Улыбка гусара

Ариох и Цепеш.

Улыбка гусара

Аннотация.

Миль пардон, уважаемые дамы и господа. Если вы решитесь обратить ваше благородное внимание на мое жизнеописание, кое здесь, на ваш суд представлено будет, то хочу заранее уведомить вас: писан сей труд мною, Ахтырского гусарского полка поручиком Бельским, с целью увековечивания событий достославных, со мной в начале двадцать первого века произошедших, и по просьбе подруги моей, Элен, которая почему-то на прозванье 'Готесса' откликаться предпочитает. Хочу предупредить вас заранее, что в трудах моих не найдете вы мерзости содомской, кою ныне политкорректностью именовать изволят, равно как и отношения благостного к врагам российским, космополитизмом и толерантностью обзываемыми. Засим, выражаю надежду, что мемуары мои заинтересовать вас способны. Честь имею, господа.

Поручик 3-го эскадрона 2-го дивизиона Ахтырского гусарского полка, граф Бельский Аркадий Николаевич.

Глава первая

В которой я просыпаюсь после ОЧЕНЬ долгого сна, и понимаю, что совершенно ничего не понимаю.

Шум... Опять этот шум, словно раскаленной иглой вонзающийся в мою многострадальную голову. Неужели благородному человеку нельзя спокойно поспать в собственном доме?

— Тысяча чертей и сотня ангелов вам в глотку. Что такое? Какой гад мне спать не дает? Прошка, мерзавец! Запорю, вот как бог свят, запорю эту скотину! — бормоча угрозы нерадивому денщику, я перевернулся на другой бок, и снова стал проваливаться в благодатный сон.

Нет, Прохор видно сегодня точно не успокоится. Я, конечно, придерживаюсь либеральных взглядов, даже как-то книжицу мсье Руссо читать пробовал, — между нами, господа, — ТАКАЯ МУТЬ, — гм... кажется я отвлекся. В общем, если денщик не уймется, я его точно сегодня на конюшню, за порцией горячих отправлю, и ни на какой либерализм, и мэтра Руссо не посмотрю! Потом... Когда проснусь.

Я вновь повернулся, устраиваясь поудобней, и постарался уснуть.

Да что это такое! Он там, похоже, не один надрывается! И слова какие-то странные, точнее иностранные. Никогда от него ничего подобного не слышал. Этот бездарь едва-едва по складам читать умеет, да и то пытается забыть сие с трудом вложенное умение, как совершенно ненужный хлам. Ох... Пить как охота! И глаза не открываются. С кем же я вчерась так надрался? С Ржевским? Уж больно симптомы похожи? Да нет, он же вроде как с месяц назад в Мариуполь уехал... Странно. О, вроде заткнулись. Можно еще подремать...

Благодатная влага льется на дерн, укрывающий старую могилу, с невероятной, необъяснимой никакими физическими законами скоростью проходит сквозь землю и стенки давно прогнившего гроба, и целиком, без остатка, впитывается лежащим там иссохшим телом.

О-о-ох. Я открываю глаза, и память наконец-то возвращается. Что со мной? Какой Прошка? Он давно умер и черви сожрали его бренное тело! Если конечно не отравились, бедолаги. Превреднейший был человечишка. Гм... в таком случае, он, получается, останется нетленным? Еще и за святого принять могут... Мда... Святой Прохор, насморкоисцеляющий. Вечно от него такое амбре шло, что никакой насморк не выдерживал.

Однако я опять отвлекся. Увы. Дурная привычка рассуждать о посторонних вещах, которую я приобрел за время пребывания в могиле. А что вы думаете, попробуй-ка, полежи, в довольно-таки неуютном гробу, с осиновым колом в груди, не имея возможности даже пошевелиться.

Что? Как я дошел до такой жизни? Ну, это история длинная. Ах, до понедельника вы совершенно свободны? Тогда другое дело.

Отец мой, урожденный граф Бельский, попав в опалу при покойном Павле Первом, отбыл в свое поместье, дав слово более не появляться в столичном свете.

Там он и оставался вплоть до самой своей кончины, изредка делая выезды к соседям. На одном из таких выездов, он и познакомился с моей матушкой, дочерью небогатого земского дворянина. Разумеется, брак был несколько неравным, однако матушка моя в те годы была первой красавицей, а отец, по причине опалы, не мог рассчитывать на благосклонность дамы своего круга.

В положенный срок после свадьбы, на свет появился я, вызвав немалое огорчение своего почтенного родителя, поскольку матушка моя, которую он сильно любил, вскоре тихо угасла, не перенеся напряжения родов. Жениться вдругорядь он отказался, заливая свое огорчение крепким испанским вином, и забываясь лишь на охоте, и при игре в карты, к которым питал известную слабость. Надо сказать, что будучи игроком весьма удачливым, он тем самым изрядно преумножил наше благосостояние, и без того довольно немаленькое.

Отца своего я видел редко, поскольку занятый охотами, картами, испанским вином и молоденькими крестьянками, в поместье он наезжал нечасто, передоверив мое воспитание дядьке Игнату, который некогда служил у отца денщиком, и кое-что понимал в благородном обхождении, старой гувернантке-француженке Эмили Ласьонель, и своему духовнику, отцу Савелию.

О нем надо рассказать поподробнее, ибо именно он сыграл немалую роль в произошедшей со мной беде. Ну, если не считать моей собственной глупости и доверчивости. В те годы, он был довольно молод, однако уже успел прославиться на весь уезд своим кротким и незлобивым нравом, готовностью прийти на помощь каждому, кто в нем нуждался, и некоторой медлительностью мышления.

В бытность мою отроком, именно он учил меня грамоте и всем тем наукам, что постиг сам. Частенько, получив наказание за детские шалости, коих, должен признаться, творил я в немалом количестве, так как был весьма живым и подвижным ребенком, бежал я к нему, за утешением и жалостью, всегда получая оное, а иногда, в придачу, и медовый пряник, в те года любимейшее мое лакомство.

Он старался воспитать меня добропорядочным и смиренным христианином, направив мысли мои к вящей славе божьей, но увы, сие сильно противоречило моей непоседливой натуре, и подрастя, поступил я в кадетский корпус, как и было заведено всеми традициями нашего рода.

Затем — война, Бородино, в котором я, не хвастаясь, могу сказать что проявил себя с самой лучшей стороны, за что и был отмечен чином, Европа, Париж, mаdame Э., mаdame Л., mademoiselle Т., дуэль с наглецом Кержанским, понижение в чине, возврат в Россию в составе овеянного славой Ахтырского полка, служба в одном провинциальном, но довольно-таки милом городишке недалеко от границ Псковской губернии, где и располагались наши поместья, визитации светских дам, уставших от телесных и прочих немощей своих престарелых супругов и многое другое. Конечно же, не могло обойтись и без удалых, наводящих оторопь на окрестных мещан гвардейских попоек. Да-с, жаловаться точно не приходилось.

Там я и познакомился с очаровательнейшей mаdame Сангрени, что и сыграла такую важную роль в моей судьбе. Поневоле вспоминается тот день, пардон, ночь... Та ночь, когда меня "причислили" к сему довольно благородному сословию магического мира, представителем коего я сейчас и являюсь. Действительно, какой гусар мог бы устоять, когда такая роскошная красавица приглашает его "посмотреть венецианское зеркало в её спальне?" Нет такого гусара, господа! И не было никогда! По крайней мере, мы подобных, в нашем полку, не потерпели бы!

И главное, в самом начале, все было просто замечательно! Какая страсть, какая экспрессия! Но вот потом... Нет, когда она начала говорить, что мы будем навеки вместе, то это еще ничего... Обычная женская уловка, так я решил. Когда она вызвала слугу, чтоб тот задержал меня, после моего заявления, что я с болью сердечной вынужден её покинуть, поскольку командир отправляет меня на Кавказ за дуэль с Кшишимским (прощаться с дамой надо изящно господа! Этой уловке меня научил Ржевский, — между нами — тот еще ловелас, если не сказать похлеще). Да, это было тоже ничего...

Но когда этот её Андрейка категорично отказался умирать от двух пуль, угодивших ему в лоб (отправляясь к даме, я всегда беру с собой пару пистолетов. Так, на всякий случай. Вдруг, муж вернется не вовремя...), а сама madame Сангрени вдруг вцепилась мне в шею внезапно отросшими клыками, вот тут-то и началась самая мистика.

Очнулся я на той же самой роскошной кровати, но с единственным отличием — руки были надежно прикованы, а голова шла кругом не только от избытка эмоций, но и просто вследствие странного самочувствия. Очаровательная, а к тому же оказавшаяся весьма зубастой, мадам мило улыбалась, будто ничего такого особенного не произошло. Как выяснилось чуть позже, с ее точки зрения действительно ничего не произошло — я на ее счете был далеко не первым соблазненным "кандидатом на укус". В её-то сто восемьдесят с чем-то лет...

Да, задержался я у Сангрени в гостях значительно дольше, нежели рассчитывал. На месяц... Честью клянусь, узнал много нового и очень интересного, напрочь перевернувшего мои представления о мире. Также мне очень доходчиво объяснили о новых возможностях изменившегося тела, а заодно и о том, какие горизонты открываются. Впечатлило. Зато причина, по которой прекрасная дама изволила обратить на меня свое внимание во всех смыслах этого слова, оказалась несколько болезненной для самолюбия. Я-то рассчитывал на свою природную неотразимость гусарского офицера, а не тут-то было. Сангрени, эта вампирша из древнего и могущественного рода, просто изволила несколько заскучать, будучи временно вынужденной остановиться в этом городе. Скучать же она не любила...

Тут и подвернулся пропадающей от тоски аристократке возможность поразвлечься, использовав для этого бравого поручика гусарского полка.

Должен признать, обозлился я тогда преизрядно. Не сдержался-с. Когда, спустя месяц, было мне предложено удалиться, ввиду отъезда мадам, и заканчивающегося отпуска, достал я саблю... Она очень неплохо сражалась, да-с, но куда нежной барышне, пусть даже и из кровососущей породы, тягаться с лучшим фехтовальщиком Ахтырского полка? Тем более, что скорость движений у нас была равной. В общем, отрубил я ей голову, прежде чем она чары свои применить успела. По новой своей привычке, и крови её хлебнул немного, отчего возможностей, надо сказать, прибавилось у меня вполне порядочно.

Потом, по особнячку её прогулялся, слуг истребляя. Занятие, для офицера, конечно неподходящее, ну да на войне и не таким заниматься приходилось. В общем, никто не ушел. В подвале комнатенку, телами людишек местных, полностью обескровленных, обнаружил, и на душе сразу спокойнее стало.

Но не полностью. Я-то ведь, нынче в том же состоянии пребываю! И пусть теперь, крови Сангрени выпив, я и на солнце выходить смогу, (Да-с, господа. Молодых вампиров, вроде вашего покорного слуги, солнце дотла сжигает, только после семидесяти лет ему противостоять возможно становится. Ну, или если более древнего вампира убить удастся, да кровь его выпить. Тогда вся сила проигравшего — победителю достается. Напрасно мне Сангрени об этом рассказала... Ох, напрасно.) да только кровь людскую пить мне все равно придется. И решил я тогда, в усадьбу свою родную съездить, да с отцом Савелием посоветоваться. Благо, оставалось у меня еще несколько дней отпуску, как раз на дорогу бы хватило. Это и было моей большой ошибкой. Впрочем, не самой большой...

А что бы вы на моем месте делали? Поневоле хотелось с кем-то о произошедшем поговорить, но подходящего человека никак не находилось. Другие вампиры? Так ближайших, я сам извел, а чувство крови (полезнейший навык господа. Ему меня тоже Сангрени научила) показывало, что все подобные мне создания находятся от меня весьма далёко.

Сослуживцы, давние товарищи по боям и широким застольям? Пропустят мимо ушей — в лучшем случае отделаются несколькими словами и предложением "выпить за господина поручика, который немного слишком переувлекся сочинениями лорда Байрона, и за его очередное приключение". Душевные люди, надежные, но тут от них проку маловато будет. А поговорить с кем-то надо, все нутро переворачивается. Да, я и раньше убивал — на войне, на дуэлях, разбойничков как-то раз пострелял, что одиноко едущего гусарского поручика пограбить решили. Дело обычное. Но убивал просто, не как сейчас, когда нужна была еще и кровь. Непривычно как-то... Да и где разбойничков столько набрать, чтоб прокормиться можно было? На войну, что ли податься? О переводе на Кавказ попросить? Там, говорят, снова чеченцы пошаливать начали.

Так, в расстройстве чувств, я и вернулся в родное поместье. Приказчик вертелся юлой, однако мне было не до этого мошенника. Переменив лошадь, я галопом направился к недальней церквушке у села, где и командовал приходом отец Савелий.

Старик мне очень обрадовался. Выставил чай, пряники. Посидели. Тут я ему все и рассказал. В начале он мне не поверил, и посоветовал, никогда больше не мешать коньяк с шампанским, а водку пить не более полуштофа в неделю. Но когда я ему показал кое-что из науки madame Сангрени, тут же стал очень серьезен. Пообещал покопаться в книгах, да посмотреть, что к чему, с иерархами посоветоваться. С тем я от него и ушел. Переночевал в поместье, да и убыл в расположение полка. Как раз, к концу отпуска успел.

Через пару недель, когда вновь начал я позывы голода вампирского испытывать, приехал он, да не один, с монахами какими-то. Вызвали меня к полковнику, да и говорят, что, вот мол, Аркадий Бельский, по просьбе Синода, и приказу императора Российского, поступаешь ты в распоряжение святой матери нашей, церкви, на срок неограниченный, доколе надобность в тебе у них не отпадет. Не посрами мол, отечество. Я что, откозырял, запись в полковой книге отметил, и "поступил в распоряжение'.

Отъехали мы до монастыря недалекого, там-то отец Савелий мне и объяснил, что, мол, обращен я в тварь диаволову, диавольской силой и людской кровью питаемую, и погибнет душа моя, навеки в ад попав, ежели не отрекусь я от своей новой силы. Грустно мне тут стало. Успел уже к возможностям своим новым привыкнуть, жаль отказываться, да ничего не попишешь.

Говорю, согласен, мол отречься, да только как сделать-то это? Тут он мне и принялся объяснять, что есть, мол, обряд специальный, как раз для этого предназначенный, и все, мол, хорошо будет, вновь я человеком стану, и жить счастливо, как и прежде буду. А сам в глаза не смотрит, отворачивается. Понимаю я, что дрянь дело, и вряд ли переживу обряд этот, но что делать... Согласился уже. Да и не к лицу офицеру русскому, церкви православной бояться. Мало я, что ли, на войне в глаза костлявой заглядывал? Можно и еще раз рискнуть.

Пришел в церковь, при монастыре, лег, где указали, окружили меня иконами, и началось. Долго ли продолжалось, — не ведаю, только чую, хуже мне и хуже. Вскоре ни пальцем пошевелить, ни глазом моргнуть, ни даже вздохнуть не мог! Благо, что вампирам дышать не обязательно.

Тут прекратилось все, и отец Савелий ко мне подходит, а сам смотрит, виновато так, и говорит, значит: — Прости меня, сыне. Обманул я тебя. Нет у церкви святой, способа излечить тьмою рожденных, каким ты стал. Обряд этот лишь сковал тебя, чтоб сопротивления, дьявольской силой одержимый, ты нам оказать не мог, пока то, что в такой ситуации делать должно, исполнять мы будем. Сейчас же поднесли ему елей, и стал он соборовать меня, как умирающего.