Ледяная княжна

Айрин шумно вздохнула. Отшельник перевел взгляд на девушку. Сейчас он ясно видел, что с ней не все в порядке. На щеках выступил яркий румянец, на лбу блестели капельки пота, дыхание было частым и прерывистым. Заболела?

Сойка приложил палец к губам и поманил брата за собой на крыльцо. Тихонько прикрыл дверь, постоял, прислушиваясь к тишине за закрытой дверью, и облегченно выдохнул, когда стало ясно, что девушка не проснулась. Отшельнику на мгновение показалось, что Сойка боится, но он тут же отогнал от себя нелепую мысль.

— Что с ней? — спросил и получил в ответ недовольное:

— Тише. Если проснется, придется действовать быстро. Не уверен, что смогу уложить её второй раз, — прошептал брат, — и не смотри на меня так. Я не сумасшедший. В отличие от тебя, я прекрасно понимаю, что происходит.

— И что же? — Отшельник постарался скрыть иронию, но Сойка все равно кинул на него раздраженный взгляд.

— Дар. Он просыпается.

— Это мы знаем уже давно.

— Но просыпается неправильно. Слишком быстро. Если я прав, и его целенаправленно тормозили все эти годы, то сейчас процесс напоминает распрямление туго закрученной пружины. Бах и все!

— И чем ей грозит этот бах? — поинтересовался Отшельник.

— Нам всем, — поправил его Сойка, — с даром шутки плохи. Если мы ей не поможем...

Сойка замолчал, но Отшельник понял его и без слов. К чему может привести неправильное развитие дара, он знал и без брата. Тяга к смерти становилась у ледяных слишком сильной, чтобы ей можно было противиться. Убийство или самоубийство. Страсть к пусканию чужой крови или желание оборвать собственную жизнь. Или то и другое вместе. Ледяной дар не терпел неуважения или поспешности. Он просто отбраковывал ненужные экземпляры с холодной рассудительностью генетика.

И самое поганое, что они просто не успевали что-либо сделать. Ближайшая ледяная, способная хоть как-то помочь, обитала при дворце в шести днях пути отсюда.

— Хорошо, я проникся и понял, — он еще пытался шутить, но на душе все отчаяннее скреблись кошки, — мы можем что-то сделать?

Идея заполучить полоумную ледяную его не устраивала ни в каком варианте. Как будто мало того, что они на вражеской территории, с бродящим по округе некромантом. Трехликий изволит шутить или это происки проклятого?

С рассветом они уйдут отсюда, даже если ему придется Айрин связать и тащить на себе.

— Что-то можем, — покладисто ответил брат. В комнате послышался скрип кровати, и он быстро подпер ногой дверь.

Отшельник удивленно вскинул брови: неужели в самом деле боится? Нет, не боится, скорее, смущен и чем-то сильно озадачен.

— Что? — выдохнул, с трудом сдерживаясь, чтобы не стукнуть Сойку. Уж слишком раздражающе медленно отвечал на вопросы брат, да еще и глаза при этом отводил в сторону, как девица на свидании.

— Я не уверен, — промямлил Сойка, и Отшельник прямо-таки почувствовал, как у него зачесались кулаки, — точнее, почти уверен. Понимаешь, дар сам решает, что ему нужно в данный момент.

Скрип за дверью повторился, Сойка вздрогнул, бросил затравленный взгляд на брата и, наконец, зачастил. Отшельник вслушивался в горячий шепот, местами улавливая не все слова, но общий смысл был и так понятен.

— Ты же знаешь, они никого из мужчин в своих секреты не пускают, но я целитель. Меня немного учили, первую помощь оказать при ранении или.... Я тогда в обители был, а там лекарша новенькая приехала, Мать её... Я рядом оказался и часть разговора слышал. Так вот, дар просыпается с первыми лунными днями, и... они гораздо позже, чем у женщин из других мест. Лет в семнадцать-восемнадцать. И в течение года ледяные, как правило, выходят замуж, так?

Отшельник задумчиво кивнул. До сего момента временные рамки лунных дней и замужеств ледяных его мало волновали, точнее, не волновали совсем, но Сойка не стал бы нести чушь. Не те обстоятельства.

— Раньше все быстрее было. Лунный цикл, недели две-три и замуж. Сам понимаешь, за две недели тяжело уложиться, вот они и придумали дар обманывать, чтобы можно было замужество отложить на год или даже больше. Как только цикл начинается, они девственность удаляют.

— Что? — вынырнул из глубоких раздумий Отшельник и уставился на брата с ошарашенным видом. Какая, к проклятому, девственность, когда у них некромант под боком?

— М-м-магически, — заикаясь, пояснил Сойка, — ты не думай, я и сам гадал, зачем такие сложности, а потом понял. Дар, он же только у женщин просыпается, да? А если женщина с юности в бой с тварями лезет, какой шанс, что она доживет до свадьбы и рождения детей? Никакого. Вот, дар и подстраховывается. Принуждает к замужеству, чтобы род не пресекся. Понимаешь, почему они в горы раньше двадцати пяти лет не суются? Чтобы успеть после себя потомство оставить.

Потомство, девственность, замужество. Слова крутились в голове, не складываясь в логичную картину. Им-то сейчас какое до всего этого дело?

— И?

— Не улавливаешь, да? — с сочувственной улыбкой, от которой у Отшельника уж скулы свело, поинтересовался Сойка. — Айрин еще не встречалась с мужчинами. А дару это не нравится.

— Не нравится? — выдохнул Отшельник, остро жалея, что дар слишком неуловимая субстанция, чтобы можно было всерьез мечтать набить ему морду, — так удали её, эту девственность. Магически. Ты же целитель!?

— Не могу, — Сойка помотал головой, — если бы мне раз показали, тогда другое дело, а так... Даже не проси. Если я лишнего наудаляю, мне Мать Сорецки потом лично что-нибудь оторвет.

Отшельник вспомнил суровое лицо Матери Нуреи, которая по молодости в рукопашной многих здоровых мужиков валила, и со скрипом вынужден был принять доводы брата. Эта оторвет и не побрезгует.

Сойка внезапно побледнел, втянул голову в плечи. Отшельник прислушался. Показалось? Нет. В доме отчетливо послышалось тихое шлепанье босых ног.

Почему-то стало страшно. Довод, что в комнате слабая девушка и никого больше, не работал. Инстинкт упрямо твердил, что за хлипкой дверью находится некто опасный и встречаться с ним не стоит.

Сплюнул, выругался вполголоса — помешательство брата оказалось заразно. Отпустило. И уже цинично предложил.

— Тогда что же ты, целитель, традиционным способом не помог девушке, а?

Спокойно выдержал гневный взгляд брата. Сойка первым отвел глаза в сторону и почти неслышно прошептал:

— Испугался. Вдруг ему не понравится?

Сохранить невозмутимое выражение лица Отшельнику удалось с трудом. Нет, с мелким явно что-то происходит. Это кого он сейчас имел в виду?

— Я же, считай, ничего не умею.

Скорбь в голосе, темный румянец на лице и смущенный вид Сойки должны были пробудить жалость, но Отшельник чувствовал лишь растущее раздражение. Развели, понимаешь ли, романтические нюни. Одна решила стать ледяной за рекордно короткий срок, второй не может сам решить вопрос. Целитель он или кто?

— Это ты у нас опытный. О том, как ты с графиней Саринеро в столице развлекался, даже до семьи слухи доходили. А я? Всю жизнь в горах. И ничего, кроме гор, больше не видел. Откуда мне было опыта набраться?

Голос Сойки сорвался на крик и тут же испуганно смолк. Шлепанье босых ног зазвучало совсем близко, и Отшельник, сам не зная почему, подставил ногу к двери. Безумие, какое-то.

Шаги затихли, а затем стали удаляться. "Кругами ходит, дразнит", — мелькнула мысль.

Несколько лет назад он был в столичном зоопарке. Вот там, среди бестолковых обезьян, шумных попугаев и сонных медведей, стояла клетка с тигром. Рыжий хищник, мягко ступая огромными лапами по дощатому полу, ходил кругами, то приближаясь, то удаляясь от решетки. Бил по бокам длинный упругий хвост, в зрачках плескалось ленивое золото. И внешний облик зверя был обманчиво спокоен. Именно, что обманчиво. Отшельник ни разу не сомневался, что если убрать решетку, каждый подход мог закончиться чей-то смертью, а глядя на него, тигр уже рассчитал и прыжок, и атаку, и завершающий удар лапы, а может, даже предвкушал хруст шейных позвонков...

— А та, рыженькая? — спросил, чтобы отвлечься и хоть немного отложить знакомство с "тигром".

— Из обоза? Да мы тогда так напились, празднуя победу, что я не помню ничего толком. Утром проснулся, голова раскалывается, она рядом. Не будешь же уточнять, как себя ночью показал? — нервно рассмеялся Сойка. — А дома, сам знаешь, Лотти за мной хвостом ходила. Нас уже лет десять, как все женихом и невестой называют.

— Ты поэтому убежал? Она же тебе нравилась.

Наверное, это называлось братской солидарностью. Злость ушла, осталось лишь чувство горького сожаления. Он наивно считал, что у мелкого все хорошо и тот всем доволен. Целительство — уважаемое занятие. Родители всегда гордились младшим сыном. Его ждала отличная карьера, неплохой заработок и любящая жена, а он, оказывается, вовсе не мечтал о спокойной жизни.

— Лотти — отличная девчонка, и я, наверное, на ней женюсь, но что меня ждет в будущем? Госпиталь? Горы? Брак с единственной женщиной? А я хочу, как ты. Другие страны посмотреть и...

— И других женщин пощупать, — грубо оборвал его Отшельник. Сойка обиженно насупился и замолчал.

А внутри него будто кто-то дал отмашку: пора.

Он сдвинул брата с дороги, распахнул дверь и шагнул в теплый полумрак сеней. Короткий коридор сразу выходил в комнату — хозяева не успели навесить внутренние двери, снятые из-за летней жары.

В спину донеслось негромкое:

— Ты там не очень-то долго. Нам еще льолдов встречать.

— Да пошел ты, — огрызнулся, входя в комнату.

Переступил через порог, и из головы разом вылетели мысли о льолдах, о брате и подставах судьбы.

Она стояла к нему вполоборота, развлекаясь тем, что тушила и зажигала свечи, выстроенные полукругом на столе. Без спичек. Просто щелкая пальцами. Свечи послушно гасли, поднимая к потолку сизый дымок, а затем загорались желтым огоньком. И в их отблесках волосы девушки то темнели, становясь черными, то вспыхивали белым золотом.

— Хорошо, что сам пришел, — повернулась она, — и не пришлось за тобой бегать по всей деревне.

Взгляд Отшельника скользнул по обнаженным ногам, короткой рубашке, едва прикрывающей попу, дошел до расстегнутых верхних пуговиц и замер в районе подбородка, не желая подниматься выше. Он знал, что там увидит, знал и боялся.

— Ну, что же ты стоишь на пороге, как не родной. Проходи, — она махнула рукой и даже улыбнулась, — я не кусаюсь.

Словно завороженный, медленно сделал шаг. Во рту пересохло, ноги будто налились свинцом, и срочно захотелось оказаться где-нибудь в другом месте: на передовой, в деревне с некромантом, да где угодно, только не здесь. Сейчас он чувствовал себя гораздо хуже, чем на первом свидании с бойкой служанкой в отеле, и ненамного увереннее, чем Сойка с его неопытностью.

"А если ей не понравится? Если я сделаю что-то не так?" — крутилось в голове.

Графиня, конечно, была отличным учителем, и до сего времени он считал себя опытным в любовных делах, но перед Айрин его уверенность таяла с каждой минутой. Нужны ли дару любовные игры? Или раз-два и готово?

— Какой нерешительный! — недовольно проговорила, и Отшельник с болью заметил, что даже голос у девушки стал другим — низким и глубоким. — Придется, как обычно, все делать самой!

Она сделала к нему шаг, и северянин еле сдержался, чтобы не отшатнуться.

— Боишься? — насмешкой засеребрился голос.

Помотал головой.

— Тогда почему не смотришь в глаза?

Протянула пахнущую пчелиным воском руку, приподняла его голову за подбородок.

— Смотри! — приказала, и он не смог противиться силе её голоса.

Холодный голубой свет, льющийся из глаз девушки, замораживал своей нечеловеческой красотой. Он не был однородным. В глубине мелькали тени, вспыхивали и гасли искры, рождались и умирали вселенные. Отшельник потянулся, все глубже погружаясь в сине-лазуревую бесконечность. Туда, где закручивались спиралями чудовищные энергии, где проскакивали белые ветвистые молнии, туда, где теряли силу законы материи.

— Достаточно, — сильный толчок в грудь отшвырнул на пару метров, чувствительно приложил об стену. Сверху печально загремел таз, качаясь на гвозде.

— Мал еще. Подрасти немного, — усмехнулась девушка, и Отшельника с ошеломляющей ясностью приложило понимание, что перед ним сейчас некто во много раз старше, мудрее и любовные игры его волнуют в последнюю очередь.

Он встал, поправил нож на поясе. Надо было успокоиться, собраться с мыслями...

— Красивый, — приветливо улыбнулась, снова став другой. На этот раз перед ним жеманно хлопала ресницами юная кокетка, — девочке очень повезло. У вас получатся отличные дети.

"Дети?" — он судорожно сглотнул.

— Рада, что тебе она нравится. Ой, не красней, так даже лучше. Люблю счастливые пары.

Тонкая белая рука коснулась пуговицы рубашки в районе груди и медленно её расстегнула.

"Подбородок!" — приказал он себе, возвращая соскользнувший вниз взгляд.

Серебристый смех показал, что его маневр оценили.

— Даже не посмотришь? — еще одна пуговица оказалась расстегнутой. — Там есть на что посмотреть!

Если бы кто-то посмел ему намекнуть о симпатии к Айрин, он бы возмутился и попытался все опровергнуть. И еще долго не отдавал бы себе отчета в том, почему его тянет к девушке, наивно веря, что его забота ограничивается лишь желанием вернуть заблудшую ледяную на родину предков.

И сейчас, стараясь удержаться от стоящего перед ним искушения, он вспоминал их первую встречу. Воскрешал перед глазами облик вытащенного на тропинку и крайне недовольного этим, взъерошенного воробушка — короткие волосы, с застрявшими в них иголками и лесным мусором, светло-голубые глаза, тонкие черты лица и упрямый, гордо вздернутый подборок. Вспоминал восхищение, промелькнувшее в голубых глазах, и сменившее его после обвинения в шпионаже настороженное презрение.

Вспоминал проснувшееся в душе уважение после долгого и быстрого перехода по лесу. У воробушка оказался стальной характер. Девушка не жаловалась, не старалась облегчить свою участь, стоически перенося плен. Другая бы на её месте закатила истерику, пытаясь доказать, что она — ледяная. И он, конечно же, ей не поверил. При такой внешности отсутствие дара буквально вопило об обмане.

Ночью, когда они почуяли присутствие льолдов, он первым делом блокировал Айрин. Слишком подозрительным казалась их встреча в лесу, слишком невероятным было последующее появление льолдов. Совпадение? Он давно в них не верил.

Но девушка не делала попыток освободиться. Лежала, молча глядя в черное небо, а он с замиранием сердца смотрел, как в её глазах начинают отражаться звезды и серебристо-голубыми искрами просыпается дар.

Удивление? Нет, пожалуй, полное замешательство и первая реакция — не может такого быть, потому что быть не может. Но искрам было наплевать на его мнение, они, словно насмехаясь, продолжали мерцать, сводя с ума своим блеском.

А затем мысли ушли совсем в другую сторону. Помешательство решило поиграть с ним в новую игру. И как-то внезапно стало не все равно, что под ним мягкое женское тело и теплое дыхание щекочет ладонь. Он ощущал её запах: острую смесь кострового дыма, осеннего леса и еще чего-то неуловимо женского, дразнящего и будоражащего кровь.