— Тогда садитесь попрочнее и слушайте. Мир, в котором мы находимся, называется Шлок. Как далеко, и в какой стороне Земля, я ни малейшего понятия не имею. Здесь мы не просто для того, чтобы строительством заниматься. Оказать братскую помощь нуждающимся, это наш интергалактический долг. И нужна им была не столько наша стройка, сколько наша свежая кровь для сохранения и дальнейшего развития здешней популяции-цивилизации.

— А я как тебя увидел, так сразу и подумал, с тобой не соскучишься.

— Хватит льстить. С этой минуты вы оба принимаетесь в жутко тайную организацию, о которой известно всем.

— Какая же она тогда тайная.

— А такая. Все о ней слышали, да никто не видел. И не увидит, кроме вас.

— Ой, как интересно. — Подала голос Полина.

— К стрессу готовы?

— Всегда готовы.

— Тогда смело за мной. Особ, на базу дверь открой.

— Ух ты, это где это мы?

— Генеральный штаб Ордена Очищения.

— Ты того, не шутишь? Я думал это все байки правительственные.

— Я вот здесь присяду, а вы с Полиной погуляйте тут, можете задавать вопросы. Особ, посодействуй, объясни людям, что почем.

— А кто это Особ?

— А ты у него и спроси.

— А как его найти?

— Не надо меня искать, достаточно просто вопрос задать.

— Вот это да, еще один внутри засел.

— Ничего подобного, никого внутри у вас нет. Но момент интересный, назовем его синдром Наибо. Обычно человек в такой ситуации начинает волноваться о своем душевном здоровье, а вы сразу, кто у меня внутри? А внутри никого, обыкновенная телепатия. Павел, может быть их сразу на диагностику и лечение?

— Дай людям вначале осмотреться. Покажи им все.

— А вам советую после знакомства с местной топографией прислушаться к рекомендациям и избавиться от скрытых дефектов организма. Рекомендую, будете, как новые, вплоть до зубов. Сам через это прошел.

После экскурсии все трое сидели в штабе, новички делились впечатлениями.

— Как самочувствие, новобранцы?

— Чувствую себя заново родившейся, — улыбаясь, ответила Полина.

— Присоединяюсь. Чем ты нас еще удивишь?

— А это уже вам решать, удивляться или нет. Предлагаю вам недвижимость на океанском побережье.

— Паша, а ты кто, олигарх?

— Полина, не говори глупости. Вы просто еще не осознали открывшихся возможностей. Кстати налогов на вашу новую собственность не предвидится, квартплаты тоже. И к нашему электричеству Чубайс отношения не имеет.

— Потому что это не на Земле?

— В точку. Фома, а на земле у тебя кто?

— Жена и двое детей. Скучаю страшно.

— Так что же ты молчишь? Срочно домой и забирай их. Встретимся на аэродроме. Как туда добраться вы уже в курсе. Полина, давай и мы с Фомой вместе прокатимся на Землю, тем более что в Питере появляться не требуется. Вы же у нас оба Москвичи.

— Как тут красиво.

Полина с Павлом стояли на берегу океана и смотрели на заходящее светило, так раскрасившее поверхность океана, что никакому художнику и не снилось. Яркие желтые, оранжевые, красные и бардовые блики у берега, вдали переходили в мягкие пастельные тона.

— Теперь обернись и посмотри на свой новый дом.

— Это мой? У меня никогда не было своего дома.

— Теперь есть. И будет всегда. А во-он там, далеко, это дом Фомы. А это мой, рядом, всего ничего до твоего. Так что, мы с тобой соседи.

— Я рада, Паша, что мы соседи.

Павел не стал заострять внимание на том, что это он попросил Особа построить дом для Полины поближе.

— Что же стоишь? Иди, смотри свои хоромы. Здесь тихо, никто не будет орать под окнами среди ночи. На Землю можешь прогуляться в любое время, только, пожалуйста, появляйся там незаметно, без свидетелей.

— А ты?

— Я пока буду занят в другом месте.

— На корабле?

— И там тоже.

— Я тоже хочу с тобой на корабль. Одной мне здесь будет скучно.

— Почему одной? Здесь много хороших людей живет.

— И Фома на корабль хочет. Его возьмешь, а меня нет?

— Так ты из-за него туда рвешься.

— Паша, не говори глупостей. — Голос Полины прозвучал печально и в то же время назидательно.

— Не расстраивайся, на корабль, так на корабль, ты будешь там, как в могучей крепости, в безопасности.

— Так ты из-за каких-то опасностей не хотел брать меня с собой?

— Ну да, ты женщина, следовательно, тебя надо от неприятностей оберегать.

— Только потому, что я женщина?

— Не только. Потому, что ты очень красивая женщина. А еще потому, что твоя судьба мне не безразлична.

— Теперь я могла бы и остаться, — улыбаясь, ответила Полина, — но ты сам сказал, что на корабле безопасно.

— Я погорячился. Безопасно до тех пор, пока на его пути не встретится какой-либо монстр, набитый отморозками.

— Ты сам понимаешь, что вероятность этого настолько мала, что её можно и в расчет не принимать.

— У меня есть правило, в любом плане надо учитывать наихудшее развитие событий, тогда не будет неожиданностей.

— Ты меня совсем запутал. Берешь на корабль?

— Так я уже сказал. Назад слово брать нехорошо.

— А, ты о тех, которые исповедуют принцип, я хозяин своего слова, хочу даю, хочу назад забираю.

— Типа того. Только я не сразу на корабль, до этого кое-что еще сделать надо.

— Одному?

— Да, только одному.

6. Будет вам день независимости.

Сидя в мягком кресле перед большим экраном штаба, Павел знакомился с последними новостями Земли.

— Особ, чем там наши уважаемые блюстители порядка после моего исчезновения занимаются?

— Слушают больной бред конвоира и пытаются найти разумное объяснение твоему побегу.

— И как успешно?

— Сам посмотри. — Особ включил запись последнего оперативного совещания.

— Вы погон лишиться хотите? — Тихо, без эмоций задал вопрос генерал, — по вашему, я должен доложить руководству, что мы больше не в состоянии обеспечить изоляцию задержанных. Шутка ли дело, побег из внутренней тюрьмы. Как я все это объясню наверху?

— Конвоир клянется, что все делал по инструкции, поставил заключенного лицом к стене, руки за спину. Закрыл дверь, потерял Дронова из поля зрения на долю секунды, в это время того и след простыл. Говорит, как сквозь землю провалился.

— Так и доложить наверх, провалился сквозь землю?

— А что? Это идея. Про такие вещи в инструкциях ничего не сказано.

— Зато в наших правилах внутреннего распорядка очень четко сказано, что ждет таких раздолбаев как этот конвоир, вместе со всем его начальством. И таких шутников как вы, в том числе.

— А это вовсе и не шутка. Провалился сквозь пол, прошел сквозь стену. Пусть паранормальников озадачивают. Это уже не наша епархия. И не наша ответственность. Только стоять на этом надо твердокаменно. Пишем официальный рапорт, в котором делаем акцент на то, что конвоир четко видел, как заключенный без проблем вошел в стену, как в открытую дверь. Будет служебное расследование. Конвоир пусть стоит на своем, проинструктируем его, что это единственный шанс задницу прикрыть. Психиатрическая экспертиза определит его вменяемость. Тревогу он поднял моментально, следовательно, сговор исключается. Здание мгновенно было перекрыто, муха не вылетит. Отсюда вывод — имеем дело с необъяснимым явлением. Пока суд да дело, время идет. Расследование входит в деловое русло. Контора решает проблему, про истерики все давно забыли. Начальство ждет результатов, а не занимается поиском виновных и срыванием погон.

— Это такая дурь, что может и сработать. Человек-то ушел. Мы все делали как надо, а он ушел. Недооценили вы его, работнички. Но об этом мы никому не скажем. Срочно создать группу для расследования этого происшествия. Заключение мне на стол к вечеру, нет, через два часа документ должен быть у меня. Все, свободны.

— Вот так, — сделал заключение Павел, — хотят выйти сухими из воды и, не ведая того, вешают мне на хвост следствие. Результатов будет ноль, но к нашим коперфилдовским фокусам внимание будет привлечено. Как бы в следующий раз пулю не всадили. Особ, как думаешь, могут?

— Могут попытаться, но чаловская гвардия уже пыталась. Если не забыл, не попали они в тебя.

— Хорошо что напомнил, успокоил. Дырка в организме нам не грозит. Вот только к моим способностям проходить сквозь стены добавится новое качество, пуленепробиваемость. Представляешь их истерику? Такой терминатор прямиком в Кремль заявиться может и всех там положить. Скажи мне, есть какой-либо материал, непроницаемый для твоих коридоров?

— Тоннели не пронизывают вещество, здесь совершенно другой принцип.

— То есть, никакой свинец и так далее, препятствием служить не может.

— Верно.

— Хорошо, что они этого пока не знают. А то спать, бедняги, перестанут. Будут усиленно бдить. Все вместе.

— Слушай, Особ, а это идея, пусть решают проблему все вместе, я имею в виду руководителей государств. Ну, ребята, готовьтесь, мы вам устроим четвертое июля! И фейерверк будет. Скажи мне, есть у нас на земле город, целиком и полностью бесполезный?

— Есть такой, и не один, Лас-Вегас, например.

— Особ, ты гений.

— Стараюсь.

— Стратегический план есть, тактические детали продумаем. А пока посмотрим, как там у нас дела по искоренению скверны.

7. Грибная пора.

Искоренение шло полным ходом, удивляло то, что еще было что искоренять.

— Ну никак народ понимать не хочет, никакие примеры наукой не служат. Мозги, точно, полностью отсутствуют. Где-то мы что-то не учли. Попробовать на их место себя, что ли, поставить. Отбросим эмоции в сторону и попытаемся. Значит так, живу я себе и планирую всякие гадости по отношению к ближним и дальним своим. Почему? А потому, что ничего другого делать не умею и не хочу. Не обучен. И неважно, что в безграмотности своей не виноват, виноваты родители, или родители родителей. Цепочку можно продолжать бесконечно. Но нормальному человеку, которому нож к горлу или пистолет к голове приставили, от этого не легче. Его не волнует, кто виноват, он жить спокойно хочет. Ему безопасность нужна.

А я, планируя очередную гадость, вдруг узнаю, что многие мои коллеги уже обезврежены, бесследно исчезли, а мне нагло угрожает какой-то сраный Орден. Как быть? Сесть у разбитого корыта и сложить лапки, или поднять их вверх и сказать, что сдаюсь. А кушать, а развлечения? Подсобным рабочим идти? Так это не про меня.

Стоп, а если у меня все есть, хорошая должность, нормальный заработок. Но место уж больно доходное, если немного отступить от закона и норм морали. А что мне об этой самой морали известно? Она у каждого своя, соответственно ей я и живу. И никто ни от каких норм не отступает, просто нормы эти у всех разные. Да я и должности этой добивался, по головам шел, только для того, чтобы доходность её по полной программе использовать. И чихать мне на все эти законы для других писанные. Но ведь опасно, люди пропадают. И что теперь, смотреть, как деньги мимо плывут. Текут это так себе финансовые потоки рядом, а мне до фонаря? Нет, брат, шалишь, кто же рядом с денежной рекой равнодушным остаться может? Что, есть такие? Так у них с головой видно не все в порядке. Я тут при чем? Но люди пропадают. Пропадают же люди! И что, голову в тину, или в песок?

— Ничего не получается, все, иссякла фантазия. Очевидно, невозможно влезть в шкуру этой ублюдочной морали. И неважно, кто какой гадостью занимается, вынимает ли у бабушки— пенсионерки последние копейки из кармана, планирует ли какое гениальное мошенничество, стоит с ножом в подворотне, или протягивает одну руку за взяткой, подписывая другой рукой документ, который обязан подписать, просто выполняя свои служебные обязанности.

— Остается одно, вор должен сидеть в тюрьме, любой вор, независимо от своей высокопоставленности. И пусть они плодятся, как грибы после дождя, будем эти грибы собирать. Но посторонним наблюдателем быть скучновато. А, следовательно, пока стратегический план не обретет конкретную форму, с тактическими деталями, займемся сбором грибов.

— Особ, пригласи сюда Полину, пожалуйста.

— Ты меня звал, Паша?

— Здравствуй, Полина, ты что, Особа в неискренности подозреваешь? Он на это не способен из-за своих конструктивных особенностей.

— Или способен, Особ? На Шлок-то ты нас против воли заслал.

— Это был единственный раз, обусловленный программой создателей.

— То есть, эта программа сидела в тебе, как Наибо в носителе.

— Точнее не выразишься. Но, повторяю, это было единственный и последний раз.

— Принимается. Полина, ты там не заскучала?

— Кое-по кому и скучала, нацяльник, — улыбаясь, ответила девушка, сощурив глаза. Теперь не скуцяю, однако.

— В таком случае, товарищ чукча, предлагаю поработать моим помощником на благо процветания родины Земля. Предстоит сыграть тебе роль большого босса, и не на голливудских подмостках, а в реальной жизни.

— Реалити-шоу? Ой, как интересно. А это не опасно?

— А ты как думаешь, в состоянии я подвергнуть тебя опасности, хотя бы малейшей?

— А я и подвергнуться согласна, лишь бы не торчать одной на Суате.

— Вот видишь, наши желания совпадают. Сейчас мы посетим одного большого милицейского начальника считающего свои полковничьи погоны пропуском в мир неприкасаемых, и разъясним ему, что на этот счет он сильно ошибается. У него сейчас важный гость. Оба они нам и нужны. Значит так, ты грозный шеф Ордена Очищения, я твой мальчик на побегушках. Строгим голосом прикажешь мне изложить имеющиеся у нас материалы. Дальше просто наблюдай с невозмутимым видом, как снежная королева.

— Все понятно, Паша.

— Приятно иметь дело с понятливыми. Вперед.

Полковник Соломка сидел в своем начальственном кресле, откинувшись на спинку и сложив руки на пухлом животе. Против него на стуле расположился представительного вида мужчина в шикарном костюме, на его запястье поблескивал дорогущий, но изящный браслет.

— Вот так, Пал Василич, дело твое закрыто. Перед законом ты, так сказать, чист, как младенец. Как говорится, на свободу с чистой совестью. — Заржал полковник над своей шуткой. Не засмеялся, а именно заржал.

— Молодец, генерал, — Соломка непроизвольно скосил глаза на правый погон, — деньги свои исправно отрабатываешь, но лучше было бы, если такие дела и вовсе бы не возникали. Лишние разговоры мне ни к чему.

— Виновный уволен, мы чисты, победители на лихом, так сказать, коне.

Полковник поднял свое круглое тело из кресла, подошел к сейфу, открыл его, погремев ключами, и вернулся к столу с бутылкой, двумя рюмками и блюдцем со свеженарезанным лимоном.

— Коньячку, Пал Василич, отметим это дело?

— Отметить дело, это дело, — сострил гость.

Соломка наполнил рюмки.

— Чтоб у нас все было, и нам ниче за это не было.

— Зря надеетесь, так не бывает. А коньячком баловаться на рабочем месте это моветон.

Милицейский начальник, подпрыгнув в кресле, ошеломленно посмотрел на говорящую женщину, неизвестно как появившуюся в ЕГО кабинете и теперь сидящую на ЕГО диване рядом с незнакомым мужчиной. Самое возмутительное было не то, что они появились без приглашения, а то, что вместо того, чтобы стоять, раболепно ожидая предложения присесть, уселись на диван без высочайшего полковничьего позволения.