Побег с Татуина

Кеноби — это другой разговор. Сейчас он во многом понимал своего бывшего учителя. И хотя все еще был зол на него, но ненависти уже не осталось. Только лишь грусть, что они так и не смогли тогда понять друг друга, поговорить — вместо того чтобы бросаться в битву. Он долгие годы лелеял ненависть к Кеноби за то, что тот науськал Падме, подставил ее и их ребенка, хотя на самом деле и осознавал, что это — ненависть прежде всего к себе, к тому, что он сделал и кем стал. Но появление Люка каким-то неведомым образом избавило от этого. А вслед за ненавистью к себе ушла и ненависть к Кеноби — и пришло время посмотреть на многое другими глазами. Пришло время вернуться домой. Встать на начало пути и увидеть, где именно он свернул не туда. Навестить того, кто когда-то был для него всем: и отцом, и другом, и учителем.

Вот уже полчаса его шаттл стоит недалеко от дома, который местные указали как жилище отшельника Бена, а он все никак не может подойти, чуть переминаясь с ноги на ногу, словно нашкодивший подросток перед встречей с суровым родителем.

Старик в глухом плаще уже несколько раз выходил из своей глиняной лачуги, набирал воду, что-то готовил, а Вейдер задумчиво за этим наблюдал. И это — прославленный воин, герой (чего лукавить хотя бы себе), истинный джедай. Ему не в этой лачуге сидеть, а армиями управлять, ведь из Кеноби стратег куда лучше, чем из него самого. Внезапно до него дошел чей-то голос — Кеноби стоял во дворе и смотрел прямо на него:

— Может, зайдешь, а то все стоишь и стоишь… Я чай приготовил.

И эта ухмылка в бороду, и этот жест, и эти слова что-то в нем всколыхнули. Он не чувствовал ненависти в Кеноби, и больше не чувствовал даже гнева на бывшего учителя. Внезапно захотелось, как в самом раннем детстве, уткнуться в тунику и рассказать, что он нечаянно, что он просто ошибся, да и вообще… и чтобы Оби-Ван, пожурив его для приличия, пошел защищать от старших мастеров.

Но костюм не был приспособлен для бега по песку, поэтому идти пришлось медленно, степенно:

— Ну, здравствуй, старый друг, — проговорил Кеноби, присаживаясь на камень, который должен был служить скамейкой. — Какими судьбами?

Слова застряли в горле, но Вейдер все же собрался с мыслями и сел на камень поодаль.

— Здравствуй, мой старый учитель… — вот и все, что он мог сказать, но Сила явственно показала старому джедаю, что его бывшего ученика, свернувшего с проторенной тысячами джедаев дорожки, раздирают сомнения, чувство вины и желание хоть что-то исправить.

— Ты пришел просто так — или меня убить? Если второе, позволь сначала отдать тебе твой меч, я его хранил… — страха Вейдер не чувствовал. Совсем. Лишь усталость старого отшельника. Неужели он так хочет умереть? Или ему уже не страшно умирать? Вейдеру тоже когда-то казалось не страшным умирать — напротив, он искал смерти, но эта старуха-садистка специально не подходила к нему, наблюдая издали, давая «насладиться» всеми прелестями самобичевания. Сейчас этого желания не осталось. Причина была проста — если с ним что-то случится, кто позаботиться о Люке? Кто спрячет его от Императора?

— Для Люка? — слова давались с трудом.

— Да, для него, — просто подтвердил учитель, расслабляя напряженные плечи. Видимо, он в достаточной степени ослабил щиты, чтобы Кеноби почувствовал отсутствие угрозы.

— Тогда сам ему и отдашь, — внезапно легко отозвался Вейдер, чуть наклонив голову. И этот жест до боли напомнил Кеноби собственное отражение.

— Вейдер, что случилось… — старая паранойя не отпускала так просто.

— Да ситх, сам не знаю! — бывший ученик сокрушенно оперся подбородком на ладонь. — Я виноват во всем, перед всеми. Хотел сделать хорошо всем — вышло, что не сделал хорошо никому.

— Виноват в случившемся Палпатин, ты это знаешь не хуже меня. Он все затеял. Его надо было остановить еще в самом начале. Ты мог — но не сделал, и я принимаю твой выбор. Понимаю твои мотивы, хоть и не согласен с ними, — чтобы занять начавшие дрожать руки, Кеноби начал разливать чай.

— После… после Мустафара я ему не ровня. Мой предел — придушить кого-нибудь да толкнуть Силой… Лучше бы ты тогда меня добил… — с оттенком горечи проговорил Вейдер, вспоминая всех тех членов Ордена, кто погиб по его вине — пал жертвой его попыток в крови утопить собственную совесть и боль от потери.

Оби-Ван опустил глаза.

— Я не смог… Я… тогда я корил себя за это, потом понял, даже принял… а теперь рад, что этого не сделал, — внезапное признание пронзило Вейдера знакомым присутствием. Это было странно — спустя столько лет снова ее чувствовать — связь, что формируется в Силе между учителем и учеником.

— Рад? — он воскресил в памяти дуэль на Мустафаре. Тогда ни его собственное состояние, ни состояние учителя можно было описать разными словами, но вот радость в их число точно не входила.

— Да, — Кеноби слегла качнул головой, — потому что это тоже путь Силы. Путь джедаев оказался не для тебя. Этот протоптанный, удобный большинству путь, готовящий безропотных исполнителей, каким всегда был я — не подходил тебе.

— И меня спихнули ситхам… — немного саркастично заметил павший.

— Ну, — усмехнулся Кеноби. — Оружие массового поражения…

— Путь ситхов не менее требовательный и готовит не менее безропотных исполнителей. Если не более… — задумчиво проговорил Вейдер, но тут же возмутился, отдавая должное шутке собеседника: — Это я-то — оружие массового поражения?

И в его голосе прозвучали знакомые интонации, звучавшие когда-то из уст Энакина Скайуокера.

Его учитель оставил без ответа этот «крик души», лишь слегка задрав бровь. С нити рассуждений его сбить всегда было непросто.

— Этот путь тоже оказался не для тебя, посмотри на себя сейчас. Но ты выбрал свою собственную стезю. Я осознал это, пусть и поздно, поэтому не учил Люка. Он не должен стать оружием возмездия. Ничьим.

Кеноби сходил в дом и принес его старый меч, подобранный когда-то с раскаленной поверхности Мустафара.

— И все же поэтому я здесь, — вздохнул Вейдер. — Люк — он ведь не ситх, он слишком светлый, он не убийца и не воин. Я не представляю, как на этой планете он умудрился остаться таким наивным…

— Оуэн и Беру хоть и строгие, но не жестокие. Да и жизнь на влаговыпаривательной ферме заметно отличается от жизни в лавке торговца, с чипом под кожей. Он не знал, что такое ложь и предательство. Ему не приходилось торговаться за каждый вупи-вупи. Да и ты постарался, — Кеноби глянул куда-то в сторону. — Имперский гарнизон, конечно, не идеален, но поддерживает куда лучший порядок, чем при хаттах.

Вейдеру внезапно показалось, что его сейчас удар хватит — правильный джедай признает, что в империи, построенной ситхами, есть хоть что-то хорошее?

— Мир явно поменялся…

— Все меняется, — задумчиво пробормотал в бороду Оби-Ван. — Хорошо, что про Люка Император пока не узнал.

— Откуда…

— Как только он сбежал, я успел кое-кого поспрашивать. Я ведь знал, кого именно следует искать.

— Органа?

— Не только, у меня есть свои люди и в высшем управлении Империи, — с едва заметной усмешкой отвечал Оби-Ван.

— Люк должен научиться за себя постоять. Чтобы хотя бы не вредить себе своими же способностями, — в другой ситуации Вейдер не преминул бы поспрашивать об этих людях в высшем управлении Империи, но сейчас он принял эти слова как данность. Есть — и есть. Найдутся вопросы поважнее.

— Согласен, — Кеноби отпил еще чаю.

— Я не тот, кто должен его учить, — продолжал Вейдер, ожидая, когда же его учитель поймет…

— О, так ты хочешь, чтобы это сделал я? — прищурился Оби-Ван.

— Да, ты лучший учитель, чем я, — кивнул Вейдер, легко признавая то, что раньше не признал бы даже под угрозой расстрела. — У тебя на него хватит терпения.

Кеноби снова усмехнулся, погладив бороду.

— И все-таки пути Силы неисповедимы, — задумчиво произнес он, наливая в чашку чай…

…Вечер воспоминаний был в самом разгаре. В небе давно сияли звезды.

— С тобой никогда не бывает легко… — вздохнул Оби-Ван. Прямо как в старые времена.

— Так почему Татуин? — задал давно мучивший его вопрос Вейдер.

— Это было самое далекое место от Палпатина, которое я сумел придумал, к тому же, Люк любит летать… И здесь есть те, кто его бы все равно любил. Пусть Оуэн и бывал строг порой, но он любит Люка, как и Беру.

— Я не хочу, чтобы Палпатин добрался до Люка — он его сломает. Люк слишком светлый, чтобы служить Тьме.

— Тебя он тоже сломал? — тихо спросил Кеноби.

— Я никогда не был светлым, — повел плечами Вейдер, — ты это знаешь, как никто другой.

— Как и я, — горестно проговорил Оби-Ван. — Мы слишком много убивали, чтобы оправдываться великим Светом, и он отвернулся от нас. Мы сами в этом виноваты.

— Я помню, что мы не всегда соглашались друг с другом…

— Не всегда?

— Ну… ладно, почти постоянно… Но ведь бывало и наоборот… А сейчас мне приходится играть роль — роль безжалостного Палача Империи. При том, что я всего лишь хочу, чтобы это государство прожило чуть дольше и стало надежной опорой обычным людям. Я мотаюсь по всей галактике, как затычка, — Вейдер горько усмехнулся под маской. — Как джедаи когда-то… Только теперь я один. И стоит улететь из одного места, как там почти сразу же начинается тот же самый беспредел, что был до моего приезда. Я знаю, моим именем пугают детишек, которые есть и спать не хотят. Вот такова цена попытки успокоить государство, во главе которого стоит псих.

Бывший учитель вздрогнул — это были речи не его нерадивого, вспыльчивого ученика-максималиста. Это были речи политика и, к слову, не плохого.

— Ты хочешь его сместить?

— Десять лет назад, я бы сказал — нет, сейчас… Скорее всего — да, иначе разруха и война поглотят все, что мы с таким трудом создали. Но допускать до власти повстанцев с их демократией я тем более не собираюсь…

— Оно и понятно, — легко согласился Кеноби, — если бы не эти болтуны, Орден бы так не встрял… У меня есть идея… Однако Люку в любом случае надо хоть чему-то научиться, чтобы не погибнуть или не пострадать от собственных способности.

Вейдер кивнул.

— Он скоро будет здесь.

Бывшие учитель и ученик, оказавшиеся волею судьбы и некоторого ситха по разные стороны фронта, понимающе переглянулись.

* * *

Сначала Люк долетел до Анкорхеда на старом пассажирском корабле, где все смотрели на его новую форменку так, словно та была из чистого золота. Затем, уже в городе, он уточнил про тетю и дядю и взял на прокат спидер, чтобы долететь до их фермы. Даже спустя год, минувший с побега, он мог с закрытыми глазами пролететь по дороге, что соединяла техническую станцию, на которой он подрабатывал, да и, чего греха таить, учился ремонтировать все и вся, с его домом. Было странно, но домом он до сих пор считал именно эту ферму.

На звук двигателя из домика вышла невысокая женщина, прикрывавшая глаза рукой от ветра и песка. Тетя Беру казалась еще меньше, чем он помнил — или это он просто вырос?

— Люк?! — она бросилась к нему, как только парень затормозил. — Как ты вырос!

Парень неловко обнял тетю, понимая, как он глупо поступил, заставив волноваться их с дядей, и насколько по-детски выглядел его побег. Но без этого он до сих пор бы не узнал, что его отец жив, не летал бы в лучшей эскадрилье Империи, не повстречал бы друга, да и вообще не понял, каким ребенком был. Однако, как и любой парень, обделенный женским вниманием, Люк отчаянно смущался, пока Беру рассматривала его, поправляла и без того идеальную форму, что-то говорила, суетясь на кухне, стараясь приготовить что-то повкуснее для, по ее мнению, худого и уже привыкшего к деликатесам племянника, от чего Люк, смущаясь еще больше, наконец положил ей чип на стол.

— Ой, что ты! Мы тут сами не бедствуем, тебе нужнее! — всплеснула руками женщина.

— Тетя, поверь, мне хватает. К тому же, это не только от меня.

— Ты о чем? — она на него странно посмотрела.

— Это еще и от отца.

— Люк… твой отец…

— Не погиб, как сказал Кеноби.

Женщина села. Хорошо, что стул сзади нашелся. Ошарашенными глазами она смотрела на племянника, пытаясь осознать услышанное.

— Но…

— Отец не знал, что я родился, он думал, что я умер вместе с моей мамой, поэтому не искал…

— Бедный Анакин! — воскликнула женщина, прикрывая ладошкой рот.

— Я случайно попал на глаза одному из его подчиненных, потом он и взял меня к себе, так что я с ним служу. Только для всех он погиб, — торопливо предупредил парень.

В этот самый момент в комнату вошел Оуэн, с покупками в руках.

— Кто погиб для всех? — сразу поинтересовался он, нахмурившись. То, что прибыл Люк, он понял хотя бы по тому, как припаркован спидер, явно из Анкорхеда. Сначала хотелось отодрать за уши племянника за его выкрутасы, но сейчас он увидел не вспыльчивого нерадивого подростка, который только и делал, что мечтательно смотрел на небо да существовал в мире своих фантазий. Он увидел мужчину, который живет там, где должен жить и занимается тем, к чему лежит его сердце, в чем его призвание. Сейчас не осталось ни неуверенности в голосе, ни резковатых движений — парень двигался спокойно и смотрел взглядом человека, знающего себе цену. Поэтому вместо нотации Оуэн просто протянул ему руку для рукопожатия, как равному, как бы признавая, что мальчик повзрослел. А еще Оуэн испытывал гордость. Пусть Люк не был его сыном, но он был тем, кого он воспитывал, пытался привить определенные ценности, дать то, что отец давал ему самому, — то, что он дал бы собственному сыну, если бы он у него был.

— Отец, — усмехнулся Люк, пожимая широкую теплую ладонь дяди, в которой его собственная едва не утонула. Оуэн всем своим видом демонстрировал, что родился на земле и для земли. Сам же Люк создан для космоса. Может, именно поэтому у них не всегда получалось ладить.

Если услышанная новость и потрясла Ларса, то он это очень хорошо скрыл, хотя Люк почувствовал, что дядя явно выбит из привычной колеи. Просто флегматичный характер давал о себе знать даже в подобных шоковых ситуациях.