Чертенок 24

Великому 44-му посвящается!

1.Чертова кулинария

— Тэээксс, еще немножко... — пробормотал себе под нос Две Дюжины. И тут же на себя выругался, но уже молча — любой писк в палатах экспозиции подарков его Cатанейшеству, полученных на День Неблагодарения, да еще и в неурочный час, мог стать последним. С дурацкой привычкой проговаривать вслух свои замыслы Две Дюжины боролся давно и упорно. И безуспешно. Особенно в такие ответственные моменты.

А момент сейчас — ответственнее некуда — экзаменационная каверза на носу, как-никак. Точнее, под носом. Еще точнее — под хвостом. Короче — где-то там внизу. Сидит себе, спокойненько, на табуреточке, и в ус не дует, или что там растет у этих кикимор?

Может, немножко некорректно назвать кикимору каверзой, тем более — экзаменационной. Гадостью, бякой, злюкой... Самое оно для музейного смотрителя, но на каверзу не тянет. Пока что. Каверзой она должна стать. Точнее, это каверза должна с ней стать. Еще точнее — случиться...

Чертенок отер тыльной стороной ладошки лоб и снова проклял себя за словесный разброд — вот же понесли не вовремя мысли галопом. Проклял без силы, но со смыслом. Надо собраться, успокоиться и продолжить дело.

Идея выбрать объектом экзаменационной каверзы эту конкретную кикимору возникла спонтанно — как и подобает всем мыслям про пакости, завещанная великим Сорок Четвертым.

Ну почти. Очень уж вредная кикимора была, да и поднимала просто несусветный визг, стоило только подумать, чтоб на полшажочка за ограждение влезть. Ну разве так можно? А вообще, если отбросить в сторону личные пристрастия, идея со стороны выглядела очень даже ничего. Сами подумайте — кикимора — персона маловажная, так что зла в ответ много не сделает, а вот место, в котором она сидит, очень даже примечательное и особенное. Так что, вроде, и класс показал, и под удар не подставился! Изящно? И поскользнется тридцать три раза на арбузной корке тот, кто не согласен! На одной и той же!

Вот только пока что класс он еще не показал, а попасть сейчас под удар — плевое дело. И ладно бы только одной звуковой волны вредной смотрительницы! Охранные чуры если и дремлют, то не крепко. И близко — прямо по соседним комнатам, но главное, что не здесь — они вредный характер кикиморы на дух не переносят, а от ее криков — лысеют! Вот так и получается, что знание всех бед — на пользу. Всем минус — ему плюс. Наставник по теории пакостей был бы доволен таким примером!

Две Дюжины снова себя одернул и принялся сворачивать веревку для следующего броска.

Напакостить-то кикиморе несложно. Сложно к ней подобраться! Очень уж мешают охранные чары и чуры. Особенно чуры — из-за них нельзя применить верное колдовство. Вмиг почуют! И кто их сюда приманил, а главное — как? Не доводилось слыхать, чтоб охранные чуры еще в каком ведомстве прижились. Они ж там вмиг хиреют, начинают кашлять и покрываются пятнами! А тут, смотрите-ка, прижились. Видимо потому, что обычно тут все же тихо, а привычные для адских ведомств служаки, вроде той кикиморы, попадаются редко, и по большей части молчат благодаря воистину адским служебным инструкциям!

Две Дюжины сощурился, прикидывая траекторию броска. На секунду показался даже кончик языка, но мигом спрятался обратно. Не время и не место сейчас язык распускать. Р-р-раз, и готово! Верная веревочка перелетела через проход и опутала колонну по ту сторону.

Дааа, без этой веревочки у него бы точно ничего не вышло! Веревочку эту дал ему леший с соседнего курса. Лешим на роду путать написано, но некоторые ухитряются из этого особую выгоду извлечь. Например — веревку такую сделать, чтоб сама опутывала что угодно! Талант! Запутывается, правда, сама эта веревка чаще, чем помогает, ну да ладно! Ради такого дела...

А дело-то как раз еще предстоит. Какое именно — чертенок точно не решил — нужно смотреть по обстоятельствам и следовать Правилу! Пакость приходит в голову сама, и никак иначе! Всякие надумывания лишь засоряют первозданную чистоту... Хм... Первозданная чистота — странная ценность для чертей. Несвойственная, прямо скажем. А вот двойные стандарты — их конек, так что все в порядке!

Есть много способов насолить кикиморе. Можно прямо. В смысле, насолить! Насыпать соли на хвост — древний ритуал, суть которого никому не понятна, но память о нем живет в веках, а к такому возрасту стоит относиться с уважением. Уважают же этих стариков из Министервства. За что — непонятно, но попробуй только не прояви уважение!

Можно напакостить и позловреднее — припугнуть, скажем, на повороте, чтобы кикимора дернула хвостом и задела какой-нибудь экспонат. Только тут важно не переборщить — за порчу чего-нибудь ценного рога поотшибают не только ей!..

В этот самый момент случилось то, чего попросту не может быть — как просветления у церковных вышибал! Как протрезвления у духа, вечно ставящего подножки алкоголикам у черного входа в пункт приема стеклотары! Чудесная веревочка, запутавшаяся вокруг колонны, сама-собой расплелась! Аккурат, когда Две Дюжины был на полпути к цели.

Вспышка паники и стремительный полет по дуге. Странная мысль про обезьян и дикие вопли, непонятно как пронесшаяся в голове за такой короткий миг.

И бесславный финиш. В груде осколков. Похоже, мысль про дикие вопли можно считать вполне пророческой. Хорошо бы отделаться одной только набедренной повязкой из леопардовой шкуры. Как бы из него самого теперь такую повязку не сделали. И не прибили над входом в музей в назидание потомкам!

— Бесценный! Ночной горшок! Инкрустированный изнутри благими намерениями! Подаренный Его Сатанейшеству в канун "всех тупых"! Министервством преступления!..

Старший бес распалялся не на шутку! Счастье еще, что расколошматил какую-то ерундовину в уголке, задвинутую подальше от внимательных вертикальных глаз! Иначе распылили бы его на месте... Хотя, такое чувство, что еще часа полтора такого ора, и он сам об этом попросит.

— Наказание! Чтоб неповадно!.. И тебе и этому твоему лешему!..

Дааа, а вот с лешим интересно-то все обернулось! Две Дюжины нахмурился. Непростая веревочка оказалась еще более непростой. Конфуз был заранее продуман и спланирован — в нарушении Правила, но что эта мелкая нечисть может знать о вдохновении? Думал, можно вот так запросто проскочить по карьерной лестнице, написав научную работу о подставе демонов? И ведь что характерно — сам же пришел в управление беспорядком с этим своим опусом. Ну и выкинули его вместе с этим опусом сначала в урну... А потом поняли, о каком демоне и деле идет речь, достали, аккуратненько отряхнули, и поместили в камеру уже как уважаемого черта. Можно сказать, добился, чего хотел. А опус присовокупили к делу.

Все это, и многое другое любезно, точнее, не слишком, поведал чертенку старший бес ночной смены того самого управления беспорядком во время своего поистине пламенного выступления. Хоть сейчас галочку про повышение квалификации вешай. Или ангелочка. Хотя на повешенного ангелочка не тянет — зритель-то один. Он же — подследственный. Остальные подтянутся под утро, к началу очередной адской смены. И ладно бы только зрители-подследственные... Интересно теперь, что с этим лешим будет... Хотя, что будет с ним самим — куда интереснее! Учащийся как бы особо не подсуден, но уж больно сильно он напортачил... Тут уже накажут из принципа — просто потому, что облажался...

— Слышите меня, Двадцать Четвертый?! По особой программе!!!

Еще бы, не по особой! Ради таких случаев, небось, мэтры-кровопийцы из судебный погостов покидают свои склепы и устраивают шабаш с коллегиальным вердиктом! Явно показуха намечается! Иначе бы так не орал...

В любом случае, особая там программа исправления, или не особая, будет решать суд. Что можно сказать точно — плакал его школьный аттестат с отличием! Горючими слезами раскаявшегося клептомана, столкнувшегося с клаустрофобией тюремных камер. Ибо таких проштрафившихся ученичков Чертова школа знать не знает! В глаза никогда не видела, руками не трогала. И уж точно сама не готовила!..

Судебное заседание было закрытым и скромным. Странно... Две Дюжины уже мысленно нарисовал себе всеадский сбор нечисти с плясками и завываниями. Ох уж это чертово самомнение... Видать, не судьба... Скорее всего не хотят привлекать внимания начальства к факту из рук вон плохой охраны музея... Осталось только понять, хорошо это, или плохо.

— Ввиду несостоятельного возраста... — Старая мумия в парике зачитывала сухим замогильным голосом вердикт. Интересно, а бывает у мумий другой голос? Скажем, если ее вымочить?..

— И полной профнепригодности...

Как это полной профнепригодности?! — Две Дюжины чуть не взорвался в зале заседаний. Вот уж воистину был бы громкий конец. — А кто в музей тайком прокрался, не потревожив охрану?! Кто кикимору-смотрительницу вокруг хвоста обвел?! Да если б не эта проклятая веревка, он бы уже принимал поздравления за лучшую пакость сезона! Эх, мечты-мечты... Но с полной профнепригодностью как-то они перегнули...

— Определить несостоявшегося черта...

Судя по скорости вынесения вердикта и сухости формулировок решение спустили откуда-то сверху. Тут даже голос мумии ни при чем — местные воротилы не упустили бы возможность повитейвствовать да покрасоваться перед начальством. Ан-нет. Начальство успело выслужиться раньше. На то оно и начальство — у них опыта побольше будет.

— В школу-интернат "Юный ангелочек"!

— Нееееет!!! — "Две Дюжины" даже с места вскочил. За какую-то вазу?! На погибель и вечный позор?! Он знал, что легко не отделается, но чтоб так радикально? Похоже, эта ваза была все-таки кому-то очень дорога...

Мумия смерила нарушившего тишину и регламент подсудимого мутным взором, но промолчала. Это само по себе говорило о многом — традиционно самым шиком судебного заседания было взвинтить наказание по максимуму для обычно несдержанных чертей. Эдакая вишенка на торте для присяжных-заседателей. Но тут взвинчивать было уже некуда. Страшно подумать, но на дне высохших, усталых, все повидавших на своем тысячелетии глаз угадывалась нотка сочувствия. Кому сказать — не поверят. Да и говорить не стоило бы — сочувствие в адском судилище уж точно не поощряется и к символам профпригодности не относится. Кстати о профпригодности... Похоже, что дело — полная шляпа! С перышками...

Школу-интернат "Юный ангелочек" основали когда-то в незапамятные времена — сразу по окончании великой войны Небес и Преисподней как символ если не мира то хотя бы какого-то цивилизованного сосуществования. Называлось это заведение как-то по другому — как-то пафосно и пусто, что, в общем-то хорошо отражало его суть. Никто всерьез даже и не думал к нему относиться, что ярко демонстрировалось использованием даже в официальных протоколах заседаний названия неофициального... Но к самому заведению относились всерьез. Даже слишком всерьез, ведь не существовало большего позора для обитателей Преисподней, чем туда попасть, и не важно — директором, работником или воспитанником. Перенимать ценности? Проникаться важностью мирного сосуществования? Постигать мировоззрение?! Да любой обитатель этого заведения с радостью побежит драить общественные уборные на вокзале для новоприбывших душ, если ему позволят! Обычно не позволяют... Побег, то бишь нарушение предписания явиться по назначению, карается развоплощением. Некоторые так и поступают, предпочитая гордость существованию. Но посмертное обеление... точнее тогда уже очернение тут не предусмотрено, иначе гордых самоубийц было бы в разы больше. А так... надо же как-то заведение наполнять...

Гордым самоубийцей Двадцать Четвертый не был. Скорее он был оптимистом, и даже после рокового назначения считал, что все еще сможет если не прорваться в уважаемые демоны, то хотя бы отстоять себя. Интересно, а может ли он еще именоваться Двадцать Четвертым? Прозвище "Две Дюжины" он себе в любом случае оставит, но имя-номер было показателем ученика чертовой школы, а теперь у него совсем иная альма-матер. Ладно, хотелось бы, чтобы это была самая большая из его насущных проблем. Увы, есть и другие. Например — забрать свои вещи из чертового общежития. Возможно, если он поторопится, то еще успеет не попасть под град всеобщих насмешек вчерашних однокашников. Руководству школы-то, конечно, уже сообщили итоги заседания, но вряд ли они стали сразу придавать их широкой огласке — это ведь и позор для школы, а не только для него, так что... Тишина — лучший друг не только демонов-убийц из Черной Бездны. Есть у нее и другие почитатели.

— Две Дюжины, ты что тут делаешь?! Тебя же вроде повязали! — Знакомый писклявый голосок раздался из боковой пещеры. Теперь вопрос: насколько быстро распространяются новости? То, что его повязали, могли узнать многие, а вот с чем выпустили... Остается надеяться, что это простое чертово любопытство, а не многоступенчатое издевательство, до которого обитатели этих мест большие охотники. Некоторые блюда, например проштрафившихся чертей, нужно подавать особо горячими, а для этого разогревать их следует постепенно, уводя все глубже в пучину лжи, изворотов и бессилия.

— Повязали, да запутались! А вот одному лешему крупно несвезло! Хотя, это еще как посмотреть — он все жаловался на сырость своего подлеска, а теперь, вон, новое помещение обживает...

Удары сердца отсчитывали доли секунд. Кончик хвоста усилием воли спокойно болтается по земле. Собеседник — хитрый мелкий бес, такого на мякине не проведешь, но ключевое "это как посмотреть" не дает раскусить свое фиаско, маскируя всю картину. А говорят — профнепригодность...

— Темниииишь! — Бес поднял вверх палец с острым коготком. Секунду подумал, и поднялся в воздух сам на перепончатых крыльях.

— А ты в осветители подался?! — Две Дюжины ступал на топкую почву.

— Кто бы говорил! — Ухнуло сзади. Похожий на филина демон-надзиратель буквально вывалился из провала, ведущего в адскую библиотеку. Этот явно в курсе. Ему по статусу положено знать, кого пускать, а кому тут не место. Всяким недооперенным, например!

Сердце предательски дрогнуло. Волевой контроль хвоста написал заявление об уходе в досрочный отпуск. Но в этот момент откуда-то из-за спины филина раздался характерный хлопок. Похоже, молодняк, улучив момент, когда надзиратель отлучился, принялся за любимую забаву — начертили на скорую руку пентаграмму на столе и попытались вызвать кого-то из старших.

Филин досадливо щелкнул клювом, развернулся и грузно поспешил внутрь — поскорее предотвращать вызов, иначе нагоняй будет такой, что хоть сам в пентаграмму ложись. Для жертвоприношений. Добивать чертенка, он, понятно, не стал — сейчас это все равно, что целиком отдать его на съедение бесу, а на такие подарки демоны не падки. Бес тоже ничего не понял — последний пассаж он принял на счет "сдачи" лешего в качестве засвеченной фигуры, что с точки зрения бесов нечто само-собой разумеющееся. Но теперь счет шел на минуты — нужно быстро собирать манатки и исчезать отсюда. Навсегда.

Здание школы-интерната было ветхим и каким-то покосившимся. Содержалось оно за общий счет сторон... И счет этот явно был не в его пользу. Эдакая мелкая докучливая заноза, о которой так хочется забыть, но не получается. Одна из четырех колонн фасада грозилась вот-вот рухнуть. Судя по всему — повторить подвиг своей же товарки, некогда уже совершенный. Подвиг удалось предотвратить, но на толковый ремонт сил не хватило — так и стояла колонна в строительных лесах. Судя по символам — стянутых откуда-то во время Пунической Войны. А что — стоит же себе как-то, ну и еще пусть чуток постоит... А вот на самом фасаде символы уже стерлись, что тоже как бы намекает о том, что наибольшее внимание данное заведение получает от времени.