Вторжение Тартара

— Но если эти штуки настолько сильны, что могут разрушить Вселенную — произнес Олег — почему тогда Морские Боги отдали их тебе?

Ниса задумалась.

— Может — наконец сказала она — богам тоже надоел этот мир?

После этого разговора Олегу было немного не по себе. Он полностью поддерживал Нису во всех ее начинаниях, но от сказанного ею веяло какой-то уж вовсе запредельной жутью. Жрица поспешила развеять произведенное ей тягостное впечатление. Она заметила, что даже расшифровка только одной таблички займет у нее много времени, а табличек здесь семь. К тому времени как она раскроет все секреты, Олегу может и самому захочется, чтобы этот мир был, наконец разрушен. "Кроме того — заметила жрица — Хаос это не конец, это только начало". Начало чего, правда, она не стала говорить, сказав, что очень скоро он и так поймет. Но все-таки, Олег немного успокоился.

Чтобы окончательно развеять все дурные мысли Олега, она разрешила ему немного поохотиться на обратном пути. Он прямо-таки воспарил духом, рыская над полями и лесами в поисках добычи. И искать долго не пришлось — уже у ближайшего курортного поселка он заметил какого-то пьяницу, последнего посетителя ночного бара. Бедняга не успел даже вскрикнуть — все моргал глазами, думая, что ему мерещится налетающая с неба зубастая пасть. На ходу расправляясь с пойманной добычей, Олег чувствовал, как у него поднимается настроение, как веселей бежит по жилам кровь. Жалко только, что жевать приходилось одной пастью, без помощи лап, Ниса запретила ему подобные акробатические упражнения в воздухе. Так что чуть ли не половину своего лакомства он растерял по дороге.

Подлетая к своему дому, они с удивлением увидели на его крыше какую-то человеческую фигурку — кто-то встречал их из дальнего похода. Олег уже хотел дыхнуть огнем, пока этот некто не успел закричать, но вовремя сдержался. Из дальнего похода своих напарников встречала Вика.

Приземлившись, Ниса бережно сняла со спины ящера таблички и окропила его зельем, произнеся слова заклинания. Почти сразу тело дракона начало обратную трансформацию.

— Я смотрю, время неплохо провели, — сказала Вика с ноткой обиды в голосе — Ниса, я может, тоже хочу вот так полетать.

— Дракон не твой образ — усмехнулась жрица — Но думаю, что я смогу тебе придумать что нибудь свое — такое симпатичное, нежное, с бархатной шерсткой. — Она игриво подмигнула девушке.

— Ниса, ты все о своем, — усмехнулась Вика — А с ним-то что?

Уже превращенный в человека Олег стоял на корточках и отчаянно блевал, его лицо было красным от натуги.

— Он забыл, что желудок у человека немного поменьше, чем у дракона — с усмешкой пояснила Ниса.

— Твою мать!!! — сумел, наконец, выдавить из себя Олег. — Хорошо, что я не смог съесть его целиком!

— Через три дня — Праздник урожая — сказала Анастасия Панчук, восседая во главе стола, за которым сидели журналисты "Вестей Кумана". Рабочая неделя только начиналась и редактор проводила обычную планерку — Кто пойдет туда?

— Давайте я!?— вырвалось у Вики.

— Ты?— с сомнением протянула Анастасия Михайловна — Ну, не знаю. Твои последние материалы, мне, если честно совсем не нравятся. А тут такое дело.

— Ну, пожалуйста — взмолилась Вика, чуть не плача — Я хорошо напишу, я всех там знаю. Надо же мне, наконец, исправляться.

— Это точно— с садистским удовольствием подчеркнула редактор — Но лучше бы, тебе начать с чего-нибудь попроще. Там ведь Андрей Васильевич не просто поздравлять будет хлеборобов — он же расскажет еще и о своей поездке в Голландию.

Вика сжала губы, с трудом удерживаясь от того, чтобы не расплакаться. Редактор в последнее время, стала к ней придираться просто невероятно, практически не поручая ей писать о губернаторе. Как назло, Плотников еще и отменил свою пресс-конференцию, перенеся ее на День урожая. В администрации его тоже было невозможно застать — губернатор постоянно выезжал, то на побережье, то в Москву. И что самое страшное, Ниса начинала злиться на нерасторопность своей наперсницы и любовницы. Олег, желая помочь Вике крутился у дома губернатора, но безуспешно, он только привлек внимание охраны и еле удрал. Оставалась одна надежда на Праздник Урожая, после этого губернатор уходил в отпуск, который он по слухам собирался проводить в Италии. И эта последняя ниточка рвалась, буквально на глазах.

— Анастасия Михайловна, ну пустите меня — опять сказала Вика.

— Да что с тобой?— удивленно произнесла редактор — Откуда вдруг в тебе такое рвение проснулось? Совесть что ли замучила?

— Давайте, лучше я схожу — подал голос Альберт Станиславович, обозреватель по экономике — Тема действительно сложная, а Вика молодая, зачем ей напрягаться. Пусть потренируется на чем-то другом, ничего страшного. Она молодая, еще научится. Скоро так писать будет, что мы у нее еще автографы будем просить.

Он отечески улыбнулся Вике, на что та ответила ему ненавидящим взглядом. Альберт Войшелов, высокий, седовласый, сохранивший, несмотря на свои пятьдесят лет великолепные зубы и стройную осанку, считался одним из лучших журналистов Южгорода. Заслуженный — перезаслуженный, он был в прекрасных отношениях с Анастасией Михайловной. Последняя относилась к нему с некоторым благоговением, а остальные журналисты — ненавидели. Альберт Станиславович относился к тому сорту людей, которые, которые способны лучезарно улыбаться человеку, а через полчаса сотворить какую-нибудь пакость. Вика же относилась к Войшелову с особой неприязнью, он был абсолютно равнодушен к ее женским чарам. Может, это был уже возраст, хотя злые языки говорили другое, перед тем как податься в журналистику, Альберт Станиславович в молодости несколько лет играл в Южгородском балете и ходили упорные слухи о его нетрадиционной ориентации.

— Правильно, сходите Альберт Станиславович, -подтвердила Анастасия Михайловна — Мне оно и спокойнее будет. А вы, Виктория не расстраивайтесь. У меня для вас тоже найдется свое задание — к первому сентября открывается Южгородский театр юного зрителя. Там должен быть заместитель директора краевого департамента культуры. Сходите и напишите, наконец, такой материал, чтобы мы все тут обрыдались от зависти.

— Как это тебя там не будет!?— Ниса разъяренно глянула на Вику — Ты что, думаешь, мое терпение можно испытывать до бесконечности?

Она развернулась и быстрыми шагами пересекла комнату из угла в угол, кипя от злости. Полы плаща Нисы развевались, словно вороньи крылья и мысли жрицы были такими же черными, как и ее кожаная одежда. Вот уже несколько дней, настроение у нее было самое паршивое. Радость от приобретения вожделенных дакийских табличек подувяла когда выяснилось, что расшифровка займет намного больше времени, чем ожидалось. Только сейчас она билась с начальными строчками первой таблички, едва -едва расшифровав несколько слов. Проблема была еще и в том, что она слабовато помнила объяснения того вавилонского жреца — попробуй сохрани это в памяти столько веков, да еще находясь в могиле. Демченко постоянно зависал на археологических сайтах, стараясь найти хоть какие-то переводы шумерской клинописи. Однако пока все это давало мало результатов. А ведь приходилось, еще и заниматься текущими делами, где, как выяснилось все тоже идет далеко не так гладко, как хотелось. Было от чего прийти в бешенство и более спокойному человеку, чем Ниса. Она остановилась у стены, подвинула к себе кресло и рухнула в него. Ее глаза недобро сузились, когда она посмотрела на съежившуюся от страха Вику.

— Ты вообще на что-нибудь пригодна?— шипящим голосом произнесла она — Я с тобой цацкаюсь уже месяц и до сих пор особого проку от тебя не было. Или ты думаешь, что я тебя держу только потому, что ты бесподобна в постели? Таких смазливых шлюшек я найду сколько угодно. Что с тобой сделать, чтобы ты поняла, если я что-то требую это должно исполнятся?!

Из горла Нисы вырвалось сдавленное рычание и Вика с ужасом увидела, как ее глаза пожелтели, а волосы на голове становились все длиннее и гуще. Журналистка уже достаточно хорошо знала, что это означает, поэтому в слезах рухнула на колени. Тут уж не до гордости — в ярости жрица могла сотворить с жертвой такое, о чем и подумать то страшно, не то, что испытать. Вика была виновата, и поэтому она ползала перед Нисой, вымаливая прощение и целуя ее черные сапоги. Ниса раздраженно дернула ногой.

— Пошла вон! — Вика развернулась и, не смея встать с колен, поспешила убраться — Стоять!— раздался сзади резкий отклик и острый каблук с силой опустился на ягодицы Вики, прижимая ее к полу. Журналистка замерла, боясь пошевелиться — Рассказывай! — приказала Ниса.

Та торопливо и сбивчиво стала рассказывать о сегодняшней планерке и о том, как, несмотря на все ее старания ей так и не удалось добиться для себя пропуска на этот чертов праздник. Ниса слушала, постепенно остывая. На счастье Вики, ее история нашла отклик в сердце жрицы — молодая поросль, которую давят завистливые "старшие товарищи", всячески ставя ей палки в колеса — все это было хорошо знакомо Нисе. Под конец, она уже и сама недоумевала — чего это она так взъелась на бедную девушку? Не иначе, переутомилась, да еще таблички эти треклятые. Дело-то пустяковое...

Короткая юбка Вики задралась и сквозь черные колготки просвечивала белая плоть. Эллинка чувствовала, как под каблуком перекатываются упругие полушария — ну, что же, пусть расплачивается теперь как обычно.

— Не реви, дура, — Ниса убрала ногу и легонько поддала носком сапога Вике под зад — Вставай.

Всхлипывая, девушка поднялась на ноги, искоса глянула на эллинку сквозь растрепанные волосы. Глаза у той уже обычные синие, на губах играет снисходительная улыбка.

— Подойди сюда, не бойся — сказала жрица. Вика робко повиновалась — Так, когда этот ваш праздник?

— В четверг — всхлипнула девушка.

— Через два дня — подсчитала Ниса — Ну, что же, за это время многое можно успеть. У тебя есть фотография или какая-нибудь вещь того человека, который пойдет вместо тебя?

— Есть, в газете, его недавно опять чем-то награждали — дернулась Вика — Она на столе лежит, я сейчас принесу.

— Не торопись — Ниса ловко ухватила девушку за талию и опрокинула себе на колени, целуя Вику в заплаканные глаза, нос, губы — Нам с тобой надо немного отдохнуть от работы.

Альберт Войшелов поднимался на лифте к собственной квартире. Его лицо раскраснелось, воротник его строго костюма был расстегнут — заслуженный журналист был слегка навеселе. После работы он заглянул в один ресторан, выпил там пару рюмок коньяка, особо впрочем, не увлекаясь — все-таки на улице довольно жарко. Вот послезавтра на празднике урожая, там можно и позволить себе расслабиться. Собственно для этого он туда и напросился, пора же и ему чем-нибудь себя вознаградить за труды праведные. А Вика пусть старается — молода еще.

Двери лифта со стуком открылись, и Альберт Станиславович шагнул вперед, нашаривая в кармане брюк ключи.

— Вечер добрый, Альберт Станиславович — раздался позади него молодой голос. Он развернулся и увидел Сашу, своего соседа по лестничной клетке. У его ног сидел на привязи огромный доберман.

— Привет, Саша — дружелюбно ответил бывший балерун, украдкой разглядывая мускулистую фигуру молодого парня — Альму выгуливаешь?

Он наклонился, чтобы почесать за ухом собаку, которую он, как и хозяина знал прекрасно. Собака исподлобья глянула на Войшелова, незаметно подобралась и внезапно прыгнула. Челюсти сомкнулись на шее Альберта Станиславовича и больше не разжимались, несмотря на все попытки Саши и выбежавших соседей оторвать взбесившегося добермана. Когда им все же удалось разжать зубы зверя, Войшелов уже не дышал.

— Мишань, ты не видел Плотникова?— выдохнула Вика, проталкиваясь через толпу.

Михаил Санников, обозреватель газеты "Южгородские новости" покачал взъерошенной головой.

— Не-а-а, сам только пришел. В этой толкучке вообще и президента можно прозевать, не то, что губернатора.

— Б...ть!— Вика затравленно оглянулась по сторонам. Вместе с Санниковым они стояли посреди стадиона на котором в этом году было решено проводить праздник урожая. На трибунах висели плакаты с какими-то квазисоветскими лозунгами, обрамленные снопами пшеницы. Играла музыка — тоже в основном совдеповская, о подвигах тружеников села. Все поле было заставлено столами на которых улыбающиеся колхозники выставили плоды своих трудов: караваи душистого хлеба, груды спелых фруктов и овощей, толстые связки домашних колбас и сосисок, шматы белого сала с тонкими красными прожилками. И конечно, вино в бутылках, чанах и бочках, молодое и хорошо выдержанное. Разливалось все это богатство за чисто символическую цену, поэтому возле столов постоянно кучковался народ. Желающих угоститься на халяву находилось предостаточно и бутыли пустели буквально на глазах. Сквозь распахнутые ворота на ипподром вливались все новые и новые толпы, разглядеть которых кого-то конкретного было бы крайне затруднительно. Впрочем, Вика особо и не пыталась — вряд ли Плотников снизойдет до простых смертных, где-нибудь найдут ему укромный уголок.

— Я слышал, что его может быть и вовсе сегодня не будет — бубнил у нее под ухом Миша — Пришлет, к примеру, Хачемукова, тот сам всю речь оттарабанит. Заур Аюбович Хачемуков, был одним из крупнейших "олигархов" края и, по совместительству, первым заместителем Плотникова. Обычно именно он подменял губернатора на тех мероприятиях, где тот отсутствовал.

— Ну его, этого Плотникова — продолжал Миша — Давай лучше выпьем.

С ближайшего стола он ухватил пластиковых стакана, попросил их наполнить и развернулся к Вике.

— На брудершафт — произнес он, широко улыбаясь. Но улыбка сразу поблекла , когда он увидел, что Вики нет рядом. Обиженно пожав плечами, он опрокинул себе в глотку сразу пол-стакана, скорчив при этом гримасу — вино было крепким.

Вика расталкивала локтями людей, оживленно перемещающихся от одного столика к другому, протискиваясь между чьих-то потных тел, слыша вслед чьи-то сальные шуточки и раздраженно огрызаясь в ответ. Она чуть не плакала от обиды и злости: вдруг губернатор действительно решит прислать вместо себя Хачемукова? А сам уже подлетает к итальянским пляжам? Тогда все напрасно — и смерть Войшелова тоже. Вика вспомнила, как их редактор сообщила им весть о гибели Альберта Станиславовича. На лице Анастасии Михайловныне было ни кровинки, глаза заплаканы, казалось, она вот-вот упадет в обморок. Впрочем, ее трудно было винить за такую реакцию — хотя Войшелова мало кто любил в редакции, известие о его ужасной смерти произвело на всех тяжкое впечатление. Особенно на Вику, ведь в гибели экономического обозревателя была косвенно виновата и она сама. Однако позволить себе такую роскошь, как оплакивать Альберта Станиславовича, забыв обо всех остальных вещах, она не могла, если она будет ужасаться каждому трупу, который будет оставлять на пути к своей цели Ниса, то ни на что другое у нее просто не останется времени. Тем более, что когда первый шок прошел, она поняла, что не так уж она и чувствует себя виноватой, в конце концов, она же не знала, что Ниса выберет столь радикальный способ решения проблемы.