Повесть о Ратиборе, или Зачарованная княжна (2)

Крыс тем временем пошептал в Ратиборово ухо и Ратибор с готовностью сообщил:

— А я к вашему соседу, как бишь его там...

Ха!

Я придумал, как обратит на себя внимание старушки!

— К Бублику, — подсказал я. — Не напомните ли, в какой он квартире живет? — и, обогнув Псе, уселся перед самым носом старушки, чтобы словить ее взгляд безо всяких помех.

Ага — размечтался! Старуха глазом не моргнула, бровью не повела в мою сторону, и, как прежде пялилась на Ратибора, так и продолжала пялиться и отвечала на мои слова не мне, а ему, Ратибору:

— Сколько это может продолжаться! То оргии пьяные, девки какие-то, дружки, теперь еще и звери! Любитель животных, скажите пожалуйста! Галку сегодня притащил, каркает так, что в моей квартире слышно, и мурашки по коже бегают! Теперь еще этот туда, с целым звериным выводком! Как еще крокодила с собой не притащили, раз из цирка!

— Каркарладила у нас нету, — вздохнул Ратибор, — а то мы бы с радостью... Я его в глаза и не видел никогда, только на картинке...

Крыс дернул Ратибора за ухо, и что-то взволнованно зашептал, размахивая правой лапкой — левой он крепко держался за воротник Ратибора.

— А, ну и в зопарке, — добавил Ратибор. — Зубищи у него!.. А зачем тебе каркарладил?

Старушка подскочила на месте — как подскакивает теннисный мячик — и заорала:

— Хам! Он еще грубит! И издевается!

Но тут подоспела пятая колонна — даже целых две пятых колонны: одна — в подмогу этой тетке, вторая — в помощь нам.

Местные собаки наконец обнаружили нарушение прав на их территорию, и подняли лай. Правда, они предусмотрительно держались поодаль, метрах в пятнадцати. Выстроившись полукругом, припадая к земле и отставив зады, они самозабвенно поливали противника (то есть нашего Пса) оскорблениями. Такая вот идеологическая атака.

А старушка уже и руки распустила — она пыталась закрыть за собой дверь, и локтем отпихивала Ратибора, чтобы он не зашел в парадную. Собачка, которую она взяла подмышку, тявкала и старалась ухватить Крыса за хвост. Но у нас тоже появилась мощная поддержка: из парадной, в которую нас не допускали, кто-то пытался выйти, так что дверь распахнулась, и старушка полетела бы на землю, если бы Ратибор не успел ее подхватить. Правда, сам он при этом не удержался на ногах, и сел, потеряв при этом Крыса. Старушка по инерции уселась сверху, чуть не раздавив бедного Ратибора и потеряв собачку. Собачка с визгом покатилась кубарем, вскочила на лапы, помотала головой, оклемалась и бросилась за Крысом, Крыс кинулся в парадную, и дверь перед носом собачки захлопнулась. Собачка заскулила, закружила на месте и, кажется, хотела обратить свое внимание на меня, однако тут наш Пес сказал (не гневно, но очень спокойно и с достоинством): "ГР-Р!" — что в переводе означает: "Пошла прочь!" Ну, или "Пошел прочь!" — собачий язык, как английский, не различает мужского и женского родов. Собачка кинулась спасаться к старушке на руки, с жалобным повизгиванием, поскуливаньем и потявкиваньем. В вольном переводе: "Меня обидели! Меня прогнали! Помогите! Спасите!"

— Спасибо, Пес, — вежливо поблагодарил я. На кошачьем, разумеется. — Однако не стоило беспокоиться — я и сам вполне справился бы. С этой-то...

Пес в ответ пробурчал (разумеется, на собачьем):

— Знаю я, как ты справляешься. Потому и погнал — я его, дурака, пожалел...

Тем временем — пока мы с Псом разбирались с этой заядлой собачкой — старушка уже слезла с Ратибора, отряхнулась, подхватила на руки своего песика, и все это время продолжала кричать, грозить небесными карами и земной милицией и Ратибору, и его, как она выразилась, "дружкам", и пропойце Бублику, и даже всему зверинцу.

То есть нам.

"Дружки", трое молодых парней, гыгыкали, переглядываясь, а один из них спросил:

— А кто это Бублик? И мы-то тут причем? Мы просто выйти хотели...

— Шляются тут всякие... — пробурчала старушка и удалилась, шаркая. При виде четырех молодых парней старушке, должно быть, стало боязно. Собачка у нее подмышкой еще немножко потявкала: "Хулиганы! Негодяи! Милиции на вас нет!" — на собачьем, разумеется. Потом успокоилась.

Местные псы, заинтересованные этой сценой, замолкли и сели на хвосты — наблюдать, что будет дальше.

Ратибор поднялся с земли, отряхиваясь.

Я вспрыгнул к нему на плечо.

— Дверь-то захлопнулась! Попроси, чтобы тебе открыли, — прошептал я ему на ухо.

— Э-э... Добры молодцы, — начал было Ратибор, но я дернул его за ухо:

— Не так! Скажи: "Ребята, откройте мне дверь. Пожалуйста",

Ратибор послушно повторил мои слова.

Парни, уже отошедшие на несколько шагов, обернулись.

— А у нас ключа нету, мы не здешние, — сказал один из них. — Мы из облэнерго, счетчики проверяем...

И ушли.

— Да ладно, — сказал Ратибор, — я и сам справлюсь! Смотри, Кот Котофеич, и учись!

Но опять не случилось — дверь распахнулась сама собой, и из парадной выглянул Крыс.

— Ну, и долго вы будете копаться? — спросил он, пошевелив усами. — Сами меня торопили, а сами...

И мы наконец вышли на финишную прямую, ведущую к цели нашего похода.

Глава двадцать седьмая, в которой мне опять не удается научиться отпирать замки

Каждый человек должен жить, и пусть живет!

Сыщик Баккет

Ох уж эти старушки!

Прямо стихийное бедствие какое-то!...

Нет, конечно, старость заслуживает и уважения, и сочувствия, даже и некоторого пиетета; и снисходительности.

Все это так, и подавляющее большинство бабушек вполне заслуженно пользуются и почетом, и терпимостью, проявляемой по отношению к ним окружающими: их родными, близкими и просто соседями. Я не говорю "друзьями", потому что их друзья в большинстве своем такие же бабушки и дедушки, да и система отношений между друзьями не та, друзья друг для друга остаются молодыми — как в те времена, когда они только подружились.

Помнится, как-то, еще в бытность мою человеком, даже раньше — мальчиком, довелось мне наблюдать такую сценку: две бабульки стояли на улице возле окна (а дом был старый, наполовину вросший в землю), и стучали в стекло, и заглядывали, и говорили друг другу; "Неужели ее дома нет! Куда она могла уйти! Да нет, она же знает, что мы придем!"

В это время из ворот этого самого дома вышла третья бабулька, и крикнула: "Девочки, да что же вы! Заходите!"

Для себя — и друг для друга — они оставались девочками...

Но я сейчас не об этом, я не о подавляющем большинстве достойных старушек.

Я о вредном меньшинстве.

Есть такие бабульки (и дедульки, если на то пошло, но дедулек меньше. Не потому, что дедульки достойнее, а от того, что их меньше доживает до преклонного возраста), так вот: есть такие бабульки и дедульки, которые, пользуясь старческой, то есть почти что депутатской неприкосновенностью, отравляют жизнь окружающим. Причем не только близким — но и совсем посторонним людям, а также и животным.

Вот как нам с Ратибором нынешняя старушка.

Они считают, что они знают все, потому что старые. Они свято верят в то, про что во втором классе сельской школы им так рассказала учительница. Они подозрительны маниакально, и обладают маниакальной страстью к сплетням, а также и к ненужным вопросам — их любопытство потрясает основы Вселенной. Но любопытны они не к научным знаниям, а к тому, кто, где, когда, и с кем. Или к каким-нибудь шарлатанским сведеньям — о конце света, о пророчествах Нострадамуса, или о крысах-убийцах в московском метро. Они изводят участковых врачей, повествуя о своих болезнях часами, и требуя немедленно а — определить болезнь, б — выписать лекарство, и с — чтобы лекарство это сразу же помогло. То, что их болезнь называется старостью, а от старости лекарств не существует, они понимать не хотят.

Нет, конечно, их тоже жалко — старость, как известно всем с малолетства, вовсе не радость.

Но все же лучше, чтобы таких бабулек было поменьше, и жили они от нас подальше, и сталкивались мы с ними поменьше.

Однако я опять отвлекся.

Итак, мы вошли в парадную, поднялись на второй этаж и остановились перед дверью в пятую квартиру.

Дверь была когда-то оббита дермантином, теперь потрепанным, изрезанным в некотоых местах ножом, или просто изорванным. В прорехи вылезали серые клочья ваты. Оббивочные гвозди наполовину высыпались.

Пес сказал:

— Они здесь. Оба.

"Они" — имелись в виду, как вы понимаете, Ворон и Бублик.

Ратибор засучил рукава, готовясь.

— Да ты вначале позвони, может, отворят, — посоветовал Крыс. — Зачем зря напрягаться?

А Пес просто толкнул носом дверь — дверь со скрипом открылась.

— Тут и не заперто вовсе, — пробормотал он, входя.

Ну да — кому было запирать дверь?

Они, конечно, были оба тут. Телом.

Души же их обоих пребывали в блаженной нирване, которая дается алкогольным опьянением, и за которую приходится потом платить тяжелым похмельем. Ворону, во всяком случае.

Означенный субъект валялся на столе, раскинув крылья и вытянув шею. Глаза его были закрыты, а клюв, наоборот, раскрыт.

— Он не умер? — озабоченно осведомился Пес.

Ворон пошевелился, приоткрыл мутный желтый глаз и издал странный полузадушенный звук.

— Ой, ему плохо! — завопил Пес.

— Ему хорошо, — сухо отозвался я.

Я был очень зол на Ворона.

Да, я нанюхался давеча валерьянки и вел себя в результате не вполне адекватно — но ведь я же не специально! А этот отправился за водкой — и специально набрался, и к каким трудам и хлопотам всех нас привело его недостойное поведение! А еще меня ругал!

Нет! Ему нет оправдания!

Но тут я опомнился — Ворон-то на самом деле меня не очень ругал. Так, слегка пожурил.

С пониманием отнесся — не то, что Домовушка...

Ворон снова издал странный звук.

— Щас блевать начнет, — злорадно захихикал Крыс. — Вот умора!

Я только занес лапу, но Пес уже опередил меня, отвесив Крысу изрядного тумака.

— Я те дам радоваться! Птичке плохо!

Птичка открыла второй глаз, приподнялась и обвела на нас мутным желтым взглядом.

— И н-не надейтесь! — заорал он. — Я вас всех... — каркнул что-то неразборчивое и снова рухнул на стол.

— Он хотел сказать: "поимею!" — хихикнул Крыс. Что-то напало на него веселое настроение, надо бы испортить!

— Нет, он хотел сказать, что всех нас переживет, — по младости лет наивный Пес обо всех вокруг думал только хорошее. До поры до времени, конечно.

— Исходя из его обычной болтовни в пьяном виде, думаю, он хотел сказать, что всех мудрее, — сухо сказал я.

— Пер-р-репью! — вдруг выкрикнул Ворон, не открывая глаз, даже не отрвав от стола головы. И снова полузадушенно каркнул.

Так что каждый из нас ошибался. В меру своего опыта. Или своей испорченности.

А Ратибора что-то не было слышно.

Я повертел головой, и только сейчас обратил внимание на окружающую обстановку.

И, собственно, на хозяина квартиры.

Хозяин квартиры, то есть Бублик, спал в кресле, откинув голову так, что были видны его небритая шея и острый кадык.

И храпел. Громко.

Нет, конечно, он брился — дня три назад.

Возможно, он даже и мылся — в прошлом месяце.

И тогда же менял носки.

Может быть, он даже и наводил в квартире порядок — в позапрошлом году. Или раньше.

Здесоь воняло плесенью, немытым телом, какой-то острой закуской, грязными носками, и еще чем-то, чем воняет в домах, где никогда не открываются окна, редко моется посуда, а мусор выносится раз в два-три месяца. И где курят дешевые сигареты, пьют паленую водку, крепленое вино, пиво и другие спиртные напитки. И иногда их проливают.

Мебель образца шестидесятых годов прошлого века — если эту рухлядь можно было назвать мебелью — носила следы длительного и небрежного использования, не всегда по назначению.

Чайник, к примеру, стоял на телевизоре, а на диване валялись сапоги и две воблы.

В доме даже имелись книги: шкаф потерял одну ножку, и вместо нее были подсунуты несколько томов собрания сочинений Н. В. Гоголя.

Но что было замечательно — все плоские поверхности в квартире — стены, дверцы шкафа, оконные стекла (частично) были украшены изображениями красавиц большей или меньшей степени раздетости. Даже с потолка блистали зубами и телесами две красотки.

Сразу я на этот вернисаж не обратил внимания, потому что с некоторых пор голые дамы человеческой породы меня не интересовали.

А Ратибора интересовали, оказывается, и даже очень.

Я нашел его в коридоре, где он с увлечением пялился на красотку, налепленую на двери в ванную. Красотка была прикрыта только собственными волосами, причем в тех местах, где и прикрывать-то не очень нужно.

Уши Ратибора пылали даже больше, чем его щеки.

— А, вот ты где! — сказал я.

— Ты погляди, Кот Котофеич, какая красавица! — отозвался Ратибор. — И намалевана-то как гладко, ни мазка не видно, даже если пощупать... — он легонько провел пальцем по поверхности картинки.

— Она не намалевана, она напечатана, — пояснил я. — Ты в комнату зайди — там еще больше таких красавиц.

Ратибор послушался, вошел в комнату, сказал:

— Ох!... — и принялся рассматривать каждую картинку в отдельности, как будто попал в музей.

Пока я отстутствовал, Крыс расположился на диване, уже распотрошил одну воблу и наслаждался редким для нас лакомством.

Я подумал, уселся рядом и взялся за вторую рыбку.

— Э, — сказал Пес, — вы чего? В гости пришли, что ли? Этот картинки рассматривает, те двое жрать уселись!..

— Я с тобой поделюсь, — пообещал я. — Вот ребрышки, хочешь?

— Да не хочу я этих ваших ребрышек! — возмутился Пес. — Я домой хочу! Давай, Ратибор, бери Ворона подмышку, и пошли!

— Ребрышки не наши, а рыбкины, — отозвался я. — Пусть Ратибор налюбуется, а мы пока покушаем — что ж добру пропадать!

— Воры! — отозвался Пес и отвернулся.

— Мы не воры, — возразил Крыс, чавкая. — Мы экспроприаторы. К тому же еда — это не частная собственность, еда должна принадлежать всем. Кто голоден — тот и ест. И потом, дай мальчику налюбоваться — он в своей ТАМЕ такого наверняка не видел, и не увидит.

Ужасно — но я был вынужден согласиться с Крысом. С этим мерзопакостным созданием!

Что делать — справедливость прежде всего!

— Какое воровство, Пес! — сказал я как можно более дружелюбно. — Это даже не экспроприация. Мы же на территории врага, и эти воблы — наши трофеи. Законная добыча. Мы же сюда с боем прорывались!

Пес подумал — и согласился со мною. Так что я уделил ему кусочек спинки.

Как раз в тот момент, когда с рыбками было покончено, Ратибор оторвался от созерцания.

— Да уж, красавицы! — резюмировал он. — Так ты говоришь, это не нарисовано?

— Это фотография, мгновенный отпечаток. Изображение отпечатывается на пленке, а потом переносится на бумагу. И распечатывается. Эти картинки в основном из журналов...

— Точно, — со знанием дела подтвердил Крыс, облизывая усы. — Из "Плейбоя".

Ратибор заинтересовался, что же такое фотография, я кое-как, в меру своих знаний и в меру Ратиборовой способности понять, объяснил.