Равнодушие

— Правда, он прекрасен?

— Откуда здесь этот свет?

Гарри впервые удивился.

— Разве вы не понимаете, профессор? Его нет.

Северус уже ничего не понимал и, похоже, мысли его слишком ясно отразились на лице.

— Этого лучика на самом деле не существует, — пояснил Поттер. — Он всего лишь прекрасная иллюзия. Наверное, здесь было слишком темно, вот я и придумал себе светлый лучик. Он появился совсем недавно.

Гарри снова улыбнулся, а потом, отвернувшись от Северуса, вновь уселся на кровать.

— Вы ведь хотели что-то сказать, профессор? Вам лучше поторопиться, у меня осталось мало времени.

Зельевар лихорадочно осмысливал происходящее. Он, наконец, разобрался в том, что происходит. Мальчишка, чтобы сохранить в Азкабане свою личность, запер разум и сердце в прочную клетку, сквозь которую не сможет пройти ни боль, ни страдание, ни, увы, радость или любовь. Гарри Поттер отгородился от мира толстой кирпичной стеной. Вот почему он был таким странным, словно замороженным. А сейчас Северус разговаривал с той частью подсознания Мальчика — Который — Выжил, которую тот сумел сохранить, уберечь от разрушения в Азкабане. Непонятно было только, откуда взялся здесь лучик света. Как он смог пробиться сквозь стену. Неужели?.. Самым правдоподобным было предположение о том, что маленький кусочек кирпича сумела отколоть Джинни Уизли. Почему? Может быть, такой сильной оказалась ее любовь к Гарри Поттеру, ведь она не пожалела своей жизни, чтобы спасти его. А, может быть, свою роль сыграло и то, что сам Поттер любил Джинни когда-то. Важнее всего, впрочем, сейчас было то, что, если Джинни смогла отколоть кусочек кирпича, значит, стену можно разрушить. Вот только времени почти нет. Удивительно уже то, что Поттер до сих пор жив. Что же делать?! "Но, — осенило вдруг Снейпа, — если почти невозможно сломать стену снаружи, может быть, ее можно разрушить изнутри?" Но, как? Ведь в этом странном месте у Северуса не было палочки.

Гарри вдруг словно что-то прочитал по его лицу.

— Нет! Нет! Не смейте!

Не слушая его, профессор схватил стул и обрушил на стену. Наверное, если бы у него было больше времени, он сообразил бы, что крепкий кирпич так проломить нельзя. Но... Севверус не успел об этом подумать, а стена вдруг стала рушиться. Один за другим кирпичики падали на каменный пол комнаты или вылетали наружу. Вот только получилось все совсем не так, как хотел бы профессор. Сквозь отверстие в стене пролился не ясный солнечный свет, а хлынули неудержимо потоки липкой крови. Северус услышал, как за его спиной страшно закричал Гарри. Резко оглянувшись, он увидел как мальчик, весь перемазанный кровью, катается на полу, крича, как от жуткой боли. И от этого крика разломанная стена стала восстанавливаться. Еще теснее сдвинулись кирпичи, еще меньше стала комната, прекратился кровавый поток. Гарри встал. Страшным было его, все еще искаженное болью, разгневанное лицо.

— Вы никогда никого не слушаете! Я предупреждал вас, чтобы вы не смели этого делать. Но, конечно! Где вам послушаться!!!

Снейпа вдруг отбросило к стене, цепи обвились вокруг его ног и рук. Он мог теперь только поворачивать голову. Профессор оглянулся на мальчика и с изумлением увидел, что такие же цепи приковали Гарри Поттера к кровати. Тот, впрочем, и не пытался вырваться. Мальчик — Который — Выжил даже не шевелился, его глаза были закрыты, дыхание почти не просматривалась.

Северус застонал. Он понимал, что цепи созданы воображением Гарри Поттера. Мальчик запретил двигаться даже самому себе. Слишком много боли было в его жизни. Нельзя было так грубо ломать защищающие Гарри стены. Что могло теперь помочь ему?

— Я сделал все только хуже, — прошептал Северус, — я добил его. Теперь он не проживет даже нескольких обещанных врачом часов. Я убил твоего сына, Лили. — Последние слова он уже прокричал, не в силах справиться с болью и ужасом. — Я убил твоего сына, Лили!

Но, что это? Северус с изумлением посмотрел на тонкий лучик, пробивший стену. Светлый, чудесный лучик. Как? Откуда? Почему? Еще не веря самому себе, профессор снова крикнул:

— Лили!

Еще один кирпичик вылетел из стены.

— Неужели? — билось в враз опустевшей голове. — Неужели?!

Следующие полчаса, а, может быть, час, или день, или год Северус, как ненормальный кричал имя Лили, имена других людей, что когда-то были дороги Гарри Поттеру: Джеймс, Сириус, Люпин, Рон, Гермиона...

В прах рассыпались стены, исчезли цепи, привязывающие Северуса к стене. Солнце заливало стоявшую на зеленой поляне кровать, на которой лежал Гарри Поттер. Но, что-то снова было не так. Мальчик по-прежнему не шевелился, его цепи не исчезли, и все слабее становилось едва заметное дыхание. Но к этому Северус был готов. Он подошел к Гарри, взял его за руку и тихо прошептал:

— Джинни, Джинни Уизли.

Северус смотрел, как исчезают цепи, розовеют щеки мальчика, как открываются его зеленые глаза, как счастливая улыбка освещает ожившее лицо. Да и мальчик ли перед ним? Уже нет. Рядом со Снейпом стоял молодой мужчина, красивый, темноволосый, зеленоглазый. Такой, каким должен был стать Гарри Поттер.

Теперь Северус все сделал правильно. Он пропустил в закрывшееся сознание юноши радость, любовь. Не нужно было ломать кирпичные стены. Они просто стали вдруг не нужны и исчезли сами.

Все потемнело вокруг, и когда Северус вновь обрел способность видеть, он обнаружил себя сидящим в больничной палате. Рядом с ним на кровати лежал улыбающийся Поттер и крепко держал его за руку.

— Я никогда не забуду того, что вы сделала, профессор, — юноша вдруг резко посерьезнел и вскочил с кровати. — Но сейчас есть еще одна очень важная вещь, которую я должен сделать.

Северус вышел из палаты вслед за Гарри. Юноша почти бегом пронесся по коридору, безошибочно определив палату, в которой лежала Джинни. Не обращая внимания на врачей, пытающихся его остановить, Гарри вошел внутрь. Зельевар прошел следом, успевая замечать пораженные лица семейства Уизли.

— Отойдите, пожалуйста, и не мешайте мне. — Гарри подошел к кровати, на которой лежала изуродованная девушка.

Северус мягко удержал ринувшуюся было к дочери Молли.

— Не надо. Если кто-то и может ей помочь сейчас, то только он.

Окружающие не могли понять того, что делал Гарри. Но он и не думал о них. Ему не нужны были проводники магии, вроде волшебной палочки, его заклинания были намного точнее, чем те, что смогли создать врачи. Гарри знал, что он далек от всемогущества и никогда не смог бы оживить Джинни. Но ведь сейчас девушка была еще жива. Все сложнее становилась магическая сеть, пот проступил на лбу юноши, ноги его дрожали, но... Пропадали страшные раны, сменяясь тонкими шрамами, которые позднее исчезнут без следа, сращивались кости. И вот, наконец, девушка, зашевелилась и открыла глаза. Зельевар, с, казалось бы, несвойственной ему деликатностью, потихоньку вывел из палаты всех Уизли, оставив Гарри и Джинни вдвоем. Он не знал, о чем говорили влюбленные, но надеялся, что теперь у них все будет хорошо. Северус был убежден, что Джинни это заслужила. Да и Гарри... Профессор сильно удивился, когда увидел вдруг, как юноша вышел из палаты, молча постоял немного в коридоре, а потом аппарировал неизвестно куда.

Северус, вместе со всеми Уизли снова зашел в палату к Джинни. Девушка плакала, но на губах ее светилась счастливая улыбка.

Гарри только что обрел возможность снова жить. Путаница мыслей и чувств царила в его сердце. Он не знал, что ему делать с ними, он забыл, как это — "ЖИТЬ". Она знала, что Гарри вернется, как только снова обретет себя. Он обещал ей. Поэтому Джинни улыбалась. Она столько лет почти не надеялась, но продолжала любить его, теперь же она готова была подождать еще, зная, что он вернется к ней.

Гарри, чтобы разобраться в себе, потребовался почти год. Он поднимался высоко в горы, бродил по лесам севера и юга, спускался на дно океана, заново познавая этот прекрасный мир. И, проснувшись однажды утром, понял вдруг, что готов вернуться домой. Однако прежде нужно было еще кое-что сделать.

Гарри давно нашел, где скрывался от мира профессор Дамблдор. Юноша аппарировал на крыльцо его маленького домика на берегу океана и негромко постучал. Он давно простил старика за все совершенные им ошибки и не держал на него зла. Волдеморт был уничтожен. Мир царил в сердце Гарри Поттера, и он искренне желал того же Альбусу Дамблдору. Прощаясь через час с бывшим директором, юноша счастливо улыбался и, глядя в его зеленые глаза, так же улыбался Дамблдор.

И еще одно дело ждало юношу. Его тоже нужно было сделать до того, как он встретиться с Джинни. Гарри аппарировал в Хогвартс. Ну, конечно, даже летом Снейп не покидал надолго школу. Юноша постучал в дверь директорского кабинета.

— Войдите.

Гарри распахнул дверь. На лице профессора Снейпа появилось выражение крайнего удивления.

— Поттер?..

— Мне нужна ваша помощь профессор в одном крайне важном деле.

Северус только пожал плечами, выражая неохотное согласие. Однако через минуту, обнаружив, что Поттер притащил его на кладбище, профессор пожалел о своем решении. Но разве от Мальчика — Который — Выжил так легко отделаешься?

Гарри почти силком дотащил упирающего Снейпа до могилы своих родителей.

— Я должен сказать кое-что родителям, профессор. Я не знаю, услышит ли меня мама, но я хотел бы, чтобы вы обязательно услышали.

Убедившись, что зельевар не сбежит, Гарри опустился на землю. Осторожно стирая пыль с могильных камней, он тихо говорил:

— Здравствуй, мама. Здравствуй папа. Я не знаю, слышите ли вы меня. Но я очень хотел сказать вам, как сильно вас люблю. У меня скоро свадьба, и я думаю, вы порадовались бы за меня. Но, вас нет рядом. Я хотел сказать вам, что теперь в моей жизни есть человек, который, в какой-то степени, заменил мне вас. Если бы не он, я бы умер. Мама... Папа... Я знаю, что меня вы любили бы сильнее, чем злились на него. Я просто очень хотел, чтобы и вы, и он знали, что я очень сильно люблю вас, и, наверное, так же сильно люблю его.

Гарри оторвал взгляд от могил и посмотрел на Снейпа, потом встал.

— Что вы мне скажете, профессор?

Что он мог сказать? Он, кажется, вообще разучился разговаривать. Так и не сумев выдавить ни слова, Северус просто обнял юношу так, как отец мог бы обнять сына. Что будет дальше? Они этого не знали. Просто, они оба хотели попробовать быть счастливыми. Вновь обретя голос, зельевар попросил:

— Позволь мне побыть здесь одному.

Гарри кивнул. Уходя, он видел, как профессор опустился на землю возле могилы Лили, видел, как дрожали от рыданий его плечи. Но юноша знал, что эти слезы не причиняют Северусу новых страданий, наоборот, они забирают с собой его боль.

Джинни с удовольствием копалась в саду. Лето было просто чудесное. Девушка с ног до головы перевозилась в земле, и теперь с чувством глубокого удовлетворения оглядывала только что посаженные цветы.

— Они будут просто прекрасны, когда расцветут.

— Но даже самые лучшие из них никогда не сравнятся с тобой.

— Гарри!

Он обнял ее так сильно, что она едва могла дышать. Счастье ласковой волной укутало их обоих.

— Ты выйдешь за меня замуж?

Странно, цветы обычно не распускаются сразу после того, как их посадили. Но они такие красивые...

Эпилог.

Прошло два года. Джинни ушла из Хогвартса и работала теперь журналисткой. Она никогда не шла на подлость, чтобы добыть "горячий" материал, никогда никого не поливала грязью. Но, глядя на ее милую улыбку, люди готовы были рассказывать ей самые удивительные истории из своей жизни. Интервью, взятые Джинни Уизли, всегда были маленькой сенсацией, радующей и читателей, и героя публикации.

Гарри, после всего пережитого, категорически не желал больше ни с кем сражаться даже в роли аврора. Зато найти второго такого врача было бы очень сложной задачей.

Сегодня был удивительный день. Крестины их с Джинни первого сына: Джеймса. Надо было видеть лицо профессора Снейпа, когда ему сообщили, что он будет крестным отцом мальчика!

Сейчас, вечером, глядя на счастливые лица гостей, на свою лучшую в мире жену и самого замечательного сына, Гарри чувствовал, что последние следы, оставленные в его сердце Азкабаном, растворились без следа. Все это время ему было все еще немного неловко общаться с Роном и Гармионой, со всеми Уизли. Между ними словно стеной стояли былые боль и непонимание, и, чувствуя его состояние, друзья не навязывались ему. Но теперь прошлое осталось далеко позади. Гарри встал, все сидящие за праздничным столом, повернулись к нему, когда он поднял бокал, чтобы произнести тост:

— За тех, кого я люблю!

Они поняли его. Поняли, что он, наконец, отпустил пошлое и простил их. Тепло камина согревало счастливых людей за столом, а в колыбельке в тихой комнате спал маленький мальчик, которого так любили родители.

P.S. Кто бы мог подумать, что Биннзу так понравится идея семинарских занятий?!