Все зло в шоколаде

Пологий травянистый склон привел Иришку к озерцу. Попаданка склонилась над водной гладью. Оттуда на нее смотрела изящная худенькая вампирочка в несоразмерно больших одежках Ивэйды. Все от блузки до штанов под юбкой было знакомо. Вот только тело в бесформенных тряпках изменилось до неузнаваемости. А спутанные грязные волосы серого цвета украшал не красно-зеленый моток чего-то больше похожего на помесь колючей проволоки с сорняками, а веселый зелененький веночек обильно усыпанный беленькими цветочками, похожими по форме на миниатюрные ромашки. Плющ-ядоцвет в пору цветения.

Личико-сердечко, темные дуги может лишь малость густоватых бровей, высокие скулы, длинные реснички, розовые пухлые губки — молоденькая девушка была очень миленькой. Ее не портил даже несколько хищный вырез ноздрей аккуратного носика и острые кончики маленьких ушек. Только незнакомка была слишком грязной, чуть ли не сальной на ощупь под широкими одеждами. Иринка ощутила, как невыносимо чешется все тело, и решилась. Снова сбегала к костру за необходимыми вещами и, быстро скинув все тряпки, зашла по пояс в воду.

Если внутри головы туман — самый первый и верный способ его прогнать — вымыть голову снаружи. Так что, добросовестно следуя собственной гигиенической заповеди, Иришка присела в теплую, как парное молоко, воду и принялась полоскаться, используя прихваченную из мешка жесткую, как наждак, мочалку и совершенно мягкое в пику оной травяное мыло из горшочка.

Пропылившееся, пропотевшее, претерпевшее странные метаморфозы тело благодарно млело и очищалось стараниями новой владелицы. Насколько помнила Иринка, Ивка всегда мылась, не снимая венка, потому и сама не стала выдирать его из прически. Теперь он не мешался и не кололся совершенно, воспринимаясь частью тела, как кожа или волосы.

Купание заняло не меньше часа. Иринка не успокоилась, пока не отмыла до скрипа тело и волосы, заодно с несъемным венком. Декоративный элемент, между прочим, в процессе банных процедур не потерял ни единого листика или цветочка. Будто и впрямь был не настоящим растительным, а неубиваемо-пластмассовым. Странное растение странной формы, произрастающее на голове с тех давних пор, как листок из венка матери упал на головку младенца при рождении, формируя венок. Функций его ни Ивэйда, ни тем более новая хозяйка тела не ведала. Вроде как такую же фиговину в волосах каждый в роду матери — вампиров Темного Искуса — таскал, а зачем-почему никто в окружении юной княжны не ведал или рассказывать не желал. Больше никто из вампиров с живыми цветами-украшениями не щеголял. Эльфы, дриады, лесные феи те да, частенько плели веночки и носили, как невянущие украшения. Но уже в пору более взрослую, а никак не с младенчества.

Пока мылась, Иришка снова ощутила легкий голод. Бегом вернулась к стоянке. Котелок с горячей кашей, приправленной изрядными кусками мяса, оказался очень кстати, как и деревянная ложка, которая была в него почти утоплена.

Вместо одежды пока сошли запасные штаны Ивки из мешка, сейчас висящие на владелице, как брюки клеш, согрешившие с турецкими шароварами, и нижняя рубашка, после похудания больше тянущая на укороченную ночнушку. Впрочем, на подиум прямо сейчас девушка выходить не собиралась, а местной живности ее внешний вид был совершенно безразличен, в отличие от вкуса.

Подсохшие у вновь разожженного костерка волосы при ближайшем рассмотрении тоже претерпели изменения. Вместо тускло-серой мочалки, с трудом поддающейся попыткам разобрать космы, они превратились в гриву оттенка светлого перламутра, поблескивающую в лучах закатного солнышка. Экзотично, но красиво! Да еще волосы буквально сами распадались на пряди от малейшего касания гребня и на венок не наматывались и ничуть не путались.

Ограничив прическу банальной косой, Иринка не спеша лопала превосходное варево из котелка, слушала птичий щебет, кваканье лягушек и мимолетно задавалась кучкой чисто теоретических вопросов.

Первое: как у сволочи охотника вышла такая вкуснятина, если у самой Иринки даже на плите ничего подобного приготовить не получалось? Второе: куда он все-таки делся? Третье: почему жуткий, неустанно гложущий голод, мучивший тело еще утром и днем, сам собой прошел за время не то сна, не то обморока? И четвертое, но, наверное, самое главное для каждой девушки: с какого перепугу несуразная толстуха вдруг одномоментно стала миленькой стройняшкой без всяких диет, китайских таблеточек и спортзалов? Какая-такая магия божественного уровня в этом поучаствовала? А если поучаствовала, то какого ху... лешего ее не применили сразу, заставив попаданку хорошенько помучиться?

И тут девушку постигло новое откровение, прямо связанное с ответами на последние вопросы.

Очередная ложка не то густого супа, не то жидкой каши до рта не добралась. Выпала из разжавшихся пальцев назад в котелок. А все потому, что Иринка вспомнила. Вернулась сбежавшая память о последнем дне, и сразу стало ясно, куда пропал маньяк-охотник. Она, Иринка, точнее, вампирка Ивка, его банально съела, то есть выпила!

Вместо того, чтобы ощутить тошноту, подкатывающий к горлу кислый комок, дикие угрызения совести и отвращение к себе — как же, она убийца! — девушка снова почувствовала во рту вкус любимого шоколада и невольно облизнулась. Кажется, попадание в тело особы другой расы не прошло бесследно для ее психики. Разбить голову о ближайшее дерево или утопиться в озере с камнем моральных мук на шее не хотелось. Вот ничуточки! И окажись девушка снова в такой ситуации, когда надо выбирать: жизнь отморозка-убийцы или ее собственная, выбор бы сделала тот же в свою пользу уже сознательно.

Выловив ложку из котелка, Иринка Ивкина принялась вспоминать, так сказать, процесс питания, более детально. Все началось, когда маньяк-охотник подошел ближе, угрожая ей ножом. Страх, смешанный с недоумением, который чувствовала в тот момент Иринка, мгновенно сменился иным чувством. Или правильнее будет сказать инстинктом? Инстинктом, который никогда прежде почему-то не срабатывал у рохли Ивэйды. Почему? Возможно, ей не попадался подходящий по вкусу 'продукт'. Или сама Ивка-вампирка родилась дефектной, чего-то в ее голове не хватало, чтобы запустить наследственный механизм выживания и питания, корректирующий все прочие процессы в организме?

А у попаданки Иринки это вышло! Хотя, может, все дело было в том, что безвольная девочка из замка никогда не оказывалась на грани жизни и смерти? Самым большим ее горем были небрежные оскорбления родных и презрение челяди?

Как бы то ни было, но угроза и манящий запах охотника сделали свое дело: Иринка-Ивка, ведомая инстинктами, метнулась к жертве и впилась в шею прорезавшимися клыками. И тут снова случилось кое-что интересное.

Мало того, что вместо противного вкуса крови во рту у начинающей вампирши возник вкус трюфелей. (Вот не мыслила себя Иринка Ивкина без шоколада во всех его видах и формах!) Так еще и живодер не заорал матерно, не попытался пырнуть нападавшую ножом и отбросить ее от себя, а застонал, закатывая глаза и подставляя шею лишь сильнее. Он вообще не сопротивлялся, когда девушка насыщалась. И блаженная дурацкая улыбка с его физиономии не сходила, и стоны раздавались совсем не болезненные.

Она, впрочем, пила не долго, буквально минуту-другую, а потом счастливая жертва рухнула там, где стояла, и плоть рассыпалась пылью. Или, как оно называется, прахом. Словно не осталось в нем больше ничего иного, после того, как убийца стал пищей для несостоявшейся жертвы. Похоже, вместе с кровью, она забрала всю жизненную силу.

Иринка готова была биться об заклад, именно 'съеденный' охотник стал причиной метаморфоз, которым подверглось рыхлое тело вечно голодной недотепы Ивэйды. Если ей какая-то специальная кровь требовалась, то ничего удивительного, что бедная девка никак не могла насытиться и лопала, как не в себя, отчего толстела, впадала в депрессию, снова лопала, заедая печаль, и толстела еще больше. Замкнутый круг. Вернее, лента Мебиуса. Ведь чтобы насытиться, Ивке пришлось вывернуться наизнанку и стать Иринкой.

Это-то подходящее питание и запустило, наконец, крепко спящий наследственный механизм корректировки внешности, веса и прочего, включая цветоизменение волос и венка из плюща-ядоцвета в них. Сейчас, если вспомнить портрет матери из дальней галереи, куда его засунули после ухода княгини, становилось понятно, чья Ивэйда дочка. Она стала почти полной копией матери с той лишь разницей, что у лорры Ивиалиды перламутровые волосы еще и вились мелким бесом, а Ивке достались плавные волны отцовской полночно-черной гривы. И уход матери, кстати, тоже становился понятен с кулинарной точки зрения. Если в замке Валадара нечего кушать, то надо идти туда, где пища имеется.

Ну что сказать, неожиданно, конечно, приключилось, но претензий к такому роялю Иринка не имела. Пусть стоит в кустах, а можно и прямо на дороге, и вообще, даешь попаданке поневоле побольше всяких разных полезных для жизни роялей! Будем жить под лозунгом: 'Слава массивным музыкальным инструментам!'

Девушка улыбнулась и вернулась к размышлениям. Иринка точно сказать не могла, какие еще приключились изменения, кроме телесно-похудательных метаморфоз и перекраски волос вместе с венком. Спящих возможностей вампиров рода Темного Искуса до конца могли не знать не только сама Ивка, а и все обитатели княжеского замка. То, что прощупывалось и виделось в водной глади, новая обладательница тела изучила. Касательно всего остального узнавать не очень-то и спешила. Сначала еда, а потом размышления о проблемах.

Каше-супа в котелке осталось ровно четверть, как раз на поздний ужин. Хотя у охотника в пожитках имелись окорок, сыр и хлеб, не говоря уж о тощем кошеле с монетками. Бóльшая часть сбережений, правда, была припрятана в схроне на берегу речки.

Иринка резко оборвала рассуждения, в процессе которых успела снять стрелу с арбалета, убрать ее в чехол и ослабить тетиву.

Откуда она все это знает? Ответ пришел так же быстро, как память о трюфельной трапезе: ей досталась толика памяти и навыков извращенца-охотника, промышлявшего, по правде сказать, не только и не столько ловлей зверья, сколько садистским убийством одиноких путников обоего пола.

Вслед за первым откровением прилетело и следующее: мечта идиотки волею божественного Канатоходца Вейхо сбылась. Она находилась не в родных монструозных лесах родного княжества Валадара, а в людском королевстве Дилмар, чьи границы были столь же богаты на экзотических тварей-стражей. Просто чтоб не шастал народ, где ни попадя! Королевство своей провинцией Мелад вклинилось меж западной оконечностью родного края и эльфийскими кущами Лильдэнола.

Так чего еще надо для счастья попаданке? Затеряться на просторах людских земель — чудесная идея! Она так и собиралась поступить изначально! Собиралась, ага, до тех пор, пока снова не глянула в воду, спустившись помыть ложку. Перламутрового отлива волосы, цветущая трава в патлах, жемчужно-белые клычки во рту — прямо скажем, потеряться с такими данными можно лишь надев чадру. Увы и ах, среди людей и соседствующих с ними нелюдей носителей столь оригинальных головных уборов, способствующих маскировке, не имелось. Нет, очень светлые волосы нужного оттенка и живые веночки встречались у эльфов из древних родов, но такие личности в изобилии по Дилмару в одиночку точно не бродили.

Оставалось надеяться на несколько обстоятельств. 'А' — ее появление в людских землях никем не предусмотрено. 'Б' — те, кто Ивку-рохлю знает в лицо, ее сходу точно не признают, даже если в городе окажутся. И 'В', как вишенка на торте — смутная надежда — а может, коль она пропала, ее и искать не станут? Иринке лично унылый замок покойного папеньки Ивэйды и все гектары владений, к нему прилагающиеся, нафиг не сдались. Не видела она себя в роли местного губернатора области. Нафиг, нафиг, ничего нет хуже административной работы!

Конкретно сейчас Иринка четко хотела добраться до окраины леса, не попав ни к кому на обед, и распотрошить заначку бандита. Экспроприировать экспроприированное и с этими капиталами заявиться в город.

Как говорится, не в деньгах счастье, но лучше плакать в мерседесе. Мерседесов в здешних краях еще не сконструировали, зато, если будут деньги, появится шанс обзавестись недвижимостью в городе. Какой-нибудь скромный домишко Иринку бы вполне устроил. Можно с кошкой в придачу.

Правда, цен на недвижимость в людских городах ни Ивка, ни тем более сама Иришка не ведали. Юная вампирочка только знала, что у людей свои монеты чеканят, но и все прочие у них хождение имеют, чтоб разница торговлишке не мешала.

'Кстати, водятся здесь кошки? — задала сама себе очередной мысленный вопрос Иринка, вороша одежонку Ивки и вещи бандита в попытках подобрать какие-нибудь пристойные походные шмотки, и огорченно констатировала: — Не водятся! Значит, заведем какого-нибудь другого пушистика, чтоб его тискать и получать релакс от глажки и мурчания.'

С одеждой, как и с кошками, ситуация оказалась безрадостной. Вещи и обувь охотника были ей безнадежно велики. Шмотье Ивки, мало того, что грязное и местами после бега по пересеченной местности драное (не пострадал только неубиваемый плащ эльфийского шелка) — тоже не годилось. Пришлось довольствоваться тем, что есть, и швейным набором вампирочки. Вышивать бывшая владелица тела умела, шить тоже, пусть последнее не особо жаловала. Сама Иринка с иголкой не очень-то дружила. Ее максимум был: вернуть на место оторванную пуговицу блузки и подрубить штанины брюк. Но куда деваться с подводной лодки? Спустя почти час издевательств над тканями, иглой и своими собственными бедными пальцами — в этом мире до сих пор не придумали наперстка!!! — Иринка закончила портновские труды.

В результате у швеи-нелюбительницы из вещичек Ивэйды получились майка, трусы-панталоны на веревочках, обычные штаны, юбка из трети платья повышенной парусности. А жилет вкупе с желтоватой, но чистой рубашкой достались от щедрот покойного охотника. Над вещами убийцы, кстати, пришлось издеваться поменьше, чем над широченными девичьими.

Будь ее воля, Иришка вообще юбки не надела бы, обошлась штанами. Но милый сердцу элемент одежды особами женского пола не рассматривался, как самостоятельная часть гардероба. Его поддевали под юбку, и тогда и только тогда в юбке разрешались разрезы для облегчения посадки на ездовое животное или для путешествий. В штанах щеголяли исключительно женщины облегченного поведения и гномки. На первую разновидность Иринка походить не хотела, за вторую при всем желании сойти бы не смогла. Квадратурой фигуры не вышла.

Тяжкие швейные труды завершились уже в сумерках. Пришлось даже запалить костер, чтобы осветить фронт работы. Умение покойника снова пригодились! Никогда прежде Иришка не разжигала огня с такой ловкостью, причем используя незнакомый набор из двух камней вроде кремня с кресалом, но дающий куда более крупные искры с первого же удара.

Магии в этом примитивном орудии не было. В здешних краях волшебство, как поняла Иринка, спешно переворошившая память Ивки и маньяка-охотника, в смысле 'А запульну-ка я файерболом во вражину или жахну ледяным градом!' применения не имело. Вся магия сводилась к нанесению знаков, даруемых Звездной Четверкой своим адептам и действующих весьма специфически и избирательно. То есть целитель, которому покровительствовала Лайшеалла, мог начертать на больном знаки, изгоняющие болезнь, и прогнать недуг, но попытайся те же знаки применить тот, на груди у кого не имелось знака богини, — и рисунок остался бы просто рисунком. Даже если какому-нибудь смертнику, готовому навлечь на себя божественный гнев из-за неправомерного использования, каким-то образом удалось накарябать нужные знаки. Последними можно было сделать многое, но моментального и разрушительного действия они не имели. Потому, возможно, оставались неизменно востребованной, но довольно узкой отраслью для избранных на стыке искусства и ремесла, освоение которой требовало изрядной кропотливости и усердия. Потому Иринке без благословения богов, сейчас магия вообще не светила никакая хоть обчертись. Но она в книги с божественными знаками никогда носа не совала, потому ничего, кроме 'палка-палка-огуречик' изобразить бы не смогла.