— Никак ты тут снова целкой прикинулась? — загорелую передернуло, — Прикрывай пасть, песок видно!
— Что ты, шлюха, понимаешь?! — елки, сейчас снова ругань начнется. Заклятые подружки, вижу... Но, блондинка не сводит завидущих глаз с камушка на коммуникаторе у загорелой... и заводится, с пол оборота. Да, жадность и зависть ей явно мозги отшибли. В натуре, про всё забыла. Или, спешит свести давние счеты.
— Прынца какого охмурила? Брюликами расжилась? С ширевом-то у тебя здесь как? Никак? А хочешь колесо? Даром? Угощаю! — оп-паньки... Теперь ясно. Видать, из местной тусовки-подпевки, загорелая через наркоту вылетела. Легко... Раз таблетка, два таблетка. Была центровая — стала плечевая. И привет! М-м-дя... Обычное, по нынешним временам, дело. Горят в Москве провинциалки, как ночные бабочки на огне свечи.
Наплыв кадра... Лицо. Видны совершенно пустые глаза блондинки, с расширенными, во всю радужку, зрачками. Эге! Да похоже, ты сама, с перепугу, колесико-другое перехватила. Вот и несешь околесицу. Ну, остановись же! Поздно. На протянутой к загорелой руке розовеет пилюля. Откуда достала? Шортики-то без карманов... Неважно. Загорелая бледнеет, почти зеленеет... Пол шага вперед, пол шага назад, пол шага туда и обратно. Трясется... Пол шага вперед, пол шага назад. Тьфу! Не бывает завязавших 'чебуреков'. Только в ремиссии. И эта... Лечили её, наверное, как тут умеют. А тяга к наркоте никуда не делась. Увидела — и всё...
— Ольга!!! — окрик бородатого пилота покрывает шум прибоя и все прочие звуки... — Очнись! — поздно.
— Иа-а-а-а!!! Ба-бах! Ба-бах! — загорелая верещит страшным, непрерывным, женским визгом. От таких звуков стынет в жилах кровь и замертво падают с деревьев (если верить американским книжкам XIX века) медведи гризли. Ба-бах! Ба-бах! Труп блондинки давно валяется на песке, почти без головы, с растерзанной выстрелами грудью, но, загорелая продолжает всаживать в него пулю за пулей, — Иа-а-а-а!!! Ба-бах! Ба-бах!
Щелк! Щелк! Щелк! Боек пистолета металлически сухо стучит в наступившей мертвой тишине. Щелк!
— За употребление и распространение наркотиков — расстрел на месте! — голос бородатого хрипит как-то... черт побери... торжественно, — Молодец! Ты справилась, — И... это всё? Вот так эпитафия! Офигеть...
— Я... Она... Сука! — загорелую трясет поздняя истерика. Разряженный пистолет ходит в руке ходуном.
— Товарищи, — это к собранию обращение, — У кого ещё с собой наркотики? — ну, ты, мужик, и спросил!
'Молчание стало ему ответом' Толпа, в зловещем оцепенении, переваривает увиденное. Пальмы машут над головами листьями. Мечутся длинные тени. Ветер поднимается... Море уже не шумит — ревет.
Полная социолог встает с загорелой девицей рядом... Ловко отнимает у неё оружие. Пихает в кобуру. Толчком направляет девчонку к 'пионерам'. Тяжелым взглядом, медленно, внимательно, обозревает ряды.
— Отставить истерику! А это кто? — шнырь сжался, на своей раскладной сидушке, — Откуда он взялся?
— Э-э-э ... — долгая пауза, давешний шулер, с благородными сединами, подбирает слова, — В некотором роде — их работодатель... — жест, в сторону конкретно оцепеневших от ужаса эскортниц. Подруга озверела... Мертвое тело валяется, в луже крови, — Нам, э-э-э... надоело заниматься самообслуживанием. Понимаете?
— Вполне, — покладисто кивает головой тетка. На правой стороне её лица налилась здоровенная 'гуля', сине-фиолетового оттенка, след удара спецназовца, — Только сутенеров нам тут не хватало... И, что теперь?
— Э-э-э... Думаю, мы найдем компромисс, — шулер сам опасливо косится на окровавленную блондинку.
— Ребята, — социолог, буравит шныря взглядом, — Там, в палатке, транспортный брезент. Тащите сюда!
— Э-э-э... — седовласый принимает величественную позу, — От лица собравшихся, я приношу вам свои глубочайшие извинения, по поводу прискорбного инцидента...
— Все хронику видели? — тетка явно обращается к сидящим за спиной пацанам. Нестройное гудение...
— Вы же не станете всерьез утверждать, что мы, сугубо мирные люди, могли что-то противопоставить грубой военной силе... — речь шулера звучит обволакивающе убедительно, — Нас практически принудили!
— Коммуникаторы ещё в Федерашке сняли? — взмах рукой в сторону остатков автобуса, — До портала?
— Мы законопослушные граждане! — кажется, оратор почувствовал почву под ногами, — И выполнили распоряжение представителей государственной власти... — гудение становится громче. Стихло... Молодежь принимается молча и яростно тискать коммуникаторы. Продолжая, впрочем, вслушиваться в каждое слово.
— А личное оружие тоже добровольно сдали? — теперь взгляд социолога уперся в собеседника, — Сразу?
— Мы же обязаны... подчиняться законам страны проживания. Как обыкновенные частные лица...
— В милицию сдали? — среди 'пионеров' опять нарастает гудение, — Или, просто спрятали, на память?
— Какое ваше дело? Никто не может нас осуждать за желание сохранить свою жизнь и здоровье...
— Своё?! — загорелая снова на ногах и почти шипит, как гремучая змея перед броском, — А чужое? Вам бы только на свой родной конец козюлю не поймать, а остальное не... Пи-и-и! Равные права, суки, захотели?
— Девушка, какое вообще ваше дело? — седовласый явно оскорблен, но очень старается сохранить вежливый тон... — Свои проблемы мы решаем сами.
— Здесь нет разделения на своё и чужое. Все проблемы общие! — загорелая лезет вперед, — Смотрите!
На ходу перезаряжает пистолет. Жмет на задержку затвора, досылая патрон. Кидает 'ствол' в кобуру и, перешагивая через скамейки, марширует к шнырю. Тот ежится. Определенно её узнал... Высокая, хе, не ниже метра семидесяти пяти... Если мужичонка встанет, то будет её ниже на пол головы, как минимум.
— Парни, ловите на память! — из карманов шныря (знает, куда лезть!) на свет появляется и небрежным броском отправляется за спину ворох разноцветных упаковок, — Кто хотел на гандоны поглядеть? Вот они!
— Наркотиков у меня нет!!! — голос у сутенера такой же противный, как и внешность, — Мамой клянусь!
— И не надо... — загорелая, как любая баба, в мести изобретательна и беспощадна, — Эй! Кто, его хочет?
— За что?! — шнырь и седой шулер, верещат уже хором, не сговариваясь. Чуют — запахло нехорошим...
— Эксплуатация человека человеком! — злорадно чеканит загорелая и вдруг рявкает на шныря — Встать!
— Я ничего не... — последние слова сутенер произносит уже на ногах, он и вправду, сильно ниже, чем бывшая подопечная. Интересно, какого фига, недомерки так лезут помыкать девками? Комплексы мучают?
Ба-бах! Над правой бровью шныря возникает крупная черная точка... и он мешком валится обратно... повисает на спинке стула. Голова запрокинулась, рот открыт. Всё? Убили? Кто? Самый мелкий пацаненок, с блестящим пистолетиком, похожим на игрушечный, пробирается между скамейками. За волосы поднимает голову шныря. Внимательно разглядывает. Кивает, словно бы ему важно было лично удостоверить смерть. Подбирает с песка несколько упаковок 'изделий номер два' и солидно сует их в карман. Типа трофей...Нет, такое кино, под пиво — вредно для здоровья. А водки нет. Перекур! В смысле — перерыв. На обдумывание...
Курсором коммуникатора навожу и щелкаю кнопку 'Пауза'. Как в наших видеоплеерах. Изображение послушно замирает. А это что? На каждой из фигур, загорается маркер с номером... Вот так новость... При прохождении курсора через значок его форма меняется. Никак контекстное меню? Машинально щелкаю по пацану, с дамским пистолетиком, правой кнопкой. Точно! Раскрывается длинный список. Имя... возраст, место дислокации (ну и термин, прописка?)... О! 'Личный счет — единица'. Кажется, я начинаю въезжать в 'систему'. Проматываю изображение назад (точно, как в видеоплеере). Щелкаю... по пока сидящему среди 'пионеров' пацану, правой кнопкой. За секунды 'до того как'. Во, угадал! 'Личный счет — ноль'. М-м-дя! Вместо зарубок на прикладе — строка в биографию. 'Коммунизм — это учет!' Не помню, кто такое сказал...
Уй! От душевного волнения половину второй банки пива залпом выхлебал. Ничего, сухариков много, сейчас зажуем и продолжим. Куда мне теперь деваться, с подводной лодки? Щелкаю — 'Воспроизведение'.
Проскочил. Шныря уже оттащили. К блондинке. Там и зачехлили, грубой дерюгой, с металлическими кольцами по краям. Стульчик, опустевший после экзекуции, культурно отставили в сторонку. Сидеть на нем желающих не нашлось. Гм... Кажется, кончина работодателя девчонок огорчила мало. Скорее — совсем не... Вертятся, оживленно перешептываются. Хотя, сдается мне, это нервное, как после аварии. Каждый рад, что пронесло. Каждый гонит мысли о вероятности смерти, которая, вот-вот, промелькнула рядом. Как-то так...
— А зачем эта штука вообще нужна? — крепкий детинушка, похожий на молодого бычка, выковырял из упаковки пресловутую 'резинку', растянул... намотал на палец... счастье, что надувать не стал, — Какой в них смысл? Для прикола? — аж шею вытянул, от любопытства... Ветер утих. Затишье перед бурей....
— Защита. От детей и венерических болезней, — загорелая консультирует сквозь зубы, запал угас, — Если собрался трахаться наугад, но боишься, заразы или залета — самое оно. Аксессуар, для безопасного секса...
— И что за ощущения? — елки, он же, похоже, действительно не понимает! Рожа — искренне удивленная.
— Как целоваться в противогазе! — надо же, это одна из эскортниц голос подала. Осмелела? Э! Да она пробует завязать знакомство. И что? Нормальный ход. Местные дружно грохают смехом. Оценили шутку...
— Завидно, однако! — с акцентом героя из исторического фильма, про северных поморов, подхватывает другой парень, — Фарт, без балды, Егорке выпал! — уважительно косится на мелкого, — Ишь, каков пострел -сутенера замочил! Не стыдно людям рассказать! — брезгливо вертит между пальцами подобранную с песка упаковку кондома, — Пакость какую выдумали... Тьфу! — тем не менее, тоже сует трофей в карман. Сувенир!
Твою дивизию... Это они серьезно! Только состоявшееся двойное убийство на глазах превращается в охотничьи байки. 'Сутенера замочил!' Чем докажешь? А вот — пачка презервативов! Прямо с тушки взята! Словно рога оленя или кисточка львиного хвоста... Но, девки-то наши, россиянские, каковы! Не теряются, На ходу подметки срежут... Парочка эскортниц уже перебралась из компании туристов, к местным. Что-то спрашивают, им отвечают... Загорелая туда подсела. На только освободившийся, после сутенера, стульчик, между прочим. Заспорили! Остальные 'труженицы постели и застолья' заинтересованно слушают... и явно тоже не прочь, присоединиться... Женщины, блин! Беспощадно практичные твари, как ты ни крути. Всегда с победителями... Кто бы они не были. М-м-м-дя... Те же самые трофеи, только живые, если разобраться. Гы! Представляю разговор — 'Где ты такую деваху оторвал? Снял! С ещё теплого тела олигарха...' Молодцы!
Оп-паньки! Пропали ребята... Самая бойкая уселась к одному из парней, на колени. Вроде как по делу, ножки у неё того, ага. Не, я не спорю, должны болеть. Как туфельки сняла — кровь потекла... Но, по нужде, и совсем недавно, она 'своим ходом' добиралась. А теперь? Скажет — 'Я раненая, я бедная'. И понесет... на руках. А там, сам не заметит, как шею подставит... Эх-ма! Моя-то, бывшая, не долго разведенкой пробегала, через месяц опять замуж выскочила. Видно, загодя запасной вариант был припасен. Может быть и не один...
Накаркал, как есть — накаркал! Парень без напряга, одним взмахом, подхватывает 'пострадавшую' на руки и тащит, к торчащему между пальмами далеко за экраном, блеклому шкафу. Вроде ящика у проводных связистов. Их тут несколько, торчит, в пределах видимости. Силен! Одной рукой поддерживает, а другой — ещё и пару сидушек зацепил. А та, ты только глянь, его двумя руками за шею обхватила, и вообще... удобно пристроилась. Жертва эксплуатации! Только, мнится мне, что ждут, и скоро, барышню сюрпризы. Много...
Так, оператор (или кто там сюжет монтировал) со мной одинакового мнения. Наплыв, крупный план, с другой стороны. Сколько у них тут камер понатыкано? На каждой пальме что ли? А как развешивали? Хотя, если летающие блины тут повседневный транспорт, так это нетрудно... Небось, они и елки с них, на Новый год украшают, и стены красят. Вместо лестниц — авиация. Ладно, кино продолжается... Стулья поставлены, один против другого. На ближний, аккуратно усаживается болящая, на другой — примащиваются её 'бедные маленькие ножки'. Босые и несчастные... Упс! Шкаф крутанулся вокруг оси. Парень тычет пальцем в пятно дактилоскопического датчика. Дверка раскрывается как в автобусе надвое, со сдвигом в стороны. Герметика у них повсеместно. Аварийно-спасательный набор? Точно! Аптечка, длинная и похоже увесистая. Лечить её собрался? Пинцетом, как в травмпункте, по одной, занозы извлекать? Немытыми руками? Не верю! То есть, что занозам хана — это точно. Наверняка, метод лечения отработан. Жаль, я сам спросить не догадался. Но!
Вот именно, предчувствия меня не обманули. Сейчас, устроимся поудобнее, пивка отхлебнем, сухарик на зубах хрустит... Начинаю понимать чувства, испытываемые на гладиаторских боях, римским патрицием. Кайф, когда спектакль в реале! Настоящая жизнь, настоящие страсти, настоящая кровь. Девица-то уже глаза закатила и ждет... ласкового и нежного обслуживания. Гы-гы! У неё опыта общения с товарищами нету. Но, большой опыт ломать комедии. Надеется 'продавить на жалость'. Фигушки! Радикальная депиляция пяток, смертельный номер! Сначала их споласкивает, дезраствором, из бутыли-распылителя, под давлением. А-а-а! Терпи! Большой, телесного цвета пластырь, с толстым слоем замазки, освобождается от упаковки — это раз! Прижимается к пятке — два! Ещё один, такой же, к другой пятке — три! А-а-а! Болит? Думаю — это цветочки. Во! Пластырь, твердой и мозолистой пролетарской рукой на твоих развратных ступнях разглаживают... И? А-а-а! Куда дергаешься? Доктор сказал, в морг, значит — в морг! В смысле — лечить, до победного конца! С живой тебя, теперь, точно не слезут, по себе, хе-хе, знаю. Привыкай! Больно? Наверное. Плачет... Ы-ы-ы!
Плачущая рядом женщина — всегда сильное переживание. А плачущая накрашенная женщина — почти конец света. Ы-ы-ы-ы-ы! Потеки туши и румяна смешиваются на ещё минуту назад симпатичной мордашке в восхитительно кошмарную 'тесю-месю'. 'Здравствуй, бабушка Яга!'. Сейчас, пацан глянет на пациентку и романтики поубавится... Глянул! Герой... Руки дернулись, но на лице — ни один мускул. Стоик, в натуре!
Елки! За операторскую работу, монтажнику, надо давать 'Оскара'. Крупный план... Видна, по мелким деталям и глазам, работа мысли. Что делать? Не тащить же её, в таком виде под душ? У парня руки грязные. Ага! Резиновые перчатки надел, ватно-марлевый тампон добыл. Дернул флакон с дезраствором и вернул на место. Не то! А вот — то, она, родимая, 'сорокоградусная'. Со священной этикеткой — 'Столичная'. Будем знать, что водка тут проходит по графе — 'лекарство'. И хранится с медикаментами. Наверное, везде так. А здесь, в комнате тоже? Аптечный шкафчик в углу, у входной двери. Стоп машина! То есть, стоп кадр! Тэ-эк!
