на другую, обманув. За эти годы ребята научили меня жить, дыша полной грудью, не оглядываясь назад, а смотря лишь вперед, в светлое будущее, которое обязательно принесет с собой радостные вести. Стефания стала настоящей красавицей: шоколадного цвета кудри, румяные щечки с ямочками и глаза, столь же голубые и прекрасные, как у отца, которого она, надеюсь, никогда не увидит. Нет, я не стала жестокой, не обозлилась на весь мир. А, наоборот, наконец-то поняла, что, на самом деле, все, во что я верила, было лишь глупой иллюзией, выстроенной с таким трудом. Я не любила Ветрова. Теперь это стало понятно, только слишком поздно.

— Эй, вы долго будете еще стоять? — голос брата вывел меня из воспоминаний, и я полной грудью вдохнула такой знакомый с детства запах. Запах родины.

— Стеф, ты опять меня пугаешь, — улыбнувшись, взъерошила волосы брата и посадила Стешку ему назакорки.

— Милая, это уже наглость. Как нести сумки — я, племяшку — я, — начал было возмущаться парень, подхватывая сумку.

— Не надорвись, — раздался такой знакомый голос, от которого по спине побежали мурашки. Розарио. Человек, который меня ненавидит. Человек, который является моей главной проблемой.

— Твоими молитвами, — всю дорогу ребята шутили, веселя меня и Стешку. Как же это здорово — вновь вернуться туда, откуда сбежала пять лет назад в надежде все забыть. Город... Он изменился за эти годы, что меня не было: появились новые вывески, да и фасад некоторых зданий изменился.

Все стало каким-то чужим, что ли. Не знаю, просто чего-то не хватало. Может, просто погибло вместе с той девчонкой в авиакатастрофе?

— Эй, о чем задумалась? — Эжен толкнул меня, выводя из полусонного состояния.

— Да так...

— Знаешь, я хотел поговорить с тобой о Розарио. Пока он не слышит, — я ехала одной машине с братом и Эженом, а вот Крис и Роз, конфисковав мою девочку, ехали следом. М-да, веселый они народ.

— А что с ним? Вроде жив, здоров. Не вижу поводов для беспокойства, — буркнула, отвернувшись к окну.

— Это да. Но ведь он... странно себя ведет.

-Ничего такого не вижу. И вообще — закроем эту тему.

Максим.

Пять лет. С какой же скоростью они пронеслись? Я даже не успевал понимать, куда несет меня рок событий под названием жизнь. Вот уже пять лет с нами нет той единственной, которая меня любила и той, которую любил я. Почему в прошедшем времени? Просто, женившись тогда на Амалии, принял верное решение, о котором года три назад перестал жалеть. Родился сын. Тот, кто еще больше сблизил меня с женой, раз и навсегда выбив всю ту дурь и юношеский максимализм.

— Милый, ты со мной или позже подъедешь? — голос Ами вывел меня из размышлений, напомнив, что нужно вставать и ехать на репетицию. После смерти Виолетты никто не пожелал забрасывать занятия музыкой, поэтому сейчас группа Dark Angel процветала, став знаменитой по все России и за рубежом, после первого альбома, состоящего из песен Ветки.

И первое время самым популярным вопросом было, кому же принадлежат музыка и тексты песен? На что Амалия заявила, что они целиком и полностью принадлежат ей. Сначала девчонки посопротивлялись, а потом привыкли. С тех пор так и пошло: все песни, что были написаны Лариной, она присвоила себе. Гораздо позже девчонки обнаружили на своих почтовых ящиках еще около сотни песен, что позволило выпустить еще три альбома.

Да, я понимаю, что это подло, но... Авторские права некому отстаивать — Виолетта Ларина давным-давно уже в сырой земле, надежно укрытая могильной плитой. Со временем во мне что-то изменилось. Не стало больше того мальчика, который свято верил, что мир не так жесток, как говорили взрослые. Я стал циником. И теперь стало попросту плевать на ту Ларину, образ которой давно выветрился из памяти. За одно ей спасибо — если бы не она, то не быть бы мне никаким продюсером, да и ее бывшие подруги при деле.

Алинка, Юлька и Настя расстались со своими парнями, которые считали весь наш "бизнес" предательством по отношению к Ветке. На что девчонки рассмеялись им в лицо, заявив, что парни всегда питали к Лариной нездоровый интерес. В общем, теперь они создали свою группу, которая, надо сказать тоже пользовалась популярностью у слушателей.

Вот так развела нас судьба по разным сторонам баррикад. А сегодня еще эта группа из Германии приезжает. Нет, все остальные уже собрались, а они... Гости из Европы... решили, что все их должны ждать. Ну да ладно.

— Я с тобой, — затянув галстук, вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Жена, как всегда, обворожительна. Ярко-алое платье выгодно подчеркивала ее округлые формы, а белокурые волосы , заколотые в высокую прическу выбивались на висках небольшими прядками.

Сынишка сейчас жил с бабушкой и дедушкой, которые изъявили желание целиком и полностью посвятить себя внуку, на которого у родителей не хватало времени. Хотя мы и часто приезжали к нему, но с этими концертами и гастролями времени катастрофически не хватало. Печально, конечно, но с этим ничего не поделаешь. Когда он вырастет, то поймет. Я очень на это надеюсь.

Красный порш супруги рассекал улицы ночного города, в котором, как в муравейнике, кипела жизнь.

— Всем привет. Как настрой? Между прочим, наши немецкие гости уже приехали. Мы встретимся с ними завтра, — поспешили обрадовать девчонок, разыгрывающихся в студии.

— А они-то нам что? Макс, у тебя же все предусмотрено? — Алина как-то странно посмотрела на меня, надеясь, видимо, услышать положительный ответ.

— Нет, крошка. На этот раз все по-честному, — мило улыбнулся девушке, уселся в кресло, в то время, как Амалия начала петь...

Ха, ей, кстати, необязательно знать, что Алинка — моя любовница, да и вообще... Ей лучше много не знать. Как говориться — меньше знаешь, то крепче спишь.

Как однажды сказал Серега:

— Знаешь, Макс. Когда-то я считал тебя своим другом, но теперь... Ты даже на человека не похож — утратил все, что в тебе раньше можно было ценить. Ты стал тем отбросом общества, который, добившись всего, желает еще большего, но рано или поздно всему приходит крах. Ненавижу тебя, — это был единственны раз, когда мы разговаривали.

— Ха, может и так. Но тебе еще расти и расти до меня, сопляк, — хмыкнул, а затем ушел, раз и навсегда оставив позади себя этого придурка.

Слушая песню, которую сейчас пела Амалия, я прекрасно понимал, что ее исполнение неидеально. К тому же в ее пении нет чувств и души, которые обычно вкладывала Ларина. Да что ж эта девка у меня из головы не выходит? Бред!

Мне надоело сидеть в душной студии, поэтому, закурив, вышел на улицу, где столкнулся с очаровательной девушкой, чьи длинные черные волосы хлестнули меня по лицу.

— Красавица, — один из охранников присвистнул вслед уходящей девице.

— Кто она? — что-то подогревало мой интерес к этой незнакомке.

— О, эта солистка немцев, — хмыкнул он, а я загорелся идеей затянуть эту очаровательную крошку к себе в номер, а там...

Глава 3.

Что такое музыка? За это время, что я провела в Германии, она стала моей душой, моим сердцем. Тем единственным, что могло согреть во время длинных, зимних вечеров и после ссор с Розарио, с которым отношение стали намного лучше, чем тогда. Сейчас парень все больше и больше проводил времени со Стефанией, которая называла его папой. Хотя мы ей и объясняли, что он всего лишь друг семьи, но девчушка устраивала такие грандиозные истерики, что все были готовы горы свернуть, лишь бы она успокоилась и вновь начала улыбаться.

— Милая, Роз не твой папа, — укачивая малышку на руках, прошептала я.

— Мам, — в свои пять лет она уже прекрасно разговаривала как на немецком, так и на русском языках, — поверь, я знаю, — такой мелодичный и нежный голос. Стеша с каким-то интересом смотрела на меня своими голубыми глазами. Его глазами. Дочка была безумно похожа на Максима, унаследовав от меня лишь цвет волос и тембр голоса, а в остальном... точная копия своего отца, к которому у меня не было никаких чувств.

Как оказалось, это была всего лишь какая-то детская иллюзия. Весь мир в розовом цвете. М-да. Сейчас же я стала старше, и надеюсь, что не наступлю на одни и те же грабли дважды.

-Ма-ам, — настойчивый голос ребенка вывел меня из раздумий, — сыграй, пожалуйста, вместе с папой ту, мою любимую, песенку, — а вы могли бы отказать такому ангелочку, который с надеждой смотрит в глаза? Вот и Розарио, глядя на эту картину, тут же устроился на стуле около рояля, указывая рукой на рядом стоящий свободный стул.

— Сыграем? — как бы парень меня не ненавидел — отказать Стефании не смог.

— Угу, — тяжело вздохнув и усадив малышку на диван, устроилась рядом с Розом.

Какая-то нервозность, неуверенность охватывала меня, стоило оказаться рядом с ним и взглянуть на его, такие изящные, пальцы, уверенно лежащие на черно-белых клавишах. А я? Женщина, которая и играть-то совсем не умеет. Печально, но факт. Что поделаешь, раз по сравнение с его виртуозной игрой все твои умения меркнут? Парень живет музыкой, его постоянно хочется слушать, слушать, слушать...

— Эй, ты уснула? — меня потрясли за плечо, и по коже поползли мурашки.

Да что же это такое? Почему такая нездоровая реакция на его прикосновения? Это не доведет до добра!

— Нет. — Пальцы пробежались по клавишам. И полилась музыка, столь нежная и прекрасная, что даже слезы наворачивались на глазах. Евгений Дога, действительно, гений, а его вальс... Это что-то невероятное. Как может человек с помощью музыки передать целую жизнь двух влюбленных, которые так и не смогли быть вместе, но даже умирая, помнили друг о друге... И имена срывались с губ последним вздохом...

Музыка захватывала, окуная меня с головой в свою атмосферу. И вот я уже не сижу в гостиной комнате квартиры, а передо мной ослепительно сияющий зал эпохи девятнадцатого века...

... Совсем юная княжна, приехавшая первый раз на столь прекрасный бал в честь воцарения Александра II, была потрясена великолепием Зимнего дворца, чья золотая лепнина горела огнем в свете сотен свечей... Обыкновенное платье белоснежного цвета обхватывало ее фигуру, золотистый шнур обвивался вокруг талии. Волосы тяжелыми косами опускались на грудь и заканчивались золотыми кольцами. Богиня... Она напоминала богиню, прекрасную и столь же страшную в гневе...

Маскарад... Здесь каждый оставался инкогнито... И она не стала исключение, в прочем, как и он. Высокий, такой же расчетливый, как и его отец. Он просчитывал свой каждый шаг, просчитывал все...

И вот на балу он увидел ее. Юное создание, еще не развращенное этим жестоким и пошлым миром. Она стояла около стены, освещая своим внутренним светом эту темную комнату. Заиграла музыка... и он решился.

— Разрешите пригласить вас на танец, — перед княжной стоял статный молодой человек, лицо которого закрывала черная маска с серебряными узорами.

Рука девушки в белоснежной перчатке неуверенно легла на ладонь юноши, они закружились в танце, словно листья, которые подхватил ветер и унес с собой... Не существовало ничего что могло бы разлучить их в этот момент... Чистая и пламенная любовь зародилась в их горячих сердцах, бившихся в унисон. А на следующее утро княжна нашла на своем столе конверт, который тут же открыла, начав читать вложенный листочек:

Кто украл мое сердце? Милая моя Натали...

Это потом она узнает, что он и есть Александр Николаевич Романов, император... И он намного позже поймет, что полюбил невесту своего друга... Они никогда бы не смогли быть вместе, но их любовь, страстная и чистая, сияла над Российской империей, давая каждому из них силы на новые свершения.

Она ждала его, когда он воевал... А он переживал, когда у нее была родильная горячка, так, как будто это у него на свет должен появиться ребенок...

1862, 1868,1874... Стремительно неслись года, да и они давным-давно стали другими. Более не было той юной княжны... На ее месте появилась холодная и сдержанная герцогиня, отвечающая за свои поступки, но все так же искренне любившая своего императора, который все время искал в толпе миниатюрную фигуру женщины, перевернувшей всю его жизнь. Его жена никогда не поддержала бы ни одну реформу, проведенную им, а она... Она давала силы жить дальше...

И вот настал тот страшный 1881 год... Он ехал к ней... Той единственной, что любил всю жизнь, чтобы сказать, что теперь они могут быть вместе, как вдруг там, на улице, раздался страшный взрыв.

— Что случилось? — император вышел из кареты.

— Ваше Величество! Ваше Величество! Здесь... — еще один взрыв раздался рядом с императором. Когда дым рассеялся, они увидели его... Окровавленный Александр лежал на дороге, зажимая руками рану...

— Отвезите... меня... к ней... — хриплые стоны срывались с губ царя.

И вот кони мчатся во весь опор, увозя его туда, где всегда находилось его сердце...

Мелькали леса, города, села... Император держался из последних сил, зная, то это будет последний раз, когда он увидит ее... Ему уже было 63, а ей — 60.

— Натали... — прошептали его обескровленные губы, едва она вошла в комнату, где его пять минут назад осмотрел врач, сообщив, что ему осталось недолго.

— Александр, — она все такая же: прямая спина, осанка, а в голубых глазах застыла боль... Пять лет назад умер ее муж и друг, а сейчас... Сейчас должен был навсегда уйти и он.

Неизбежность. Какое страшное слово. Оно, как Дамоклов меч висело над ними.

— Знаете, всегда хотел... — он не договорил, вдруг сильно закашлявшись, отчего бинт тут же пропитался ярко-алой кровью.

-Знаю, — прошептала герцогиня, подходя ближе, а затем ее губы коснулись губ императора. Это был их первый поцелуй за сорок пять лет, что они друг друга любили... Нежное касание губ, слезы, бегущие из глаз... Они столько всего пережили, и вот, казалось бы, счастье забрезжило над горизонтом, но беда пришла внезапно...

Долг. Долг. Долг. Это слово им вдалбливали с самого детства. И они усвоили урок, оставшись навсегда верными друг другу и империи, забыв про свою любовь...

— Я люблю Вас, — слова разорвали тишину комнаты, вызвав новый поток слез у женщины, умевшей всегда держать себя в руках.

Больше ничего не было сказано. Да и нужны ли влюбленным слова?

А на следующий день его не стало... Император Александр Николаевич Романов навсегда ушел в царство мертвых. Наталья не присутствовала на его похоронах, боясь не справиться со своими чувствами...

Через три дня тело герцогини нашли в ее усадьбе... Посиневшие губы, на которых играла улыбка и клочок бумаги, зажатый в руке:

Кто украл мое сердце? Милая моя Натали...

Музыка стихала, а я постепенно возвращалась обратно, в комнату, где сидели ребята. Когда они пришли, я не заметила. Все они как-то странно смотрели на меня, а по их щекам текли слезы. И даже Роз... в уголках его глаз блестели слезинки...

— Мамочка, это было просто волшебно, — Стешка подбежала ко мне и обняла за ноги, положив голову на колени.

— Потрясающе, — я еще никогда не слышала, чтобы Розарио хвалил меня и смотрел так... без тени ненависти во взгляде.

— Ч-что? — руки мелко дрожали, губы тряслись.

— Это было потрясающе, — прошептал он, касаясь губами моего уха и посылая по телу волну жара, — Твоя музыка просто великолепна.

— Н-но мы же играли вместе. "Мой ласковый и нежный зверь...", — я не понимала, что происходит.

— Нет. То есть сначала — да, а потом... ты начала играть что-то свое, закрыв глаза и на ощупь нажимая клавиши. Сначала слегка неуверенно, а затем музыка все больше и больше набирала силу. Одновременно грустная и трагичная, она несла в себе такую нежность и любовь, что это напомнило нам о Джексон, — Розарио никогда не был столь многословен... Джексон... Девушка, чье место я случайно заняла, которой мне никогда не стать. Больно. Очень больно.

— П-простите, — отодвинув стул, осторожно вышла из-за инструмента, стараясь не упасть — ноги тряслись, — Стеш, посиди, пожалуйста, с дядей, а мне... — медленно передвигаясь вдоль стены, дошла до своей комнаты, потом же, юркнув туда, захлопнула за собой дверь.

Больно. Как же больно понимать, что тебя считают всего лишь суррогатом. Слез нет. Ничего нет. Просто, наверное, все давно выплакано и выстрадано. Быстро достав листок и взяв карандаш, начала писать то, что пришло в голову...

Холодный дом, текучий разговор,

Текут слова колючие и злые.

Полночный бред,

И снова два часа в упор

Расстреливаешь чьи-то позывные.

Холодный сон , и нет ему конца,

И тайны мрака вновь скрывает бездна,

И в черном камне — контуры лица,

И духу странствий в нем смертельно тесно.

Холодный дождь смывает все следы,

И словно все исчезло в этом мире.

Приют зеркал затянут тонким льдом,

И тишина опять течет по венам,

И, затаив дыханье, ждет разлом,

Кто, сделав шаг, в него сорвется первым.

Сделав шаг...

А ты молчишь и смотришь на часы,

Которые давно забыло время.

В тот миг, когда с вершин сорвался ты,

Познав восторг и ужасы паденья.

И пусть восход опять ворвется в дом

И обнажит полуночные раны:

Ты в храме ветра станешь звонарем,

Всего лишь частью этой жизни странной.

Холодный дождь смывает все следы,

И словно все исчезло в этом мире.

Приют зеркал затянут тонким льдом,

И тишина опять течет по венам,

И, затаив дыханье, ждет разлом,

Кто, сделав шаг, в него сорвется первым.

Сделав шаг... Слова сами текли, укладываясь в строчки, а в голове уже звучала музыка, которую необходимо было срочно записать, иначе забуду... Так что, забыв все свои обиды, я пулей вылетела из комнаты, на кого-то налетев и грохнувшись на пол. Треск стоял такой...

— Что ты?!!! — быстро вскочив и даже не посмотрев на того, кого уронила, я плюхнулась на стул и открыла крышку рояля. Пальцы тут же заскользили по клавишам, и ноты сами рисовались на листке.

— Не мешай! — отмахнулась, стряхнув чьи-то руки со своих плеч, продолжая все так же лихорадочно строчить, — и вообще... — договорить не успела, так как меня сгребли в охапку и тактично заставили замолчать, заткнув поцелуем.

-У-у-ум, — пробубнила в губы, судя по всему, Роза — остальные так никогда бы не стали делать. Я старательно пыталась оттолкнуть парня, который сейчас мне очень мешал, но ничего не получалось. Совсем ничего. Меня просто-напросто подхватили на руки и прижали к стене, закинув мои ноги к себе на талию.

-Роз, — все, сил отпихивать его больше нет. Да и это все равно бесполезно. Руки обвили шею парня, а пальца зарылись в таких мягких на ощупь волосах, слегка дергая их и срывая стоны с его губ.

— Дядя Стеф! Дядя Стеф! А тут мама и папа целуются! — мои хаотичные мысли прервал веселый голосок дочери.

— Ах, целуются, говоришь? — видимо, мой братец вышел из комнаты. А Розарио все так же целовал меня, причем еще настойчивее.

— Вы посмотрите на него! А сам заливал, что ненавидит ее больше жизни! — слова Криса, видимо, и стали катализатором всех последующих событий. Меня резко оттолкнули, да так, что я упала на пол, сильно приложившись головой. Перед глазами все поплыло!

— Ма-ама!!! — раздался в звенящей тишине крик малышки, которая уже бежала ко мне. Из ее голубых глаз бежали слезы. — Мамочка! — Она опустилась рядом со мной на коленки, крепко обнимая меня за шею.

— Тише, тише, моя хорошая. Все в порядке. Все хорошо, — успокаивала ее, крепко прижимая к себе.

— Ты плохой! Плохой! И ты не мой папа! И никогда им не станешь! Зря мама тебя... — она не договорила, вновь уткнувшись в мою шею, а я, наконец-то поняла природу моих чувств к Розарио. Любовь. Я люблю человека, который ненавидит меня! А как не хотелось наступать на одни и те же грабли. За что мне это?!

— Милая, прости меня, — парень бросился на колени рядом с моим ребенком, пытаясь обнять ее за плечи, — Стефани...

— Не трогай ее, — с трудом сев, посмотрела в такие знакомые глаза цвета виски, в которых не было обычной злости, холодности, — не смей нас трогать! Все, Розарио Романо! Ты исчерпал свой лимит! У меня больше нет ни сил, ни желания тебя прощать и терпеть! Все! Я ухожу! Прости меня, Стефан, что не смогла заменить твою сестру, Джексон. И вы, ребята, простите, что не являюсь той, что была вашим другом. Встретимся на репетиции. И еще, меня зовут Виолетта или Вайолет, кому как удобнее, — подхватив дочь на руки, прошла в свою комнату, где собрав наши с ней вещи, достала из тайника ключи от моей настоящей квартиры. Пора вернуть все на свои места.

Ребята все так же сидели в гостиной, когда я, повесив сумку на плечо, вышла из квартиры, уводя за собой Стефанию.

* * *

— Что ты наделал? Ром, что ты наделал? — Стефан, как ужаленный ходил из угла в угол, а мне хотелось напиться. Просто взять и утопить все свои проблемы в алкоголе, желательно, в виски. Я обидел маленького ни в чем неповинного человека, который так искренне и чисто любил меня, даже считал своим отцом. Я любил эту малышку. А еще умудрился обидеть девушку, нет, женщину, которая смогла пробиться сквозь стену отчуждения, возведенную с таким трудом. Обидеть ту, которую безумно любил. Вам смешно? Зря.

Все это началось пять лет назад, когда она только появилась в нашем доме. Безумие. Меня, как будто сжигало изнутри пламя, и я злился на нее, зная, что не нужен — в ее взгляде было столько презрения...

— Она... она ушла? — Кристиан, кажется, не верил во все происходящее. Какой же он наивный...

— Да. Теперь мы будем видеть ее лишь на репетициях, — в голосе Эжена звучали тоска и горечь, а в глазах потух тот огонь, который Джек, нет, Вайолет, разожгла в его душе. Незаметно, девушка каждому из нас вернула смысл жизни, а мы...

— Мы ее не поняли. Посчитали игрушкой, которая должна была заменить Джексон, но все изменилось... — Стефан сел на диван и, запустив руки в волосы, застонал, как раненый зверь.

Это конец!

* * *

Ну, вот и мой дом. Как же я давно здесь не была.

— Мам, а ты тут раньше жила? — Стешка посмотрела на меня с какой-то надеждой.

— Да, моя хорошая, — открыв дверь, вошла в подъезд. Все такое же, как и тогда. Те же бабульки, сидящие на обшарпанной зеленой лавочке, те же голубые стены подъезда и тот же лифт, только вот надписей в нем стало куда больше.

Такая знакома дверь. Я осторожно вставила ключ, повернув его в замочной скважине. С тихим скрипом дверь в мое прошлое отворилась. Дома. Наконец-то дома.

— Кто здесь? — раздалось из глубины квартиры. Здесь кто-то живет? Почему тогда не сменили замки? Дочка ближе прижалась ко мне, вцепившись в ткань джинс. Вдруг зажегся свет, который ослепил на один момент.

— Виолетта? — такой знакомый голос. Как же мне не хватало ее, какие бы ссоры у нас не были в прошлом.

— Ма-ама, — бросив сумку на пол, я оказалась в объятиях той, которая до сих пор продолжала верить и ждать, ни смотря ни на что, — мамочка.

— Милая, кто там? — раздалось с кухни.

— Саша, Саша... Наша девочка вернулась домой, — мама всхлипывала на моем плече.

— Дорогая, тебе кажется, — взволнованный мужчина выбежал в коридор и застыл, глядя на меня, — Не может быть. Ветка! Ты жива!!! — мужчина не знал, что ему делать, припомнив, что было тогда между нами.

— Папа, — все обиды забыты. Вся жизнь с чистого листа. Я никогда не могла подумать, что они будут меня ждать, что смогут узнать...

— Мам, — Стешка дернула меня за руку, привлекая внимание, — а кто эти люди? — малышка была растеряна, потому что ничего не понимала.

— Это твои бабушка и дедушка, — улыбаясь сквозь слезы, прошептала , подводя ее к вновь обретенным родственникам, — а это Стефания, моя дочь, — и я, и дочка ждали их реакции.

— Милая, — мама крепко прижала к себе девочку, а их обнял отец, — какая же ты красавица.

Не стоит рассказывать, сколько было пролито слез в ту ночь, сколько было всего рассказано. Я поведала свою историю жизни в Германии, и пока мама была в больнице. Рассказала про Максима, Стефана, Розарио...

— А ведь ты его любишь, — прошептала родительница, когда мы остались на кухне вдвоем, пока новоиспеченный дедушка укладывал внучку спать.

— Да, и это поняла совсем недавно. Но как бы оно там ни было — он все равно меня ненавидит, а я не хочу навязывать свое общество, — горько усмехнулась.

А затем мама рассказала, как она оказалась в той липовой больнице, как и папа, играл свою роль. Они боялись, боялись моего приемного отца — Ларина, которого она убила, обороняясь. А сейчас все устаканилось, там появился "новый король", и весь их "темный двор" переехал в другой город, расположенный по близости с академией для киллеров, где и обучалось "их темнейшее величество".

Мы просидели до самого утра.

— Мам, мне нужно бежать на репетицию. Ты не могла бы присмотреть за Стешкой, — расчесывая волосы, попросила .

— Конечно, милая. Мне это в радость. Да и познакомимся поближе, — она тепло улыбнулась. Правду говорят, что внуков любят больше, чем детей.

Заглянув в комнату, где спала дочка, расшторила окна.

— Маленькая моя, просыпайся, — поцеловала мое маленькое чудо в щеку, отчего она завозилась.

— Ма, я немножко пошсплю еще, — пробубнила она, обнимая подушку.

— Хорошо, милая. Я пошла. Оставляю тебя с бабушкой, — и с легким сердцем выпорхнула из комнаты. Жизнь определенно начинала налаживаться.

Глава 4.

Черт, опаздываю. А раньше была пунктуальной. Время летит столь быстро и стремительно... вместе с ним меняюсь и я.

Выскочив из автобуса на нужной остановке, понеслась в студию, которая находилась в самом центре города. Все так же ничего не меняется — те же обшарпанные здания, не докрашенные скамейки. О, правда, деревья и кусты подстригли. Видимо, из-за конкурса. Все-таки мировой масштаб.

Всю дорогу мои мысли занимал парень с волосами цвета воронова крыла и глазами цвета виски. Розарио. За пять лет, проведенный под одной крышей, я влюбилась в того человека, которого ненавидела больше всего на свете... От ненависти до любви один шаг... Эх, правы были предки... Лучше не испытывать никаких чувств, иначе потом страдания обеспечены. Но если быть пустой, то зачем вообще жить, встречать рассвет нового дня, надеясь, что проказница Фортуна повернется к тебе лицом, а не задним местом? Хм. Вот я и жила, надеясь, что когда-нибудь, в один прекрасный день все измениться раз и навсегда, за мной приедет принц на белоснежном коне, в сияющих доспехах и заберет с собой. Наивная мечтательница. В наше время практически не осталось романтиков...

— Красавица, — восхищенно присвистнул, глядя мне вслед, в охранник.

— Кто она? — голос показался мне знакомым, и я обернулась, статуей застыв около двери. Нет, не может быть.

— Это солистка немцев.

— Девушка, что с вами? — передо мной предстал Максим Ветров собственной персоной. Боже, как он изменился. Если раньше это был обычный парень, то сейчас — лощеный мужчина в дорогостоящей одежде. А глаза... Все такие же голубые, только в них уже нет больше той теплоты и мечтательного выражения... Одна лишь самоуверенность и чувство превосходства над всеми окружающими.

Я смотрела и не узнавала этого человека. Настолько он стал чужим, незнакомым...

— Все в порядке, — ухватилась за ручку двери.

— О, вы говорите на русском? — он, казалось, был удивлен этим фактом.

— Да. Я из России, — что ж, моя игра началась. Я прекрасно видела и понимала, что заинтересовала его, и он не против продолжить наше знакомство.

— Замечательно. А можно ваш номер телефона? Вдруг вы надумаете уйти из вашей группы? — он ослепительно улыбнулся, выжидающе смотря на меня. Ха, как все легко получается. Ветров даже и не подозревал, как крупно ему не повезло.

Прежде, чем ехать на этот конкурс, предварительно навела справке о процветающей группе Dark Angel, в состав которой входили мои "подруги" и незабвенная госпожа Амалия Ветрова, чтоб ей пусто было. Как оказалось, весь их репертуар был мне настолько знаком, что становилось страшно — мои песни, выстраданные и прочувствованные, оказывается, написала эта блондинистая... слов нет. А теперь они ответят за все! Как оказалось, девчонки расстались со своими парнями, которые тоже организовали группу, правда, читали, в основном, рэп.

Честно сказать, им бы продюсера — и ребята на верхушках чартов. В их песнях было все, а самое главное — они были живыми, прочувствованными... Одна из них даже посвящалась мне...

— "Той одной, что до сих пор жива... Ветка, тебе", — так назывался их первый альбом, выпущенный пять лет назад. Я плакала, слушая их песни. Вспоминала свою, ту, потерянную жизнь и плакала, понимая, что потеряла их, тех кто верил мне, верил в меня, кто любил меня... В грубоватых строчках был заключен такой огромный смысл...

— "Моя душа, мой тесный мир. Кто против меня? Любовь, удар, нокаут", — строчки группы Domino, ставшие для них символичными.

— Держите, — растянув губы в улыбке, хлопнула ресницами и продиктовала номер, после чего зашла в помещение студии, правда, перед этим Максим аккуратно облобызал мою ручку, заявив, что она благоухает, как майская роза. Вот черт! И я говорила, что люблю его? Надо вымыть язык с мылом! Этого человека охота послать куда подальше — уж слишком слащав.

— Кто это? — мое запястье сжали стальные тиски, а голос парня был злым и не предвещал ничего хорошего.

— O, Rose, Rose, — томно протянула его имя, от чего он дернулся, — руки убери! — спустив солнечные очки на нос, исподлобья посмотрела на него, а затем, тряхнув волосами, отправилась на второй этаж. Хм, с чего бы это его интересует с кем я и что со мной? Он же ненавидит. Или нет? А, ладно...

Но, видимо, день сегодня какой-то неудачный и без приключений мне до студии не добраться.

— Время уходит... Ты далеко...

Бег остановят стрелки часов...

Время застынет, как серебро,

Только нам вместе быть не дано, — такие знакомые до боли слова остановили меня на полпути. "Ненавижу и люблю..." — моя первая песня, на которую был снят клип и выложен в интернет, но просуществовал он там недолго. После того, как я умерла, его просто удалили со всех ресурсов, заменив видеозапись на ту, что с Амалией.

Злость волнами накатывала на меня. Хотелось ворваться в эту комнату и разогнать всех к чертовой матери. Эта крыса Ветрова переврала весь мотив. В песне не осталось ничего, что было заложено первоначально. Ничего. Я никогда не думала, что голосом можно опошлить и музыку, и смысл, да и не встречалась этим никогда. А сейчас... Смысл этих слов стал понятен. Как же я ненавидела их всех. Ладно, плевать, что они забыли меня, но за что так обращаться с музыкой? А самое главное — почему?

— Идем! — резко дернув меня за руку, Розарио, появившийся из ниоткуда, потащил меня вдоль коридора, а затем затолкнул в какую-то комнату, — Что происходит? Ушла от нас — значит, можешь с нами не считаться? — его руки, расположенные по обе стороны от моего лица, сжались в кулаки, а поджарое тело прижалось к моему, так что я ощущала его жар.

— Что ты несешь? — его близость опьяняла, заставляя кровь быстрее бежать по венам.

— А что? Скажешь, я не прав? Стоило уйти, как тут же начала крутить шашни с каким-то... — он грязно выругался на немецком, сильнее вжимая меня в стену. Стало трудно дышать, ладони запотели.

— Нет! — его дыхание опаляло шею. И вдруг, легкий, словно крылья бабочки, поцелуй обжег мои губы, с каждой секундой становясь все требовательнее, все сильнее...

Это пытка... Находиться, а уж тем более целоваться с тем, кого любишь, при этом прекрасно понимая, что он тебя ненавидит больше жизни.

— Неужели ты не понимаешь, что творишь со мной? — тяжелое дыхание, учащенное сердцебиение, — я же... — он не договорил, уткнувшись носом в основание моей шей, в то время, как его руки медленно забрались под футболку, касаясь обнаженной кожи, оставляя огненные следы. — Ты мой наркотик, без которого не могу обойтись...

-Ага... или очередная девица на одну ночь, — с трудом восстанавливая дыхание, прошептала я.

— Что?! — не понял он моего юмора, ой, не понял, — Да ты?! — Розарио быстро отстранился от меня. Раздался жуткий треск, — Че-ерт!

— Роз, Роз!!! Ты меня слышишь? — молниеносно подскочила к парню, — Роз!

— Голова... — простонал он, хватаясь за обозначенную часть тела.

— Розарио, миленький, — Гоподи, да как же его угораздило? Аккуратно накрыла его руку своей, почувствовав, как по пальцам потекло что-то теплое. Кровь. Быстро стянув с себя одну из кофт, приложила ее к голове парня, стараясь зажать рану.

— Не суетись, я не умираю, — прохрипел он, накрывая мою руку.

— Слава богу. Хоть одна приятная новость за сегодняшний день. Обхвати меня за шею и пошли отсюда, — осторожно обняв его за талию, пнула ногой дверь, которая тут же распахнулась, выпуская нас наружу.

С трудом, но мы дошли до нашей студии, откуда высунулись головы ребят.

— Джек, это ты его так? — Кристиан аж присвистнул от восторга — ему никогда не удавалось достать Розарио, который постоянно блокировал его удары.

— Вайолет, — одернула парня, усаживая брюнета на диван.

— Хорошо, — по всей видимости, сегодняшняя репетиция сорвалась, а до конкурса осталось дней пять — не больше. Интересно, что мы со всем этим будем делать?

— Несите зеленку, воду и полотенце. Будем из вашего друга русалочку делать, — хмыкнув, уселась на диван, заставляя Розарио откинуться на меня.

Наконец, когда были принесены все необходимые средства, аккуратно намочила полотенце в теплой воде, начав медленно вытирать кровь, после чего небольшая ранка на голове парня была залита зеленкой, и он был отправлен домой.

— Но репетиция... — Роз не договорил, так как был утащен верными друзьями, а я перевела дыхание. Что ни говори и как не играй свою роль, чувства скрывать очень сложно. Порой становилось так тяжело, что хотелось выть, царапая ногтями собственное тело, которое корчилось от боли на полу. Но ничего не помогало... Я даже и не подозревала, какое проклятие даровано нам богами. И имя ему любовь. Именно она заставляет нас идти на безумные поступки, рушить все, что с таким трудом было создано. И это страшно. Какое-то ничтожное чувство, чью природу до сих пор никто не смог определить, способно создавать такие катаклизмы, от которых зависит жизнь миллионов.

Химия или физика? Непонятное чувство как только не классифицировали, но результат оставался прежним — все так же совершались безумные поступки, а от неразделенной любви порой и погибали. Одни считаю, что лучше жить, так и не познав любви, а другие... Истинные безумцы, готовые на все, чтобы любить и быть любимыми...

Казалось бы, это просто — раз, и твоя половинка найдена. Но проходит время, и ты понимаешь, что это не то, что ты давно искал... Что-то ломается и остывает... Становиться прахом, унося с собой частичку чего-то важного, но так и не понятого тобой... А стрелки часов бегут дальше, отмеривая твой жизненный путь: ты все так же, безумно и лихорадочно ищешь свою половинку... Часы твоей жизни останавливаются... Время застывает, и ты погружаешься в вечный сон, так и не познав, что же такое любовь... Пройдут века, тысячелетия... Не одно поколение смениться другим, а любовь будет все так же существовать, и ее законы нам никогда уже не понять... Возможно, что-то мы и знали в начале, но теперь это давным-давно потеряно нами навсегда...

— Ведь ты же любишь его, Вайолет, — Стефан уселся рядом, приобнимая меня за плечи и привлекая к своей груди.

— Да. И от этого больно. Очень. Я думала, что хорошо все скрываю, но как ты... — я крепче прижалась к нему, обнимая за талию. Так хотелось согреться в его тепле, раствориться в этом человеке, который, словно солнышко, отогрел и вновь вернул меня к жизни.

— Я тебя прекрасно понимаю, но почему ты не расскажешь? — казалось бы, такой легкий вопрос, но вот ответа на него не было.

— Рассказать? Зачем?! Чтобы он посмеялся надо мной, пусть и не маленькой, но глупой девочкой? — это смешно, но почему же так хочется забиться в какой-нибудь угол и разрыдаться?

— Эх, сестренка. Какая же ты наивная, — Стефан крепко обнял меня, зарывшись носом в мои волосы, — Да вы оба дураки. Согласись, у нашего Ромео тоже реакция ненормальная на твою персону, — ой, зря он это сказал...

-Да? Ненормальная, говоришь? Ты считаешь, что ненависть — это реакция? Скорее уж защитный механизм, который всегда выходит мне боком, да и к тому же он... — судорожный вздох, — просто прибить меня готов. А я не виновата, что не смогла заменить Джексон, твою погибшую сестру. Мне это не нужно. Я хочу, чтобы меня любили такой, какая я есть, а не чей-то призрак, — все, что наболело, выплеснулось единой волной, захлестнув с головой.

— Да пойми же ты, наконец, что и я, и Эжен с Крисом, мы все любим именно тебя, Виолетта. Любим необыкновенную русскую девушку, которая вернула нам смысл жизни. А знаешь, что сказали врачи там, в больнице, когда я только привез тебя после той страшной авиакатастрофы? Они сказали, что ты не выживешь ни под каким предлогом. И мне отчего-то стало больно, как будто сейчас на медицинском столе умирал кто-то родной и близкий мне, а не изуродованная девушка. Я звал тебя. Просил, чтобы не оставляла меня никогда. Уже тогда решил для себя, что ты никогда не будешь заменой моей погибшей сестры! Ты это ты! На всем белом свете нет такого же человека! И я люблю тебя, мою сестренку, Виолетту, а не какой-то призрак прошлого. Знаешь, именно там, в больнице, сидя у твоей кровати, я понял, что рано или поздно прошлое придется отпустить, чтобы без страха заглянуть в свое будущее, — парень закончил говорить и заглянул в мои глаза. Не знаю, что он там увидел, но...

— Спасибо, братик, за твою любовь, — тихо шепнула на ухо парня, крепко обняв его, — а теперь давай репетировать.

— Вот так, — он улыбнулся, беря в руки гитару и любовно пробегая пальцами по струнам, которые мелодичным перезвоном.

Черно-белые клавиши... Закрытые глаза... И музыка, уносящая за собой, в воспоминания...

Снегом душа запорошена,

Сердце покрыто льдом, — Россия... ее заснеженные просторы, где я познала вкус любви, а вместе с ней и горечь разочарования. Убегая отсюда, оставила в этой стране все самое дорогое, что меня было... Но как оказалось — это всего лишь ложные ценности, мой выдуманный мир, который рухнул в одночасье, погребя под своими обломками и прежнюю меня.

Если ты отречешься от прошлого,

Я забуду обо всем.

Каждый твой шаг отражается

Болью в душе моей,

Между нами борьба продолжается

Много долгих дней, — мужчина с глазами цвета виски, в которых плескается, словно океан, ненависть, заставляя чувствовать себя всего лишь тенью, когда-то любимой им девушки. Но в тоже время его губы, руки, дыхание, биение его сердца... Теперь без этих вещей я не смогу жить. Смогу отдать все, что имею лишь за то, чтобы увидеть, что он счастлив, пускай и не со мной...

Знаю я, сделав шаг, ты поймешь —

Мы можем все начать сначала, — нет! Никогда я вновь бы не согласилась на это, прекрасно понимая, что любила всего лишь свой, выдуманный идеал, который в один момент рассыпался прахом, как и все мое прошлое. Правильно говорила мама, что не умею я разбираться в людях.

И время тает...

Двенадцать шагов нас разделяет.

Двенадцать шагов — время в пути, время любви,

Двенадцать шагов, чтобы уйти,

Чтобы забыть, — пришлось сделать гораздо больше шагов, чтобы забыть эту боль предательства... Но ни о чем не жалею. Теперь у меня есть, для кого жить и кого любить, отдавая себя до конца, без остатка этим новым, настоящим чувствам.

Стены запомнят молчание,

Тихую боль души

Но приходит момент осознания

И желания жить, — слишком много всего помнила я, а не стены, как бы мне хотелось. А еще слишком много помнил Розарио, который всегда оказывался не в том месте и не в то время...Как тогда... С аварии прошел месяц. Боль опять накатывала на меня с головой, топя в своем черном омуте. Граф... Княгиня... Всего лишь игрушка... Вдруг чьи-то теплые руки выдернули меня из этой тьмы, которая уже оплела все сердце...

— Тише, тише. Все будет хорошо, — шептал чуть хрипловатый голос, а меня взяли на руки и куда-то понесли.

-Хорошо? Когда даже ты, Розарио, меня ненавидишь? — не знаю, но почему-то слишком было важно его мнение.

— Знала бы ты причину моего поведения — не была бы рада, бежала бы прочь сломя голову, — его теплые, чуть обветренные губы коснулись моего лба. Мужчина говорил что-то еще, но уже медленно уплывала в страну грез, постепенно успокаиваясь...

Кем бы ты ни был — откройся мне,

Прошлое брось в огонь.

Просто сделай двенадцать шагов ко мне —

Не стой, — именно этого хотелось сейчас — убедить местного Ромео, что я не игрушка в его руках, не тень его возлюбленной. Сделать какой-то шаг. Вперед. Или назад. Так больше не может продожаться...

Знаю я, сделав шаг, ты поймешь —

Мы можем все начать сначала.

И время тает...

Двенадцать шагов нас разделяет.

Двенадцать шагов — время в пути, время любви,

Двенадцать шагов, чтобы уйти,

Чтобы забыть, — интересная штука — память. Порой она удерживает столько всяких событий, а иногда наоборот — выбрасывает все ненужно в никуда, раз и навсегда закрывая дверь в прошлое. Странная особенность. Ученые уже столетия бьются над этой загадкой, считая, что это всего лишь процесс усвоения клетками мозга информации необходимой им... Возможно и так, но другие считают, что память — дар и проклятье одновременно.

И те, и те по-своему правы, но у многих на этот счет свое мнение.

Последний аккорд... И музыка оборвалась... Закончилась песня.

— Ви, это потрясающе. Просто невероятно!!! — Стефан был в восторге, — это скорее надо показать остальным. Да с таким вокалом мы выиграем! — он чуть ли до потолка не скакал от радости, а я немножко прибалдело смотрела на него. Согласитесь, не каждый день видишь прыгающего с гитарой взрослого мужика, который еще при этом повизгивает, а в глазах — детский восторг! В итоге я не выдержала и рассмеялась, едва не промахнувшись мимо стула и не шлепнувшись на пол.

— Ве-е-етк!!!! Я люблю тебя!!! — орал этот ненормальный... человек, вовремя сцапав меня в объятия и предотвратив мое неизбежное падение.

Скрипнула входная дверь, в комнату кто-то вошел, а смех застыл на моих губах, так и не сорвавшись с них...

— Виолетта? — передо мной стоял парень, нет уже мужчина. Чуть длинные волосы, широкие плечи, те же слегка изогнутые в ироничной ухмылке губы и глаза, все такие же, только в них застыла какая-то грусть и боль...

— Серега... — я едва не рухнула на пол, но братец все так же крепко держал меня на руках, поэтому встреча с полом так и не состоялась, — Серега!!!! — взвизгнув, бросилась обнимать вошедшего.

— Ветка! Веточка, ты жива! — он подхватил меня на руки и закружил по комнате, слегка подбрасывая вверх.

— Ты узнал меня... — сорвалось с моих губ, когда Серега поставил меня на пол, крепко прижав к себе.

— Голос... Твой голос невозможно забыть, — шепнул он, прежде чем кто-то с силой оторвал его от пола, и мужчина отлетел к противоположной стене.

— Не успел я уйти, а ты уже... — я впервые видела нашего Ромео таким злым. Не знаю, может это шок, но вместо страха пришел смех. Вспомнилась песня о танкисте, которого уносили с поля с разбитой головой. Очень сильно сейчас Розарио напоминал его, с забинтованной черепной коробкой и горящими глазами.

— Да что ты говоришь! — бросив еще один взгляд на меня, обладатель глаз цвета виски направился в сторону Сереги, схватив того за грудки. Драки не миновать! Да что ж за день такой!

— Ребят, держите Роза, — крикнула, отцепляя пальцы этого неугомонного от куртки Сережки.

— Хватит. Слышишь, прекрати, — положив руки на грудь сопротивляющегося молодого человека, заглянула в его глаза, — он мой друг из той, прошлой жизни, — все так же тихо произнесла я, пробежавшись пальцами по его скуле. Не удержалась. Да вообще, когда Розарио рядом — твориться что-то странное. Меня просто тянет к нему, словно магнитом. И иногда появляется такое чувство, что будто именно он смысл твоей жизни, твой кислород.

— Die Freund? — переспросил Роз, как-то неуверенно глядя на меня, — отпустите, — он медленно подошел к Сереге, который все это время настороженно наблюдал за нами, — Извини. Я Розарио, — вот уж не думала, что он сможет признать свою ошибку. На него это не похоже.

— Сергей. Прекрасно тебя понимаю, — подмигнул друг, пожимая в ответ протянутую руку.

— Это Серега — мой друг, — указала на парня рукой, — а это — моя семья. Стефан, Эжен и Крис. Именно они в вое время помогли мне выжить, — представила улыбнувшихся молодых людей. Ох, как же эта троица напоминала сейчас пингвинов из "Мадагаскара", особенно Крис и Эжен, которые недавно поэкспериментировали с цветом своих волос. Дело было так...

Все началось с Эжена, который решил перекрасить волосы в более темный цвет, но Крис у нас хуже блондинки — вещи всегда хватает не свои, а на место не кладет. Ну и в этот раз, парень просто перепутал тюбики, а обратно не вернул. Надо сказать, что у Криса какой только краски не стоит в ванной, а у Эжа нет привычки читать одни и те же буквы два раза.

Вот и получилось у нас одно пепельно-белое чудо. Эжен как себя увидел, то минут десять заикался, но после чего, злорадно ухмыльнувшись, пулей улетел наверх. Как оказалось позже, парень слил шампунь, налив вместо него краски. Вот и получилось у нас два пепельно-белых пингвина в черных футболках

Их как Стефан увидел, то смеялся очень долго, отчего даже начал икать — пришлось отпаивать чаем. А ребята, подумав, не стали перекрашиваться. Понравилось им.

— А вы близнецы? — поинтересовался Серега, пытаясь сдержать смех от их дружного ответа.

— Да упаси боже!!! — вновь заорали оба в голос, отчего мы уже засмеялись все. Да, как давно это было — так же легко и свободно смеялась со своими друзьями.

— Ви, ты уже все знаешь, да? — Серж подошел ближе, стараясь заглянуть в мои глаза, которые я опустила вниз, стараясь на него не глядеть. А сидящий на диване Розарио с каким-то любопытством наблюдал за нами, прислушиваясь к каждому слову.

— Да. И я отомщу. Каждый пожалеет, что опустился столь низко, чтобы присваивать чужое себе. Они все вспомнят о той, что погребли в завалах своей памяти, — да мне было все равно, что они сделали, а чего нет. Просто воровать чужое творчество, причем так бездарно его исполнять, при этом присвоив себе авторство...

— Да. Я понимаю тебя и могу помочь, если потребуется, но у меня к тебе есть одна просьба, — он как-то замялся, а потом выпалил:

— А ты с нами не споешь? Да и остальные будут рады твоему возвращению, особенно Алекс, который после предательства порой скатывается в лапы к зеленому змию, — вот разве могла я отказать в столь ничтожной просьбе, причем, если сама хотела вновь обнять ребят, по которым скучала все это время

— Хорошо. Когда?

— Сегодня. В семь, если сможешь, — Серега лучезарно улыбнулся. Вот за такую открытую и добрую улыбку, стеревшую остатки боли и грусти из его глаз, я готова на все.

— Я с тобой! — тут же отрезал Розарио, вскакивая с дивана, но тут же стремительно опускаясь обратно. — Черт!!!

— Что с тобой? — я тут же подскочила к нему, схватив его за руки, которые были почему-то холодными.

— Да голова кружиться, — отмахнулся он, стараясь вытащить свои конечности из моих тисков, — Отпусти!

— Розарио Романо! Ты ребенок, маленький и капризный, надо сказать, даже эгоистичный! Но это не дает тебе никакого права плевать на свое здоровье! Я прекрасно знаю, что ты меня ненавидишь, но хотя бы ради самого себя можешь немного потерпеть мое присутствие?! Осталось совсем чуть-чуть. После конкурса вы вернетесь в Германию, а мы со Стешкой останемся здесь — строить новую жизнь. Так что пара дней... Хотя бы на это я могу рассчитывать? — выпалив все это вылетела из студии, громко хлопнув дверью.

Но на этом мои злоключения не закончились — на полной скорости, нисколько не затормозив, в кого-то врезалась.

— Смотри куда прешь, овца!!! — девушка вскочила с пола, судорожно отряхивая джинсы и футболку, при этом очень грязно матерясь

-На себя посмотри, коза педальная! — ну как же, сегодня прямо день встреч с "друзьями". Алина — когда-то моя лучшая подруга — ругалась, как заправский пьянчуга. Одно радует — она меня не узнала!

* * *

— И давно они у вас так ругаются? — Серега уселся на диван, даже не думая бежать за девушкой, полей вылетевшей из студии.

— Это уже в привычку вошло, — хмыкнул Стефан, подкручивая колки на гитаре.

— Я должен ее догнать! — Розарио попытался встать, но Крис и Эжен быстренько вернули его на место.

— Сиди уж, Ромео! Да и зачем она тебе? В Германии таких... — незаметно один из них подмигнул Стефу, отчего тот лишь слегка ухмыльнулся.

— Что?! Да как ты смеешь?! Она не такая, как все. Таких больше нет ни в мире, ни даже в другой галактике! — все больше и больше распалялся Романо, сильнее жестикулируя руками.

— Уверен? Ты что, ее любишь?! Раньше ты такого даже о Джексон не говорил, — в студии повисла тишина. Воспоминания о погибшей сестре все еще вызывали боль, пускай и не такую сильную, как до появления Вайолет.

— Черт!!! Да!!! Я люблю ее!!! Это выше меня. Она, словно наркотик, проникла внутрь, лишив меня контроля над собой! И теперь я даже понятие не имею, что со всем этим делать! Но одно знаю точно — она никогда не будет со мной по той простой причине, что ей это вовсе не нужно. А зачем ей любовь такого, как я?

— Знаешь, мой тебе совет. Попробуй вызвать у нее ревность — увидишь, что из этого получиться. Мне пора, — улыбнувшись, Сергей быстро вышел в коридор, оставляя немцев наедине с собой. Ведь он, как никто другой, знал Ветку, поэтому с точностью мог сказать, что этот самый Розарио ей далеко не безразличен, только она боится поддаться своим чувствам, удерживая их внутри. Она просто боится вновь встать на одни и те же грабли дважды.

И с этими мыслями он вышел на улицу, где поймав такси, поехал в парк, в котором его ждала та, которой теперь принадлежало его сердце... А в голове все крутилось стихотворение подруги, которое он использует в качестве эпиграфа к новому альбому группы "Записки в никуда":

Записки из ниоткуда

И письма всегда в никуда...

Давно потеряли друг друга,

Застыла на стеклах вода.

И мира нам мало стало,

Встречаемся часто с тобой,

Хотя я другою стала,

И ты стал какой-то чужой.

Огонь лишь погаснет в камине,

Свеча догорит до конца,

Но будем мы помнить отныне —

Письмо есть начало конца.

В простых и несложных сточках,

Что пишут любимым всегда,

Стоят лишь одни многоточья,

И больно так ранит беда.

Глава 5.

Эх, думала ли я, возвращаясь в Россию, что все будет так? Нет. Навряд ли. Да и вообще каких-то конкретных планов не строила, считая, что все это мне совсем не нужно и никогда не понадобиться, так как Виолетта Ларина погибла пять лет назад в авиакатастрофе. Я считала, что раз и навсегда вычеркнула свое прошлое, заперев его в своем сердце, но судьба преподнесла мне сюрприз...

Теперь же все постепенно возвращалось на круги своя. Не могло не радовать воссоединение с родителями, которые не только простили, но и приняли с распростертыми объятиями сою дочь, а так же внучку, в которой души не чаяли, потакая всем ее прихотям.

И Серега... Друг узнал меня ни смотря ни на что. Сейчас я была счастлива. Это мое маленькое нереальное счастье омрачалось лишь одним — Розарио. При одном взгляде на него становилось больно от осознания всей сложности нашей ситуации. Я любила — он ненавидел. Из этого замкнутого круга не выбраться, видимо, никогда. Тяжело это осознавать, хотя... Когда-то, будучи еще глупой девчонкой, думала так же... И что из этого вышло? В моей жизни появилась Стефания — солнышко, которое постоянно разгоняло сгущающиеся тучи. Она ведь все время пыталась подтолкнуть нас с Розарио к друг другу, как будто чувствовала, что он значил для меня.

Сейчас, медленно топая вдоль набережной, я размышляла, стараясь, наконец, определить — что же делать дальше? Но что-то решения все не было. Наверное, запуталась. Просто так и не смогла разобраться в отношениях к себе, к окружающим, к друзьям, к Розарио, в конце-то концов. Это уже похоже на паранойю — везде он мерещиться.

— Вайолет, стой! — ну вот, опять. Его сейчас не может просто быть здесь. Это моя больная фантазия. Но почему же тогда становилась?

— Прости меня, — сбивчиво пробормотали за спиной.

— Что-о? — резко развернувшись, уставилась на человека, решившего так неудачно пошутить, но... — Роз? — о, черт. Да что же это такое?

— Прости меня, — щеки парня раскраснелись от бега, глаза цвета виски лихорадочно блестели, а волосы, с красными прядками которых играл ветер, рассыпались по широким плечам. Так и хотелось заявить, что этот мужской индивид только мой, и ничей больше. Увы, и ах, нельзя. И откуда только такие мысли?

— За что? —

— За все! Просто я... — он не договорил, заглянув в мои глаза. И тут мне захотелось сделать нечто экстраординарное, ведь именно сегодня мне стукнуло 24 года, о чем было благополучно забыто, пока драгоценные родители мне об этом не напомнили, сообщив, что ждут меня и моих друзей сегодня в восемь вечера. Черт, надо было всем сказать...

— Идем. Я покажу тебе кое-что, но пообещай, что не сдашь меня, — подмигнув, схватила парня за руку и потащила за собой.

В этом городе всегда было одно место, в которое меня всегда тянуло, правда, почему — не знаю. Городской парк никогда не закрывался, и люди в любое время суток могли здесь находиться. Но было здесь одно местечко, до которого мало кто добирался. Многие о нем совсем не знали. Старые качели на берегу реки. Место, где впервые написала свою музыку. Здесь хранилось мое прошлое, которым я решила поделиться с Розарио.

— Ну и куда ты меня завела? — все та же холодная манера общения. Хм, обидно. Хотя, чего еще можно было ожидать?

— Какой ты настоящий? Почему всегда меняешь маски, пытаясь скрыть что-то очень важное в самом себе. Ты, словно загадка или головоломка. И вот собираешь тебя, пытаешься понять, и уже чувствуешь триумф победы... как вдруг маска слетает, на миг показав тебя настоящего, а потом все начинается сначала. Я устала, Розарио, устала... Скажи, какой ты на самом деле? — усевшись на качели, которые чуть поскрипывали от старости, сорвала растущую около моих ног ромашку, тут же начав обрывать лепестки.

"Любит, не любит, любит, не любит... любит..." — последний лепесток подхватил ветер и унес с собой мою несбывшуюся мечту. Кто бы знал, как я надеялась, что когда-нибудь Розарио перестанет меня ненавидеть и... Впрочем, это всего лишь глупые, ничего не значащие мечты. Он, наверное, уже ушел... Ну, правильно, его там опять кто-то ждет...

— Ты права, — тихий вкрадчивый голос раздался над ухом, отчего я даже вздрогнула, — права во всем, что сейчас сказала, за исключением одного. Лишь от тебя я не могу никогда спрятаться.

— Тогда хотя бы сегодня ты можешь побыть настоящим? — к чему этот вопрос? Ведь прекрасно понимаю, что это просто невозможно, чтобы он сказал "да", хотя так хочется...

— Да, — всего одно слово, сорвавшееся с его губ, но оно стало поворотным во всех наших отношениях, которые сейчас нельзя никак классифицировать.

— Ммм, честно сказать, не ожидала, что ответ будет положительным. Расскажи что-нибудь о себе, — улыбнулась ему, вдыхая запах весны.

— Родился я в Италии. Мама— скульптор, а папа — художник. И я, как бы это ни печально звучало, был единственным ребенком в семье. Так получилось, что с самого детства мое сознание занимала музыка. Я писал песни, при этом сутками обходясь без сна. Родители очень часто переезжали, поэтому впечатлений у меня было море. И все это вкладывалось в музыку, которая почему-то всегда была немного готичной и мрачноватой. Позже, уже закончив консерваторию, я познакомился о Стефаном, который только начал создавать группу, а потом и с Джексон. Ох, какой же я был тогда... сволочью, мягко говоря. Даже не хочется рассказывать. Именно сестра Стефана вытянула меня из этой пучины, в которую я сознательно опускал себя. Да и любовь — странная штука, она способна на многое. У меня ее отняли — Джек умерла Конец истории, — грустно улыбнувшись, он начал раскачивать качели, на которых я сидела.

— Мда. Наши истории даже чем-то похожи, только вот тут умерла я, а не мой, когда-то любимый человек, — подняв голову вверх, посмотрела на Розарио. Он, почему-то улыбался. Так весело. Правда, было одно но. Его глаза были такими же грустными.

— Хм, Роз, а ты в волейбол играешь? — и с чего бы я решила об этом спросить?

— Ну, да. А что?

— Предлагаю партию! — задорно улыбнувшись, продолжила дальше, — набираем команды. Жду тебя вечером в спортшколе, — на том и порешили: встретиться и сыграть, а затем направиться к парням на репетицию.

Теперь же главный вопрос — где найти игроков? Предположим, я знала, что могут играть Серега и Алекс. Вот. Уже трое. Где бы еще найти? О, кажется, там еще и Кирилл играет. Вот все! Нас четверо, да и их столько же будет, так что все может получиться! И в приподнятом настроении мы ушли из парка, держась, как пара влюбленных подростков, за руки.

Парни быстро согласились на небольшую игру. Решили, вспомнить, так сказать, молодость. Так что они будут нас ждать в шесть часов уже в школе. Интересно, а как у Роза дела?

С этими мыслями и пришла домой, где уже меня ждала Стешка.

— Мама, как дела? — дочка, едва я разделась, схватила меня за руку и куда-то повела, — смотри, что я нарисовала!

В ее комнате на письменном столе лежал рисунок, где детской рукой были нарисованы я, Стешка и какой-то мужчина, смутно напоминающий Розарио.

— А это кто? — поинтересовалась, глядя на улыбающуюся малышку, которая пыталась прочитать мою реакцию.

— Папа. Ну, мам... Ты же знаешь, кто это, — ребенок дергал меня за рукав кофты, привлекая к себе внимание.

— А знаешь что? Пойдешь со мной сегодня смотреть, как твой дядя будет играть в одну игру?

— А я могу в нее тоже поиграть?

— Нет, милая. Пока еще рано, но потом... — Стешка заулыбалась и понеслась собираться.

Шесть вечера. Спортшкола, ключи от которой оставил отец. Семь парней и две девушки.

— А кто это у нас тут? — едва увидев меня со Стешкой, Серега тут же подлетел к нам.

— Это Стефания, — представила я стесняющуюся особу, которая решила спрятаться за мной. Но друга же никто не остановит, — не бойся, милая. Он не страшный, просто жизнь у него тяжелая была.

— Дядя, а ты тоже будешь играть с моей мамой? — малышка с важным видом вышла вперед, протягивая парню свою крохотную ручку.

— Да... — он догадался.

— Пойдем, я тебя к дедушке провожу, — папа сейчас сидел на трибуне. Он согласился быть судьей нашего мини-соревнования.

Когда довольная Стефания сидела на коленях деда, мы вернулись на площадку и начали разминаться. Боже, как же давно я не играла. Даже порядком успела забыть это пьянящее чувство восторга.

— Выше прыгай! Сильнее удар! — раздалось со скамейки, где сидел отец. Как будто и не было этих долгих пяти лет, что я не была здесь. Как будто я все тот же подросток, которого учат, как правильно делать нападающий удар...

Команда соперника появилась на поле. В принципе, как и предполагала, их было тоже четверо.

-Привет, сестричка, — ухмыльнулся Стефан, начиная методично постукивать по мячу.

— И тебе не хворать, братец, — вернула ему улыбку, — накидывая над сеткой мяч. Прыжок. Удар. И сине-желтый снаряд, пущенный Серегой, с громким стуком ударился об пол.

— Ну что ж, начали, — раздался свисток, и началась игра.

Верите или нет, но такого ажиотажа я не видела никогда. То одна, то другая команды вели счет, не давая друг другу забить последний мяч. И это еще первый сет не закончился. Блок. Удар. И... аут!

— Юху, мы выиграли, — взвизгнула , бросившись обнимать друзей. Сейчас я веселилась, как ребенок, который еще не знает, насколько жестока жизнь.

— 29:27, — объявил отец, и мы махнулись сторонами. И снова мяч летал, как угорелый, попадая то на одну, то на другую сторону.

Второй сет остался за ними. Сейчас шел последний третий сет, от которого зависело наше положение: силы были на исходе, и на еще одну игру до 25 нас просто не хватит.

— Мы должны выиграть! — крикнул Алекс, вставая на подачу и отправляя на вражескую сторону.

— Да! — прием. Блок. Аут! Они ошиблись, дав нам вырваться вперед.

Эта игра была тяжелой и изнуряющей, в итоге мы выиграли!

— Спасибо за игру, — пожимая руку Розарио, прошептала я, счастливо улыбаясь. Сейчас это был миг ничем не затуманенного счастья, а что будет дальше...

* * *

Первый конкурсный день, а меня трясет так, что даже волосы на голове дыбом встали. Действительно, страшно. А вдруг они догадаются? Что тогда будет? Не знаю, не знаю. Спрашивается, для чего все это я затеяла?

Сейчас, стоя за кулисами, прекрасно понимала, что все это зря.

— На сцену приглашается группа "Dark Angel", — объявил ведущий, удаляясь со сцены под оглушительные аплодисменты.

— Сегодня у нас премьера песни, — заявила Амалия, едва не облизывая микрофон своими губами, на которых было ну очень много помады. Да и вообще, складывалось такое ощущение, будто она на панель вышла, а не на сцену. Слишком короткое белое платье корсетного типа не скрывало ее черного кружевного белья, а про туфли на шпильке я молчу....

Заиграла музыка, такая знакомая... Мои пальцы непроизвольно начали играть фортепианную партию, так жестоко выкинутую из песни. А потом она запела...

Ее глаза чернее неба зимою,

А руки тонкие, словно ласточки крылья,

И голос звонкий, как стекло ледяное,

Она идет и не касается пыли, — не так я представляла себе эту песню, не так. Зачем вся эта "тяжесть"? Здесь достаточно и акустической гитары или фортепиано. Расчет шел на голос. Но когда нечем петь, то лучше все заглушить музыкой. Да, девчонки тоже не важно играют, если сравнить с тем, как было раньше.

— Она глядит на меня,

И взгляд, как солнце, горит.

Она кричит: "Убегай!",

Я ей шепчу: "Погоди", — на дальнейшее прослушивание меня не хватило, поэтому я быстро спустилась в холл, а затем выбежала на улицу.

Шел дождь. Холодные капли медленно подали на асфальт.

— Я не могу больше! — крик в такие серые, смеющиеся небеса. Платье намокло, а я все так же не спешила спрятаться в помещении, жадно ловя ртом дождевые капли. Кто бы знал, как же сейчас хреново.

— Ветка, что ты тут делаешь? У нас скоро выступление, — рядом со мной появился Розарио. Только его для полного счастья и не хватало.

— Знаю. Роз, лучше уйди! — предупредила его прежде, чем он сиганул под дождь и тут же намок.

— Почему?

— Не знаю. Просто сейчас так хреново. Я не могу больше слушать ее завывания. Да и вообще... Не думала, что вспоминать прошлое — настолько болезненно, — я крепко обняла парня за талию, уткнувшись носом в его грудь.

— Все будет хорошо. Я рядом и не дам тебя в обиду, — он крепче прижал меня к себе. Эти минуты перемирия были так редки, но толь любимы мною, что я отдала бы все, что угодно, лишь бы стоять вот так, обнявшись, всю жизнь. И плевать, что идет дождь, что мы насквозь промокли...

— Нужно идти, иначе нас начнут искать, — суровая реальность ворвалась в иллюзию, построенную с таким трудом.

— Да, — вырвавшись из его объятий, побежала обратно в здание, где тут же на меня накинулся Стефан:

— Ты где была? Что за вид? — начал он, но был прерван на полуслове...

— Вы хотите выиграть?

— Да.

— Тогда меняем песню.

— И что ты предлагаешь?

— Ту, новую. Которую мы репетировали пару раз. С Розарио, — идея родилась в моей голове.

— Но...

— Доверься мне, Стеф. Роз не будет против. Мы споем, — улыбнувшись, побежала в гримерку, где недавно видела букет из засушенных роз и какие-то черно белые фотографии, а так же бокал с вином

До сих пор не могу понять, как же мне удалось уговорить парней на эту авантюру, особенно одного из них...

— А сейчас выступит группа "The Devil", — вот и наш выход. Удачи нам!

Легкие, едва различимые в тишине темного зала аккорды... Полнейшая темнота. Луч света выхватывает юношу в белоснежной, прилипшей к телу и промокшей рубашке. Он сидит на полу, бережно прижимая к груди гитару. С мокрых волос на пол капает вода...

— И лампа не горит, и врут календари,

И если ты давно хотела что-то мне сказать,

То говори, — одинок он? Влюблен ли? Любим ли? Рядом с ним лежат фотографии... Много фотографий. Они — осколки прошлого, порой не всегда радостного, но трепетно лелеемого. Он замолкает, продолжая все так же перебирать гитарные струны...

Любой обманчив звук, страшнее тишина,

Когда в самый разгар веселья падает из рук

Бокал вина, — белоснежное платье, облепившее девичье тело. Нежный, слегка хрипловатый голос девушки, которая босиком идет по полу, сминая черно-белые осколки прошлого, никому не нужного прошлого. А зачем? Теребить былые раны, наслаждаясь полученной болью? Лучше забыть, как будто этого никогда и не было. С громким звоном разлетается бокал с красным вином, до этого бывший в ее руках, заливая фотографии, словно кровью.

Девушка падет на колени около юноши, собирает руками эти осколки, а из глаз катятся слезы...

— И черный кабинет, и ждет в стволе патрон...

Так тихо, что я слышу, как идет на глубине

Вагон метро, — парень вновь начинает петь. Столько боли в его голосе, таком низком и надтреснутом. Нет сил жить... Нет ничего, что могло бы удержать. Ствол с патроном. Единственный выход — смерть. Он не видит девушку, сидящую рядом с ним. Но каким-то шестым чувством они ощущают друг друга... А не их ли это история, что растоптана и залита ярко-алым, словно кровь, вином?

— На площади полки, темно в конце строки,

И в телефонной трубке эти много лет спустя

Одни гудки, — сколько раз она пыталась... Сколько раз она пыталась позвонить ему, слыша лишь одни протяжные гудки на том конце провода? Их больше ничего не связывает... ничего не держит... Но отчего же тогда хочется лезть на стену, раздирая в кровь запястья?

Девушка ежиться, обнимает голые плечи руками, как бы пытаясь стянуть ту зияющую дыру, что появилась после его ухода. Ей уже все равно. И даже реанимация не в силах помочь. Разве можно реанимировать уже похороненную любовь?

И где-то хлопнет дверь,

И дрогнут провода:

"Привет, мы будем счастливы теперь

И навсегда", — слишком резкий хлопок. Все слишком резкое. Они с трудом смогли увидеть друг друга в пыли этого серого мира. И нет уже ничего, что тогда мешало быть вместе. Теперь все иначе. Они поняли, что кроме друг друга у них ничего нет, что любовь — то единственное, действительно, заменяющее все материальные блага...

Где-то позади них раздались легкие ударные ритмы, бренчание гитар... А им все равно. Они вместе, и больше ничего не надо.

Гитара юноши одиноко лежит среди фотографий, которые медленно съёживаются в огненном пламени, становясь лишь пеплом. Стоя на коленях, друг перед другом, влюбленный смотрят на свою половинку, аккуратно касаясь пальцами, боясь спугнуть, боясь поверить, что все это не мираж, а реальность...

-"Привет, мы будем счастливы теперь и навсегда", — его руки зарываются в ее мокрые волосы. Губы к губам. Легкий, словно крылья бабочки, поцелуй...

Включается основное освещение. И зал взрывается аплодисментами.

— Браво! Бис! — под эти оглушительные крики мы уходим со сцены, все еще до конца не веря, что все прошло без эксцессов, не считая последнего момента.

— Ну ты даешь! -присвистнул Крис, убирая басуху в чехол и обнимая меня за плечи.

— Ха. Кто бы сомневался! — Серега появился рядом с нами, обнимая какую-то невысокую девушку с темными волосами и глазами, практически черного цвета, — Это Дарина. Моя невеста. Прошу любить и жаловать, — представил он свое спутницу, после чего она была перезнакомлена со всей честной компанией.

Как оказалось, друг познакомился с ней на презентации своего первого альбома.

— Я не мог пройти мимо нее, — рассказывал он, счастливо улыбаясь. — Представь себе, стоит это милое создание, похожее на ангела, не решаясь подойти ближе... — его понесло.

Пока он восторгался ее красотой, я быстренько смылась за Розарио.

Мужчина стоял и курил на балконе. Поникшие плечи, взгляд, устремленный в хмурое небо . Решила уже было подойти, но что-то остановило, и я спряталась за колонной.

— О, Розик, милый. Меня дожидаешься? — раздался столь ненавистный мне голос, и рядом с парнем появилась Амалия. Ее наманикюренная ручка уверенно двигалась под его рубашкой, — Ммм, ваш номер... Это было эротично. Ты был бесподобен. Но вот та, что было рядом с тобой. И на фиг ты ее поцеловал?

— А так, захотелось, но с тобой никто не сравниться. Она же лишь жалкий суррогат, — они развернулись и ушли в неизвестном направлении.

— Не может быть! — прикрыв рот рукой, все так же стояла за колонной, не в силах поверить, что все опять повторяется, как и тогда.

— Ветка! Виолетта! — кто-то звал меня, но я не откликалась, — ты что здесь делаешь ? — рядом со мной оказалась девушка Сереги, Дарина, — ты плачешь? Что случилось?

— Понимаешь... — ее сочувствие выбило меня из колеи, и я рассказала ей все с самого начала, ничего не утаивая.

— Сволочи! — она грязно выругалась, раз и навсегда разрушив образ пай-девочки. С этого момента и началась наша крепка дружба.

Сейчас радовало одно — тешка уехала с родителями на дачу, и дочка не увидит, как ее мама набирается в хлам, стараясь заглушить ту ноющую боль, прошившую сердце.

Звонок в дверь. Кого там еще принесло? Медленно ползу к этой самой входной двери, тут же открыв ее. О, надо же. С первого раза получилось. Значит, еще не сильно подействовал алкоголь. Да и мыслю как-то трезво.

— Нам надо поговорить, — на пороге стоял... Розарио. Ммм, трезвый.

— О, мужчинка! Заходи, коль не шутишь! Чего приперся? Не удовлетворила тебя Амалия? — пьяно и зло пролепетала я, ползя опять на кухню и пытаясь приложиться к бутылке.

— Что ты мелешь? Да ты пьяна! — в голосе парня слышалось отчуждение. Он тут же вырвал мою бутылку.

— Как самка кабана! Верни мое имущество! Ты права не имеешь! И... пошел отсюда! — плюхнулась на пол, обняв руками колени, и принялась себя жалеть, — вот я его люблю... а он? Он ненавидит, да еще и с этой... спутался.

— Кого ты любишь? — тихий вкрадчивый голос. О, шиза проснулась. Ей можно сказать.

— Да Розарио, гада такого! Знаешь, это сложно, иногда даже повеситься охота! Но ему не нужно об этом знать. Не хочу портить жизнь этому... — высказывала все наболевшее... кому-то.

— И почему ты не могла сказать мне этого в трезвом состоянии? — спросил кто-то, а потом меня подняли и, прижав к стене, поцеловали. Крепко так...

А дальше... Одежда летела в разные стороны... Чьи-то горячие губы и руки, скользящие по моему телу, и... все! Провал.

Ох, голова моя... болит она и раскалывается, будто по ней долотом долбят. Все, больше пить не буду. Никогда. С трудом разлепив глаза, скатилась с кровати и по-пластунски поползла на кухню в поисках "Алкозельцера". Вы не подумайте, я вообще не пила практически до этого момента, но таблетки всегда были у мамы в аптечке, на всякий случай. Наконец, когда боль начала медленно стихать, потопала в ванную, где в зеркале на меня взирало чудовище с всклокоченными волосами и огромными синяками под глазами. М-да.

И из-за чего я так вчера? Ах, да, Розарио... Амалия... Воспоминания нескончаемым потоком хлынули обратно. А это неприятно, оказывается... И что вера было? Он, вроде приходил?

Закончив утренние процедуры, протопала обратно в комнату и тут же завалилась обратно спать. Что тут началась.... Чьи-то руки обняли меня, прижав к чему-то теплому и выпуклому в некоторых местах...

— АААААААА!!! — мой крик прорезал тишину квартиры, — убивают! — черт, что вчера было? Где были мои пьяные мозги, когда я позволила затащить себя в постель какому-то мужику, причем мало знакомому? Так, стоп! Почему малознакомому? Это же... Розарио!!! — АААААА! — крик повторился.

— Все, прооралась?! — он, по-прежнему, крепко прижимал меня к себе, отчего дышать, а тем более думать, становилось проблематично.

— Проваливай! К Амалии! — прошипела я, пытаясь вырваться из его объятий. Ага, как же... Кто бы мне позволил это сделать?

— А тебя не напрягает, что я всю ночь с тобой был? — развернув меня к себе лицом, Розарио, прищурившись, смотрел на меня. Ммм, а он симпатичный... Как же хотелось, чтобы вот так просыпаться каждое утро в его объятиях... Но мечты... остаются мечтами. Слегка взъерошенные волосы, сонное лицо с глазами цвета виски...

— Неа, я была в неадеквате! — отмахнувшись от него, прикрыла глаза.

— Хах, не каждая такое может неадектвате-то! — хохотнул он, отчего я залилась румянцем, выдав себя с головой.

— А что было?

— Ты не помнишь?! — казалось, Роз был в шоке, даже приподнялся на локтях, пытаясь заглянуть в мои глаза.

— Нет. Зато Амалия тебя век не забудет! Отпусти меня! — зло прошипела я, перестав вырываться. Все попытки не увенчались успехом.

— И не подумаю! Это, вроде, не я вчера признавался самому себе в любви, — он опять ехидно улыбнулся.

— Что? — все. Финита ля комедиа. Крыть нечем! Что у трезвого в уме, то у пьяного на языке.

— Ты сказала, что любишь меня!

— Это ничего не меняет! — зло крикнула я, вскочив с кровати и выбравшись из его объятий!

— Да?

— Да! Проваливай! — я отвернулась к окну, глядя на барабанящий по крышам дождь.

Розарио, больше не сказав ни слова, оделся и ушел, на прощанье, хлопнув дверью. Вот и все. Я вновь осталась одна. Может, не нужно было так... резко? Хотя... Это ничего бы не изменило, а я не хочу быть девушкой на одну ночь...

А ведь впереди еще последний конкурсный день, где мы должны выложиться по максимуму и стать победителями. И самое главное — восстановить доброе имя Виолетты Лариной. Благо, что родители, до своего отъезда, подсуетились и провели генетическую экспертизу, подтвердившую, что я их законная дочь. Даже эксгумацию провели — гроб оказался пустым. Вот и все. Теперь я гражданка России и Германии — Вайолет Джексон Ларина — Л"агери.

М-да, ничего не скажешь — удачное начало дня. Вскоре зашла Даринка, и мы отправились страдать шопоголизмом.

Хах, было весело. Особенно, когда она решила напялить костюм ведьмы, найденный в секс-шопе. Как бы я не отбрыкивалась, девушка все же приобрела его, мотивировав свой поступок тем, что он мне совсем скоро пригодиться.

— И кого мне соблазнять? Розарио, что ли? — смеясь, мы вышли из магазинчика, направившись в кафе.

— А хоть бы и его, — у каждой было пакетов по пять со всяким барахлом. И куда нам столько? Сама не знаю. Главное, что есть.

— Угу, ему и без меня есть кому соблазнять, — вспомнив когтистую лапку Амалии под его рубашкой, буркнула я, глядя под ноги.

— Да? Странно. Я думала, что только ты у него на уме. Он такой злой был, когда заявился в студию, где закрылся в обнимку с гитарой, — Даринка смотрела на меня, видимо, ожидая какой-то реакции, но...

— Нет. Я тут не при чем, -мы зашли в одну из кафешек, где упоительно пахло кофе.

— Всем привет, — Серегина невеста подошла к столику, где сидели какие-то девушки, — Знакомьтесь, это муза наших парней — Вайолет, а это Алиса — жена Алекса. Катерина — пока еще девушка Кирилла, но этот статус в скором времени смениться, — девушки, как по команде, повернули головы в мою сторону. Ну что можно сказать? Миловидные русоволосые девчушки-близнецы. Ага, девчушки... Им лет по 20...

— Так вот кому мы обязаны несчастьями наших парней, — зло прошипела та, что Алиса.

— Поддерживаю, сестричка, — хмыкнула втора близняшка.

— А зачем, позволь спросить, ты меня сюда привела? — зло посмотрела на Дарину, которая, как ни в чем не бывало уселась на стул, сгрудив пакеты на полу.

— Мне было интересно...

— Ах, интересно, значит? Ну и как, ты удовлетворена? Тогда, чао! — быстро развернувшись, с гордо поднятой головой вышла из торгового центра, вызвав такси и уехав домой.

Это не тот случай, чтобы портить себе и так неважное настроение. Сейчас единственным выходом оставалась поездка в студию. В голове вновь роился какой-то текст, которому не терпелось оказаться на бумаге.

Быстро собравшись, выскочила из дома и понеслась в нужном направлении.

Глава 6.

Время близиться к концу... Пора разрабатывать план мести для мои драгоценных "подруг". Они ответят за все! А вот драгоценному Максимушке свое достанется совсем скоро. Я намерена предъявить свои авторские права на все песни, которые они присвоили себе. С этим даже никаких проблем не возникнет — все необходимые документы, подтверждающие мои права, давно собраны.

— Эй, о чем задумалась? — Алекс потряс меня за плечо. Сегодня я опять сидела у ребят в квартире, переоборудованной под студию, где они творили. Как оказалось, их спутницы просто решили надо мной пошутить. Ну-ну, ждите, девушки! Я страшна в гневе.

— Хм, да вот... Даже не знаю, как и сказать... Понимаешь, Ал, я хочу, чтобы вы мне помогли разыграть ваших девчонок, — злорадно потирая ручки, уже прекрасно понимала, что помощь будет, причем любая. Вон у него какое лицо заинтересованное.

— Хм, я могу еще и остальных припрячь к этому действу. Чего твоя душенька изволит? — он нахально улыбнулся, на миг став тем самым Алексом, который так по-мальчишески признавался Юльке в чувствах.

— О, много моя душенька изволит, но сначала... — и все было рассказано и нарисовано на бумаге, для пущей конспирации.

И вот настал день "Икс". Вечер. В квартире тишина. Медленно поворачивается в замке ключ, и кто-то заходит в комнату. Ну, кто заходит? Это квартира Алисы, так что...

Щелкает выключатель — и ничего! Мы же пробки-то выкрутили! Алекс, как-никак, физико-математический факультет закончил.

— Что за черт! — и тут перед ее носом пролетает простынь, подсвеченная голубым светом фонаря. О, а там еще такая рожица была красной краской нарисована... Не успела я додумать, как эта девица завизжала, да так, что стекла едва не потрескались.

— Прииии-ии-видение!!!! — резко развернувшись, Алиска влетела в косяк, которому не под силу было ее остановить, и промчалась в другую комнату. А там ее ждал сюрприз... Ну, я же знаю, как обычно девушки бегают, если чего-то напугаются...

— Аааа! — громко матерясь, она шмякнулась на пол, где была разлита смесь ярко-алого цвета, похожая на то из чего делают "лизунов". Все занавес! Акт первый завершен!

Парни быстренько ввернули пробки на место. Зажегся свет. И оглушительный хохот прорезал тишину комнаты.

— Вы... вы... — заикалась девушка, не в силах подобрать слова.

— Извини, я пошутила, — улыбнулась, протягивая ей руку.

— Ну ты и даешь, — рассмеялась Алиса, поднимаясь с пола и вытряхивая из волос ярко-алую липнущую маску.

— О, желаешь с нами поучаствовать? Нам осталось еще двоих навестить, — в принце, я ожидала только положительный ответ. Он и был дан.

И вот теперь вся наша компания сидела в засаде в квартире Кати, а Кирилл, наряженный в костюм гориллы, возлежал на кровати, ожидая свою благоверную.

— Спит, — Екатерина, на ходу скидывая вещи, плюхнулась в кровать, обнимая волосатую грудь гориллы. Ох, что сейчас будет!

Недолго думая, девица вскочила с кровати и врубила свет, так и не заметив нас, ржущих в самом углу комнаты, куда не добиралось освещение. В это время Алиса старалась прикрыть глаза Алексу, который активно вырывался. Мышиная возня в действии!

И каково же было наше удивление, когда, прокричавшись, она начала мутузить бедную гориллу со словами:

— Ирод проклятый, где мой жених? Образина, ты, волосатая, если я не выйду замуж, то я тебя удушу! Узнаешь, где зимуют раки! — горилла не выдержала прессинга и пустилась в забег по квартире, на ходу скидывая детали костюма. Теперь уже Алекс закрывал Алисе глаза.

— К-кир? — Екатерина впала в ступор. В итоге, через минуту, вся наша разношерстная компания вылезла на свет божий

— Извини, Катюш, я пошутила, — Комментариев и восторганий не требуется. Даринку с нами разыгрывать пойдешь?

А вот девушку Сергея мы решили подкараулить вечером следующего дня, так как квартирных чудовищ она не боялась.

И вот настал этот эпохальный день. Темно. Где-то жутко каркает ворона — блин, в Кирилле такой талант пропал. Вдалеке слышится леденящий душу вой — о, Катюша постаралась. Вот у них семейка веселая. Все на своих позициях-ждем! Я распласталась по асфальтовой дорожке аки трупик сына Ивана IV, вся забрызганная кровью — читай, томатной пастой.

И вот раздались чьи-то шаги... Вороны закаркали сильнее, и кто-то завыл еще громче, а я все так же лежала на дороге, стараясь не заржать. Во все сложившейся ситуации мы не учли одного — тут ходит не одна Дарина.

Кто-то присел надо мной.

— Ви? Вайолет! — упс, мы попали. Этого человека я меньше всего ожидала увидеть и услышать. Меня попытались поднять, и тут...

— Ты почто боярыню обидел, смерд? — гробовое завывание Алекса привело Розарио в ступор. Да, этим несчастным подопытным нашего розыгрыша был именно он.

— Что? — ни грамма испуга в голосе, хотя перед ним возвышалась трех метровая, замотанная в холщовую материю тушка, залитая красной краской на манер крови и сверкающая ярко-желтыми глазами — фонарями.

— Почто боярыню обидел? Не, в натуре, брат? Ты чего нашу девку щупаешь?

— А не пошли бы вы? Она-моя! — меня как-то сильно стиснули, отчего я даже ойкнула.

— Эй, не давали тебе права собственности! Руки убрал! — ощутив под ногами землю, я наткнулась на ржущую около кустов Даринку.

— И вот этим вы меня хотели напугать? — она сдернула тряпку, обнажив скелет всей конструкции, а именно Алекса, восседающего на широких плечах Сереги. Ребята были почему-то в майках и трусах, которые у Сереги были ярко-розового цвета. И тут с дерева свалилась наша ворона — Кирилл, а за ним из кустов показалась Катя.

Посмотрев на Серегу, они как-то странно переглянулись, а потом вдруг засмеялись.

— Эй, а чего ржете? — не, я так не играю. Может мне тоже веселиться хочется? А то стою и раздеваю Роза глазами, вспоминая нашу совместную ночь. Все же память частично восстановилась.

— Там надпись, — Кирилл указал куда-то Сереге за спину, а оббежать его я не поленилась.

"Отдамся тому, кто больше положит!" — гласила надпись с огромной стрелкой, указывая на переднюю часть одежды, где находился огромный карман с пуговкой.

Это было последней каплей.

— Всегда хотела посмотреть, как они на тебе сидят, — улыбнувшись, Дарина направилась к дому.

— Ага. Именно по этой причине все мое нижнее белье, не считая этой порнографии, оказалось в стирке? — красный Серега подобрал холщовую тряпку, завернувшись в нее, подобно греческим богам.

В общем, день прожит не зря. На дворе уже стемнело, когда я засобиралась домой.

— Может, тебя проводить? — Алекс вольготно расположился на диване, потягивая зеленый чай.

— Я ее провожу. Все равно домой собрался, — вызвался на роль моего телохранителя Розарио, стоявший ко мне спиной.

-"Не надо. Все, что угодно сделаю. Умолю", — сложив руки в определенном жесте, я с надеждой смотрела на Дарину и девчонок, а те лишь ехидно улыбались и хлопали длинными ресницами.

Мои надежды рассыпались, как карточный домик от порыва резкого ветра. Быстро развернувшись, потопала к двери, натягивая сапоги на высокой шпильке.

— Всем пока! — махнув на прощанье рукой, выскочила за дверь и нажала кнопку вызова лифта. Сзади меня молчаливой тень стоял Роз. С того совместно проведенного утра мы больше не разговаривали. Совсем. Было как-то обидно. Хотя, я сама в этом виновата.

Наконец двери лифта распахнулись, и мы зашли внутрь, нажав кнопку первого этажа. Даже стоять рядом с мужчиной было тяжело. Температура все повышалась. Ладони вспотели.

-... — хотела уже было начать разговор, но двери лифта распахнулись, и мы вышли на улицу.

Медленно-медленно топая по улице, я наслаждалась накрывшей город ночью. Так красиво. Небо, усыпанное миллиардами таких недосягаемых звезд, спящие улицы и дома...

— Розарио, подожди, — остановившись, дернула парня за руку. Я так больше просто не могу.

— Чего тебе? — зло буркнул он, даже не повернувшись.

— Прости меня, — два слова. Всего лишь два слова, которые так сложно произнести. Сейчас от того, что он скажет, зависело слишком многое.

— Простить? А за что ты просишь прощения?— его взгляд не выражал ничего хорошего. В этих глазах цвета виски не было никаких чувств, никаких эмоций.

— За все. А еще за то. Что не сказала раньше... Прости, но я люблю тебя, — быстро развернувшись побежала бегом на сколько позволяли шпильки. Зря бежала. Он даже и не думал меня догонять. Вдруг стало так горько и противно, что по щекам побежали дорожки слез. Сейчас я злилась на саму себя... Хотя, если бы я сказала все намного раньше — что бы это изменило? Да ничего. Все было бы по-прежнему. Теперь же его ненависть лишь усилиться. С этими мыслями я завалилась спать, даже не потрудившись смыть косметику. Плевать!

* * *

А на улице, под звездным небом, на одной из парковых алей стоял парень. Запрокинув голову вверх, он смотрел на небесные светила и улыбался. Сейчас ему было, как никогда, хорошо. Ведь та, которую он так любил, наконец-то сказала, что любит его.

Казалось, что этот момент стал поворотным во всей его жизни. Он прекрасно понимал, что никогда не смог бы уехать в Германию, оставив Стефанию и Вайолет здесь, в России, не смог бы без них жить.

Сейчас его захлестнула волна чистого, ничем не затуманенного, человеческого счастья, которое свалилось на него нежданно-негаданно. Он просто стоял и улыбался, глядя на эти звезды.

— Она любит меня! — как же захотелось сообщить об этом всему миру. Но суровая реальность, как всегда вламывалась в идиллию жизни, — Ви? Вайолет?! — он обернулся, но девушки уже не было рядом. И Розарио понял, какой же он дурак. Он ведь так ничего и не сказал ей, а она ждала какой-то реакции от него. Боже, какой же он идиот! Ведь Вайолет неправильно истолковала его молчание. Не так поняла....

* * *

Вот и настал этот день, когда все тайное станет явным. Все. Еще немного и этот маскарад будет закончен, и я, наконец, заживу нормальной жизнью. Без него. Он так и ничего не ответил. Не простил. Правильно, теперь у него есть Амалия, а я... так, на одну ночь.

С самого утра весь день бегала по студии, готовясь к финалу конкурса. Мы чудом проползли в него, замкнув четверку лучших. Честно сказать, нас просто засудили. Но сегодня это не пройдет — слишком неподкупны судьи из международного конгресса.

— Надеюсь, никаких изменений не предвидеться? — Стефан нервно дергал гитарные струны, подтягивая колки.

— Нет. Совершенно никаких. Правда, будет один сюрприз. Но он никак не повлияет на решение судий, — улыбнувшись, вновь уселась за рояль, начав наигрывать Николаса Хупера, разминая пальцы перед предстоящей игрой.

— Вайолет, нам нужно поговорить, — взлохмаченная шевелюра Розарио показалась в дверном проеме.

— Извини, милый. Сейчас мне некогда. Сходи на этаж ниже. Гримерка номер триста два, — именно там сейчас заседала госпожа Ветрова. Брр, как меня бесит эта жаба.

Быстро захлопнув крышку инструмента, сорвалась с места, метнувшись за дверь и забравшись на самый верхний этаж. Я хотела побыть одна. Мне нужно было подумать. Что-то не устраивало в нашей песне, которую мы будем сегодня исполнять. Чего-то не хватало.

Мысли вновь перекочевали к парню с глазами цвета виски... И тут пришло озарение... Во всей этой недосказанной и недопетой истории любви не хватало главного — авторского участия. Ведь вся музыка писалась для фортепиано, которое было убрано за ненадобностью, как мне казалось, а сейчас пришло осознание того, что без этого инструмента слишком все пусто.

— Эврика! — с громким криком, понеслась вниз по этажам. Главное — чтобы Стефан все еще был на месте, — Стефан! Я придумала! — забежав в студию, я застыла, словно восковая фигура, глядя на гостью...

— Ну, здравствуй, Виолетта, — в кресле сидела Амалия Ветрова собственной персоной. Она оценивающе посмотрела на меня, — Хм, а ты похорошела. Всем авиакатастрофы так помогают?

-Узнала, значит. Рада за тебя. Милочка, тебе уже ничего не поможет, — хмыкнув, уселась на подоконник прямо напротив нее.

— Хамить научилась... Максимка будет рад таким кардинальным изменениям.

— Не сомневаюсь. А уж как я ему рада — словами не передать. Тебе чего здесь надо?

— Да вот, рассказать хотела, какой Розарио замечательный любовник, — она улыбнулась, думая, что смогла задеть меня. Нет, честно, задела, и очень сильно, но не стоит ей этого знать.

— Ха, и без тебя знаю, плавала. Вот, с тобой поделиться решила. И как тебе? Гляжу — понравилось. Так забирай себе, — сейчас я готова была убить себя за такие слова, но ничего не поделаешь. Амалия всегда умела играть на чувствах людей, поэтому не стоит ей знать, что моя привязанность к Розу слишком сильна.

— Ммм, даже так... А он знает? — я так понимаю, объект наших рассуждений сейчас стоял за дверью и все это слушал. Жестко.

— Он знает всю правду. Правда, уже слишком поздно что-то менять, — ровный голос. Размеренное дыхание. Если он не дурак, то все поймет. А так...

— Ну и прекрасно, — быстро встав, Ветрова удалилась за дверь, взмахнув алым подолом платья на прощание.

Надо сказать, что все это время, что мы были в России, мне не давал прохода Максим Ветров, стремившийся зажать меня в любом углу. И это все могла закончиться плохо, если бы не ребята, которые вовремя припугнули его, и он, наконец, отстал. За пять лет от того парня, которого я знала, не осталось ничего. Теперь же это был циничный, ничего не гнушающийся ради денег, не пропускающий ни одной юбки, "человек". Без кавычек не скажешь.

-Ты меня звала? — братец заявился со всей честной компанией, включая Серегу со своей братией.

— Да. Изменения в песне. Ты просил предупредить, если они будут. Я предупредила. Правда, есть одна проблемка. Не знаю, кто сможет сыграть партию на фортепиано, — с надеждой посмотрела на окружающих, надеясь, что они смогут помочь.

И ту в комнату вошел Розарио:

— Я сыграю, — произнес он, странно глядя на меня, будто в чем-то разочаровался. Что ж... Не понял, — Надеюсь, что больше тебя никогда не увижу. Исчезни, — он уселся на подоконник, отвернувшись и глядя на город, в котором завтра уже не будет.

-Что на этот раз? Да и когда вы успели? — Стефан начал возмущаться.

— Брось. Все нормально. Вы сегодня здесь последний день, так что не будем его омрачать.

— Ты не вернешься с нами? — на лицах Эжена и Криса сквозило разочарование. Как будто они ожидали, что все будет иначе, и я уеду с ними. Это не возможно. Вся ненависть Розарио, который всегда будет рядом с парнями, уже прожгла в моем сердце дыру, залечить ее будет не просто.

— Нет. Я попробую себя в качестве продюсера "Триады", — через силу улыбнувшись ошарашенной компании, вышла из комнаты, вновь поднявшись на крышу.

* * *

— Что на этот раз вам не так, Розарио? — Дарина, как всегда зудела над ухом. Бесит уже! — Тебя не касается! Вас вообще это не касается! Со своими проблемами разбирайтесь! — не выдержав осуждающих взглядов друзей, быстро смотался из их общества, решив подняться на крышу. Последнее время я слишком часто там бывал, наблюдая за жизнью города с высоты, откуда люди казались такими маленькими, похожими на муравьев...

В принципе, их всех тоже можно понять, но... Мне это не нужно. Как-нибудь сам разгребу развалины своей рушащейся жизни. Да, с появлением в ней Виолетты все изменилось, окончательно и бесповоротно. Я не могу понять, когда эта женщина, обладающая несгибаемой волей, сумела пробраться в мое сердце. По началу, просто восхищался ее стойкостью, каждый раз издеваясь над ней. Если честно, то это доставляло огромное удовольствие, ни с чем несравнимое удовольствие. А потом... Потом начался какой-то бред. Дня не могло пройти, чтобы я не задевал Виолетту. Теперь просто не мог без этого. Когда она злилась, так и хотелось ее поцеловать и прижать к себе, чтобы уже никогда не отпускать.

Но поездка Россию стала роковой ошибкой. Здесь я познакомился с Амалией, которая быстро втерлась в доверие. Ну а почему бы и нет? Милая, красивая девушка. К тому же дружеские отношения с солисткой российской группы пошли бы на выгоду всем нам. Но, как оказалось, тем самым я вырыл собственноручно могилу для себя. Кто же мог знать, что именно из-за этой девицы Ветка чуть не погиба в авиакатастрофе. А уж когда она рассказала. Что Максим Ветров— отец ее дочери... Я неделю ходил, сжав кулаки, чтобы не свернуть этому гаду, причинившему столько боли моей девочке, шею.

А вчера Вайолет сказала, что любит меня. Да я от радости едва не прыгал! Просто невероятно, что она не ненавидит меня. Но, как обычно, мной же все было испорчено! И теперь все наши отношения вернулись туда, откуда мы начали. Что теперь делать — не знаю. Ладно, как-нибудь само утрясется.

С этими мыслями зашел на крышу. На самом ее краю сидела женщина в белоснежном платье... Ее темны, как смоль волосы, ветер разметал около нее. Но не это было самым интересным. Она разговаривала, глядя вниз, на жизнь города.

— Я же люблю его. И почему он этого не может понять. Пытаясь что-то исправить, делаю только хуже, с каждым разом усиливая его ненависть. Ладно. Остался всего один день, и он уедет, а я постараюсь забыть... Что, наверное, вряд ли возможно.

Это была Вайолет. Ее голос я узнаю из тысячи. Хотелось подойти, обнять ее, прижать к себе такую хрупкую фигурку и никогда не отпускать. Но нельзя! Эта крыса, Амалия, все поняла слишком быстро, подловив мен на крючок. Если б я только перестал причинять боль Виолетте, она бы постаралась сама... Так что из двух зол, я выбрал меньшее...

* * *

Вот и начался финальный тур конкурса. Уже исполнили свои композиции две группы. Теперь же не сцене во всей своей красе появились "Dark Angel". Хм, это зрелищно смотрится. Четыре девушки, и все в ярко-алых нарядах, едва прикрывающих своих хозяек.

Он что-то там набирали, не было ни сил, ни желания разбирать текст, который я прекрасно знала и так. И вот, когда эти куклы убрались со сцены, настала наша очередь. Сегодня мы выступали последними, закрывая всю конкурсную программу.

— Готова? — поинтересовался Стефан, ободряюще глядя на меня.

— Угу, — лишь кивнула головой в ответ. Страшно. А вдруг ничего не получиться? Со мной не было такого еще никогда с самого первого раза, когда вышла на сцену.

Заиграла музыка... И, закрыв глаза, растворилась в ней . Пред глазами предстали изящные пальцы Розарио, скользящие по клавишам инструмента. Вспомнилось, как учила играть его мелодию этой песни с рук. Рука к руке. Плечо к плечу.

Эти воспоминания захлестнули с головой... Теперь я просто пела, вкладывая всю свою душу... Делилась всеми теми эмоциями, что царили внутри.

— И это были наши последние участники, — раздался голос ведущего, выводя меня из транса. — Жюри подводит итоги... — мы быстренько смотались за кулисы.

— И как? — первый вопрос, который задала ребятам, крепко обнявшим меня.

— Вот сейчас и узнаем, как.

— Всех участников просим подняться на сцену, — что мы и сделали, встав как можно ближе к кулисам.

Тем временем около микрофонов появились все члены жюри. Настал момент, которого все так ждали.

— Мне очень приятно находиться сегодня здесь, и слушать столь прекрасную музыку, — начал один из них, — Но конкурс есть конкурс — всегда будет победитель и побежденный. Хотя, нужно сказать, мы его определили сразу. Эта группа была с самого начала нашими фаворитами... — раздался гром аплодисментов фанатов "Dark Angel". Обидно, то проиграли.

— Я же говорила, — победно ухмылялась это блондинистая мымра Амалия, стоя в обнимку с девчонками.

— Прошу меня не перебивать. Хотелось бы сказать всем огромное спасибо за их творчество. Победителем становиться группа... — барабанная дробь. Гулко бьющееся сердце. — The Devil!!! — громко объявил судья под бешеные аплодисменты зрителей.

— Ветка, мы выиграли! Выиграли! — крепко обнимая ребят, я улыбалась от уха до уха, расцеловывая каждого.

— Мы специально занизили им баллы, надеясь, что они смогут порадовать нас еще чем-то экстраординарным. И они это сделали! Но хотелось бы узнать, кто же писал вашей группе музыку и тексты? — задал вопрос судья, и ребята дружно вытолкнули меня к микрофону.

— Поздравляю вас. Они превосходны. Скажите пару слов, — все немного отодвинулись, а я достала из складок платья конверт с документами.

— Хотелось бы сказать огромное спасибо организаторам и зрителям, которые подарили нам такой прекрасный праздник, оставивший много эмоций. А теперь хотелось бы минуту внимания и тишины. Просто послушайте. Кто-нибудь помнит начальный состав группы "Dark Angel"? Наверное, многие из вас. И все, наверное, задавались вопросом, куда же делась их солистка и клавишница? — начала издалека я.

— Да. Нам сказали, что она погибла в авиакатастрофе. Насколько помним, она и писала все песни для группы, — раздалось в зале.

— Что ж, я могу сказать одно. Она жива. Ей чудом удалось выжить в той авиакатастрофе. Одной из всех пассажиров того рейса. И сегодня, слушая песни, которые исполняла Амалия Ветрова, говорящая, что является их автором, я решила перестать скрываться и узаконить свои авторские права. Я — Виолетта Ларина, та, которая написала все песни для этой группы и отправила их своим подругам на почту перед отъездом, а они... Предали, так еще и авторство присвоили... — в зале раздался гвалт.

— Неправда! Это все неправда! — закричала Амалия, -она лжет!

— Нет! И ты это прекрасно знаешь! — с укором посмотрела на нее.

— А вы можете все вышесказанное вами доказать? — поинтересовался один из членов жюри.

— Да. Вот документы, — протянула ему конверт, который тут же был вскрыт. Минут пять они что-то там вычитывали и рассматривали.

— М-да, я не завидую вам, участники "Dark Angel", — сочувственно промолвил главный судья конкурса.

Месть — блюдо, которое подают холодным. И она свершилась. Я сделала то, что пять лет вынашивала в планах.

— Ветка, ты жива? — ошарашенная Алинка подошла ближе ко мне, видимо, стараясь найти знакомые черты.

— Для всей вашей честной компании я умерла, — с презрением глядя на бывших подружек, изрекла я, удаляясь со сцены под руку со Стефаном, оставляя растоптанных и выпотрошенных соперников позади. Слишком много они мне должны. И суд доведет до их сведения — сколько.

— Ну ты и дрянь, — прошипел Ветров, хватая меня за руку.

— Хорошие были учителя. Или же просто я хорошая ученица, — освободившись от его захвата, пошла дальше, туда, где уже ждали друзья. Отсюда было слышно, как они поздравляли нас с победой.

— Ого. Вот это ты завернула! — Серега и Алекс крепко обняли меня, — спасибо, — прошептали они так, что слышала только я.

— Ладно, мне пора, — переоделась, — поздравляю вас с победой, дьяволята.

— Это твоя заслуга, — Эжен прижал меня к себе, поцеловав в лоб.

— Я уже больше не с вами, — горько усмехнулась, стирая тыльной стороной ладони одинокую слезинку, пока ее никто не заметил. Слишком тяжело расставаться с теми, кто стал частью твоего сердца, твоей семьей.

— Кто сказал? Ты всегда с нами. Вот здесь, — Кристиан, накрыв мою ладонь своей, положил наши сцепленные руки туда, где билось сердце, — и мы приедем к тебе, или ты к нам. Стефан же не сможет без вас со Стешкой.

— Спасибо, Крис, — крепко обняла парня, а затем перекочевала в объятия Стефа.

— Братик, найди себе девушку и женись!

— Обязательно! Но замуж ты выйдешь первая! Племяше привет передавай! Мы скоро вернемся, — в комнате царила какая-то напряженность. Все чего-то ждали. Но чего? Не знаю. Возможно, надеялись на продолжение бразильского сериала со мной и Розом в главной роли? Этого не будет. К тому же моя доченька сегодня возвращается с дачи. Быстрее бы уже.

— Окей! — вот и дошла я до обладателя глаз цвета виски? Что сказать тому, кто тебя ненавидит? Не знаю. А что сказать тому, кого ты любишь?

— Пусть у тебя все будет хорошо. Найди свою любовь, — тихо произнесла я, стараясь запомнить каждую черточку его лица. Никогда. Больше никогда его не увижу. Сердце рвалось на части, но ничего не поделаешь.

— Прощай, — холодный, полный ненависти и презрения, взгляд. Быстро развернувшись, вылетела за дверь. Пронеслась по лестнице и, выбежав на улицу, вызвала такси. На большее меня не хватило, едва сев в машину, я разрыдалась.

Так рыдают дети, когда у них отбирают самую любимую игрушку. Так рыдает человек, который потерял одного из самых дорогих и любимых...

— Дочка, что случилось? — мама уже была дома, а Стешка спала. Оно и к лучшему. Не хочу, чтобы мой ангел видел, как его мамочка плачет. Не нужно причинять лишней боли ребенка.

— Мама, я потеряла его... навсегда, понимаешь? Он больше никогда не придет, а потом женится, заведет семью и все... — крепко прижавшись к матери, изливала свое горе.

— Тише... тише, милая. Все будет хорошо, — она гладила меня по голове, успокаивая, пытаясь внушить веру во все хорошее.

— Может, и будет, но уже без него... Я люблю его. Безумно люблю... — не помню, как оказалась в своей комнате. Вскоре истерика сошла на нет, и я погрузилась в тревожный сон. Кто-то звал меня...

Глава 8.

Сегодня я родился по-новому.

Ты привела в мир, где есть место любви

И нет больше места паранойе.

Мы победим! Мы сильные!

Мы одни были сильнее,

И если надо, то вынесем мир,

Потом опять, по новой, построим...

(Log-Dog — 2 марта)

Розарио.

— "Я должен, должен ей все рассказать, пока не поздно", — скользнув в машину, завел и вывел ее из гаража.

Май... Ночь дышит спокойствием и тишиной. На небе уже зажглись первые звезды, а полная луна так печально смотрит на дремлющий город. Она так быстро убежала, а я слишком поздно понял, что мне плевать на все угрозы Амалии — главное, чтобы Вайолет всегда была со мной.

Когда-то папа рассказывал одну сказку, которая почему-то запомнилась, хотя обычно такой мусор в голове не держится слишком долго, а тут...

В давние — предавние времена жил на свете знаменитый хан. Звали его Месяцем. Богат и славен был он. Но берег хан не серебро, не золото, а красавицу-дочь.

Красавица Луна, дочка старого хана, была ему дороже всего на свете. Один ее взор был светлее самых ярких звезд.

Счастлив и доволен судьбою был старый хан. Но вдруг с красавицей Луной приключилось какое-то горе. Улыбка исчезла с ее лица, потускнел румянец, и стала Луна тихой, печальной и бледной.

Чего только ни делал старый Месяц, чего ни придумывал он для нее! Сколько подруг и гостей у нее перебывало! Каких только песен не пели ей! Какие только зрелища, пиры и состязания не устраивал он для нее — ничто не помогало и ничто не могло вызвать ее улыбки.

В царстве хана Месяца жил-был лихой удалец, молодой Корабельщик. Отважен и весел был он. Полюбился Корабельщик этот красавице Луне больше всего на свете.

Уже много раз на дворцовых пирах богатыри заморские предлагали старому Месяцу свои несметные богатства за руку и сердце прекрасной Луны, но всем было отказано.

Старый хан не мог отказать своей дочке ни в чем, а ей все были не любы, потому что удалой Корабельщик для нее был милее всех.

Как ни строга жизнь красавицы в ханском доме, она убегала на свидания со своим милым Корабельщиком, который признался ей, что давно уже полюбил ее больше всего на свете.

Строг был старый Месяц. Не отдал бы он свою дочь в жены простому Корабельщику.

Нужно было Корабельщику во что бы то ни стало отличиться, сделаться знаменитым, заставить о себе говорить весь мир и уже тогда просить руки прекрасной дочери хана.

Как-то проезжие купцы, что не раз заезжали с товарами в ханство Месяца, поведали хану, что есть на свете море без конца и края, а на море том -остров. Там поля, сады и рощи золотом цветут, вместо цветов — драгоценные камни растут. Стоит на Острове алмазный дворец, а во дворце находится громадная морская жемчужина. В жемчужине хранится чудо-камень — камень жизни, мудрости и счастья. Всякий, кто завладеет этим камнем, будет жить без конца, разум его будет всегда ясен и мудр, и будет тот без меры счастлив. Камень этот сияет, как ранняя заря, освещая весь дворец. Дворец же принадлежит молодому Солнцу-богатырю. Охраняет его семь ветров, семь грозных братьев. Они не допускают к острову ни одного чужого корабля. До сих пор еще никому из людей не удавалось побывать на этом острове.

Хан Месяц не раз говаривал, что тому, кто достал бы камень жизни, мудрости и счастья, он бы ни в чем не отказал и сделал бы его первым в своем ханстве.

Красавица Луна рассказала об этом Корабельщику, и он решил во что бы то ни стало тот камень разыскать и без него не возвращаться.

Простившись с Луной, Корабельщик отплыл в далекие моря, увозя с собой веселость и улыбку молодой дочери хана, красавицы Луны.

Много времени прошло с тех пор. Уже давно пора бы отважному моряку возвратиться, однако его все нет и нет. Печаль и инка не сходят с лица красавицы Луны.

А гости все едут и едут к хану Месяцу; из дальних стран без конца приезжают сваты.

Но тоскует Луна. Милый стал ей еще дороже с тех пор, как она рассталась с ним. Горюет и плачет красавица: "Ой, не слушался бы ты меня, не плавал бы ты по морям-океанам неизведанным, не искал бы ты камень тот проклятый. Неужели же ты не вернешься ко мне, мой желанный?"

Тоскует дочь. Глядя на нее, горевал отец, и не выдержало отцовское сердце, умер старый хан.

Целые дни красавица ханша плакала и томилась в своем белокаменном дворце, и ночью сходила она на землю в подвенечном наряде, шла к синему морю, садилась в легкую лодку и плыла с подругами-звездами по своему привычному пути, вглядываясь вдаль с надеждой увидеть своего любимого морехода...

Много лет прошло с тех пор. Уже давно наверное, погиб Корабельщик. Но каждую ночь молодая ханша выходит на дорогу и пытливо всматривается вдаль...

Вот отчего печальна Луна, вот почему она так бледна: все ждет своего жениха, все тоскует.

Осторожно проехав поворот, решил ехать быстрее. И так потерял слишком много времени,

-"Виолетта, девочка моя..." — задумавшись над предстоящим разговором, не заметил, как автомобиль все больше и больше набирал скорость. Вдруг зазвонил телефон, выведя меня из раздумий.

— Черт, что происходит?!! — бросив взгляд на приборную панель, понял, что еду со скорость 140 км/ч, причем она постоянно растет.

Я с силой вдавил на тормоза, но все было бесполезно: они не работали, — Черт, я же их недавно проверял, и все было в порядке! — а скорость все росла и росла, превращая поездку в аттракцион смерти.

— Должен, должен быть выход, — я лавировал между машинами, а скорость росла и росла, — одной рукой стал набирать такой родной номер, а второй — вел авто.

— Ну же, Ви, возьми трубку! — резкий гудок раздался над моим ухом: прямо на меня летел огромный грузовик.

— Нет!!! — закричал я, но слишком, слишком поздно. Чисто рефлекторно вновь надавил на тормоза, но безрезультатно. Это конец.

Поняв безысходность своего положения, просто закрыл глаза... Резкий скрежет металла, звон разбитого стекла. Ужасающий скрип и хруст. Резкая боль в висках. Спину обожгло огнем, и наступила темнота.

— Аппарат абонента находиться вне зоны действия сети...

Виолетта

Не знаю, сколько я проспала, но меня разбудил звонок телефона.

— Да?

— Ветка, приезжай! Розарио... он... в аварию попал, — перепуганный голос Даринки выветрил остатки сна, и я тут же кинулась одеваться.

— Он... попал... в аварию... — единственные четыре слова, срывавшиеся с губ. Быстро вылетела из квартиры, хлопнув дверью.

Черт, как назло нет машин. Подъехало такси.

— ЦРБ, — назвала адрес. Я не позволяла себе думать о плохом. Он жив! Господи, пожалуйста, не забирай его, умоляю! Лучше я, чем он!

— Вы можете быстрее? — Розарио, ты сильный! Ты выкарабкаешься! Только живи!

Выскочив около больницы, я побежала к зданию, где располагалось реанимационное отделение. Она сказала, что его повезли туда.

— Ты приехала, — Стефан крепко прижал меня к себе, вытирая с моих щек капельки слез. Я и не заметила...

— Что с ним? Как? Почему? — вопросы сыпались с ужасающей скоростью, но я ничего не могла с собой поделать.

— Он ехал к тебе... — это стало последней каплей. Только сейчас я в полной мере осознала, что мой любимый сейчас в реанимации. Между жизнью и смертью.

— Стефан, скажи, он выживет? Пожалуйста! — слезы градом катились из моих глаз. Господи, только бы он был жив! Пожалуйста... Прошу тебя, спаси его! Если он... я не переживу.... Он нужен всем! Я сделаю все, что угодно, только пусть Розарио будет жив.

Брат крепко прижимал меня к себе. Тут дверь открылась, и вышел врач.

— Доктор, что с ним? Скажите, он жив?!!

— Успокойтесь, барышня! Он жив... но.... — мое сердце сделало перебой, ожидая самого худшего.

— У него сильные повреждения... Сломаны ребра, кости рук и ног... сотрясение мозга и... — врач о чем-то задумался.

— Ну же, скажите! — я вцепилась в его руку, как будто она была моим спасательным кругом.

— Он ослеп! — эти два слова звучали, как приговор, с которым ничего нельзя сделать. Господи, как же он бедный... За что ему все это? Голова закружилась, и я едва не полетела на пол, но заботливые руки брата удержали меня от падения.

— Тише, девушка... У вашего молодого человека задето левое полушарие мозга... И мы не знаем, чего нам ожидать... Удивительно то, что он вообще остался жив... — доктор уже собрался было идти...

— Разрешите мне быть с ним, пожалуйста...

— Девушка, вы понимаете, что это невозможно? Сейчас он в реанимации, ему сиделка нужна...

— Я все смогу, пожалуйста, — умоляла врача. Сейчас я была готова на все.

— Эх, молодежь...— в его глазах блеснул озорной огонек, — хорошо. Жду вас завтра. Медсестры вам все расскажут. У нас все равно нехватка рабочего персонала, — и врач ушел, оставляя нас одних.

— Что ты намерена делать? — поинтересовался Кристиан.

— Что делать?! Твой друг лежит реанимации, а ты заявляешь это таким спокойным тоном? Езжайте-ка вы все в свою Германию, а я останусь с ним! Он поправиться!

Боже, как же тяжело осознавать, что любимый тобой человек навсегда ослеп... Беспомощен, как котенок... За что ему это все? Сейчас, сидя дома и собирая вещи, поняла, что сделаю все возможное и невозможное, но только бы у него было все хорошо... С этими мыслями я и уснула...

* * *

Порой случаются вещи, которые не зависят от нас. Именно они помогают нам понять, насколько дороги и любимы некоторые люди... Иногда осознание такого простого чувства, как любовь, приходит слишком, слишком поздно. И вот ты летишь сквозь бурю этих событий... Один неверно сделанный шаг влечет за собой такие последствия....

Розарио лежал в больнице... И он ослеп...

— Здравствуйте, — я зашла в ординаторскую в поисках бабы Мани, которая должна мне была показать, что делать.

— О, здравствуй, деточка, — как оказалось, бабой Маней звали женщину лет семидесяти, слегка полноватую, с добрыми, светло-карими глазами и темными волосами, прошитыми сединой. — Идем. Только халат не забудь надеть. Твоя задача простая — следить, чтобы все аппараты работали, и снимать каждый час показания.

Белоснежная дверь с черным номером 213, а за ней... Розарио. Сердце пойманной птицей забилось о грудную клетку... Войдя в ярко-освещенное помещение, я увидела больничную койку, на которой лежал он, замотанный с ног до головы бинтами так, что виден был лишь кончик носа, да губы, искусанные в кровь... Огромное количество трубочек и проводочков тянулось от разных приборов к нему... Он даже дышать на мог сам, поэтому половину его лица закрывала кислородная маска. Господи, за что его так? В глазах потемнело.

— Ты мне тут, это, не смей в обморок падать! Нашлась неженка! — заворчала баба Маня.

— Не буду, просто он...

— А ты чего хотела, деточка? Твой парень в рубашке родился, чудом выжил в этой страшной аварии. Говорят, подстроили ее. Шланги тормозные перерезали, да не знаю я... правда это али нет, — шепотом разглагольствовала бабуля, попутно объясняя мне, какие приборы за что отвечают. — Ну, ладно. Пойду я. Дел у меня еще много. Позже зайду, проверю, как ты, — и она ушла, оставив меня наедине с Розарио.

Равномерный писк приборов... И он, такой неподвижный, застрявший между двумя мирами...

— Я люблю тебя, Розарио, — тихо прошептала я, — И сделаю все, чтобы ты поправился. Ты меня не слышишь... Может, это и к лучшему? Так я, хотя бы, смогу видеть тебя и разговаривать с тобой, не натыкаясь на взгляд, полный ненависти. Прекрасно понимаю, что ты против того, чтобы я находилась здесь... Но ты об этом никогда и не узнаешь...

Как же быстро летит время... Порой ты даже не успеваешь следить за тем, что происходит, кружась в этом вихре событий и людей... Оно так же стремительно несется, сминая на своем пути все, как торнадо. Не останавливаясь ни перед чем, вихрь времени летит напролом, втягивая все большее и большее количество людей в свои спирали...

Прошел уже месяц, а Розарио так и не пришел в себя... И когда это случиться — никто не знает.

— Роз, милый, прошу тебя, борись. Здесь слишком много тех, кто любит тебя и ждет. Стешка каждый день спрашивает, как дела у папы, а я улыбаюсь, отвечая, что все хорошо, — тихо шепчу неподвижному мужчине. Вот уже месяц я рядом с ним в качестве сиделки... Медсестры посмеиваются, говоря, что мне уже пора сюда переселяться, так как дома бываю всего лишь раз в неделю, а остальное время всегда нахожусь рядом с ним, переодевая, моя, контролируя приборы... Даже времени на Стешеньку не остается. Но она все понимает, и сам хочет, чтобы папа шел на поправку.

Сколько раз я просила ее не назвать Розарио папой, но она ни в какую... Так и живем...

— Роз, пожалуйста, очнись, — взяла его холодную руку в свою, стараясь согреть, поделиться теплом, — Любимый... — и вдруг его пальцы слегка дернулись, а затем легонько сжали мои.

— О... уиось? — хриплый голос. Он очнулся... — Вв...о...д....ы....

— Сейчас, родной, — наливаю немного воды в стакан и подношу к его губам, аккуратно придерживая голову, чтобы он не захлебнулся.

— С...бо...

— Тише, тише. Тебе нельзя говорить. Подожди, я только врача позову!

* * *

Сон или реальность... Слишком тонкая грань, чтобы понять, где же ты находишься. То же и самое со смертью. Сейчас я не мог понять, жив я или мертв. Все тело казалось каменным и неподъемным, а глаза слепил яркий белый свет. И все это время меня кто-то звал обратно, заставляя цепляться за этот голос, идти к свету, вновь возвращаясь к жизни... А еще было такое теплое, странное прикосновение к моим губам, которое согрело мое сердце...

Темно. Почему так темно? — я открыл глаза, но так ничего и не увидел.

— Розарио, очнись... — этот голос... а еще чьи-то такие теплые пальцы, которые я легонько сжал, пытаясь сказать, что я пришел в себя.

— О...уиось? — та авария... ехал кому-то что-то объяснить... Вайолет... Картинки цветным калейдоскопом проносились в моей голове, заставляя вспоминать все те события...

— Вв...о....д...ы, — черт, что с голосом? Почему я так хриплю? Почему не могу пошевелиться!

— Сейчас, родной, — звон стекла. К моим губам подносят стакан с водой. Приподнимает голову, видимо для того, чтобы не захлебнулся. Глотать больно, но с жадностью пью воду, которая смягчает горло, вырывая из него неясный крик.

— Подожди, я сейчас врача позову, — говорит кто-то и убегает. Вновь одиночество, и темнота... Все это время я, хотя бы слышал ее голос, а теперь... Она ушла... Не знаю, но почему-то мне кажется, что это девушка...

— Ну-с, молодой человек. Вы пришли в себя. Значит, скоро пойдете на поправку, а все благодаря...В... -кому? Почему он замолчал, так и не сказав, как же зовут мою спасительницу? — Валерии, — красивое имя... И, судя по голосу, оно ей подходит.

— Ч...оо... с г....о....ом...?

— Речевой аппарат еще не восстановился — вы месяц были в коме. Переломы удачно срослись, но в будущем будут постоянно побаливать. А теперь все в ваших руках. И врач ушел.

— К...т... т...ы?

— Тише, тебе нельзя напрягаться. Давай, я лучше тебе расскажу, что знаю? — ее голос был музыкой для моих ушей. Такой... немного низковатый, как будто она простужена, но в то же время иногда в нем проскальзывали звонкие нотки.

— В тот день вы с группой выиграли престижный международный конкурс. Все ребята уехали это дела обмывать, а ты куда-то сорвался на своей машине. Отказали тормоза, и вот... Ты чудом выжил. А сейчас отдыхай, — шепнула она. Мои глаза стали слипаться, и я постепенно забылся беспокойным сном, в котором какой-то старик с белоснежной длинной бородой шептал:

— Не ошибись. Верь своему сердцу...

* * *

Он уснул. Господи, как же ему сказать о том, что он больше не увидит ни голубизны неба, ни света солнца, ни зелени трав? Как? Я понятия не имею. И сегодня доктор оговорился, едва не выдав мою тайну. Не нужно, чтобы Розарио знал, кто я на самом деле, иначе... Мне даже голос пришлось изменить, чтобы быть Валерией... Ну, ничего страшного. Теперь он пойдет на поправку. А на остальное плевать.

Сейчас, сидя около его кровати, смотрела, как он спит.

— М... -полухрип-полустон совался с его губ, сердцебиение участилось, и я помчалась за доктором, боясь, что может слишком поздно. Где-то читала, что так у пациентов наступает кризис, который приведет либо к жизни, либо...

— Ну-с, Валерия. Огромное вас спасибо. Вы только что спасли этому молодому человеку жизнь. Теперь я уверен, что он пойдет на поправку, ведь у него есть такой ангел-хранитель, как вы, — тепло улыбнувшись, доктор удалился из палаты, новь оставив меня наедине уже с проснувшимся парнем.

— Сп...о. — прохрипел он, чуть сжав мои пальцы.

— Не за что пока. Не советую сейчас тебе много говорить. Твой речевой аппарат еще не восстановился полностью, поэтому нужно, как можно меньше напрягать связки. А завтра мы начнем восстанавливать твою речь, — я начала разминать его затекшие ноги, которые тоже нужно было постепенно разрабатывать, а я, в свое время, закончила курсы по массажу. Вот и пригодилось.

— По...ди... со мно....й, — пробормотал он, когда я уже собралась уходить.

— Хорошо. Пить будешь?

-Д...а, — аккуратно приподняв его голову, поднесла стакан с водой к его потрескавшимся губам. Бедный, как же ему будет тяжело узнать, что он ослеп...

— С...коль...ко я?

— Полтора месяца. Это нормально. Засыпай, тебе необходим отдых, а завтра придут твои друзья, — улыбнувшись, укутала его одеялом и вышла из палаты, прикрыв за собой дверь.

Сегодня уже воскресенье. Значит, дома ждет Стешка. Моя маленькая дочурка не обижалась, прекрасно понимая, что папе нужна помощь, иначе он один не справиться.

— Ведь это ты, мам, спасла его, — как-то сказала она, когда я читала ей сказку про храбрую принцессу, которая смогла сберечь и спасти свою любовь, — ты, как та принцесса...

— Ложись спать, завтра тяжелый день, — поцеловав Стешку в щеку, уложила ее спать. Умаялась за день, бедняжка.

И сейчас, открывая дверь, уже знала, что сейчас мой чертенок крепко обнимет меня, рассказав, как же он скучал.

— Мама!

— Здравствуй, моя хорошая, — прижимаю дочь к себе, наслаждаясь этим мигом.

— Как папа?

— Папа? Ему уже лучше.

— А мы к нему пойдем? — казалось, такой простой вопрос. Он поставил меня в ступор. Я даже не знала, что сказать ей. Что он нам не рад? Правда, способная обидеть ребенка. Или соврать?

— Нет, малышка. Пока еще слишком рано.

* * *

Прошло две недели, которые слишком тяжело мне дались. Розарио уже начал нормальной разговаривать, но всячески отвергал мою помощь, говоря, что он все может сделать сам. Особенно остро мы спорили, когда приходило время его мыть или переодевать.

— Я сам! — заявлял парень.

— Знаешь что, пока ты был в коме. Этот вопрос я решала единолично, так что, чего я там не видела? — быстро и аккуратно стаскивая больничную майку, приводила аргументы я, стараясь не смотреть на его рельефное тело, к которому совсем недавно прижималась... Нахлынувшие воспоминания в миг заставили меня покраснеть, так что застегивала на нем рубашку вслепую, — к тому же, как ты думаешь, кто тебя мыл, пока ты был в коме? — это мое заявление заставило его покраснеть. Эх, как же мне хотелось сейчас увидеть лицо Розарио без бинтов... Первый раз за всю историю нашего знакомства он стал пунцовым, но видно это было лишь по незакрытым бинтом участкам щек. С горем пополам мы разобрались с этим вопросом, но это еще не все.

— Розарио, милый, ну пожалуйста, — упрашивала я.

— Нет. Ни за что! — отнекивался он, тряся головой.

— Знаете что, батенька? Засуньте свою гордость куда подальше, иначе будете голодным до ужина! — разозлившись, я опустила ложку обратно в гороховый, уже порядком остывший, суп.

— Ну, хорошо, — смирился со своим поражением мужчина, открывая рот.

А сегодня... Сегодня снимут бинты, и он узнает, что не видит... Поэтому я решилась рассказать ему все сама...

— Розарио, мне нужно тебе сказать...

— Что? Говори же, — он сидел, облокотившись на подушку, и дожевывал кусочек яблока.

— Ты... ослеп. Травма, полученная при аварии была слишком тяжелой, — протараторила на одном дыхании, прекрасно понимая, что такую информацию говорить именно так.

— Жаль, — сорвалось с его губ, — но я же смогу петь? Да? — он повернул голову в мою сторону. Не такой ожидала от него реакции. Не такой. В его голосе сквозило лишь сожаление и какое-то разочарование. Казалось, он уже смирился с тем, что никогда не сможет увидеть...

— Не отчаивайся, все будет хорошо. Я в это верю. Верь и ты, — приобняла его за плечи, стараясь приободрить.

— Кому я такой нужен? — горько спросил он.

— Ты нужен мне, — прошептала я. Вот и все правда сказана

— Ты молодая, умная, добрая, наверное, красивая... Зачем тебе инвалид?

— Здравствуй, Розарио. Готов снять повязки? — в палату вошел врач, оставив прозвучавший ранее вопрос без ответа. Может, оно и к лучшему. Что бы я ему сказала?

— Да. Давайте побыстрее покончим с этим делом, — хмуро буркнул он, садясь на край кровати.

Около двух часов ушли на то, чтоб сделать из мумии человек. В итоге на полу лежала горка бинтов, а на кровати сидел растрепанный Роз. Его глаза цвета виски, столь любимого мной, слегка помутнели и теперь напоминали лакрицу.

— Красавец. Вот увидите, все девушки еще падут к вашим ногам, — пошутил врач, покидая палату, — Благодарите Валерию за то, что вы живы.

Пальцы Роза медленно коснулись небольших шрамов на левой стороне лица.

— Зачем врать?

— А он и н врал. Ты, действительно, красивый. Это я говорю тебя без всяких прикрас. Вот только бы еще побрить тебя, а то ты как-то зарос.

— Э, нет. Это чисто мужское дело я тебе не доверю, — засмеялся он искренне, — спасибо тебе, — он благодарил не за то, что помогла ему выжить, а за правду, сказанную ему без утайки.

* * *

Мне было просто жаль. Жаль тех моментов, на которые я раньше плевал, а сейчас... Уже никогда не могу видеть. Ни цвет трав, ни бескрайнее небо над головой. Теперь моей вечной спутницей стала темнота. И это самое тяжелое — осознавать, сколько всего растрачено впустую.

— Все будет хорошо, — голос Валерии — единственно, что не давало сорваться, впасть в депрессию. Эта девушка, такая добрая и самоотверженная, стала не безразлична мне. Не знаю почему, но с каждым разом она се больше и больше мне напоминала Вайолет, которая даже ни разу не пришла ко мне. Вся ее любовь оказалась очередной пустышкой, которой я умудрился поверить. То было больно.

А еще я не мог никак справиться со своей гордостью, позволяя Лере переодевать и кормить меня. Это было унизительно, хотя... Теперь я беспомощный, словно котенок. И с этим ничего не поделаешь.

— Валерия, там к вас какой-то мужчина ищет, — раздался голос медсестры за дверью, а я напрягся.

— У тебя есть парень? — черт, не имею я права ревновать, но тогда почему же...

— А тебе не все равно? — буркнула она, поднимаясь со стула, — я скоро вернусь.

— Можешь не приходить! Я спать хочу!

Так прошла неделя. Мы не разговаривали друг с другом, но я чувствовал, что она очень сильно переживает и ей грустно. Да и у меня сиеста не наблюдалась. Самому было хреново. Недавно узнал, что ребята укатили в Германию и вернуться только через месяц, а Ветка и ее компания ко мне не приходили. Как говорили медсестры, новый альбом записывали. И откуда им это знать?

Сейчас же Валерия катала меня по парку, входившему в состав территорий больницы. Я хотел идти сам, но кто меня будет спрашивать? Я же инвалид.

— Прости меня, пожалуйста, — нащупав ее чуть прохладные, мелко подрагивающие пальцы, переплел их со своими — горячими, стараясь согреть ее.

— Да я и не злюсь, просто...

— Что — просто? — спросил, почему-то понимая, что ответ на свой вопрос так и не получу.

— Привет, брат! — зычный голос Сереги я бы мог узнать из миллиарда.

* * *

— Привет, брат! — раздался голос Сереги. Эх, он все же пришел. Надеюсь, что у него радостные известия, а не как в тот раз, после которого Роз неделю не разговаривал, замкнувшись в себе.

Друг рассказал, что тормозные шланги автомобиля, на котором разбился Розарио, оказались неисправными — их перерезали. В принципе, мы подозревали, кто это мог быть, но доказательств не было никаких, пока на мой автоответчик не пришло сообщение:

— Ну что? Понравился тебе мой подарок, госпожа Ларина? Вот. Радуйся, что это не твоя мать. До встречи.

Запись тут же была изъята и отправлена на экспертизу. И вот сегодня пришли результаты.

— И тебе не хворать! — улыбнулся Роз. Улыбка ему необычайно шла, — такие люди и без охраны?

— Увы и ах, но нет. Дарина последнее время озверела совсем — никуда без нее, да и остальные прицепились, как банный лист... Ну, ты понял... Не отдерешь, — сетовал Серж, глядя, как по аллее идет его ненаглядная в сопровождение друзей и подруг. В общем, вся разношерстная компания была в сборе.

Парни смеялись, разговаривая о чем-то своем. И я чувствовала, как Розарио начал медленно оттаивать, переставая чувствовать себя ущербным.

Хм, скоро его выпишут, а что будет дальше — не знаю. Он никогда не узнает, что все это время с ним была я, по-прежнему считая, что его спасла некая девушка-сиделка по имени Валерия.

— А знаешь, благодаря кому ты попал в аварию?

— Нет.

— Так вот. После того, как нами была обнаружена запись, мы отправили ее на экспертизу, так как голос был сильно искажен. Сегодня пришли результаты. "Чудо-механиком", перерезавшим тормозные шланги оказался никто иной, как Максим Ветров. Так что теперь, ты только заявление напиши и его посадят. И не нужно отнекиваться. Ты просто еще не знаешь какая это... — мужчина грязно выругался, за что тут же получил от своей возлюбленной по ушам. — А если он узнает о своей дочери, которую Ветка умудрилась спрятать, то... Не буду говорить. Вон некоторые личности как глазками сверкают. Сейчас еще скажут, что я давление оказываю на тебя. И вот на хрена я связался с будущим служителем Фемиды? — запустив пятерню в волосы, бурчал Серега.

— Значит, зря связался? — Даринка медленно начала закипать. По себе знаю — в гневе она страшна

— Ну, что ты милая, что ты. Как можно? Я люблю тебя, рыбонька, — сюсюкал он. Вот так из мужиков мы, женщины, вьем веревки.

— Что? Я — рыба?! Кто-то забыл про розовые трусы? Я тебе устрою... — и они скрылись где-то на другом конце аллеи.

— А ты как, Розарио? — поинтересовался Алекс. Одно радовало, ребята пока меня не замечали. А вот если заметят — конспирации конец. Я же им не рассказывала, что Роз не знает, что его сиделка это я, прикрывшаяся чужим именем. И что тогда будет? Очередной скандал... Его сжатые побелевшие губы... И море ненависти, в котором он, когда-нибудь меня утопит.

— Валерия, а ты не могла бы чуть-чуть передвинуть коляску? — попросил Роз, и я вздрогнула от звука его голоса.

— Валерия?!

— Ну... — я приложила указательный палец к губам, призывая своих друзей к молчанию, — Мы с вами еще не знаем друг друга. Вам, наверное, врач обо мне рассказывал?

— Да, милый. Помнишь? — ребята до сих пор не могли понять, что происходит. Но, слава богу, решили подыграть. Надеюсь, обман не раскроется.

— Хм. Точно. Он говорил, что какая-то девушка ухаживает за нашим другом. Причем, бескорыстно.

— Хах. Так вот — это я, — я засмеялась. Все обошлось!

— Народ, а может хватит мне мозги пудрить?! — грубый окрик Розарио задушил мой смех на корню. Он все понял? Что сейчас будет... Я медленно начала пятиться к выходу из парка.

— Сколько можно? Достали уже! — он как-то разочарованно опустил голову. — Оставьте нас одних, — секунда, и взгляд глаз цвета виски был устремлен на меня. Нет! Это же просто невозможно! Как он узнал?! Паника готова была поглотить меня с головой.

-К-как ты узнал? — заикаясь, просипела я. Голос отчего-то резко пропал. Сейчас же мне просто было страшно и стыдно за свой обман. За ту нелепую игу, что была затеяна.

— Да я давно уже все знаю. С самого начала. Это просто в первый день, когда очнулся... В голове царил такой бардак, что не сразу узнал твой голос, но потом... — парень о чем-то задумался, при этом выжидающе глядя на меня.

— Но я же изменила его! — моя последняя карта — дальше крыть нечем.

— Ха, ты б народ не смешила. Я пою вместе с тобой уже пять лет. Неужели ты думаешь, что я не знаю все твои интонации?.

— Но... почему ты все это время молчал? — я с трудом сдерживала слезы, подступившие к глазам. Теперь, когда он все знает — конец неизбежен. Он больше не захочет находиться рядом со мной.

— Знаешь... Это мило — вся твоя забота и поддержка... то, что ты помогала мне! Спасибо огромное тебе за это, Вайолет!

— Что ты имеешь в виду? — сердце забилось быстрее, стало нечем дышать....

— Понимаешь, я молчал только потому, что боялся. Боялся, что ты уйдешь. А я этого совсем не хочу, — после минутной паузы продолжил он. — Ведь именно благодаря тебе я сейчас нахожусь здесь! Ты спасла мою жизнь! Не отпустила к Джексон, — в его голосе сквозило какое-то разочарование и грусть. — За что я безумно тебе благодарен!

Просто благодарность! И ничего больше! Как же хочется развернуться и убежать отсюда как можно дальше, чтобы никогда больше его не видеть. Я же люблю его, а он издевается...

— Я не хочу, чтобы ты думал, будто я... я... Нет! Все! Больше не могу выносить! Неужели ты не понимаешь, что я спасла тебя, потому что люблю! Люблю настолько безумно, что готова вырвать тебя даже из лап смерти! А ты... благодарность...— из глаз, все-таки, брызнули слезы. Как же я ненавидела себя за эту слабость.

— Я не это хотел сказать! Да послушай же ты! — резко встав с кресла, Розарио схватил меня за руку, удерживая на месте

— А что? Что можешь сказать мне ты?! Опять унизить или оскорбить?! Показать, как ненавидишь меня?! Хватит! Не надо. Пожалуйста, Роз... Я больше не выдержу.

— Это не благодарность! Слышишь, не благодарность! — он смотрел прямо в мои глаза. И его взгяд... он был осмысленным, а не пустым, как раньше. — Ты, несносная девчонка, вернула меня к жизни! Благодаря твоей любви я стою сейчас здесь и могу видеть!

— В-видеть?! — я не могла в это поверить. Врачи же сказали... Как такое может быть? Но сейчас он смотрел прямо на меня... Значит... это правда...

— Все еще не веришь? — Роз провел рукой по моей щеке, — зрение вернулось ко мне позавчера. Ты представить себе не можешь, что я испытал... Сначала одна сплошная темнота, а потом... Раз, и мир заиграл сотнями разноцветных красок! И это все из-за тебя...

— Это чудо! Но ты ведь... ненавидишь меня... — удрученно опустила голову, понимая, что сейчас наши дороги разойдутся навсегда....

— Да я позлить тебя хотел! Был идиотом, потому что молчал! И поверь, я прекрасно вижу, что ты любишь меня, но...

— Розарио, не надо...— я с мольбой посмотрела на него, надеясь, что он отпустит меня, так и не сказав, что...

— Я все понимаю... В тот день я ехал к тебе, чтобы сказать...— сейчас он скажет... — Я люблю тебя, Вайолет.

— Что? — подняв голову, посмотрела на него, все еще боясь поверить, что это возможно.

— Я люблю тебя, слышишь?! Люблю! И я был идиотом, что не сказал тебе этого раньше! Простишь ли ты меня за это?

— П-простить? — я не понимала, что сейчас происходит. Розыгрыш?

— Ветка, знаешь... — он не договорил, медленно склонившись к моим губам. В этом поцелуе сплелось все: боль и радость, страсть и любовь. Разыгравшееся воображение уже рисовало картинки... А вдруг все это очередной обман? Осознание этого привело меня в чувства, и я отстранилась.

— Что такое? — он удивленно смотрел на меня.

— Это твоя благодарность? Решил поддержать мою иллюзию?

— Нет! Ты меня слышишь? Я тебя люблю. И еще... Тогда я хотел сказать, точнее предложить еще кое-что... Ты выйдешь за меня? — перед моими глазами красовалось небольшое платиновое колечко с темно-синим сапфиром и россыпью еще каких-то мелких камней.

— Что?

— Да соглашайся уже, блин. Нам надоело в кустах сидеть, а тут, между прочим, муравьи, — подал голос Серега, вылезая из-за объектов укрытии, — они того, писаются.

— Памперсы им надень! — в голос заорали мы!

— Я так понимаю, это да? — на его лице расцвела улыбка, и кольцо тут же оказалось на моей руке.

— Да! Я готова говорит тебе это постоянно! — повиснув у парня на шее, прокричала я в безоблачное голубое небо.

— Ловлю на слове!

Глава 8.

-Здесь вьюга кружит белый хоровод,

И стон печальный из воды идет... — чей стон? М-да, я, конечно, ожидала всего, но вот такого... Розарио пел в душе. И это было что-то... Вот уж не думала, что он...

— Милый, заткнись уже, а? Мои барабанные перепонки этого не выдержат, и твоя будущая жена будет инвалидом. Хотя, так определенно будет лучше, а то, чувствую, долго твои завывания не выдержу, — и так начиналось практически каждое наше утро.

— Ты, это, любимая, собирайся. Даринка уже шесть раз успела позвонить, — пение прекратилось, и появилась, наконец, членораздельная речь.

— Так еще ж только девять утра, а мы решили в час начать! — да, сегодня очень важное событие в моей жизни, а именно, девичник! Прощай, холостяцкая жизнь!!! Упс, эта самая жизнь заканчивается, как раз, у Розарио, а не у меня.

— Не рановато? Вас, по-моему, и так развезет через полчаса, — замотанный в одно полотенце Роз вышел из душа. В его волосах поблескивали, словно маленькие бриллианты, капельки воды, которые так же стекали по его животу, исчезая под краем полотенца, намотанного на бедрах.

-Не переживай, к вечеру мы протрезвеем и придем к вам. Исполнять самый любимый танец, — усмехнувшись, закрыла книгу, запомнив страницу, потому что читать я ее уже не могу — кто-то слишком настырный.

— Ммм. Заманчивое предложение. И что же это будет за танец? — его губы прижались к моей шее, а руки обвились вокруг талии.

— Э... танец маленьких утят! Я даже клювик смастерю, — ехидно улыбнувшись, вырвалась из объятий и спряталась в спальне, закрыв дверь на замок.

— Обожаю уток, — пробормотал он и ушел, видимо, на кухню, оставив бесполезные попытки попасть ко мне в комнату.

Многие, наверное, сильно удивятся: предложение сделал летом, а жениться зимой. Ну, вот такой он, мой Розарио. Я, по началу, тоже сильно этим была возмущена. Вот как так? Все решил сам, даже не спросив меня? Грозилась даже, что сбегу из-под венца. Ага, мне сказали, что меня на цепь посадят, и дело с концом.

Нет, я ничего не имела против первого месяца зимы, но то, что моим мнением даже не поинтересовались, коробило и задевало.

А в заснеженном городе уже вовсю кипела жизнедеятельность, хотя сегодня был выходной. Люди стайками куда-то направлялись, роняя варежки и сумочки. Розовощекие малыши с заботливыми мамашами вычурно прогуливались вдоль аллей. Им, казалось, не страшно ничего — ни гололед, ни усилившийся снегопад.

Узорчатые снежинки медленно кружились в воздухе, устилая собой землю, замерзшую совсем недавно. Да и вообще... Зима превратила город в сказку, ожившую мечту. А вечером... Когда ты идешь по аллее, глядя на заснеженные деревья, подсвеченные иллюминацией, ледяные фигурки животных, птиц и людей... Невероятно красивое зрелище.

— Вет, а тебе опять Даринка звонит, — постучал Розарио в дверь, в надежде, что его уловка сработает. Ха! Милый, ты просчитался! Пять минут назад подруга скинула sms, которая гласила:

"Мы будем через полчаса. Ждем около подъезда", — коротко и по существу.

Последнее время мы очень много проводили времени со Стешкой, которая была безумно счастлива, что, наконец-то, ее родители — олухи воссоединились. Девчушка не переставала улыбаться и выдавать такие фразы, что мы просто едва не падали от смеха. А еще малышка свято верила, что мы нашли ее не в капусте, а наоборот, она нас там нашла. Весело, в общем.

— Ну и пусть звонит, — докрашивая ресницы, крикнула я, заставив его еще немного подождать.

— А...

— Все, гуд бай, — чмокнув ошалевшего парня в щеку, выпорхнула из квартиры, стараясь зафиксировать в памяти его втянувшееся лицо. Да и было отчего ему вытянуться... Когда еще увидишь свою невесту, в длинных ботфортах, практически полностью затянутую в кожу?

Около подъезда уже ждал красный мерседесик, в который я охотно уселась, прячась от холода и мороза.

— Привет. Как настрой? — Алиска, сидевшая на переднем сидении, была просто неузнаваема. Копна рыжих пушистых волос, голубые глаза с длинными ресницами и ярко-алого цвета короткое платье, облегающее ее фигуру, словно вторая кожа. И как я это все умудрилась разглядеть?

— Боевой. После завываний Розарио...

— Так он же, вроде, хорошо поет, — удивилась Катерина, вспоминая наши летние посиделки с гитарой.

— Так-то да. Но вот в душе он все же завывает, — от одного воспоминания о его утренних концертах уши сворачивались в трубочку.

— Сочувствую. Вон мой Серега, когда завтрак готовит или какое-то блюдо весь рецепт речитативом читает, — хмыкнула Дарина, выезжая на д орогу. Что ж, увеселительная поездка началась...

Тем временем в квартире жениха...

Вау! Все больше слов не было! И куда же это направилась моя крошка в столь откровенном костюмчике? Ммм... В таком откровенном наряде нельзя появляться на глаза мужской половине нашего социума без сопровождения. Интересно, что учудили другие? Надо бы спросить. Как же мне сейчас хотелось затащить эту чертовку... Но она вовремя смылась за дверь, оставив меня размышлять: отправиться с друзьями по барам или же рвануть и охранять мою будущую невесту. Вот же...

С самого утра день как-то не заладился. А все до смешного банально — я джинсы не смог найти. Облазив все, удосужился выглянуть на балкон и узнал, что их, оказывается, постирали, и они теперь сохнут. В десятиградусный мороз-то. Ладно. Нашел запасные. Уже хорошо. С горем пополам одевшись, вышел на улицу, где тут же пропахал носом снег до самой машины Алекса.

— Хех, друг. Ты уже набрался? — Серега втащил меня в машину, при этом отряхнув от снега.

— Если бы. Меня невеста в состояние не стояния ввела, — буркнул я, пожимая руку Кирилла.

— Что, и твоя тоже...вырядилась? — приподняв бровь, поинтересовался Алекс, — Значит, мы не одиноки.

— А что, ваши тоже? И насколько все...серьезно?

— Мой Дарюсик выкрасила волосы в чисто-черный цвет, нацепила мини-юбку, практически прозрачную футболку, колготки в сеточку... — загибал пальцы Сергей.

— Ха. Моя теперь огненно-рыжая в красном платье, которое сидит на ней, как вторая кожа... — пробормотал Лекс.

— Везет. У меня с утра по дому носилось блондинистое чудо в шортах на подтяжках, — заулыбался Кирилл, видимо, что-то вспомнив, но подробностями делиться не стал.

— Э, народ. Вы легко отделались, а меня, мягко говоря, повергли в шоковое состояние. Выхожу из кухни. Открывается дверь и передо мной стоит Вайолет в черном корсете, который... — тяжело сглотнув, не стал уточнять подробности, кожаной мини-юбки, практически ничего не скрывающей и в ботфортах на высоченной шпильке...

— О, братец. Чувствую, так и останешься ты холостяком.

-Ну, или быстро разведешься.

— Или от сердечного приступа загнешься!

Просто замечательно. Пипец, какие добрые друзья!

— А может ну его, этот бар? Поехали наших красавиц сторожить, а то вдруг уведут? — подал гениальную идею Кир, отчего все согласно закивали, а затем рванули искать наших красавиц.

Бар "Черепашка"

Согласитесь, оригинальное название? А если заменить первую букву "а" на "у", так вообще улет. Свой поход мы решили начать именно отсюда. Нет просто больше нигде настоящей пина-колады.

Открывается дверь, и заходим мы, предварительно оставившие верхнюю одежду в салоне автомобиля. Все взоры устремляются на нас. В итоге, квадратная челюсть одного из барменов не выдерживает и с громким звуком отвисает.

— Будьте любезны, — Дарина эффектно щелкает пальцами, подзывая официанта, — четыре пина-колады и клубнику в шоколаде, — и она хлопает ресницами, отчего бедный парень тяжело сглатывает и начинает краснеть. Довели.

— Хм, а вы так и будете стоять? Может, вам плохо? — Алиса, чей стул был ближе к официанту, закинула ногу на ногу. Парнишки след простыл. В итоге заказ нам принес уже другой молодой человек, который сиял, аки лампочка Ильича.

Начало положено! Во всем этом есть один минус — машинку пришлось оставить и вызвать такси, так как не очень-то хотелось штраф платить за вождение в нетрезвом виде. Ну, как в нетрезвом... Мы, как эти, еблышки. Тьфу, стеблышки... Короче, вы поняли — мы еще не сильно набрались, а время уже близилось к вечеру. И впереди на ждала еще веселая ночь...

Тот же бар, другие лица.

Не знаю, как удалось Алексу догадаться, что девчонки рванут сначала именно сюда. Просто — везение! Машина Дарины стояла на парковке. Они еще здесь!

— Ну что, идем? — идти вызвались Кирилл и я, а Серега и Алекс остались в салоне. Открылась дверь, и мы зашли в помещение.

— Хм, какой-то уж сильно затравленный взгляд у официантов, не находишь? — тихо спросил Кир, оглядывая зал. Черт, их здесь не было! Пришлось спуститься к барной стойке, а вдруг бармен чего знает?

— Извините, а к вам девушки не заходили? Ну, такие... эффектные? — хах, хорошо описание!

— Э... Это такие... Одна из них в коже, другая в ярко-алом? Да были. Вон Олег с Никитой до сих пор валериану глотают, а Влад — так что покрепче, — он кинул головой в сторону бледных официантов, — так это ваши девочки?

— Наши, наши... — руки уже чесались от желания сжать чью-то шейку, желательно, своей будущей супружницы.

— Фух, парни. Завидую вам. Зато мороки сколько. Не упустите их, — пожелал нам бармен по имени Алексей.

— А ты не знаешь, случайно, куда они могли направиться?

— Хм, нет. Хотя... Вроде бы... "Gold Devil".

— Спасибо.

— Удачи вам! — Леша сочувственно посмотрел нам вслед, а мы поехали дальше пасти своих ненаглядных.

"Gold Devil"

О, как нас быстро транспортировали в нужное нам место! С нас даже денег не взяли! Очуметь можно. Всего лишь стоило поцеловать таксиста в щечку, причем каждой. А мы что? Мы добрые!

— Здравствуйте, девушки, — ой, какой лысый дядька!

— Привет, — чмокнув опешившего охранника, мы прошли внутрь клуба.

Огромное количество иллюминации, заводная музыка и танцпол — все, что нам нужно.

-Девушки, а выходите за меня замуж? — нагловатый и лысоватый дядечка с огромным брюшком, как из-под земли. В целом, он на клопа больно сильно походил.

— Денег не хватит, дяденька!

-А сколько вам нужно?

-Посадят тебя. Вот, сколько нам нужно, — и он отстал, оставив нас в обществе бутылки.

Долго мы тут сидеть не смогли, поэтому решили сразу посетить последнюю точку.

* * *

Мы опять опоздали. Ой, как смачно матерился Серега, вспоминая поименно всех демонов ада, но только вместо Люцифера была его девушка. В общем, теперь мы мчались по спящему за снеженному городу в поисках своих ненаглядных, еще даже не подозревая, во что все это выльется...

* * *

А время-то идет...Уже давным-давно перевалило за полночь. Интересно, чем там наши спутники маются? А, ладно! Сейчас мы находились в клубе "Перчик". Прикольное название, а вывеска еще прикольнее: огненно-красная паприка в белых трусах.

Все правильно! Единогласно было решено заняться просмотром мужского стриптиза! Последний день свободы — можно все! И теперь слегка подвыпившие барышни уселись около сцены, ожидая хлеба и зрелищ. Вообще, это был вип-зал, так что заседали мы тут в гордом одиночестве.

— Представьте себе, что будет, если я не женюсь, тьфу, не выйду замуж за Роза? — заплетающимся языком спросила я своих драгоценных подружек.

— Хм... Мы тебя вывезем и отдадим ему. Главное — кивни головой, когда священник спросит: "Согласна ли ты...", — засмеялась Даринка, лихо опрокидывая в себя рюмку текилы и закусывая это дело лимоном.

— А может, не надо? — жалобно-жалобно спросила вновь. Как-то мне становилось не по себе от того, что придется жить с этим, этим... под одной крышей и слушать его завывания в душе. Не хочуу!

— Вет, а ты его любишь?

-Люблю-ю-ю, — протянула я. Мохито было лишним.

— Вот и все! Значит, надо, — и мы на мгновение замолкли. Заиграла музыка, и появился он. Волшебный мужчина из снов по имени Стриптизер...

Вы когда-нибудь слышали, чтобы для вот таких... ммм... приватных танцев использовали песню Гриши Лепса? Вот и мы ни разу не встречали, хотя, откуда нам знать — это ж впервые! И песня еще такая... подходящая. "Рюмка водки".

-"Ночь по улицам пошла", — на сцене появился обалденный мужчинка в шляпе, брюках, расстегнутом пиджаке, одетом на голое тело и галстуке, обвивающим его массивную шею. А ничего так, но пресс у моего Розика круче. Шесть кубиков ! Я лично пересчитывала не один раз.

Все движения мужчины были резкими и такими... Эх... Но одновременно столь грациозными и так четко вливающимися в музыку... Наслаждение просто. Вот не понимаю я мужиков остальных: почему если стриптиз , то только женский? Вон представитель их пола как двигается и...

Вот он, финальный момент, когда вся одежда уже почти скинута, и осталось совсем чуть-чуть до самого интересного.

— Только рюмка водки на столе, — танцор резко дернул за бока своих брюк, отчего Алиска даже глаза рукой прикрыла.

— Не, можешь открывать, — похлопала ее по плечу Катя, — там трусы, — как-то она расстроилась.

-Ветер плачет обо мне, — руки мужчинки уже готовы были стянуть с себя последнюю вещь, не считая галстука... Как вдруг Гриша Лепс прервался на самой высокой ноте, а на сцене уже стояли четыре медведя.

— А чего, вы тоже будете шоу показывать? Оргия, да? Я всегда об этом мечтала, — проорала я, а следом подхватили и девчонки!

— Э... Роз, а ты точно уверен, что не передумал жениться? — подергал друга за плечо Кир.

— Нет, — зло процедил парень.

— Музыку в студию! Продолжаем! — крикнула Катя.

— Нет. Концерт окончен. Ты, рыба моя, идешь спатки! — раздался жутко знакомый голос. Но чей?

— Упс. Нас прервали, — тихо шепчет Даринка, медленно отступая к выходу в зал, — Бежим!!! — и мы рванули на выход, парни — за нами. Если они догонят, то нам хана.

-Спешите! Только сегодня! Все желающие дамы могут получить мужчинку в свое распоряжение! — кричала на ходу Алиска, пока Катя вызывала такси по телефону. — А вот и они! — в зал выбежали наши. — Налетай, бабы!

И пока разозленные парни отбивались от наседающих женщин, мы выскочили на улицу и прыгнули в тут же подъехавшую машину.

— Круто! Но нам потом кирдык! — проведя ребром руки по шее, просветила я.

— Ага, а у кого-то и свадьба завтра, — хихикнула Алиска.

— Ну что, по домам? Устроим сюрприз? — заплетающимся языком интересовалась Дарина, крепко прижимающая, неизвестно откуда взявшуюся бутылку с текилой к груди.

-Не-е. Спать, — вердикт был единогласным и не подвергающимся обсуждению.

Мы ехали... Ехали... Девчонки уже были доставлены по домам, а меня все еще куда-то везли... Я уже спала, когда кто-то вытащил меня из машины и куда-то поволок.

— Ммм, где мы? — пьяно поинтересовалась я.

— Спи. Завтра все узнаешь, — какой-то знакомый женский голос. Ладно, подумаю об этом завтра. И Морфей унес в свое царство пьяную меня.

Потом кто-то что-то на мне застегивал и завязывал, но мне уже было на все плевать: главное — подушка под головой.

* * *

31 декабря... Последний день уходящего года. Моя женитьба. С самого утра настроение было просто блеск, хотя Вайолет так и не вернулась. Наверное, решила у родителей переночевать, боясь моего гнева. Ха, ну, вот что бы я мог ей сделать? Ммм, максимум затащить куда-нибудь и... Так, ну ладно. Не будем.

Интересно, что она сейчас там делает? Мучается ли с похмельем? Так ей и надо — нечего меня доводить было до белого каления. Это ж надо было умудриться — пьяными закатиться в стриптиз-клуб. Только наши девочки такое могут учудить. А уж когда они на нас натравили этих дамочек бальзаковского возраста, то это... Слов нет — одни эмоции!

Из раздумий меня вывел телефонный звонок.

— Привет, жених! — звонящим оказался Стефан, который недавно вернулся из Германии, но в нашем забеге не участвовал, сославшись на усталость. Эжен и Крис куда-то на пару смотались в первый же день, так что мы не успели их пригласить.

— И тебе не хворать, подружка невесты! — хмыкнул я, вспомнив, как Вайолет раздавала роли, по жеребьевке определяя, кто кем будет. Дело было так...

— Друзья мои, сегодня мы собрались здесь для того... — пафосно начала невеста, вдохновенно подняв глаза к потолку и сложив на груди руки. Раздавшийся из кулуаров смех ее перебил, и сейчас она была очень и очень злая! — Але, галерка! Идеи появились? Тогда выноси сор из своей избы, зовущейся черепной коробкой! Вместе его обмозгуем. Так на чем я остановилась? Ах, да. В общем, роли на моей свадьбе будем распределять по жребию! Так что, кто кем будет, решит судьба! Учтите, Фортуна — дама капризная, может и задом повернуться. Начали, — Вайолет положила в шапку какие-то бумажки, и прошлась по кругу, начав с меня.

— Так, ты у нас жених. В распределение не участвуешь! — буркнула она, проходя мимо.

И вот все бумажки розданы и прочитаны,, судя по всему. Смех стоял дикий.

— Хм, озвучим свои роли, — хлопнула в ладоши моя невеста, — Сергей, вам начинать.

— Шафер, — ухмыльнулся парень.

— Подружка невесты, — это уже Дарина.

— Тоже, — буркнул Стеф, заливаясь краской.

— Что тоже?

-Подружка я, блин! — бумажка была злостно растерзана.

— Свидетели, — о, наша неразлучная парочка, Крис с Эженом.

-Друг женихи! -Катюха лучилась весельем и каким-то превосходством, глядя на Стефана. Вторым моим другом оказалась Алиса.

— Дети! — это у нас уже Алекс и Кирилл.

— Вот и ладушки!

— Может, хватит прикалываться? — голос Стефана вывел меня из воспоминаний.

— Чего звонишь?

— Да вот, хочу узнать, где, собственно, сама невеста? Не у тебя? —

-Что? А он не с вами? — черт, куда же ты делась, Вайолет? Передумала? Не хватило смелости мне об этом сказать?

-Нет. Она домой так вчера и не вернулась, поэтому мы решили, что она с тобой. Ее нет, да? — Господи, девочка, что же ты творишь? Зачем же так?

— Она решила отменить свадьбу, видимо, а смелости сказать мне это в лицо не хватило! — черт, черт, черт. Достав из бара бутылку с виски, я сделал глоток, не потрудившись достать бокал.

— Что? Ты чего несешь? Остынь, Ромео! Если бы она не хотела за тебя замуж, то не признавалась бы девчонкам, как тебя любит, при этом отрывая их от горячего танца кого-то там! — орал Стефан. — Ее надо найти!

За два часа мы обзвонили все морги и больницы, но нигде нет девушки, подходящей под описание. И вот услышали сводку ДТП.

— Приезжайте. Возможно, это она. Тело, правда, обгорело, — раздался голос полицейского. И мы рванули в морг.

Идя по этим белым коридором, я содрогался от звука собственных шагов. А если это она? Что тогда? Нет, нет. Она жива! Всеми усилиями старался гнать страшные мысли прочь, как будто это могло что-то изменить. Свадьбы уже не будет. Наша очередь прошла. И теперь все спокойно готовятся к Новому году.

— Смотрите! — врач вкатил из морозильника лежак и откинул простыню. Моему взору предстало обгоревшее тело девушки. Волос нет, часть лица обожжена настолько сильно, что видны кости черепа. Все тело в кровоподтёках...

— Это... не она, — молчание повисло в стенах морга. Девчонки плакали от радости, что их подруга жива, а парни молчали, пытаясь понять, куда же могла деться Вайолет.

— Ладно. Плевать! Поехали по домам! — махнув рукой, вышел из этого мрачного помещения и уселся в машину, вновь приложившись к наполовину пустой бутылке.

Она меня бросила. Эти три слова набатом бились в моей голове. Наконец, пришло осознание того, что я ей не пара, и она, вполне, могла отомстить влюбленному идиоту за все ее страдания. Боже, порой я даже начинаю ее ненавидеть. Но на долго меня не хватает. Сейчас казалось, что что-то разрывает меня изнутри. Дерет на части, лишая самой сути, оставляя на поверхности лишь боль и чувство какого-то непонятного разочарования.

Второй раз в жизни я решил жениться, и опять... Тогда Джек умерла, а сейчас я даже понятия не имею, где Ветка и что с ней! Ну почему все так? Чем я провинился? Очередной глоток из бутылки выветрил все мысли из головы. Резко развернувшись, направился к родителям моей сбежавшей невесты и своей дочери.

Не знаю почему, но Стешка всегда казалась мне моей маленькой дочуркой. И плевать, что я не ее биологический отец, а этот Ветров, но я безумно люблю ее мать, и поэтому не имеет значения, кто дал ей жизнь. Она моя, ни смотря ни на что! Этот маленький ангелочек вместе со своей мамочкой внесли в мою жизнь какой-то смысл. Появилось вновь желание жить. После смерти Джек мне не хотелось ничего, кроме как повеситься, но что-то не давало это сделать. А потом появились они... И все.

Сейчас, сидя в машине около их подъезда, я никак не мог решить, что же мне делать дальше, если Вайолет не найдется. А вдруг она умерла? Как тогда жить? Что делать? Ее родители вряд ли позволят мне забрать малышку... Черт. Надо верить, что Ветка жива! Что все в порядке! Но почему же тогда так не хочется этого делать, глядя на хмурое, свинцово-серое небо?

* * *

Эта стрева забрала у меня все! Мужа, которому теперь сидеть очень долго, фанатов, которые, узнав правду, переметнулись на ее сторону. А самое главное — многомилионное состояние, которое в качестве наказания перешло в ее собственность, и было продано с молотка. Все, что мы так старательно копили, ушло на проект какой-то группы.

Ненавижу! Как же я ее ненавижу! И я буду мстить за свое поражение, ударив по самому больному! Я прекрасно знала о том, как развивались их отношения с Розарио. Надо сказать, очень интересный экземпляр мужской красоты. И до сих пор он до конца не был уверен ни в себе, ни в ее чувствах, а скоро у них свадьба! Так почему бы не пошатнуть их, склеенные клеем, отношения? Ммм... Что может быть лучше, чем ложка дегтя в бочке с медом?

План созрел в моей голове моментально! Нужно только успеть подловить ее в пьяном состоянии! Вот сегодня я и моталась всю ночь напролет за этими клушами, надеясь, что мне такая возможность выпадет!

Бинго! Эти профурсетки в подвыпившем виде уселись в мою машину, назвав адреса, куда им нужно было попасть. Сцепив зубы и сжав покрепче руль, развезла их по домам, оставив эту Ларину напоследок! Сегодня она ночует по другому адресу! А вдруг еще спасибо скажет за то, что не будет стоять в назначенное время у алтаря.

Вытащив полусонную, ничего не соображающую девушку, поволокла ее в специально снятую квартиру, где быстренько раздев, напялила на нее свадебное платье, а ее вещи спрятала вместе со своей футболкой и майкой под кроватью! На прикроватную тумбочку поставила бокал с водой, где было растворено снотворное.

Вот и все! Свершилось! Теперь они проспит все на свете, а темпераментный и горячий жених ей этого не простит. Какая я молодец! С этими мыслями уселась в машину и рванула в аэропорт, где меня уже ждал частный самолет до Парижа. А там меня ждет мой французик — секрет, о котором муж, скатившийся в бездну, никогда не узнает. Ах да, еще ведь есть сын... Честно, мне на него плевать с высокой колокольни, а вот родители в нем души не чают, так что пусть и воспитывают чадо их политических игр.

Ведь именно они виноваты в том, что се случилось именно так. Особенно, отец. Они сделали из маленькой белокурой девочки, боявшейся Бабайки и темноты в своей комнате, озлобленную на весь мир стерву, не гнушающуюся ничего! Вот, получите и распишитесь. Монстр, творение ваших рук, послужил вам на славу! А теперь, будьте добры, забудьте обо мне!

По началу, мне казалось, что Максима я люблю, но потом... Постепенно пришло осознание того, что мы с ним партнеры, а не любовники или супруги! Я просто не способна на возвышенные чувства! Меня этому не научили! Не заложили, так сказать, в программу!

Закрывая глаза на все его измены, занималась этим сама, заключая через постель выгодные сделки и пробивая нам дорогу в светлое будущие. И что из этого вышло? Теперь Ветров, так и не оценивший моих стараний, гниет в тюрьме, а я еду во Францию, надеясь никогда не вернуться в это Россию... Забыть ее, как страшный сон...

Глава 9.

— Не хочу! Не буду! И почему именно сегодня? — мои вопли выслушивала исключительно огромная голубоглазая кукла, вместе с которой меня заперли в комнате. Ладно, я — могу сбежать, но ее-то за что? Этого моя логика никак не могла понять. — Не хочу! — забарабанила кулаками в белоснежную дверь. Ничего. Абсолютно. Хотя, чего я хотела? За час, который тут уже сижу, ничего не изменилось.

И покой, спрашивается, сказала ему "да". Нужно было послать его к черту на кулички, и никаких проблем. А теперь вот сиди тут как дура и жди, когда его сиятельство "жених" соизволит забрать свою невесту. Может, я была в состоянии аффекта? Не, в состоянии не стояния. Вот и ляпнула, что безумно его, гада такого, люблю, хочу прожить с ним всю жизнь и нарожать кучу детишек. Чем он непременно воспользовался — совратил, а потом, выудив откуда-то мой паспорт, повез в ЗАГС — заявление подавать.

И какой результат? Да никакого. Теперь я, невеста, то бишь, сижу в закрытой комнате, и никто не желает меня выпустить. А мне, между прочим, страшно. Да нет, не за себя, а за "драгоценного жениха", которому я намерена мстить.

Эх, не надо было вчера девичник справлять. Нужно было готовить побег — собрать манатки и каким-то образом выкрасть паспорт. И еще... Сегодня 31 декабря. Последний день уходящего года. По идее, елочку бы нарядить, "Оливьешечку" покромсать, а не тут сидеть, как дура, в белоснежном платье.

Прошел час... Еще один... Сначала было весело, а теперь... Умудрившись найти бутылку с чем-то высокоградусным и алкогольным, вылакала половину, и залилась горькими слезами, уже как-то отчетливо понимая, что Розарио не придет.

Вот и все. Конец моему счастью. Да и вообще, всему конец. Завтра первое января — начну новую жизнь, без него. Стащив с кровати простынь, стерла весь свой "боевой раскрас" и стащила уже порядком надоевшую амуницию невесты. Да гори оно все синим пламенем! Найдя под "брачным ложем" джинсы и футболку, заныканные туда в качестве ... Не знаю, зачем я их туда запихала!

Быстро переодевшись и натянув куртку, накатала записку:

Розарио... — на листок упала одинокая слезинка, — я всегда знала, что нам не быть вместе. Прости. А я ухожу, хотя, на что тогда наделась? Очередная ложь? Зачем? Почему вы все думаете, что мне не больно? Поверь, мне больно, очень больно. Больно от того, что меня опять предали и растоптали. Не ищи меня больше... Прощай, — вот и все. Распахнув окно, аккуратно поставила ноги на карниз, после чего, спрыгнув на козырек подъезда, опустилась на землю, и побежала к ому родителей, надеясь, что они еще там. Наши со Стешкой вещи были давным-давно упакованы, так что осталось только схватить паспорта и на вокзал. А потом... Мир необъятен. Неужели мы не сможем найти в нем свое место?

— Дочка, а ты чего тут делаешь? Вроде же свадьба? — родительница ошарашенно смотрела на меня.

— Не будет, мама, свадьбы. Не будет. Он не любит меня. Совсем. Понимаешь, мы ему не нужны, — из глаз вновь покатились слезы, которые я активно пыталась стереть.

— Но...

— Никаких "но". Мы уезжаем. Потом напишем адрес. Стефа, бери рюкзак, — подхватывая сумки, потопала в комнату дочери. Стоило открыть дверь, как я тут же статуей застыла около нее.

— А я все думал, насколько же тебя хватит, чтобы... — Розарио сидел рядом с моей дочерью, обнимая ее за плечи.

— Что, проверил? — злость накатывала волнами, с каждым разом все больше захватывая контроль над мозгом, подавляя все рациональные действия.

— Стеш, выйди, пожалуйста. Сейчас родители будут ругаться, — проходя мимо, малышка улыбнулась, и ободряюще сжала мою ладонь своей крохотной ладошкой, после чего скрылась на кухне. Видимо, пошла кушать тортик, приготовленный мамой.

— А ты думаешь, что мы будем ругаться? — иронично выгнула бровь, сложив руки на груди, чтобы он не видел, как мелко дрожат пальцы.

— Решим все миром? Ты не умеешь, — мужчина начал медленно приближался, боясь, видимо, спугнуть меня.

— Умею. Понимаешь, Розарио, я устала... Действительно, устала разочаровываться в любви, в людях. Видимо, это не мое... Обидно, конечно. Я любила тебя, а ты всего лишь играл. Правильно, ведь я не Джексон. Просто другая, ничем не напоминающая ее. Хотя... Она тоже не сразу пала жертвой твоего обаяния. Знаешь, моя любовь, видимо, опять была очередной иллюзией, которую так нещадно разбили вновь. Твоими масками насладилась сполна, а ты всего лишь играл. Да, сейчас больно, но я справлюсь — мне есть для кого жить. Не сложилось... Значит так тому и быть. Теперь нити оборваны и их не свяжешь вместе. Я поверила твоим красивым словам, которые оказались ложь. Так что, выходит зря я так... — ком подступил к горлу, не давая дальше говорить. Да и не о чем нам больше вести разговоры. Подошла к окну, глядя, как в лунном свете в каком-то неведомом танце кружатся снежинки, медленно падая на землю. Такие красивые, но у них так короткий жизненный срок... Как и у его любви. И с этим надо смириться и жить дальше... К тому же мой ребенок... История повторяется... Надеюсь, что он никогда об этом не узнает.

— Ты хоть себя слышишь? Хватит уже строить из себя жертву!!! Достала!!! — орал Розарио, жестикулируя руками.

— Уйди, — неестественно-тихий голос прорезал тишину комнаты. Хватит. Надоело. И почему всегда крайней является женщина? Видимо, менталитет.

— Что? — в окне я видела, как он запустил пальцы в волосы. Когда-то так же и мои пальчики скользили в них, срывая с его губ хриплые стоны... Да и я не первая, но и не последняя...

— Уйди.

— Что ты несешь? — он рывком подошел ко мне, обнимая, прижимая к своей груди. Я слышала, как бешено билось его сердце. Такой знакомый и столь любимый звук, но... Пытаться вырваться бесполезно... — Скажи мне, что ты шутишь? Ну, Джек...

— Что и требовалось доказать. Отпусти меня. Мы не нужны тебе. Мы другие, — медленно разжала его пальцы, отцепляя их от своей талии и освобождаясь из кольца его рук. — Прости, что не смогла заменить ее, — мягко коснулась его губ своими, а потом выскользнула за дверь, пытаясь сдержать слезы. Мне есть для кого жить. Стешка и мой еще не рождённый малыш. О беременности узнала недели две назад, но так и не успела сообщить ему об этом. Оно и к лучшему. Так будет правильно.

— Прости, мам. Мы уезжаем. Позже напишу. До встречи, — подхватив сумки и взяв Стефанию за руку, я вышла в ночь, надеясь вновь начать новую жизнь... без него...

Вот так из-за своей глупости, необдуманного "да", вновь было потеряно все, что строилось с таким трудом... А, ладно. Не привыкать.

Быстро добравшись до вокзала, купила два билета до Праги. Повезло, что поезд отправляется сегодня через 10 минут.

— Ну, что, Стефи, хочешь увидеть самые прекрасные замки Европы? — улыбнувшись, взглянула на дочь.

— Нет. Я хочу, чтобы вы помирились с папой, — насупившись, дочь посмотрела на меня.

— Понимаешь, милая, — присела перед ней на корточки, глядя в ее голубые глаза, — некоторые вещи не всегда зависят от нас, просто мы с ним разные. И ему было бы плохо со мной, но знаешь, за одно я ему благодарна... Он не дал столь быстро рассыпаться моей иллюзии, всячески поддерживая ее, делая практически реальной. И эта свадьба... Я прекрасно поняла его намек... И еще, у тебя скоро будет братик, — улыбнувшись, поцеловала мою малышку.

— А папа знает?

— Нет, милая. И, надеюсь, не узнает никогда. Мы же ему не скажем? — с надеждой посмотрела на дочь.

— Нет, мам, не скажем. Мы же с тобой сильные и воспитаем братика, — она улыбнулась, а у меня отлегло от сердца.

Через 10 минут объявили посадку, и сейчас, трясясь в вагоне, я заканчивала новый текст песни. Это единственное, что всегда оставалось со мной. Музыка. Именно она стала мой мечтой, которую я пыталась удержать... Выражением моей свободы... Она была для меня всем...

Чехия встретила нас небольшим снегопадом...

— Новый год. Новая жизнь, — улыбнувшись себе и проходящим мимо людям, взяла дочь за руку, и мы шагнули в светлое, надеюсь, будущее, оставляя позади себя всех и вся, надеясь, что больше нам никогда не придется играть в маскарад, то и дело меняя роли и маски, скрывая истину внутри самих себя...

Отброшены маски, раскрашены лица,

Стирается медленно приторный грим,

Мы стали такими, которым не сниться,

Ни сон про принцесс, ни любовь в краткий миг.

Мы стали такими, пустыми и злыми,

Разбили все то, что клялись уберечь, — почему-то именно этот отрывок запомнился мне из новой песни. Слишком правдив. И это звучит, как приговор. Розарио, я все так же люблю тебя, но наши пути раз и навсегда разошлись... Прощай, моя несбывшаяся мечта, которую я так и не смогла удержать... Так игра в слепую с Максом так ничему меня и не научила. И теперь, я надеюсь, что больше никогда не увижу всех вас.

Да, многие скажут, что глупо бежать от проблем, но знаете, иногда это единственный выход, который обойдется минимальными жертвами. Что такое одно маленькое разбитое сердце по сравнению с огромными моральными травмами, нанесенными ребенку. И мне, и Стефании так будет лучше. Да и ему... Да, видимо, у нас просто не сложилось. И эта идея со свадьбой... Все с самого начала было слишком...

* * *

Сентябрь... Золотая пора в Чехии... Это очень красиво. Старинный город, на крышах которого застыли листья, полыхающее словно золотой огонь... Именно в один из таких дней и родился Юлиан. Ну, не знаю, почему я его так назвала. Но это имя необычайно шло малышу. Розовощекий карапуз с глазами...отца. Видимо, все опять повторяется. Только на этот раз слишком тяжело осознавать, что моя любовь к его отцу не была иллюзией... И это чувство пока еще слишком крепко, чтобы отпустить мое, и без того израненное, сердце.

Прошло 9 долгих месяцев, с того момента, как мы покинули Россию. И надо сказать, что жизнь вновь наладилась. На небольшую сумму денег, что я захватила из дома, мы сняли квартиру, а дальше... я начала рисовать, чем собственно и зарабатывала на кусок хлеба. Позже дела пошли в гору — был открыт небольшой магазинчик — галерея, где продавалось множество работ. Чаще всего люди заказывали портреты, о некоторые находили что-то в свое и в написанных на холсте просторах Германии и России.

А однажды в мою лавку зашел мужчина в черном пальто с капюшоном, из-за которого разглядеть его не предоставлялось возможность.

— Скажите, а вон тот портрет вы продаете? — он указал на картину, висящую в самом углу магазина. Там был изображен Розарио, таким, каким я его запомнила тогда, в парке. Смеющийся бесшабашный парень с глазами цвета виски, в которых застыли искорки смеха, и чьи волосы разметал ветер... Как же я его люблю, но...

— Простите, но он не продается, — четко произнесла, отворачиваясь от посетителя, который вышел, громко хлопнув дверью

А еще я не теряла связи с Серегой и остальными ребятами, которые совсем недавно гостили у меня. Они учувствовали в конкуре, причем и меня припрягли к этому делу, заставив беременную женщину выйти на сцену и спеть вместе с ними. Вы не представляете, как это здорово — вновь петь. Это как для птицы полет... Нечто завораживающее... Именно этого долгое время мне и не хватало.

И вот именно сейчас пришло осознание того, что пора возвращаться обратно, в Россию. Слишком многие меня там ждут.

А Розарио... Группа Стефана вновь уехала в Германию и теперь колесит по миру, даря свои песни людям. Кристиан женился, а Роз... у него тоже скоро свадьба. Все счастливы. Надеюсь, что он никогда не узнает о Юлике, который был моей радостью вместе со Стешей.

* * *

И вот мы снова здесь. Звонок в такую знакомую дверь.

— Ветка, — мама вышла на лестничную клетку и крепко обняла меня, -как ты изменилась, похорошела. Да, я сильно изменилась за последние полгода. Волосы еще сильнее отросли, а затем были перекрашены в золотистый цвет. Да и поправилась немножко, так что не было больше той угловатой девчонки. На ее месте появилась женщина, безумно любящая своих детей.

— Ой, а это кто? — он посмотрела на моего сына.

— Бабушка, это Юлиан. Братик, — Стешка в свои шесть лет была просто красавица, да к тому же еще и умница большая, которая очень сильно помогала мне. По идее, она должна сейчас быть в первом классе, но так как она давным-давно прошла программу начальных классов, то было решено, что учиться она будет в России, попав при этом сразу во второй класс.

— Розарио? — мама как-то странно посмотрела на меня, после чего улыбнулась, и мы зашли в квартиру. Она ничего не спрашивала: наверное, понимала, что мне и так непросто.

Так прошел год с того 31 декабря... Вместе с детьми мы жили у родителей, я работала вместе с группой Сергея, занимала пост их продюсера и бэк-вокалистки. Песни ребят, да и они сами набирали все больше и больше фанатов, отчего они едва успевали на недельку заезжать домой. Надо сказать, что им повезло — они нашли потрясающих спутниц жизни, которые постоянно срывались с ними в турне и гастроли, даже ни на секунду не оставляя своих мужчин. У Сереги и Дарины, теперь уже его жены, родилась очаровательная девчушка, унаследовавшая миловидное личико матери и загадочную улыбку отца. Все были счастливы.

30 декабря... Предновогоднее настроение. Толпы народа, снующие по магазинам и активно закупающиеся к празднику. Мандарины, колбаса, шампанское, пиротехника... Все это сгребалось с прилавков в неимоверных количествах. М-да. Этим же не одну роту солдат прокормишь, а тут все укладывалось в одну тележку и везлось в один дом...

— Жуть. Народ в преддверие праздников посходил с ума, — аккуратно ставя многочисленные пакеты в прихожей выдохнула, начав расстегивать сапоги, от которых, честно говоря, болели ноги. Но, как говориться, красота требует жертв. Хм, посмотрела в зеркало, висящее на одной из стен прихожей. В нем отражалась женщина лет 25 с длинными золотистыми локонами, кольцами струящимися по ее спине. Коротенькое черное платье и меховое манто, а так же правильно подобранная косметика делали ее цветущей и привлекательной, но глаза... В каре-зеленых глазах застыла тоска от которой хотелось выть и лезть на стенку.

— Дочь, — родительница выскочила на кухню, а вместе с ней показались и мои пострелята. Точнее, постреленок. Стешка. Девчушка сразу же повисла на моей шее, крепко обнимая.

— А где Юлик? — обычно мама не спускала малыша с рук, не оставляя его ни на секунду. В нашей семье рос непоседа, такой живой и любознательный, что мы все не могли нарадоваться. Стефания уже сильно привязалась к брату. Чувствую, лет через шесть они мне устроят Армагеддон местного масштаба. И тогда придется мне рвать на себе волосы.

— У меня, — все. Абзац. Я застыла в немом шоке, уставившись перед собой. Медленно поворачиваю голову, чтобы встретиться взглядом с глазами цвета виски. Розарио. Он приехал сюда. Зачем? Почему? А где его невеста? И самый главный вопрос: он не заберет у меня сына? Да кто ему позволит?! Это не его ребенок! И никогда он не назовет его сыном!

— Что ты здесь забыл?! — чеканя каждое слово, произнесла я, подходя к нему ближе, стараясь забрать мое солнышко из рук этого... человека. Юлиан заплакал, отчего тут же оказался в моих руках, — тише, тише. Все хорошо, мама с тобой, и она ни капельки не боится и не переживает. А еще тебя никто и никогда не отдаст этому дяде, — прижимая сына к себе, шептала, успокаивая его.

— Нам нужно поговорить!

— Нам не о чем с тобой разговаривать! Все сказано год назад! — аккуратно передала уснувшего Юлиана маме, которая отправилась вместе со Стешкой в детскую, и в тот же момент, как только за ними закрылась дверь, меня схватили за руку и втащили в комнату, при этом закрыв дверь.

— Да что ты говоришь? Меня тогда никто не пожелал выслушать. Ты решила все за нас двоих, а потом сбежала в Чехию! — мужчина навис надо мной, перекрыв своим телом все пути к отступлению и заставив смотреть в его глаза, полыхающие злобой.

— Нет, мой дорогой! Ты решил все тогда сам, так мило и просто назвав меня Джек. Сколько можно повторять, что я не она? Не какой-то суррогат, который можно кому-нибудь сбагрить за ненадобностью. Я такой же человек, как и ты, как Стефан! — нет, я даже не повышала голос. А зачем? Он моих трудов не оценит, — зачем ты вернулся? — так вымученно... не осталось сил уже ни на что.

— Знаешь... Я не знаю, зачем вернулся. Просто что-то дернуло. Зато что я тут нашел: у меня, оказывается, есть сын, о котором я узнаю спустя год... Почему, Вайолет, ты не сказала? Почему?! — бум. Его кулак впечатался в стену около моего лица, отчего пришлось зажмуриться.

— А что бы это изменило? И он не твой, — такие просты слова, но ... Вы бы смогли сказать своему любимому мужчине, что ребенок не его?

— Он мой. А если ты не хочешь с этим мириться, то суд нам в этом поможет, — зло процедил он.

— Ты не посмеешь... К тому же, зачем тебе Юлиан? Вдруг это не понравиться твоей супруге? Я его не отдам! Он и Стешка — единственное, что у меня осталось.

— Что ты несешь? Какая супруга? Я, как идиот, все это время любил тебя, думая, что ты ненавидишь меня больше жизни, поэтому и не приехала тогда в ЗАГС. Я назвал тебя Джек? Знаешь ли, от привычек не так-то быстро отвыкаешь, Ветка, — горько усмехнувшись, он отошел к окну, глядя на занесенную снегом улицу, где редкие прохожие темными пятнами скользили вдоль этого снежного царства. — Намного позже я узнал, что тебя заперла в квартире Амалия, таким образом, отомстив за своего ненаглядного Макса. А потом не смог тебя найти, да и поздно было что-то объяснять... Ты бы все равно мне не поверила. Но однажды, приехав в Чехию, я зашел в одну лавку и увидел свой портрет, но блондинка, как оказалось — ты, не пожелала продать его. Скажи, почему? Почему ты не продала его? — в его голосе сквозила какая-то усталость, смешанная с обреченностью.

— Тебя до сих пор интересует этот вопрос? Что ж... Это было единственное, не считая детей, что хоть как-то напоминало о любимом человеке, который ушел, оставив меня вновь склеивать свое сердце. Я не смогла его продать, каждый раз, глядя на тебя, такого живого и улыбающегося, вспоминала тот день в парке и... — вот так, благодаря Амалии, рухнула моя жизнь. Да почему из-за этой блондинистой куклы? Сама виновата — не пожелала тогда выслушать, а просто ушла, затерявшись в толпе народа. А он просто дал мне свободу, решив, что я все так же его ненавижу... Единственное, что осталось, сказать правду и разрешить видеть сына... — Ros, ich liebe dich. Я люблю тебя. Прости. Ты можешь... ммм — договорить мне не дали, накрыв мои губы и заглушив все последующие слова... Боже, как же мне этого не хватало — его сильных рук, держащих меня сейчас, его губ, захватывающих в сладостный плен. Пальцы зарылись в его длинные волосы, притягивая ближе, срывая хриплый стон... Язык сплелись в танце, древнем, как и сам мир.

— Я люблю тебя, Ветка. Люблю, — шептал он, уложив меня на ковер, медленно проводя зыком по шее, целуя скулу, опускаясь все ниже и ниже... Я плавилась от страсти, царапая его спину, прижимаясь ближе к нему. Не помню, как исчезла одежда... Лишь прикосновения губ и рук, выжигающих огненные отпечатки на душе...

— Я люблю тебя, — со стоном выдохнула я, двигаясь в такт с ним.

Экстаз... Мы были одним неразделимым целым... Как же долго... Но сказка не может длиться вечно... Так или иначе реальность имеет свойство врываться и рушить все...

— Твоя невеста, — прошептала, все так же крепко прижимая его к себе, даже не чувствуя тяжести веса.

— Да нет никакой невесты, и никогда не было. Правда... — он не договорил, вновь припав к моим губам.

— Что?

— Если ты вновь скажешь мне "да", — приподнявшись на руках, Розарио заглянул в мои глаза, ожидая, что же я отвечу.

— Это не из-за Юлиана?

— Ветка, нет! Это из-за тебя! Просто одно мгновение я понял, что больше не могу без тебя!

— Да... — тихий шепот, разорвавший тишину комнаты... — тысячу раз "да".

— Вот и превосходно. Обратись потом к маме. Свадьба завтра, — улыбнувшись во все 32 зуба, которые тут же захотелось пересчитать, Роз вскочил на ноги, помогая мне подняться и одеться. Этот процесс был, ну, очень, растянут во времени.

— Жду тебя завтра. Ты придешь? — он как-то неуверенно посмотрел на меня.

— Точно.

* * *

31 декабря... Последний день уходящего года. Ты идешь по улице, улыбаясь прохожим просто так, без повода... Тебе весело и хорошо... А огромный заснеженный город сверкает иллюминацией, поражая свое роскошью и великолепием. Такое чувство, будто попал в сказку, во дворец Снежной королевы, которая вот-вот появиться из своего замка.

Счастливые, громко смеющиеся и разрумянившиеся дети водят хороводы вокруг зеленой красавицы, установленной на главной площади. Им не страшен мороз, потому что сегодня он добрый. Наступает самый замечательный праздник — Новый год, когда все твои заветные желания исполняются. И нет причин для грусти...

С самого утра день был полон хлопот. Спасибо, любимый, удружил. Это надо же так: предупредить невесту всего за один день до свадьбы, хотя... Сейчас я безумно счастлива, понимая, что, наконец-то дождалась своего принца, пусть и неидеального, но своего, которому нужна, который любит... Да еще и Новый год.

— Мам, все будет хорошо, — Стешка крутилась рядом со мной, постоянно подбадривая меня. — Вы же любите друг друга. Смотри, что мне дед Мороз подарил! — девчушка отогнула воротничок нежно-голубого платья, показывая серебряную подвеску с синим камушком в центре небольшого сердечка. Эх, Розарио... Ты романтик.

— Дочь, время! — в комнату влетела мама. Ей сейчас только метлы не хватает, честное слово, — а ты еще не готова, а ну марш в ванну! — м-да, родители в день свадьбы — это страшно.

Не знаю, сколько продолжалось это... истязание, но сейчас я стояла в своей комнате перед зеркалом. Меня привели сюда, дабы обозреть, что же сотворили мамины драгоценные подруги — надо сказать, профессионалы своего дела.

— Все, жених приехал! — раздался крик Дарины, которая решила содрать побольше денежек с Розарио. Зеркало было забыто. По рукам, затянутым в атласные перчатки бежали мурашки. Нервы. Нервы. Нервы. Интересно, это у всех невест мандраж, когда их выкупают или только у меня? Ой, мама... И зачем я согласилась? Может, пока не поздно, сигануть в окно? Ай, нет, там высоко. Но вдруг получиться? Быстренько, пока они там "разговаривают", распахнула оконные створки, и тут...

— Ну, здравствуй, невеста! Я, в принципе, нечто такое и предполагал, так что решил вспомнить молодость, так сказать, — в комнату забрался жених собственной персоной. Вот, млять. Я напоролась на трейсера.

— Ээээ, — глубокомысленная фраза.

— Я так и понял, — ухмыльнувшись, мужчина подхватил мня на руки, вынося из родительской квартиры под дружное улюлюканье его дружков и грозный клич моих подружек. И вся эта разномастная толпа, усевшиь в машины, рванула в ЗАГС.

Честно сказать, я даже не знаю, как Розарио удалось все это дело провернуть: провести церемонию бракосочетания 31 декабря. Вот как?!

— Я тебя люблю. Помни об этом, — шепнул он, помогая мне выбраться их этого белоснежного саркофага, машины, то есть.

В целом, церемония прошла без эксцессов. Я все-таки умудрилась вовремя сказать свое "да", а теперь уже муж, выронил кольца. Всего-то. Могло быть гораздо хуже.

Согласитесь, справлять Новый год и свадьбу в один день — это нонсенс. Вот и сейчас, сидя за столом, кто-то из гостей соизволил включить телевизор, где толкал свою речь президент. Бой курантов...

— Один, два... Горько!!! — скандировал народ, после чего пришлось вставать — ноги уже были ватными — и подставлять губы для поцелуя, которых сегодня было много...

— Сама, — прищурившись, муж крепче прижал меня к себе, а я притянула его как можно ближе...

— Раз, два, три, четыре... пятнадцать... С Новым годом!!!! — в общем, это было весело, очень!

— Сейчас будут салюты! — крикнул, видимо, Серега хватая Даринку за руку и выбегая на улицу.

— Я не пойду, — на сегодня лимит моих действий исчерпан. Но вопрос в том: кто меня будет слушать? Розарио, подхватив мою тушку на руки, выбежал следом за остальными.

Это сказка. Огромные всполохи салютов сияли в небе, образуя причудливые картины. Красный, желтый, синий... Каких только расцветок не было. Вот оно счастье — заснеженный город, справляющий Новый год, всполохи салютов и объятия любимого человека, с которым ты пройдешь всю жизнь рука об руку, деля все печали и невзгоды, с улыбкой встречая новый день.

— Я люблю тебя, — его слова песней звучали в моем сердце, даря надежду и уверенность.

— Ich liebe dich, — да, Германия стала для меня страной, которая подарила счастье, полученное с таким трудом, чему я несказанно благодарно. Теперь у меня есть все: дети, любящий муж, друзья, родители и мои песни, без которых уже просто не мыслю себя. Вот оно, счастье. Ожившая мечта, которую мы сможем удержать в своих руках.