Этот прекрасный свободный мир... Часть 3(2)

Юлия Р. Белова

ЭТОТ ПРЕКРАСНЫЙ СВОБОДНЫЙ МИР...

(антиутопия)

Часть третья (2)

Глава 71

На Арену Элис отправилась, как только алиена покойного мужа разместили в гостевых апартаментах ее виллы, и она смогла передать рекламщику материалы на Роберта. Не ту выжимку, которой она потрясала перед Лонгвудом, а пять пухлых томов документов, которые ей удалось собрать благодаря сенаторскому коду или же вытянуть из того же Лонгвуда, и почти полностью забитую флэш-карту с видеоматериалами. Элис понимала, что досье оставалось неполным, и все же для разработки рекламной компании в пользу Роберта его должно было хватить. Конечно, можно было вторично обратиться к директору Службы адаптации, но сенатор помнила его интерес и потому опасалась, что за новую информацию придется расплачиваться обязательствами, которые свяжут ее по рукам и ногам. А еще Элис обнаружила рассылки Арены с рекламой плакатов, открыток и календарей и немедленно заказала два комплекта печатной продукции всего, где присутствовал Роберт — один для себя, второй для работы Джейсона.

Покончив с делами и сообщив Фрэнку, что о его проказах они поговорят несколько позже, Элис спешно покинула виллу, попросив шофера ехать как можно быстрей. А когда через полчаса поездки перед ней возникла громада Арены, сенатор ощутила, что сердце заколотилось в груди с такой силой, как это случается только в юности.

Не дожидаясь пока водитель откроет дверцу, Элис выскочила из машины, стремительно пересекла парковку, почти не задерживаясь, миновала проходную и быстрым шагом направилась к комнате Роберта. В тот жуткий день, когда Кавендиш показывал ей дорогу, она запомнила каждый поворот так отчетливо, что могла бы пройти весь путь с завязанными глазами. Элис торопливо преодолела несколько переходов, отмахнулась от попыток свободного Тернера заговорить и, забыв даже постучать, почти вбежала в комнату Роберта. И сразу же в смущении остановилась.

Роберт был не совсем одет. Он стоял в центре комнаты в одной набедренной повязке и держал в руках синюю рубашку, но, заметив Элис, не глядя, отбросил одежду, молча шагнул вперед и так же молча притянул Элис к себе. Сенатор вздохнула и закрыла глаза.

Когда объятия Роберта слегка ослабли, Элис подняла голову:

— Тернер не сказал тебе?.. — начала она.

— Сказал, — молодой человек посмотрел на гостью и бережно провел рукой по ее волосам. — Но до этого я вспомнил, как ты гоняешь на автомобиле, пилотируешь скоростную тарелку, прыгаешь с трамплина и вообще любишь экстрим. Да от одних этих воспоминаний можно было поседеть...

— Кто бы говорил, — прошептала сенатор.

— Пообещай, что будешь осторожней, — попросил Роберт, делая вид, будто не слышит возражений. — И оставь эти прыжки, полеты и гонки другим... Соревноваться должны водители скорой помощи, парамедики и сиделки, а от того, что сенатор установит рекорд, обществу будет ни жарко, ни холодно.

Элис вновь покраснела и, чтобы скрыть смущение, спрятала лицо на груди Роберта.

— А что пообещаешь ты? — наконец-то спросила она.

Боец задумался.

— Давай сядем и обсудим эту проблему, — уже почти шутливо предложил он. — Только сначала я оденусь, хорошо?

Он оглянулся в поисках рубашки, и тогда Элис увидела:

— Как они могли!..

Роберт перехватил ее почти у двери.

— Я им покажу! Кавендиш обещал...

— Элис, опомнись, — попаданец вновь заключил молодую женщину в объятия, не позволяя высвободиться и почти унося от двери. — Все-все, успокойся, ничего страшного, — мягко проговорил он, уговаривая и утешая одновременно. — Так как — тебя можно отпускать?

— Не отпускай, — неожиданно для себя попросила Элис и постаралась проглотить слезы ярости. — Кавендиш ведь обещал...

— Ну, что такого он мог обещать — внимание? — пожал плечами Роберт. — Так это обещание он выполняет, — проговорил боец, усаживая Элис за стол так, чтобы тот не позволил ей вскочить. Затем все же подхватил рубашку и торопливо напялил, пока молодая женщина не пришла в себя. — Фотосессии, рекламные ролики, календари, деньги... — перечислял Роберт, одновременно подпоясываясь и укладывая на рубашке складки. — Посмотри, у меня волосы еще не отросли, а все это уже есть. Другие же бойцы ждут славы месяцами. Да и тренируют меня больше, и противников подбирают не самых страшных, — как бы между делом добавил боец.

— Потому что Арене это выгодно! — парировала сенатор.

— Выгодно, не спорю, — согласился Роберт. — Но ведь выгоду можно получить и более простым способом и не таким затратным. А это, — он небрежно указал большим пальцем за плечо, — обычные дисциплинарные меры. Все же я действительно нарушил правила и кое-кому дал по физиономии.

— Ты?! — недоверчиво переспросила сенатор. — Ты же не любишь...

— Не люблю, — подтвердил Роберт. — Но мало ли что я не люблю. Элис, — с безграничным терпением продолжил объяснения боец: — Арена — это мужское сообщество, к тому же не самое здоровое, и некоторые вещи тут приходится объяснять кулаками, иначе они просто не доходят до скудных мозгов. Это для меня кулак не является доказательством, а вот для остальных — вполне убедительное.

Роберт помолчал, внимательно наблюдая за молодой женщиной. Судя по всему, он не убедил ее, но все же она внимательно слушала и не торопилась возражать.

— Но и платить за это тоже приходится, потому что других взысканий здесь просто нет. Тебе придется смириться, — ласково добавил Роберт. — Поверь, это все равно лучше того, что ждало меня за пределами Арены...

— Закон о репродукции, — горько произнесла сенатор.

— В том числе, — подтвердил Роберт.

Элис Дженкинс решительно подняла голову:

— Я обращусь к консулам.

Роберт нахмурился:

— Об этом мы уже говорили. Я не хочу, чтобы твое имя трепали все, кому не лень.

— Да с чего они будут трепать? — заспорила Элис.

— С того, что это единственный способ предотвратить политический кризис, — отрезал Роберт. — Нет-нет, пожалуйста, не спорь, — проговорил попаданец, видя, что Элис готова привести сотню доводов, собирается отстаивать свое право на сражение и вполне способна перевернуть небо и землю в битве за его свободу. — Дело не в моих предрассудках, а в оценке ситуации. Сюда меня отправил консул, и я постарался дать ему все основания для этого шага. Так с чего ему менять решение? — рассудительно проговорил Роберт. — Брат у него один, и его безопасность для консула не пустой звук, — напомнил боец. — А другие консулы не пойдут против него, иначе как они в дальнейшем смогут вместе работать? Это будет концом правительства.

— Но я могу внести частный билль, — не сдавалась сенатор. — И меня поддержат!

Попаданец утомленно вытер со лба пот.

— А вот это будет уже полноценный политический кризис, — заметил он. — Консулы против, а сенатор Дженкинс поднимает бунт... Нет, Элис, даже в обществе с большим опытом общественных и политических действий стоит двадцать раз подумать, прежде чем начинать войну, а уж здесь... — Роберт развел руками. — Я, конечно, не специалист в политических науках, но здесь и так все на поверхности. Когда в обществе нет опыта политического противодействия, слишком легко поддаться искушению и перевести все в сферу личных отношений. Вылезет пара-тройка психологов, сделают глубокомысленное заявление о "гендерном кризисе" и все — тебя заклюют! Но я не желаю покупать благополучие такой ценой.

Элис упрямо молчала, обдумывая возражения. Потом подняла голову и очень просто сказала:

— Я не хочу, чтобы тебя... — у нее перехватило горло.

Роберт обнял молодую женщину и заговорил тихо и убедительно:

— Здесь не работают чудовища, правда-правда. И они на себе испытывают все то, что применяют к бойцам.

Элис ткнулась лбом Роберту в плечо, вновь глотая слезы.

— И мечтателей, которые в порыве возвышенности способны совершать ужасные вещи, здесь тоже нет, — продолжал уговаривать Роберт. — Так что в этом плане мне ничего не грозит. Здесь работают нормальные люди. А вот опекуны бывают разные...

Элис Дженкинс вспомнила, что она сенатор, и подняла голову.

— Да, — проговорил Роберт в ответ на невысказанный вопрос. — Твоя помощь и правда нужна, но не мне. У меня-то время есть, а вот кое у кого оно на исходе, так что помощь будет кстати — твоя, Макфарлена, Данкана, — подчеркнул попаданец. — Думаю, старейший сенатор что-то да значит и от него не так легко отмахнуться. Тут можно будет обращаться к консулам или вносить частный билль — это не спровоцирует никакого кризиса, а только вызовет общественную поддержку. Кое-что я для этого уже сделал. И потому мы с тобой сейчас соберемся и пойдем в гости.

Элис изумленно раскрыла глаза. Ей вдруг показалось, будто она не поспевает за мыслями Роберта.

— Но... подожди, какие тут могут быть гости, если тебя не выпускают с Арены? — в недоумении вопросила она.

— А мы пойдем в гости на Арене, — бодро ответил Роберт. — Вот... вот к этому человеку, — Роберт порылся на столе, и Элис только сейчас заметила, что он завален яркими снимками. Роберт ловко извлек один из них и продемонстрировал молодой женщине. Она узнала изображение с рекламного щита — какой-то парень нюхает цветок, а над ним Роберт с крыльями.

— Я видела этот плакат, — с некоторым удивлением сообщила она. — Он украшает чуть ли не все дороги, даже чаще, чем поздравления с Рождеством.

Роберт довольно кивнул:

— То, что надо, — улыбнулся он и даже стукнул костяшками по ладони. — Тернер говорил, что плакаты уже в деле, но все равно приятно в этом убедиться, — заметил боец. — Ты можешь спокойно просить за Волка, и тебя никто не посмеет ни в чем обвинить, скорее, еще присоединятся к твоим просьбам. Уверен, решать проблему Волка скоро станет здешним флэшмобом.

Элис слушала, как Роберт рассказывал о бойце, о его цветах и проблемах с речью, о двухлетних насмешках, о срыве и отправке на Арену, и чем больше он говорил, тем лучше понимала, что привлекло ее к Роберту еще тогда, когда она не была знакома с ним лично. Он не зацикливался на своих проблемах, хотя у кого их было больше, чем у него? Он думал о других, заботился о них, и это притягивало к нему сильнее, чем физическая привлекательность.

— ...и я посоветовал Волку вести в его блоге рассказ о цветах. Это сработало. За какую-то неделю количество подписчиков у него выросло в девять раз, — продолжал Роберт. — И это все довольно активные люди. Вот увидишь, скоро они начнут забрасывать своих сенаторов письмами с просьбами разобраться в деле Волка.

А еще он не зацикливается на идее вечной проблемонеразрешимости, думала Элис. Он видит проблему и не отмахивается от нее, а обдумав, сразу же начинает действовать. И, что характерно, действует на редкость эффективно.

Роберт закончил речь, и Элис вдруг поняла, что пялится на него, как девчонка-подросток на героя-первопроходца. Смутилась, но Роберт улыбнулся, и от этой улыбки ей стало уютно и тепло.

— Но прежде чем мы пойдем, — вновь заговорил Роберт, — я хочу тебе кое-что подарить.

Он снял с полки небольшую коробочку, похожую на те, в которых хранят ювелирные украшения, и протянул Элис. Она почти робко открыла ее и в изумлении подняла взгляд на Роберта:

— Но как?!.

— Здесь есть мастерские, в том числе ювелирные, — пояснил он. — А уж сделать брошь по эскизу — для мастера это не проблема. Тебе помочь?

Элис кивнула. Конечно, она могла прикрепить брошь и сама, но почему-то ей было приятно, что это делал Роберт. Словно этим простым действием он безмолвно сказал ей что-то очень важное. А потом было зеркало, и стоять перед ним вдвоем тоже было хорошо. Элис чувствовала себя первооткрывателем, словно за все годы жизни впервые поняла, ради чего живет. Роберт улыбнулся ей через зеркало, и тогда она вспомнила, что тоже припасла подарок — коммуникатор.

— Мне еще не положено, — с улыбкой сообщил Роберт и сразу же добавил, заметив ее встревоженный взгляд: — но отказываться от такого подарка я не буду. Только давай мы его спрячем. На всякий случай, — добродушно пояснил он. — Комендантский час у меня теперь начинается в половине девятого — в это время можно будет смело звонить.

А потом они рука об руку отправились в гости, и это был один из самых удивительных визитов в жизни Элис. Роберт опять оказался прав — никакие рассказы не могли сравниться с личными впечатлениями. Сенатор с восторгом рассматривала цветник Волка и думала, что опекуну, своим бездействием доведшего такого специалиста до Арены, нельзя доверить не то, что человека, но даже кошку!

— А вы можете выполнить заказ? — поинтересовалась Элис, а когда Волк, просияв, кивнул, пояснила: — Мой воспитанник учится в питомнике Оллфорд, и мне хотелось бы сделать школе подарок.

— Я с удовольствием... только скажите... самый лучший, — заторопился сияющий от счастья Волк.

— Да и я бы не отказалась от такого, — добавила Элис. — Но сначала, конечно, школа.

— И в блоге об этом стоит написать, — между делом посоветовал Волку Роберт. — Возможно, у тебя появятся и другие заказчики...

Элис одобрительно кивнула и подумала, что Роберт начал замечательную кампанию — продуманную и на редкость изобретательную, и при этом он даже не специалист в области рекламы. Что же тогда устроит Джейсон? — задумалась она. Впервые за последние недели она признала, что идея Роберта отправиться на Арену была вовсе не так безумна, как казалось прежде.

Когда вдоволь налюбовавшись на цветы и условившись, что сразу же после нового года она официально заключит договор с Ареной, Элис с Робертом шли по коридору, сенатор не удержалась и высказала мысль, которая не давала ей покоя с момента знакомства с Волком.

— Этого опекуна вообще следовало бы лишить прав опеки!

— Было бы неплохо, — согласился Роберт. — Только ведь дело не только в нем.

Он немного помолчал. Вздохнул.

— Я не отрицаю, здесь достаточно психопатов и убийц, один Акула чего стоил, — вполголоса заговорил боец. — Но уж больно легко сюда можно спихнуть человека. Дайсон спасал детей — и в результате оказался здесь. Волка попросту задразнили. С Соколом тоже что-то нечисто, да и с тем парнишкой, которого убил Акула, — сокрушенно покачал головой Роберт. — По-моему, пора менять закон, — объявил он. — Нельзя решать такие вещи единолично. Да и опекун должен нести ответственность за случившееся. А то интересно получается, — проговорил Роберт и в его тоне впервые проскользнула злость: — сначала ничего не замечал, потом одному вызвал Санитарную службу, а другого спихнул сюда — и живет спокойно, ему даже пальчиком никто не погрозил. Не самый лучший пример для общества, это даже если не вспоминать о поломанных человеческих жизнях...

Элис кивнула. Роберт в очередной раз был прав. Дело Волка тянуло за собой целый пакет будущих законопроектов. Создание специальных комиссий для рассмотрения дел питомцев по существу. Ответственность опекуна за эксцессы с его подопечными. Да и само право частников на опеку высококвалифицированных специалистов тоже требовалось регламентировать. Если бы парня не забрали из большого питомника Кэмбриджа, размышляла Элис, ничего бы не случилось!

Они уже попрощались, когда у Элис возникло смутное ощущение, будто они с Робертом что-то упустили. Вроде бы все было хорошо продумано — реклама, заказы, частный билль и пакет законов "питомца В" — но Элис казалось, будто чего-то во всем этом не достает. Она не могла понять, касалось ли это Волка или самого Роберта, но инстинкт вопил, что они упустили нечто важное. Элис пару минут задумчиво сидела в машине, а потом дала распоряжение водителю. Слава Богу, ей было с кем посоветоваться, и она не собиралась откладывать эту возможность на потом.

* * *

Профессор Макфарлен молча выслушал Элис, а когда она замолчала, проговорил:

— Если бы тогда я был в столице...

— Но вы же не могли, — возразила сенатор. В глубине души она тоже была уверена, что присутствие Дуайта Макфарлена могло бы изменить все, но что проку было вздыхать о несбывшемся? — Как здоровье вашего сына? — спросила она, чтобы отвлечь профессора от бессмысленных сожалений.

— Уже лучше, — онколог задумчиво перевернул листок ежегодника. — Думаю, скоро мы сможем транспортировать его сюда — поближе к дому. Конечно, восстановление займет много времени, все же зверь основательно его потрепал, но ходить он сможет, а со временем, надеюсь, даже вернется к активному образу жизни.

Сенатор-профессор повернулся к окну и с минуту рассматривал открывавшийся за окном вид.

— Наверное, надо сказать "спасибо", что это был Дональд, а не какой-нибудь ребенок, — негромко проговорил он. — У ребенка не было бы шансов. А так можно считать, что все обошлось. Все вспомнили, что лес это не парк, восстановили ловушки, заново включили системы отпугивания животных, расчистили подступы к дорогам, возобновили курсы по оказанию первой помощи... — перечислял сенатор. — Что ж, лучше поздно, чем никогда. Мои мальчики всегда умели встряхнуть мир, этого не отнять — все семеро. Ну, да, — ответил он на вопросительный взгляд Элис, — Роберт для меня тоже сын, так уж получилось. И, конечно, я хочу, чтобы он, наконец, пришел домой. Мы все его ждем...

Макфарлен ненадолго задумался.

— Но вот скажите, — поинтересовался, наконец, он, — вы уверены, что на Арену Роберта отправил именно консул?

— Он сам об этом говорил, — ответила Элис.

— Это ничего не значит, — по губам профессора скользнула мимолетная улыбка. — Он мог покрывать брата.

— Но Роберт тоже говорит, что это был консул, — возразила молодая женщина. — Он сказал, что спровоцировал его, чтобы не участвовать в той программе.

Макфарлен покачал головой и проворчал что-то невнятное, а затем его взгляд стал привычно строгим и сосредоточенным:

— А теперь постарайтесь дословно пересказать мне свою беседу с консулом, — распорядился он. — В рассуждениях Роберта много верного, признаю, но мне тоже кажется, вы с ним что-то упустили. Давайте выясним, что именно, и внесем коррективы в наши планы.

В следующие полчаса Элис сполна поняла, что испытывали ученики профессора при обсуждении с ним своих научных трудов. Сначала Макфарлен выслушал ее рассказ, затем принялся задавать уточняющие вопросы. С подобной въедливостью и точностью формулировок она не сталкивалась даже в те далекие времена, когда постигала науки в доме первого мужа. Возможно, профессор и не был таким специалистом в общественных и политических науках, как ее покойный супруг, зато его жизненный опыт во многом превосходил опыт Дженкинса. Он обращал внимания на детали, о которых Элис прежде не задумывалась, задавал вопросы, которые временами ставили ее в тупик. Казалось, от его внимания не могла ускользнуть ни одна мелочь, даже самая незначительная, а когда Элис начала выдыхаться, он счел, что знает о случившемся уже все и ободряюще улыбнулся:

— Итак, можно с уверенностью сказать, что консул все же понял, что перед ним был разыгран спектакль, — заключил он. — А все рассуждения о Джекиле и Хайде это не более, чем попытка красиво объяснить ситуация. Вот именно это вы с Робертом и упустили.

— Вы полагаете, консул может пересмотреть свое решение? — сразу же ухватилась за его слова Элис.

— Увы, нет, — с сожалением возразил Макфарлен. — Консул Томпсон не похож на человека, который сожалеет о своих решениях, да и вряд ли он испытывает симпатию к тому, кто так жестоко над ним... хм... подшутил, — осторожно подобрал слово сенатор. — Я согласен с Робертом, что в таком вопросе другие консулы не пойдут против Томпсона, но не согласен, что внесение частного билля приведет к политическому кризису. Беда в том, что это вообще не приведет ни к какому результату.

Сенатор Дженкинс сосредоточенно сдвинула брови и закусила губу.

— Ну, подумайте сами, дитя мое, — проговорил профессор. — Вы ведь простите старика за такое обращение, не правда ли? Вы же моя будущая дочка...

На этот раз Элис смущенно опустила ресницы.

— Мои мальчики всегда выбирают лучших, — гордо заметил врач. — Но вернемся к нашим скорбным делам... Великий Стейтон накопил такой авторитет, что его преемники могут расходовать его, практически ничего не опасаясь. Вспомните дело бедняги Истленда! Все медицинское сообщество было уверено, что интеллект консула не восстановится — при таких-то травмах — но каких усилий стоило доказать это Сенату. Как будто у консулов какое-то другое тело — не из плоти и крови! — возмущенно фыркнул профессор. — И здесь будет то же самое. Мы внесем билль, но кто к нему присоединится? Только Данкан, да и то не наверное, — Макфарлен развел руками. — И все будут мне сочувствовать, будут выражать соболезнования — вот как с Доном — но пальцем не пошевелит ни один, потому что "консул знает лучше".

Профессор потер подбородок.

— Между нами, такое доверие к одному человек явление не совсем здоровое, это я вам как врач говорю, — заметил Макфарлен. — Вот только наших "умников" это почему-то не тревожит.

Онколог покачал головой как человек, который сожалеет о чужой глупости, но ничего не может с ней поделать. Элис мрачно молчала.

— На все обсуждения билль будут ставить в очередь последним и до конца законодательного года он не только до пленарного голосования не доберется, но и до обсуждения в комитете, — сокрушался сенатор. — В этом плане идея рекламной кампании выглядит гораздо перспективнее, — признал он. — Конечно, если бы вы были консулом, проблема решилась бы легко и просто, но этого слишком долго ждать, а у Роберта не так уж и много времени, что бы он там не говорил.

Элис кивнула, потому что ощущение тикающих часов временами было таким сильным, что в эти мгновения ей хотелось взять кого-то за шкирку — и этот кто-то поразительно напоминал Ричарда Томпсона — и как следует встряхнуть. Что если Роберт столкнется с каким-то новым Акулой? — спрашивала она себя. — А ведь есть еще и дикари...

— И что из этого следует? — по академической привычке вопросил профессор.

— Что все упирается в консула Томпсона, — хмуро ответила Элис.

— Я бы сказал — в братьев Томпсонов, — поправил Макфарлен. — Консул начал действовать исключительно ради безопасности брата. Теперь он должен понять, что этой безопасности ничего не грозит. Постарайтесь поговорить с сенатором, — предложил профессор. — Пусть обратиться к брату. Пусть расскажет все, как есть...

— Ричард уверяет, будто Стив не захочет слушать, — взволнованно перебила Элис.

— Это я уже заметил, — осуждающе кивнул Макфарлен. — Еще до этой истории я пытался поговорить с сенатором, но без успеха. Кажется, я ему чем-то не понравился. И все же... — профессор решительно выпрямился: — Вся эта история приключилась только потому, что сенатор Томпсон не решил проблему со своим законом самостоятельно. Что ж, теперь ему придется ситуацию исправлять. Убедите его поговорить с консулом. Пусть расскажет ему про закон, про эту идиотскую инсценировку, про заботу Роберта о других людях — о том же Волке, — пояснил Макфарлен, — и о том, что в мальчике нет никакой агрессии! Вы же говорили, что он просто выкинул того Шмеля из боевого круга, ну, а Акула — это классический случай самозащиты...

— Я постараюсь, — вид взволнованного профессора трогал до глубины души, и Элис ощутила какое-то удивительное внутреннее родство с этим человеком.

— Постарайтесь, дитя мое, постарайтесь, — повторил Макфарлен, беря Элис за обе руки. — Мы с вами оба ждем Роберта, и если все получится, это будет самое счастливое Рождество в нашей жизни.

* * *

Явление Элис Дженкинс с утра пораньше ошеломило Ричарда Томпсона и заставило заподозрить какой-то недобрый розыгрыш. После той ссоры в кабинете Элис они так и не восстановили нормальные отношения. Холодно здоровались и холодно прощались, обращались друг к другу официально и по делу, не шутили, не звонили и вообще вели себя, как абсолютно чужие и равнодушные друг к другу люди.

А потом Элис улетела на похороны бывшего мужа, и Ричард мог лишь отправить ей письмо с соболезнованиями. Ответа он так и не получил, но это было как раз нормально. Ненормальным после всего случившегося был визит Элис. Она бухнула на стол какую-то папку и требовательно взглянула на Ричарда:

— Ты должен поговорить со Стивом о Роберте, — без всяких вступлений объявила молодая женщина.

Ричард обреченно вздохнул. Он предпочел бы злой розыгрыш. После него можно было опять поссориться, помириться, в общем — к чему-то прийти. Беседы со Стивом в последнее время не приводили ни к чему.

— Это бесполезно, — терпеливо ответил он.

— Но ты даже не пытался! — возразила Элис.

Ричард попробовал подыскать слова, но молодая женщина не стала ждать, пока он обдумает ответ, а заговорила быстро и горячо:

— Расскажи ему все, — потребовала она. — Про ваш спектакль и про то, что Роберт тебе не опасен. Расскажи, как он заботится о людях, и как он нужен обществу. Ему нельзя больше оставаться на Арене — он-то ведь не безумен. Неужели ты не сможешь убедить собственного брата?! Я принесла всю необходимую информацию — вот, смотри.

Она пододвинула к Ричарду папку, и он со вздохом ее открыл. Некоторые снимки были ему знакомы, другие он видел в первый раз, а еще были распечатки скриншотов, какие-то вырезки и отзывы.

— И ты считаешь, что это сможет его убедить? — скептически вопросил Ричард.

— Скоро Рождество, — просто ответила Элис. — Почему бы консулу не проявить перед праздниками великодушие? Забрать с Арены талантливого человека и сделать его алиеном.

Ричард задумался. Сослаться на Рождество — в этом что-то было. Может быть, и не слишком много, но явно больше, чем он мог придумать. В той же задумчивости он набрал номер брата, и Элис отодвинулась, чтобы не попадать в поле зрение камеры.

Когда на экране появилось лицо консула, Ричард уже пришел в себя и постарался продемонстрировать приличествующие случаю бодрость и оптимизм.

— Дик? — во взгляде Стива проскользнуло недоумение. — Только не говори мне, что не сможешь приехать. Мейми тебе уши надерет и будет права.

Ричард привычно поморщился, но быстро постарался вернуть себе деловой вид.

— Нет, просто мне надо поговорить. До праздника, — внушительно добавил сенатор. — Речь идет о моем питомце, о Роберте.

Взгляд Стива поскучнел.

— Ну, и что с ним случилось? — поинтересовался он. — С твоим бывшим питомцем?

— Он осознал свои ошибки, — бодро начал Ричард. — Он раскаялся. Он старается быть полезным людям и вполне готов к изменению статуса...

— А вот у меня другая информация, — невозмутимо заметил старший брат. — За короткий срок он устроил три драки. Что характерно, не проявил при этом ни малейшего раскаяния — видите ли, побитые заслужили свою участь. На него даже порки не действуют, так что после третей его пришлось отправить в карцер, чтобы слегка остудить горячую голову.

— Я все могу объяснить, — заторопился Ричард.

Стив усмехнулся.

— А объяснить, почему твой бывший питомец выгнал тебя с Арены, ты тоже можешь?

Ричард открыл рот и закрыл его. Он вспомнил, что тогда говорил Роберту об Элис, и почувствовал, как жаркая волна заливает щеки, уши и даже лоб.

Старший Томпсон с минуту наблюдал, как младший брат заливается краской, а потом кивнул:

— Вот и я о том же, Дик. Ну, нельзя же быть таким мелочным!

Ричард в недоумении уставился на экран.

— Да перестань, — отмахнулся Стив. — До меня тоже доходят слухи, и я даже знаю, что не все они пустая болтовня. Но что ты хотел, братец? — Стив снисходительно усмехнулся. — Элис Дженкинс решила тебя проучить — это так естественно. Надеюсь, ты хотя бы понял, что не стоит демонстрировать всем встречным и поперечным некоторые значки?

Сенатор встрепенулся и попытался вернуть брата к проблеме:

— Ты не так понял....

— Да что тут можно не понять? — пожал плечами Стив. — Вот на кой черт тебя понесло на Арену — демонстрировать ревность собственному питомцу, пусть даже и бывшему? — поинтересовался он. — Вот и огреб. Хочешь, чтобы над тобой смеялись?

— Все было не так, — запротестовал Ричард.

— Ну, мне-то можешь не рассказывать сказки, — с упреком заметил консул. — А то я тебя не знаю! Но если бы ты как следует подумал, — продолжил свою мысль Стив, — ты бы обязательно понял, что этот питомец понадобился Элис только для того, чтобы как следует подразнить тебя. Именно потому, что это твой питомец. И не надо, не надо пытаться лишить Элис игрушки, этим ты только раззадоришь ее, — наставительно поучал Стив. — Терпи, будь внимателен, предложи ей помощь — к примеру, с Волком...

Ричард почувствовал, что утрачивает нить беседы.

— Что, не слышал? — понимающе кивнул брат. — А зря. Сегодня в девять утра сенаторы Данкан, Макфарлен и Дженкинс объявили, что с началом нового законодательного года намерены внести в Сенат частный билль в пользу бойца Волка, — подчеркнуто любезно сообщил Стив. — Кстати, — перебил себя консул и почти ткнул в экран указательным пальцем. — Можешь сообщить Элис, что на меня это заявление произвело очень сильное впечатление, и я намерен поддержать инициативу. Сенаторам не понадобится тратить время — я освобожу Волка своим решением. Это будет хорошая рождественская история. Уяснил? За такое сообщение Элис наверняка тебя поблагодарит. Учись, малыш!

— Но...

— Что? — Стив Томпсон был преисполнен терпения.

— Но как же Роберт?

Консул демонстративно вздохнул.

— Я же тебе сказал, Дикки, терпи. Когда Элис поймет, что ты не устраиваешь сцен ревности, зато готов проявлять внимание и оказывать ей поддержку, ей надоест эта игра и мы, наконец, обсудим вашу свадьбу. Ну, а когда вы поженитесь, тогда и поговорим. В конце концов, если этот питомец вас сведет — пусть и нечаянно, его можно будет вознаградить, — признал Стив. — Главное, чтобы он потом держался от тебя как можно дальше.

Экран монитора потух, и до Ричарда донесся тихий вздох. Он оглянулся и в ошеломлении приоткрыл рот. Элис сидела молча, с залитым слезами лицом. Он никогда не видел, чтобы она плакала — даже в детстве, когда им случалось расшибать коленки, лбы и носы, и в первый миг растерялся.

— Элис, ну ты чего... — забормотал он.

— Вы придумали правила, в которых нормальным людям невозможно жить! — ответила молодая женщина.

— Да я-то здесь причем? — привычно попробовал оправдаться младший Томпсон.

— А кто?! — слезы продолжали бежать по щекам Элис, но она не обращала на это ни малейшего внимания.

— Но... можно же все решить... — несмело предложил Ричард. — Я знаю место, где продают очень красивые свадебные платья.

Элис отшатнулась:

— Я не хочу за тебя замуж!

— Можно потом развестись, — совсем грустно ответил Томпсон.

— Я не хочу разводиться...

Ричард встал.

— Ну, знаешь... — возмущенно проговорил он. — Хватит играть людьми — мной, Робертом, всеми... Надоело!

Элис посмотрела на него почти с жалостью.

— Я не играю, Дик, — мягко произнесла она. — Ты хороший... Мы дружим с детства... Ты мне почти как брат, — добавила она. — Но люблю я Роберта. И замуж я хочу за него.

— Но можно же для вида... фиктивно, — почти просительно проговорил Ричард.

Элис медленно покачала головой.

— Однажды одна девушка не дождалась Роберта, — сообщила она. — Я понимаю, она была невиновата, ее заставили. Но... я не хочу, чтобы Роберту опять было больно. Извини... Мы найдем другой способ...

Элис Дженкинс давно покинула его дом, а Ричард все смотрел на закрывшуюся за ней дверь. И настроение у него было совсем не праздничное.

Глава 72

За более чем двадцатилетний срок работы в Службе адаптации и особенно за те восемь лет, что он возглавлял ее, Томас Лонгвуд сделал несколько важных выводов. Первый заключался в том, что проблемы никогда не ходят в одиночку. Второй — что за свободными опекунами стоит присматривать. По наблюдениям его Службы получалось, что не менее трети проблем с питомцами были вызваны не дурными наклонностями последних, а действиями или бездействием тех, кто по своему положению обязан был заботиться о младших родичах. Впрочем, и тут проблемы крайне редко приключались из-за злого умысла опекунов, хотя и это случалось. Дело Причарда по-прежнему камнем висело на шее Службы адаптации, но при этом не продвинулось ни на шаг. Следственный отдел уже дважды подавал заявку на беседу с потерпевшим питомцем, но психологи стояли насмерть, обосновывая свою позицию тем, что данная беседа будет не просто нежелательным, но и опасным "флэшбеком".

В силу своего опыта Лонгвуд понимал и тех, и других, но его понимание не могло продвинуть дело вперед, а прослушивание питомцев Причарда ранга А-Плюс не дало ожидаемых результатов. Жалоб на свободного не было. Его специалисты жили и трудились вполне благополучно, и в активе Службы адаптации не было ничего, кроме информации Лоренса Паркера о пострадавшем питомце. Не густо.

Впрочем, вынужден был признать Лонгвуд, большая часть проблем с опекунами возникала все же от недомыслия и недостатка квалификации свободных. Недавнее заявление трех сенаторов, а потом и решение консула Томпсона в очередной раз подтвердили мнение директора. Дело бойца Волка было возмутительно, и Лонгвуд распорядился от души пропесочить его бывшего опекуна, снизить ему уровень ответственности и обязательно направить на курсы воспитания питомцев. Беда заключалась в том, что у директора не было уверенности, что такой Волк на Арене один. Инспекция могла бы решить проблему, но, к сожалению, доступ на Арену был для Лонгвуда закрыт. Зато право законодательной инициативы позволяло сделать все, чтобы исключить в будущем подобные инциденты. Законодательный отдел Службы был загружен работой, невзирая на праздники, и Лонгвуд мог бы успокоиться, если бы не одно обстоятельно. Все же он был прав, утверждая, что проблемы не ходят в одиночестве. Директор готов был держать пари, что к делу Волка приложил руку его самый знаменитый субъект — питомец Роберт, он же Лаки, он же Грин, Бобби и Зверь. Это было настолько очевидно, что Лонгвуду одновременно хотелось похвалить парня за еще одну вскрытую проблему и швырнуть что-нибудь об стену. В голове крутились собственные, сказанные пару лет назад слова: "Это не человек, это ходячая тест-система нашего общества", но сейчас этот вывод радовал еще меньше, чем прежде. Субъект Роберт оказывал на людей самое сильное воздействие, но теперь выяснилось, что это воздействие распространяется не только на Лоренса Паркера или Милфорда с Ривзом, но даже на сенаторов!

Бывший опекун, бывший начальник, неоднократно заявлявший, что желает усыновить питомца, нынешняя... Лонгвуд в смущении остановился. Даже мысленно он не желал повторять то, о чем уже открыто болтали в Сенате. К Элис Дженкинс он обратился в надежде разобраться в ситуации с сорванным экспериментом, но даже в страшном сне не предполагал, что она может увлечься недавним питомцем. И причина этого была очевидна. Сейчас, глядя на копии рекламных плакатов, украшавших столицу, Лонгвуд вынужден был признать, что субъект на редкость хорош собой. Раньше это не было заметно. В пижаме на апгрейде, в униформе питомца, даже в деловом костюме домашнего любимца субъект казался самым обычным человеком, зато сейчас благодаря неуемному старанию фотографа выглядел на редкость привлекательно.

Ум, талант, внешность — Лонгвуд чувствовал, что это сочетание ему ужасно не нравится, более того — вызывает раздражение. Досада, да и любое чувство в отношении субъекта, было свидетельством вопиющего непрофессионализма, но Лонгвуд ничего не мог с собой поделать. Собрание всех этих качеств оказывало на женщин самое сильное воздействие и вносило в любое дело хаос, а хаос в делах законодателей был недопустим. Не хватало еще, чтобы субъект спровоцировал гендерный кризис сенатора, размышлял Лонгвуд.

Несколько раз пройдя по кабинету, постояв у окна и пролистав на планшете раздел новостей, директор вернул себе ясность мысли. Элис Дженкинс была не похожа на Бэль Эллендер и вполне способна была держать себя в руках, и все же не спешила делиться с ним информацией, а это означало, что ему придется вернуться к запасному варианту, так удачно предложенному Лоренсом. Хотя Лонгвуд предпочел бы держать Паркера подальше от проблемного питомца, ситуация требовала разрешения, да и Лоренс не был маленьким мальчиком, чтобы вторично попасть под влияние субъекта. Возможно, в решении и присутствовал некоторый риск, но другого выхода все равно не было. Эксперимент необходимо было довести до логического конца.

* * *

"Мир может катиться к черту!" — в последние дни Роберт как никогда понимал деда. От волшебных слов "Я победил" Роберта распирало ликование. Впервые он одержал верх над системой, использовав ее саму, а не отыскивая обходные пути, как это приходилось делать прежде. И хотя Роберт понимал, что до победы в войне далеко, а пока это была не победа в сражении, а только первая выигранная стычка, радость возвышала душу и наполняла ее надеждой.

Даже вывихнутый мир можно привести в норму, особенно когда рядом находятся близкие люди: Элис, Макфарлен и даже трудяга Тернер... Это было удивительно, но после объявления новостей парень сиял, не хуже его самого, а вот Волк... Впрочем, уже не Волк, — с удовольствием поправил себя Роберт. Когда первое потрясение после объявления решения консула прошло, и Волк, наконец, утер слезы, бывший боец повернулся к Роберту и сбивчиво произнес:

— Я... Остин Марлоу...

— Де Стейт-Марлоу, — поправил Кавендиш и, сочтя, что теперь его присутствие излишне, доброжелательно кивнул недавнему бойцу и вышел из комнаты.

Два гладиатора с минуту смотрели ему вслед, а потом Роберт тоже представился:

— Роберт Шеннон.

Их руки встретились в рукопожатии, а потом бойцы по-братски обнялись.

— Думаешь, я смогу?.. — нерешительно проговорил Остин-Волк, но Роберт понял недосказанный вопрос:

— Раз спрашиваешь, значит, сможешь, — уверенно ответил он. — Только не бросай свой блог, ладно? И расскажи людям про ту ромашку с запахом шоколада...

— Это не ромашка, это черная космея, — поправил Волк.

— Я не силен в ботанике, — с улыбкой признал Роберт. — Но вот что людям это будет интересно — не сомневаюсь. И... — Роберт вспомнил старое больничное пожелание: — Удачи!

— Ты не думай... Я буду приходить, — торопливо ответил Волк. — Тебе же надо тренироваться...

— Я справлюсь, — успокоил Роберт и хлопнул бывшего бойца по плечу. — Лучше сделай в той школе сад, договорились?

Остин де Стейт-Марлоу кивнул и отправился в мир — навстречу новой жизни и свободе. А Роберт погрузился в свою жизнь — с тренировками, звонками Элис, вечными надеждами и боями. Остальные бойцы освобождение Волка встретили по большей части равнодушно. Только Бык порадовался, что избавился от самого опасного конкурента и остался единственной звездой Арены — Роберт решил, что с таким настроением громила вряд ли долго протянет — а еще один малознакомый волосатик принялся осаждать Кавендиша требованиями отдать обе машины Волка ему.

Охотника до машин Кавендиш грубо выставил вон, пообещав на будущее отходить парня ремнем за навязчивость, а изумленный Роберт неожиданно обнаружил себя владельцем лучшего автомобиля Волка. Как пояснил менеджер бойцов, на таком решении настоял свободный алиен де Стейт-Марлоу.

— Радуйся, Зверь. У тебя появился первый поклонник и первый подарок, — не без ехидства заметил он. — С Арены, знаешь ли, ничего унести нельзя. Учти на будущее.

Роберт рассеянно кивнул, менее всего беспокоясь о деньгах и подарках. С руками и головой заработать можно было всегда, главное, было отвоевать право распоряжаться своей жизнью. Кавендиш рассуждал о подарках, деньгах и фотосессиях, а Роберт думал об Остине и Билле. И если дальнейшая судьба Волка виделась ему более или менее благополучной, сказать то же самое о Билле было нельзя. С того дня в госпитале бывший товарищ ни разу не навещал Роберта, но пару раз боец краем глаза замечал его в коридорах Арены. Однако стоило Роберту сделать хотя бы шаг к Биллу или просто повернуть в его сторону голову, как водитель испуганно шарахался прочь и старался как можно скорее скрыться. После третьего раза Роберт перестал демонстрировать Биллу внимание, боясь спугнуть парня, но мысленно желал обоим его опекунам чего-нибудь крайне неприятного в здешнем стиле — вроде просветляющей порки или вдохновляющих на подвиги колодок. К сожалению, его пожелания так и оставались бессмысленными мечтами, а зашуганный облик Билла менялся слишком медленно, чтобы Роберт хоть немного смягчился.

— ... таким образом, второго состоится твоей первый в новом году бой, — заключил Кавендиш, и Роберт понял, что за размышлениями пропустил большую часть речи менеджера.

— Это в новый-то год? — отозвался попаданец. — Извращенцы...

— Занятно слышать это именно от тебя, — усмехнулся менеджер бойцов. — Чего дома-то не сиделось?

— Да то, что это был не мой дом, — немедленно парировал Роберт.

— Не хочешь говорить — не говори, — пожал плечами администратор. — Только не смущай Дайсона. Он уже не знает, что о тебе и думать.

О том, что думают о нем многие, Роберт убедился еще через день. Явление Джо Тейлора заставило его нахмурить брови, но когда из-за его спины вышел Лоренс Паркер, Роберт лишь вопросительно склонил голову к плечу.

— Здравствуй, Роберт, — проговорил психолог. — Ты... как?

Гладиатор с минуту рассматривал сотрудника Службы адаптации.

— Государство дало мне кличку Зверь, — наконец, проговорил он, но, заметив, как вытянулось лицо Паркера, смягчился: — Впрочем, я не возражаю, если ты будешь называть меня Робертом. Судя по всему, ты хочешь задать какие-то вопросы?

Лоренс смутился. Все оказалось гораздо проще, чем он полагал, и при этом гораздо труднее. Прямота Роберта сбивала с толку и вызывала в Паркере странную неуверенность в себе.

Роберт гостеприимно указал на стул:

— Располагайся.

Психолог сел, а Джо Тейлор растерянно топтался на месте, пытаясь отыскать взглядом еще один стул или табурет — что-нибудь, куда можно было бы сесть. Впервые за время работы на Арене инженер чувствовал себя покинутым и никому не нужным. Наконец, он пару раз кашлянул, стараясь привлечь к себе внимание, но когда Роберт оглянулся на звук, Джо невольно сделал шаг назад. Взгляд бывшего питомца был холоден и отчужден, словно он смотрел на постороннего человека, который по непонятной причине был ему неприятен.

— Вы можете идти, свободный Тейлор, — тон Роберт был под стать его взгляду. — Я вас не задерживаю.

Инженер открыл было рот, чтобы объясниться, но боец так же холодно и спокойно продолжил:

— Потрудитесь вернуться на рабочее место, — и отвернулся.

Джо смутился, покраснел, беспомощно оглянулся на друга, и на какой-то миг Ларри даже стало его жаль. И все-таки дело не могло ждать, и потому психолог только слабо улыбнулся и пробормотал, что заглянет к Джо позже.

Инженер сгорбился и вышел за дверь. Роберт не повернул головы.

— Так что ты хотел узнать, Ларри? — повторил он вопрос, непринужденно расположившись в кресле.

Психолог уставился на бывшего подопечного, забыв даже про вопрос.

Этого человека он не знал, и дело было не в его ремесле, необычной одежде или отрастающих волосах. Незнакомец был заметен, он просто приковывал к себе взгляд, что никак не могло случиться с питомцем. Роберт не походил на расстроенного подопечного сенатора Данкана. Не напоминал старательного сиделку на апгрейде. Даже ученик Стейтонвиля и победитель сенатского конкурса казался слабой тенью нынешнего Роберта. Он стал ярче, словно вышел из тени на солнечный свет. Он не так сидел, смотрел, слушал и говорил. Он выглядел на удивление... Ларри задумался, подыскивая подходящее слово, но потом осознал, что это было слово "свободный". Роберт выглядел свободным. Это было странно, но это было так.

Субъект повторил вопрос, и Лоренс пришел в себя.

— Зачем ты сделал это? — прямо спросил он, решив брать быка за рога.

— Чтобы получить свободу. По законам Арены и с полными гражданскими правами.

Ларри потрясенно выдохнул.

— Но есть же другие способы, — заторопился он. — Бонусы, частные билли, решение консулов, в конце-то концов!

— Для меня все эти способы закончились, вот в чем проблема, — боец развел руками, и этот жест почему-то окончательно добил Паркера. Роберт не лгал, он действительно верил в то, что говорил, и от этого становилось особенно горько. — К тому же ваши законы не оставили мне времени, чтобы дождаться всех этих замечательных вещей, — добавил Роберт. — Новый закон о репродукции, — пояснил он, заметив недоумение во взгляде бывшего куратора. — Я был в программе.

— Но...

— Я не собираюсь плодить рабов, — перебил Роберт. — От того, что у меня нет детей, это не значит, что я не способен их любить.

Ларри вновь хотел возразить, но жест бойца был таким выразительным, что психолог закрыл рот.

— Не надо мне говорить о заботе, я не Билл, — внушительно продолжал Роберт. — С критикой у меня все в порядке. Вот тот слизняк, что сейчас вышел из комнаты, без зазрения совести продал свою семью. Это к вопросу о заботе, — добавил боец.

При слове "слизняк" Ларри попытался запротестовать, но, наткнувшись на прямой взгляд Роберта, замолчал. Возразить было нечего. Паркер только удивлялся, почему Роберт ни слова не сказал о себе.

— А другой не менее заботливый человек превратил Билла в механическую куклу. Держу пари, ему даже пальчиком не погрозили — вам ведь нравится подобная дрессура, разве нет?

— Все не так! — протестующе воскликнул Ларри. — Специальное воспитание — это только для тех, у кого выявлены дурные наклонности, — с горячностью принялся доказывать он.

По губам Роберта скользнула ироничная усмешка:

— Ты хотя бы себе, Ларри, не лги, — с укором проговорил он. — Какие у Билла дурные наклонности? Привычка ворчать? Это основание для ломки?

Лоренс отвел взгляд.

— Мы стараемся не допускать такого, — наконец-то выговорил он. — Но что мы можем сделать? На Причарда нет жалоб, — признал психолог.

— Еще бы...

— У нас на него вообще ничего нет! — с досадой бросил Ларри.

— У вас есть Билл.

Паркер негодующе вскинулся.

— Просто удивительно, — негромко заметил Роберт и сокрушенно покачал головой, — вы наворотили кучу дел, ставите опыты на людях, но при этом не можете решить простейшую задачу.

— Мы не можем допрашивать Билла, — твердо и размеренно ответил психолог и впервые взглянул Роберту прямо в глаза. — Он и так с трудом приходит в себя. И я не позволю причинить ему вред!

— Да кто же говорит о допросе? — почти с жалостью спросил попаданец. — Билл — это юридическое основание начать против того мерзавца следственные действия, — объяснил он. — В оставленном мире вашему Причарду подсунули бы питомца, а потом слушали бы через ошейник и собрали бы все необходимые данные.

Ларри задумался, уставившись прямо перед собой. Упрямо сжал губы.

— Тебе чай или кофе? — на правах хозяина поинтересовался Роберт, прерывая размышления психолога.

— А?.. Нет, не надо, просто воду, — машинально ответил Паркер, а потом, возвращаясь к своим мыслям, покачал головой: — Нет, Роберт, мы не можем рисковать питомцами. Никакая информация не стоит...

— Паркер, голову-то включи, — нетерпеливо перебил попаданец. — А если не получается, то хотя бы посмотри детективы оставленного мира. Ни за что не поверю, будто у вас их нет.

С этими словами Роберт поднялся и поставил перед Лоренсом бутылку минеральной воды.

— Я говорил о свободном, который будет изображать питомца, — после паузы пояснил боец, — и, кстати, ты подходишь на эту роль лучше всех. Во всяком случае, лучше всех, с кем я сталкивался в Службе адаптации, — уточнил Роберт.

— Почему?

— Во-первых, ты психолог, — напомнил боец. — А раз так, у тебя есть все возможности сохранить личность.

Закончив фразу, он вновь откинулся на спинку кресла и окинул гостя таким оценивающим взглядом, что Ларри почудилось, будто он неожиданно оказался на помосте аукциона. Ощущение было странным и на редкость неуютным.

— Во-вторых, ты не столичный житель, ты из Гамильтона... — продолжал Роберт.

— Да не из Гамильтона я! — с досадой возразил Ларри, которому за последний год несколько поднадоели постоянные напоминания о тесных связях с родным городом Джо Тейлора. — Я только в школу ходил в Гамильтоне, а так у нас ферма в пятнадцати километрах от города.

— Это еще лучше, — ничуть не смутился Роберт. Ларри даже показалось, будто он вообще не обратил внимания на его вспышку. — Ты не столичный житель, ты не успел примелькаться перед здешними обитателями, — размеренно говорил боец, словно размышлял вслух, — и, значит, шанс, что тебя опознают, ничтожен. Ну, а в худшем случае бритая голова и униформа сделают тебя практически невидимым, — заключил Роберт. — И, наконец, у тебя есть подходящая специальность — простая, но нужная.

Ларри недоуменно уставился на Роберта.

— Ты же водишь машину, — напомнил боец. — И я никогда не поверю, будто парень с фермы не умеет ее ремонтировать, — добавил он. — Уверен, ты и грузовик водишь, и что еще там у вас на ферме? — Роберт оперся локтем на подлокотник кресла и вопросительно взглянул на психолога, слово собирался отыскать ответ у него на лбу. — В общем, с обязанностями водителя-механика ты справишься, — объявил он. — На категорию "С" наверняка, а, возможно, и на "В" — большего-то и не нужно.

— Роберт, — Ларри, наконец, вышел из оцепенения, — слушать через ошейник можно только питомцев А-Плюс и больше никого!

Попаданец усмехнулся.

— Глупости, — отмахнулся он. — Добавить в стандартный ошейник еще одно устройство — не проблема. Нет, правда, что тебя смущает? — Роберт вопросительно уставился на гостя. — Как подсунуть тебя мерзавцу? Ничего, поднапряжетесь и придумаете, — заметил он. — Или... ты просто боишься? — догадался Роберт.

— Чего мне бояться! — ответ прозвучал так напряженно, что боец изучающе уставился на психолога.

— Вот и я тоже думаю — чего? — проговорил Роберт. — Ну, побреют тебя — переживешь. Ошейник наденут, проведут личный досмотр... — принялся перечислять попаданец. — Неприятно, признаю, но ты и сам проводил личные досмотры и ничего. Если уж на то пошло, это обязательный этап при любом изменении в жизни питомца, — заметил боец. — Форма тоже чепуха. Конечно, тебя могут наказать, строго говоря, тебя обязательно за что-нибудь накажут, — задумчиво проговорил Роберт, — иначе с чего Билл стал таким? Но вообще-то, разрядник, колодки и порку выносят даже женщины, так что справишься...

— Ну, знаешь, — возмутился Паркер и недовольным жестом отодвинул бутылку с минералкой. — Женщин пороть запрещено!

Роберт хмыкнул:

— Тебе надо познакомиться с моим нынешним куратором, — заметил он. — Вы обязательно найдете общий язык — он такой же энтузиаст и идеалист, так же верит в безупречность вашего мира и служение обществу.

Шокированной насмешкой, Паркер сдвинул брови, и Роберт с сожалением покачал головой.

— Послушай, Ларри, да мало ли что запрещают, — уже другим, сочувственным, тоном проговорил он. — Убивать тоже запрещено, но Акула стал убийцей еще за пределами Арены. И я лично видел, как пороли женщину, да еще публично. Это только в Стейтонвиле наказывают в кабинках, а у частников порют при всех, — сообщил он. — Понимаю, не самая приятная перспектива, но посмотри на это с другой стороны, — Роберт наклонился вперед и заговорил с той убедительностью, с которой выступал на прецепториях большого питомника и на защите своего проекта. — Если ты решишься изобразить питомца, то получишь полную информацию из первых рук. А еще поймешь, почему я не желаю выполнять закон о репродукции. Ты ведь хочешь это понять, правда?

Паркер молчал, решив не повторять очевидное.

— Что ж, у тебя появится такая возможность, — заключил Роберт. — А, главное, ты сможешь остановить мерзавца.

Ларри вновь кивнул, а потом резко сменил тему:

— Скажи, зачем ты лгал Таненбауму?

Психолог надеялся, что Роберт возмутится, примется доказывать, что всегда был честен. Вместо этого субъект серьезно взглянул ему в глаза и задал встречный вопрос:

— А почему я должен был говорить ему правду?

Лоренс ошеломленно смотрел на бывшего подопечного.

— Нет, правда, Ларри, с чего я должен был доверять ему, Райту, тебе?

— Но ведь я...

— Я помню, — перебил Роберт. — И я благодарен тебе за энциклопедию и ролик. Именно поэтому я сейчас с тобой и разговариваю. Но причем тут Таненбаум?

Паркер с минуту помолчал, осмысливая сказанное.

— А сейчас...

— А сейчас мне больше нечего терять, — объявил Роберт и улыбнулся. — Разве что жизнь, но в вашем мире это не самая страшная потеря. Хуже потерять себя. Постарайся не потерять себя, Ларри.

* * *

Томас Лонгвуд и Джеймс Торнтон слушали Паркера в молчании, ни разу не прервав его вопросами или какими-либо замечаниями. Зато когда психолог завершил отчет, директор Службы адаптации почти обреченно кивнул и проговорил, как будто про себя:

— Так и знал... Потрясающий человек! Ходячий тестер системы... И, кстати, он прав, его идея с Причардом может сработать.

— Я должен буду...

— Не вы! — одновременно оборвали подчиненного Лонгвуд и Торнтон. С некоторым недоумением переглянулись, а потом директор заговорил уже более мирно: — Нет, Лоренс, у вас другие обязанности, но, вполне возможно, именно вы будете готовить людей для подобной работы.

— Но как я буду готовить других, если у меня самого нет нужного опыта? — запротестовал Паркер.

Торнтон обеспокоенно нахмурился. Лонгвуд бросил на него предостерегающий взгляд.

— Послушайте, Лоренс, вы прекрасный психолог и вполне можете просчитать ситуацию на перспективу, — заговорил директор спокойным, почти безразличным тоном. — К тому же в данном случае нет никакой необходимости отправлять к свободному Причарду агента — достаточно будет подменить пару-тройку ошейников на его питомцах, и мы получим полную информацию без какого-либо риска.

— Простите, шеф, но я считаю, что такая мера не даст результатов, — возразил Ларри.

— Обоснуйте, — распорядился директор.

Психолог на мгновение задумался, а потом медленно проговорил:

— Если в доме свободного Причарда сложилась ситуация, о которой мы подозреваем, то его питомцы давно адаптировались к ней, исправно выполняют правила, и, следовательно, при простом прослушивании ситуация будет казаться неотличимой от нормы. Оценить истинное положение дел возможно только при отслеживании реакции свободного Причарда на новичка. А это возвращает нас к необходимости отправить к подозреваемому агента. Полагаю, у меня есть все шансы успешно справиться с работой, — заключил он.

Лонгвуд и Торнтон вновь переглянулись. Торнтон помрачнел.

— Хорошо, Лоренс, я обдумаю ваше предложение, — директор отвечал Паркеру, но смотрел на Торнтона. Волнение подчиненного за ученика было естественным и вызывало сочувствие. И все же отрицать правоту молодого специалиста было бессмысленно. — Вы можете идти.

— Но...

— Идите, Лоренс, такие дела не решаются в один день.

Когда молодой психолог покинул кабинет, Лонгвуд встал из-за стола и подошел к окну.

— Идея хороша, — проговорил, наконец, он. — И Паркер действительно удачная кандидатура.

— Это рискованно, — Торнтон присоединился к шефу, обозревая давно изученный и смертельно надоевший городской пейзаж за окном.

— Ну, какие в нашем обществе могут быть риски для питомца, — неискренне проговорил директор и сразу же оборвал себя: — Вы правы, Джеймс, риск есть, но, во-первых, Паркер будет под наблюдением, во-вторых, если ситуация начнет выходить из-под контроля, парня немедленно эвакуируют. А в третьих, проблему необходимо решать и, желательно, поскорей.

— Я полагал, Лоренс будет проводить исследования. Он талант.

— Да, — согласился Лонгвуд, — он и будет их проводить, но в другой области.

Директор отвернулся от окна и посмотрел в лицо подчиненного:

— Сожалею, Джеймс, я знаю, как вы относитесь к ученикам, но мне придется забрать Лоренса. Необходимо создавать новую группу. А еще мне придется забрать Милфорда...

— А Райт? — напомнил Торнтон.

— Ну, что вы, — губы Лонгвуда на мгновение исказила ироничная усмешка, — Райт пойдет на повышение и даже в столице, — директор и глава экспериментальной группы обменялись понимающими взглядами, а затем Лонгвуд продолжил свою мысль: — Полагаю, он даже станет звездой. Прекрасный пример нумера, который смог вырасти в свободного гражданина. Его история будет хорошо смотреться в новостях и наилучшим образом рекламировать нашу Службу.

Почти с одинаковыми улыбками собеседники вновь повернулись к окну, несколько минут любовались панорамой столицы, а потом Торнтон проговорил:

— Никогда не думал, что скажу это, но субъект... он мог бы работать у нас...

— Вряд ли, — возразил директор. — Но в любом случае, теперь слишком поздно. Хотя... — Лонгвуд задумался, как поточнее выразить свою мысль. — Если он не может работать у нас, пусть, по крайней мере, работает на нас. У него это неплохо получается и уже который раз.

Торнтон согласно кивнул.

— Райт совершил ошибку, — с сожалением признал он.

— Не он один, — возразил директор. — Мы тоже дали маху, а теперь ошибки множатся, и Бог знает к чему могут привести.

Лонгвуд нахмурился и скрестил руки на груди.

— Продолжайте наблюдения за остальными субъектами и начните проверку эксперимента с самого начала, — распорядился он, и Торнтон понял, что распоряжение было естественным продолжением размышлений шефа. — А что до нашего героя, — Лонгвуд остановился, прежде чем высказать свою мысль: — Было бы лучше забрать его с Арены.

— Мой родственник не пойдет против Томпсона, — неловко сообщил глава экспериментальной группы.

— Даже не сомневаюсь, — директор Службы адаптации был мрачен.

— Но...если нам удастся благополучно решить дело Причарда... — вновь заговорил Торнтон.

— ...то нас осыплют похвалами и назовут спасителями общества, — подхватил директор. — И это будет не так уж и далеко от истины, — заметил он. — Только после дела Причарда возникнет дело Патерсона, или какого-нибудь другого безумца. А, бросьте, Джеймс, — уже другим, бодрым тоном проговорил Лонгвуд. — Не беспокойтесь за Паркера. Возможно, в будущем нам достаточно будет пустить слух, что в любой закупке питомцев может оказаться наш человек, как безответственные опекуны возьмутся за ум, и нам не придется рисковать людьми.

Оставшись один, Лонгвуд несколько раз прошелся по кабинету, постоял у окна, переворошил копии рекламных плакатов с субъектом. Его одноклассник пристально смотрел в объектив, так что казалось, будто он смотрит прямо в глаза сопитомнику, и от этого взгляда Лонгвуду сделалось неуютно.

Глава 73

Джек изучал материалы по делу и не понимал ничего. Не понимал Пат, не понимал Боба, не понимал ситуацию в целом и от этого нервничал и раздражался. Он всегда полагал Патрицию умной женщиной, которая четко знает, где у сэндвича мясо, и теперь не мог понять, с чего ее заклинило на Бобе. Конечно, в оставленном мире это имело смысл — денег у босса было завались, а связи и слава были таковы, что могли вознести на вершину успеха даже последнюю простушку из Богом забытого захолустья. Однако в свободном мире Боб был никем и ничем, так что цепляться за него могла только последняя идиотка.

Впрочем, идиотов вокруг Боба было много, да и сам он оказался не умней, вынужден был признать Джек. Ну, что ему стоило подыграть Пат? Нежный взгляд, пожатие ручки, поцелуй на пляже и бурная ночь должны были избавить Боба от всех проблем. Джек не сомневался, что тот с легкостью стал бы алиеном, мужем великой Бэль Эллендер, вошел бы в высшее общество, а потом развелся бы с женой и даже отсудил у нее половину состояния. Одной обманутой женщиной больше — кого и когда это смущало? И уж не Бобу было разыгрывать из себя соблазняемую невинность.

Неуместная разборчивость бывшего работодателя приводила Джека в недоумение, путала все карты и не давала наслаждаться перспективами. Вот что мешало Бобу выполнить заказ сенатора Данкана?! — негодовал Джек. Намалевать старику десяток сладких картинок, поставить дело на поток, получить кучу бонусов и алиенство было проще простого, но Бобу присралось быть принципиальным. Да еще и этот идиотский побег!

Джек искал и не находил причин для бунтарства шефа, а потом вспомнил, что в силу своего происхождения и образа жизни Боб никогда не зависел от заказчиков и не умел им угождать. "Хорошо быть миллионером", — с неожиданным раздражением подумал рекламщик. — "Но плохо и очень глупо забывать, что ты больше не миллионер".

На какой-то миг Джек даже вообразил, что внести частный билль в пользу Боба будет много проще, чем вести в его пользу рекламную кампанию, но, взглянув на материалы дела, со вздохом признал, что это не так. Онкологический центр, "Вифлеем", детский проект, два, а точнее, даже три дурных опекуна говорили в пользу Роберта, но нежелание соблюдать законы и склонность к насилию — даже в отношении полиции, даже в отношении сенатора-поручителя! — перевешивали все плюсы.

Расчет на эмоции зрителей был верней, вынужден был признать Джек. Он так и эдак раскладывал полученные плакаты, прикидывал, как наилучшим образом их использовать, размышлял о рекламных роликах, постерах и календарях... В какой-то миг Джек даже задумался, не сможет ли сенатор Дженкинс организовать для Боба эпизодическую роль в каком-нибудь фильме, но вовремя сообразил, что прежде чем предлагать работодательнице подобный шаг, следовало проверить артистические способности Боба.

Просмотр Джеком всех боев бывшего босса, включая самый свежий, ошеломил рекламщика, внес смятение в мысли и чувства. Артистический талант у Боба, бесспорно, был — и это внушало некоторую надежду, но ужасающая эффективность недавнего архитектора на Арене пугала до дрожи.

Пружинистый хищный шаг, тяжелый взгляд, точность ударов и жуткая срубленная голова — все это настолько расходилось с воспоминаниями Джека, что тот задумался, не опасно ли выпускать нынешнего Боба на свободу. А потом в памяти рекламщика сами собой всплыли как-то сказанные боссом со смехом слова: "...чемпион по стендовой стрельбе, третий по вольной борьбе, четвертый по фехтованию...", и пока Джек пытался осмыслить значение этих слов, он вспомнил и показанную ему между делом листовку Пентагона с фотографией Боба, и то, что пару раз он уже замечал в глазах босса это неприятное выражение, и даже некоторые подробности их совместного попадания, почему-то до этого мига начисто стершиеся из головы.

Открытие, что Боб всегда был таким и целых три года морочил ему голову, изображая простодушного рубаху-парня, ввергло Джека в еще большее смятение. Оказаться простофилей было обидно, и Джек постарался успокоить нервы старым проверенным способом — найдя утешение в объятиях хорошеньких девчонок.

Девушки на вилле сенатора стали вторым разочарованием Джека. Почему-то они не жаждали понимать его намеки, а на высказанное прямым текстом предложение одна нахалка без зазрения совести заявила, что Джеку следует обратиться в Службу психологической поддержки, раз уж так неймется. До этого дня Джек никогда не платил за любовь, и мысль, будто он мог так низко пасть, заставила его столбом застыть перед закрытой дверью мебеляшки. В довершении несчастья вечером Джека вызвала на ковер сенатор и ледяным тоном потребовала, чтобы он не морочил девушкам головы.

— Если вы хотите жениться, Джейсон, то вам следует определиться, кому именно вы делаете предложение, а не домогаться всех девушек подряд — это не способствует здоровым семейным отношениям, — отчитывала рекламщика Элис Дженкинс. — К тому же ухаживания несколько отличаются от попыток залезть девушкам под юбки.

Джек хотел было оправдаться, но один взгляд работодательницы заставил его закрыть рот. Он лишь подумал, что не может понять, что патрон мог найти в этой фурии, но зато очень хорошо понимает, почему тот с ней расстался.

— И, кстати, Джейсон, — продолжала сенатор. — Как самостоятельный алиен и как человек, который задумался о создании семьи, подумайте еще и о том, что вам пора зажить собственным домом. У вас было достаточно времени, чтобы найти себе жилье, но вы до сих пор торчите на моей вилле, словно какой-нибудь питомец базового уровня. Постарайтесь ускорить поиски, потому что через пять дней я в любом случае выставлю вас за дверь, — объявила сенатор.

Джек остолбенел. Он хотел что-то сказать, но не мог подобрать ни одного аргумента. Хотел возмутиться, но свирепый вид работодательницы заставил его вспомнить об осторожности. Элис Дженкинс была стервой — в этом не было сомнений — а со стервами спорят только дураки. Умные люди кивают им, говорят "Будет сделано, свободный сенатор" и осторожно обходят стороной.

— К тому же в Спрингфилде, — продолжала работодательница, — вы решили все проблемы с квартирой и машиной максимально быстро и эффективно, и даже неплохо заработали. Что ж, в столице сделать это еще проще.

— Но... мне нужна библиотека... для работы, — смиренно пролепетал Джек.

— А никто и не лишает вас доступа к библиотеке, — отрезала сенатор. — Как и рабочего кабинета. Но вот жить вы будете отдельно. Это полезно и для вас, — свободная смерила рекламщика суровым взглядом. — И для девушек, — непреклонно договорила она.

Джек покладисто пробормотал "Будет сделано, свободный сенатор" и мысленно поклялся никогда не раздражать работодательницу и вообще с ней не спорить. Лишь озадаченный взгляд свободной Дженкинс на его идею со съемками кино несколько утешил рекламщика и вернул ему утраченное душевное равновесие. Что бы там не думала сенатор, но без него ей было не обойтись. А через пять дней, когда Джек переселился в новую квартиру, ему пришел вызов из центра надзора за алиенами. В первый миг Джек даже обрадовался повестке, но визит в отделение Службы адаптации основательно его разочаровал. Десять минут времени на прием, торопливая перерегистрация в сети, скороговорка временного куратора, ни разу не поднявшего на Джека взгляд (постоянный куратор попаданца был в отпуске), информация о возможных бонусах и штрафах и брошюра по экзаменам на полные гражданские права совсем не походили на задушевные беседы с покойным патроном. Даже стерва Элис уделяла ему больше внимания и заботы чем здешние работники. Джек хмуро внимал скороговорке куратора, молча принял к сведению обязанность зарегистрироваться в Службе психологической поддержки, но когда куратор упомянул еще и Службу семейного строительства, не выдержал и перебил:

— Я пока не готов к браку — это слишком серьезное решение.

Сотрудник Службы адаптации замолчал, а потом впервые взглянул посетителю в глаза.

— Никто не говорит, что вы должны жениться завтра, свободный алиен, — недовольно буркнул он. — Или даже через год. Но вы должны пройти подготовку к этому важному событию жизни, сдать все анализы для составления генетической карты, пройти психологические тесты, разместить анкету в базе данных службы. Запомните, здоровая семья — основа нашего общества, — внушительно проговорил он. — И, кстати, — куратор поднял палец, призывая к вниманию, — еще вы должны пройти обучение по ведению домохозяйства. Курс включает в себя учет расходов и доходов, способы и виды оплаты счетов, оценку экономической эффективности хозяйства...

— Я и так все это умею, — раздраженно перебил Джек.

Временный куратор вновь на мгновение замолчал, пытаясь переключиться на непредвиденное изменение сценария.

— Хорошо, — недовольно кивнул он. — Тогда вам придется сдать экзамен. Но, предупреждаю, если вы не сдадите экзамен — и это после того, как вы сами отказались от обучения — то вам будут начислены штрафные баллы. Советую все же пройти учебу.

Джек тяжко вздохнул и взял направление. Тратить время на ненужное обучение не хотелось, но рисковать штрафными баллами не хотелось еще больше. Кто их знает, этих экзаменаторов, вдруг они нарочно будут пытаться его заваливать из-за отказа посещать занятия?

— Раз в две недели вы должны будете отчитываться в своих успехах — ссылка на анкету есть в памятке, — вернулся к привычному сценарию временный куратор. — Отчет можете присылать по сети, приходить сюда не обязательно. Если у вас возникнут проблемы, в том числе с бывшим опекуном...

— Мой опекун умер! — негодующе объявил Джек.

— Примите мои соболезнования, — равнодушно отозвался чиновник. — Но все же если у вас возникнут какие-либо проблемы, вы можете записаться на прием. Ваш постоянный куратор вернется к работе через три недели. Еще можно записаться на прием к волонтерам, которые работают с алиенами, они тоже окажут вам помощь. Все ссылки для записи у вас в памятке. Если вы пожелаете сдать экзамены на полные гражданские права, подавать документы можно в любое время. Раз в месяц — без предупреждения, — подчеркнул сотрудник Службы, — мы будем проводить проверку вашей деятельности. Это все.

Алиен не успел и слова сказать, как куратор кивнул на прощание и нажатием клавиши вызвал следующего посетителя.

Из кабинета Джек вышел в самом дурном расположении духа. Он хотел поговорить, возможно, даже пожаловаться куратору на некоторые непредвиденные жизненные обстоятельства, но вместо этого угодил на конвейер равнодушного чинуши. Выговориться было некому — не считать же достойным собеседником мальчишку Фрэнка! Возможность как можно реже встречаться с ним Джек считал единственным плюсом переселения в собственную квартиру. А видеть собеседницу в работодательнице было и вовсе абсурдно.

Изучение переданных ему памяток и брошюр лишь усилило раздражение Джека. Отчеты, занятия, экзамены и проверки должны были отнять кучу времени и при этом не имели ни малейшего смысла. Ради избавления от подобного бремени Джек согласен был даже задуматься о получении полных гражданских прав, хотя обязанность голосовать или участвовать в жизни общества иным способом и не казалась ему достойной наградой за усердие. К счастью, выборы проходили много реже чем отчеты и проверки, вот только дорога к гражданским правам не была усыпана розами. Точнее, шипов на пути было предостаточно, а вот цветов почему-то не наблюдалось.

Экзамены и тесты Джек ненавидел со школы, да и перечень возможных работ для получения бонусов совершенно его не вдохновлял. Джек никогда не понимал наслаждения от беготни по корту, беговой дорожке или футбольному полю, искренне удивлялся стремлению людей к волонтерству или составлению каких-либо петиций, полагая, что заниматься общественными делами можно лишь для продвижения коммерческих проектов или для привлечения голосов избирателей на выборах в Конгресс. Правда, бонусы можно было просто купить, но Джек не привык тратить деньги столь бездарно, как не привык мириться с неудобствами и сдаваться перед трудностями. Выход можно было найти всегда, и Джек его нашел. Сдача генетического материала в Службу репродукции не занимала много времени, приносила солидные бонусы и потенциально сулила хорошие деньги. Конечно, для "исполнения долга перед обществом" требовалось сдать кучу анализов и получить генетическую карту, зато потом эту карту можно было использовать и в других случаях, а не ходить по врачам вновь и вновь, как это пришлось бы делать, обратись он сначала в Службу семейного строительства. Да и блестящий значок участника программы "Сеятель" должен был сразу указать всем контролерам, что свободный алиен Джейсон Стрейнджер де Дженкинс — серьезный и ответственный человек.

Сенатор Элис Дженкинс тоже заметила значок и почему-то нахмурилась:

— Скажите, Джейсон, вы знаете, сколько у вас детей? — холодно поинтересовалась она, и Джек не без самодовольства улыбнулся:

— Вы не поняли, сенатор, я лишь недавно посетил Службу репродукции, — бодро отчитался он, — но, уверен, мой визит принесет достойные плоды и послужит обществу.

Взгляд работодательницы стал еще мрачней.

— У вас одиннадцать детей, Джейсон, — сообщила она. — Семь девочек и четыре мальчика. И, кстати, ваша последняя подружка Динни беременна. Вы собираетесь принять какое-либо участие в воспитании детей?

Джек молчал, настороженно поглядывая на работодательницу и лихорадочно пытаясь понять, что от него хотят на самом деле.

— Вашей старшей дочери четыре года, — не унималась Элис Дженкинс. — У нее способности к музыке. Месяц назад ее перевели в малый питомник Блэкберн — это всего в пяти километрах от столицы, на востоке. Вам стоило бы туда съездить...

— Но почему я? — пролепетал Джек, в потрясении осознав, что никакого скрытого смысла в словах сенатора не было, и претензии она предъявляла ему совершенно искренне. — И зачем? У меня работа, — напомнил он, отчаянно вглядываясь в лицо работодательницы. — К тому же о детях и так заботятся... а каждое дело должен делать профессионал... патрон всегда так говорил! — в качестве решающего аргумента сообщил попаданец.

В глазах Элис что-то мелькнуло, но Джек так и не понял, хорошо это или плохо. Оставалось надеяться, что при всей стервозности сенатор все же признает, что была неправа.

— Идите работать, Джейсон, — наконец-то, распорядилась Элис, и Джек с облегчением перевел дух. — Но все же на досуге подумайте о своих детях. Я пришлю вам информацию...

Джек почти выскочил из кабинета, мечтая оказаться как можно дальше от Элис, ее виллы и всего столичного острова. Жизнь в столице оказалась сложнее, чем он полагал, да и люди хуже. А ведь впереди ждала еще и встреча с Бобом...

Лишь обещанный ночной клуб неизменно радовал Джека, примирял его с действительностью и давал отдохнуть душой. Самый лучший, самый перспективный в самом популярном районе столицы — клуб мог стать главной достопримечательностью острова. Джек старался приезжать сюда почти каждый вечер, усердно вникал в дела, знакомился с завсегдатаями, строил планы и давал советы менеджеру. Клуб был хорош, но Джек знал, что может сделать его еще лучше, может дать гостям развлечения, о которых прежде они даже не догадывались, устроить им встряску, рядом с которой дурацкие представления Арены выглядели грубым и безвкусным балаганом. Джек чувствовал себя Колумбом, открывшим отсталой Европе Новый Свет, и это восхитительное чувство помогало оставить все разочарования и обиды позади.

Жизнь налаживалась. А на встречу с Бобом можно было и не торопиться.

Глава 74

— Нет-нет, коллеги, об аукционе не может быть и речи. В данном случае возможна имитация лишь прямой передачи прав опеки.

Томас Лонгвуд отложил черновой план операции и строго оглядел подчиненных. Создание нового подразделения и нового направления работы Службы шло трудно и медленно. И дело было не в техническом обеспечении работы, не в отсутствии желания подчиненных как можно лучше выполнить свой долг и, конечно, не в сложностях получения разрешения на проведение операции от консулов. Создание специальных ошейников было не бог весть какой сложной задачей, а система прослушки и прежде работала безупречно. Паркер и еще три потенциальных агента готовы были носом рыть землю, а консулы единодушно одобрили новое направление деятельности Службы. При этом консул Торнтон заметил, что полностью удовлетворен "прекрасной инициативой". Консул Стейтон поинтересовался, осознает ли Лонгвуд, что свободный Причард вряд ли является единственным безумцем, готовым рубить сук, на котором зиждется все общество. А консул Томпсон небрежно изрек, что операцию уже давно стоило бы провести, и Лонгвуд излишне затянул решение проблемы.

На это обвинение директор мог бы сказать многое, но предпочел промолчать и не напоминать консулам, сколько новшеств ему пришлось внедрить в работу Службы адаптации и с какими трудностями столкнуться. Зато, вернувшись в свою резиденцию, Лонгвуд задумался, не потому ли старший Томпсон обвинил его в затягивании расследования, что полагал, будто он уже давно занимается шпионажем, и насколько вообще распространено убеждение, что он держит под колпаком весь мир?

Воспоминания о некоторых дискуссиях в кулуарах Сената убедили директора, что это мнение распространено шире, чем ему бы хотелось, но при этом совершенно не помогает в работе. Судя по всему, лишь пинок в живот мог заставить недостойного опекуна вспомнить о совести, вот только отвесить этот пинок было нелегко. Люди, как всегда, люди были главной проблемой Лонгвуда, и не только паршивые овцы, но и пастухи.

Сама мысль, что свободный гражданин должен отказаться от своего статуса — пусть и временно, пусть и для блага общества! — с трудом доходила до сознания подчиненных. Директор почти слышал, как скрипят от натуги их мозги, и видел, как от усилий на лбах выступает испарина. Об этой стороне проблемы свободные сенаторы, конечно, не задумывались, предпочитая абстрактные рассуждения об абстрактных людях. Однако найти специалистов, которые, не будучи актерами, могли бы играть других людей — "Работать под прикрытием", немедленно поправил себя Лонгвуд — оказалось непросто.

Только Лоренс Паркер неожиданно легко принял новую идею, но директор полагал, что это было следствием странного влияния на психолога со стороны бывшего субъекта. Во всем остальном работа продвигалась черепашьими шагами, а литература оставленного мира почти ничем не помогала. Лонгвуду самому казалось, будто самое важное от него ускользает, возможно, попросту отсутствует в изученных работах, а его подчиненные и вовсе способны были воспринять едва ли десятую часть изложенных в книгах проблем.

Издевательский совет субъекта изучать детективное кино оставленного мира был смехотворным, но Лонгвуд решил использовать и этот призрачный шанс. К сожалению, детективных фильмов в архивах Службы было немного, но все же даже в самых нелепых из них директор смог нащупать парочку стоящих идей. Сотрудники новой группы не заметили ничего, а их вопросы свидетельствовали, что они просто не знали, на что надо смотреть.

— Не понимаю, как человека без подготовки, да еще и с явной тягой к насилию, могли допустить к детям?! — возмущался Милфорд. — Даже для оставленного мира это слишком!

— Это комедия, — после паузы ответил Лонгвуд, понимая, что не сможет объяснить подчиненным всех нюансов сюжета фильма и жизни оставленного мира.

— А что здесь смешного? — немедленно озадачились остальные участники группы.

Да, люди были его главной проблемой, и сейчас, разбирая черновой план операции, Лонгвуд вновь в этом убедился. Возможно, проблему удалось бы решить с помощью попаданцев, но в его распоряжении не было подходящих, а тот единственный, из-за которого деятельность Службы адаптации оказалась перевернутой вверх дном, был вне зоны доступа и все равно что не существовал.

Директор тяжко вздохнул и вернулся к работе.

— Нет, коллеги, — повторил он. — Об аукционе не может быть и речи.

— Но его можно направлять, — попытался возразить Милфорд и замолчал под недовольным взглядом начальства.

— Это весьма проблематично, — покачал головой Лонгвуд. — Но дело даже не в этом, — наставительно проговорил он. — Мы не случайно отбирали агентов из самых неприметных работников Службы, тех, кто еще не успел пустить корни в столице и обзавестись большим количеством знакомых и друзей. Аукцион сделает наши усилия тщетными. Нам не нужно, чтобы агентов Службы узнавали в лицо. Поэтому единственный возможный вариант внедрения — это прямая продажа агента подозреваемому. И, полагаю, лучше всего это можно сделать через вас, Дэн, — повернулся он к Милфорду.

— Почему? — MD в растерянности поднял голову.

— Потому что множество людей знают вас не как сотрудника Службы адаптации, а как хирурга Мемориального центра Крофтона, — объяснил директор. — Даже многие наши сотрудники не догадываются об основном месте вашей работы, — добавил он. — Поэтому сначала агент будет доставлен к вам. Предположим, — на мгновение задумался Лонгвуд, — вы получите право опеки над питомцем по наследству. А уже после этого вы продадите его Причарду...

— Но тогда это не может быть Лоренс, — заметил врач, и молодой психолог обеспокоенно встрепенулся. — Моя жена может его узнать — даже в униформе и с бритой головой...

Директор изучающе оглядел сначала Милфорда, а потом Паркера, и только тогда задумчиво изрек:

— Вы не о том беспокоитесь, Дэн, — заметил он. — Бояться надо не того, что ваша жена узнает Паркера, а того, что она подумает о вас, когда вы продадите питомца, который только-только попал к вам в дом.

Хирург беззвучно ахнул. Его лицо омрачилось.

— Поэтому советую с самого начала рассказать все жене, — внушительно проговорил Лонгвуд. — Это тот единственный случай, когда вынесение информации за пределы этого кабинета не принесет вреда. Скажите ей, что участвуете в операции по защите питомцев от дурного опекуна. Полагаю, вашей жене это понравится. В ее глазах вы будете героем.

Милфорд слегка покраснел. Лоренс Паркер в смущении отвел взгляд.

— А вот над проблемой продажи вам еще предстоит подумать, коллеги, — прервал неловкое молчание директор.

— Да как вообще можно кого-либо заставить купить питомца? — воскликнул третий потенциальный агент.

— Именно на этот вопрос вы и должны ответить, — напомнил Лонгвуд. — Кстати, подозреваемый еще не купил замену тому питомцу... кажется, Биллу? — директор вопросительно взглянул на Паркера.

— Он даже не пытался, — заметил Милфорд.

— Я вообще не понимаю, зачем ему понадобился Билл, — с недоумением сообщил Ларри. — У него на вилле и так три шофера — все класса "А". А у Билла тогда был класс "В"...

— Возможно, он разглядел в нем прекрасного водителя? — неуверенно предположил четвертый претендент на внедрение.

— Но как? — Паркер в озадаченности обвел взглядом коллег. — Ведь на смотринах не устраивают контрольных заездов. Есть только документация. И сам питомец...

"А вот тут мы не додумали", — мысленно отметил промах Лонгвуд. — "На будущее надо учесть. Стоит дать покупателям эту возможность — посмотреть на экране записи контрольных заездов питомцев. И нечто похожее можно сделать не только для водителей. Лоренс молодец", — великодушно признал директор. — "И, что характерно, не только в этом".

— Знаете что, коллеги, — медленно проговорил он. — Вам стоит изучить видеозаписи со смотрин того питомца и, возможно, с аукциона. Не удивлюсь, если подсказку мы найдем именно там. Если же мы поймем, зачем Причарду понадобился питомец Билл, возможно, это облегчит и нашу задачу.

Через три дня окрыленный Милфорд докладывал Лонгвуду, что им удалось найти записи со смотрин и установить причины интереса одного из крупнейших предпринимателей мира к ничем не примечательному питомцу. Лонгвуд смотрел на экран, и ситуация нравилась ему все меньше и меньше. Рисковать Паркером не хотелось, но среди всех претендентов молодой психолог демонстрировал лучшие показатели и единственный принял странную идею субъекта почти без сопротивления.

— Как видите, шеф, — говорил временный глава группы, — свободный Причард не собирался покупать питомца. Судя по всему, в этот зал он зашел за компанию со знакомым и уже собирался уходить, но пара не к месту сказанных слов и одно единственное движение питомца привлекли его внимание...

— Вижу, — кивнул Лонгвуд.

— Мы просмотрели записи целиком — с разных точек, в том числе до инцидента, — уже другим, почти извиняющимся тоном продолжал Милфорд. — Строго говоря, питомец не сделал ничего дурного — он просто устал. Перед этим его долго осматривал один из покупателей, и парню пришлось прыгать, приседать и отжиматься. К тому же, обратите внимание на время инцидента, — предложил временный глава группы и указал на угол экрана. — Как раз окончание двухчасового сеанса. Естественно, парень был уже на пределе сил!

Лонгвуд мрачно наблюдал, как питомец Билл отшатнулся от какого-то покупателя, рьяно лезущего ему в рот, и пожаловался, что ему больно, как свободный Причард обернулся и что-то недовольно проворчал, вновь отвернулся, собирался выйти из зала, но вместо этого отошел от двери и направился прямо к помосту претендента на опеку...

— Дежурному по залу удалось уладить инцидент, но он не мог отказать свободному в информации...

На экране свободный Причард взял из рук дежурного рекламный буклет и вышел вон.

— А на следующий день он купил парня, — проговорил Милфорд. — Судя по всему, Причард полагает, что может воспитывать питомцев лучше нас.

— Это не самое приятное известие — во всех смыслах, — отозвался Лонгвуд. — Зато теперь мы знаем, что ему предложить. Неидельный питомец из какого-то захолустья, — почти по слогам проговорил он. — Возможно, на глазах Причарда он не сразу откроет вам дверцу автомобиля или не заметит, что вы несете тяжелый портфель... Короче, Дэн, у вас есть десять дней, чтобы разработать операцию во всех подробностях, но уже послезавтра Паркер должен будет отправиться... Где у вас там есть родственники? — сам себя перебил директор.

— В Беркли, Вестфилде, Грейлоке, Нью-Рошеле, — принялся перечислять Милфорд.

— Грейлок подходит лучше всего, — решил Лонгвуд, вовремя вспомнив, что в тамошнем отделении Службы работают два очень перспективных попаданца. — Официально Паркер отправится в командировку на Юго-Восточный архипелаг, а на деле в Грейлок. Там он должен будет преобразиться в безутешного питомца, у которого умер опекун, будет доставлен, как и положено, к нам, и пройдет небольшой апгрейд — это позволит ему привыкнуть к ошейнику, чтобы выглядеть как можно естественней, — сейчас изученная литература представала перед Лонгвудом совершенно в ином свете, так что идеи рождались сами собой. — Завтрашний день, Дэн, вам надо потратить на новую биографию Лоренса, его наименование и, конечно, неотчуждаемые девайсы. Питомец без неотчуждаемых девайсов — это не слишком нормально.

Милфорд понимающе кивнул.

— А поскольку питомец будет горевать по опекуну, — продолжал Лонгвуд, — его регулярно будут водить к психологу, а на самом деле в вашу группу, и вы все вместе продолжите работу над операцией. Строго говоря, черновой вариант у вас уже есть. Надеюсь это тоже понятно.

— Да, шеф. Я должен связаться с Грейлоком? — уточнил он.

— Составьте к завтрашнему вечеру письмо в их отделение, — распорядился директор. — Я подпишу.

* * *

Над биографией фальшивого питомца группа и правда билась почти весь день, с удивлением обнаружив, что каждый пункт его легенды тянет за собой множество подробностей, документов и баз данных. Придумывать несуществующего человека, не будучи писателями или сценаристами, было странно и трудно, и сотрудники группы могли бы увязнуть в тысяче мелочей, если бы с самого начала не решили базироваться на реальных данных. Таким образом, на свет появился питомец Ларри тридцати восьми с половиной лет, водитель-механик класса "В", до недавнего времени находившийся под опекой Алана Милфорда. Этот Алан Милфорд приходился двоюродным дедом Дэну Милфорду и на самом деле умер два с половиной года назад в возрасте восьмидесяти пяти лет, но возможности Службы адаптации позволяли вносить некоторые коррективы в базы данных, во всяком случае, на время. Хотя Дэн Милфорд полагал, что никто не будет копаться в этой информации, он старательно выполнял распоряжение директора, утверждавшего, что лучше перебдеть, чем недобдеть. Благодаря постоянным отсылкам к реальности, выдуманный питомец закончил малый питомник Беркли, после чего двадцать лет жизни провел рядом с опекуном. Возил его на вызовы, пока тот еще работал семейным врачом, а когда в семьдесят семь лет Алан все же ушел на покой, ездил с ним на рыбалку, играл в лото и карты, возил на курорты и вообще трогательно заботился, как может заботиться об обожаемом дедушке любящий внук. Алан Милфорд тоже любил подопечного и потому передал по наследству тому из многочисленных родственников, кто выбрал своей стезей медицину, чтобы жизнь Ларри не слишком сильно изменилась.

— А на самом деле? — поинтересовался Паркер, когда Дэн Милфорд разложил перед ним фотографии "опекуна", его дома и видов Грейлока. — Что случилось с его питомцем?

— С питомцами, — поправил временный глава группы и откинулся на спинку кресла. — Их было двое — Тони, механик-водитель, и Сейди, домашняя мебель. Алан дал им возможность выбирать — остаться в Грейлоке с семьей его дочери или перебраться в Вестфилд к кому-нибудь из сыновей. Тони остался, а Сейди объявила, что не собирается делить кухню с другой женщиной, даже если это дочь ее хозяина. Сейчас она живет с младшим сыном Алана. У нее все хорошо. Чего нельзя сказать о моем дядюшке, — усмехнулся MD. — При такой тотальной заботе у него никогда не появится потребности в женитьбе.

Лоренс Паркер понимающе кивнул и постарался сосредоточиться на фотографиях, тем более что Милфорд посоветовал ему не забивать голову лишней информацией, а изучать собственную биографию. И, конечно, эта биография не могла обойтись без неотчуждаемых девайсов, а уж за двадцать лет жизни при опекуне любой питомец оброс бы кучей вещей. Склады неликвидов Службы адаптации были хорошим источников девайсов. Вооруженный знаниями о двоюродном деде, Милфорд последовательно выбрал уже потрепанный, но по прежнему крепкий и надежный складной велосипед, замечательную удочку с набором блесн, пластиковый альбом для фотографий, куда рассовал фото двоюродного деда, его семьи, видов Грейлока, окрестностей и многочисленных курортов, не забыв напомнить коллегам, что после завершения операции заберет снимки, массивные ручные часы на кожаном ремешке, колоду карт, два детских лото с видами транспорта и автомобилями, замечательный комбинезон... Тут Паркер счел необходимым остановить коллегу, заметив, что комбинезон и "подарочный" набор инструментов выберет для себя сам, потому что в данном случае несколько сомневается в компетентности врача. Оспаривать мнение выходца с фермы Милфорд не стал, зато, когда Лоренс определился с выбором, с прежним энтузиазмом принялся добавлять в неотчуждаемые девайсы фальшивого питомца саквояж для путешествий, две мужские сумки, небольшой проигрыватель, наушники, кофеварку, простенький фотоаппарат с функцией видеосъемки, большой атлас автомобильных дорог, роскошный иллюстрированный альбом видов свободного мира, почти три десятка потрепанных номеров журналов "Тачки" и "Рыбалка", яркую кепку, на которой распорядился вышить надпись "Ларри — 35!", блендер, переносной фонарь, маску для плаванья под водой и ласты, набор темных очков, три мишени и набор дротиков для дартса и еще кучу мелочей, которыми заботливые опекуны обычно радуют питомцев. Больше всего времени Милфорд потратил на выбор молитвенника, уверяя, что двоюродный дед терпеть не мог специальные издания для питомцев. В результате тщательного изучения стеллажей через полтора часа поисков он нашел идеальный молитвенник от Алана — старую толстую книжку в кожаном переплете с тиснением, изданную чуть ли не полвека назад. Внимательно пролистал ее, удовлетворенно кивнул, а потом размашисто написал на форзаце: "Малышу Ларри в день двадцатилетия от любящего опекуна", что-то мысленно прикинул и поставил дату.

Лоренс Паркер задумчиво оглядел гору вещей и заметил, что для упаковки неотчуждаемых девайсов им потребуется контейнер.

— Вы преувеличиваете, — отмахнулся Милфорд, — но шеф в любом случае прав. Питомец без девайсов — это ненормально!

Спорить не хотелось, и Лоренс вернулся к делам, на всякий случай, уточнив, было ли принято в семье Алана брить питомцам головы.

— Ну, что вы, Лоренс, Грейлок не столица и не Юго-Восточный архипелаг — кто там будет бриться? — добродушно ответил врач. — Побреют вас уже здесь, хотя, знаете, — задумчиво повертел ручкой Милфорд, — как только коллеги прослышат, что вы отправляетесь в командировку на Юго-Восточный архипелаг, вас замучают советами побриться. Может и правда стоит сделать это сейчас? Во всяком случае, это будет выглядеть правдоподобно.

— А ваши питомцы? — продолжал расспросы Ларри.

— Конечно, нет, — почти возмутился Милфорд. — Слава Богу, у меня их не сотня, а всего-то трое — зачем им бриться?

— Значит, — вновь заговорил Паркер, — когда у меня появится ежик на голове...

— Ну, да, вы правы, — кивнул временный глава группы. — Подобная небрежность станет для Причарда еще одним основанием обратить на вас внимание. Черт! Я начинаю верить, что нам и правда удастся подсунуть вас мерзавцу. Оказывается, это не так уж и сложно...

Этот вывод придал группе оптимизм и уверенность в успехе, а когда на следующий день был обнародован приказ откомандировать Паркера в Саут-Нью-Ньюбург на Юго-Восточном архипелаге для реорганизации работы с алиенами, психолога и правда забросали советами по спасению от жары и духоты — рекомендовали срочно побриться, обзавестись майками и шортами потоньше, потому что на Юго-Восточном архипелаге "хочется снять с себя все — даже собственную кожу". Ларри только и успевал отшучиваться, согласно кивать и благодарить, с некоторым удивлением обнаружив, что доброжелателей оказалось много больше, чем он полагал. С одной стороны, это было приятно. С другой, вызывало беспокойство, не узнают ли его в родной Службе, когда доставят туда под видом питомца, и не поставит ли это под угрозу всю операцию.

— Не волнуйтесь, Лоренс, — с улыбкой успокаивал подчиненного Милфорд. — Со сколькими бригадами вы работали? С четырьмя?

— С пятью, — взволнованно отвечал Паркер.

— Так вот, их много больше, — сообщил врач. — Поставить в тот день на дежурство любую другую, и вас никто не узнает. Составьте список контактов и ни о чем не беспокойтесь, — распорядился он. — Лучше собирайтесь в дорогу и побрейтесь. Ей-Богу, если вы проигнорируете хороший совет, все эти люди, что сейчас беспокоятся о вас, заподозрят вас либо в зазнайстве, либо в глупости.

Милфорд был прав — разочаровывать коллег не входило в планы Паркера. Убедившись, что контейнер с неотчуждаемыми девайсами и специальный ошейник уже отправлены в Грейлок, Лоренс Паркер понял, что может заняться и собой. Прежде всего, он обратился в службу обслуживания жилого дома, где снимал квартиру, с указанием убирать пыль и поливать цветы на время его отсутствия. Затем посетил парикмахерскую. Глядя в зеркало на рукотворную лысину и рассеянно поглаживая череп, Лоренс признал, что стал совершенно неузнаваем.

А потом он понял, что хочет попрощаться с Робертом. Это было нелогично, но Лоренс чувствовал необходимость убедить попаданца, что в своей предубежденности против Службы адаптации тот был неправ. Хотел доказать, что, несмотря на все недоразумения, Служба стоит на страже интересов всех тех, кто сам о себе позаботиться не может.

Роберта он застал после тренировки — в пыли, в поту и совершенно не смущенного своей наготой. Бывший подопечный бросил влажное полотенце на пол и задумчиво оглядел Паркера.

— Все же решился, — негромко проговорил он.

— У меня командировка, — быстро ответил психолог. — На Юго-Восточный архипелаг. Месяца на два-три.

Роберт молча кивнул.

— Там возникли проблемы, и их надо решить. Служба адаптации всегда отзывается на нужды общества.

Роберт так же молча разглядывал Паркера.

— И если в мое отсутствие тебе что-нибудь понадобится... — продолжал Ларри.

— Скорее, понадобится тебе, — заговорил боец. — Послушай, Лоренс, Юго-Восточный архипелаг может оказаться опасным местом. Опаснее, чем ты думаешь...

— Но...

Роберт предостерегающе поднял указательный палец.

— Ты психолог, но все же прими совет, — серьезно сказал он. — Выбери что-нибудь, что там — на Юго-Восточном архипелаге, — медленно и со значением добавил он, — не будет запрещено. Пусть это будет что-нибудь простое и незатейливое, но найди это и держись за него изо всех сил. Возможно, тогда тебе удастся сохранить себя. Постарайся не стать вторым Биллом.

* * *

Процедура перелета в Грейлок была продумана до мелочей, и Лоренса не покидало ощущение, что полиция оставленного мира излишне все усложняет. И все же привычка к дисциплине и уважение к профессионализму директора заставляли его в точности выполнять каждый пункт плана, так что любопытные люди, если бы такие нашлись, остались бы в полной уверенности, будто он и правда летит на Юго-Восточный архипелаг.

Скоростная тарелка Службы адаптации доставила его в Грейлок за сорок минут. У причала уже ждала машина местного отделения, а после крепких дружеских рукопожатий здешние работники сообщили, что благополучно приняли груз и успели подготовить все необходимые документы.

Работать с такими людьми было приятно, и Лоренс воспользовался случаем, чтобы пополнить информацию. Несколько запоминающихся историй о "хозяине", местные достопримечательности и традиции, куча снимков и парочка видеороликов — директор объяснил, что в операции никакая информация не будет лишней.

— И, кстати, — напомнил Паркер. — А что вы можете сказать об этом питомце — о Тони?

— Об алиене, — поправил глава местного отделения.

Лоренс вопросительно уставился на коллегу.

— Он алиеном стал через три месяца после смерти опекуна, — пояснил собеседник. — Мог и раньше стать, но не бросать же ему было старика! Тони никогда бы на это не пошел, он человек ответственный. Сейчас владеет автомастерской и неплохо зарабатывает.

— Так быстро? — поразился психолог.

— Он механик от бога! — принялся разъяснять второй собеседник. — И потом он же столько лет провел рядом с Милфордом — чего только не нахватался. Тони знает всех в округе, способен уболтать птицу на дереве и выслушать излияние клинического идиота. Это у него как раз от старика. Ну, вы же понимаете, что такое семейный врач, — заключил сотрудник местного отделения Службы.

Лоренс сосредоточенно кивнул. Судя по всему, характер бывшего питомца Алана Милфорда не годился для легенды, зато на нее прекрасно работали привычки Билла. Если не считать его пристрастия все время поддразнивать окружающих, вздохнул психолог. Этого желания Ларри не понимал никогда.

— Сколько у нас времени? — уточнил он. — И кто будет меня сопровождать?

— Час, — отозвался глава отделения. — Одежду и все остальное мы приготовили. А сопровождать вас будет Дилан.

Второй собеседник приветственно приподнял руку и кивнул.

— Тогда мне пора переодеваться...

Черная майка с короткими рукавами, просторные штаны из джинсовки и легкие сандалии на серые носки напомнили Лоренсу старшие классы школы — на первом курсе университета он выглядел уже приличней. А еще подростковый наряд и бритая голова превращал его в незнакомца даже для самого себя. Ошейник питомца довершал образ, и Ларри с некоторым запозданием понял, что они выбрали не самую удобную модель. Впрочем, служение обществу требовало жертв, и Лоренс больше волновался о том, как изобразить убитого горем питомца. Лить слезы по заказу не получалось, да и нужное выражение лица не давалось, сколько бы он не пялился в зеркало.

— Лук? — невозмутимо предложил Дилан, и Паркер с благодарностью кивнул. Сейчас он сам удивлялся, почему столь простое решение сразу не пришло ему в голову.

— И, кстати, — уточнил он, пока Дилан ходил за луковицей. — А полиция не удивится?

— Да какая полиция! — непринужденно перебил глава отделения. — Мы же не в столице, да и дело не касается банкротства. Для сопровождения питомца достаточно одного сотрудника службы. Конечно, — продолжал он, — в столице свои правила, но у нас все проще...

Лоренс не нашелся с ответом, но возвращение Дилана направило его мысли в другое русло. От разрезанной луковицы слезы привычно хлынули из глаз, в носу захлюпало, и Ларри торопливо принялся шарить в карманах в поисках платка. Не нашел, растерянно оглянулся и не успел отшатнуться, когда Дилан привычным движением вытер ему бумажным платком лицо и нос, словно он был несмышленым младенцем. И сразу же замер в смущении.

Два сотрудника Службы адаптации растерянно смотрели друг на друга, не в силах произнести ни слова.

— Извините, свободный Паркер, — пробормотал, наконец, Дилан. — Это было...

— Все в порядке, — опомнился и Лоренс. — Мы должны выглядеть естественно... как питомец и куратор... Это нормально...

Дилан в смятении кивнул.

— Все, парни, время, — оборвал неловкую сцену глава отделения. — Дилан, документы, билеты, талон на груз. Лук возьмите с собой, пригодится.

Лоренс и Дилан одновременно кивнули, хотя и с разными чувствами. Паркер готов был к свершениям, чувствуя себя почти на финишной прямой. И все же хватка за локоть была неприятной, а кресло питомца в желтой машине неожиданно сковывало любое движение, вызывая чувство, до отвращения напоминавшее панику. Лоренсу казалось, будто его спеленали как младенца, лишили возможности соображать и даже дышать. Слезы сами собой выступили на глазах, а когда Дилан запер отсек, Паркер впервые понял, что такое клаустрофобия. Откуда-то из глубин сознания всплыла старая формула самопомощи, и Лоренс ухватился за нее, как утопающий цепляется за соломинку: "Я спокоен. Мне хорошо. Моя правая рука тяжелеет. Моя левая рука...". Последний раз Ларри прибегал к этой формуле во время крайне тяжелой сессии на третьем курсе. К счастью, дорога до рейсового экранолета заняла меньше четверти часа, а специальное кресло питомца на борту не вызывало такого жуткого ощущения — возможно, потому, что там никто не запирал Лоренса в тесной клетушке.

Полтора часа в рейсовом экранолете прошли почти спокойно. Только Дилан уткнулся в своей планшет, совершенно не обращая на него внимания, а в редкие моменты, когда все же поднимал голову, его участие ограничивалось тем, что он терпеливо вытирал Лоренсу нос и говорил, что все будет хорошо.

При виде желтого микроавтобуса Службы в столичном порту Лоренс невольно поежился и вновь принялся повторять: "Я спокоен. Мне хорошо. Моя правая рука...". Дилан привычно сдавал дела столичной бригаде, а два незнакомых Лоренсу парня быстренько ухватили его за локти, чуть ли не бегом доставили к машине, усадили в кресло, пристегнули, упаковали и опять заперли.

Лоренс сделал глубокий вздох и зашептал, борясь с подступавшей паникой: "Мне хорошо. Я спокоен... Я спокоен!.. Мне хорошо...".

Ему хотелось, чтобы машина поскорее тронулась с места. Хотелось увидеть Милфорда и остальных членов группы. Хотелось поскорее внедриться в дом мерзавца, чтобы все неприятные ощущения были испытаны им не зря. Однако машина проехала всего пару минут, а потом вновь остановилась, и Лоренс принялся взволнованно прислушиваться к звукам извне. Дверцы микроавтобуса хлопали одна за другой, и Паркер догадался, что теперь был не единственным питомцем в машине. Открытие заставило Лоренса прийти в себя. Уж если обычные питомцы терпеливо выносили все неудобства перевозки и при этом не жаловались и почти не всхлипывали, неприлично ему — свободному специалисту — демонстрировать меньшую выдержку.

И все-таки, когда его и других пассажиров автобуса выгрузили в приемном покое Службы адаптации, Лоренс испытал неподдельное облегчение. Однако при всей ожидаемости предложение раздеться догола вогнало его в краску. Санитарная обработка показалась грубой. Личный досмотр — болезненным и стыдным, особенно на последнем этапе. А желтая униформа питомца на апгрейде почему-то оставляла ощущение, будто он все еще наг.

Паркер старательно отвечал на вопросы работников приемного покоя, выслушал снисходительное утешение коллеги "Ну-ну, питомец, не надо так нервничать, о тебе обязательно позаботятся" и сокрушенно размышлял, что ожидал большего сочувствия от человека, работающего с питомцами. Молодой психолог даже задумался о подаче рапорта о ненадлежащем исполнении сотрудником Службы своих обязанностей, но распорядок дня на апгрейде заставил его отложить задуманное.

Сначала его отконвоировали в общежитие для питомцев. Затем вручили контейнер с бутербродами, так как обед Лоренс пропустил. А через полчаса представили руководителю апгрейда и велели пройти пробный квалификационный текст. По итогам теста Лоренс заслужил звание неплохого парнишки из захолустья, которого, к счастью, не успели испортить, и который уже сейчас может получить квалификацию "В".

— Послушай, малый, — заинтересованно произнес инструктор. — Если ты задержишься здесь еще недели на три, я смогу подтянуть твой уровень до квалификации "А". Ну, как — хочешь?

— Я в семью хочу, — пробормотал классическую формулу Паркер, испугавшись, что может сорвать операцию. И сразу остановился, заметив, как переменился инструктор.

Сначала на лице механика появилось выражение жесточайшего разочарования. Затем — привычное понимание и пренебрежительная снисходительность.

— Ну, да, конечно, и так сойдет, — проговорил он, словно бы про себя, и сразу потерял к Лоренсу интерес.

На ужине Паркер с неожиданным раскаянием понял, что в вопросах веры всегда уступал не только Мэри, но и Биллу, забывал молиться и ходить в церковь, и вообще не всегда был хорошим христианином. Прочувственная молитва питомцев наполнила душу Лоренса смирением, напомнила, что ему есть чему поучиться у подопечных, и настроила на свершения во имя защиты людей, без которых обществу не обойтись, но которые постоянно нуждаются в попечении. На следующее практическое занятие Лоренс отправился тихим и задумчивым, молча выслушал замечание инструктора, что ему надо поработать над манерами, потому что нынешние годятся разве что для фермы, а потом под конвоем отправился спать.

Следующий день прошел так же, как и предыдущий: обязательные молитвы, множество занятий, контрольный заезд на одном из оборудованных автодромов Службы, выговор за неотесанность, дополнительные занятия по правилам поведения в обществе, тест по технике безопасности и только в четыре часа после полудня, когда Ларри несколько раз по разному поводу сообщил, что его опекун "никогда бы так не посмотрел, не сказал и не сделал", его отконвоировали к психологу.

Видеть Милфорда было счастьем, а когда тот обеспокоенно поинтересовался "У вас все в порядке, Лоренс?", Паркер бодро ответил, что он в норме.

— Хотя, должен признать, не все сотрудники Службы проявляют должное внимание к питомцам, — добавил он.

— Пишите рапорт, — немедленно отозвался врач.

— Прямо сейчас?! — опешил будущий агент.

Милфорд бросил на подчиненного укоризненный взгляд:

— Мы осуществляем проверку, Лоренс, — серьезно напомнил он. — Полную проверку. Странно было бы заниматься Причардом и не навести порядок в собственном доме. Поэтому подробно изложите все, что заметили...

— Но речь не шла о нарушениях... — попытался разъяснить Ларри. — Скорее о недостатке эмпатии...

— Пишите все, как есть, — не сдавался Милфорд. — Времени у нас достаточно, все необходимое у вас есть.

— На ваше имя? — уточнил Паркер.

— Нет, на имя главы дисциплинарного отдела, — поправил MD. — Пишите, я заверю. Это не игрушки...

Когда Лоренс закончил работу, Милфорд пробежал глазами рапорт, а потом удовлетворено сообщил, что они практически решили все проблемы по его внедрению в дом Причарда.

— Через пятнадцать дней, Лоренс, вы предстанете перед объектом, ну, а там уже дело техники, — объявил он.

— Пятнадцать дней? Так долго? — разочарованно отозвался Паркер.

— Где же долго? — пожал плечами временный глава группы. — Меньше недели апгрейд в любом случае не пройдет. Еще хотя бы неделю вы должны провести в моем доме — иначе продажа будет выглядеть совсем уж неправдоподобно, — рассудительно заметил он. — А вот дальше все складывается на редкость удачно. В Музее науки будет проходить выставка новейшего медоборудования, и у Причарда там будет свой стенд. Более того, — с нескрываемым удовольствием добавил Милфорд и даже поднял руку, чем-то напоминая профессора на лекции, — уже известно, что Причард будет лично представлять свою продукцию! Кстати, она действительно неплоха, — признал врач. — Поэтому после его выступления я подойду поблагодарить его за прекрасную аппаратуру, постараюсь затянуть разговор до самой автостоянки, где вы будете усиленно изображать недовольство, скуку и даже тоску. Уверен, и шеф со мной полностью согласен, что Причард обязательно клюнет на приманку. А дальше дело будет за вами.

Лоренс сосредоточенно кивнул.

— А если вам не удастся завязать разговор с Причардом? — наконец-то проговорил он. — Эти выставки — настоящее столпотворение.

— Да, бросьте, — отмахнулся врач. — У меня будет значок хирурга Мемориального центра Крофтона.

— Но если? — настаивал Ларри.

— В таком случае в дело будет пущен самый убедительный аргумент — моя жена, — объявил хирург. — Через три дня после выставки в Музее науки состоится промышленная выставка "Технологии для дома" в Норфолке. Причард будет там представлять кухонное оборудование. Так вот, моя жена подойдет поблагодарить его. Хотел бы я посмотреть на того наглеца, что попробует остановить беременную женщину, — воскликнул Милфорд. — Мою жену и так-то невозможно остановить, а уж в этом состоянии... Она очень серьезно относится к проблемам защиты питомцев, — с гордостью сообщил он. — Шеф полагает, ее можно будет привлекать к нашей работе и в дальнейшем.

Лоренс вспомнил, откуда у Юнис Милфорд столь серьезный взгляд на права питомцев, и в смущении отвел взгляд.

В оставшиеся дни апгрейда Лоренс еще не раз вспоминал Роберта, прежде всего потому, что начал понимать его неприязнь к тактильным контактам. А еще он больше не знал, что думать о деле Бэль Эллендер. До него, Лоренса, никто не домогался — это было очевидно, но постоянные прикосновения раздражали до невозможности. Он вообще не мог понять, с чего люди вообразили, будто поглаживания, похлопывания и даже шлепки должны успокаивать питомцев и доставлять им удовольствие. Возможно, срыв Роберта не имел отношения к Бэль Эллендер, а прикосновения выбешивали его сами по себе? — размышлял Паркер. Но каждый раз, раздумывая об этом, Лоренс вспоминал рыдания и признания великой писательницы и со вздохом понимал, что она была виновна. Слава Богу, Бэль Эллендер больше не могла никому навредить, а сейчас он должен был сделать все, чтобы и Причард не мог калечить людей.

Когда Лоренс узнал, что его подготовка завершилась, и на следующий день его отправят к "заботливому опекуну", новоявленному агенту показалось, будто с его плеч свалился дом. Он сделал еще один важный шаг к разоблачению негодяя. Они с Милфордом обговаривали детали предстоящей операции, когда врач неожиданно замолчал и на мгновение отвел взгляд.

— У меня к вам просьба, Лоренс... личная, — с неловкостью проговорил он, и Ларри в удивлении поднял взгляд на начальство. Милфорд явно был смущен и не знал, с чего начать. Это было странно и непривычно, и совсем не в стиле главы группы.

— Конечно, — доброжелательно кивнул Паркер. — Я готов все сделать...

— Понимаете, — медленно заговорил хирург, — в моем доме живут трое питомцев. И двое составляют пару, — уже увереннее добавил он. — Но Сандра пока одна... хотя я работаю над этим. К тому же на нее заглядывается соседский питомец — надеюсь, у них все будет хорошо, — торопливо добавил он. — Поэтому... когда вы будете жить у меня, не морочьте девочке голову, договорились?

— За кого вы меня принимаете?! — возмутился Ларри.

Милфорд покраснел и уткнулся взглядом в стол.

— Я знаю, вы порядочный человек, — примирительно сказал он. — Но ведь всякое бывает. Вы уйдете, а девочка будет страдать... А у меня жена беременна, — совсем тихо, но серьезно договорил он. — Она очень трепетно относится к питомцам, ну... вы понимаете...

— Да, понимаю, — кивнул Лоренс и тоже невольно покраснел.

— Так я могу на вас положиться?

— Ну, конечно! — воскликнул Ларри, и Милфорд с облегчением выдохнул.

Последнее время его жизнь явно налаживалась, и он не хотел утрачивать это хрупкое ощущение взаимопонимания.

— Так на чем мы остановились? — уже жизнерадостнее уточнил он.

Они обсуждали детали еще два часа, а наутро для Лоренса начался новый этап операции. Программирование ошейника — инструктор почти безучастно бросил взгляд на Паркера и проговорил в никуда: "А мог бы получить более высокий ранг". Санитарная обработка — после бритья Лоренсу показалось, будто его череп сияет не хуже автомобильных фар. Новый личный досмотр был ничуть не более приятным, чем предыдущий и Лоренса неожиданно охватило раздражение. "Что именно они собираются найти?" — недовольно гадал он. Его уже осматривали при доставке, теоретически, должны были осмотреть, забирая из дома "опекуна", но что и как он мог стащить, если его ни на мгновение не оставляли в одиночестве?!

Додумать эту мысль Лоренс не успел, потому что после досмотра ему принесли новую пижаму — на этот раз серую в оранжевый горошек, а потом его ждало ненавистное кресло питомца. Тайный агент закрыл глаза и принялся привычно бормотать: "Мне хорошо... Я спокоен... Все в порядке...Я спокоен... Мне хорошо".

С приглушенным ворчанием машина тронулась, и Лоренс почувствовал, как напряжение отступает. Впереди ждала работа, и он собирался выполнить ее как можно лучше.

Глава 75

В доме Милфорда все было просто, и во многом заслуга этого принадлежала жене начальника. "Заботливый опекун" произнес великолепную приветственную речь, а его жена сказала всего пару добрых слов, зато на Лоренса сразу повеяло родным домом и стало легче дышать. Подводя итог приветствиям, Милфорд доброжелательно хлопнул Ларри по плечу, а потом заспешил на работу, оставив все хлопоты по дому и управлению питомцами на жену.

Молодая женщина неторопливо показала Лоренсу его комнату, сообщила, что все его вещи прибыли накануне и уже разобраны, так что он может спокойно привести себя в порядок, никуда не торопясь и ни о чем не беспокоясь. А уже потом, когда он будет готов, она покажет ему дом и познакомит со всеми его обитателями.

Лоренс благодарно улыбнулся и вновь вспомнил Роберта. Рядом с Юнис Милфорд было на удивление уютно и тепло, и против собственной воли психолог задумался об отношениях этих двоих, а потом его мысли плавно перешли на семейную жизнь Милфорда и еще на некоторые проблемы в которые ему не стоило бы лезть. Это было нескромно, и Паркер немного стыдился собственного любопытства, граничившего с непрофессионализмом, но все же не мог не признавать, что в обществе Юнис Роберту было хорошо.

Лоренс невольно покраснел, приказал себе оставить неуместные рассуждения и заняться делом. Переодевание не потребовало много времени, а, избавившись от пижамы, Паркер наконец-то почувствовал себя одетым. С нормальной одеждой вернулась и привычная уверенность в себе. Лоренс одернул черную безрукавку и отправился на встречу с "хозяйкой". И остановился как раз вовремя, чтобы расслышать мечтательный девичий голос:

— А Ларри — он какой? Как вы думаете, я ему понравлюсь?

До Лоренса донесся тяжкий вздох.

— Сандра, милая, — заговорила Юнис, — Ларри сейчас не в том состоянии, чтобы заглядываться на девушек. Он потерял близкого человека. У него горе. Ему сейчас тяжело...

— Но я ему помогу, — не унималась питомица. — Я заменю ему...

— Человека нельзя заменить, — грустно ответила свободная Милфорд. — Это никогда и никому не удавалось. Но мы можем сделать так, чтобы Ларри стало немного легче. А для этого надо хотя бы на время оставить его в покое. Горе любит уединение.

Неуместные мысли вновь столпились в голове Паркера, и он понял, что пора прибегать к радикальным мерам упорядочения собственных размышлений. Решительно провел рукой по бритому черепу, а потом осторожно постучал:

— Можно?

— Да-да, Ларри, входи, — донесся голос землячки.

Паркер открыл дверь и сразу же наткнулся на спокойный взгляд "хозяйки" и заинтересованный взгляд питомицы. Подошел к Юнис, усиленно изображая тоску и печаль. На мгновение склонил голову.

— Знакомься, Ларри, — доброжелательно заговорила хозяйка дома. — Это Сандра — она прекрасный садовод. Если ты захочешь, она будет срезать для тебя цветы.

Паркер угрюмо замотал головой:

— Что я — девчонка что ли? — пробормотал он.

— Не надо, так не надо, — кивнула Юнис. — Ханна чудесный повар. Она с удовольствием порадует тебя любимыми блюдами.

— Да, парень, — вмешалась немолодая женщина и улыбнулась ему почти по-матерински. — Скажи, что ты любишь, и я все приготовлю.

— Овсяное печенье, — буркнул Паркер. К его удивлению и некоторому смущению, повариха с готовностью кивнула, и тогда Лоренс добавил: — Еще бифштекс с яйцом...

— Мы с тобой поладим, — благодушно отозвалась Ханна, и Лоренс подумал, что изображать угрюмого буку не такая уж и легкая задача. Однако нелюдимость и угрюмость были надежной защитой от неуместного энтузиазма Сандры, и, к тому же, были самыми простыми из известных ему имитаций горя.

— Ну, а Эрик разберется с любой техникой, — как ни в чем не бывало, продолжала Юнис. — Он электрик, сантехник, а еще прекрасный механик...

— Я сам механик, — отозвался Лоренс, но, заметив огорченное лицо Ханны, задумался, не перегибает ли палку. Судя по всему, та вообразила, будто спасти его из глубин горя и отвращения к человечеству можно лишь усиленным питанием, и испугался, что к Причарду может попасть изрядно растолстевшим.

Покончив со знакомством, Юнис показала Лоренсу дом, рассказала об обязанностях, и лишь когда они ненадолго остались наедине, сообщила, что он делает очень важное дело, и она готова оказать ему всю необходимую поддержку для успешного выполнения миссии.

В целом, подготовка к внедрению в дом Причарда проходила гладко. Питомцы Милфорда были людьми простыми и доброжелательными, а все вместе — опекуны и их подопечные — действительно были одной семьей. Временами агенту даже казалось, будто время повернуло вспять, и он вновь стал мальчишкой на отцовской ферме. Как и дома, питомцы и хозяева здесь ели за одним столом. Как и дома, запросто болтали, обходясь без поклонов и расшаркиваний. Почитали Милфорда не как хозяина, а как старшего и самого опытного члена семьи. Обожали Юнис и с удовольствием возились с детьми.

Правда, оставалась проблема Сандры, которая все время исхитрялась попадаться ему на глаза (за что получила выговор от Юнис). И Ханны, каждый раз норовившей подложить ему лишний кусок какого-нибудь лакомства, желательно побольше. Слава Богу, с Эриком проблем не было, а его желание делиться опытом ухода за двумя автомобилями Милфордов Лоренс счел даже полезным.

Обязанностей у Паркера почти не было. Утром отвезти "хозяина" на работу — это было чуть ли не единственное время, когда они могли обсудить детали операции. Вернувшись, на всякий случай попросить поручение у Юнис. Иногда отвезти ее в клинику на осмотр. Или вместе с Ханной съездить за покупками. Лоренс не скучал только потому, что усиленно обдумывал стратегию внедрения. А вечером, когда вез "опекуна" домой, старательно делился с начальством задумками.

Когда Милфорд сообщил, что назавтра состоится та самая выставка в Музее Науки, Паркер ощутил неподдельный энтузиазм и незнакомый прежде азарт. Он представлял себя охотником в засаде, а размер дичи приятно горячил кровь. Больше всего на свете Лоренсу хотелось пробраться в логово Причарда и уничтожить его. На мгновение Паркер даже испугался собственного ожесточения, но воспоминания о Билле прогнали страх и вселили в душу агента спокойную уверенность в справедливости выбранного пути. Причард стал символом всего самого ненавистного, что Лоренс обнаружил за последние недели, так что спускать предпринимателю его художества Паркер не собирался.

— Вам надо будет изобразить небрежность, — в очередной раз наставлял подчиненного Милфорд, и Паркер согласно кивнул.

— Может, стоит закурить? — предложил он, но, как следует, обсудив эту идею, оба согласились, что курение будет не самым правдоподобным шагом.

Зато один взгляд в зеркало подтвердил, что облик Лоренса должен был возмутить Причарда до глубины души — за всю неделю агент ни разу не побрил голову. И одежду лже-питомца они с Милфордом обсудили во всех деталях. Обычная рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами, потертая безрукавка со множеством карманов и брюки без отутюженных стрелок на штанинах — удобная одежда для водилы, но совершенно не похожая на безупречную униформу питомцев Причарда. Лоренс даже ощутил странное удовольствие от облика простого работяги и решил, что кепку надо будет обязательно надеть набекрень.

— И побольше рассеянности, — советовал Милфорд. — Сделайте вид, будто размышляете о чем-то своем...

Лоренс подумал, что начальству тоже стоило бы обдумать внешний вид, зато, когда перед поездкой Милфорд вышел в гараж, в нем за километр можно было разглядеть почтенного врача-хирурга. Сияющий значок сотрудника центра Крофтона довершал облик начальника.

MD самодовольно уставился на подчиненного. Лоренс не удержался и показал большой палец.

— Ну, что ж, поехали, — распорядился врач.

На этот раз Паркер не волновался. Все было продумано, и он не сомневался, что вмешательство Юнис Милфорд не потребуется — они все сделают сами. Его биография — "легенда" почти с удовольствием использовал профессиональный термин Лоренс — была безупречна. Ошейник исправно работал. Он сам был неузнаваем. Да и задача выглядела не такой уж сложной.

Стоянка перед Музеем науки была полностью заполнена, но гостевая карта Милфорда разрешала пользоваться служебной стоянкой музейщиков. Лоренс аккуратно вырулил на заднюю расчерченную площадку и остановил машину неподалеку от входа.

— Я пошел. Не скучайте, Лоренс, — проговорил Милфорд и вылез из машины.

С минуту Паркер наблюдал, как начальник вышагивал к входу в музей, а потом принялся суммировать свои наработки.

Через четверть часа они закончились.

Еще через двадцать минут, утомившись вспоминать, не забыл ли он чего, Лоренс вылез наружу и облокотился о крышу машины.

День был прохладным, и эта прохлада навевала неуместные размышления. Ларри гнал их от себя, но они возвращались вновь и вновь. Он думал о Билле, о Роберте и Юнис, размышлял о невозможном, а потом спрашивал себя, действительно ли это невозможно.

Через полчаса Лоренс понял, что совсем запутался, и пожалел, что ему нечего курить. Впервые за последние дни курить хотелось до безумия, так что Паркер нырнул в машину, вспомнив, что Милфорд оставил там пачку сигарет. Конечно, таскать сигареты собственного начальника было не слишком хорошо, но Лоренс рассчитывал, что Милфорд его поймет, и, конечно, собирался извиниться за бестактность. Он как раз выбрался из машины и с удовольствием затянулся, когда раздался сбивчивый от негодования возглас:

— Эт-т-то еще что такое?!

Лоренс машинально выпустил кольцо дыма изо рта и только тогда обернулся. Какой-то мужчина возмущенно сверлил его взглядом, и Лоренс не сразу сообразил, что этот человек и есть свободный Причард.

— Не обращайте внимания — у мальчика горе, он еще не пришел в себя. Ларри, с тобой все в порядке?

Только сейчас Лоренс обратил внимание, что рядом с Причардом стоит Милфорд. Молодой человек лихорадочно соображал, что именно должен теперь делать, когда Причард заговорил, и в его голосе послышался металл:

— Питомец! Открой дверцу опекуну и помоги ему сесть!

От этого голоса Лоренс вздрогнул, посмотрел на Причарда, на сигарету, пару минут соображал, обо что бы ее затушить, и только потом осторожно обошел машину, чтобы открыть начальнику дверцу.

— Ну, что вы, — смущенно проговорил Милфорд, а потом с жаром повторил, видимо уже не раз сказанные слова: — Еще раз благодарю вас за прекрасную аппаратуру. Уверен, наш центр еще не раз обратится к вам...

— Да-да, — задумчиво кивнул Причард, не отводя от Лоренса осуждающего взгляда. — Я непременно вам перезвоню. Скорее всего, сегодня.

Когда машина отъехала от музея, Милфорд в восторге хлопнул себя по колену.

— Вы были великолепны, Лоренс! Идеальный расчет времени и действий. И это сигарета — практически на грани гениальности! Шеф был прав, вы прекрасный психолог...

Лоренс покраснел, решив не признаваться, насколько случайными были его действия.

— Полагаете, он клюнул?

— Да он заглотил наш крючок вместе с удочкой, и хорошо, что еще руки не откусил, — с энтузиазмом сообщил Милфорд. — Поехали на работу. Уверен, он вскоре позвонит. Послушаем его вместе.

— А никто не удивится, что питомец...

— Вы понесете мой портфель, — не растерялся глава группы. — Ничего, Лоренс. Мы на финишной прямой.

Причард позвонил на коммуникатор Милфорда через час. Милфорд скороговоркой сообщил, что не может говорить, поскольку направляется в операционную, и прервал вызов.

Следующий звонок раздался через три часа.

Как и предсказывал директор, знаменитый предприниматель жаждал купить водителя-питомца, который так поразил его утром. Головы Милфорда и Паркера почти столкнулись над коммуникатором.

— Нет-нет, свободный Причард, — утомленно говорил врач. — Об этом не может быть и речи. Мальчик недавно потерял опекуна, я не могу нанести ему новую травму!

— Так он потерял опекуна, — задумчиво протянул Причард. — Это проясняет ситуацию. Но все же, свободный Милфорд, я могу дать питомцу больше, чем вы. У вас клиника, операции — множество хлопот, но при этом довольно скромные средства.

— Средства не главное, — немедленно возразил Милфорд. — Главное, семейные ценности. Мой дед просил позаботиться о малыше...

— Вы и позаботитесь! — нетерпеливо перебил хирурга предприниматель. — Разве не ваша обязанность найти питомцу такого опекуна, который сможет уделять ему достаточно времени? Поверьте, в моем распоряжении лучшие специалисты, прекрасные психологи и воспитатели. К тому же хороший водитель должен ездить на лучших машинах — это я тоже могу с легкостью дать. Мальчик будет счастлив. Подумайте об интересах питомца, и вы признаете, что я прав.

— Нет-нет, я не могу... — уже не столь уверенно проговорил Милфорд и вновь прервал разговор.

Довольно подмигнул Лоренсу:

— Держу пари, через полчаса он позвонит вновь.

— К сожалению, не могу поддержать пари, — развел руками Паркер, — потому что уверен в том же.

Новый звонок раздался через двадцать девять минут.

И тут Лоренс в полной мере оценил, что такое атака одного из крупнейших предпринимателей мира. Он очаровывал. Он убеждал. Он давил. Он обращался к разуму Милфорда. К его кошельку. И к сердцу. Он проявлял такую настойчивость, будто решал не судьбу одного единственного питомца, а, как минимум, проблему крупного города или даже округа. В этом было что-то неправильное, и Лоренс даже не удивился, когда Милфорд украдкой вытер вспотевший лоб.

— Я должен посоветоваться с женой, — наконец, проговорил начальник, одновременно делая Лоренсу какой-то непонятный знак. Паркер в недоумении уставился на Милфорда, и тот махнул рукой, вновь сосредоточившись на разговоре.

— Конечно, — услышал психолог ответ Причарда. — Я перезвоню вечером, и мы договоримся об освидетельствовании питомца. Я предпочитаю Мемориальный госпиталь Стейтона. Надеюсь, у вас нет возражений.

— Но сначала... — начал было Милфорд.

— Я готов выслушать и другие предложения, — нетерпеливо перебил предприниматель. — А сейчас извините, но у меня дела. Я перезвоню в восемь.

До слушателей донесся сигнал отбоя, и Милфорд отключил микрофон.

— Это ненормально, — изрек Лоренс.

— И, заметьте, он даже не сомневается в исходе дела, — добавил начальник. — Что тоже наводит на интересные размышления. Значит, так, Лоренс. У нас есть первый материал — пишите отчет.

— Мне надо на всякий случай прослушать запись.

— Слушайте, думайте, пишите, — подытожил врач. — Конечно, потом эту запись изучат и другие психологи, но первое впечатление всегда самое важное. И еще, Лоренс, — серьезно произнес Милфорд, — когда вы попадете к этому деятелю, будьте осторожны.

Работа над отчетом заняла у Лоренса два часа, и за это время Милфорд успел сообщить директору, а потом и жене, что дела идут по плану, проверить календарь, а затем и расписание работы обслуживающих бригад, договориться с психологами отдела расследований о еще одной экспертизе записи, а потом вторично позвонить жене с сообщением, что они подъедут через сорок минут.

Наконец, Лоренс сдал отчет, и Милфорд сразу пролистнул документ на последнюю страницу. Нахмурился.

— Признаться, не хотел бы я, чтобы ваши выводы подтвердились, — сообщил он. — Поэтому могу лишь повторить свой совет: будьте осторожны и не нарывайтесь.

И все же домой они возвращались в приподнятом настроении, а сияющий вид Юнис только укрепил решимость Лоренса. Дело шло на лад, и звонок Причарда они встретили в полной готовности.

Судя по всему, предприниматель тоже подготовился, хотя, на взгляд Лоренса, в этой подготовке было слишком много патологии.

— Я посоветовался с женой... — начал было Милфорд, но Причард перебил, не желая тратить время на чепуху:

— Так вы согласны на Мемориальный госпиталь Стейтона?

Милфорд бросил на Паркера быстрый взгляд, словно хотел спросить: "Вы заметили?". Лоренс молча кивнул.

— Да, согласен, — с деланным смущением отвечал врач. — Жена считает, что если мальчику выпал шанс...

— Да-да, я понял, — с еще большим нетерпением перебил Причард. — Ближе к делу. Я созвонился с госпиталем, и они готовы принять вас завтра в любое время. Вас это устроит?

— Э-э, да, — на этот раз Милфорд растерялся по-настоящему. Причард продвигался к цели, совершенно не считаясь с чувствами окружающих, и чем-то напоминал машину для забивания свай. Или мостоукладчик. — Я легко могу освободить завтрашний день...

— Хорошо, тогда подъезжайте к десяти, — распорядился Причард. — Я люблю, чтобы все делалось по правилам. Два часа у вас уйдет на освидетельствование. Час на оформление документов. К двум я пришлю своего юриста, и мы заключим договор передачи прав опеки. Вы ведь живете в Сомервилле Нью-стрит, 10?

— Да, — ответил Милфорд, неприятно пораженный тем, что объект наводил о нем справки. Слава Богу, шеф настоял, чтобы они самым тщательным образом подошли к разработке "легенды". Врач в очередной раз понял, что директор всегда прав.

— Послезавтра мой юрист отправит договор на регистрацию в Службу адаптации, — продолжал вещать Причард. — А еще через день питомца доставят ко мне. Кстати, у него есть неотчуждаемые девайсы?

— Конечно, — воспрянул духом Милфорд. — Мой дед...

— В таком случае, пусть питомец собирает вещи, — в приказном тоне объявил предприниматель. — Я не люблю долго ждать...

Объект наблюдения раздавал приказы, Милфорд покладисто соглашался, усиленно изображая простака, который ничего не знает и не понимает, кроме госпиталя, науки и операций, но когда беседа завершилась, глава группы велел Лоренсу набросать пусть и не отчет, но хотя бы краткие впечатления от беседы.

— Готовьтесь к освидетельствованию, — добавил он. — И действительно, начинайте собирать вещи. Ох, — неожиданно вспомнил Милфорд и прикрыл ладонью глаза, — надо ведь рассказать питомцам, что вы нас покинете. Ну, ничего, зато они помогут вам с вещами! — уже другим, бодрым тоном подытожил он.

Беседа с питомцами прошла неожиданно легко, и Паркер был обескуражен этой легкостью. Ханна, Эрик и даже Сандра вели себя так, словно ничего особенного не происходило, а он собирался в обычную командировку на соседний остров.

— Ты смотри, парень, — наставлял Эрик, — не подведи нас. Пусть там знают, что Милфорды — ого-го!

— И сразу же скажи повару, что ты любишь, — не отставала Ханна. — Хорошее питание — залог здоровья и успешной работы.

— Не понимаю, зачем тебе этот старый велосипед? — удивлялась Сандра. — У нового хозяина ты получишь все самое лучшее.

Эти разговоры сбивали Лоренса с толку, казались чем-то глубоко неправильным и порочным. Чтобы избавиться от неуместных мыслей Паркер поинтересовался у начальника, какую из машин надо готовить к поездке в госпиталь и был сражен ответом Милфорда, что тот вызовет такси.

— Ну, что вы хотите, Лоренс, — вполголоса проговорил врач. — Питомцу нельзя утомляться перед освидетельствованием, вы же понимаете...

Ларри тяжко вздохнул. Мысль о кресле питомца не слишком радовала, так что он испытал почти восторг, когда в пребывшем такси не оказалось специальных кабинок и кресел.

Зато там был пятиточечный ремень.

Пока Милфорд и водитель такси — питомец, кстати — старательно пристегивали его к креслу, Лоренса не оставляло ощущение нереальности происходящего. Вот он — свободный человек, изображающий питомца, и его пристегивает к креслу уже настоящий питомец. Один водила пристегивает другого, и никому кроме него это не кажется странным.

Слава Богу, хотя бы в госпитале все было в порядке. Паркер даже подумал, что если уж он подавал рапорт на тех сотрудников Службы адаптации, что не самым лучшим образом выполняли свои обязанности, то дать самый благоприятный отзыв на персонал Мемориального госпиталя Стейтона он просто обязан. Здешние медики были заботливы, корректны и демонстрировали самый высокий уровень профессионализма, и понимание ими своей ответственности наполнило душу Ларри спокойствием и почти умиротворением.

Зато когда к двум часам после полудня в дом Милфорда явился юрист Причарда, Лоренс с недоумением заметил, что его начало потряхивать. Это было странно и нелогично — операция протекала успешно, без единого осложнения, но у него почему-то все валилось из рук.

Сообщение Юнис, что его ждут в кабинете Милфорда, заставило Лоренса вскочить, уронив при этом стул. А когда он выбежал из комнаты, то ухитрился споткнуться.

— Вот питомец, о котором идет речь, — благодушно произнес Милфорд, когда Паркер переступил порог кабинета. — Очень хороший мальчик.

— Свободный Милфорд, — невозмутимо проговорил юрист, — у меня четкие инструкции клиента, и вам нет нужды рассказывать мне, каким замечательным является ваш питомец — это никак не повлияет на результат. А сейчас, извините, но я должен проверить некоторые данные. Питомец, — чуть возвысил голос гость, — подойди ко мне и отвечай на вопросы.

Лоренс приблизился и с удивлением почувствовал, что ноги подгибаются. Во рту вмиг пересохло.

— Ты знаешь, питомец, зачем тебя возили сегодня в госпиталь? — поинтересовался юрист.

— Да, свободный, — ответил Лоренс. Голос прозвучал хрипло.

— Назови эту причину.

Паркер хотел ответить "Для передачи прав отпеки", но вместо этого пролепетал:

— Чтобы продать...

Ответ прозвучал настолько жалко и беспомощно, что Лоренсу стало неловко. Однако юрист удовлетворенно кивнул.

— Хорошо. А теперь, питомец, спусти брюки...

Паркер растерянно уставился сначала на гостя, потом на Милфорда, и даже начальник слегка озадачился требованием юриста.

— Э-э... свободный Хилл...

Юрист обернулся к Милфорду:

— Я хочу осмотреть питомца, — терпеливо разъяснил он. — Поймите меня правильно, но опыт говорит, что не все данные попадают в медицинские документы. Я хочу кое-что проверить. Питомец, поторопись, — уже более строгим тоном распорядился он. — Спусти брюки и трусы, а потом повернись ко мне спиной.

— Да-да, малыш, свободный Хилл должен тебя осмотреть, — мягко проговорил Милфорд.

Руки Лоренса тряслись, так что он никак не мог справиться с застежкой. Юрист ждал, словно в его распоряжении была вечность. Наконец, дело было сделано, и Лоренс повернулся, старательно поддерживая брюки с трусами. Почему-то хотелось сгорбиться.

В кабинете послышались тяжелые шаги, а потом чужая рука задрала Паркеру рубашку.

— Понятно, — задумчиво пробормотал юрист и отпустил подол. — Одевайся и повернись, — распорядился он. — Скажи, питомец, — заговорил юрист, когда Лоренс привел себя в порядок, — какие взыскания практиковались в доме твоего прежнего опекуна?

От этого вопроса Лоренс растерялся. Представить, что в доме Алана Милфорда кого-то наказывали, не получалось, и он решительно не представлял, что говорить. Эту сторону легенды они как-то упустили из вида. Его молчание юрист понял по-своему:

— Взыскания — это наказания за плохое поведение, — с прежним терпением разъяснил он, словно считал Лоренса полным идиотом. — Как тебя наказывали, когда ты шалил?

— Я не шалил, — пришел в себя Лоренс. — И хозяин никогда бы не стал... Он меня любил!

— Понятно, — с прежним выражением повторил юрист и отмахнулся от Лоренса, словно от мухи. — Жди за дверью, питомец.

Молодой психолог вопросительно взглянул на начальство, и Милфорд доброжелательно улыбнулся:

— Подожди за дверью, мой мальчик. Все хорошо.

Лоренс неловко поклонился сначала Милфорду, а затем юристу, и только после этого вышел. С облегчением выдохнул. Судя по всему, все и правда было хорошо, и все же его трясло, как при лихорадке.

— Ну, как, он доволен? — проговорила Сандра, и Лоренс чуть не подскочил от неожиданного вопроса. Девушка только что вошла в коридор, судя по всему, направляясь к Юнис.

— Не знаю, — ответил агент и неожиданно понял, что и правда не знает. Оставалось надеяться, что юрист приехал не для того, чтобы сорвать сделку.

— Не бойся, все получится, — проговорила девушка и ласково провела рукой по его щеке. — Ну, хочешь, я приду к тебе сегодня ночью?

— Но так же нельзя! — проговорил Ларри, ошеломленной ее откровенностью.

— Дурашка, — жалостливо проворковала питомица, поднялась на цыпочки и чмокнула его в щеку. От нее пахло свежескошенной травой и еще чем-то сладким. — Я знаю правила. Тебе понравится.

Лоренс ошеломленно смотрел вслед Сандре и думал, что сюрпризов становится все больше.

Через четверть часа его позвали в кабинет, и Лоренс узнал, что продан. Пару минут пытался осознать эту новость, а потом еще столько же старался разобраться в своей неадекватной реакции на успех. Все было хорошо, но ему почему-то стало жутко.

— Удалось! — выдохнул Милфорд, когда юрист Причарда наконец-то покинул дом. — Кто бы мог подумать, что это окажется так просто.

Слова начальства, а еще более отсутствие свободного Хилла привели Лоренса в чувство. В голове прояснилось, и Паркер понял, что первый барьер взят.

— И во сколько меня оценили? — уже спокойно поинтересовался он.

— В пять с половиной тысяч долларов, — сообщил Милфорд. — Прикиньте.

— Водитель-механик класса "В" столько не стоит, — заметил Лоренс.

— В том-то и дело, — вздохнул Милфорд. — Ведь не на аукционе — при прямой продаже. Просто мания какая-то, — пожаловался он. — И мне это не нравится.

— Но мы должны собрать информацию, — бодро проговорил Ларри.

Милфорд пару минут молчал.

— Должны, — согласился, наконец, он. — Но все же не забывайте, что отправляетесь не на курорт.

Об этом Лоренс вспоминал еще не раз, а когда за завтраком уронил ложку, неожиданно понял, что просто боится неизвестности. Осознание этого успокоило агента — в волнении перед ответственным делом не было ничего странного и постыдного. Лоренс в последний раз отвез Милфорда на работу, съездил с Юнис в клинику, с Сандрой в ботанический сад, объездил с Ханной несколько магазинов, а напоследок забрал начальника с работы.

Пока день был заполнен делами, все было хорошо, но вечером на Лоренса вновь накатило. Он не мог есть, не мог пить, не мог сидеть и даже думать. Утром за ним должна была приехать машина, и от мысли, что отныне у него и правда будет хозяин — пусть временно, пусть ненадолго, пусть всего ничего! — Паркера кидало то в жар, то в холод. Лоренсу давно пора было лечь, но он кружил по комнате, не в силах остановиться.

— Ларри, глупенький, ты что — боишься? — удивленный голос Сандры заставил Лоренса остановиться. Девушка уверенно вошла в его комнату, и психолог заметил в ее глазах покровительственную жалость. — Ты и правда думаешь, что хозяин мог отдать тебя плохому опекуну? — осуждающе произнесла она. — А хозяйка? Да если б она хотя бы заподозрила, что этот Причард недостаточно внимателен к питомцам, тут такое бы началось! — Сандра даже глаза закатила, предоставляя Лоренсу самому оценить грандиозность возможного скандала. — Просто ты из глуши и не знаешь, какие в столице возможности. Вот увидишь, твой новый хозяин купит тебе все самое лучшее. Ты на таких машинах будешь ездить...

Она говорила и говорила, гладила его по щеке, а потом Лоренс и сам не понял, как они оба оказались у кровати. Сандра привычно стащила с него рубашку, принялась умело расстегивать брюки, и тогда Лоренс опомнился. Отшатнулся.

— Нет, Сандра, нет, это неправильно, так нельзя...

Девушка зажала ему рот ладошкой.

— Бедняга, ну в какой же дыре ты жил, — вздохнула она. — Тебя что не учили в питомнике, как снимать напряжение? В этом нет ничего плохого, только польза...

Агент Службы адаптации ошеломленно опустился на кровать. Это что же — им теперь еще и питомники проверять? Судя по поведению девушки, без этого было не обойтись. Во всяком случае, тот, где училась Сандра.

* * *

Перевозка родной службы приехала в девять. Незнакомая группа была внимательна, аккуратна и корректна, и в какой-то миг Лоренс подумал, что последнее время стал излишне чувствителен к этому обстоятельству. Питомцы службы грузили контейнер с его неотчуждаемыми девайсами, Милфорд подписывал множество бумаг, а Лоренс уже привычно повторял про себя формулу успокоения. Наконец, начальник передал последний подписанный документ сопровождающему и повернулся к агенту.

— Ну, что ж, мой мальчик, — проникновенно заговорил он, — сегодня у тебя начинается новая жизнь. Надеюсь, ты и впредь будешь таким же хорошим питомцем, каким мы все тебя знаем и ценим, и будешь любить нового опекуна не меньше, чем ты любил Алана. Постарайся, чтобы мы тобой гордились.

После этих слов он по-отечески обнял Лоренса, ободряюще похлопал его по спине и сказал "С Богом!".

Паркер понял, какую мысль хотел донести до него начальник — отныне его работа должна была протекать в автономном режиме, и это одновременно налагало на него ответственность и представляло определенную опасность. К счастью, ошейник работал исправно, а на его прослушку директор распорядился поставить самых въедливых и ответственных слухачей, так что опасаться было нечего.

Кресло питомца привычно поглотило агента, и Лоренс прикрыл глаза, чтобы сосредоточиться. Дорога до виллы Причарда занимала достаточно времени, чтобы еще раз все обдумать и припомнить особенности поведения Билла.

Передача питомца с рук на руки отняла еще почти полчаса, и пока управляющий Причарда изучал документы, чуть ли не носом исследуя каждую подпись, Лоренс чувствовал себя все более и более неуютно. Раньше он не задумывался над этим, но сейчас поймал себя на дикой мысли, что уже сам себя перестает ощущать человеком. В Грейлоке и у Милфорда все было иначе.

Когда нумер, наконец, оторвался от бумаг и придирчиво оглядел Лоренса с головы до ног, ощущение собственной никчемности стало еще гаже.

— Боже, ну и вид, — проворчал управляющий и скривился. — Никакого понимания, как обращаться с питомцами...

— Мои опекуны меня любили! — обиженно выпалил Лоренс, посчитав, что Билл никогда бы не промолчал, посмей кто-то критиковать Бена или Джо. И почти сразу же отшатнулся, когда управляющий резко ткнул в него пальцем:

— Правило первое, питомец, — строго произнес тот. — Говорить можно только тогда, когда тебе разрешат. Я тебе говорить не разрешал. Тебе все понятно?

— Да... — растерянно ответил агент.

— Надо говорить: "Да, доктор", — продолжал поучать управляющий. — Повтори!

— Да, доктор, — послушно проговорил Лоренс, сосредоточенно размышляя, неужели он так и не увидит Причарда, и может ли быть, что порядки, покалечившие психику Билла, придумал вовсе не предприниматель, а его управляющий?

За этими мыслями он как-то пропустил очередное изречение нумера и потому вздрогнул, когда тот повысил голос:

— Я сказал, раздевайся, — приказал управляющий.

— Но я...

Второй толчок пальцем оказался на редкость чувствительным, и Лоренс понял, что шутки кончились.

— Правило второе, питомец, — вещал нумер. — Когда тебе отдают приказ — ты подчиняешься. Это понятно?

— Да, доктор, — на этот раз Лоренс ответил правильно, и управляющий удовлетворенно кивнул.

— Раздевайся и побыстрей, а ты и ты, — нумер ткнул пальцем куда-то в сторону, и Лоренс с удивлением осознал, что в кабинете находятся еще четверо питомцев — очень тихих и почти незаметных — которые немедленно выскочили вперед, чем-то напоминая игрушечных пожарных из коробки, — берёте этого неряху и приводите в человеческий вид. На все про все у вас полчаса, — отдавал распоряжение управляющий. — Хозяин не любит ждать.

Питомцы ухватили его за локти, но Лоренс почти не обратил на это внимания, с печалью размышлял, что они все же были правы, и за всеми порядками на вилле стоит именно Причард, а не кто-то другой. Однако следующие действия питомцев доказали, что не все так просто. Если управляющему он просто не нравился, то питомцы испытывали к нему отвращение и не стеснялись это отвращение показывать. Пока они шли по коридору, парни пару раз грубо толкнули его и один раз даже пнули, не прекращая что-то недовольно ворчать.

— Ребята, вы чего? — пролепетал Ларри после особо чувствительного толчка. — Что я вам сделал?!

— Вот из-за таких, как ты, — почти зашипел один из питомцев, — у приличных людей снимают баллы...

— Ты кто по специальности? — столь же агрессивно поинтересовался второй.

— Водитель... и механик, — ответил ничего не понимающий агент. И сразу же увидел, как расслабились питомцы. Их лица утратили ожесточение и стали почти добродушными. Они даже заулыбались.

— Так он не к нам, — расслабленно протянул один из них.

— Уф, — выдохнул второй. — Пусть за него у гаража голова болит... Ладно, неряха, пошли мыться, будем делать из тебя человека.

"Сотворение человека" как раз заняло почти все время из отведенного им получаса. Лоренса тщательно выбрили, вымыли, пару раз стукнув при этом по рукам, когда он попытался сам взять мыло и губку, аккуратно обтерли полотенцем, а потом почти бегом повели к управляющему.

Одеться ему так и не дали.

Управляющий оживленно беседовал с каким-то человеком, но лишь когда он заявил "Да-да, это как раз тот питомец", Лоренс сообразил, что в кабинет заявился Причард, а он опять его не узнал.

На выставке предприниматель был облачен в дорогой идеально сшитый костюм. Теперь был в чем-то домашним и казался человеком простым и безобидным. Только пристальный давящий взгляд не позволял поверить в его безобидность, и Лоренс невольно поежился. "Хозяин" задумчиво смерил агента с головы до ног и, обернувшись к управляющему, заметил:

— Все, как и говорил Хилл. Ожидаемо...

— У вас будут какие-либо распоряжения по питомцу? — почтительно поинтересовался нумер.

— Само собой, Дюк, — невозмутимо ответил предприниматель. — Учтите, питомец проблемный, требует особого внимания. Наименование — Санни.

— Сан-ни Пяя-тый, — почти по слогам повторил управляющий и подошел вплотную к Лоренсу. Агент невольно отстранился и сразу же был остановлен жестким приказом "Стоять!". Замер на месте, ощущая себя уже не человеком, а пугливым жеребенком с фермы. Нумер ухватил его за ошейник и подтащил еще ближе. Его пиджак касался тела Лоренса, неприятно царапал кожу, и пока нумер вбивал данные, психолог чувствовал, будто сейчас исчезнет, просто перестанет существовать. Раньше он не задумывался о процессе программирования ошейников, но сейчас мигом забыл всю теорию и терминологию, желая лишь одного — провалиться сквозь землю или бежать куда подальше.

Заметив, что он дрожит, управляющий снисходительно похлопал его по плечу, словно он и правда был пугливой скотинкой, и Лоренс окончательно понял, что питомец Санни Пятый был не более чем бессловесным телом, не достойным человеческого отношения.

— И, кстати, Дюк, — Причард поднял палец. — У питомца есть дурные наклонности — он курит и нечист на руку.

Лоренс в потрясении распахнул глаза.

— Форма ученическая, — продолжал распоряжаться "хозяин". — Выходить за пределы имения питомцу пока рано. А это что еще за тряпье? — с изумлением поинтересовался он, заметив аккуратно сложенную одежду Лоренса. — Немедленно выкинуть!

— Но это же мое! — не удержался агент.

Причард внимательно посмотрел на Лоренса, на управляющего, и у обоих языки прилипли к гортаням.

— Я разъяснял питомцу основные правила! — наконец-то опомнился нумер. — Просто парень не очень умен, — попытался оправдаться управляющий. Причард согласно кивнул, но его взгляд не смягчался.

— Эти тряпки входят в неотчуждаемые девайсы питомца? — уточнил он.

— Нет, я проверял, — отчитался нумер. — Только подарочная кепка, но ее здесь нет.

— Значит, это на утилизацию, — распорядился Причард. — Далее все как обычно: карантин, список правил и пуговицы. И, да, чуть не забыл... — предприниматель на мгновение остановился: — Выпишите парню восемнадцать ударов ремнем, но не увлекайтесь, просто для порядка...

— За что?! — охнул Лоренс. Конечно, Роберт говорил, что его обязательно за что-нибудь накажут, но психолог не ожидал, что ему достанется в первый же час пребывания в новом доме.

Предприниматель еще раз осмотрел Лоренс с головы до ног, а потом повернулся к нумеру:

— Действительно, туповат, — кивнул он. — Ну, ничего, полагаю, недостаток интеллекта компенсируется неплохой памятью.

Управляющий с готовностью кивнул.

— Санни, малыш, — Причард повернулся к Лоренсу и заговорил тем ласковым и фальшивым тоном, которым неопытные родители говорят с маленькими детьми. — Ты плохо себя вел. Доктор разъяснял тебе правила, а ты сразу же их нарушил, — в тоне предпринимателя послышался упрек. — Это еще три удара к твоим восемнадцати, — сокрушенно сообщил "хозяин" и покачал головой. — А теперь давай посчитаем, мой мальчик. Ты куришь — это первое нарушение. Ты знаешь, к каким пагубным последствиям приводит эта привычка? Испорченное здоровье, а что еще хуже — бракованное потомство... Я не позволю своим питомцам засорять организм! К тому же ты стащил сигарету у прежнего опекуна — это второе нарушение. Ты не был готов к его появлению. И ты не приветствовал опекуна по установленной форме, — осуждающе проговорил Причард, методично разгибая пальцы при каждом упоминании проступков Лоренса. — Ты не открыл для него дверцу автомобиля. И ты не приветствовал меня, хотя я шел вместе с твоим опекуном. Семь нарушений, малыш — это не шутка. Двадцать один удар ремнем. Я знаю, Санни, это неприятно, но ты провинился, и тебе необходимо внушение. Доктор, займитесь.

Когда всхлипывающего Лоренса отправили на карантин, он с печалью подумал, что героя из него не получилось. Даже здравая мысль, что ему вовсе не требуется геройствовать, а достаточно просто фиксировать происходящее, почему-то не утешала. Он явился в этот дом, рассчитывая уничтожить Причарда, а вместо этого размазывал по лицу слезы и тщетно пытался хоть как-то устроиться на койке. За всю жизнь Лоренс ни разу не сталкивался с поркой — даже в начальных классах школы, и теперь одновременно страдал от стыда, обиды, беспомощности и боли.

Постанывая от непривычных ощущений, Лоренс вытащил из пакета форму и принялся одеваться. Это тоже причиняло боль, но сидеть нагишом было стыдно. Почему-то рубашка оказалась без пуговиц, а пуговицы нашлись в небольшой коробке вместе с катушкой ниток и ручной машинкой для их пришивания. Озадаченный такой несообразностью, Лоренс почти набрался смелости постучать в дверь и попросить нормальную рубашку, когда обнаружил в пакете почти такую же распашонку. Облачившись в нее и накинув поверх форменную куртку, Лоренс с облегчением решил, что об ошибке с одеждой сообщит, когда ему принесут обед, а пока позьмется за изучение здешних правил.

Эти правила также немало озадачили Лоренса. Во-первых, красиво отпечатанная брошюра показалась агенту излишне толстой — целых сорок страниц. Во-вторых, он задумался, каким образом передать ее содержание в Службу адаптации. Ни видео, ни даже простейшей фотокамеры в ошейнике не было — только микрофон. Однако еще через пару мгновений Лоренс вспомнил, что в доме Причарда его считают тупицей, а тупые люди имеют привычку читать тексты вслух.

Это был выход.

Медленно, словно плохо умел читать, Лоренс принялся проговаривать положения правил, рассчитывая, что там — в комнате слухачей — все это как следует фиксируется и анализируется. Однако чем дальше он читал, тем больше его охватывала растерянность.

Нельзя сказать, будто правила выглядели неразумно, там было немало здравых суждений и не менее здравых предписаний — Лоренс это признавал. И все же правил было слишком много, и они были излишне детализированы. Агент не представлял, каким образом питомцы должны были запомнить все эти статьи, параграфы, пункты и подпункты, и что они должны были делать, если по какой-либо причине правила не предусматривали алгоритма действий в некоторых ситуациях. А таких ситуаций психолог обнаружил как минимум три. А потом Лоренс и вовсе уставился на брошюру, не веря глазам своим: "Дырочки на пуговицах должны располагаться параллельно полу", — медленно прочел он. Несколько раз моргнул, постарался протереть глаза и перечел правила еще раз: "Дырочки. На пуговицах. Должны. Располагаться. Параллельно. Полу".

На случай, если питомцы не знали слова "параллельный", правила сопровождались поясняющей картинкой, но Лоренсу от этого не стало легче. Только теперь он осознал значение рубашки без пуговиц и машинки для их пришивания. Пуговицы надо было пришить самому! Судя по всему, именно по умению правильно расположить эти чертовы дырочки Причард и определял способности питомцев и их перспективы.

"Вот ведь дерьмо!" — потеряно пробормотал Лоренс.

В Службе адаптации один из дежурных снял наушники и знаками дал понять напарнику, что пошел составлять отчет. Тот молча кивнул, и место ушедшего немедленно занял другой работник. Нужный фрагмент записи с немалой спешкой был доставлен Милфорду, и, ознакомившись с ним, глава спецгруппы решил, что у объекта наблюдается явный комплекс бога.

— Это патология, — объявил он и, получив полную запись правил, срочно отправил ее экспертам.

Вывод психологов не сильно отличался от вывода хирурга. Томас Лонгвуд молча слушал доклад специалистов, морщась, словно от зубной боли.

— ...таким образом, — подвел итог докладчик, — питомцы должны впасть в состояние полной апатии и неспособности проявлять хоть какую-то инициативу.

— Ну, почему же, — мрачно возразил Лонгвуд. — У них осталась возможность для инициатив — постоянная слежка друг за другом.

Этот вывод основательно встревожил Торнтона и, беспокоясь за физическое и психическое здоровье любимого ученика, он просил директора изъять Паркера с виллы Причарда, пока не стало слишком поздно. Лонгвуд задумался и отказал.

— Паркер знал, на что идет, — жестко ответил он. — А если нам придется изымать из этого дома всех питомцев, чего я не могу исключать, мы должны будем собрать стопроцентную доказательную базу по делу. И не забудьте, в доме Причарда находится сто девять питомцев, и мы несем за них ответственность. Паркер прекрасный специалист. Он справится.

И все же, объявив это решение, Томас Лонгвуд не мог оставаться спокойным. "Судя по всему", — размышлял директор, — "по окончании операции Паркеру потребуется серьезная реабилитация, а раз так — то и подбор новых агентов может столкнуться с трудностями". И все же отступать было некуда. Консулы ждали результатов. Питомцы нуждались в защите. Служба адаптации обязана была выполнить свой долг.

И каждый отдельный ее работник тоже.

В эту ночь Лонгвуду впервые за прошедшие десятилетия приснился кошмар. Но для дела это не имело ни малейшего значения.

Глава 76

— Тебе нравится швырять людей, не так ли, Зверь? Ну, что ж, посмотрим, как тебе понравится, когда швыряют тебя.

Голос Дайсона был как всегда холоден, но на этот раз Роберт уловил в нем нечто, отдаленно напоминающее злорадство.

— Сокол, становись к Зверю — в одиночку тут не справиться, — почти без паузы добавил глава тренерской группы.

Волосатик обреченно вышел вперед, смерил взглядом противника и потеряно вопросил:

— Да что тут можно сделать?

Роберта занимал тот же вопрос: "Что тут можно сделать?!" Парень, выставленный против них, был не просто огромен — прежде Роберт даже не догадывался, что подобные экземпляры встречаются в природе. Здоровенный детина, и то, что он держал в руке, делало бессмысленным всякий нормальный поединок. Роберт предпочел бы шест Дайсона — с ним у него и то было больше шансов. Подобраться для нанесения удара к этому гиганту было невозможно — Роберту катастрофически не хватало длины меча и рук. К тому же Роберт подозревал, что парень способен раскидать их, даже не прибегая к оружию — просто голыми руками. На какой-то миг Роберт даже посочувствовал бойцам-аборигенам, у которых и вовсе не было шансов, но мысли о дикарях быстро исчезли, потому что вопрос оставался тем же: "Ну, что тут можно сделать?!"

— И что нам делать? — растерянно повторил Сокол.

— Думайте, — отозвался Дайсон. — Вы же вообразили себя великими бойцами, разве нет?

Роберт бросил хмурый взгляд на бывшего гладиатора и понял, что дело не в злорадстве, а в очередном педагогическом заскоке свободного Дайсона. Бог его знает, почему Дайсон подозревал в нем ростки нового Акулы, однако глава тренерской группы не упускал ни единого случая, чтобы не напомнить о пагубности подобного пути и о том, что на каждую силу может найтись еще большая сила.

Нынешний "аргумент" Дайсона и вовсе выглядел устрашающе. Роберт внимательно рассматривал волосатика, но по его облику понять можно было лишь одно — он им не по зубам.

— Тюлень, аккуратно, — приказал Дайсон гиганту. — Они мне еще нужны.

Роберт с Соколом переглянулись.

— Одновременно... с двух сторон, — быстро шепнул Роберт. — И двигаться как можно быстрее.

Только быстрота и спасала их, когда Тюлень несколько раз взмахнул мечом. Он был не слишком быстр — этот парень, но Роберту и Соколу от этого было не легче. Один раз Сокол пушинкой отлетел прочь, так что Роберт, испугавшись за напарника, со всей дури пнул Тюленя по ноге — без всякого ущерба для ноги. Тюлень стоял, как стоял, только повернул к Роберту изумленное лицо:

— Так же нечестно! — обиженно выдал он. И Роберт почувствовал себя мерзавцем.

Дайсон хлопнул в ладоши, останавливая бой.

— И это все, на что вы способны? — поинтересовался он. — Не густо. Может быть, вам дать подкрепление? Сколько людей вам надо — трех, четырех, пятерых?

— Они будут мешать друг другу, — возразил Роберт.

— Хорошо хоть об этом догадался, — прокомментировал Дайсон. — Против одного эффективный максимум четверо. Ладно, еще идеи есть?

Сокол молча покачал головой. Роберт задумался.

— Если бы у нас были пледы, — медленно проговорил он, вспоминая полузабытый сериал, где герои лихо размахивали плащами.

— Дежурные! — возвысил голос Дайсон. — Принесите этим двум идиотам по пледу. Живо!

— Какие? — растерялись питомцы.

— Любые, — отрезал Дайсон. — Бегом!

Когда требуемые пледы были доставлены в зал, Дайсон картинно махнул питомцам на бойцов, и Сокол с Робертом с некоторым сомнением приняли шерстяные полотнища. Роберт ухватил плед за край, усиленно вспоминая, что творил на экране каскадер. Постарался перехватить накидку поудобнее, взмахнул... Сокол старательно копировал его движения, одновременно с опаской посматривая на главу тренерской группы.

— Приноровились? — поинтересовался Дайсон. — Тогда вперед!

Пока у них хоть что-то стало получаться, Роберт с Соколом успели десяток раз умыться потом. Рубашки можно было выжимать, с волос тоже капало, но Дайсон не смягчался — распекал, высмеивал, подзуживал, иногда что-то объяснял и так преуспел, что в какой-то миг Роберт даже поверил, что их и правда стали готовить к сражению с гигантом.

Соколу удалось набросить на голову Тюленя плед, но воспользоваться успехом и зафиксировать победу они так и не смогли — их противник вслепую размахнулся и Сокол вторично отлетел прочь, тяжело впечатавшись в зеркальную стену, а Роберт вынужден был броситься на пол и откатиться, чтобы не попасть под удар.

Дайсон вновь прервал тренировочный бой.

— Для первого раза неплохо, — снисходительно заметил он, пока Тюлень выпутывался из-под пледа. — Надеюсь, эта трепка пойдет вам на пользу и добавит хотя бы немного здравого смысла в ваши пустые головы. Тюлень, четверть часа отдыхаешь, — распорядился он. — А вы работаете, — внушительно добавил Дайсон. — Сокол с пледом, Зверь без. Потом поменяетесь.

Роберт отбросил покрывало, стараясь сообразить, как противостоять собственному изобретению. Сокол нерешительно топтался на месте.

— А нам что — и правда с ним драться? — обреченно спросил он.

Дайсон с некоторым удивлением оглядел бойца с головы до ног, и под его оценивающим взглядом волосатик смутился.

— Арене достаточно одного клоуна, — наконец, ответил глава тренерской группы. — Что стоите?! Работайте, — повторил Дайсон уже громче. — Зритель приходит на Арену за острыми ощущениями, а не за болтовней. Болтовни и в сети достаточно. За дело, быстро!

Роберт утомленно вздохнул и смахнул со лба пот. Повернулся к Соколу. Очень хотелось стащить с себя потную рубашку и залезть под душ, но не похоже было, что ему удастся попасть туда в ближайшие полтора часа. Когда Дайсон собирался дать кому-то урок, он не знал пощады.

Следующие десять дней прошли для Роберта в сплошных тренировках и экспериментах. Дайсон безжалостно гонял их с Соколом, заставляя до изнеможения упражняться с пледами и доводя новые навыки до совершенства. Затем поставил Роберта в строй. В шеренге бойцов попаданец оказался единственным ежиком и поначалу опасался, что волосатики встретят его появление в штыки, однако слава, заработанная им в столкновениях с Акулой и Быком, оказалась настолько громкой, что никакого возмущения со стороны волосатиков не последовало, и даже пакостей можно было не ждать.

Тренировки в строю стали для Роберта новым, ни с чем не сравнимым опытом, и даже воспоминания об учебе в военной школе здесь не помогали. Очень скоро Роберт понял, что лучшим в строевой науке был Сокол. Он уверенно командовал бойцами, быстро думал и решал. Роберт выполнял приказы, повторял упражнения, смотрел, думал и запоминал, а после тренировки мечтал повалиться на койку и не шевелиться.

И все же, какую бы усталость он не испытывал, попаданец заставлял себя каждый день подниматься на купол и наблюдать за аборигенами. Его волосы были пока недостаточно длинны, но они росли, и с их ростом приближался день первой схватки с дикарями. Роберт наблюдал, как они двигаются, как тренируются и живут, пытался понять, как они мыслят, чего хотят и боятся. А пока он наблюдал, изучал и копировал, у него в голове сами собой складывались странные строки на языке аборигенов. В переводе на английский они казались примитивными до убогости, а вот на наречии дикарей звучали неплохо, возможно, потому, что и само наречие было простым и незатейливым:

Слушай, небо, вода и камни —

Я жив!

Люди леса, травы и чащи —

Я жив!

Вы кричите, деретесь и воете,

А я жив!

Вы хотите крови и плоти,

Но я жив!

Я над небом, над камнем с водою

И я жив!

Я сдвигаю к горе гору,

Я жив!

Я руками держу солнце,

И я жив!

Я пройду среди вас невредимым,

Я буду жить!

Роберт даже не поленился зайти к наблюдателям и поинтересоваться у антропологов, есть ли у аборигенов поэзия. Старший группы выразительно постучал пальцем по лбу и предположил, что Роберта кто-то слишком сильно стукнул по голове:

— Ну, какая поэзия, Зверь? Что за чушь... Аборигены слишком примитивны для этого.

Роберт не стал спорить, решив, что обязательно проведет один эксперимент, а пока отправился к себе — изучать очередной сборник наблюдений.

Ну, а вечерами, когда дверь его комнаты блокировалась, его ждали звонки Элис. К счастью, Дайсон не удивлялся, почему Элис Дженкинс больше не просит его передать коммуникатор Зверю, свято уверенный, что сенатор с дурной репутацией потеряла интерес к своей игрушке. Пошарить же в комнате Роберта в поисках незаконного коммуникатора никто и вовсе не догадался.

На исходе десятого дня Роберт в очередной раз понял, что начал приспосабливаться. Он спокойно выходил с тренировки, а не вываливался с нее, мечтая лечь прямо на пол. Вновь непринужденно болтал с Соколом и Тёрнером, а не отмахивался от них, желая лишь дотащиться до душевой кабины. Сходил посмотреть на двух новичков и совершенно не удивился, когда один из них получил кличку Акула Третий, а второй — Питон. Пару раз поспорил с наблюдателями-антропологами, после чего главы группы наблюдения назвал его упертым дилетантом, а Роберт его — догматиком.

В общем, жизнь вновь входила в привычную колею. Роберт изучал материалы антропологов, усердно штудировал книгу по театральному фехтованию, стараясь отыскать там что-нибудь стоящее, а потом на пару с Соколом пытался опробовать новые приемы. Сокол, пораженный тем, что нечто новое можно узнать не только от тренеров, но еще и из книг, недоверчиво пролистал учебник, решительно раскритиковал две трети предложенных там приемов, уверяя, что Роберт "слишком мало прожил на Арене, чтобы правильно оценить всю эту чушь", а потом с азартом принялся пробовать оставшуюся треть. Дайсон не мешал бойцам экспериментировать, поручив их заботам сразу трех тренеров, и даже пару раз лично дал Роберту с Соколом полезные советы. Сокол вздыхал, что с Волком они бы все отработали гораздо быстрей, но Роберт считал, что нормальная жизнь Остина Марлоу стоит всех приемов и финтов.

Против Тюленя Дайсон их больше не ставил, зато раз за разом выставлял против Роберта двух, трех и даже четырех бойцов. С четырьмя противниками Роберт не смог справиться ни разу, хотя с каждым учебным боем ему удавалось держаться все дольше, пока он все равно не "погибал" под ударами противников. Оттянуть неизбежное помогали найденные в учебнике приемы, а однажды — плед. Одного бойца Роберт "уделывал" всегда, часто двух, а однажды смог "завалить" даже трех, зато четвертый поймал его в тиски и без затей "перерезал" горло.

После каждой "смерти" Дайсон долго и изобретательно отчитывал Роберта, называл лентяем, бестолочью и психом, подкреплял свои внушения затрещинами и обещаниями выставить к столбу, если он посмеет сдохнуть и во время представления.

Каждый раз во время выволочки Роберт отрешенно размышлял, способен ли Дайсон охрипнуть хотя бы на минуту, и каждый раз убеждался, что глотка у бывшего управляющего луженая. Из-за неудачи с Тюленем Дайсон так не ругался, видимо, ни на минуту не считая, что у них был хоть какой-то шанс. Подобное отношение несколько тревожило, так что Роберт решил понаблюдать за гигантом.

Бои Тюленя почти всегда проходили по одному сценарию — он расшвыривал противников, и при этом у него на лице было выражение хорошо воспитанного мальчика, который никак не может понять, почему другие детишки в детском саду так упорно к нему цепляются. Видимо, этот контраст — детское выражение на лице гиганта — немало веселил зрителей, но Роберт не находил в ситуации ничего смешного. Несмотря на рост, силу и длинный меч присутствие Тюленя на Арене казалось ему вопиюще неуместным.

Очень скоро Роберт в этом убедился.

Здешние столовые были центром светской жизни, как для бойцов, так и для многих работников Арены. Даже волосатики, которым правила позволяли завтракать, обедать и ужинать в своих апартаментах или вовсе где-нибудь в городе, неизменно обедали на публике, наслаждаясь опасливым и восторженным шепотком вокруг. А еще в столовых можно было за пять минут собрать все новости Арены (в этом плане с ними не могли сравниться даже туалеты, душевые и склад), и здесь же за немалые деньги обедали и ужинали поклонники боев, очарованные возможностью наблюдать за своими кумирами в неформальной обстановке.

Тюлень, как и все, трапезничал в столовой и просто купался в восторгах и внимании фанатов. Это зрелище было настолько привычным, что Роберт немало удивился, обнаружив, что гигант рыдает за столом и как маленький ребенок утирает глаза кулаками. Обитатели Арены привычно обходили Тюленя по синусоиде, Роберт тоже собирался покинуть столовую, но то же чувство, что заставило его ощутить себя мерзавцем после наивного восклицания волосатика "Но так же нечестно!", принудило его остановиться, а потом с тяжким вздохом направиться к рыдавшему гиганту.

— Эй, парень, что случилось? — проговорил Роберт, осторожно коснувшись плеча Тюленя.

— Он надо мной смеется, — горестно сообщил гигант и всхлипнул. Вопрос Роберта "Кто этот сумасшедший?" так и остался незаданным, потому что Тюлень, глотая слова и слезы, совершенно по-детски поведал, будто один из его поклонников может смотреть сквозь стены, потому что всегда знает, что он покупает, и всегда твердит, что у него нет вкуса, что на его наряды тошно смотреть. — Ну, как, как он узнает? — в слезах жаловался Тюлень севшему рядом Роберту. — И что у меня не так?! Я же ста-а-ара-а-аюсь, — протянул он, сотрясаясь от рыданий.

Роберт понимающе кивнул. Наряд Тюленя и правда не отличался вкусом — ядовито-желтая рубашка, зеленый плед, синий пояс и красные сандалии на лиловые носки производили диковатое впечатление, но, с другой стороны — что с того? На Арене Тюленя ценили явно не за стиль и вкус. Да и в любом случае, Роберт не понимал садистского желания доводить кого-то до слез.

— Я покупки прятал, а он все равно... узна-вал, — хлюпая носом, жаловался Тюлень. — Говорит, я бестолочь... Но я же... я... не хочу-у-у... быть бестолочью...

— А вот скажи, — задумчиво проговорил Роберт, — эти покупки ты делал на деньги, что вручают за бои здесь, или их подарил твой поклонник?

— Поклонник... подарил... — еще раз хлюпнул носом Тюлень.

— А тебе что важнее, — продолжил расспросы Роберт, — чтобы он не знал о твоих покупках, или чтобы у тебя был вкус?

— Все! — выпалил заплаканный волосатик и с надеждой уставился на Роберта. — Чтобы не знал! И чтобы я не был бестолочью...

Роберт вздохнул. Начать стоило с того, что проще.

— Покажи платежную карту, — попросил он. — Это поможет...

Тюлень с готовностью полез за пояс и вытащил золотую пластиковую карточку. Как и предполагал Роберт, карта оказалась именной. Попаданец на всякий случай запомнил фамилию и имя фаната-садиста. Встал.

— Пошли, — Роберт качнул головой в сторону выхода из столовой. — Я покажу, что надо делать.

— И у меня будет вкус? — обрадовался Тюлень и посмотрел на Роберта с таким наивным доверием, что попаданцу стало неловко.

— Со вкусом мы разберемся чуть позже, — обещал Роберт. — Зато твой поклонник больше не сможет смотреть сквозь стены. Идем, это очень просто.

У платежных терминалов на складе не было ни души, и Роберт приступил к делу:

— Смотри, у тебя именная золотая карта, — вполголоса разъяснял он, — поэтому ее владелец — и это не ты, а твой поклонник — получает от банка список всего, что ты покупаешь, да еще и с фотографиями покупок. Но эту карту можно заменить, — заторопился Роберт, заметив, что Тюлень опять собрался плакать. — На новых картах не будет ничьего имени, и никто не станет получать отчет о твоих тратах. Твой поклонник лишь узнает, что у тебя новые карты, но ничего сделать уже не сможет. Правда, — Роберт помедлил, — ты немного потеряешь в деньгах, но самую малость — десять центов с каждой сотни долларов — ты этого даже не заметишь.

— А как... менять? — замирающим от счастья голосом спросил Тюлень.

— Да вот здесь, — Роберт кивнул на терминал. — Вставляй, как ты обычно платишь за покупки.

Тюлень вставлял карту с таким видом, словно очень боялся ее поломать, так же осторожно набрал пин-код, словно маленький ребенок шевеля при этом губам, и повернулся к Роберту.

— Вот! — гордо сообщил он. — Я вставил.

— А теперь смотри...

Медленно, чтобы волосатик мог все понять и запомнить, Роберт принялся устанавливать на экране условия для замены карты.

— Подсчеты программа сделает самостоятельно, — пояснил он. — Подожди пару минут.

Внутри терминала что-то загудело, а потом в лоток выпали четыре зеленые пластиковые карты.

— Ну, вот видишь, — вновь заговорил Роберт, вручая деньги Тюленю, — они зеленые — с ними даже пин-код не нужен — просто приставляешь их к считывающему устройству — и все. Вот сюда, — указал попаданец пальцем. — Очень удобно. Твой поклонник, конечно, узнает, что ты поменял карту, но больше не узнает ничего. Не смотреть ему больше сквозь стены — отсмотрелся!

Тюлень просиял, но радость быстро сползла с его лица, сменившись привычными страхами.

— А со вкусом как быть? — жалобно напомнил он.

— Со вкусом сложнее, — признал Роберт. — Его надо долго тренировать, хотя... — боец задумался. — Можно просто запомнить, что и с чем носить, — предложил он, но сразу же понял, что надеяться на память Тюленя будет глупо. — Я нарисую тебе памятку. Когда будешь что-нибудь покупать, просто сверишься с картинкой...

Роберт знал, что на складе Арены можно найти все, и все-таки удивился, когда ему удалось приобрести прекрасный альбом и цветные карандаши — все же это были не самые необходимые вещи для бойцов. Зато рисовать ему пришлось много. Волосатик метался между рядами вешалок и манекенов, то и дело спрашивая: "А вот так можно? А так?!". Роберт усиленно работал. Тюлень с каждым ответом все больше воодушевлялся и сиял. А потом Роберт озадаченно уставился на очередной выбор гиганта.

— Это можно? — уже привычно спросил Тюлень.

Роберт задумчиво оглядел рубашку, плед и носки в руках волосатика. С точки зрения стиля, выбор был не самым лучшим, и все же Тюленю должно было пойти. А раз так...

— Можно, — уверенно кивнул Роберт. — А если твой поклонник попытается что-то сказать, ответь ему, что это стиль милитари... Сейчас я тебе напишу.

Роберт быстро набросал очередной рисунок, несколькими штрихами обозначая цвета, и крупными буквами сделал подпись.

— Это — стиль милитари, а ты — боец, и ты можешь носить эту рубашку и плед с гордостью, — объявил Роберт. — А вот ему стиль милитари недоступен, — продолжал попаданец. — Он может только штаны на трибуне зрителей протирать. Так ему и скажешь!

Тюлень с готовностью закивал, но потом с сомнением спросил:

— А у меня получится?

— Ты перед зеркалом потренируешься и получится, — успокоил Роберт. — Тренировка — залог успеха!

В какой-то миг Роберт с опаской подумал, что теперь ему вечно придется отвечать на вопросы Тюленя "А так можно?", но решил, что это не самая большая проблема. Самая большая проблема заключалась в том, как этот младенец вообще попал на Арену.

Однако когда через полчаса Роберт явился к Тёрнеру, он не успел даже договорить вопрос, как куратор демонстративно застонал:

— Только не говори мне, Зверь, что ты подобрал очередного монстрика, осмотрел его, решил, что он больше смахивает на котенка, и теперь ищешь, в какие бы добрые руки его пристроить.

Роберт с досадой отмахнулся:

— Очень смешно, поздравляю... Но все же, Тёрнер, что здесь делает Тюлень?

— Ты же его видел, — пожал плечами "Чип". — Сила есть, ума не надо. Девушку он поломал, — пояснил куратор в ответ на вопросительный взгляд Роберта. — Не нарочно, конечно, просто силы не рассчитал. Говорят, рыдал, а толку...

— А опекун частник? — уточнил Роберт.

— Ты много здесь видел государственных питомцев? — вопросом на вопрос ответил "Чип".

— У меня не было возможности заглянуть в здешнюю статистику, — парировал Роберт.

— Тогда поверь на слово — государственных питомцев здесь нет, разве что среди обслуги, — сообщил Тёрнер. — А Тюлень не Волк. Талантов у него нет, достижений нет, перспектив нет — он вообще умственно отсталый.

— Ну, вот, — Роберт требовательно уставился на собеседника. — Разве на этом нельзя сыграть?

— Ты еще скажи, что он псих, — отмахнулся Тёрнер. — Арена вообще-то и создана для того, чтобы отправлять сюда подобных индивидов.

— Сравнил! — Роберт возмущенно хлопнул ладонью по столу. — Слушай, но ведь это же неправильно. Смотри, — боец наклонился вперед, поставив локти на стол и разведя ладони, — на Арене действует возрастной ценз, так?

— Для зрителей, — уточнил Тёрнер.

— Вот именно, — кивнул Роберт. — Получается, что даже полнолетних ответственных граждан до определенного возраста не пускают смотреть бои, потому что это может вредно сказаться на их психике, а вот питомца, у которого уровень развития десятилетнего ребенка, заставляют убивать. Где логика?!

— Да не больно-то он и убивает, — пробормотал Тёрнер.

— То есть ты признаешь, что он не агрессивен, — подвел итог Роберт.

— Слушай, Зверь, ну что ты от меня хочешь? — с несчастным видом вопросил куратор. — Ну, не работает это так, ты мне поверь. Думаешь, я не говорил все это Кавендишу, а Кавендиш не говорил выше? Знаешь, что нам твердят в ответ? Что Тюленя никто не обижал, он просто не рассчитал силы и вот — девушки нет. А если он опять забудет, до чего силен, что тогда?

— Его научили...

— Да кто в это поверит? — возразил "Чип". — Ты хоть раз видел, как он швыряет аборигенов?

— Видел... Да что говорить — я сам "летал"!

— И кто после этого захочет с ним связываться?

Роберт помолчал.

— Но можно же что-то придумать, — наконец, произнес он.

— Когда придумаешь, тогда и придешь, — отрезал Тёрнер.

— Ладно, — боец кивнул. — Тогда второй вопрос...

Куратор вновь застонал.

— Кто такой Джон Карлайл?

Тёрнер вскочил:

— Эта скотина опять здесь?!

— Понятия не имею, — Роберт внимательно оглядел "Чипа": — Так, значит, вы знаете, что он творит?

— Обожди! — Тёрнер с таким видом схватил коммуникатор, что Роберт на всякий случай отодвинулся. Куратор вопрошал, отчитывал, выяснял подробности, а потом оборвал связь и почти отшвырнул гаджет. — Не было его здесь — охрана работает. Значит, Тюленя он подстерег на улице. Мразь!

— А в суд обратиться? — подал голос Роберт.

— Смысл?! — раздраженно передернул плечами Тёрнер. — Это ведь ты не постесняешься на всю улицу объявить, что вот этому почтенному свободному запрещено подходить к тебе ближе, чем на сто метров, а для Тюленя это все пустые слова. Как же — у него же поклонник, — возбужденно провозгласил он, размахивая руками, — он же такой замечательный человек... А потом рыдает по углам!

— А Служба адаптации? — не сдавался Роберт. — Они ведь тоже имеют к этому какое-то отношение.

— Мы не можем...

— Ну, да, — Роберт демонстративно хлопнул себя ладонью по лбу. — Как же я забыл? Конкурирующие конторы, действительно...

— Чушь несешь! — возмутился Тёрнер. — Арена и ее обитатели — это наша зона ответственности, мы не можем перекладывать свои обязанности на других.

— Арена! — подхватил Роберт. — Арена, а не город вокруг. Карлайл достает Тюленя в городе, на который ваши полномочия не распространяются. Вот пусть адаптантские умники и займутся делом. Да по этому Карлайлу уже давно психологи плачут!

Тёрнер сосредоточенно потер подбородок.

— В чем-то ты, конечно, прав, — проговорил он. — Я обсужу это дело с Кавендишем.

— Обсуди, — согласился Роберт. — Только не затягивай.

Куратор кивнул.

— И, кстати, — смущенно заговорил Тёрнер. — А у тебя-то как дела — поклонники не достают?

— Шутишь? — Роберт пожал плечами. — Нет у меня никаких поклонников...

— Есть, — возразил "Чип". — В сети даже твое сообщество имеется. Если так пойдет и дальше, где-нибудь через неделю Кавендиш даст тебе выход в сеть — будешь вести блог. А там и до первого выхода с Арены дело дойдет. Наличие собственного сообщества — это убедительный аргумент.

— Так у меня же волосы недостаточно длинные, — в некотором ошеломлении напомнил Роберт.

— Ну, и что? — ответил Тёрнер. — Можно же нарастить...

Куратора Роберт покидал в задумчивости. Возможность выхода за пределы Арены искушала, пусть к ней и прилагалось наращивание волос и перспектива сражения с аборигенами. Увидеть Элис, поговорить с Макфарленом — Роберт признавал, что это стоило риска. К тому же, Макфарлен, как врач и сенатор, мог подсказать, как решить проблему Тюленя. Сваливать эту задачу на Элис Роберт считал наглостью. В здешнем Сенате и так было слишком много деятелей, желавших решать проблемы за ее счет.

А еще стоило посоветоваться с Лоренсом, признал Роберт. Но сколько ему еще предстояло торчать на вилле Причарда — месяц, два, три? И в каком состоянии он будет после окончания операции?

Роберт покачал головой и мысленно пожелал Паркеру удачи. Потом взял планшет и пошел на купол, к наблюдателям. Уж раз его ждали резкие перемены в судьбе — к ним стоило подготовиться.

Психологически, в том числе.