| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Она вытянула правую руку, указывая на темную полосу облаков, нависающую над горным хребтом далеко на севере.
-Вон там, видишь? Три дня пути — и ты в Гнилых Землях.
-Похоже не грозовой фронт — предположил Иган, глядя в указанном направлении.
-Эти тучи висят там постоянно. Все пятнадцать лет, что прошли с тех пор.
Иган вспомнил, как долго кружила Парвати вокруг того района, ожидая, когда рассеется густая облачность, и. в конце концов, приземлилась в другом месте. Но он и не подозревал, что все обстоит куда более серьезно. Их выходка, казавшаяся невинной шалостью, обернулась страданиями сотен и тысяч людей. Однажды Кехшавад продемонстрировал ему воздействие чешуйки Эрамонта на погоду, но Иган только сейчас в полной мере осознал, насколько оно сильное, и невольно поежился.
-Ледяной Дьявол — что это за тварь такая, и откуда он взялся? — осторожно поинтересовался он.
-Ты хочешь сказать, что не знаешь и этого? — Орана с неподдельным удивлением посмотрела на Игана, — чему тебя только учили?
-Все больше разным практическим вещам, — он надеялся, что Куратор не заметит проступившей у него на лбу испарины, — мифология не является у нас основным предметом.
-Я уже говорила тебе, это — не мифология, а основы мироздания, — женщина говорила как терпеливый педагог, вдалбливающий в бестолковые головы учеников очевидный факт, что дважды два — всегда четыре, — Он Хранитель Путей Мертвых, обитающий по ту сторону Студеных Вод. Он встречает всех, кто выходит на Другой Берег, но никого не выпускает обратно. Он один из стражей порядка, лежащего в основании нашего мира.
Из страданий Он выковал когти Его,
Его зубы из боли отлил,
Крепче камня броню из страхов соткал,
Яд отчаянья в венах течет…
Закончив декламировать, Орана повернулась и посмотрела на Игана.
-Ну да, Генеалогию Демонов ты тоже не учил.
-Увы! Только я не понимаю, если он обитает в Мире Мертвых, то каким же образом он попал сюда?
-Я не знаю. Возможно, кто-то оказался достаточно умен, чтобы найти способ выманить Ледяного Дьявола в наш мир, и достаточно безумен, чтобы проделать это. Все нечестивцы погибли, поскольку Жизнь и Смерть несовместимы, но проделанный ими пролом в стене между мирами остался открыт, и теперь сквозь него сюда струится могильный холод с оборотной стороны бытия. Царство Мертвых мало-помалу завоевывает наш мир, и сам Ледяной Дьявол, говорят, иногда наведывается в те края. Непрекращающаяся гроза рвет там молниями самую ткань мироздания, и небо отвечает ей вечным плачем дождя. В тех местах умерло все, и Гнилые Земли продолжают расширяться. Эта огромная язва на нашей земле постоянно сочится ядом, отравляя сами души всех, кто живет поблизости. В заброшенных деревнях облюбовал себе место всякий сброд — бандиты, воры, беглые преступники. Если ничего не изменится, то Восточный Предел может обезлюдеть окончательно. Мой отец, бывший тогда Куратором, и мой брат пытались хоть что-то предпринять, но…
-Они хотели убить Ледяного Дьявола?
-Как можно убить того, кто и так обитает в Царстве Мертвых?
-Тогда… что?
Иган надеялся, что Орана не заметит, как дрожит его голос, и как по его вискам сбегают предательские капли холодного пота. Его обуял ужас от постепенного осознания степени безумия, свершенного ими пятнадцать лет назад. Кто мог подумать, что те события повлекут за собой целый шлейф последствий, отдававших самой настоящей мистикой. Он отчаянно стремился удержаться в рамках рациональных объяснений, но, сопоставляя изложенные Ораной факты с теми, что были известны ему самому, понимал, что у него это вряд ли получится. А если Куратор вдруг прознает, что Иган входил в число тех охотников, что навлекли беду на ее земли, то убьет его на месте. Удавит голыми руками.
-Они хотели найти Семя Проклятья и, если не уничтожить его, то хотя бы отвезти его подальше в степи, чтобы очистить наш Предел, — негромко заговорила женщина, глядя в одну точку перед собой, — надеялись, что тогда Дьявол оставит нас в покое.
-И что? — спросил Иган, когда Орана вдруг умолкла.
-Я не знаю, — Орана приподняла и снова уронила плечи, — они так и не вернулись. Тогда мне самой пришлось стать Куратором Восточного Предела.
-Мне очень жаль, — Игану хотелось протянуть руку и ободряюще коснуться ее плеча, но он не решился. Ему подумалось, что в данной ситуации его жест отдавал бы лицемерием.
-Это было давно, — Орана тряхнула головой и, пришпорив лошадь, поскакала вперед, к открывающимся воротам.
Несколькими днями позже Иган, измотанный, как обычно, до предела, поднимался поздно вечером в свою комнату, как вдруг его слуха коснулся странный звук. Кто-то играл на гитаре. Услышать такое среди холодных стен армейского гарнизона он никак не ожидал, и поэтому Игану потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, что это — не галлюцинация.
Музыка доносилась из спальни Ораны, что было неожиданно вдвойне. Стараясь ступать как можно тише, заинтригованный Иган на цыпочках двинулся вперед.
Он находился буквально в двух шагах от приоткрытой двери, из которой в коридор протянулась тускло освещенная неверным светом полоса, когда мелодия вдруг оборвалась. Иган застыл как вкопанный, стараясь даже не дышать. Он только сейчас задумался о том, как он будет выглядеть, если его вдруг здесь застукают. Впрочем, он все равно не имел возможности для какого-либо маневра, а потому ему оставалось только стоять и терпеливо ждать, что будет дальше.
Пальцы пробежали по струнам, и Орана негромко запела. Иган был настолько поражен, что, почти забыв об осторожности, подошел к самой двери. У куратора оказался удивительно приятный бархатистый голос, который резко контрастировал с тем холодным, металлическим тембром, которым она отдавала распоряжения и приказы. Игану даже захотелось заглянуть внутрь, чтобы убедиться, что поет именно она, а не кто-то другой. Ему стоило немалых усилий побороть этот соблазн и просто стоять и слушать ее неспешный распев:
Ветер — вечный странник земной.
Ты не ведаешь боли с любимой прощаний,
Никогда не познаешь отрады возврата домой.
И как воздух пусты все твои обещанья.
Небо — летописец бесстрастный.
Ты — свидетель ушедших эпох.
Но никто никогда не сумеет
Разгадать тайны вязи твоих облаков.
Солнце — жар любви безрассудной
Ты — незрячий отец наш родной
Обласкаешь младенца ты девицы блудной
И в песках белоснежные кости убитых тобой.
Голос Ораны взлетел на октаву вверх, зазвенев с надрывом и горечью:
Мать сырая земля, твоя боль бесконечна,
Реки слез собираешь ты в чаши морей.
В их соленом стекле отразится как завтра
Твои щеки омоем мы кровью своей.
Ветер…
Ветер…
Последний аккорд повис в воздухе, постепенно затихая.
-Иган, я знаю, что ты подслушиваешь, — Орана вздохнула, — кончай прятаться, заходи.
Смущенно кашлянув, он переступил порог. Куратор сидела в кресле у окна, рассеянно перебирая струны старой потертой гитары. Она была одета в легкое платье ее излюбленного серо-зеленого цвета, длинный подол которого сбегал с ее коленей и растекался по полу. Колеблемое ветром пламя стоящей на столе свечи отбрасывало на лицо женщины глубокие черные тени.
-Ты хотел что-то спросить?
-Нет, я просто шел к себе и услышал, как Вы играете, — Иган сделал неопределенный жест рукой, — я и не предполагал, что Вы…
-Почему же?
-Я, как правило, вижу Вас с мечом или арбалетом в руках. Мне казалось, что Вы бесконечно далеки от романтических утонченностей. Тем удивительней для меня было обнаружить, сколь многогранны Ваши скрытые таланты.
-Не забывай, я родилась и выросла в благородной семье, где женщинам с детства уготована вполне определенная роль. Наряды, балы, изысканные манеры. В свое время я получила неплохую подготовку для будущей роли цемента, скрепляющего межродовые союзы. Мне даже будущего мужа уже подобрали. Но все пошло прахом, когда мой отец и брат погибли, — Орана вздохнула и помассировала левую кисть, — теперь мои руки покрыты мозолями от рукояти меча, но, стоит мне взять всего несколько аккордов, как пальцы уже начинают болеть, да и голос уже не тот.
-Что Вы! — воскликнул Иган, — у Вас прекрасный, очень теплый и душевный вокал!
-Благодарю! — Орана чуть склонила голову, — если ты не возражаешь, то я еще немного пошалю. Присаживайся, если хочешь.
-Да, конечно! — перекинув снятую куртку через спинку стула, Иган сел рядом, — сыграйте еще что-нибудь.
-Попытаюсь, — пальцы, скрипнув, скользнули по струнам.
За широкой рекой, за зеленой листвой,
Где русалки поют на ветвях.
Мы с любимой моей будем петь и плясать,
Будут звезды сверкать в волосах.
И оставив одежды под полной луной,
Облачившись в серебряный свет,
Мы по лунной дорожке с тобою пойдем
В город счастья, которого нет.
Нас туманом прохладным накормит рассвет,
Напоит ледяною росой…
-Черт! — недовольно крякнув, Орана попыталась еще раз взять непослушный аккорд, но упрямые струны вновь ускользнули от нее. Третья попытка также не увенчалась успехом.
-Совсем разучилась! — констатировала она и принялась тереть покрасневшие подушечки пальцев, — практики не хватает, да и песня не под настроение. Может, что-нибудь другое? Поспокойнее?
-Тут Вы хозяйка — Вам и решать! — заверил ее Иган, — но, если Вам тяжело, то не надо, не мучайте себя. Как-нибудь в другой раз…
-Ладно, уговорил, — Орана перехватила гитару поудобнее, — еще одну, последнюю на сегодня.
По комнате заструился неторопливый ритм вальса. Иган закрыл глаза, полностью обратившись в слух.
Я построила дом
Из мечтаний и снов,
Для себя и для лучших друзей.
В этот мир смотрит он
Через сотни окон
Распахнув ему сотни дверей.
В нем есть смех и веселье,
Есть горе и боль.
И рассвет и полночная тьма.
Тут богатство и слава,
Или тишь и покой —
Что хочу, выбираю сама.
На замок запереть
Свою скуку могу
Я одним мановеньем руки
В моей связке есть ключ
Для любовных утех
И для ласк, что как воздух легки.
Но как мне отыскать
Ту счастливую дверь,
За которой судьба меня ждет?
Говорят мне подруги:
Надейся и верь,
И само тебя счастье найдет.
Год за годом летит,
И морщин письмена
Все явней в ярком свете утра.
И все чаще встает
Предо мною стена
Там, где дверь открывалась вчера.
Я построила дом
Из мечтаний и снов
Для себя и для лучших друзей
Но закрыты все двери
Его на засов
И я таю в объятьях теней.
Иган открыл глаза, с неохотой расставаясь с усыпляющей магией музыки. Орана осторожно поставила гитару в угол. Поймав ее взгляд, он увидел в нем скрытую боль, словно окончившаяся песня все еще продолжала звучать в ее душе.
В этот миг порыв ветра ворвался в приоткрытое окно и громко хлопнул входной дверью, загасив оплывший огарок. Иган торопливо зашарил рукой по столу.
-Что ты ищешь? — Орана подошла и остановилась прямо перед ним.
-Огниво.
-Зачем?
-Зажечь свечу, — Иган медленно повернулся к едва различимой в темноте женщине. Его лица коснулось легкое дуновение воздуха, когда ее платье с тихим шелестом упало на пол.
-Зачем?
На небе зажглись первые звезды, и сверчки уже затянули свою заунывную песню, а во дворе, при свете факелов, несколько взмыленных гвардейцев продолжали истово отрабатывать новые упражнения и приемы. Две недели занятий буквально перевернули все их представления о фехтовании с ног на голову. Зато теперь, когда в их головах будто прорвало старую дамбу, и в них проснулось понимание, постоянные тренировки стали для солдат куратора чуть ли не самым важным делом в жизни. Тем более, что продолжительность этой самой жизни находилась в прямой зависимости от их усердия. Лязг мечей порой не стихал даже ночью.
На увитый густым плющом балкон второго этажа, еле различимая в тенях, шагнула рослая широкоплечая фигура.
-Госпожа?
-Да, Чеп, я слушаю, — стоящая у парапета Орана даже не пошевелилась, глядя вниз сквозь листья.
-Йелс идет на поправку, скоро он снова встанет в строй.
-Прекрасно! А что с Колеском?
-С ним сложнее, но сестры говорят, что его жизни ничто не угрожает, хотя поваляться ему придется изрядно.
-Хорошо. Что еще?
-В остальном все как обычно: мечи наточены, лошади накормлены.
-Спасибо, Чеп. Можешь идти.
-Госпожа?
-Что?
-Говорят, что вчера, во время налета на Бадейкин Ров, среди людей Криворукого опять видели тех двух незнакомцев, и они расспрашивали всех об одном человеке. Судя по описанию, речь шла о нашем госте.
-Я знаю.
Чеплок подошел ближе и тоже посмотрел вниз, на Игана, который, сидя ни табурете, наблюдал за тренирующимися солдатами и время от времени делал им замечания, подкрепляя свои слова длинной хлесткой хворостиной.
-Почему Вы не скажете ему, что его разыскивают?
-Я не хочу, чтобы он сбежал. Он очень ценен для нас.
-Вам не кажется, что его присутствие, точнее, его поиски тоже обходятся нам очень и очень недешево? Криворуковцы осмелели и, похоже, собираются разграбить всю округу. Если так пойдет и дальше, то рано или поздно они и к нам на порог заявятся.
-Они не посмеют.
-Мне бы Вашу уверенность, — покачал головой Чеплок, — в их рейдах чувствуется система. Они его ищут, и круг их поисков неуклонно сжимается вокруг Кабаньего Холма.
-Почему ты считаешь, что, получив желаемое, они угомонятся?
-Я не утверждаю, но такой исход представляется мне вполне вероятным. Можно поговорить с Иганом, чтобы он сам попробовал их убедить.
-Криворуковцев словами не остановишь. Они вошли во вкус, а, утратив цель, они начнут атаковать хаотично, как прежде. Лучше не станет. А вот от Игана есть вполне ощутимая польза. Этого, надеюсь, ты отрицать не станешь?
-Что есть, того не отнять. За последнее время наши потери сократились в разы. Ребята, особенно новички, теперь чувствуют себя гораздо уверенней.
-И это после всего пары недель тренировок! Я же говорю, сейчас он крайне ценен для нас!
-Для нас или для Вас?
-Что ты хочешь сказать? — Орана повернулась к солдату. На ее укрытом тенью лице холодно поблескивали глаза, — давай, выкладывай.
-Боюсь, что я и так сказал слишком много, — потупился Чеплок, — мне нечего добавить.
-Не стесняйся, мы же с тобой в детстве на одном горшке сидели, говори.
-Я не могу это сформулировать… все на уровне ощущений, интуиции…
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
