Бойся своих желаний, они сбываются!

Правда, самого первого поверженного, с распоротым брюхом сначала приложил по голове подобранной палкой. И осторожничал не зря, он попытался дотянуться и ткнуть меня ножом в живот, но моя лапа с палкой оказались длиннее его руки с ножом. А с вырубленным пацаном "арбалетчиком" никаких проблем не возникло, лежал он тихо и смирно, с разбитым в хлам затылком. Но контрольное свертывание шеи я все равно сделал, для ровного счёта.

Потом я устало сел прямо около трупа и начал мотать головой, борясь с инстинктами кричащими "Сожри их! Это твоя добыча, а ты голодный!" А еще меня начал потряхивать адреналиновый отходняк, заболел бок, по которому меня отоварили во время драки. Да и просто слабость навалилась от голода. Надо было посидеть немного и придти в себя.

Пацана тоже колотило в истерике, но против моего ожидания он от меня не шарахнулся, а наоборот подошел и опустившись на колени обнял меня за шею прижимаясь и всхлипывая. Видно очень уж его достали эти "ныне покойные", раз он так привязался к тому зверю, которым теперь стал я. Ну а раз так — то этим надо воспользоваться. Да и сам пацан мне симпатичен, выражения лица "злобного, хитрого и сволочного беспризорника" у него не было, а таких я повидал.

Да и спас он меня, что душой кривить. Если бы не его удар дрыном по башке "арбалетчика", то вполне вероятен был шанс словить болт, и хорошо если в лапу. К тому же пришлось бы зигзагами удирать отсюда как насикпедаренный заяц, с голой жопой под ёлки. А теперь — у меня все барахло покойничков в трофеях и потенциальный друг, которому можно подставить спину не опасаясь.

Пока все эти мысли бродили в моей голове, адреналин спал, инстинкты притихли, да и сам я успокоился. И тут сыграл некоторую роль и пацан. Он ведь не просто обнимал меня за шею, всхлипывая. Он еще и гладит меня по голове и шее, плечам, почесывал за ушами — и моему телу это нравилось. Успокаивало меня это незаметно, и сам пацан успокоился. Когда я понял это, еще меня и развеселило. Вот же ситуация — никогда не думал, что окажусь в роли кота которому нравится как его чешут за ушами. Шутка юмора, блин!

Но сейчас нельзя было рассиживаться и придаваться самокопаниям. У нас тут в наличии четыре трупа, так что если кто забредет и увидит этот натюрморт — не отмоемся. А значит, отрываем жопы от грунта и начинаем наводить порядок. Что я и проделал, мягко отстранил пацана и начала обыскивать трупы на предмет кошельков, оружия, украшений и других материальных ценностей.

Пацан за моими манипуляциями наблюдал с огромным удивлением, но когда я изобразил пантомиму "закопаем их", то понял. И вытащил из фургона лопату. В две лапы и две руки трупы были утащены с глаз долой в лес метров на сто. А потом, срезав дёрн в двух местах начали по очереди копать яму. Причем земля ссыпалась не абы куда, а на второе место, откуда был снят дёрн.

Я был довольно слаб, пацан тоже не силач, так что с ямой для трупов мы особо не усердствовали. Выкопали яму достаточного размера, чтобы поместилось четыре трупа, быстренько из прикопали, затрамбовали землю и уложили дёрн назад. Получилось достаточно неплохо, если прицельно не искать то и не заметно. Конечно, можно было закопать и лучше, но не с нашими хилыми силами.

Вернулись мы в наш лагерь уже под вечер, солнце ощутимо клонилось к закату. Хотелось жрать зверский, а нажравшись завалиться спать. Но я жестами смог попросить показать пацана, где он брал воду. Он и отвёл меня к ручью протекающему совсем рядом с лагерем в небольшом овражке. Где я к его удивлению стал мыться, смывая многолетнюю грязь.

Вода была холодной, шерсть намокшая тоже удовольствия не доставляла, инстинкты пытались сказать "Да нафиг тебе это не надо!" Но я все-таки вымылся, жалея, что нет куска мыла, хотя бы хозяйственного. Помывка дала свой результат — по крайней мере от меня больше не воняло, и большую часть колтунов в шерсти я смог "расчесать". От этого сама шерсть стала красивее.

Пацан все это время сидел на берегу и с интересом наблюдал за моими манипуляциями, иногда посмеивался, когда я взрыкивал раздраженно в процессе помывки. Я тоже в долгу не остался, встал рядом с ним и отряхнулся устроив ему холодный душ. Чем вызвал возмущённый вопль, на который подмигнул фыркнув весело и встав на задние лапы направился к лагерю.

Шагая к лагерю и поеживаясь от прохлады я смог наконец задуматься опять о себе теперешнем. Раньше на это просто не было особо времени, надо было "трясти, а не думать" как в том анекдоте. А сейчас можно было уже и подумать достаточно спокойно. Например, о том, что я могу достаточно шустро бегать на четырёх лапах, и в то же время хождение на двух не доставляет особого дискомфорта. Причем, судя по всему, я больше приспособлен ходить именно на двух.

Или о том, что у меня что-то со зрением, какая-то странность с цветопередачей. Кровь, которая по идее должна была быть красной — для меня выглядела черной. И все небо светилось ровным фосфоресцирующим светом, а солнце, или как там называли звезду этой планеты — по ощущениям было менее ярким, чем земное. Или о том, что оттенков синего и зеленого я теперь мог различать намного больше чем раньше.

Но размышлять об отвлеченных материях дальше не получилось, я дошел до лагеря, меня наконец догнал улыбающийся и мокрый пацан. Да и желудок напомнил что надо бы все-таки пожрать! Пришлось объяснить жестами, что пора 'Ням-ням!' Пацан был сугубо 'За' и мы начали шмонать фургоны на предмет чего бы пожрать. Нашелся овёс в мешке, немного гречки, вяленое мясо, немного соли, пол мешка сухарей, бурдюки с какой-то бормотухой которую я не решился пробовать.

Пацану жестами была поставлена задача соорудить костёр, а я занялся кашевареньем. Для чего пришлось сначала долго и упорно чистить котелок песком с водой в ручье сначала внутри, а потом и снаружи. Ложки, ножи, деревянные миски, в том числе и моя старая которую я забрал из клетки, тоже подверглись чистке песком. Зато теперь медный котелок заблестел почти как новый, а миски были самыми чистыми за всю свою историю.

Когда я вернулся от ручья с водой в чистом котелке, костёр уже опять горел, а пацан с нетерпением ждал меня. Осталось только повесить котелок над огнём и дождаться пока вода закипит, засыпать овёс и порезать кусок вяленого мяса, которое тоже отправилось в котелок. Дальше осталось только помешивать варево и ждать когда каша с мясом сварится.

Каша наконец сварилась, правда и солнце, как я по привычке думал про местное светило, уже закатывалось за горизонт. И я окончательно убедился, что со зрением у меня творится что-то странное. Свет от костра и закатного солнца субъективно был более тусклым, чем казалось раньше. Еще один факт о моём новом теле отложенный в память. Надо будет позднее обязательно собраться и систематизировать информацию, чтобы понять, что я за чудо-юдо такое.

С этими мыслями я и разложил порции каши с мясом по деревянным мискам, себе и пацану, и вручил ему его порцию вместе с чистой ложкой. После этого мы сосредоточились на еде, пустое брюхо требовало его набить, но я сдерживался и ел не торопясь, чтобы не обжечься горячим варевом.

И тщательно прожевывал все, мое новое тело наверняка тоже всеядное как и человеческое, но мои то новые предки определённо были хищниками. Так что, если не пережевать тщательно кашу — как бы не вылезли проблемы с её перевариванием. Потому пацан уже давно стрескал свою порцию и с улыбкой любовался огнём, когда я наконец доел содержимое своей миски.

После еды стало клонить в сон, старая усталость и истощение давали о себе знать, но я волевым усилием заставил себя встать и обойти лагерь. Конечно, по уму стоило бы помыть посуду, но на это сил не было, да и в темноте с моими особенностями зрения идти к ручью было глупо. Даже света костра мне было маловато, а уж в полной темноте ломится через лес считая лбом деревья, не дело.

Результатом моего обхода лагеря стал арбалет, из которого меня пытались подстрелить днём и колчан с болтами к нему. Арбалет был, конечно, не "супер-хайтеком" конца двадцатого века, с композитной дугой, блочной системой, кареткой и рычагом взвода. Плечи — деревянная рессора, приклада не было в привычном мне понимании, вместо него была деревянная "палка" зажимаемая под мышкой. Не было и рычага быстрого взвода — так называемой "козьей ноги", арбалет был со стременем и натягивался руками, спусковой механизм с "орехом".

Тетива же этого чуда оружейной мысли была плетеной из каких-то нитей, я так и не понял на ощупь, что это такое. Но точно не стальная струна и не знакомая мне синтетика. Может паутина какого местного гигантского паука, а может аналога шелкопряда. Или какое-то растительное волокно. Ничего, выучу язык, узнаю.

В общем, арбалет мне глянулся и лег в лапу, да и был более привычным оружием, чем местные колюще-режущие братья-близнецы земных мечей и сабель. Которыми я пользоваться не умел совершенно, в отличии от стрелкового оружия и в некоторой мере ножа. Только вот арбалету нормальную ложу с прикладом вырезать, нормальный замок со спусковым механизмом и насчёт прицельных приспособлений подумать.

С этими мыслями я и занялся арбалетными болтами. А вот они меня удивили немного. Вместо ожидаемых кованных болтов, или легких деревянным с маленькими железными наконечниками, или просто стрел обнаружилось нечто более интересное. Судя по всему деревянное древко, видно пропитанное чем-то и ставшее от этого тяжелым и очень твёрдым. Тяжелый трёхгранный кованный наконечник длиной почти в четверть болта. И такое же оперение с тремя плоскостями, вклеенное в пазы на черенке болта под углами в сто двадцать градусов друг к другу, из какого-то прочного пера почти не мнущегося.

Болты арбалетные мне понравились, очень грамотно и умно сделанные для данного технологического уровня, и данного конкретного образца арбалета. Пока я возился с арбалетом, пацан придремал и теперь откровенно клевал носом. Да и меня тоже сильно клонило в сон. Конечно, дел по лагерю была масса, да и меры предосторожности кое-какие было бы не лишним принять. Но у меня просто не было сил на все это.

На земле спать не стоило ни мне, ни пацану, так что пришлось заглянуть в ближайший фургон. Света от костра хватило найти и расстелить на его дне одеяло. Промелькнула брезгливая мысль, про застарелую грязь и насекомых, но было не до жиру и уже откровенно слипались глаза. Потому брезгливость была задавлена на корню, но мысль устроить в последствии глобальную стирку и санитарную обработку всего барахла осталась.

С этими мыслями я растолкал пацана и сонного довел до фургона, а потом запихнул внутрь и помог улечься на одеяло. Сам тоже забрался следом сам и улегся на вторую половину одеяла вытягиваясь. Мой мех конечно был теплым, но лучше спать на досках на одеяле, чем на сырой и холодной земле будучи даже пушистым как я нынче.

Расслабился я и прикрыл глаза, правда беспокоило меня сильно то, что никто не стоя на посту. Подумалось, что как бы хорошо было иметь ящик гранат и бухту толстой лески, заплести бы периметр лагеря растяжками. Вот бы был отличный сюрприз всякой сволочи, желающей покусится на мою жизнь и новоприобретённое имущество. Хотя, конечно, откуда в средневековье гранаты, тут бы хоть колокольчиков на шнурах развесить, хотя бы предупредили как сигналка на периметре.

И уже почти засыпая я ощутил, как пацан во сне прижался к моему пушистому боку греясь. Это меня развеселило, никогда я не ожидал, что однажды могу исполнить роль пушистой живой грелки. Последней осознанной мыслью на сегодня было завтра обязательно поискать колокольчики и шнуры в трофейном имуществе. Потом я наконец заснул крепко и спокойно.

* * *

*

"Парадокс(*1)" — нарезная насадка-удлинитель ствола для охотничьего гладкоствольного оружия, позволяет более точно стрелять калиберными пулями, которые проходя по нарезам насадки получают стабилизацию вращением. "Парадокс" бывает коротким — 5-7 сантиметров и длинным — 14-15 сантиметров.

"Балаклава(*2)" — длинная черная вязаная шапочка с дырками для глаз и рта, в которых ОМОН устраивает "Маски-шоу".

Глава 2. День второй.

Спалось мне спокойно и снов своих я не запомнил, правда посреди ночи несколько раз просыпался и чутко прислушивался. Видно моя хищная часть подсознания и более острый слух улавливали какие-то шумы, которые классифицировали как возможную потенциальную угрозу. Но к нашей удаче никто ночью на нас и наше имущество не покушался.

Что не могло меня не радовать. Сейчас из меня боец был никакой, да и арбалет до проведения доработок был фактический оружием одного выстрела, выстрелил — беги. С этими мыслями я потянулся и поднявшись выбрался из фургона, спрыгнул на землю и с наслаждением потянулся зевая во всю свою клыкастую пасть. Правда, под конец зевка стал опасаться, что так и челюсть вывихнуть могу, но обошлось.

Судя по положению солнца над горизонтом рассвет, был совсем недавно, трава была покрыта утренней росой, и было достаточно прохладно. Впрочем, меня холод не беспокоил, преимущество мохнатая шкура все-таки некоторые давала. Полюбовавшись видами, я вернулся к прозе жизни, потому как захотелось того, чего обычно хочется при хорошем и регулярном питании.

Сходив до кустов и сделав свои дела я заодно убедился, что строение органов размножения у меня не кошачье, а скорее собачье. Что подтверждало мою мысль о только внешней схожести моей мохнатой тушки с представителями кошачьей породы. И появилась мысль, что если я реши на людях вести себя как разумное и прямоходящее существо, то без одежды вписывающейся в человеческие правила приличия мне не обойтись.

На первом этапе вживания в обстановку при посторонних свою разумность и умение ходить на задних лапах лучше не показывать. Мало ли какие религиозные заскоки у местного населения. Особенно если вдруг окажется, что они страдают "Христозом головного мозга", или его производной в виде Ислама. Тогда воплей "Демон! Демон! Убейте его!" избежать будет очень трудно. Христианство — самая агрессивная, лживая и нетерпимая к другим религия из всех, что я знал.

С этими мыслями я сходил к ручью и умылся холодной водой, помыл лапы и отряхнувшись направился назад в лагерь. Где встретил зевающего пацана, направляющегося к кустам с вполне понятной целью. Что меня немного повеселило, но не помешало начать делать физкультурные упражнения. Эта утренняя зарядка была способом исследовать возможности моего тела и приспособиться к нему, овладев всем его потенциалом до конца. Требовалось согласовать свои старые условные и безусловные рефлексы доставшиеся с новым телом.

Так что вернувшийся из кустов пацан некоторое время с интересом наблюдал за моими упражнениями, а потом начал повторять за мной. Пришлось прерваться и помогать ему научится делать упражнения правильно. А еще в процессе живого и непосредственного общения я начал изучать язык, пацан комментировал действия и предметы, назвался — его звали Легран.

Я с некоторым усилием смог из себя выдавить по русский немудрёное прозвище — Саблезубый. Мой речевой аппарат не был приспособлен к человеческой речи, но оказался достаточно развитым для сложной языковой коммуникации. Хотя по особенностям произношения можно было понять, что речь моего нового вида с большим количеством рычащих, шипящих, воющих и фыркающих звуков. Они произносились легче всего.