Судьба Плеяды

— А вдруг это и есть последствие проклятия, — предположила Ева.

— Ну да, — посерьезнела я, — мы же ничего об этом мире, по сути, не знаем. Если есть веселящиеся чары, почему бы не быть параноидальным.

Потом из кабинета вышел седой старичок в просторной блестящей мантии, которая была настолько яркого красного цвета, что у меня тут же заболели глаза от такого зрелища. Пенелопа проскользнула в кабинет и застряла там на полчаса. Меня тошнило все сильнее и, наконец, мне пришлось срочно искать туалетную комнату, иначе я подозревала, что меня вырвет прямо в коридоре.

Когда я посвежевшая возвращалась оттуда (нормальная сантехника — рай!) то столкнулась в коридоре с рыдающей Пенелопой, которая убежала, даже не извинившись.

— Наверное, и правда прокляли, — заключила я.

— Или наоборот, — ехидно оппонировала Ева, — выяснилось, что никому она нафиг не сдалась.

Я улыбнулась и зашла в кабинет целительницы.

* * *

Эмилия Лонгрин оказалась пухлой рыжеволосой женщиной средних лет с приятным и добрым круглым лицом.

— Присаживайтесь, — сказала она, и очень участливо спросила: — на что жалуетесь миссис?

Прозвучало это так комично и старомодно, что я чуть не прыснула со смеху.

— Меня зовут Меропа Риддл, — произнесла я, когда наконец справилась с голосом. — Я беременна и хотела бы пройти обследования на проклятия, перед посещением женского отделения.

— Ясно, — улыбнулась целительница. — Вы сделали правильный выбор, что пришли именно сюда. К сожалению, специалисты женского отделения не имеют того огромного опыта работы с проклятьями, который есть у нас. Поэтому, зачастую, обращаются к нам же за консультациями. Вы очень худая, это от недостака питания или чего-то еще?

— Понимаете, — неуверенно сказала я, стараясь придумать что бы правдоподобное соврать. — У меня очень сильная тошнота и большая часть моей пищи в желудке не задерживается, а лезет назад через рот. Проблемы с аппетитом из-за этого, еще упадок сил, и тому подобные мелочи. А так, я действительно всегда была худой.

— Вы знаете, миссис Риддл, — спокойно начала колдоведьма, — что вы сейчас перечислили симптомы десятка серьезнейших проклятий. И это отнюдь не мелочи. Снижение аппетита в том случае, когда вашему организму так нужно повышенное питание — это тревожный признак. Организм волшебника всегда борется за жизнь, а тут мы видим обратное. Не стоит пугаться, — она ободряюще улыбнулась, — с женщинами в положении подобное происходит довольно часто. Но к сожалению плохие люди знают о таком тоже. Проклятье, маскирующееся под обычное женское недомогание, труднее обнаружить. Поэтому беременных мы уже много лет специально проверяем. Понимаете?

— Разумеется. — ответила я, машинально положив руку на живот. Этой целительнице, несмотря на ее добрые улыбочки, удалось меня напугать.

— Ну что же, — ведьма поднялась со своего места. — Снимите мантию и ложитесь на кушетку, милая моя, будем проводить диагностику. Это не больно, просто долго. Вы главное не волнуйтесь. Можете даже спать, если захочется.

Спать мне не хотелось, но я не удивилась почему мне это предложили. Диагностика оказалась действительно долгим и нудным занятием. Взмахи палочкой, непонятные слова, проглядывание записей в летающем блокноте и т.д. Мне все это было интересно, так как я впервые видела колдовство настоящей волшебницы. А еще интересное зрелище представляло лицо колдомедика Лонгрин. На нем все больше проступала озадаченность. Потом женщина стала задавать мне вопросы по непонятной системе. Где я родилась, как питалась, какие отношения с матерью, что видела во сне позавчера, люблю ли я музыку, какие блюда мне нравятся и так далее. Поизучав внимательно свои записи очередной раз, она негромко предложила мне раздеться догола. И что-то в ее голосе было такое, отказаться и спорить было невозможно. Я машинально стягивала блузку уже, как меня тормознула Ева:

- Мария! Руки!

Блин, и точно! Если колдоведьма увидит перебинтованные запястья, сразу все поймет. Вот только, судя по всему, что-то в организме Меропы шло не так, и отказываться от дальнейшего обледования мне было нельзя.

Сняв блузку, юбку и комбинацию, я предстала перед колдоведьмой во всей красе. Про бинты она даже не стала ничего спрашивать. Взмахнула палочкой и обрывки упали на пол. Я же ничего не почувствовала, кроме легкого ветерка.

— Меропа, — мягко спросила Эмили Лонгрин, — ты ведь пыталась покончить с собой?

От ее участливого тона у меня почему-то комок к горлу подкатил. Наверное, проснулись остатки души прежней хозяйки тела.

— Да. Не знаю, что на меня нашло. И я тут же передумала, только руки вот...

— А заживляющее зелье не сработало?

— Эрм, — нахмурилась я, — у меня его не было.

— Ясно. Накинь-ка, пожалуйста, эту мантию, — повинуясь жесту волшебницы ко мне подлетел голубенький халатик. — Я приглашу сюда еще одного специалиста. Он, хоть и мужчина, но в семейных проклятиях здорово разбирается.

— Семейных проклятиях? — испуганно переспросила я.

Колдоведьма качнула головой:

— Ну, если уж проболталась... На тебе родовое проклятие, Меропа. Так как секретов во всех древних семьях уйма, то с его сущностью я пока не определилась. Похоже, что тебя отлучили от рода, дорогая.

______

*Цит. по "Гарри Поттер и Орден Феникса" в переводе Марго.

Глава 6, большая, немного тревожная, но зато объяснительная

Лондон. Вторник, 24.08.1926г.

— Марволо! — безапелляционно заявила Ева, когда Эмилия сворачивала в бумажную птичку послание для своего коллеги.

До этого Бернар старалась не высовываться, так как мы боялись, что волшебница сможет заметить мое двоедушие. И припишет это раздвоению личности, одержимости, или не дай Бог хоркруксу какому-то.

— Думаешь, это он меня проклял? — хмуро поинтересовалась я.

— 99% что именно он выкинул дочь из рода, и 95% что перед этим еще и проклял. У-у-у, — возмущенно взвыла Ева, — мерзкий старикашка!

— Спокойнее, подруга, — попросила я, — давай без эмоций. Он же вроде в Азкабане был?

— Именно что был, — пояснила швейцарка, — посадили его в сентябре на шесть месяцев, значит вышел он где-то в начале апреля. За дней десять до этого знаменательного события Меропа сделала ноги из Литтл-Хэнглтона вместе с мужем. Почти полгода пожила нормальной жизнью и не хотела к старой возвращаться. Вначале думала просто устроить себе праздник души перед приходом папашки. Поэтому сварила амортенцию и напоила Риддла. Тот, спятив от любви, потащил ее в церковь... Ну и, короче, девочка как представила, что скажет про это папа... Вспомнила его нежную любовь... Ты, наверное, забыла, Марволо, хоть и сел за то, что напал на министерского работника, но это только потому, что дочь не стала выдвигать обвинение. Изначально он именно ее чуть не задушил, на глазах у Боба Огдена. Тот вмешался на свою голову, потом сумел сбежать, привел авроров, и старика отправили в Азкабан. Если бы дочка не была такой мямлей, его бы там законопатили надолго. Но, увы, она папу пожалела. Себя бы пожалела. Представляешь, она на деньги от продажи медальона дом отремонтировала, камин, печку, посуды нормальной купила. Запасов за зиму наделала, наконец-то. Включая, кстати, зелья для папенькиной печени, папенькиной язвы и папенькиного похмелья. И все за свой счет. Под половицей спрятала для отца с братом 660 галлеонов — типа их доля от продажи медальона Слизерина. Ты представляешь такую дуру? Себе, считай на остатки, купила только книжки, уродливые платья и ингредиенты для дорогой амортенции. Я как-то раньше не касалась этого пласта ее памяти. Ну, сбежала и сбежала... А тут, прям, вся киплю. И после всего этого папаша ее еще и проклял. Вот уж воистину: не хочешь себе зла — не делай людям добра.

— Ничего себе история, — вздохнула я, — и что мне теперь со всем этим делать?

— Слушать, что тебе колдомедики скажут, — твердо заявила Ева. - Если бы от такого помирали, давно бы умерла. А так у тебя еще целых 4 месяца впереди. На лечение хватило бы даже в маггловским мире. А у магов, — подбодрила меня подруга, - вырастают кости за ночь. Что-то наверняка придумают.

— Стоп! — я насторожилась, — ты же говорила что у меня 5 месяцев до родов?

— Блин, Марийка, не тормози! — воскликнула Эванджелина. — Мы же тогда не знали, какой день на дворе. В памяти депрессивной Меропы была сущая каша. Она не следила за календарем и, кажется, не заметила, что лето к концу подходит. Я прикинула, что месяц беременности вроде 4й, и сказала так. Родится Том 31 декабря. Испортит праздник, ну тут уж ничего не поделаешь.

— Наоборот, — подумала я нежно и погладила живот. — Это и будет самый большой в мире праздник.

— Э-э, подруга, — удивленно проговорила Ева, — а ты не забыла, кто из него вырастет?

— Мой сын, — твердо ответила я. — Мой сын, который не будет расти в приюте, не будет испытывать недостатка ни в чем. Ни в любви, ни в игрушках. И великим темным волшебником он тоже не будет. Разве что просто Великим.

— Ммм, — Эванжелина, по-видимому, не очень хотела со мной спорить, понимала, какая это важная тема для меня, но считала своим долгом открыть мне глаза пока не стало слишком поздно. - Знаешь, в фэндоме многие доказывали, что Риддл изначально был бракованным. Думаю, ты имеешь представление, сколько уродов выходит из самых-самых хороших семей. Как будто родились с эдакой чревоточинкой. Таким изъяном для Томми, по словам Дамблдора, стало зачатие под любовным зельем. Поэтому парень сам не мог никого любить. Но в интервью Роулинг сказала, что возможно, если бы Том вырос с матерью, то не стал бы таким моральным уродом.

— Ииии? — резко спросила я, — чего замолчала? Вот она я, мать. Давай договаривай, что с ним не так будет?

— И то, что он УЖЕ зачат под любовным зельем, от него УЖЕ отказался отец, а родной дед маму УЖЕ проклял. С Томом в животике. Как это на нем все отразилось? Может, любви не хватит?

— Моей — хватит, — отрезала я. — И, кстати, я тебя попрошу не употреблять больше таких слов, как урод, бракованный, ущербный, в адрес моего сына. Он не станет Волдемортом, понимаешь? Потому что я — не Меропа. Потому что я — выживу! А если я выживу, то Волдеморта — не будет!

— Ну все-все успокойся, — забормотала Ева, — извини, я больше не буду. Не хотела, тебя расстраивать. Тебе вообще нельзя волноваться, особенно сейчас. Кстати, — почти весело произнесла она, — я тут подумала, знаешь что?

— Что? — я украдкой вытерла выступившие слезы, так чтобы Эмилия ничего не заметила.

— Если ты назовешь его каким-нибудь Николасом, Волдемортом он точно не станет. Не выйдет шикарной аннаграммы. А если ты разведешься с Риддлом, имя мальчику выберешь без буквы Д, то и просто Лорда Чего-то-пафосное-там не получится.

Я с трудом удержалась от хихиканья. Блин, надо срочно приводить в порядок свои чувства, а то запрут меня в местном психиатрическом отделении, как пить дать.

— Я подумаю, — отозвалась я. — Над этим точно стоит подумать. Возможно, получится выбрать имя аннаграмма от которого будет Лорд Белый. И как с таким именем становится темным волшебником?

— Неее,— засмеялась Ева, — Лорд Белый — это у нас Альбус, чтоб его, Дамблдор. Занято им и Гэндальфом. Вот если по буквам выйдет Лорд Кролик, точно не будет лезть в политику.

Тут я не могла не возмутиться, представив себе такое.

— Ева! Да из него школьные насмешки Темного Лорда сделают раньше, чем он в Хогвартс попадет. Не позволю издеваться над своим ребенком!

— Ну, а если Лорд, ммм, Единорог? Самое светлое существо как-никак.

Я поперхнулась:

— То есть ты мне предлагаешь назвать сына кем-то вроде Корнюни, чтобы такое вышло. Не подходит.

Вместо следующего варианта Ева весело заржала у меня в голове, ну а дождаться, пока она успокоится, у меня не вышло, так как в кабинет зашел невысокий полненький и весь такой кругленький целитель. Несмотря на обширные залысины, на голове осталось еще немало волос, и они прямо-таки стояли дыбом. Благодаря большим роговым очкам он напомнил мне почему-то не столько образ сумасшедшего ученого из кинофильмов, сколько Ёжика из Смешариков, только желтого цвета.

— Октавий! — воскликнула ведьма и поднялась, протягивая ему руку.

— Эмилия! — отозвался Ё... то есть целитель, и поцеловал кончики пальцев. — Ты прекрасно выглядишь сегодня моя дражайшая коллега!

— Ты так говоришь, как будто я обычно выгляжу плохо, — кокетливо заметила ведьма.

— О нет! — колдун патетично прижал руку к сердцу, — как ты могла обо мне такое подумать! Нет, дорогая! Обычно твоя красота затмевает солнце, и я боюсь ослепнуть от нее. Но сегодня богиня снизошла к простым смертным, и я могу любоваться тобой без темных очков.

— Октавий..., — немного укоризненно произнесла Лонгрин, хотя было видно, что ей приятны его комплименты.

Мужчина, несмотря на свою внешность, оказался дамским угодником.

— У них, похоже, роман, — поделилась я наблюдением.

— Клевый дядька, — прокомментировала Ева, — на месте Эмилии я бы ему давно дала.

Неожиданно я почувствовала, что у меня горят уши. Сто лет не краснела и на тебе. Кажется, я все больше сживаюсь с Меропой.

— Кстати, Мария,— тихо сказала Бернар, пока целители обменивались все новыми комплиментами, — а ты заметила, что он сказал про темные очки? Это ведь идеальное решение для твоих глаз. Если у волшебников не найдется никакого зелья, то хотя бы замаскируешь недостаток.

— Ага. Я об этом уже думала, только не знала, изобрели ли солнечные очки уже или нет.

— Где-то когда-то я читала, что первые солнечные очки еще были у Нерона из пластинок изумруда в оправе.

— Мда? — я удивленно приподняла брови, — Ну надеюсь, сейчас они делаются из более доступных материалов.

Дальнейший экскурс в историю пришлось прервать, так как целители, наконец, обратили на меня внимание.

— Простите за то, что сразу не представился, — покаялся колдомедик поклонился неожиданно грациозно для своей комплекции. — Октавий Ранкорн к вашим услугам.

— Меропа Риддл, — ответила я, усаживаясь на кушетке поровнее, — приятно познакомится.

— Руку! Дай! — зашипела Ева внутри, и только тогда я сообразила, что означает этот жест открытой ладонью у Ранкорна.

"Блин мне в жизни никто руку никогда не целовал, я это только в фильмах видела!" — мысленно я ругалась на все лады, но все же протянула руку для поцелуя как можно более грациозно (наверняка со стороны смотрелось ужасно).

— Успокойся, — тихо сказала подруга, как будто ее кто-то мог услышать. - Меропе тоже.

Поцелуй был, разумеется, совсем нестрашным. И, наверное, где-то даже приятным. Я даже не успела понять толком, что это было.

Никакого задерживания дольше приличий, никаких эротических (не дай Бог!) облизываний, о которых писали в романах. И никакого звука чмоканья. Просто теплые сухие губы коснулись руки и тут же легко отпустили.