Удержать мечту

— В тот день вы с группой выиграли престижный международный конкурс. Все ребята уехали это дела обмывать, а ты куда-то сорвался на своей машине. Отказали тормоза, и вот... Ты чудом выжил. А сейчас отдыхай, — шепнула она. Мои глаза стали слипаться, и я постепенно забылся беспокойным сном, в котором какой-то старик с белоснежной длинной бородой шептал:

— Не ошибись. Верь своему сердцу...

* * *

Он уснул. Господи, как же ему сказать о том, что он больше не увидит ни голубизны неба, ни света солнца, ни зелени трав? Как? Я понятия не имею. И сегодня доктор оговорился, едва не выдав мою тайну. Не нужно, чтобы Розарио знал, кто я на самом деле, иначе... Мне даже голос пришлось изменить, чтобы быть Валерией... Ну, ничего страшного. Теперь он пойдет на поправку. А на остальное плевать.

Сейчас, сидя около его кровати, смотрела, как он спит.

— М... -полухрип-полустон совался с его губ, сердцебиение участилось, и я помчалась за доктором, боясь, что может слишком поздно. Где-то читала, что так у пациентов наступает кризис, который приведет либо к жизни, либо...

— Ну-с, Валерия. Огромное вас спасибо. Вы только что спасли этому молодому человеку жизнь. Теперь я уверен, что он пойдет на поправку, ведь у него есть такой ангел-хранитель, как вы, — тепло улыбнувшись, доктор удалился из палаты, новь оставив меня наедине уже с проснувшимся парнем.

— Сп...о. — прохрипел он, чуть сжав мои пальцы.

— Не за что пока. Не советую сейчас тебе много говорить. Твой речевой аппарат еще не восстановился полностью, поэтому нужно, как можно меньше напрягать связки. А завтра мы начнем восстанавливать твою речь, — я начала разминать его затекшие ноги, которые тоже нужно было постепенно разрабатывать, а я, в свое время, закончила курсы по массажу. Вот и пригодилось.

— По...ди... со мно....й, — пробормотал он, когда я уже собралась уходить.

— Хорошо. Пить будешь?

-Д...а, — аккуратно приподняв его голову, поднесла стакан с водой к его потрескавшимся губам. Бедный, как же ему будет тяжело узнать, что он ослеп...

— С...коль...ко я?

— Полтора месяца. Это нормально. Засыпай, тебе необходим отдых, а завтра придут твои друзья, — улыбнувшись, укутала его одеялом и вышла из палаты, прикрыв за собой дверь.

Сегодня уже воскресенье. Значит, дома ждет Стешка. Моя маленькая дочурка не обижалась, прекрасно понимая, что папе нужна помощь, иначе он один не справиться.

— Ведь это ты, мам, спасла его, — как-то сказала она, когда я читала ей сказку про храбрую принцессу, которая смогла сберечь и спасти свою любовь, — ты, как та принцесса...

— Ложись спать, завтра тяжелый день, — поцеловав Стешку в щеку, уложила ее спать. Умаялась за день, бедняжка.

И сейчас, открывая дверь, уже знала, что сейчас мой чертенок крепко обнимет меня, рассказав, как же он скучал.

— Мама!

— Здравствуй, моя хорошая, — прижимаю дочь к себе, наслаждаясь этим мигом.

— Как папа?

— Папа? Ему уже лучше.

— А мы к нему пойдем? — казалось, такой простой вопрос. Он поставил меня в ступор. Я даже не знала, что сказать ей. Что он нам не рад? Правда, способная обидеть ребенка. Или соврать?

— Нет, малышка. Пока еще слишком рано.

* * *

Прошло две недели, которые слишком тяжело мне дались. Розарио уже начал нормальной разговаривать, но всячески отвергал мою помощь, говоря, что он все может сделать сам. Особенно остро мы спорили, когда приходило время его мыть или переодевать.

— Я сам! — заявлял парень.

— Знаешь что, пока ты был в коме. Этот вопрос я решала единолично, так что, чего я там не видела? — быстро и аккуратно стаскивая больничную майку, приводила аргументы я, стараясь не смотреть на его рельефное тело, к которому совсем недавно прижималась... Нахлынувшие воспоминания в миг заставили меня покраснеть, так что застегивала на нем рубашку вслепую, — к тому же, как ты думаешь, кто тебя мыл, пока ты был в коме? — это мое заявление заставило его покраснеть. Эх, как же мне хотелось сейчас увидеть лицо Розарио без бинтов... Первый раз за всю историю нашего знакомства он стал пунцовым, но видно это было лишь по незакрытым бинтом участкам щек. С горем пополам мы разобрались с этим вопросом, но это еще не все.

— Розарио, милый, ну пожалуйста, — упрашивала я.

— Нет. Ни за что! — отнекивался он, тряся головой.

— Знаете что, батенька? Засуньте свою гордость куда подальше, иначе будете голодным до ужина! — разозлившись, я опустила ложку обратно в гороховый, уже порядком остывший, суп.

— Ну, хорошо, — смирился со своим поражением мужчина, открывая рот.

А сегодня... Сегодня снимут бинты, и он узнает, что не видит... Поэтому я решилась рассказать ему все сама...

— Розарио, мне нужно тебе сказать...

— Что? Говори же, — он сидел, облокотившись на подушку, и дожевывал кусочек яблока.

— Ты... ослеп. Травма, полученная при аварии была слишком тяжелой, — протараторила на одном дыхании, прекрасно понимая, что такую информацию говорить именно так.

— Жаль, — сорвалось с его губ, — но я же смогу петь? Да? — он повернул голову в мою сторону. Не такой ожидала от него реакции. Не такой. В его голосе сквозило лишь сожаление и какое-то разочарование. Казалось, он уже смирился с тем, что никогда не сможет увидеть...

— Не отчаивайся, все будет хорошо. Я в это верю. Верь и ты, — приобняла его за плечи, стараясь приободрить.

— Кому я такой нужен? — горько спросил он.

— Ты нужен мне, — прошептала я. Вот и все правда сказана

— Ты молодая, умная, добрая, наверное, красивая... Зачем тебе инвалид?

— Здравствуй, Розарио. Готов снять повязки? — в палату вошел врач, оставив прозвучавший ранее вопрос без ответа. Может, оно и к лучшему. Что бы я ему сказала?

— Да. Давайте побыстрее покончим с этим делом, — хмуро буркнул он, садясь на край кровати.

Около двух часов ушли на то, чтоб сделать из мумии человек. В итоге на полу лежала горка бинтов, а на кровати сидел растрепанный Роз. Его глаза цвета виски, столь любимого мной, слегка помутнели и теперь напоминали лакрицу.

— Красавец. Вот увидите, все девушки еще падут к вашим ногам, — пошутил врач, покидая палату, — Благодарите Валерию за то, что вы живы.

Пальцы Роза медленно коснулись небольших шрамов на левой стороне лица.

— Зачем врать?

— А он и н врал. Ты, действительно, красивый. Это я говорю тебя без всяких прикрас. Вот только бы еще побрить тебя, а то ты как-то зарос.

— Э, нет. Это чисто мужское дело я тебе не доверю, — засмеялся он искренне, — спасибо тебе, — он благодарил не за то, что помогла ему выжить, а за правду, сказанную ему без утайки.

* * *

Мне было просто жаль. Жаль тех моментов, на которые я раньше плевал, а сейчас... Уже никогда не могу видеть. Ни цвет трав, ни бескрайнее небо над головой. Теперь моей вечной спутницей стала темнота. И это самое тяжелое — осознавать, сколько всего растрачено впустую.

— Все будет хорошо, — голос Валерии — единственно, что не давало сорваться, впасть в депрессию. Эта девушка, такая добрая и самоотверженная, стала не безразлична мне. Не знаю почему, но с каждым разом она се больше и больше мне напоминала Вайолет, которая даже ни разу не пришла ко мне. Вся ее любовь оказалась очередной пустышкой, которой я умудрился поверить. То было больно.

А еще я не мог никак справиться со своей гордостью, позволяя Лере переодевать и кормить меня. Это было унизительно, хотя... Теперь я беспомощный, словно котенок. И с этим ничего не поделаешь.

— Валерия, там к вас какой-то мужчина ищет, — раздался голос медсестры за дверью, а я напрягся.

— У тебя есть парень? — черт, не имею я права ревновать, но тогда почему же...

— А тебе не все равно? — буркнула она, поднимаясь со стула, — я скоро вернусь.

— Можешь не приходить! Я спать хочу!

Так прошла неделя. Мы не разговаривали друг с другом, но я чувствовал, что она очень сильно переживает и ей грустно. Да и у меня сиеста не наблюдалась. Самому было хреново. Недавно узнал, что ребята укатили в Германию и вернуться только через месяц, а Ветка и ее компания ко мне не приходили. Как говорили медсестры, новый альбом записывали. И откуда им это знать?

Сейчас же Валерия катала меня по парку, входившему в состав территорий больницы. Я хотел идти сам, но кто меня будет спрашивать? Я же инвалид.

— Прости меня, пожалуйста, — нащупав ее чуть прохладные, мелко подрагивающие пальцы, переплел их со своими — горячими, стараясь согреть ее.

— Да я и не злюсь, просто...

— Что — просто? — спросил, почему-то понимая, что ответ на свой вопрос так и не получу.

— Привет, брат! — зычный голос Сереги я бы мог узнать из миллиарда.

* * *

— Привет, брат! — раздался голос Сереги. Эх, он все же пришел. Надеюсь, что у него радостные известия, а не как в тот раз, после которого Роз неделю не разговаривал, замкнувшись в себе.

Друг рассказал, что тормозные шланги автомобиля, на котором разбился Розарио, оказались неисправными — их перерезали. В принципе, мы подозревали, кто это мог быть, но доказательств не было никаких, пока на мой автоответчик не пришло сообщение:

— Ну что? Понравился тебе мой подарок, госпожа Ларина? Вот. Радуйся, что это не твоя мать. До встречи.

Запись тут же была изъята и отправлена на экспертизу. И вот сегодня пришли результаты.

— И тебе не хворать! — улыбнулся Роз. Улыбка ему необычайно шла, — такие люди и без охраны?

— Увы и ах, но нет. Дарина последнее время озверела совсем — никуда без нее, да и остальные прицепились, как банный лист... Ну, ты понял... Не отдерешь, — сетовал Серж, глядя, как по аллее идет его ненаглядная в сопровождение друзей и подруг. В общем, вся разношерстная компания была в сборе.

Парни смеялись, разговаривая о чем-то своем. И я чувствовала, как Розарио начал медленно оттаивать, переставая чувствовать себя ущербным.

Хм, скоро его выпишут, а что будет дальше — не знаю. Он никогда не узнает, что все это время с ним была я, по-прежнему считая, что его спасла некая девушка-сиделка по имени Валерия.

— А знаешь, благодаря кому ты попал в аварию?

— Нет.

— Так вот. После того, как нами была обнаружена запись, мы отправили ее на экспертизу, так как голос был сильно искажен. Сегодня пришли результаты. "Чудо-механиком", перерезавшим тормозные шланги оказался никто иной, как Максим Ветров. Так что теперь, ты только заявление напиши и его посадят. И не нужно отнекиваться. Ты просто еще не знаешь какая это... — мужчина грязно выругался, за что тут же получил от своей возлюбленной по ушам. — А если он узнает о своей дочери, которую Ветка умудрилась спрятать, то... Не буду говорить. Вон некоторые личности как глазками сверкают. Сейчас еще скажут, что я давление оказываю на тебя. И вот на хрена я связался с будущим служителем Фемиды? — запустив пятерню в волосы, бурчал Серега.

— Значит, зря связался? — Даринка медленно начала закипать. По себе знаю — в гневе она страшна

— Ну, что ты милая, что ты. Как можно? Я люблю тебя, рыбонька, — сюсюкал он. Вот так из мужиков мы, женщины, вьем веревки.

— Что? Я — рыба?! Кто-то забыл про розовые трусы? Я тебе устрою... — и они скрылись где-то на другом конце аллеи.

— А ты как, Розарио? — поинтересовался Алекс. Одно радовало, ребята пока меня не замечали. А вот если заметят — конспирации конец. Я же им не рассказывала, что Роз не знает, что его сиделка это я, прикрывшаяся чужим именем. И что тогда будет? Очередной скандал... Его сжатые побелевшие губы... И море ненависти, в котором он, когда-нибудь меня утопит.

— Валерия, а ты не могла бы чуть-чуть передвинуть коляску? — попросил Роз, и я вздрогнула от звука его голоса.

— Валерия?!

— Ну... — я приложила указательный палец к губам, призывая своих друзей к молчанию, — Мы с вами еще не знаем друг друга. Вам, наверное, врач обо мне рассказывал?

— Да, милый. Помнишь? — ребята до сих пор не могли понять, что происходит. Но, слава богу, решили подыграть. Надеюсь, обман не раскроется.

— Хм. Точно. Он говорил, что какая-то девушка ухаживает за нашим другом. Причем, бескорыстно.

— Хах. Так вот — это я, — я засмеялась. Все обошлось!

— Народ, а может хватит мне мозги пудрить?! — грубый окрик Розарио задушил мой смех на корню. Он все понял? Что сейчас будет... Я медленно начала пятиться к выходу из парка.

— Сколько можно? Достали уже! — он как-то разочарованно опустил голову. — Оставьте нас одних, — секунда, и взгляд глаз цвета виски был устремлен на меня. Нет! Это же просто невозможно! Как он узнал?! Паника готова была поглотить меня с головой.

-К-как ты узнал? — заикаясь, просипела я. Голос отчего-то резко пропал. Сейчас же мне просто было страшно и стыдно за свой обман. За ту нелепую игу, что была затеяна.

— Да я давно уже все знаю. С самого начала. Это просто в первый день, когда очнулся... В голове царил такой бардак, что не сразу узнал твой голос, но потом... — парень о чем-то задумался, при этом выжидающе глядя на меня.

— Но я же изменила его! — моя последняя карта — дальше крыть нечем.

— Ха, ты б народ не смешила. Я пою вместе с тобой уже пять лет. Неужели ты думаешь, что я не знаю все твои интонации?.

— Но... почему ты все это время молчал? — я с трудом сдерживала слезы, подступившие к глазам. Теперь, когда он все знает — конец неизбежен. Он больше не захочет находиться рядом со мной.

— Знаешь... Это мило — вся твоя забота и поддержка... то, что ты помогала мне! Спасибо огромное тебе за это, Вайолет!

— Что ты имеешь в виду? — сердце забилось быстрее, стало нечем дышать....

— Понимаешь, я молчал только потому, что боялся. Боялся, что ты уйдешь. А я этого совсем не хочу, — после минутной паузы продолжил он. — Ведь именно благодаря тебе я сейчас нахожусь здесь! Ты спасла мою жизнь! Не отпустила к Джексон, — в его голосе сквозило какое-то разочарование и грусть. — За что я безумно тебе благодарен!

Просто благодарность! И ничего больше! Как же хочется развернуться и убежать отсюда как можно дальше, чтобы никогда больше его не видеть. Я же люблю его, а он издевается...

— Я не хочу, чтобы ты думал, будто я... я... Нет! Все! Больше не могу выносить! Неужели ты не понимаешь, что я спасла тебя, потому что люблю! Люблю настолько безумно, что готова вырвать тебя даже из лап смерти! А ты... благодарность...— из глаз, все-таки, брызнули слезы. Как же я ненавидела себя за эту слабость.

— Я не это хотел сказать! Да послушай же ты! — резко встав с кресла, Розарио схватил меня за руку, удерживая на месте

— А что? Что можешь сказать мне ты?! Опять унизить или оскорбить?! Показать, как ненавидишь меня?! Хватит! Не надо. Пожалуйста, Роз... Я больше не выдержу.

— Это не благодарность! Слышишь, не благодарность! — он смотрел прямо в мои глаза. И его взгяд... он был осмысленным, а не пустым, как раньше. — Ты, несносная девчонка, вернула меня к жизни! Благодаря твоей любви я стою сейчас здесь и могу видеть!

— В-видеть?! — я не могла в это поверить. Врачи же сказали... Как такое может быть? Но сейчас он смотрел прямо на меня... Значит... это правда...