Игра в чужую жизнь

— Это я у тебя хотела спросить!

— Все телесные повреждения мой саламандрик вылечил, а по душевному равновесию я не мастер, ты уж извини, — богиня хихикнула, будто вспомнив нечто смешное. — Слушай, мне Зелка столько о нем рассказала, что даже как-то совестно стало — на святую невинность покусилась! Или она, как всегда, приврала? Да не бойся, я, когда остываю, о мести не думаю.

Девушка мысленно извинилась перед метаморфом (кто знает, что его больше обидит!) и негромко сказала:

— Зелина еще не понимает, что главное — доброе сердце, а все остальное — дело наживное.

Искра выпучила глаза:

— Отличненько... Тебе завтра какой огонь надо? Повелителей? Не вопрос, богиня я здесь, или кто? Ты меня поразила, деточка, в самое сердце. Догадываешься, чем? Многие обливали меня дерьмом и за спиной, и глядя в глаза... за дела "хорошие", между прочим, но вот в буквальном смысле... Все-все, оставляю вас... наживаться. Ха-ха!

За ней не успела захлопнуться дверь, когда Лин оказалась рядом с Кари и непреклонно потребовала:

— Либо ты объясняешь, что происходит, либо я отгрызу тебе уши!

Подействовало. Метаморф изволил поднять голову и посмотреть, какая еще дурь пришла ей на ум. А вернуться в мрачные раздумья девушка ему не позволила. Ущипнула за нос, еле сдерживая улыбку (и слезы в глубине души, ведь кто знает, вдруг с ним что-то серьезное?), едва не провалилась в омуты глаз напротив, но сдержала себя, красочно представив, как император, осмелившись вернуться, застает уже две статуи... И была сражена наповал тихим вопросом:

— Лин, ты действительно не обиделась?

Она попыталась перевести все в шутку:

— За то, что тебя едва не поджарили, или за то, что я едва не обезумела от твоей внезапной депрессии?

Кари не поддержал смешливый тон:

— За то, что я посмел желать тебя...

Правда, особого раскаяния в его голосе не слышалось. Девушка безошибочно определила:

— Врешь. Мы не первый день знакомы, и, что бы там ни выдумывала Зелина, я точно знаю — из-за этого впадать в отчаянье ты не будешь. Ну, может, угрызениями совести немного помучаешься, но так... нет, давай-ка следующий вариант ответа.

Он взглянул на нее в упор. Искаженное неподдельной мукой лицо, глаза больной собаки... Лин почувствовала — больше лжи не будет.

— Я собирался добровольно нарушить клятву свободы, — бесцветным голосом пояснил метаморф, выжидающе глядя, будто ожидая ужаса и упреков.

Она окончательно запуталась. Эта проклятая клятва! Вспомнить бы еще, в чем она, собственно, заключалась. Кажется, что-то вроде...

— ...моя вечная свобода станет зароком того, что ни капли твоей крови не прольется по злому умыслу, — озвучил ее мысли Кари.

— Извини, конечно, — не дала ему вновь впасть в меланхолию Лин, — но вроде никто не собирался меня убивать? Или я что-то пропустила?

— Я шел, чтобы убить тебя, но у меня не хватило мужества, — обреченным тоном поведал метаморф.

Девушка осторожно потрогала его лоб, однако признаков горячечного бреда не обнаружила. Впрочем, кто знает, как недуги проявляются у не-людей? Или он выразился метафорически? Вроде: "Наша связь уничтожила бы тебя, как принцессу, но я готов был пойти на это"?

— Объясни, о чем ты, — попросила она. — Обещаю потом не доставать вопросами. И ни слова не скажу Марку.

Метаморф отрицательно качнул головой:

— Я предал тебя и свой народ, прошу, не заставляй меня предавать... не заставляй предавать других! Любое наказание я сочту недостаточным, чтобы загладить мою вину, но молю об одном — не требуй пояснений.

Лин был неприятен этот просительный тон. К тому же она начинала соображать, где тут собака зарыта.

— Хватит патетики! — с неожиданной даже для себя самой злостью заявила девушка. — Надо иметь храбрость принимать свои ошибки, а не ждать, пока придет некто справедливый и отмерит наказание согласно преступлению! И вообще, мужчине не пристало заниматься самоедством. Поди, набей кому-нибудь морду, подари мне цветок и успокойся! Или ты переживаешь из-за невыполненного долга? Так давай, флаг в руки и вперед! Не секрет, где меня найти. Кстати, если уж на то пошло — конкретно я не собираюсь выходить замуж за принца, соответственно вашему любимому Странному Лесу с моей стороны ничего не грозит. И не смотри на меня, как на людоедку — разберешься с самим собой, заходи, я долго сердиться не умею. А Дисону передай... Впрочем, нет, ты таких слов не знаешь, еще напутаешь чего, — пустила она шпильку перед тем, как эффектно хлопнуть дверью.

Пожалуй, злилась Лин исключительно на саму себя — за несдержанность. Она слишком испугалась за него, чтобы рационально мыслить и подбирать слова. И вспылила, поняв правоту Дисона — метаморф быстро учится, перенимая у людей и не-людей качества, необходимые для жизни, но оставаясь при этом чересчур доверчивым. Да, не лгал эльф, еще совсем немного — и рядом с ней будет находиться совершенно незнакомый человек. То есть, даже не человек...

О том, чем могла закончиться миссия по спасению Старилеса, организованная придворным врачом, девушка старалась не думать. Впрочем, она все равно не могла всерьез воспринять те слова Кари — много уже произошло такого, после чего и враги начали бы ценить друг друга. А ведь они были друзьями...

Захваченная мрачными мыслями, Лин направилась в свою комнату. Что преподнесет завтрашний день? Она давно перестала строить хоть какие-нибудь определенные планы на будущее, однако в последнее время даже настоящее с трудом поддавалось логике.

Звука чужих шагов девушка не услышала. Быстрый вихрь подхватил ее и перетащил под единственное на территории Храма Огня дерево — старое, корявое, склонившееся чуть ли не до самой земли, но густо усыпанное широкими темно-зелеными листьями. Тут Лин наконец рассмотрела "похитителя".

— Ну и?.. — устало спросила она.

Вряд ли ее притащили в единственное романтическое место в округе, дабы открутить голову...

Кари уверенно, словно не он только что готовился расстаться с жизнью (или какое там еще есть наказание за покушение на члена правящей семьи?), объявил:

— Я выбил зуб Биску, успокоился и хочу подарить тебе это растение. Все, поскольку найти нормальные цветы мне не удалось, а те, что выпали из вазы императора, годятся разве что пол подметать. Знаю, искупить мою глупость нельзя, но обещаю страдать в одиночестве и не действовать на нервы!

— Откуда такой энтузиазм? — вконец перестала понимать логику происходившего Лин.

— Я подумал, — слегка застенчиво начал он, — что наша дружба значит гораздо больше, чем злые намерения. Если ты сможешь и дальше общаться со мной без страха...

— Да ради бога, — устало согласилась девушка. — А кто такой Биск?

— Как кто? — пришло время изумляться метаморфу. — Настоятель этого храма. На четверть тролль, между прочим! Он привел шестнадцать доказательств того, что ваш сын присоединит Клусс и захватит великую державу не-людей. Ну, то есть он трактовал пророчество Павира о Деве и Воине, чей союз породит объединение мира. Поверь, Лин, это было более чем убедительно. Знаешь, мне не стоило признаваться тебе... но я даже рад, что между нами нет недомолвок. Глупо, да? — вздохнул он. — Идем назад? Надо отдохнуть хоть немного...

Девушка села на землю, упершись спиной в толстый ствол дерева.

— Не хочу никуда идти. Все равно не усну, слишком много событий для одной ночи. А ты можешь утешать себя тем, что я тоже имею скелет в шкафу. Правда, он касается лично меня... Я не принцесса, Кари.

— И слава Владычице, — он опустился на корточки.

— Давно понял? — Лин решила ничему не удивляться.

— Ну... Некоторые мысли появились с первого дня нашего знакомства, — признался метаморф. — Помнишь, тебе не понравилось обращение "принцесса"? И ночевала ты одна...

— Как думаешь, многие догадываются?

— Гартонцы — нет, — улыбнулся он, пододвигаясь ближе, — они чересчур обеспокоены своим величием, чтобы замечать детали. А насчет принца я не уверен... Кажется, он считает тебя моей соотечественницей...

— И тебя это ничуть не волнует?

— Да нет, — его улыбка расползлась от уха до уха, — какое мне дело до того, что думает какой-то там принц?

Лин с досадой отметила, что после ее признания Кари резко утратил робость в общении. Почему с досадой? А кто его знает...

— Не притворяйся глупым, это мой хлеб — изображать склеротичную дуру: того не знаю, о том не помню, а в то мне вообще по статусу не положено вникать... так что?

— Лин, что ты думаешь обо мне? — неожиданно ответил метаморф вопросом на вопрос.

— Ты дурак.

— Я знаю. А конкретнее?

— А на остальное — плевать! По крайней мере, до тех пор, пока ты не вырос в настоящего не-людя и относишься ко мне не как к ручной зверюшке. Если честно, я уже начинаю сомневаться в этом... В любом случае, очень надеюсь, в следующий раз, надумав пустить меня в расход, ты придешь ко мне за советом в этом нелегком и неблагодарном деле.

— Не надо так шутить, — разом сник Кари. — Следующего раза не будет, можешь не сомневаться. Что касается происхождения... Говорят, даже Владычица родилась среди простых людей. Или не-людей. Или еще не родилась... Лин, глупости все это! Лучшей принцессы не найти ни в Гартоне, ни в Велли, не говоря уже о Клуссе. Но почему ты не сказала мне раньше? — в его голосе звучала укоризна.

Девушка неожиданно почувствовала, как к ней возвращаются те ощущения надежности и уверенности, которые будто окружали ее Кари. "Все будет хорошо. Мы поняли друг друга лучше, чем самые близкие родственники. Впрочем, после Храма Любви мы вроде как родные... Эх, странная штука — жизнь. Она бьет-бьет, а по темечку не попадает. Наверное, потому, что слишком многих норовит стукнуть одновременно".

— Когда вышло, тогда и сказала. Между прочим, я еще и чужая...

— Это как?!

— Из другого мира...

— Расскажи!

* * *

Солнце поднималось над горизонтом медленно и неохотно, словно выглядывая: что там, на поверхности? Несмелые лучи скользнули по пустыне, позолотили невысокие каменные стены и постройки, заставив клочки тьмы спрятаться в укромных уголках. Расхрабрившись, светило вылезло повыше, рассматривая окрестности, и наткнулось на старое ветвистое дерево, невесть как выросшее в песках. Заинтересовавшись, лучики двинулись дальше, открывая миру двух уснувших под открытым небом друзей: синего тигра и совсем маленькую на фоне его огромной туши девушку, свернувшуюся клубком в ужасающих объятиях зверя.

Из тени вынырнула фигура человека (возможно, и не человека — в расах солнце не очень разбиралось). Он (или она — вопросами пола светило тоже не увлекалось) крадущимся шагом обошел сеновал, заглянул внутрь, потом скрылся в конюшне. Через некоторое время, когда солнце уже отвлеклось на удивительную, ни на что не похожую лошадку, вышедшую погрызть колючие кустики, человек почти выбежал наружу, чем-то страшно недовольный и встревоженный. Повертел головой во все стороны, будто ища причину своей неудачи, и зачем-то направился к раскидистому дереву. Вернее, к тем, кто нашел под ним место для сна.

Подойдя поближе, неизвестный размахнулся, словно собираясь что-то бросить, но застыл в нелепой позе — в бок ему упирался твердый острый предмет, который несведущий об особенностях Рино мог принять за наконечник копья. А, как известно, копья не ходят сами по себе. Наверно, именно так рассуждал человек, падая наземь и швыряя за спину нечто вроде небольшого камня.

Лошадь, нарисованная Лито, окуталась рыжеватым туманом и ее силуэт начал расплываться.

Незнакомец, не ожидавший такого противника, ошарашено наблюдал, как золотистые звезды исчезают с лоснящихся белых боков. Жряк, любовно созданный Ванисом, поглощал все живое, к чему прикасался, и потом, насытившись материей, съедал сам себя. Человек подумал, что коня жряк будет переваривать долго, а задерживаться здесь не стоит. Он искренне сожалел насчет проваленного заказа, но ведь наниматель не предупреждал ни о чем подобном, верно? Поэтому можно и не возвращать задаток!

Однако Рино не была простой лошадью. Она помнила, откуда появился паразит, обгладывавший ее шкуру, — и ринулась на обидчика. Незнакомец слишком поздно осознал: этот конь слишком чудный, смертельный туман его не возьмет. И убежать не выйдет... Жряк почувствовал новую пищу, гораздо податливее и вкуснее. Человек не успел даже закричать — его с головой накрыла жаждавшая пищи волна...

Рино отряхнулась, сбрасывая останки пожиравшего самого себя жряка, и с удивлением осмотрела свой белоснежный, без единого пятнышка, бок. Затем вспомнила, как старательно выводила Лито золотые звезды, и решила приукраситься самостоятельно. Фантазия у животного ограничивалась тем, что оно видело, поэтому неспешно приступавшие к работе слуги страшно удивлялись, обнаружив у старого дерева молодое, скрюченное еще больше, кроной почти упиравшееся в землю. А когда оказалось, что деревце еще и двигалось...

Солнце поднималось все выше, заставляя самых яростных приверженцев сна вылезать из кроватей. Жизнь понемногу входила в привычную колею.

ГЛАВА 21. О фантазиях и откровении

Фантазия человека ограничена только рамками его совести и ума.

В. Борисов

Его Храм был построен у истоков Светлы — самой длинной реки континента, бравшей свое начало в каменистых пустошах и постепенно наполнявшейся водами многочисленных притоков. В Море Спящих она впадала полноводным потоком, по которому спокойно ходили корабли даже из Грея, столицы Гартона. Веллийские и клусские торговцы тоже частенько привозили в стольный град товары — и неизменно получали немалую прибыль. Порой в дельте реки бросали якоря и суда не-людей.

Однако судоходной была лишь гартонская часть Светлы, здесь же, у храма, она больше смахивала на дождевой ручей, стремительно обегавший крупные валуны.

Легенды утверждают, что раньше, еще до постройки первого из Двенадцати храмов, река вытекала из большого соленого озера, именовавшегося Морем. Позже оно исчезло, оставив после себя низину, полную камней. Многие из них имели причудливую форму, в которой при некотором старании угадывались драконы, василиски, зубастые рыбы и... люди. Да, здесь всегда можно было увидеть какого-нибудь менестреля, черпавшего вдохновение в удивительных фигурах!

Его Храм строили исключительно из подручных материалов (местного желтоватого камня), а украшать строение начали уже впоследствии. Облицевали блестящей золотистой плиткой, стены изнутри завесили коврами, раскрасили когда-то грязно-желтые статуи — Он считался главным богом, самым сильным и самым могущественным.

Мать-рабыня не дала Ему имени, подарив свободу. И обрекла на вечное одиночество — безымянные считались изгоями и даже между собой не общались. Они были вне законов человеческих и божьих — их попросту не существовало как людей. От недоброжелателей не имеющих имени спасала репутация диких зверей — известно ведь, когда нечего терять, борются до последнего. Каста безымянных сохранилась до сих пор — все еще находились невольники, желавшие для своих детей пусть и полной опасностей, зато свободной жизни. Дети изгоев пополняли их ряды — нет-нет, да и случались пары средь отверженных...