Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— С твоей подругой мы, кажется, знакомы, — холодно произнес Люций, наконец 'заметив' мою скромную персону. Я чуть не поперхнулась соком, такой безумной яростью полыхнули на миг его глаза.
— А, да... — Рэй смущенно почесала кончик носа. — Было дело...
— Это та самая девочка, о наглости которой ты мне говорил? — лениво осведомился Линн, усиленно делая вид, что мы с ним не знакомы. Правильно, нечего Рэй знать обо всем, что имело между нами место. Так лучше для ее спокойствия.
— Моя лучшая подруга, Шеба, — сухо сказала девушка. Видимо, ей тоже не понравился тон лиловоглазого.
— А... Уж не сестра ли Ры...
— Просто Шеба, — резко оборвала я Линна. — Шеба Уайтли.
— Линн Зейн из Клана Скользящих Теней, — насмешливо представился он в ответ, продолжая ломать комедию.
— Я знаю, кто ты такой. Рассказывали.
— Охотно верю. Мы с Лю — персоны известные.
— О да, — растянула я губы в усмешке, — известные всякого рода делишками.
— Как и все мы, не так ли?
— Конечно.
Разговор был на минуту прерван появлением официанта с шикарным букетом, который Люций с торжественной миной вручил имениннице. Терпковато-сладкий аромат ударил в нос, заставив меня поморщиться. От внимания Люция моя гримаса не ускользнула.
— Не любишь розы? — вкрадчиво осведомился он.
— Мерзкий цвет.
— Красный? Цвет крови — самый желанный цвет на свете...
— Не сомневаюсь. Но только не для меня.
— Слишком много воспоминаний с этим цветом связано?
— Возможно.
— Кхе-кхе! Шеба, — обратилась ко мне Рэй, уловившая нашу злобу, которая перебивала даже аромат роз. — Ты мне сюрприз обещала, помнишь? Может, сейчас?
— Конечно. — Я выдавила из себя улыбку, хотя более неподходящего момента для подобного рода сюрпризов подружка просто не могла придумать. Вот черт!
— Ну и? Что за сюрприз?
— Песня.
— Что?!
— Я спою для тебя. Помнишь, когда мы только начали дружить, ты сказала, что мечтаешь, чтобы тебе когда-нибудь посвятили песню?
— Ты что же, будешь петь? Для меня? — кажется, эта идея привела Рэй в восторг. Я смущенно кашлянула.
— Ага. Ты же всегда хвалила мой голос. Так что не жалуйся, если я буду фальшивить. Песня, правда, не моего сочинения... это из репертуара Мэтти, твоя любимая. 'Дождь'. Слушай, а может, я ее тебе потом спою, как домой вернемся? Здесь такая публика, мне как-то неловко...
— Мы сейчас все устроим, — подозрительно вкрадчивым голосом произнес Линн и сорвался с места. Я проводила его тоскливым взглядом. Ох, и влипла ты, Кошка...
Линн подошел к сцене, где музыканты как раз сделали небольшую передышку между песнями, и поманил пальцем маячащего рядом управляющего. Пару минут они о чем-то шептались, потом управляющий поднялся на сцену, что-то сказал Мэтти, и та, пожав плечами, с удивленным видом передала ему микрофон. Передала... и яркой бабочкой упорхнула прочь. Ой-ой...
— Дамы и господа! — эхом прокатилось под сводами зала. — В честь дня рождения дорогой мисс Санди ее подруга... э-э-э... мисс Уайтли исполнит любимую песню именинницы — 'Дождь', с позволения госпожи Мэтти Хикс, конечно. Итак, поприветствуем юную леди!
— Ну же, Шеба, — шепнул Люций, злорадно ухмыляясь, — порадуй нас, сделай одолжение!
— Давай, — Рэй весело подмигнула мне, и я на негнущихся ногах проследовала на сцену, где мне всучили микрофон и пожелали удачи. Тотчас зазвучала нежная мелодия, и я поднесла микрофон к губам, молясь про себя, чтобы голос не пресекся от страха. Черт возьми, лучше бы мне просто набили морду!
Арк часто говорил, что у меня неплохие вокальные данные. В детстве я, бывало, пела по просьбе мамы — она так гордилась моим голосом... Я и сама люблю петь, но одно дело напевать любимую песенку в душе, и совершенно другое — выступать перед залом, полным представителей высшего света, в глазах которых — одна пустота! Как страшно, Боже мой!
А потом я отыскала взглядом лицо Рэй, окунулась в теплый свет ее глаз и ласковой, ободряющей улыбки — и страх испарился. Исчезли сотни устремленных на меня взглядов, равнодушных и пренебрежительных, отошло за задний план все, что приводило в смятение мою душу: злость, ненависть, ревность. Остались только я, музыка и глаза Рэй. Я люблю тебя, Рэй, люблю за гордый нрав, за доброту и понимание, за дружбу, пусть и не проверенную временем... Будь счастлива, подруга, и помни, твоя жизнь и кровь — бесценны; не бросайся ими.
Я пою для тебя, Рэй.
Бродит дождь по городу,
Под покровом сна.
Обжигает холодом
Ночь в твоих глазах...
Звезды в воду падают...
Легкие следы
Манят неразгаданной
Тайной темноты.
Помню, как любила Рэй слушать эту песню одинокими вечерами, когда никуда не хотелось идти, и ночь скреблась в окно, как бездомная кошка...
Я пела, слыша свой голос словно со стороны — нежный, обволакивающий, с легкой хрипотцой — и сама удивлялась, что способна так петь. Мой взгляд скользнул по лицу сидящего рядом с подругой вампира, и уже не смог оторваться от полуприкрытых глаз, в которых сгустилась вся тьма мира.
Голос мой слегка дрогнул, когда я дошла до припева:
Слезы дождя — о тебе.
Ночи печаль — это ты.
Лишь одинокой луне
Я поверяю мечты.
Руки твои — огонь,
Голос — дыханье тьмы.
Холод — твоя любовь;
В ней замерзаем мы...
Черные глаза мягко мерцали в полумраке, окутавшем зал — лишь где-то высоко под куполом потолка переливались разноцветные звезды-огоньки. Правда ли говорят, будто в глазах вампира можно утонуть? Мне показалось, что впервые за время нашего знакомства взгляд Люция не источал яда ненависти. На его лице возникло странное выражение — подобное тому, что я уже однажды видела, там, под дождем, скорчившись в руках Карателя. Тогда Люций выглядел... удивленным. Забавно — это доставляло мне удовольствие!
По промокшим улицам
Сорванным листом
Закружусь, и сбудется
Мой волшебный сон.
В нем не будет горечи,
Грустных слез дождя.
Под вуалью полночи
Поцелуй меня...
Мне вдруг стало жарко; было ощущение, что не хватает воздуха. Закончив припев, я бессильно уронила руку с микрофоном — музыка стихла, и зал взорвался одобрительными аплодисментами. Рэй улыбалась мне со своего места, и глаза ее тепло блестели. Я вернула микрофон поднявшейся на сцену Мэтти и торопливо пересекла зал, направляясь в туалетную комнату. Страшно хотелось сунуть голову под струю ледяной воды. Губы пересохли, и вообще, чувствовала я себя на редкость отвратительно. Должно быть, переела мороженого...
Стоя перед зеркальной стеной, я прижимала к щекам мокрые ладони и смотрела на свое отражение — испуганную рыжую девочку с потеками туши под глазами. Что я тут делаю? Неужели здесь мое место? Безумно захотелось сорвать с себя дорогое платье, взлохматить волосы и глотнуть доброго 'глоткодера', который умел смешивать лишь бармен 'Кусаки'. Тело, за неделю валяния на больничной койке отвыкшее от изнурительных тренировок, протестующе ныло. Эх, подраться бы сейчас...
— Неплохо поешь, котенок.
Вздрогнув, я резко повернулась — лишь для того, чтобы встретиться с взглядом черных глаз Люция. Вампир спокойно наблюдал за мной, привалившись спиной к двери и скрестив на груди руки.
— Что ты здесь делаешь? Забыл, где мужской туалет?
— Успел по тебе соскучиться.
— Жаль тебя огорчать, но это не взаимно, — процедила я. — Но почему ты один? Где верный пес — Линн? Я думала, вы и в туалет ходите вместе — кто-то же должен подтирать тебе задницу...
— Договоришься, крошка. — Снова этот ледяной порыв ветра в лицо с привкусом дождя...
— Хочешь подраться?
— Ну не здесь же. Ни к чему заливать чистый пол твоей кровью.
— Не играй со мной, Люций! Только назови место и время — ты знаешь, я всегда рада набить тебе морду!
— Одолела Джоя и возомнила себя богиней смерти? — усмехнулся вампир. — Тебя спас Каратель, и ты это знаешь. Силенок у тебя маловато, чтобы драться по-честному, котенок.
— Я всегда дерусь честно!
— Хм. Да ну?
— Да! И прекрати называть меня котенком, ты!
— Чуть больше уважения, Шеба. Или ты забыла, кто перед тобой?
— Напротив, слишком хорошо это помню! Клыкастый урод...
Воистину, человеческое око неспособно уследить за скоростью движений вампира. Казалось, Люций лишь чуть подался вперед — и вот я уже намертво прижата к стене спиной, задыхаясь и бессильно дергаясь в его руках. Острые когти впились в горло, и я почувствовала, как скатилась по груди за корсет капелька крови. Младший Лорд приблизил свое лицо к моему, обжигая мою щеку горячим дыханием.
— Как думаешь, сумею я преодолеть брезгливость и прокусить твою тонкую шею? — прошипел он, глядя мне прямо в глаза.
Поняв, что шутками тут и не пахнет, я принялась отчаянно вырываться. Тщетно! Несмотря на всю свою силу, я так и не сумела хоть немного ослабить железную хватку рук вампира. Люций явно наслаждался моим бессилием.
— Ты мне надоела, девчонка, — прошептал он, почти касаясь губами моего уха. — Я устал видеть твою рожу повсюду, куда бы ни пошел. Мало того, что с тобой дружит Рэй, которая кое-что для меня значит, мало того, что я уважаю твоего брата, так ты еще и лезешь на рожон! Ты не смелая, нет, котенок. Ты — дура. Просто ты сама не знаешь, с кем связываешься... и во что впутываешься. Будь у тебя в головенке хоть грамм того, что называют мозгами, ты бы поседела от ужаса, представив, что я могу с тобой сделать. Так что, мой тебе, крошка, совет — убирайся отсюда по-хорошему, на своих двоих, и дай нам с Рэй, наконец, побыть наедине. А еще лучше — убирайся навсегда из моей жизни и с моей дороги. Иначе терпению моему придет конец, как, впрочем, и твоему жалкому, омерзительному существованию. Я надеюсь, ты все поняла, Шеба.
С этими словами Люций издевательски чмокнул меня в висок и разжал руки. Когда я, прокашлявшись, подняла глаза, вампира уже и след простыл. Лишь тонкий запах озона витал по комнате, слегка кружа голову.
— Черт, черт, черт! — тихо выругалась я, едва не плача от обиды и злости. Ну почему в моем человеческом теле так мало сил? С каким непередаваемым наслаждением я бы вмазала кулаком по смазливой роже Младшего Лорда, так, чтобы клыки его превратились в крошку! Еще никто и никогда не заставлял меня пережить такое унижение. Кто так несправедливо устроил этот мир, наделив силой не людей, а исчадия ада?
...Из залитого огнями холла ресторана я вылетела пулей, стремясь поскорее покинуть противное мне место. Даже не стала прощаться с Рэй — ей сейчас не до меня, определенно. Интересно, она вообще заметит мое отсутствие?
Бегом преодолев длинную лестницу, ведущую к зданию ресторана, я очутилась на мощеной булыжником набережной реки Ночки — узкой, но, как поговаривали, очень глубокой. Ее черные воды вместе с мусором нередко прибивали к берегу трупы бродяг и пропавших детей...
Почти ослепнув от злости, я шла, точно пьяная, спотыкаясь и тихо чертыхаясь себе под нос. И тут удача решила мне окончательно изменить — каблук правой босоножки угодил в трещину между булыжниками, что-то громко хрустнуло, и нога моя подвернулась. Нет, я не упала, но босоножка приказала долго жить: тонкая шпилька сломалась аккурат посередине. Сей инцидент меня добил. Сорвав с ноги несчастную босоножку, я размахнулась и с воплем ярости швырнула ее в темные воды реки.
...За спиной кто-то негромко рассмеялся, и я, растерявшая за вечер остатки самообладания, с крутого разворота вскинула в ударе ногу — прием, которым Арк иногда успокаивал особо шустрых преступников. Босая пятка встретила пустоту — ого, вот это реакция! — а мою лодыжку обхватили теплыми пальцами, крутанули, но грохнуться на асфальт не дали — подхватили и осторожно поставили на ноги. Я мгновенно отпрыгнула, оставляя между собой и незнакомцем безопасное расстояние. Глянула настороженно: кто же это у нас такой ловкий?
На вид парню было не больше тридцати. Выше среднего роста, стройный, но развитую мускулатуру не скрывали ни широкие джинсы со множеством карманов (именно такие носила и я), ни кожаная куртка-коротышка в металлических клепках, распахнутая на груди. Спортивная майка туго облегала рельефные мышцы. Я скользнула взглядом выше. Приятное треугольное лицо, открытый взгляд. Взъерошенный ежик темных волос, схваченных на затылке в хвостик, а глаза чуть раскосые, черные, азиатские. Сейчас они смеялись, наблюдая, как я стою — одна нога босая, на второй болтается босоножка — и обиженно шмыгаю носом.
— Хороший удар, — наконец, улыбнулся парень.
— Хорошая реакция. — Я неохотно вернула ему комплимент.
— Прости, если напугал — я вовсе не хотел подкрадываться, просто ты не заметила меня в темноте. А когда ты запустила туфлей в воду, было трудно не засмеяться. Кто тебя так разозлил?
— Поверь, лучше тебе этого не знать. — Я бросила тоскливый взгляд через плечо. Черт, надо было позвонить из ресторана Арку, чтобы забрал меня. Сотовый я, конечно, оставила дома, ибо сумочки у меня отродясь не было, как не было ни одного кармана на этом проклятом платье. Теперь придется либо ловить попутку до Университета, либо тащиться пешком через полгорода в одной босоножке и легком наряде... А холодно, мать-перемать!
— Может, тебя подвезти? — словно угадав причину моего недовольства, спросил парень. Очень как-то просто спросил — и почему-то я сразу поверила в то, что этот человек не может никому причинить зла. Улыбка у него была располагающая, озорная. С минуту я колебалась, хмуро рассматривая босую ногу, потом буркнула:
— Было бы неплохо, если б ты подбросил меня до Университета на Кленовом Бульваре. Знаешь, где это?
— Конечно. Только я на байке — не боишься? Я тебе свой шлем дам.
— А чего тут страшного-то? — фыркнула я. Потом вспомнила о своем вечернем платье и глянцево-прилизанном виде, и подумала, что со стороны выгляжу этакой пай-девочкой из богатой семьи, которая, конечно, жутко боится парней в кожанках и на рычащих железных конях. М-да... Хоть плачь, хоть смейся.
— Меня зовут Вик. — Он улыбнулся, протянул руку. Легонько сжал мои пальцы, словно это были хрупкие крылья бабочки. Надо же, еще и нежничает!
— Я — Шеба.
— Будем знакомы, Шеба. Что ж, пойдем — тут рядом парковка. Слушай, тебе же неудобно в одной босоножке!
Не успела я ахнуть, как меня подхватили на руки и понесли, невзирая на возмущенные крики вроде: 'Пусти, я сама!' Подобные фокусы прощались одному Арку, да и то лишь при особых обстоятельствах (вроде того когтистого желтоглазого обстоятельства, благодаря которому я угодила в больницу). Но — странное дело! — мне было приятно ощущать себя маленькой и слабой, нравилось тепло крепких рук Вика, запах трав и леса, который почему-то исходил от его тела... Захотелось закрыть глаза и довольно замурлыкать. Господи, как же устали за вечер мои бедные ноги!
Спустя какое-то время меня поставили на тротуар, укутали в куртку и сунули в руки шлем. У меня не было никаких сил протестовать. Сжав голыми ногами холодные бока байка, я привалилась щекой к спине Вика, словно мы были знакомы по крайней мере полжизни.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |